Главная   А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Э  Ю  Я  Документы
Реклама:

ГОЛОВНИН В. М.

ПУТЕШЕСТВИЕ ШЛЮПА «ДИАНА» ИЗ КРОНШТАДТА В КАМЧАТКУ, СОВЕРШЕННОЕ ПОД НАЧАЛЬСТВОМ ФЛОТА ЛЕЙТЕНАНТА ГОЛОВНИНА В 1807, 1808 И 1809 ГОДАХ

ЧАСТЬ I

ГЛАВА ТРЕТЬЯ.

На пути из Англии до Бразилии.

Известно, что все Императорские военные суда, отправляемые из российских портов в заграничные моря, следуют в содержании команды и продовольствии служителей провиантом одному общему правилу, предписанному в наших морских узаконениях, выключая из сего то, что, по неимению в иностранных портах хлебного вина, ржаных и солодяных сухарей, производят им французскую водку, или ром, белые сухаря и виноградное вино с водою, вместо квасу; но провиант, заготовленный для нас, был совсем другого рода и качества от того, которым вообще снабжается наш флот, и в произвождении оного служителям я имел предписание из государственной адмиралтейств-коллегии следовать примеру известных и опытных иностранных мореплавателей, мнению капитана Крузенштерна — к коллежской инструкции приложенному, или производить провиант по собственному моему рассуждению, располагая свойством и количеством оного по климату и состоянию погоды, а не по регламентному положению, имея в виду главным предметом сохранение здоровья служителей. Выше мною сказано о причинах, которые меня заставили следовать капитану Крузенштерну в сем важном деле, и что от его правил я только отступал тогда, когда по каким нибудь случаям мы не имели средств наблюдать их в точности, или когда лекарь представлял на ясных причинах основанные советы, заставлявшие меня принимать их, в противность правилам капитана Крузенштерна; но такие случаи были не часты, и так как переход из России до Англии нельзя почесть дальним плаванием, которое, по моему мнению, началось только со дня нашего [56] отправления из Портсмута; ибо, оставляя Англию, мы оставили Европу, а с нею и весь просвещенный свет. В землях, к которым нам надлежало приставать в плавании до Камчатки, и на возвратном пути оттуда в Европу, нет никаких уполномоченных или доверенных особ со стороны нашего правительства; нет ни русских Консулов, ни купцов, и для того все пособия мы должны были просить или от чужестранцев, или искать в собственных своих средствах и запасах. Следовательно, собственно называя дальний вояж, можно сказать, что мы отправились в него, или начали оный, когда оставили Европу; и потому прежде повествования о нем, которое начинается с сей главы, здесь я думаю у места будет упомянуть о средствах, принятых мною к сохранению порядка и опрятности в команде, и чистоты в шлюпе, а также и о положении, по коему провиант был производим служителям в течении сей экспедиции. Средства и положения сии, будучи один раз в журнале моем помещены, избавят меня от ненужного, излишнего и скучного повторения, о коих в продолжении повествования я буду только упоминать в таких случаях, в которых по каким-нибудь причинам и обстоятельствам я принужден был сделать в них перемену или отступление. Что принадлежит до порядка в команде, опрятности служителей и чистоты в шлюпе, то средства и правила, принятые мною на сей конец, я сообщил письменным приказом следующего содержания.

1) Офицер и гардемарин, стоящие вахту с 5 до 9 часа, в те сутки наблюдают за чистотою; они стараться должны, чтобы принадлежащие к сему предписания совершенно были выполнены.

2) Всякий день, кроме чрезвычайно ненастных, койки выносить на верх в 7 часов поутру, и раздавать за четверть часа до захождения солнца.

3) В очень ненастные дни коек на верх не выносить, однакож с планок снимать и складывать по средине судна на сундуки и в грот-люк.

4) Наблюдающему за чистотою офицеру, в свой день чаще ходить по деку и посылать гардемарина смотреть, чтобы служители днем не спали, чтобы мокроты в банках не было, чтобы в банках отнюдь никакого мокрого платья не лежало, и на низу сушить ничего не позволять.

5) Все служительские вещи должны храниться в чемоданах, для коих отведено особливое место, в банках же никаких вещей, кроме необходимого платья, не иметь.

6) Баки, ложки и все другия нужные для стола вещи хранить [57] по-артельно в нарочно для них сделанных местах, а в банках их не держать и полок никаких отнюдь не делать.

7) Время на завтрак, обед и ужин определяется по получасу: к завтраку свистать в 8 часов, к обеду в 12 часов, а к ужину за полтора часа до захождения солнца. Сие разумеется, если работы нет, впрочем — смотря по обстоятельствам.

8) После обеда и ужина, все бывшие в употреблении баки, ложки и пр. перемыть, вытереть и положить в свои места; палубу подмести и мокроту вытереть.

9) Мокрыми швабрами никогда нижней палубы не тереть. Дней для мытья оной не назначается; а когда я велю мыть нижнюю палубу (что всегда будет в хорошую погоду), то пушки выдвинуть, все мелкие вещи передвинуть, или вынесть на верх; и коль скоро палуба вымыта, то пока совсем не высохнет, служителям на низ сходить не позволять.

10) Вахтенным офицерам наблюдать, чтобы во всякую хорошую погоду виндзейли были спущены в люки, в трюм, — от времени, как служители вынесут койки на верх, до раздачи оных.

11) По смене с вахты, или после какой работы, мокрого платья на низу держать не позволять; а у лестницы все скинув, скласть в шлюпку на ростры или в другое удобное место, а потом в хорошую погоду развесить для просушки.

12) Для мытья белья один день в неделю назначается, смотря по погоде. Половина команды должна мыть в один раз: для сего варить в котле пресную воду; соленою же водою рубашек, простыней и шейных платков не мыть; а прочее платье мыть в соленой воде вместе с койками.

13) Для починки платья дается один день в неделю, смотря по погоде; а если погода хороша, то суббота назначается, буде работа не помешает.

14) Вахтенные офицеры должны также строго наблюдать, чтобы в ночное время или в мокрую и сырую погоду, служители отнюдь не выходили бы за чем нибудь на верх без верхнего платья, в одних рубашках, кроме опасных и чрезвычайных случаев, где они в миг понадобятся.

15) Вахтенным офицерам особливым образом предписывается наблюдать, чтобы служители ни под каким видом не спали и не лежали на деке, а особливо на мокром, или во влажную погоду.

16) В неделю один раз, если погода позволит, просушивать служительские постели, подушки и другия к ним принадлежащие вещи, которые для сего раскладывать по рострам, развешивать по сеткам и вантам. [58]

11) Служители должны белье переменять на себе два раза в неделю, в которые дни вахтенные командиры должны свои вахты осматривать, к чему назначаются воскресенье и середа.

Провиант служителям производил я вообще по следующему положению, согласно с мнением капитана Крузенштерна.

В портах: мясо свежее по фунту на человека ежедневно, варя оное в супе с зеленью разного рода, какую можно было получить; прочую провизию по уставу, кроме гороха, крупы на кашу и масла, которые, заменяясь мясом и зеленью, оставались натурально в казне. В жарких климатах выдавал я служителям иногда вместо сухарей, мягкий хлеб.

В море: в умеренных климатах производилась обыкновенная порция во уставу, когда не было признаков цынготной болезни; в сем случае я особенно следовал капитану Крузенштерну. В поданном от него мнении в коллегию, он говорит, что «всегда старался производить служителям провиант как можно сходнее с регламентным положениемъ»; а в жарком климате, смотря по погоде, я давал мясо соленое четыре дня в неделю; а горох и кашу три дня, и мясо не всегда согласно устава, а иногда по полу-фунту и часто по четверти фунта, варя свое во щах с крупою и кислою капустою; или в супе с крупою и бульоном попеременно, соображаяся с погодою и следуя советам лекаря.

Водку и ром, в холодные дни, пасмурные и туманные погоды, давал я по целой чарке, не разводя с водою, и нередко по две чарки в сутки, когда обстоятельства заставляли команду в мокрое, ненастное время долго работать на верху, а в умеренные погоды и теплые дни производились оные на ⅔ чарки водки или рому, ⅓ воды; в жары же на полчарки водки, или рому, полчарки воды; если же погода к вечеру делалась чувствительно холоднее, то давал и остальную ⅓ или ⅓, чарки, мешая также с водою, чтобы сделать целую чарку в день. А в самые большие жары водка и ром совсем производимы не были.

Для питья, вместо квасу, в портах, где можно было получить пиво, я выдавал по полукружки на человека в день, и брал оного с собою в море столько, сколько можно было удобно поместить; а там, где не было пива, и в море, производил я в холодные дни водку, а в теплые виноградное вино, мешая с водою: водки ¾ чарки на 4 чарки воды, а вина по одной чарке на 5 чарок воды, а там они прибавляли сами воды, если хотели. Иногда в море приготовлял я пиво из Спрюсовой эссенции и раздавал по полукружки на человека в день. Капитан Крузенштерн рекомендует обыкновенное пиво и сей напиток, как [59] уничтожающие цинготную болезнь. Свойство сие также приписывают оным многие другие знаменитые мореплаватели.

В портах, изобилующих фруктами, я давал служителям ежедневно достаточное количество зрелых плодов, которых также, как и разного рода зелень, брал большим количеством в море.

Соль производима была по уставу, а уксус, смотря по тому, какую пищу служители имели: в портах со свежим мясом, оный совсем производим не был, а в море — обыкновенно по уставу; когда же горчицу выдавали, или когда рыбу случалось поймать, то порцию уксуса несколько я увеличивал.

В продолжительные холодные и мокрые погоды, а особливо у мыса Горна, по вечерам, а иногда и два раза в сутки, поутру и ввечеру, давал я команде чай или пунш.

Первого ноября по утру ветр из NW четверти перешел к NO-ю, и утвердясь на румбе NNO дул свежо и ровно, погода была ясная и отменно холодная, так что лужи и канавки замерзли; изредка показывались облака, которые быстро неслись по ветру, — все сии знаки предвещали продолжение благополучного нам ветра. Лоцмана, утверждаясь на своих признаках, уверяли, что NO ветр продует долго. Портсмутский рейд наполнен был судами, давно ожидавшими попутного ветра для выхода из Канала, и все оне начали готовиться к отправлению; мы также с своей стороны не потеряли времени и не упустили воспользоваться сим благоприятным случаем. В полдень приехал к нам лоцман, а в час по полудни, окончив все мои дела на берегу, я возвратился на шлюп и привез с собою из академии наши хронометры, которых ход, определенный вернейшими наблюдениями, был следующий:

Октября 31, ст. шт./Ноября 12, нов. шт. в полдень среднего времени;

Арнольдов большой хронометр, No 269, названный для сокращения буквою А. Впереди среднего времени Гринвической обсерватории 1' 41"; ускорение его 5" 5, в сутки.

Бародов большой, No 349, названный В, впереди того же времени 4' 23", отстает ½" в сутки. Его же, малый, No 383, названный С, впереди 4' 48"; ускоряет 5" в сутки. [60]

Место для хронометров сделано было в моей каюте, у самой переборки, по средине судна, и подле них один из термометров был повешен.

В 4 часа после полудня мы снялись с якоря и пошли в путь; в 6 часов вечера миновали все опасности и были на чистом месте в Канале; тогда я отпустил лоцмана. Сначала я имел намерение взять лоцмана до самого мыса Лизарда, так как все наши военные суда прежде делали: зимнее бурное время, краткость дней, туманные погоды и господствующие в Канале западные ветры в сие время года требовали сей нужной осторожности; идучи Английским каналом, надобно всегда быть готову и держать себя в состоянии войдти удобно в безопасный порт, в случае крепких противных ветров; но чрезвычайная цена (30 фунтов стерлингов), которую лоцман требовал, заставила меня несколько подумать, взять ли его или нет; наконец я рассчел, что состояние атмосферы и другие признаки, с коими начался попутный ветр, предвещали продолжение оного и что, в случае перемены ветра, я могу зайти в три главные английские порта Канала (Портсмут, Плимут и Фальмут). Входы в них мне довольно хорошо известны, так что еслибы и лоцмана не выехали, то войдти в оные можно бы было безопасно; а потому я решился сам вести судно Каналом, не платя лоцману 300 рублей, по тогдашнему курсу. Сверх того, я имел другой особливый предмет в виду: по положению морей, коими нам плыть надлежало, мы должны были по необходимости нередко плавать у опасных берегов и входить иногда в нехорошо описанные или и совсем неизвестные гавани без лоцманов, следовательно нужно было заблаговременно показать команде и приучить ее видеть, что не всегда мы можем прибегать к помощи лоцманов, а должны часто сами на себя полагаться; впрочем я должен признаться, что сей мой поступок не совсем был без риску, а особливо в такое время года, когда ночь в здешней широте продолжается почти 16 часов; и когда западные ветры, лишь начнут дуть, то в тот же час крепчают до невероятной степени жестокости; следовательно очень легко могло случиться, что мы, встретив противный крепкий ветр, принуждены бы были идти в порт, правя по маякам и по другим огням, для ночных примет зажигаемым; чего, без местного лоцмана, невозможно было сделать, не подвергнув шлюпа весьма опасному или бедственному случаю. И для того я никому не советую в подобном положении брать на себя такой риск.

