Плавание к Сендвичевым островам.

(Окончание).

Они выехали из Лондона 22 Сентября и на другой день сели на корабль la Blonde, который в Вуличе взял тела их Государя и Государыни. Путешествие до Вальпарейзо было весьма счастливо, но тут Адмирал Капиге умер 8 Февраля от нарыва в голове. Он был человек здоровый и сильного сложения, но с некоторого времени неумеренно употреблял крепкие напитки и это расстроило его здоровье. Он был умен, имел превосходную память и довольно хорошо говорил по Английски. Проходя Тихий Океан, la Blonde правила к островам Галлапагским и 26 Марта остановилась у острова Альбемарля, самого большого и высокого из всей группы; «многие угасшие кратеры доказывают, что в недавнее время пламя волканов было здесь [69] также деятельно как теперь на острове Норборо (Norborough) и некоторых других. Остров Норборо длиною от севера к югу 76 миль; полуденная часть его, кажется, покрыта лесом. Жар был чрезвычайный и когда мы приближались к земле, термометр поднялся до 84°. Входя в бухту мы разогнали такое множество водяных птиц и других животных, что были почти оглушены их дикими и пронзительными криками. Это место было точно как будто ново-созданное; ни птицы, ни другие животные не удалялись при нашем приближении; пеликаны и морские львы пристально на нас смотрели и, казалось, приказывали нам не нарушать их уединения; мелкие птицы были такие ручные, что прыгали по нашим ногам. Это множество различных существ живет посреди воспламененных волканов; но впрочем места сии представляют самое печальное и дикое зрелище, какое только можно вообразить.

«Некоторые из наших спутников сходили на остров Норборо и нашли там бесчисленное множество морских животных, известных под именем: guanas de mer. Это самое гадкое животное, какое мы когда либо видели; оно походит [70] на аллигатора, т. е. Американского крокодила, но голова его отвратительнее, цвета оно черного нечистого. Видя этих животных на скалах лавы, подумаешь, что находишься в совете баснословных адских духов».

Чрез несколько дней по отъезде оттуда, корабельный священник крестил Лилию и Сендвичских начальников; Лорд Байрон был их восприемником. Боки был уже принят в недра Церкви священником корабля Урания в путешествии вокруг света. 3 Маия путешественники наши увидели наконец берега острова Овейги. Лилия и Боки более печалились нежели радовались при виде своей родины, вероятно потому, что думали о прискорбных вестях, которые везли они своим соотечественникам.

«В час пополудни увидели мы несколько лодок, Мануия тотчас окликнул их и они подъехали к кораблю. Лилия была тогда на палубе и мы имели случай заметить перемену, которую произвело уже в ней пребывание посреди народа образованного: при виде нагих земляков своих, она ушла в каюту, а между тем в юности своей, почиталась одною из лучших плавальщиц; она [71] особенно славилась искуством, с которым бросала плавальную свою доску (Плавальная доска (float board) делается немного длиннее человеческого тела. Края оной утыкали перьями; островитяне ложатся на эти доски и плавают таким образом по целым часам, гребя руками и ногами или придаваясь влечению волн. Даже у детей есть свои маленькие доски. Красивая и хорошо устроенная плавальная доска тоже для Сандвичского островитянина, что для молодого Англичанина, тилбери, кабриолет или и какой нибудь другой легкой модной экипаж.) в самый сильный бурун. Мы уже говорили, как легко эти добрые островитяне привыкли к нашим обычаям; это не походило у них на рабское подражание грубых дикарей; они находили удовольствие к наших занятиях и забавах. В них не было ничего смешного, ни принужденного; один только Казначей Куаноа сам собою сделался щеголем (fashionable); он округлял руки, беспрерывно поправлял воротничок рубашки и платок на шее, как настоящий денди (dandy); почему земляки его, которые очень смешливы, разговаривая делают много жестов, означая его, всегда подражая этим телодвижением.

