Описание сражения между жителями Моретан-Бея, в Новой Голландии, и многих других поколений.

(Писано со слов Джона Финнегана, одного из Англичан найденных на сих берегах.)

Жители берегов Пемзовой реки, поссорившись с поколением, живущим от них за 25 миль к юго-востоку, сбирались итти на сражение с ними, и начальник наш, у которого я жил, пригласил меня с собою. Мы пустились в путь очень рано по утру, и проходили в день от десяти до пятнадцати миль. Партия наша состояла из десяти мужчин, осьми или девяти женщин, четырнадцати детей, Короля, его сына и меня. Мужчины несли рыболовные сети и копья свои, а женщины запас папоротниковых кореньев и рыбы. Кроме того, всякий имел при себе вудгаг и свою сагаю. На утро третьего дня, мы остановились; мужчины наловили рыбы, и поевши, начали [94] мазаться краскою и украшаться перьями. Начальник сам взял на себя труд покрыть меня углем и жиром. По окончании нашего убора, мы опять пустились в путь и пришли ко множеству шалашей, построенных на сей случай. Их было так много, что я не мог перечесть всех, и всякое поколение, пришедшее на сражение, поставило шалаши свои отдельно. Не доходя немного до сего небольшого стана, мы сели, и собравшаяся толпа, увидев нас, приветствовала громкими восклицаниями. Скоро люди других поколений посетили моих товарищей, и прославляли свое соединение жалобными завываниями. Чрез несколько времени, начальник поколения, на земле коего мы находились поговорив с нашим предводителем, назначил место, на котором должны мы были поставить шалаши свои. Женщины наши тотчас начали строить, и часа в два сделали 5 или 6 покойных хижин, в которых мы провели ночь. На другой день, рано по утру, несколько человек, в числе которых были наш начальник и некоторые из его подданных, отправились на ловлю кенгерусов. Они убили только одного, и принесли мне большой кусок его мяса, которым я [95] порядочно пообедал. Я должен отдать им справедливость, что тут, как и везде, они всегда вполне удовлетворяли моим нуждам, не смотря на то, мало или много у них самих было. В тот же вечер, по захождении солнца, все дикие отправились с горящими головнями на место, где на другой день должно было произойти сражение. Начальник оставил меня в шалаше с женою и двумя детьми своими, и я скоро заснул. Однако ж, он ночью возвратился, потому, что проснувшись на другой день, я увидел, что он лежит возле меня.

После завтрака, мы опять выкрасились, и двинулись вперед, выстроившись в линию; в это время присоединилось к нам множество посторонних, которые, по видимому, все радовались, что я иду вместе с ними. Мы скоро пришли к ровному месту, посреди коего была выкопана яма, футов 40 в поперечнике и фута в три глубиною. На противной стороне стояли также в линии наши неприятели, которых было от 5 до 600. Тогда меня оставили с женою нашего начальника в некотором отдалении от места битвы, но желая лучше видеть сражение, я подвинулся вперед, не смотря на [96] все усилия моей смотрительницы, которая шла за мною, плача и призывая меня. Один мужчина из нашего поколения, подошел ко мне и подвел меня ближе. Я увидел, что одна из наших женщин дралась с женщиною противной партии, и они с яростию наносили одна другой ужасные удары вудгагом (палка дюймов в тридцать длиною с прикрепленною на конце большою подушкою, набитою шерстью.) Бой был непродолжителен; минут чрез пять они выбились из сил; их головы, руки и шеи были ужасно исцарапаны и распухли от ударов; наша женщина была объявлена победительницею, потому, что неприятельница не могла ей долее сопротивляться.

Громкий крик возвестил победу, и сражавшихся вынесли из круга. Жена нашего начальника пришла тогда ко мне и старалась всеми силами увлечь меня далее. Но видя, что я непременно хочу остаться, она позвала мужа, который отнял у меня сагаю и заставил меня выйти из толпы. Он позвал других начальников и показал меня им. Тут все они начали надо мною смеяться, и долго разговаривали, удивляясь моему цвету. Начальник наш стал что-то им говорить, [97] и вероятно просил, чтобы они меня не трогали, ибо они старались объяснить знаками, что мне от них опасаться нечего. Меня опять отдали моей смотрительнице, и она отвела меня на прежнее место, откуда я мог довольно хорошо видеть все происходившее.

Кажется, во время свидания моего с начальниками, началось другое сражение потому, что скоро несколько человек из нашего поколения вынесли одного из своих, раненого копьем в бок и исходившего кровью. Его положили возле меня на колена двух диких, и покрыли кожами кенгерусов. Мужчины, женщины и дети начали плакать, и по временам приносили воду, чтобы обмыть его рану, но она была смертельна, и он чрез час умер.

Жена начальника отвела тогда меня на некоторое расстояние от места, где лежал он, и товарищи тотчас начали обдирать его, но по отдаленности, я не мог видеть, каким образом они это производили. Между тем двое других мужчин вошли в круг, и третие сражение началось в то время, как обдирали умершего. Услышав внезапный крик, я подумал, что произошло что ни будь необыкновенное, и в самом деле после узнал, [98] что зрители не одобрили поведения бойцов, но я не мог узнать, каким образом нарушили они правила сего дикого турнира.