Второе число ветр продолжал дуть нам попутный из NO-й [61] четверти умеренно; погода была облачна, иногда шел дождь. В полдень сего числа, мыс, называемый Портланд-биль, по пеленгам от нас находился на NW 18°, в расстоянии 17 мыль; а на следующий день (3-го числа), по рассвете, в 7 часов утра открылся мыс Лизард, будучи от нас по компасу на NtO, в 20 или 25 милях глазомерного расстояния; ветр тогда был очень свежий от NO, облачно и временно принимался идти дождь; по горизонту находила мрачность, которая начинала скрывать от нас видимый берег, а потому мы сие место, определенное вышеупомянутым пеленгом, приняв пунктом нашего отшествия из Европы, с Божиею помощию стали править на W по компасу, и повели от него свое счисление.

Лизард, южный мыс Англии, был последняя европейская земля, нами виденная; мы оставляли оную с такими же чувствами, как бы покидали собственное наше отечество; нельзя было не приметить изображения печали, или некоторого рода уныния и задумчивости, на лицах тех, которые пристально смотрели на отдаляющийся от нас и скрывающийся в горизонте берег. Что принадлежит собственно до меня, то из четырех случаев моего отправления из Европы в дальния моря, я никогда не оставлял ея берегов с такими чувствами горести и душевного прискорбия, как в сей раз. Даже, когда я отправлялся в Западную Индию, в известный пагубный, смертоносный климат, и тогда никакие мысли, никакая опасность и никакой страх меня нимало не беспокоили; может быть внутренния, нам непостижимые, тайные предчувствия были причиною таковой унылости духа; а может статься, продолжительное время, потребное на приведение к концу нашей экспедиции, в течении коего мы должны были находиться вне Европы и в отсутствии от родственников и друзей, и в исполнении которой необходимо должны неоднократно встречать опасности и быть близко гибели, рождали отдаленным, неприметным образом такие мысли, кои наводили огорчение при взгляде на оставляемый берег, воображая, что он — последняя из европейских земель, которую мы видим и покидаемъ!

Ветр от О, постепенно усиливаясь, произвел чрезвычайное волнение, и к ночи дул жестоким образом, при пасмурной облачной погоде с дождем. Мы принуждены были закрепить все паруса, и оставить только один совсем зарифленной грот-марсель и фок. Волнение было столь велико, что на другом судне, не так легком, спокойном и безопасном на валах, я непременно лег бы в дрейф; потому что для тяжело нагруженного судна, такой величины, как «Диана», невозможно было идти на фордевинд без самой [62] большой опасности. В жестокие ветры и волнение, на фрегаты нередко валы вливаются с кормы и часто целые конвои лежат в дрейфе, при попутных им штормах, для того, что редкие суда могут, не подвергаясь явной опасности, идти на фордевинд в такое волнение, какое разводят очень крепкие ветры в океане. «Диана» была в самом большом своем грузу, имея под водою 14 фут на ахтерштевне и 13½, на форштевне; и потому я сперва опасался править по румбу во время столь жестокого ветра и ужасного волнения. Но, примечая более и более, и найдя что она поднималась на валах весьма свободно и отвечала действию руля очень скоро, я решился не приводить в дрейф, а воспользоваться попутным ветром и удалиться как можно скорее из такого климата, где редко дуют северные и восточные ветры в зимние месяцы, но по большей части им противные, следовательно для нас самые неблагоприятные. Я с великим удовольствием видел, что под зарифленным грот-марселем и фоком мы свободно уходили от волн, и шлюп, не смотря на большие валы, выходившие у него из под носу, немного терял своего хода; а когда ветр несколько смягчался, то я тотчас отдавал один риф у марселя, или ставил зарифленный фор-марсель, чтобы увеличить ход и быть в состоянии уходить от валов. В ночь ветр отошел к NO и дул шквалами с такою же силою, как и прежде, от чего волнение сделалось гораздо опаснее, и около полуночи шлюп, придержавшись слишком много с ветру, попался между волнами. Тогда качало его с боку на бок несколько минут ужасным образом; все снасти и ядра из кранцев покатились по деку. В сие время валом оторвало с левой стороны висевшую на боканцах 5 весельную шлюпку, самую лучшую из всех наших гребных судов. Мне чрезвычайно было ее жаль, и эта потеря чувствительнее для меня была более потому, что я сам отчасти виною оной: при подъеме шлюпки не досмотрели, что гак носовых талей, будучи заложен в коуш стропа, так и оставлен, и ничем не был завязан вверху, чтобы коуш с него не соскочил. В сию ночь, при лунном свете, штурман Хлебников это приметил и мне сказал; я хотел тотчас приказать оный завязать; но внимание мое вдруг, во время нашедшего тогда шквала, было отвлечено на руль и на паруса, я забыл о шлюпке, а вскоре после сего и случилось, что ее валом сбросило с переднего гака. Чрез полчаса после того, шестивесельную шлюпку, висевшую за кормою, также оторвало было, только не таким образом: тут не было ни с чьей стороны упущения, или недосмотрения; мы скоро ее опять приподняли и укрепили, однакож волнением много повредило оную. [63] Кроме того, что чрез сии два случая, мы потеряли совсем одно из наших гребных судов, и повредили другое, они лишили команду большого количества свежей капусты и другой зелени, заготовленной мною для них в Англии, и которые, за неимением места в шлюпе, были раскладены в шлюпках.

Ветр стал смягчаться с полудня 4 числа; около захождения солнца совсем затихло; а в 8 часов вечера ветр начал дуть из SW-й четверти; волнение от прежнего ветра однакож было не мало.

Пятого числа во все сутки ветр продолжал дуть из SW-й четверти умеренный; мы лежали бейдевинд левым галсом; погода была облачна, однакож в полдень мы могли по наблюдению определить широту свою 47° 18½' 29 по которой исправили счислимый пункт, не имея случая сделать обсервации для долготы; от оного остров Порто-Санто находился на SW 17°, в расстоянии 894 миль. Сего числа после полудня мы встретили американское купеческое судно, у которого корма была обтянута парусиною; надобно полагать, что валом ее повредило в прошедший шторм.

В ночь на 6-е число ветр перешел в SO четверть, а с полудня сделался О, потом N, и дул умеренно и тихо попеременно, отходя румба на два и на три в обе стороны, до полуночи 10 ноября. Почти во все сие время погода была немного облачна, однакож солнце сияло по большой части так, что мы каждый день в полдень могли брать обсервации и делать некоторые другия наблюдения. Иногда было пасмурно и шел дождь, однакож [64] не часто. Сего числа мы нашли склонение компаса по азимуту 27° W; широта наша в полдень по обсервации была 45° 51' 36", долгота по хронометрам 11° 9' 54½". Во весь почти день, у нас было в виду одно купеческое судно, однакож мы не знаем какое оне.

Девятого числа по утру, склонение компаса по азимуту найдено 26° W, а в полдень широта наша по обсервации была 39° 6' (др. набл. 39° 6' 12"). Остр. Порто-Санто находился от счислимого пункта, исправленного сею широтою, на SW 9°, в расстоянии 360 миль.

С полуночи 10 числа ветр сделался WNW умеренный; тогда мы принуждены были лечь бейдевинд правым галсом. Ветр прямо от сего румба дул беспрестанно 36 часов, потом 24 часа от NW и NNW и во все время умеренно, или тихо, с небольшими шквалами. Погода стояла иногда облачная, изредка с дождем, а большею частию было столько ясно и чисто, что нам всегда удавалось делать нужные астрономические наблюдения.

Около полудня 12 числа ветр стих и наступил штиль, поутру мы нашли не азимуту склонение компаса 22° W, а в полдень широта наша по обсервации была 34° 47' (34° 49', 12")) долгота по хронометрам 15° 20', по расстоянию луны от солнца 14° 39'. Сего числа мы поймали две черепахи; одна из них была очень велика, но у нас никто не умел их приготовить. У меня была английская поваренная книга, в которой есть нужные для сего наставления; но к несчастию, на сей случай я сыскать ея не мог, и потому «в совете между нами», что с черепахами делать, я предложил мясо и жир, все вместе, сварить просто в супе, от чего вышла такая странная, наполненная жиром похлебка, что многие из наших молодых господ скоро почувствовали следствие сего блюда, беспокоившее их целые сутки; впрочем, это надлежало приписать нашему неискусству в поваренной науке, а не действию черепашьего мяса, которое составляет одну из самых приятных и здоровых свежих морских провизий. До сего дня производилось служителям всякой день по фунту свежего мяса на человека, кроме последних двух дней, в кои было произведено по полу-фунту, пополам с солониною; свежего мяса, взятого из Англии, стало нам на 12 дней; оно ни мало не испортилось, хотя в последние дни степень теплоты иногда доходила до 60 и до 62 градусов.

Тишина продолжалась до самого рассвета 13 числа, а тогда ветр сделался из SW четверти, который дул умеренно до 9 часов следующего утра (14 числа); нашедший в сие время от NO сильный шквал с дождем переменил вдруг направление ветра, [65] который, по прошествии шквала, стал дуть от N умеренно; изредка находили порывы с дождем; впрочем, облака иногда прочищались и позволяли нам взять потребные для нашего путесчисления обсервации, по которым полученную широту свою нашли 35° 01', долготу по хронометрам 16° 30'.

15-го числа, на рассвете, в 6 часов открылся нам остров Порто-Санто на StO по компасу, в глазомерном расстоянии 36 миль. Если пункт, по сему пеленгу утвержденный, взять за истинное наше место и сравнить с тем, которое определено счислением, сделанным от последней долготы, найденной посредством хронометров, то выдет, что они показывали долготу только на 12' западнее истинной, а счислимая долгота была на 1° 57'' западнее показуемой хронометрами, и на 2° 9' западнее истинной долготы.

Увидев Порто-Санто, я стал держать прямо на восточную оконечность острова Мадеры; ветр от N продолжал дуть умеренно и с одинакою силою во все сии сутки. Пользуясь оным, мы шли под всеми парусами, какие только можно было нести с успехом, смотря по направлению ветра, идучи в полной бакштаг; волнения почти совсем не было; но к крайнему нашему неудовольствию мы видели что «Диана» более 8 узлов не могла идти, не смотря ни на какую перемену в дифференте, и ни на какие наши испытания ставить реи в различных положениях с килем; следовательно, можно сказать, что 8 узлов был для нашего шлюпа самый большой ход, какой только образ его строения позволял ему иметь. Между Порто-Санто и Мадерою, мы видели большого кита. Пред захождением солнца мы прошли восточную оконечность острова Мадеры, идучи между оною и островами Дезертос; а в 6 часов вечера, до наступления темноты, средний из них от нас находился по компасу на SOtS½O, в глазомерном расстоянии 2 или 3 лиг. От сего пункта мы стали держать на SWtS к Канарским островам. Ветр постоянный от NNW дул умеренно и ровно. Не желая потерять столь благоприятного случая выбраться из широт переменных ветров и поскорее войдти в пасатные ветры, я взял намерение не заходить на Мадеру; и если погода будет продолжаться нам попутная и благоприятная, то и Канарские острова миновать, а запастись вином в Бразилии, где оно, будучи привозное, хотя немного и дороже, но зато ветр и время не будут потеряны; а сверх того малое количество вина, которое нам нужно было купить, не стоило того, чтобы для сохранения самой малости в денежном интересе потерять хороший случай, — в короткое время совершить переход, на который после надобно бы было употребить вдвое или втрое [66] более времени. Что принадлежит до свежей пищи для служителей, то они в ней большой нужды еще не имели; свежее мясо и зелень недавно вышли, а пива еще оставалось на 10 дней; оно ни мало не попортилось от тепла и было в самом лучшем состоянии. Здесь, я думаю, не помешает сделать следующее примечание. Мореплаватели должны всегда предпочитать остров Тенериф пред Мадерою для получения вина, свежей провизии и зелени, если особенной причины и нужды нет заходить в сей последний. Правда, что вино в Мадере приятнее для вкуса, нежели в Канарских островах, но за тем тенерифское вино, будучи столько же здорово, как и мадера, и также никогда не портясь ни от тепла, ни от стужи, дешевле в два или три раза. Кроме того, всякого рода свежие съестные припасы, фрукты и зелень втрое дешевле на острове Тенерифе, нежели в Мадере. Поселившиеся на сем последнем острове англичане отправляют всю торговлю вином оного; даже если нужно купить большое количество свежих провизий, или получить пресную воду (которую на своих гребных судах возить опасно, а часто невозможно по случаю большого прибоя у берегов), то непременно надобно к ним же прибегнуть. Природные здешние жители, португальцы, ничего не делают; все упражнение и все занятия сего суеверного и ленивого народа состоят в удовлетворении естественных надобностей и в церковных ходах. У них нет дня в году без праздника, и нет недели, в которой бы не было по крайней мере одного крестного хода; и так во всех покупках, дело надобно иметь с английскими купцами, а сих господ просвещенный свет знает очень хорошо. В некоторых европейских землях выражение: английский счет, тоже знаменует, что у нас аптекарским счетом называется. Не распространяясь без нужды о сем предмете, довольно будет показать счет, по коему должен был заплатить английский фрегат, на котором мне случилось в Мадере быть в 1805 году, одному знаменитому там купцу. Вот он:

за 5000 луковиц 8 фунт. ст. 15 шил.; полагая по тогдашнему курсу фунт. ст. в 8 р. 40 к., будет — 73 p. 50 к.

