ГОЛОВНИН В. М.

ЗАПИСКИ

Остров Тана.

(Из записок В. М. Головнина.)

(Почтенный Руский мореплаватель посетил сей остров, виденный прежде него только Квиросом и Куком на пути своем с Мыса Доброй Надежды в Камчатку. — Он оставил Мыс Д. Н. 16 Мая того же года, следственно чрез десять недель пристал в первый раз к земле.)

Июля 23 дня 1809 года в полдень находясь в средней широте 23° 2' 17'' S и в долготе 169° 22' 48'', начали мы править к северовостоку, прямо к острову Анатому, южнейшему из островов Ново-Гебридского Архипелага. Остров сей видел Капитан Кук и определил Географическое его положение, почему мы смело могли взять курс [178] на него. — Он открылся нам в половине 4-го часа по полуночи на 25 число к NNW. Ночная зрительная труба мне его показала очень хорошо. Мы держали прямо к нему, и в 6 часов при рассвете он лежал по глазомерному расстоянию между двумя оконечностями миль на 15 или 18, и имел фигуру, подобную крыше какого нибудь высокого здания. Но по приближении нашем к нему миль на 15, показались все его возвышения, изгибы и ущелины. Издали он нам казался диким, голым, бесплодным и каменистым, но чем ближе мы ж нему подходили, тем более открывались приятные его холмы и прекрасные рощи. Когда совершенно рассвело, увидели мы также и остров Тану с салингу прямо перед носом. Сей остров приметен по курящейся на нем огнедышущей горе, о коей упоминается в путешествии Капитана Кука. В половине 8-го часа открылся нам с салинга остров Эратан на NtO. В 10 часов, приближаясь к острову Анатому, примешали мы на нем во многих местах дым. Сие было несомненным [179] признаком, что остров обитаем; тогда я велел поднять на грот-брамстенге наш флаг. В сие самое время увидели мы, что с южной стороны острова к западу простарается риф, посредине коего находятся небольшой островок; покрытый зеленеющимися пальмами и кокосовыми деревьями. Вскоре после того мы приметили, что за сим рифом и островком ближе к берегу стоит тихая вода, по которой жители разъезжают в своих канах (Кана или кану — называются челноки всех дикарей, выдолбленные из одного дерева.). Некоторые из них ходили по суше, а другие плавали в бурунах подле самого берега. Чем ближе мы подходили, тем более видели жителей. В 12 часу мы были от средины югозападной стороны острова милях в двух, и приметили на берегу множество людей, совершенно нагих: они бегали с предлинными копьями, которыми махая делали нам знаки, но в угрозу ли или для приглашения нас, мы не знали. На сии знаки велел я махать белым флагом, привязанным к шесту, с [180] приметного места корабля; но жители от берега не удалялись. Наконец увидели мы в, расстоянии от нас около полумили маленькую кану с выстрелами или балансами (Два шеста, с одной стороны лодки высунутые, к концам коих привязывается небольшое бревно, которое, тащась по воде с лодкою, препятствует ей опрокинуться — что непременно случилось бы без сей помощи.) на которой ехали два островитянина. Я тотчас приказал убрав лишние паруса, держать к ним и махать с разных мест шлюпа белыми платками; но они от нас погребли к берегу, крича что-то очень громко, и показывая своими веслами к небольшой заводи, находящейся за рифом. Когда ж мы обратились на прежний путь, то они опять за нами поплыли, но лишь только мы опять к ним поворотили, они тотчас стали от нас удаляться и продолжали кричать, указывая на берег. Тело они имели черное лоснящееся, и были совершенно нагие; узкие повязки по поясу составляли всю их одежду; у одного на груди висело нечто круглопродолговатое; он, положа одну руку на грудь, другою [181] держал весло, и показывал к берегу, как кажется, приглашая нас итти к заводи. Небольшая гавань сия имела пленительный вид; она лежала в югозападной стороне острова. Я желал посетить, сей остров особенно потому, что Капитан Кук к нему не приставал, но неизвестность, какие съестные припасы мы можем на нем получить, есть ли близь берега пресная вода, каково к нему приставать на гребных судах, каков характер жителей и проч. понудили меня предпочесть верное сомнительному и итти тотчас в порт Резолюшьон (Так названной Куком по имени его корабля: Resolution.) острова Таны, куда я надеялся достичь сего же вечера. Обстоятельства наши требовали, чтоб мы пришли нынешнею осенью в Камчатку, следовательно поспешность была необходима.

В 1 часу по полудни прошли мы северозападную оконечность острова Анатома; тогда открылся из за него остров Эрроиан. В тоже время увидели мы другую кану с четырьмя человеками, милях в [182] 4 или 5 от нас; к ней подходить мы не покушались, да и дикий не хотели к нам приближиться. — Ровной попутной юговосточной ветер при ясной погоде скоро привел нас к острову Тане. Невозможность войти в гавань пока еще светло, заставила нас дожидаться до утра. В 7 часов, убрав все лишние паруса, легли мы в дрейф, а потом во всю ночь, при умеренном ветре то лежали в дрейфе, то лавировала. Небо было облачно, и ночь очень темна, но Танская огнедышущая гора, извергая большое пламя, служила нам вместо маяка. Мы знали по описанию Кука, что она лежит близь гавани, а потому и располагали по ней своим местом. Извержение сей горы было весьма величественно! При всей усталости от дневных наших трудов, мы нескоро оставили палубу, любуясь сею прекрасною и вместе страшною картиною Природы! Вообще мы день сей провели хотя в трудах и работе, но очень приятно.