La Blonde бросила якорь в бухте Гагинской 4 Мая вечером. Берег [72] покрытый до самого моря густыми драгоценными деревьями, предоставляет самое приятное зрелище. Хлебное дерево стоит рядом с кокосовым, красивым и полезным ку, бананом, воте, из которого туземцы приготовляют ткань, огиею, сахарным тростником и проч. Боки, Лилия и их товарищи, все в черных платьях, сошли на землю; Лилия была в черном шелковом платье и в шляпке с перьями того же цвета; без сомнения, на этом острове никогда прежде не видывали такого наряда. Боки был в большом смущении: сходя на землю он говорил Лорду Байрону, что чувствует какое то неприятное расположение духа: но он ободрился при виде нескольких тысяч земляков, которые вышли к нему на встречу. Когда он сошел на берег, они бросились на землю и огласили воздух стонами, оплакивая потерю своего Короля и друга. Боки пошел к отцу Лилии, который был Правителем острова Мани; жители провожали его, испуская жалобные вопли, которые повторяли они несколько раз ночью. Регент Караймоку был тогда на острове Оагу, где он усмирял возмущение, и потому путешественники наши отправились туда [73] на корабле. На берегу встретили их молодой Король Киаукиаули, с почетною стражею, вооруженною ружьями, Королева Кагуману (мать покойного Короля) в колеснице, везомой осьмью канакасами и ее сестры Опеэа и Калакуа; последняя была мать покойной Королевы. Вдовствующие супруги покойного Короля Рио-Рио также тут были; они вышли несколько вперед других. Как скоро шлюпка показалась в виду, Королевы испустили жалобные вопли, Лилия и Боки тоже, а с крепости в честь Тамегамеги палили через минуту из пушек. По окончании церемонии воплей, начальники отправились с нашим лекарем к Караймоку, которому болезнь его не позволяла вытти к нам на встречу. Свидание двух братьев было весьма трогательно. Бросившись друг другу в объятия, они долго не могли выговорить ни слова и потом пошли в часовню миссионеров благодарить Бога за благополучное возвращение начальников после столь долгого отсутствия. За сим Боки встал и говорил речь, в коей описав все, что видел и узнал в чужих краях, увещевал соотечественников своих всего более предаваться изучению наук и строго соблюдать правила религии. [74]

«Лорд Байрон нашел молодого Короля совершенно под опекою Американского миссионера, по имени Бингама, который, по видимому, управлял не только Королем, но и Регентом; таким образом этот, человек овладел на Сендвичевых островах духовною, гражданскою и политическою властию и так сказать сам сделал себя тамошним Вице-Королем. Мы не думаем, чтобы он действовал единственно по рвению к Религии, и так как должно опасаться, чтобы продолжительное пребывание его на Сендвичевых островах не воцарило щам влияния Американцев, то нам бы очень хотелось, чтобы ему велено было возвратиться в свою землю».

Лорд Байрон почел долгом сделать церемониальное посещение Регенту. Хотя у сего последнего был прекрасный каменный дом в Европейском вкусе, но он принял Лорда и его свиту в жилище построенном по обыкновению его отечества. Дом сей только величиною отличался от хижин прошлого народа, и находился на полмили от берега, посреди возделанной земли, окруженной высоким ивняком; верхняя балка лежала на столбах в 40 футов вышиною; дом [75] был длиною в 50 и шириною в 25 футов; свет и воздух проходили чрез четыре двери, обращенные к четырем частям света; вход был через дверь, лежащую к югу. Молодой Король и Князь сидели на бамбуковой софе в северной части дома; они были в трауре и одеты по Европейски; софа была покрыта некоторого рода платьем из перьев, которое несколько преданных туземцев соткали для Княжны Нагейнагейны, в надежде, что она сделает себе из него пау (pau) (Пау есть кусок материи, который женщины носят около бедр и который у мужчин называется маро. Пау, о коем здесь говорится, сделан был из красных перьев с черными и желтыми пятнышками: он был шириною в одну сажень а длиною в девять саженей. За ним проработали целые год.) в тот день, когда брат ее Тамегамега воротится из Англии. Но эта девушка так давно уже находилась под опекою миссионеров, что совершенно знала правила благопристойности и приличия, принятые у образованных народов и никак не хотела явиться в национальной одежде. Посему это драгоценное пау послужило только к тому, что им покрывали софу. [76]

Позади их стояли четыре Кагиля, или по нашему, Королевские знамена. Древка оных были весьма красиво обделаны полированными зубами одного морского животного, перламутром и черепахою; самые знамена были сделаны из редчайших и прекраснейших перьев, искусно и с приятностию расположенных; длиною были они в 14 футов. Кагуману, родительница покойного Короля, и знатнейшие дамы были возле Княжны, и вместе с начальниками составляли две линии, идущие до самого входа. Мужчины одеты в трауре по Европейски, а женщины в черных шелковых платьях; из национального своего костюма сохранили они одни только свои красивые гирлянды и ожерелья из перьев; многие женщины украсили черные свои волосы гребенками с жемчугом; на некоторых были чулки и башмаки. Караймоку сидел на большом стуле против Королевы и несколько впереди других начальников; этот почтенный человек был одет в черное шелковое платье; верхняя одежда его была род широкого шлафрока. По обеим сторонам его стула приготовлены были места для Лорда Байрона, Консула и офицеров. «Все начальники, исключая [77] Короля, Княжны и Регента встретили нас стоя. Мы все были поражены кротким и умным видом Караймоку, и благородством его обхождения, особенно когда он принял Лорда Байрона, который был торжественно представлен Г. Чарлтоном, Английским Консулом. Мы уже знали, что Регент, в знак уважения к Англии, принял имя первого Министра во время Ванкувера, и потому уже готовы были слышать, что его называют Г. Питтом и сами называть его таким образом. Обычаи, принимать имена в знак любви и уважения, у диких весьма обыкновенен; он находится в употреблении на берегах Африки также как и на островах Тихого Океана.