За лодку, чтоб привесть их, 1. ф. 4 — 10« 8«

За провоз 14 тоннов пресной воды, то есть около 1,000 ведер, 8 ф. 5 ш. — 69 « 30 «

Какого же счета должно ожидать иностранное судно после сего? Я думаю, сей пример многих заставит со мною согласиться, что Тенериф мореплаватели должны предпочитать Мадере. Из наших господ некоторые жалели, что били лишены случая побывать на сем любопытном острове; мне и самому было неприятно, что [67] обстоятельства не допустили иметь это удовольствие; но что делать? успех нашей экспедиции того требовал.

Ветр NNW и N продолжал дуть до 3 часов после полудня 18 числа, и был или умеренный, или тихий, только часто находили шквалы, из которых некоторые приносили с собою дождь; волнение было велико, а погода вообще стояла облачная; солнце однакож иногда показывалось на такое время, какого довольно было для наших астрономических наблюдений;

Остров Пальму, самый западный из Канарских островов, кроме Ферро, ни проходили поутру 17 числа, в расстоянии от него на 30 или 40 миль. Мы его видели, только вершина оного была скрыта в облаках. Сего же числа до полудня случилось солнечное затмение. Небо тогда было довольно чисто для наблюдения оного; но сильная качка препятствовала беспрестанно держать телескоп в одном направлении, чтобы сохранить предмет в поле трубы на несколько минут; впрочем и наблюдение сие в теперешнем случае не было для нас слишком нужно.

18-го ноября поутру нашли мы по азимуту склонение компаса 19° 36' W, будучи в полдень по обсервации в широте 26° 58' (26° 59'), в долготе по хронометрам 19° 46' 39". После полудня ветр отошел к W и заставил нас идти бейдевинд; сего же дня мы видели вдали судно.

Западный ветр, отходя к WNW, а иногда и к NW, в ночь на 19 число дул крепко с шквалами, впрочем вообще умеренно; продолжался он до рассвета 20 числа, стихая в сию ночь постепенно; а в 5 часу утра настал от NO, и дул только до полудня, потом утих, и было маловетрие переменное с равных сторон горизонта, и нередко совершенный штиль. 20-го числа по амплитуду заходящего солнца мы нашли склонение компаса 16° W-е, имея в полдень обсервованную широту 24° 22' (24° 21'), долготу по хронометрам 20° 41' (20° 53'). Безпрестанно переменные тихие ветры, маловетрия и частые штиля мучили нас до 28-го числа ноября. Во все сие время мы принуждены были поворачивать то на тот, то на другой галс, — располагая оными с выгодою по направлению ветров, которые почти ежечасно переменялись, — чтобы как можно более и более приближаться к экватору и скорее встретить пассатные ветры. Тропик Рака мы прошли по утру 23-го числа, но настоящий пассатный ветр от N (хотя и весьма тихий), встретили мы в 6 часов вечера 28 числа, будучи тогда в широте 20° 30. С 20-го [68] по 28-е число ничего особенно примечательного не случилось; погода была сухая; небо хотя почти всегда было покрыто облаками, но не дождливыми и не густыми; солнце часто сквозь их было видно и нередко сияние его не слишком было для нас приятно в жарком климате. Градусы термометра, высота барометра, также астрономические наблюдения, сделанные нами в помянутом промежутке времени, означены в таблице счисления пути и метеорологических наблюдений. На пространстве сего скучного перехода мы часто видели летучую рыбу (tlying-fish англичанами — и poisson volant французами называемую) и разные роды других рыб, но поймать удами ни одной не могли; неискуству ли нашему, или недостатку в приманке сие приписать должно, я не знаю.

Вошед в пасатные ветры, мы стали держать к SW в намерении пройдти на виду островов Зеленого мыса, чтобы от них взять пункт отшествия для перехода к бразильскому берегу. 29 числа ветр стал гораздо свежее прежняго, дуя от N прямо; сегодня склонение компаса по амплитуду солнца при захождении нашли мы 13½° W, будучи в полдень в широте по обсервации 19° 31' 2" (19° 33' 14"), долготе по хронометрам 24° 52' 26" (24° 47' 27"). В ночь на 30-е число пассатный ветр отошел к NO и продолжал дуть умеренно и ровно.

Декабря 1-го в 4 часа по полудни увидели мы вершину острова Святого Антония, одного из островов Зеленого мыса. Он показался нам по компасу на NOtO½O, в глазомерном расстоянии, судя по высоте его и чистой погоде, не менее 60 миль. Приняв за справедливое наше место, определенное сим пеленгом, найдется, что долгота, хронометрами показуемая, на 18' западнее настоящей; а счислимая западнее истинной долготы на 1° 7'; но сей важный предмет требует точнейшего объяснения и строжайшего изследования, и потому здесь об нем упоминается, так сказать, мимоходом. Известно, сколь трудно глазомером определить расстояние от высоких, гористых земель, как бы кто искусен ни был в такого рода замечаниях; даже, точно знавши перпендикулярную высоту вершины видимого высокого берега, едва ли можно, не видя прибоя воды, отгадать расстояние до него, не сделав ошибки на треть или одну четверть оного. Притом надобно помнить и то, какое действие рефракция, зависящая от состояния атмосферы, производит в явлении отдаленных предметов; следовательно пункт, таким пеленгом определенный, не может [69] служить ни мало основанием для поверки хронометров. По сим причинам, мы стали вести свое счисление от пеленгованного пункта, назначая притом и поправку разности между им и показуемым хронометрами.

Мореплавателям известно, что пассатные ветры не до самого экватора простираются, и не всякий год и не во всякое время года они перестают дуть в одной и той же широте; иногда уничтожаются они ближе к экватору, иногда далее от него. Ванкувер, в мае месяце 1791 года, потерял пасатный ветр в широте 6° 20'; Лаперуза, в августе 1785 года, оставил он в широте 14°, а Дантркасто — 1791 года в ноябре в широте 9°. В широтах, где перестают дуть пассатные ветры, наступают обыкновенно штили и маловетрия, сопровождаемые проливными дождями и частым громом. В сей тихой полосе, воды подвержены сильным течениям, по большей части имеющим направление к W и к NW; оные производят великое влияние на курсы кораблей по причине малого их хода, и для того, чтобы пройдти экватор в известном градусе. долготы, надобно заблаговременно, не выходя из свежих пассатных ветров, расположить так курсом, чтоб, приближаясь в экватору, течения не могли в полосе, где почти вечно тихие ветры царствуют, склонить слишком много в западу. Суда, идущие из Европы к мысу Доброй Надежды, или в Южную Америку, по большей части проходят экватор между 18 и 26 градусами долготы. Разсматривая в журналах знаменитых мореплавателей мнение их, под каким градусом долготы выгоднее проходить экватор, я увидел, что некоторые из них совершенно различно думают между собою о сем предмете. Лаперуз говорит: чем долгота при переходе через экватор восточнее, тем лучше, и что он желал бы пройдти его в долготе 10°, считая от Парижа (то есть в 7° 40' от Гринвича). Ванкувер противное тому утверждает. Вот, что сей славный мореплаватель говорит: «Проходить экватор так далеко к западу (25° 15' долготы, в которой Ванкувер его проходил) многие опорочивают, потому что сие может слишком приблизить суда в опасному бразильскому берегу; я однакожь не согласен с сим мнением: мне кажется напротив того, что многия выгоды могут провзойдти от перехода экватора около сей долготы; одна из них есть та, что сей путь не столь подвержен таким долговременным штилям и проливным дождям, какие встречаются в частях сей полосы, лежащих далее к востоку. По всем сведениям, которые мне удалось собрать, я не вижу «причины, которая бы показывала, что, держась ближе к востоку, «можно сократить расстояния перехода; но известно, что суда, [70] правившие таким курсом, чтобы пройдти экватор под 10° 15° или 20° долготы пассатным ветром, дующим в сих долготах от румбов ближе в S, нежели к О, были снесены в долготу 25°, 26° и 27°, прежде нежели оне достигли полосы переменных ветров, и сверх того еще не могли пользоваться беспрестанным ветром и чистою погодою, которую мы имели, с малым исключением, от 21 до 24 числа».

Приняв за правило с самого начала плавания моего более руководствоваться замечаниями и мнением капитана Ванкувера 31, я решился принять его совет предпочтительнее мнению французского мореплавателя; и для того от островов Зеленого мыса стал держать так, чтобы в состоянии быть перейдти чрез экватор в долготе 26° или 27°. Почему курс наш от островов Зеленого мыса был по компасу StO, по которому мы и стали править.

Свежий пассатный ветр прямо от NO, а изредка от ONO, дул до рассвета 5-го числа, а потом отшел к О и сделался тише. Около полудня перешел он в SO четверть, и стал дуть еще тише, переменяясь беспрестанно с одного румба на другой. Сие нам показало, что пассаты нас оставили (в широте 7°) и наступают экваторные штили. В полдень сего числа по обсервации мы находились в широте 7° 7' 41"; в долготе по хронометрам 23° 52' 49"; поутру склонение компаса мы нашли по азимуту 8 ½° W.

Идучи пассатными ветрами, мы имели по большой части ясную погоду; часто однакож небо было покрыто светлыми, волнистыми, кудрявыми, редкими облаками, которые неслись высоко в атмосфере по направлению против ветра. В поясе пассатов мы нашли немалозначущее течение вод по ветру. 3-го декабря в полдень, будучи по обсервациям в широте 11° 38' 29", в долготе 25° 22' 12" (25° 32' 02"), наше место от счислимого пункта находилось на WSW в 42 милях. На сие расстояние снесло нас в 48 часов, следовательно равномерное течение было около мили в час. [71]

С 5-го по 18-е число декабря мы находились в самом несносном положении: частые штили и беспрестанно переменяющиеся тихие ветры заставляли нас всякий час переменять курс и ворочать парусами; небо почти во все сие время было покрыто черными, грозными тучами; всякую ночь кругом нас мы видели жестокую молнию и слышали гром, который очень часто гремел прямо над нами и молния блистала страшным образом. Дождь лил ежечасно в великом количестве, так что развешенный на шканцах тент в минуту наполнял бочку, а что несноснее и мучительнее было, как для офицеров, так и для команды, то это шквалы, которые беспрестанно находили с разных сторон горизонта, и всегда приносили с собою проливной дождь; но никогда крепкого порыва ветра мы не имели, хотя известно, что дождевые тучи приносят с собою жестокие вихри; однакож и в сем случае эти тучи вдали всегда имели грозный вид и все признаки жестокого шквала, а потому мы всякий час принуждены боли держать всю команду у парусов, в готовности убирать оные. Тихие же ветры принуждали нас нести все паруса, какие только мы имели, даже и в ночное время; иначе целого месяца было бы мало на переход сей несносной полосы жаркого пояса; а имея много парусов, — безопасность мачт, да и целость самого судна, можно сказать, требовали величайшей осторожности с нашей стороны. Сверх того, не взирая на продолжительные ливни, теплота была чрезвычайная, и хотя солнце редко и не надолго показывалось из за облаков, но лишь оно начинало сиять, в туже минуту и жар становился несносным. В таблице счисления пути и метеорологических наблюдений означены разные степени теплоты и высоты барометра, ежедневно нами замеченные; в ней же показано и малое число астрономических наблюдений, которые мы могли во время сего перехода сделать. Кроме того, что мы терпели от состояния атмосферы, море не менее нам вреда причиняло: во все помянутые 13 дней волнение, или лучше сказать зыбь была большая, неправильная, какая бывает обыкновенно после ветров, крепко дующих скоро один после другого с разных сторон. Толчея сия валяла нас то с носу на корму, то с боку на бок, всегда, когда ветр совсем утихал и шлюп не имел ходу. Казалось, что птицы и рыбы убегают сего неприятного климата: первых мы видели очень мало, из рода петрелей, а последних и того меньше; однакож нам удалось поймать удою одну из рода известных обжорливых рыб, называемых англичанами shark, а французами requin. Пойманная нами рыба весила без головы и без хвоста 2 пуда 9 фунтов, и послужила очень [72] хорошим блюдом для нас и для команды, будучи хорошо уварена и приправлена горчицею, уксусом и перцом.