Толпа отошла от места битвы, и наше поколение построилось в линию, между тем, как неприятели с своей стороны производили то же движение. Тогда стычка сделалась общею; многие воины обеих партий выходили вперед с поднятыми сагаями и опять возвращались в ряды, как легкая пехота. Другие прятались за деревья, и выжидали случая пустить стрелу. Сражение продолжалось таким образом около двух часов, и в то время ранено много людей, и один из наших убит; но я не мог узнать, велика ли была потеря неприятелей. Наши начали отступать; женщины и дети, приметив, это движение, сделали мне знак, чтобы я за ними следовал. Мы пустились в путь, оставив только тех, которые обдирали тело. Не в состоянии будучи бежать также скоро, как другие, я очутился в средине неприятелей, которые однако ж, не смотря на мой страх, не сделали мне ни малейшего вреда, но смеялись надо мною, как прежде наши начальники. [99]

Я возвратился в хижины, в которых мы провели последнюю ночь, но не нашел там никого; к вечеру наши начали собираться. Под ночь я увидел довольно большой отряд диких, которые несли тела двух убитых. Они положили их на землю, шагов в 60 от хижин, и начали плакать. Первый труп был совершенно ободран, а другой еще нет. Мне хотелось приблизиться, но товарищи меня удержали и заставили воротиться к огню. Чрез несколько времени, начальник и жена его начали связывать свои сети, оружие и проч., чтобы тотчас пуститься в путь. Тогда зажгли два большие костра, положили на них тела; по звуку и неприятному запаху, я догадался, что они скоро сгорели. Мы отправились, и прошед с полмили, остановились ночевать. На другой день рано по утру, мы опять пустились, и шли весьма скоро целый день, не останавливаясь ни для отдыха, ни для подкрепления себя пищею. В нашей маленькой партии было ранено четыре женщины и трое мужчин, последние довольно опасно. Они однако ж всеми силами старались не отставать от других. [100]

Во время шествия заметил я, что двое мужчин, один наш, другой из союзного нам поколения, несли на плечах что-то тяжелое; они шли не по одной дороге с нами, но пробирались между кустов и в стороне, в некотором они нас отдалении. Желая знать, что они несут, я старался к ним приблизиться, но товарищи мои меня не пускали и объясняли мне знаками, чтобы я удалился. В этот день прошли мы от 8 до 10 миль, и к вечеру пришли на берег большого болота, где и остановились; женщины тотчас построили несколько шалашей. Они принуждены были потом собирать папоротниковые корни на всю партию, потому, что мужчины обязаны только доставлять дичь и рыбу. Я жил, по прежнему, вместе с начальником, и видел, что в небольшом расстоянии от его хижины, двое, шедших особо, повесили ношу свою на дерево; я опять тщетно старался подойти к ним. Мы оставались два дня на этом месте, и во все время большой огонь разложен был под деревьями, на которых висела священная ноша. К вечеру второго дня я решился в последний раз попытаться узнать, в чем она состояла, ибо давно уже догадывался, что [101] то были кожи убитых в сражении. Старый начальник, видя, что я подхожу к ним, побежал за мною, и кричал, чтоб я воротился, но я не слушал, и наконец достиг своей цели. Я не ошибся в своем предположении: обе кожи были растянуты, каждая на четырех сагаях, и сушились над огнем. Кожа с головы была разрезана на двое, и висела с хорошо сохранившимися волосами; ногти у ножных и ручных пальцев не отпали. Многие мужчины и женщины сидели около огня под кожами, и пригласили меня сесть с ними; я сел, и мне дали несколько кусков мяса кенгерусов, чтобы украсить ими голову и руки. Они, по видимому, хотели, чтобы я пел, но я им изъяснил знаками, что мне кажется неприличным петь вблизи остатков друзей наших; они удивились, и после дали мне знать, что отказ мой был им очень приятен. Чрез полчаса пришла за мною жена начальника, и отвела меня в хижину. Вскоре после этого мужчины покрылись кожами кенгерусов, один из них надел старое мое исподнее платье, и вместе с двумя женщинами начали советоваться около огня, держа в руках зажженные головни. Поговорив с [102] полчаса, двое из них взяли кожи и побежали во всю прыть сквозь кустарники. Другие с криком и шумом пустились за ними. С этих пор я уже не видал плачевных остатков наших товарищей, и не знаю, куда их девали. Чрез три четверти часа все возвратились, и дикий, который взял мое исподнее платье, отдал мне его назад. На другой день утром мы опять отправились, и пришли к Пемзовой реке по той же дороге, по которой шли на место сражения; в это время мужчины предавались обыкновенным своим занятиям, ходили на охоту и ловили рыбу, как будто ничего особенного не случилось.

Из Nouv. An. des Voyag. -н.

Текст воспроизведен по изданию: Описание сражения между жителями Моретан-Бея, в Новой Голландии, и многих других поколений. (Писано со слов Джона Финнегана, одного из англичан найденных на сих берегах) // Северный архив, Часть 20. № 5. 1826