После церемонии представления и пожатия руки у всех начальников одного за другим, Лорд Байрон, посредством переводчика, обратился к Регенту с речью, в которой изъявил сожаление о кончине Короля и окончил оную изъяснением участия, которое Его Британское Величество принимает в благоденствии Сендвичевых островов. Потом Лорд роздал привезенные им подарки; больше всего понравился серебряный чайник; Сендвичские дамы уже употребляли это [78] благовонное питье. Потом принесли полный Виндзорский мундир со шпагою, шляпою и пером; он назначен был молодому Королю, который тотчас надел его и ходил в нем целое утро; он так им восхищался; что беспрерывно смотрел на себя. Лорд Байрон подвел юного Государя к Кагуману и Регенту и сказал им: вот ваш Король; сего последнего увещевал он любить их и слушаться советов друзей столь добрых и умных.

11-го Маия останки Тамегамеги и Королевы были снесены с корабля и положены с Христианскими обрядами в доме Регента, где они должны были остаться до тех пор, пока построят гробницу. Дом был обвешен черным; в одном конце оного сделано было возвышение, на котором положены были тела Государей. Старый Министр любил их как отец; он принял тела их, проливая слезы и хотя был приготовлен к сей печальной церемонии, но она сильно на него подействовала. Когда гробы поставили на приготовленное место, островитяне начали надгробный гимн и корабельные музыканты им аккомпанировали; гимн сей сочинен был Миссионерами на [79] голос одной арии Плейеля. «Такое стечение необыкновенных обстоятельств и величественное зрелище, которое мы имели перед глазами, возбуждали множество размышлении. Все что прежде собственно принадлежало этим островам, все древние их обыкновения, были отброшены. Покойные Государи были погребаемы в одежде, несравненно великолепнее той, которую предки их когда либо носили или даже воображали; никакие кровавые жертвы не оскверняли сих похорон; никакая неблагопристойная церемония, никакой гнусной памятник не оскорблял их праха; но упование будущей, блаженной жизни, принятие веры, воспрещающей кровавые жертвоприношения, и обещающей величайшее благополучие величайшей добродетели, заменяли древнее суеверие. Там, где прежде жили одни нагие дикари, теперь был народ, пристойно одетый и которому покровительство просвещенной нации упрочивало благоденствие продолжительное. — Дикие восклицания, грубые и отвратительные пиршества прекратились и в первый раз слышны были в сих странах сочинение ученого музыканта и звуки Европейских инструментов, [80] сливавшиеся с звонкими голосами дикарей, поющих слова довольно приятные для слуха и переложенные в стихи благочестивыми миссионерами народа отдаленного. — Не возможно было нам не чувствовать удивлении и не быть глубоко тронутыми, видя быстрые и чудные перемены, произведенные в столь малое число лет».

6-го числа составлен был народный совет, в котором молодого Короля признали и утвердили в сем сане; сделали также некоторые полезные постановления для управления островами; Родительница покойного Короля, и некоторые жены начальников, имеющие голос в совещаниях законодательной власти, присутствовали в сем совете. Исполнив таким образом возложенную на него обязанность, Лорд Байрон, возвратился на остров Гаваю (Hawau), велел починить корабль свой а 18 Июля la Blonde подняла якорь и отправилась в Англию. На возвратном пути, проходя Тихий Океан, Лорд Байрон пристал к острову, лежащему под 20° 8' южной широты и 157° 20' западной долготы, и дал оному название острова Парри, полагая, что открыв сей остров, может воспользоваться этим преимуществом. Хотя сие [81] право у него оспоривают, потому что остров сей показан на одной новой карте и Английские миссионеры к нему приставали, описание острова и его жителей довольно занимательно. Первый человек, которого там встретили, был в соломенной шляпе такого же вида как наши, суконном жилете и перевязи из тапа, похожей на поншо дикарей Южной Америки. Язык его походил на Гаваюский и он называл этот остров Моти (Mauti). Потом приехали на корабль двое статных мужчин в бумажных рубашках, в суконных куртках и вместо панталон в некоторого рода юбке, которая доходила до половины ноги. К великому удивлению корабельного священника эти люди показывали свидетельство, полученное от членов общества миссионеров в Лондоне, живущих на Отагейти и дающее им титло наставников жителей сего острова; они со своей стороны казались чрезвычайно удивленными всем, что на фрегате видели. Очевидно, что они никогда еще не видывали столь большого судна; они особенно поражены были огнем в кухне и корабельною музыкою. Им дали хлеба, они его долго нюхали и [82] потом съели, но вино пробовали с величайшим отвращением.