Кроме сей добычи мы воспользовались сильными дождями и набрали несколько бочек дождевой воды: она, служила нам для варения пищи и для мытья белья. Надобно сказать, что как бы хорошо ни была сварена сия вода, она всегда удерживала в себе какой-то противный вкус и запах; чай из нея совсем терял свою приятность.

До 10 числа мы не имели большой разности между счислимым пунктом и настоящим нашим местом 32; но в полдень сего числа, имея случай по обсервациям определить нашу широту: 3° 42' 31" (3° 45' 10") и долготу 23° 45' 40" (23° 42'), мы нашли, что в последние двое суток течение нас снесло с W на 45 миль. После сего дня до 13 числа мы не имели случая сделать никаких астрономических наблюдений; но в полдень 13 числа определили наше истинное. место в широте 3° 24' 56" (3° 26' 44"), в долготе 24° 24' 12" (24° 14' 22"), которое от счислимого пункта было на NW в расстояния 75 миль; следовательно, полагая течение равномерным, оно шло к NW, немного более мили в час. Сия разность в счислении, подавшая нас на такое большое расстояние назад, тем более нас огорчила и была чувствительнее, что мы воображали себя на столько же от счислимого пункта к югу, насколько в самом деле находились от него в противную сторону, и когда думали, что находимся близко экватора. В ожидании с часу на час встретить SO-й пассатный ветр, вдруг увидели, что мы еще от него в расстоянии почти 3½° градусов по меридиану; бывшая по видимому от N, в течении сих трех суток, зыбь была причиною таковой нашей ошибки. Нам казалось, что она валит нас к S; но в самом деле тоже самое течение, [73] которое так далеко снесло нас к N, причинило обманчивое направление зыби от N.

Настоящий SO-й пассат встретил нас около полудня 18-го числа по обсервации в широте 2° 3' 14'' N, в долготе по хронометрам 25° 55½'. Сначала стал он дуть от SSO очень тихо, потом, постепенно усиливаясь и отходя понемногу к О, сделался свежий ровный ветр. С пассатным ветром наступила также и ясная погода; иногда облака покрывали небо, но они были редки, светлы, неслись высоко, не причиняя ни дождя, ни крепких порывов. Прохладительный умеренный ветр и сухая благоприятная погода доставили нам большое удовольствие после всех претерпенных нами неприятностей. Мы вымыли, вычистили и окурили деки; офицеры и матросы просушили и проветрили свое платье, вымыли белье и вычистили все вещи, которые от тепла начали плеснеть и ржаветь, почти можно сказать, что мы получили новую жизнь со дня встречи пасатных ветров. Войдя в полосу оных, мы стали держать самый полный бейдевинд, так чтобы брам-лисели могли хорошо стоять, не заполаскивая брамселей.

19-го декабря, видели мы два судна, и с мореплавателями одного из них, принадлежащего Американским штатам, говорили; оно плыло из Восточной Индии в Северную Америку, а другое очень большое судно шло с нами почтя одним курсом; по всем приметам, оно должно быть португальское, идущее в Бразилию.

20-го числа декабря, во втором часу после полудня, прошли мы экватор в долготе 27° 11'. Ветр тогда был умеренный и погода прекрасная; у иностранных мореплавателей есть обыкновение совершать при переходе чрез экватор некоторый смешной или лучше сказать, глупый обряд, издавна введенный и по сие время наблюдаемый на английских, французских и голландских судах; оный состоит в том, что все те, которые в первый раз проходят экватор, должны богу морей (коего обыкновенное местопребывание полагать должно на самой границе северного и южного полушария) приносить некоторую дань, обмывшись прежде в морской воде. На английских военных кораблях обряд сей иногда отправляется с большою церемониею и парадом, к которому за несколько дней начинают приготовляться. Один матрос представляет Нептуна, другой супругу его Амфитриду, третий сына их Тритона; некоторые из них играют роль морских существ, составляющих свиту или двор бога морей; не нужно сказывать, я думаю, что мифология не призывается в совет к составлению приличных нарядов для сей водяной труппы; им позволяется при таких случаях обыкновенно руководствоваться собственным своим [74] вкусом, которой отгадать не мудрено: чем безобразнее, тем лучше. В час прохождения экватора, если это случится днем, а когда ночью, то поутру на другой день, Нептун и вся его свита, в полном уборе, сбираются на бак; он спускается по веревке с носу корабля почти до самой води, и кричит в рупор страшным голосом: на корабле — ало? тогда непременно капитан сам должен ему отвечать со шканец; по ответе — ало, Нептун начинает делать вопросы: какой корабль? кто командир? откуда и куда идет? и есть ли на вен такие, которые в первый раз проходят экватор? Получа ответы на каждый вопрос порознь, он кричит, ложись в дрейфъ! на сие капитан приказывает класть грот-марсель на стеньгу, не в самом деле, а только примерно, а корабль продолжает плыть без остановки; тогда Нептун поднимается на бак, садится в сделанную для сего нарочно колесницу, и будучи окружен всею свитою своего, едет по шкафуту на шканцы. Колесницу его везут шесть или восемь совершенных чудовищ, с длинными распущенными волосами, и с распещенным разными красками нагим телом, от головы до поясницы; музыка ему предшествует. По прибытии на шканцы строй солдат отдает честь; капитан принимает его и подает список всем тем, которые прежде не проходили экватора: после нескольких вопросов и ответов с той и другой стороны, в коих Нептун всегда старается ввернуть сколько можно более остроумных и замысловатых шутов, он с такою же церемонией, при громе музыки, отправляется со шканец на палубу. Там царедворцы его ставят пребольшую кадку, наполненную водою, и Нептун посылает, выкликая по списку, за теми, кто не проходил экватора прежде, чтобы представились к нему для изъявления своего почтения и для принесения должной дани; в ответ на его призыв обыкновенно офицеры и пассажиры посылают к нему бутылку или две водки, извиняясь, что дурное состояние здоровья, домашние хлопоты и проч. лишают их удовольствия иметь высокую честь представиться к владыке морей. Все такие извинения всегда принимаются отменно благосклонно; но кто не в состоянии или не хочет сделать помянутого приношения, тот должен сам явиться непременно и выдержать следующую церемонию: завязывают ему глаза и сажают на доску, положенную поперег кадки, наполненной водою; один из свиты, представляющий Нептунова бородобрея, намазывает ему бороду, а часто и все лицо, вместо мыла смолою, и бреет куском дерева с аршин в длину, обрубленным на подобие бритвы. После сего, по данному знаку, доску с кадки из под сидящего на ней в миг выдергивают, и он погружается в воду, и лишь едва успеет [75] выкарабкаться, как вдруг ведрами со всех сторон его обливают. Все представляющиеся Нептуну непременно должны следовать сему порядку; этикет его двора требует того. Последствием всех-таких церемониальных дней обыкновенно бывает то, что на другой день Нептун, Амфитрида, Тритон, все царедворцы и их друзья чувствуют необыкновенную головную боль, от действия многих приношений. Желая сделать для наших матросов сколько возможно памятнее сей день, в который Российское Императорское судно проходило экватор, я позволил им следовать подобному обряду, с одним только исключением, а именно запретил давать им водку; но по окончании церемонии велел сварить для них пунш.

С экватора, при определении курса, вообще держался я того же правила, как и вступя в SO-й пассатный ветр: идти самый полный бейдевинд, а когда ветр отходил к О, то шли мы и полнее, наблюдая с точностию, чтобы направление генерального нашего пути, показуемого астрономическими наблюдениями, было в параллель бразильскому берегу, простирающемуся от мыса св. Августина до каменьев, называемых Аброголас (Abroholas), которых параллель прошли мы в ночь с 30 на 31-е декабря; на сем переходе ничего особенно занимательного с нами не случилось: ветры по большей части были умеренные и дули от OSO, OtS, а иногда прямо от О, по ночам случалось, однакож не часто, что ветр совсем утихал и после переходил в другую четверть горизонта, но по восхождении солнца опять начинал дуть от вышеозначенных румбов SO-й четверти. Волнения совсем не было, и море всегда было покойно; почти постоянно светлая погода позволяла нам всякий день делать разные астрономические наблюдения, как для определения широты и долготы, так и для сыскания склонения компаса. Имея случай ежедневно определять наше место астрономическими способами, мы нашли, что в 11 дней, течение, которое здесь есть натуральное следствие беспрестанно дующего с восточной стороны пассатного ветра, снесло нас к W на 120 миль. 20 декабря, будучи на экваторе, истинное наше место от счислимого пункта отстояло к W в 261 миле, а 31-го числа в полдень, находясь в широте 18° 59½', разность между помянутыми двумя пунктами была 381 миля; долгота, показуемая хронометрами, немного разнствовала с найденною лунными обсервациями, как то видно в таблице счисления пути.

С самого вступления в SO-й пассатный ветр, мы беспрестанно всякий день и ночь были окружены великими стадами албиноров, бонит и других больших рыб, которые за нами следовали во все время подле самого борта, но поймать мы ни одной не могли. [76] У нас были все рыболовные инструменты: разного рода уды, гарпуны, остроги и пр., и мы пробовали все известные нам средства, однакож всегда без успеха; я считаю, что для сего надобно особливое искусство, или лучше сказать, ловкость: должно знать снаровку, когда ударить и каким образом, потому что на английских кораблях, мне случалось видеть матросов, убивавших острогами по нескольку рыб в день при весьма большом ходе.

Пройдя параллель каменьев Абраголас, мы стали держать западнее, вдоль берега, идущего от сих каменьев в мысу Фрио.

Первого января 1808 года в полдень счислимый наш пункт находился подле самых островов Мартин-вазы, лежащих к востоку от острова Тринидада, а настоящее место было в широте 20° 45½' (20° 48½') S, в долготе 35° 13½' (35° 6') W, почти на том месте, где должен быть мнимый остров Возшествия Святого Духа (Assensio) 33. Новый год мы праздновали так, как [77] уединенное наше положение и беспрестанное двумесячное пребывание в море нам позволило. Команде велел я сварить пунш, а которые не пили пуншу, тем давали чай. Сей день примечателен был также для нас и потому, что солнце было прямо в нашем зените и мы брали его полуденную высоту вдруг против N, S, О и W.

В полдень 3-го числа широта наша по обсервациям была 23° 30' 52" (23° 29' 58'); следовательно мы прошли тогда южный тропик. На другой день (4 числа) и по утру 5-го числа видели много носящегося лесу, хворосту, всякой травы и два апельсина; некоторые из деревьев были очень велики; на одно из них, длиною сажени в 4, а толщиною не менее 1½ или 2 фут в диаметре, мы едва было не нашли; ход судно имело большой, и еслибы не успело во время увидеть и отворотить, то, ударившись в конец дерева, могли бы повредить обшивку, и для того я велел после беспрестанно одному человеку сидеть на утлегаре и смотреть вперед: сим способом мы миновали несколько деревьев еще, не тронув ни одного.

В полдень 6-го числа место наше было в широте по обсервации 26° 13' 9" (26° 15), в долготе по хронометрам 43° 04' (42° 46'); а по расстоянию луны от солнца 42° 52'; от сего пункта мы стали держать прямо к острову св. Екатерины. Ветры и погоды продолжали нам благоприятствовать, хотя первые со дня перехода нашего через тропик перестали быть столь постоянны, как прежде, отходя иногда к N и к NW; но со всем тем всегда были нам благополучны. В ночь с 6 на 7 число ветр дул крепкий, порывами от NNO и N, а особливо поутру; тонкие светлые облава неслись с невероятною скоростию по ветру и были гораздо ниже обыкновенного их стояния в атмосфере здешнего климата; ночью мы несли только одни марселя, к полудню ветр сделался тише и мы опять поставили все паруса. Сегодня по утру видели мы под ветром у нас португальское двух-мачтовое судно, шедшее к О, нам на встречу; а после полудня прошел мимо нас необыкновенно большой кит: я никогда не видывал кита такой чрезвычайной величины.

В полночь с 7-го на 8-е число мы достали дно на глубине 75 сажен, грунт черный, жидкий ил. Тогда мы находились от северной оконечности острова св. Екатерины на NO в 60 милях; в 4 часа утра глубина была 70 сажен, грунт такой же, какой и прежде. По восхождении солнца ветре совсем утих и сделалось [78] облачно и пасмурно; кругом нас летали и на воде сидели множество разного рода птиц, которые никогда далеко от берегов не летают. С полудня ветр стал дуть умеренный от S и в 2 часа открылся нам Бразильский берег к SW. В 7 часу мы были к нему довольно близко и могли рассмотреть положение оного и различить остров св. Екатерины и лежащие при входе в гавань оного два небольшие острова Алваредо и Галеру. Определяя место свое по пеленгам, мы были в 7½ часов от первого из помянутых островков на NtO в 15 милях. Сие место от счислимого пункта отстояло на W в расстоянии 258 миль, что составляет разность между истинною и счислимою долготою 4° 48'; надобно знать, что здесь я разумею ту счислимую долготу, которую мы ежедневно в полдень находили, исправляя ее обсервованною широтою, приняв за истинное румб, или отшествие, или половину двух отшествий, смотря каким курсом шли; а не ту, какую англичане употребляют под названием счислимой долготы, относя место свое, определенное обсервованною широтою, во всех случаях прямо по меридиану. Я на своей карте и сей пункт также означал; оный находился от пункта, показанного настоящею счислимою долготою, к О в 108 милях, то есть 2 градусами 1½ минутами более разнился с истинным местом, нежели пункт, при счислении коего исправы употреблялись. Сие может послужить некоторым доказательством, что исправы не есть лишняя и бесполезная вещь, как то многие мореплаватели думают, а особливо английские: они их никогда не употребляют. Противный и при том весьма тихий ветр препятствовал нам сегодня войти в гавань, а на другой день (9 числа) все утро был штиль. Мы тогда видели около себя со всех сторон множество китов, плавающих на поверхности тихой воды; большое число виденных нами сих животных показывает, что китовый промысл у здешних берегов должен быть отменно прибылен. Скоро после полудня сделался тихий ветр от ONO, с которым мы вошли в гавань и в воловине 8-го часа вечера стали на якорь, на глубине 6½ сажен, грунт ил, в полуторах милях в SO от крепости Сантакруц.

Идучи на рейд, мы сделали обыкновенный сигнал, для призыва лоцмана, и подняли свой флаг и вымпел, однакож к нам никто не приехал. Португальское военное судно (гард-кот) тогда шло из гавани нам на встречу; на нем был поднят флаг, а на крепостях нет; причиною сего я думаю было то, что португальцы боялись нашего салюта, который мы обязаны были сделать по трактату и им надобно было отвечать на него; а у них, [79] весьма вероятно, или совсем не было пороху, или если и было, то так мало, что они не хотели расстаться даром с такою для них драгоценностию. Мне случилось на английском фрегате быть в Фаяле, одном из Азорских островов, принадлежащих Португалии; капитан наш послал на берег офицера снестись с комендантом, будет ли крепость отвечать равным числом выстрелов на наш салют? Добренький комендант был очень откровенен и прямо признался посланному офицеру, что в крепости почти совсем нет пороху, и потому просил капитана, нельзя ля обойтись без салюта. Этот случай заставил меня такой же причине приписать невнимание португальцев, когда мы шли на рейд, что впоследствии оказалось совершенно справедливым. Хотя лоцман к нам не приехал, однакож мы пришли в самую средину гаванй без малейшего затруднения, с помощию плана сей гавани, сделанного капитаном Крузенштерном, который я от него получил в числе некоторых других карт, выгравированных для его вояжа. План сей так верно сделан, и все на берегах высокости и приметные места, с такою точностию означены на оном, что мы тотчас, почти при первом взгляде, различили все предметы, по коим надлежало править. Мы шли между островом Арворедом и мысом Ропою, хотя по положению, в коем мы находились поутру, для нас было гораздо ближе идти между помянутым островом и другим маленьким островком, Галерою; но Лаперуз в своем вояже упоминает, что сим последним входом опасно идти без знающего проводника. На карте капитана Крузенштерна никакой опасности в сем проходе не назначено и никаких признаков оным мы не приметили; однакож, полагая, что тут могут быть подводные камни, избежавшие внимания капитана Крузенштерна и которые не попали на его промер, я предпочел безопаснейший кратчайшему пути, чрез то часом или двумя пришел позднее.

К сей части бразильского берега идущие с океана суда могут приходить на вид весьма удобно и безопасно, как бы велика разность в долготе у них ни была; в 60 или 75 милях от берега можно достать дно на глубине менее ста сажен; потом глубина сия уменьшается постепенно, так что нет ни какой опасности править прямо к берегу и идти под всеми парусами ночью или в туман; надобно только время от времени приводить в дрейф и бросать лот; а глубина всегда покажет расстояние от берега, в которому самые большие корабли могут безопасно подходить на расстояние полумили.

Здесь кстати будет, я думаю, сказать, что на некоторых [80] английских картах долготы сего берега очень неверно положены; настоящая долгота гавани острова св. Екатернны, определенная Лаперузом, есть 48°; на карте Арросмита меридиан сей долготы идет по самому западному берегу гавани, а на плане капитана Крузенштерна по средине; самая же большая ширина оной только 6½ миль, следовательно 48° есть истинная ея долгота без всякого сомнения; но на английской карте, изданной Стилем, гавань сия положена в долготе 49° 20', — а на другой, издания Лори и Виттеля, в 49°. При выборе морских карт надобно быть отменно осторожну, а особливо в Англии, не должно верить надписям: вернейшая, точнейшая, новейшая карта, и пр. и проч. Самые несправедливые, наполненные величайшими непростительными погрешностями карты, с такими надписями, продаются в Лондоне, и которых все достоинство состоит только в одной гравировке.

В переходе из Англии до острова св. Екатерины, у нас никогда не было больных более 2 человек, да и те имели самые обыкновенные легкие припадки, независящие ни мало ни от морских вояжей, ни от перемены климата, и которые более трех дней не продолжались. Шлюп не потерпел никаких повреждений в корпусе, а в вооружении только одна фор-стеньга дала трещину в несносные жары, когда солнце было близко зенита; действие его лучей могло бы большой вред причинить нашей палубе, наружной обшивке и баргоуту, которые все сосновые, если бы мы не покрывали их парусами и брезентами, всегда, когда солнце сияло: сия предосторожность сделала нам большую пользу.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ.

Пребывание в гавани острова св. Екатерины в Бразилии, и описание свой.

Января 9-го, в осьмом часу вечера, стали мы на якорь в гавани св. Екатерины; тогда было уже темно. Но пока мы входили в гавань, невозможно было вас не приметить с трех крепостей, при устье оной находящихся, и с одного гард-кота, стоявшего на якоре под самым берегом; однакож невнимание гарнизона и жителей было так велико, что казалось, или на всех берегах сей пространной гавани нет ни одного жителя, или они все разбежались по лесам. Как бы португальцы ленивы и беспечны ни были, я не мог себе вообразить, чтобы прибытие в их [81] соседство военного судна (что здесь весьма редко случается), не возбудило в них любопытства, по крайней мере выдти на берег и взглянуть на него, и более потому, что мы были под флагом им мало известным; пустота в такой обширной гавани, где кроме вышеупомянутого гард-кота ни одного судна, ни одной лодки не было, глубокая тишина по берегам оной, высокие окружающие гавань горы, покрытые непроходимым дремучим лесом и слабый исчезающий вечерний свет представили нам сей прекрасный порт в таком диком, нелюдимом состоянии, что прежде не видавшие колоний, принадлежащих Португалии, с трудом поверили бы, чтобы места сии когда-нибудь были обитаемы европейцами. По берегам рассеяно несколько хижин, но оне казались нам необитаемыми, или их жители были погружены в глубоком сне; только лишь на валу одной из крепостей мы видели трех или четырех человек в епанчах: кто они были, монахи, нищие или солдаты, мы не знаем 34. Положа якорь, я хотел выстрелить из пушки в знак, чтобы жители в селениях, не на самом берегу лежащих, могли узнать о прибытии к ним чужестранцев и на другой день привезти нам каких-нибудь свежих съестных припасов, в коих мы имели большую нужду; но прежде нежели сей сигнал был сделан, приехал к нам от начальника одной из крепостей унтер-офицер, по обыкновению узнать: кто мы, откуда и куда идем, и зачем пришли? Он не знал никакого языка, кроме португальского: а у нас никто во португальски говорить не умел; однакож, выбранные из лексикона слова удовлетворили вполне всем его вопросам. То же средство сообщения мыслей при помощи телодвижений помогло нам и его выразуметь: он нам сказал, что на другой день по утру сигналом с крепости дано будет знать в город Nottra senora dal destero, губернаторское местопребывание, о нашем прибытии, и по получении оттуда ответа мы сами можем ехать в город и закупать все, что нам надобно. Кроме сего разговора, который происходил между нами так сказать по должности или по службе, мы могли и о посторонних делах сообщать взаимно друг другу свои мысли. Мы от него узнали, что он здесь находился во время посещения сей гавани кораблями «Надежда» и«Нева»; помнит капитанов Крузенштерна и Лисянского, и показал нам место, где они стояли на якоре. Разстались мы, будучи совершенно довольны один другим, и более потому, что хорошо друг друга [82] поняли; а за всю такую выгоду мы обязаны лексикону. Сей случай подает мне справедливую причину советовать всем командирам отправляющихся в отдаленные кампании судов брать с собою испанский и португальский лексиконы; оба сии языка между нами совсем неизвестны; а притом и народы, коим они природные, очень редко, или лучше сказать, почти никогда не занимаются изучением вообще известных европейских языков, как-то французского, немецкого и английского; имея же порядочный лексикон, можно всякое дело довольно свободно выразить, с достаточною точностию.

На другой день (10 января) по утру мы переменили место, подошли ближе к берегу и стали фертоинг на глубине 5 сажен, грунт густой ил. Место наше было от крепости С.-Круз на StW в расстоянии 1¼ мили. Приехавший из сей крепости адьютанть уведомил меня, что повеление губернаторское последовало, позволить нам приступить в исправлению наших надобностей на берегу, также ехать в город и закупать нужные нам провизии и вещи. В 10 часу я ездил с адьютантом к коменданту здешних крепостей; не понимая друг друга в разговорах, визит мой был очень короток. По приказанию коменданта, адьютант его показал место, где мы можем поставить палатки для обсерватории, и недалеко от оного ручей пресной воды. После полудня мы успели свести на берег пустые водяные бочки, поставить палатки для караула и для астрономических инструментов, которые со шлюпа перевезли на берег. Делать астрономические наблюдения для изследования хода хронометров возложено было на штурмана Хлебникова и на помощников его, Новицкого и Средняго. За работами, производимыми на берегу, приказано было смотреть гардемаринам, из коих один там беспрестанно находился с вооруженным караулом; а о исправлениях и работах на шлюпе попечение имели вахтенные офицеры. Сегодня, кроме привезенных на лодке к борту арбузов, мы ничего свежего для команды на берегу купить не могли, не взирая на все наши старания сыскать что нибудь.

Ночью на 11-е число по горам и прямо над нами был сильный гром и молния с проливным дождем, в продолжение коего нашел от SW жестокий шквал и продолжался около четверти часа; потом опять стало тихо, а к рассвету и гроза прошла. В 9 часу поутру поехал я на своей шлюпке в город. Комендант послал со мною унтер-офицера показать мне дорогу и пристань. Ветра почти совсем не было, и мы принуждены были идти на гребле, так что не прежде 12 часа туда приехали. [83] Разстояние от места, где шлюп стоял, до города было от 9 до 10 миль. По прибытии в губернатору, он меня тотчас принял; как он сам, так и адьютанты его, или не знали, или не хотели говорить ни по-французски, ни по-английски (первое однакож вероятнее), и потому призвали одного молодого португальца, изрядно знающего английский язык, быть переводчиком между нами. После ответов на обыкновенные вопросы, относящиеся к нашей экспедиции и к европейским политическим новостям, я стал просить позволения купить в городе нужных для нас провизии и вещей, и просил дать мне средства, как можно скорее все это кончить. Губернатор на просьбу мою охотно согласился, и тотчас, призвав одного из богатейших здешних купцов, приказал ему при мне, пособить нам сыскать все те вещи, в которых мы имели нужду.

Рекомендательное письмо, данное мне португальским министром в Лондоне к графу Дез-Аркос, рио-жанейрскому вицерою, для доставления к нему, я вручил г-ну губернатору. По просьбе моей, он также обещался верно препроводить в Рио-Жанейро мои депеши для отправления в Лиссабон, откуда посредством нашего министра, или консула, оне могут быть отосланы в Петербург.

В обхождении, в разговорах и в поступках со мною, губернатор показывал отменную учтивость и приветливость, кои были верными знаками хорошего его воспитания. Он приглашал меня к обеденному своему столу; но беспокойство, чтобы не упустить ни одного благоприятного случая и не потерять ни одной минуты в приготовлении шлюпа к походу, заставило меня извиниться, что обстоятельства препятствуют мне воспользоваться предлагаемою. честию. Губернатор человек молодой, между 25 и 30 лет, мал ростом и нестатен собою, но в лице имеет много приятного. Имя его Don Suir Mauricio da Silveira, из знатной португальской фамилии; военный его ранг — армии капитан, а гражданским своим достоинством равняется он с генерал-поручиком и имеет титул превосходительства (Excellenza).