Несколько человек экипажа сошли на берег под их предводительством и мужчины со всего острова вышли им на встречу. «Две женщины, которых мы только и видели, были жены сих наставников, и весьма благопристойно одеты с головы до ног. Все эти люди бросились к нам толпою, чтобы пожать нам руку и казались довольными не прежде, как и мы сделали этот знак дружбы. После сей церемонии, они повели нас к своим жилищам, отстоящим на две мили от берега; дорога к ним шла чрез густой лес; возле оной видели мы две строящиеся лодки. Каждая из них была длиною в 80 футов, нижняя часть их была, по обыкновению, весьма искусно выдолблена из одного дерева. Дорога, усеянная отломками кораллов, была негладка, но делала приятные извороты по лесу, который представлял нам новые красоты, по мере того, как мы подвигались вперед; наконец мы вышли из лесу на прекрасный зеленый луг, на котором стояли две очень хорошенькие хижины; стены оных были выбелены известкою; тут жили миссионеры, [83] которые, кажется, самые знатные люди на острове. Внутренность сих жилищ соответствовала наружности; пол выстлан досками; софа и несколько стульев тамошней работы стояли около стен; окна, украшенные решетчатыми ставнями (jalousies) придавали комнатам свежесть и приятность. Комнаты были разделены ширмами из тапа; в одной стояла кровать из белого тана и пол устлан был этою же материею, покрытою лаком и похожею на вощанку; все окружающее приятным образом удивляло нас своею чистотою и красивостию; не меньшее удовольствие принесло нам пристойное поведение сопровождавших нас людей и особенно женщин; все что мы видели, составляло совершенную противоположность с тем, что замечали на других островах. Но народонаселение сего острова весьма не многочисленно; наставники могут удобно надзирать за оным и доселе никакие внешние сношения не разрушали действия их наставлений и примеров.

Разделив с нашими хозяевами обед поданный хозяйкою, и состоявший из жареного поросенка, плода хлебного и ямсов, мы пошли с миссионерами в их церковь; [84] она стояла на склоне пригорка, шагах в четыреста от хижин. Загородка из стволов кокосового дерева окружала место, на котором она была построена. Церковь эта овальная, и крышка оной поддерживается четырмя столбами; в ней могут поместиться человек двести. Свет и воздух входят через две двери и двенадцать окон. Кафедра и налой вырезаны и выкрашены со вкусом; есть несколько хороших рисунков; лавки расположены в порядке. Кладбище находится близ церкви и лежит на зеленом возвышении. Простота и порядок, царствующие в сих местах, возбудили наше удивление и сделали нам большое удовольствие. Один из миссионеров пошел с нами через тот же лес к берегу. Пение птиц, которых перья были столь же богаты, как и новы для нас, бабочки с крылышками, испещренными тысячью различных цветов, приятность климата, величественный вид дерев и особенно совершенное согласие, царствовавшее между жителями, представляли нам картины разнообразные и прелестные, которых воспоминание долго в нас не загладится. [85]

La Blonde перешла чрез экватор 27 Февраля 1826 года; 7 Маия по полудни встретили обломки Frances Mary, которого несчастное кораблекрушение столь известно, что мы не почитаем нужным говорить о нем. На них еще дышали шесть человеческих существ, доведенных до величайшей крайности и принужденных питаться трупами умерших своих товарищей. Человеколюбие Лорда Байрона, попечения, которые принимал он об этих несчастных во время плавания и благополучного возвращения его в Англию, где в пользу их открыта была подписка, достойны всяких похвал; хотя мы уверены, говорят в журнале Monthly Review, что всякой Английский офицер в подобных обстоятельствах поступил бы столь же благородно.

Текст воспроизведен по изданию: Плавание к Сендвичевым островам // Северный архив, Часть 30. № 21. 1827

© текст - Булгарин Ф. В. 1827
© сетевая версия - Thietmar. 2020
© OCR - Иванов А. 2020
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Северный архив. 1827