Оставя губернатора, любопытство заставило меня пройти по всем главным улицам. Полчаса совершенно довольно, чтобы видеть весь город; по видимому кажется в нем от 400 до 50б домов; все каменные, выбелены, дву и одно этажные, с большими окнами без стекол; примечательного, заслуживающего внимания путешественника, в нем нет ничего.

Условясь о приготовлении нужных для нас вещей и сделав по сему делу все распоряжения, чтобы оные как можно скорее [84] были отсюда отправлены, я оставил город и возвратился на шлюп в 9 часу вечера. С большим удовольствием увидел я, что работы наши, как на берегу, так и на шлюпе, отправлялись очень поспешно. Одно лишь неудобство, какое мы встретили в доставлении команде свежей пищи, было для меня чрезвычайно неприятно. Рогатого скота по берегам довольно, и он недорог; за большого тучного быка просили 15 пиастров, но жители не били скотины и не продавали мяса по частям; надобно было купить живого быка, которого довольно было бы на суточную порцию для всей команды трехдечного корабля. Но для нас одной ноги его было много, а жар среди лета, под 28 градусом широты, натурально делал невозможным сохранить мясо, даже в продолжении только 24 часов, и потому нужно было нарочно их заказывать пригонять телят и свиней, которые, хотя, сравнивая цены по весу, и дороже приходились говяжьего мяса, но для нас было выгоднее несравненно покупать их, нежели быков, которых самую большую часть мы принуждены бы были бросать. Сегодня мы могли только выдать команде по ¼ фунта свиного мяса и по стольку же свежей рыбы, купленной у жителей. В покупке свежей провизии нам много помогали два поселившиеся здесь иностранца: один из них немец Адольф, а другой ирландец Кампель; мы их по одному виду избрали предпочтительнее другим двум или трем европейцам, предлагавшим нам свои услуги. Каждый из них рассказал нам историю своей жизни и о нынешнем своем состоянии; но рассказы таких людей обыкновенно бывают ничто иное, как вымышленные басни, наполненные странными приключениями; предмет их склонить пришельцев в свою пользу. Все такие бродяги, оставившие свое отечество, чтобы сыскать пропитание обманом, хитростию, или нанявшись в службу чужой земли, обыкновенно рассказывают чудные, так сказать, свои похождения, которые могли бы обратить внимание и привлечь сожаление слушателей к их состоянию. Что Адольф и Кампель ни говорили, я с моей стороны ни одному слову не верил. По знанию их португальского языка, они вам были полезны, за услуги их я им исправно платил, и притом старался не допустить их обмануть себя, не показывая впрочем ни малейшего сомнения, или недоверенности в их честности.

Заказанные в городе вещи должны быть готовы к отправлению 14 числа, и потому в тот день я ездил туда, с намерением все пересмотреть и при себе исправить, притом и депеши мои в Россию отдать губернатору. Провизия и все заказанные нами вещи были привезены на шлюп в свое время и в делах [85] наших мы не встретили никакой остановки или препятствия. Не смотря на чрезвычайные жары, мы работали от рассвета до сумерек; я не думаю, чтобы когда-нибудь команда могла работать с таким усердием, расторопностию и охотою, как наши люди в сем случае. Офицеры и гардемарины, определенные надсматривать над разными частями производимых работ; были весьма довольны прилежанием нижних чинов; они не имели неприятной надобности принуждать их наказанием к исполнению своей должности. Самое трудное дело из всех, какие только нам повстречались, было вытащить из лесу дерево, срубленное нами на стеньгу, и притащить его к берегу. 15-го числа наш плотничий десятник выбрал, срубил и очистил дерево. Годных деревьев для нашей стеньги близко берега не било; а то, которое мы нашли, находилось на горах в густом лесу, от берега в расстоянии не менее 3 верст; чрез все сие расстояние его надлежало тащить сквозь лес и кустарники, по негладкой, гористой земле; часто нужно было срубать деревья или высокие пни, чтобы очистить место для поворота дерева, иногда спускать и поднимать его в крутых оврагах и перетаскивать через каменья в лощинах; ночью сего сделать невозможно, и потому мы принуждены были днем его тащить. 16-го числа целый день был употреблен для сей работы, которую чрезвычайный жар и зной делали несносною. Люди, употребленные с оной, должны были находиться в густом лесу, где царствовала совершенная тишина, мы малейшего дуновения ветра нельзя было чувствовать; а солнце, будучи почти над самою головою, проницало своими лучами по всему лесу; не было места, где бы можно было укрыться от действия оных. Жар был более несносен, нежели в банях; но наши люди работали сначала и до конца сего трудного дела, можно сказать, не отдыхая, и во все время с веселым духом, без всякой приметной усталости. Морского кадетского корпуса унтер-офицеру Картавцову препоручено было исполнение сего дела, и в чести его надобно сказать, оно было кончено скорее, нежели я ожидал.

18-го января мы перевезли с берега астрономические инструменты, палатку и все свои вещи, и были в настоящей готовности идти в море.

Продолжение повествования и нашем плавании, по выходе из Бразилии, я отношу к следующей главе, а здесь помещу [86] сделанные нами замечания о гавани острова св. Екатерины, в разных отношениях могущие быть полезными мореплавателям 35.

Надобно предуведомить морских читателей сего журнала, что девять дней нашего пребывания в сем порте (и из тех самая большая часть были употреблены для разных занятий на шлюпе но должности) были недостаточны, чтобы сделать все такие замечания, которые могут быть интересны для мореплавателей, и потому я надеюсь, они извинят недостатки сего описания. Что же принадлежит до ученых читателей, то они и ожидать не могут от морского офицера, чтобы он мог в такое короткое время заметить и сообщить им какие-нибудь достойные их любопытства сведения о статистике, натуральной истории и о других ученых предметах.

Описание сие я разделяю на три части:

В первой находятся замечания, касающиеся до местного положения, гидрографии и укрепления гавани.

Во второй описаны выгоды и невыгоды, какие она представляет заходящим в оную судам.

А в третьей следуют некоторые примечания о доставлении и о покупке съестных припасов, о мерах, деньгах и проч.

Местное положение, гидрография и укрепление гавани.

Остров св. Екатерины лежит между 27° 19' и 27° 50' южной широты; меридиан долготы западной 47° 55' проходит чрез средину оного; самая же большая ширина его около 6 миль. Два [87] мыса, видавшиеся от сего острова и от материка Бразилии прямо по направлению О и W, в широте 27° 32', сближаются на расстоянии один в другому около четверти мили. Сей канал составляет южный вход в гавань, годный только для малых судов; его защищают две небольшие батареи, по видимому в расстроенном состоянии и без орудий: та, которая находится на мысе, выдавшемся от материка, называется крепость св. Анны, а островская именуется крепость С.-Жуана; самая северная оконечность острова св. Екатерины называется мыс Ропа. Он находится от матерого берега в расстоянии 6¼ миль по параллели. От сей черты, можно сказать, начинается вход в гавань; собственно же говоря о гавани, северный ея предел заключается между крепостью св. Антония, находящеюся на мысе Поста-Крос, ов. Свят. Екатерины, и другою крепостью, называемою Санта-Круз, построенною на небольшом островке, отделенном от матерого берега каналом, в ширину не более 150 сажен. Разстояние между сими двумя крепостями 3¾ мили по румбу WtN и OtS. Оные составляют всю оборону северного входа в гавань, главного и обыкновенного для всех судов. Кроме вышепомянутых укреплений есть еще крепостца на небольшом островке, лежащем от крепости С.-Круз прямо на S в 4 милях, а от берега св. Екатерины в полуторых; но все оне в таком дурном состоянии, что гавань совершенно беззащитна. Длина гавани от северного входа до южного простирается по румбу N и S на 9¾ мили, и самая большая ея ширина около 6½ миль; но не все пространство оной способно для принятия больших судов. Сей порт есть один из самых безопаснейших в целом свете; он способен вместить величайший военный или торговый флот; по всему пространству оного дно состоит из ила; нет никаких подводных каменьев или скрытых мелей, и глубина к берегам уменьшается постепенно. Гавань закрыта от всех ветров, кроме NO, но из сей четверти горизонта крепких ветров здесь никогда не бывает; в зимние же месяцы южного полушария, по словам достойных вероятия жителей, с которыми я говорил о сем предмете, южные ветры нередко дуют с большою жестокостию, но продолжаются недолго и опасны быть не могут, потому что гавань от S совершенно закрыта, и глубина в ней мала, следовательно и большого волнения ветр в ней развести не в состоянии.

Над приливом и отливом мы не имели ни времени, ни случая сделать верных наблюдений, на которые бы можно было положиться. Лаперуз говорит, что течения здесь неправильны, и что море приливает и отливает двумя входами канала, протекающего между [88] островом св. Екатерины и материком. Мне показалось сие замечание весьма вероятным; в девять дней нашего здесь стояния мы не могли приметить ничего правильного или постоянного в течении: когда мы ложились фертоинг, прилив тогда шел, но так тихо, что мы принуждены были парусами вытягивать канат, на котором сдавались, и положили якоря по направлению N и S. Мне тогда казалось, что это было направление течения; но чрез несколько времени оно сделалось гораздо сильнее, и мы нашли, что направление его было около NO и SO, а скорость оного била два узла в час (после случившегося тогда новолуния), от чего у нас часто делались крыжи на канатах. Лаперуз пишет также, что прилив никогда не поднимается выше 3 футов; но мы имели случай видеть, что вода поднималась, в четыре случившиеся при нас прилива, более нежели на 4 фута; и в первый раз, когда мы сего не ожидали, море едва было не унесло с берега нашу шлюпку и стеньгу.

Рек в гавань никаких не впадает, а с гор текут многие ручьи, как на материке, так и на острове; в некоторых из них вода отменно прозрачна и приятна для вкуса, а в других слишком мутна. Вода в роднике, где мы оную брали, очень хороша, наливать ее в бочки удобно и возить недалеко; мы нашли в расстоянии одной трети мили от берега глубину 4 сажени.

Город de Nostra Senora del Destero лежит на самом берегу южной стороны выдавшегося мыса от острова св. Екатерины, на оконечности коего стоит крепость С.-Жуан; расстояние между городом и крепостью около полумили. Небольшой залив, перед городом находящийся, слишком мелководен для больших судов; но на рейде против него при нас стояли на якоре два или три португальские судна, производящие прибрежный торг; впрочем это только летом бывает, а зимою тут опасно стоять судам, потому что рейд совсем открыт южным ветрам. Кроме города, на берегах гавани есть два другия селения: одно, называемое св. Михаила, лежит на матером берегу; а другое, св. Антония, на берегу острова. Впрочем, по всем берегам рассеяны маленькие домики в некотором расстоянии один от другого; внутри же земли, по словам жителей, нет вблизи никаких селений: горы и обширные непроходимые леса, наполненные ядовитыми змеями и хищными животными, препятствуют иметь сообщение с внутренними местами, и для того жители строются при берегах морских заливов, или при устьях и на берегах судоходных рек, и всякое сообщение между селениями, близко или далеко, производится водою. Даже соседи, на берегах сей гавани живущие, может быть [89] не далее полуверсты, ездят друг к другу в своих кану (так называются маленькие лодки, из одного дерева выдолбленные). Такого рода езду они почитают не стол затруднительною, как идти сквозь лес, или кустарник, где едва ли и тропинка есть; даже почты отправляются морем. Сия провинция принадлежит вицеройству Рио-Жанейрскому и имеет лишь сухопутное сообщение с Рио-Гранде — рекою, которая лежит южнее св. Екатерины, в расстоянии около 240 миль. Долины в соседстве оной усеяны рогатым скотом, который сюда пригоняют дорогою, идущею подле самого морского берега. В городе я видел однакож много лошадей; мне сказывали, что их держать жители более для верховой езды, нежели для путешествий и работы. Из селения Св. Антония дорога хороша, и есть повозки для езды.

Говоря выше сего об укреплениях гавани, я упомянул, что крепостные строения, будучи оставлены в небрежении, находятся очень в дурном состоянии. К сему надобно присовокупить, что оне не снабжены и достаточным числом орудий; даже и те пушки, которые стоят на некоторых батареях, я не думаю, чтобы были годны в службе. Все оне литы по крайней мере в 17-м веке, если не прежде, и будучи оставлены без всякого присмотра, от времени, погоды и ржавчины должны придти в негодность; сверх того и лафеты все сгнили.

Что принадлежит до гарнизона, то он во всем совершенно соответствует укреплениям: в крепостце С.-Круз, где живет комендант, мы видели, я думаю, всю его силу. Мне показалось, что солдаты вышли нарочно, чтобы нас видеть, когда мы вошли в ворота. Они смотрели на нас с некоторым любопытством; если половина их была только так любопытна, то нельзя всему числу гарнизона превосходить 50 человек. Мундиры, или одежда их, нищенские; солдаты почти босые; ружья у часовых покрыты ржавчиною; бледные, голодные лица явно показывали, что это были португальские войска. Нельзя бы язвительнее и сильнее написать сатиры на воинское звание, как только изобразить на картине такую фигуру с надписью: солдат. Но в городе у губернатора караул меня удивил: рост людей, вид их, платье и оружие были в таком состоянии, что не только в португальских колониях на островах, где мне случалось быть, но даже в самом Лиссабоне я не видывал гвардейских солдат в такой исправности. Правда, что их было очень мало, и легко случиться могло, что губернатор содержит своих телохранителей в [90] лучшем порядке, на счет прочих подчиненных ему воинских команд.

Выгоды и невыгоды, какие гавань св. Екатерины представляет заходящим в нее судам.

Суда, идущие из Европы в Тихое море, переходя Атлантический океан, непременно должны, по крайней мере один раз, зайти в какой-нибудь порт, для получения пресной воды, свежих провизий и роздыха служителям. Те, кои не запаслись в Европе вином, заходят на Азорские острова, Мадеру, или на острова Канарские; а которые в нем нужды не имеют, проходят сии острова; но все вообще, прежде вступления в Тихий океан, неминуемо принуждены зайти в порт для вышеупомянутых надобностей. Обыкновенные в таких случаях пристани четыре: острова Зеленого мыса, мыс Доброй Надежды, Рио-Жанейро и остров св. Екатерины. Плывущие восточным путем, то есть около мыса Доброй Надежды, по большой части избирают первые две; а те, кои намерены войти в Тихий океан западным путем, или около мыса Горна, заходят в одну из последних двух. Не сравнивая преимуществ и недостатков их, я буду говорить только здесь о гавани св. Екатерины и единственно о том, что я сам действительно видел и опытом узнал.

Географическое положение сей гавани есть одно из главных ея преимуществ: восточным ли путем суда идут в Тихий океан, или западным, в обоих сих случаях она лежит на дороге 36. Соседственные ей берега чисты, нет при них ни мелей, ни подводных каменьев; подходить в ним легко и безопасно при всяком ветре и во всякое время; лот всегда верно покажет расстояние от них. Вход в гавань совершенно свободен, в нем нет никаких опасностей и приметить его с моря очень не трудно. Мыс Ропа, острова Арвареда и Галера суть такие предметы, [91] которые, при первом своем появлении, тотчас означат вход и будут служить знаками, как править в него.

Другое преимущество сей гавани состоит в безопасности от бурь, которою пользуются стоящие в ней суда. О достоинстве ея в сем отношении я выше упоминал; к сему надобно присовокупить и ту еще выгоду, что выход из нея никогда не может быть нисколько затруднителен. В летние месяцы сего полушария здесь поутру бывает обыкновенно штиль, около 10 часов умеренный ветр начинает дуть от N или NO, и утихает с захождением солнца: тогда опять штилеет, а в ночь ветр дует с берега от S, SW, или от W. В бытность нашу в здешней гавани это всегда случалось, да должно быть и во все лето так, потому что ветры берегов знойных стран подвержены сему закону, происходящему от известной всем мореплавателям физической причины, и как выход просторен и не опасен, то всегда можно воспользоваться ночным благополучным ветром; да и днем нет труда вылавировать, а особливо при новолунии или полнолунии, с отливом, когда течение бывает от 1½ и до двух миль в час.

Удобность получать пресную воду есть также немаловажная выгода, представляющаяся мореплавателям, посещающим сей порт; большое число ручьев, коими вода стекает с гор в гавань на обоих берегах ея, дают способ наливать оную в бочки и возить на суда при всех ветрах, избирая для сего тот берет, откуда ветер дует, когда только сила его причиняет большой прибой у подветренных берегов, или когда нагруженные шлюпки не могут грести против него.

Самая же главная выгода, какую мореплаватели здесь иметь могут и которую они не должны терять из виду, есть великое изобилие разного рода свежих провизий и умеренная цена оных.

Законы Португалии не только что запрещают бразильским своим подданным торговать с иностранцами, на основании общих коммерческих уложений, существующих во всех колониях, принадлежащих разным европейским морским державам, но даже и с португальцами не иначе позволяют производить торг, как только в двух главных портах: в С.-Салвадоре и в Рио-Жанейро. Все продукты отвозятся в помянутые два порта на мелких прибрежных судах, а оттуда отправляются большими конвоями в Европу, от чего другия пристани Бразилии не имеют собственного своего торга. В них нет богатых купцов и никаких коммерческих заведений, и оне очень малолюдны; а потому все природные их произведения чрезвычайно дешевы; главные из них в сей [92] провинции суть: сарачинское пшено, кофе и китовая ловля 37. Здешний кофе, сказывают, есть самый лучший во всей Бразилии. Впрочем, земля производит много сахару; зелень и фрукты родятся в большом изобилии. При нас были совсем созревши арбу&и, ананасы и бананы; лимоны же и апельсины еще были зелены и малы. Из земляных овощей, европейский картофель здесь не родится; сладкого картофеля было мало, а репы и моркови мы совсем не видали; луку и чесноку чрезвычайно много. Из огородной зелени здесь родится капуста, салад и огурцы, но при нас их было очень мало; жители сказывали, что для них время прошло; тыквы чрезвычайно много, она очень велика и вкусна. Рогатого скота и свиней довольно: баранов я не видал. Скот пригоняют с берегов Рио-гранде; там он в таком множестве водится, что его бьют только для одних кож 38. Из дворовых птиц: индеек, кур и уток очень много, а гусей мне ни одного не удалось видеть. Дичины, по словам жителей, иногда бывает чрезвычайно много на озерах низменных мест. Мы раза два ездили стрелять; но, кроме множества куликов и небольшого числа уток, других птиц не видали, исключая обыкновенных чаек. Жители сказывают, что по временам года рыба заходит в гавань великими стаями и ловится в удивительном изобилии. Лаперуз был здесь в ноябре месяце и пишет, что при нем стоило только закинуть невод, чтобы вытащить его полон рыбы; но мы не были так счастливы: удами нам почти ничего не удалось поймать, а неводом подле берега часа в три мы не более сорока рыб поймали. Оне были величиною с плотву, лишь немного толще, и очень вкусны; да и жители, ловившие рыбу удами на своих лодках подле нас, не лучший успех имели. Они обыкновенно начинали ловить поутру, а в полдень привозили пойманную рыбу к нам продавать, и мы никогда много рыбы у них не видали. Устриц, раков и других годных в пищу черепокожных я совсем не видал. Сообщая сии замечания, я имею единственно в предмете показать мореплавателям, читающим журнал мой, [93] пособия, кои они могут надеяться получить в здешнем порте, а потому и не упоминаю ни о разного рода других произведениях, ни о животных, которые не могут быть для них полезны.

Гавань св. Екатерины имеет еще одно преимущество, заслуживающее некоторое уважение от мореплавателей, а именно добросердечный и смирный нрав жителей, обитающих по берегам ея. Они суеверны, ленивы и бедны, но честны, ласковы и услужливы. Они ничего у нас не украли и не покушались украсть, хотя и имели разные с тому случаи на берегу. Если за некоторые ими продаваемые нам вещи они иногда и просили более настоящей цены, то есть дороже того, за что бы они уступили их своим соотечественникам, то разность была очень невелика. Впрочем, это весьма натурально: где же и в какой земле жители, при продаже не употребляют в свою пользу неведения и неопытности чужеземцев? Притом, к чести их надобно сказать, что, получа от нас плату за доставленную ими на шлюп свежую провизию, зелень и фрукты, в первые дни нашего прибытия, почти без всякого торга с нашей стороны, они ни мало цены вещам не увеличили, что им легко можно было бы сделать под разными предлогами. Надобно знать, что я не приписываю такой простоты поселившимся здесь немцам и англичанам.

Теперь остается сказать о невыгодах, какие могут встретиться судам в сей гавани. Их, по мнению моему, только две: одна постоянная, а другая временная. Здесь нет ни казенного морского арсенала, ни партикулярных верфей, словом сказать, никакое судостроение не производится; а потому и нельзя сыскать ни морских снарядов, ни мастеровых; следовательно, судно, потерпевшее какие-нибудь важные повреждения, не может от порта получить никакого пособия, и всю починку и все исправления должно производить своими материалами и своими людьми, что не всегда можно и делать; ибо повреждения часто могут быть таковы, что без помощи устроенной верфи исправить их невозможно; притом и лес доставать здесь очень трудно. Я выше говорил, каких трудов нам стоило доставить дерево для фор-стеньги, длиною только в 34 фута. Впрочем, на горах ростет много прекрасного леса, годного на всякое строение, я не знаю, какое название дают сего рода дереву ботаники, а у мореплавателей оно известно под именем бразильского дерева. Оно несколько красновато, чрезвычайно твердо, а когда сырое, то так тяжело, что на воде тонет. Временной же невыгоде бывают суда подвержены только в исходе февраля, в марте и в апреле, после чрезвычайных летних жаров. Тогда начинаются здесь эпидемические болезни, [94] часто сопровождаемые пагубными следствиями, а особливо для людей, непривыкших к климату. Надобно однакож знать, что это не так, как в некоторых других жарких местах Америки, или в Западной Индии, где заразительная, смертоносная горячка всякий год периодически опустошает целые селения; здесь же, по словам жителей, не всякий год такие болезни бывают опасны.

Примечания о покупке съестных припасов, о деньгах, мерах и проч.

Во всех торговых приморских местах и в портах, куда часто заходят корабли, есть род купцов, известных под названием судовых агентов или стряпчих. Они держат у себя разные снаряды и вещи, кои могут быть нужны мореплавателям, заготовляют морской провиант, скупают у жителей свежия провизии, зелень, фрукты и снабжают ими суда тотчас по требованию. Маклеров такого рода на острове св. Екатерины нет, а по назначению губернатора один португалец, торгующий европейскими товарами, доставил нам многия вещи; прочее же мы покупали сами у жителей. Я уверен, что он с нас за все взял гораздо дороже настоящих цен; а сверх того не позабыл потребовать и пяти процентов за труды, или как в торговых делах говорится, за коммисию, ссылаясь, что в Рио-Жанейро так водится. Одно лишь желание скорее изготовиться и отправиться в море, заставило меня употребить такого поверенного; впрочем, я советую всякому, самому покупать все, что нужно, прямо у жителей. Если бы мне в другой раз случилось зайти сюда, то, получа от губернатора позволение закупать провизии, я поехал бы на своих шлюпках в селения св. Михаила, св. Антония и другия места, на берегу лежащие, и купил бы все вещи за весьма сходную цену. Для сего нужно только знать счет и название денег, которые здесь ходят, какой вес и мера в употреблении, и имена вещей, кои нужно купить.

Деньги здесь вообще ходят португальские, серебряные и медные, и испанские пиастры; также и английские шилинги не безъизвестны. Некоторые из жителей берут их в плату, а золотые монеты теряют свою цену. За дублон, которого настоящая цена в Испании 16 пиастров, здесь дают только 14. Счет и взаимная цена деньгам, те же что и в Португалии. Ри или рейс суть мнимые деньги, коих десять составляют медную монету, называемую дис-ри: она меньше нашей копейки; двадцать рейсов делают [95] медную монету, называемую винтин. Первые из сих монет на одной стороне имеют знак X, последния XX. Потом следуют разной величины другия монеты, медные, серебряные и золотые, коих всех цена означается почислу рейсов, какое оне в себе содержат. Самая малая серебряная монета (тистун) содержит 100 рейсов; а самая большая, называемая крюсадо, стоит 480 рейсов. Из золотых денег цена самой большой монеты 24.000 рейсов, а самой малой 2400. Сверх сего, в Бразилии употребляют другой счет деньгам, называемый петака: 16 винтинов, или 320 рейс, делают одну петаку. На всех португальских монетах вообще на одной стороне означено римскими числами сколько рейсов оне содержат, и потому не трудно ими разплачиваться; а жители здесь при продаже вещей всегда назначают цену пиастрами, петаками, или винтинами; а иногда, что только бывает весьма редко, английскими шиллингами. При нас пиастр стоил 37½ винтинов, то есть 750 рейсов, а английский шиллинг 8 винтинов или 160 рейсов.

Узнавши показанный счет португальских денег и сравнение их в цене с испанским пиастром, или английским шиллингом, можно торговаться и расплачиваться с жителями без всякого затруднения, а притом и легко будет сравнить здешние цены вещей с европейскими 39.

Скот, домашние птицы, дичина, яйца, рыба, фрукты и зелень продаются счетом, смотря по величине и качеству оных 40; все прочие провизии и вещи, также как и в Европе, продаются весом или мерою. Вес в употреблении здесь португальский и считается арробами (arroba) и фунтами (libra); арроба содержит 32 португальских фунта, которых 35⅗ делают один русский пуд. Хлебная мера называется мюйс (muys); она заключает в себе 24 бушеля и равняется нашим четверикам. Сукна и все другия материи продаются мерою, называемою вара (vara); оная равняется 1 арi. 84/7 верш. нашей меры. [96]

Для водки и вин употребляется мера, которую здесь называют канари (canari); в ней немного больше 30 чарок нашей указной меры.

Здешние жители предпочитают разные европейские вещи деньгам, и несравненно охотнее берут их в уплату за доставляемые ими на суда провизии, как то, скот, зелень и проч. Не зная правил военных, они неоднократно спрашивали у нас, не имеем ли мы каких нибудь товаров. Таможни здесь нет, и я не приметил, чтобы какие нибудь приставы надсматривали над нашими гребными судами, ездившими на берег, или над лодками жителей, приезжавших со шлюпа; торговым судам купеческие обороты всякого рода позволительны, и потому они меною товаров на разные провизии, кои можно получить в здешнем месте, могут сделать себе большой прибыток; но военным судам гораздо приличнее за все платить деньгами, нежели товарами; впрочем, случаи могут повстречаться, что и военные суда принуждены будут выменивать на товары, необходимые для них съестные припасы. Бумажные пестрые платки, шляпы, бритвы, ножи, парусина, суть товары наиболее в уважении между жителями, и которые они спрашивали у нас беспрестанно, хотя бы те вещи были старые; также старое платье всякого рода и пустые бутылки они берут охотно в большой цене; порох чрезвычайно дорог: при нас на берегу одного фунта нельзя было купить за дублон, потому что вицерой рио-жанейрский по всему своему капитанству велел его отобрать в казну по нужде.

Цены, по которым мы покупали разные съестные припасы и другия вещи, с переводом их на русские деньги, при котором пиастр, стоющий здесь 750 рейсов, полагался в 2 рубля настоящей цены его в России:

 

Рейсы.

Рубли.

Коп.

Лучший белый сахарный песок 1 фунт.

100

26⅔

Посредственный — —

80

21½

Последнего сорта — —

70

18⅔

Лучшее сарачинское пшено

30

8

Пипа настоящего портвейну

120000

320

 

Самый лучший ананасъ

20

5⅓

Самый лучший арбузъ

20

5⅓

Большая тыква

48

13

Луку четверик нашей меры

580

1

55

Теденок живой, из коего мяса выходит от 2½ и до 3 пуд, стоит 5 и [97] 5½ пиастр.

12

50

Большой тучный бык стоит 15 пиастр.

30

Поросенок, из коего мяса выходит более 20 фунтов, стоит 2 пиастра

4

Рыбы живой 24 фунта стоит 1½ пиастр.

3

Большая индейка 1½ пиастр.

3

Малая 1 пиастр.

2

Яиц двенадцать

80

 

21⅓

Пара уток, пара кур, молока, наша казенная кружка

50

13

Дрова, сто штук длиною 5-ти футъ

640

1

70

Надобно сказать, что мы пришли в Бразилию скоро по окончании английской экспедиции, отправленной для завоевания южных областей Испанской Америки; когда испанцы выгнали их совсем с реки Плато, то многие транспорты с войсками и коммерческие суда английских спекулаторов заходили в гавань св. Екатерины; отчего цены на все съестные и другия для судов нужные вещи чрезвычайно поднялись. Когда мы сюда пришли, то хотя английских судов здесь и не было, однакож жители ожидали их, и потому не хотели продавать свои припасы дешевле того, за что покупали у них англичане; впрочем, когда дела возвратятся к начальному своему состоянию и пойдут прежним порядком, тогда сюда столько же редко заходить будут чужия суда, как и прежде, и все провизии будут продаваться несравненно дешевле. Лаперуз был здесь в 1785 году; он говорит, что тогда большой бык стоил 8 пиастров, а пара индеек 1 пиастр.

В девять дней нашего здесь пребывания барометр никогда не стоял выше 30,1 дюйма, ни ниже 29,8; самая большая степень теплоты была 92°, а самая малая 80°. Дни по большей части были ясны, а по ночам облачно; горы были покрыты тучами, из коих беспрестанно видна была молния, а часто и гром слышен. [98]


Комментарии

29. В сем повествовании я не счел за нужное упоминать беспрестанно о широтах и долготах, в которых мы находились всякий день, о ежесуточном переплытом расстоянии и румбе, по которому оно перейдено; также ни о градусах термометра, ни о дюймах барометра, для того, чтобы избежать излишнего повторения однех и тех же слов, которые по необходимости должны бы были встречаться главам читателя почти во всякой строке; но чтобы не лишить любопытных мореплавателей нужных для них сведений о предметах, которые нередко могут быть им полезны, если не для примера, то но крайней мере для справок, я прилагаю в конце моего журнала таблицу счисления пути и метеорологических наблюдений, которая может им, ври одном взгляде на карту, вдруг показать счислимый и настоящий путь наш, и разность между ними; а также в каких широтах, в каком состоянии была атмосфера, и какие погоды мы имели; но, в порядке повествования, о сих предметах только тогда упоминается, когда они по каким нибудь случаям нужны; например, когда мы делали какие либо наблюдения, видели небесные, или другия необыкновенные явления, встречали чужия суда и проч., — тогда широтою и долготою означены места, где то случилось; также необыкновенный холод, или жар, показаны градусами термометра, а во время жестоких бурь упоминается о стоянии барометра.

30. Можно сказать, во всех учебных навигационных книгах упоминается, что между тропиками беспрестанно господствуют пассатные ветры, но я имел случай в зимние месяцы нашего полушария испытать несправедливость сего утверждения, находясь по северную сторону экватора три раза: в 1804, 1805 и в сем году.

31. Выключая славного Кука, капитан Ванкувер, по мнению моему, есть первейший из мореплавателей. Может быть я и ошибаюсь, только мне кажется, что и капитан Кук, открытиями своими приобретший безсмертную славу, не превосходит ни мало Ванкувера ни искусством в великой науке мореплавания, ни мужеством и твердостию духа, и никакими другими свойствами, потребными начальникам, посылаемым для морских открытий; словом сказать, Ванкувер имел способности и был в состоянии сделать все то, что Кук совершил, если бы судьбе угодно было произвести его на свет прежде сего мореплавателя, который, после своих трех вояжей, оставил очень мало предметов для открытий и славы будущим мореплавателям.

32. Если может когда нибудь случиться, чтобы счислимый и обсервациями определенные пункты были сходны, то это весьма редко; разность между ими всегда должна быть от несовершенства средств, употребляемых для счисления пути. Я разумею машины и способы, служащие к правлению корабля, с измерению хода и к определению дрейфа; но если помянутая разность слишком велика и невероятно, чтобы она могла произойдти от погрешности в счислении, в таком случае течение должно быть причиною оной, и в морских журналах таковые разности надлежит особенно и подробно замечать. Впрочем, небольшое несходство между счислимым пунктом и истинным местом, как например 4 или 5 миль на 100 или 200 миль суточного переплытого расстояния, должно приписывать погрешности, от средств путесчисления происходящей, если нет особенных причин, доказывающих существование течения, от действия коего таковая разность могла произойдти.

33. Некоторые географы по сие время верят существованию сего острова и полагают его в широте 20° 38' S, в долготе 35° 40' W. Другие напротив утверждают, что он несуществует. Лаперуз искал его и не нашел; он думает, что португальцы, остров Тринндад видевшие, по ошибке в долготе заключили, что сделали новое открытие, дали ему другое место на карте и назвали Assensio. В 1785 году бразильский вицерой посылал нарочно судно искать сей остров, которое возвратилось без успеха. На английских картах Стилева издания он положен в широте 20° 45' S, в долготе 86° 7' W, а на картах Арросмита его совсем нет. Многие думают, что назначать на картах все острова, каменья и мели, открытые прежними мореплавателями, которые, за недостатком астрономических способов, не могли определить настоящего их места, и кои новейшими мореплавателями, не смотря на все меры, употребленные ими к отысканию прежних открытий, не сысканы, есть дело бесполезное и не только бесполезное, но даже и вредное, потому что все такие мнимые, в самом деле не существующие опасности оставляют мореплавателя во многих случаях в недоумении, заставляют его без нужды отдаляться от прямого своего пути, в ночное и туманное время уменьшать ход и чрез то терять напрасно время и пр. Противные сему мнению утверждают, что изгладить с морских карт опасности, примеченные прежними мореходцами, которые за недостатком средств не могли быть верно определены, однакож в самом деле, хотя и не в том месте, со существуют, — значит подвергать суда всем ужасам кораблекрушения на неизвестном берегу или на неизвестных мелях; камень, каменный риф или небольшой остров может взбежать внимания тысячи плывущих близ него, а случайно примечен или найден одним. Если мне позволено объявить мое имение о сем предмете, я бы советовал все такие открытия, мнимые ли оне или сомнительные, непременно означать на морских картах, но при них издавать лоции, с описанием положенных на оных опасностей, кто их нашед, где, когда, в каком случае, широту и долготу; тогда всякий мореплаватель будет об них судить во собственному своему благоразумию, истинные ли оне или мнимые? существуют ли оне или нет? до какой степени вероятности существование их простирается, и есть ли основательная причина остерегаться и избегать их или нет? Получив в Камчатке путешествие капитана Крузенштерна, увидел я, что и он искал вышепомянутый остров, но не нашел.

34. Не доходя до устья гавани, мы видели двух земледельцев в работе на полях, лежащих на отлогости гор.

35. Почти в самое то время, когда мы оставили гавань острова св. Екатерины, португальской двор оставил Европу и прибыл в Америку. Он назначил Pio-Жанейро резиденциею королевской фамилии и верховного правительства. От сего великого политического произшествия вся Бразилия приняла совсем другой вид: кроме внутренних учреждений и перемен, по сему случаю последовавших, торг Бразилии, прежде будучи запрещен для всех народов, кроме португальцев, стал вдруг открыт англичанам, и гавань св. Екатерины при самом начале назначена главным сборным местом коммерческих судов сего народа. Англичане, будучи изгнаны и исключены из европейской торговли, бросились всюду, где имели только самомалейшую надежду получить прибыль, а от того Бразилия тотчас наполнилась английскими купцами и произведениями их мануфактур. Перемена в ценах всякого рода вещей из природных произведений сей земли была натуральным следствием сего случая, и потому порт св. Екатерины почти во всех отношениях принял не тот вид, в каком мы его нашли и оставили, и описание мое об оном относится к тем временам, когда Бразилия была не королевством независимым, а колониею Португалии и управлялась другим порядком.

36. В рассуждении восточного пути, сие выражение покажется несправедливо, принимая оное в литеральном значении; но есть физическая причина, которая оправдывает его: суда, идущие прямо к мысу Доброй Надежды, пройдя экватор, должны держать бендевинд, пока не выдут за пределы пасатных ветров; а желающие зайти в Бразилию идут с полным ветром. Еслибы из Европы в одно время прошли два судна равных качеств, к какому нибудь месту Южного океана восточным путем, и одно из них зашло бы к мысу Доброй Надежды, а другое в гав. св. Екатерины, то к порту их (назначая все другия обстоятельства теже) оне пришли бы почти в одно время, а может быть заходившие в Бразилию и скорее.

37. Здесь есть обширный китовый завод. Ловля сия отдана правительством на откуп компании лиссабонских купцов. Жители сказывают, что она весьма прибыльна. Едучи сюда, мы сами видели большое число китов почти при самом входе в гавань.

38. Я слышал от жителей, что недавно поселился там один ирландец, знающий секрет хорошо солить мясо. Не смотря на чрезвычайные жары, большое количество солонины его приготовления отправлено в Лиссабон; но еще неизвестно, удалось ли его открытие, или нет.

39. Обыкновенная цена пиастра в Англии от 4½ до 5 шиллингов. При нас он стоил 4 шиллинга 7½ пенса; а в России два рубля настоящая его цена, когда серебряный рубль стоил 135 копеек.

40. Сие замечание многим может показаться странно и смешно, потому что у нас в Европе вообще все такие вещи продаются счетом, и для того я должен здесь сказать, что в колониях, принадлежащих европейцам, не всегда так бывает: в Весть-Индии живых баранов и птиц продают весом, а на мысе Доброй Надежды живые поросята, зелень, даже и дрова продаются также на вес.

Текст воспроизведен по изданию: Путешествие шлюпа "Диана" из Кронштадта в Камчатку, совершенное под начальством флота лейтенанта Головнина, в 1807, 1808 и 1809 гг. // Сочинения и переводы Василия Михайловича Головнина. Том I. СПб. 1864

© текст - ??. 1864
© сетевая версия - Strori. 2013
© OCR - Бычков М. Н. 2013
© дизайн - Войтехович А. 2001

Мы приносим свою благодарность
М. Н. Бычкову за предоставление текста.