Коль скоро поутру в 7 часу (26 числа) довольно стало светло, мы, при тихом [183] ветре от NO, пошли к юговосточному берегу острова, Таны, чтоб осмотреть вход в пороть Резолюшьон; не имея карты сего залива, и увидев к югозападу от нас залив, способной принимать су да, мы стали держать туда вдоль песчаного берега; перед ним был риф, на котором бурун разбивался страшным образом; по берегу бегало множество черных нагих дикарей. Все они, от старого до малого, были вооружены длинными рогатинами и дубинами. Они делали нам разные знаки и махали, по видимому приглашая нас к себе.

Пройдя несколько вдоль берега, увидели мы, что показавшееся нам заливом не что иное было, как небольшая заводь, загражденная рифом; почему мы поворотили назад и стали держать к северу. Тогда ветер вдруг утих, а зыбью стало нас валить к рифу. Мы бросили лот и нашли глубину слишком большую и неспособную положить якорь; тогда вмиг спустили мы все гребные суда, но и они не в силах были оттащить нас от каменьев, к [184] которым нас прибивало. Мы явно видели свою погибель; каменья угрожали нашему кораблю разбитием, а несколько сот диких, на них собравшихся, грозили смертию тем из нас, которые спаслись бы от ужасных бурунов при кораблекрушении; однако ж Богу угодно было избавить нас от погибели; в самые опасные для нас минуты вдруг повеял прежний ветер от ONO. В секунду мы подняли все паруса; никогда матрозы с таким проворством не действовали; шлюп взял ход к северу, и мы миновали в нескольких саженях надводный камень, которым кончился риф. Вот какова жизнь мореходцев! Участь их часто зависит от дуновения ветра! И при всем том есть еще люди, завидующие наградам, коими иногда и их удостоивают!

Пройдя сей камень, увидели мы вдавшийся довольно далеко в землю залив, на которой и жители с берега нам указывали. Я лег в дрейф и послал на шлюпке штурмана Хлебникова осмотреть оный. При въезде нашей шлюпки в залив, встретили [185] ее двое диких на одной кане. Они держали в руках зеленую ветвь — обыкновенный, знак мира между жителями островов Тихого океана. Г. Хлебников их обласкал, подарил им несколько холстинных полотенец и бисеру, за что они его отдарили тринадцатью кокосами. Возвратясь, на шлюп, он объявил, что положение гавани от севера к западу по глазомеру на милю в длину и с полверсты в ширину; глубина в ней от 7 до 8 сажень; на дне мелкой песок, а проход с моря 10, 9 и 8 сажень глубиною; гавань сия открыта только от северного ветра. Хотя мы точно не знали, та ли это губа, в которой был Капитан Кук, и которую он потом назвал Резолюшьон, однако ж я решился войти в оную и велел править ко входу. К 10 часу мы вошли в помянутый залив, и положили якорь при радостных и громогласных криках великого множества островитян, собравшихся по берегам залива и на лодках около, шлюпа. Вошед в залив, сравнили мы положение внутренности оного с Форстеровым [186] описанием порта Резолюшьона, я тотчас уверились, что это тот самой. Сие подтвердилось в последствии и астрономическими наблюдениями.

Здесь я должен сказать, что по приходе к острову Тане, у нас на шлюпе оставалось пресной воды количество слишком достаточное на время перехода нашего в Камчатку; морских припасов мы здесь также получить не могли; но я надеялся запастись плодами, курами и свиньями, для подкрепления служителей хорошею пищею, опасаясь, чтоб цинготная болезнь между ими не распространялась. Притом мне хотелось узнать кое-что о жителях сих островов, которых из новейших мореплавателей никто со времен Кука не посещал, да уповательно и прежде него видел один только Квирос (Антркасто, ходивший для отыскания Лаперуза, проходил в виду сих островов, но не приставал к ним. — Острова сего Архипелага открыты в 1602 году, Испанским мореходцем Квиросом, которой назвал их островами Св. Духа, но за неимением способов, не мог определить настоящего их Географического положения. Капитан Кук нашед их на втором своем путешествии вокруг света, и назвал Ново-Гебридскими, для отличия от Гебридских островов, лежащих на западе от Шотландии.). [187]

Между собравшимися около нас на лодках дикими, был один их старшина или владелец, по имени Гунама, который разными знаками изъявил нам свое доброхотство и предлагал свои услуги, а мы, для объяснения ему наших надобностей прибегнули к путешествию Капитана Кука, писанному Форстером. Выбрав из находящегося при нем небольшого словаря названия вещий, нам нужных, повторяли мы оные двоим, сопровождая их разными телодвижениями. Гунама скоро нас понял, когда мы говорили; тавай (вода), буга (свинья), анюи (кокосовые орехи), эмер (хлебный плод), ани (есть), нюи пить, ж пр. Он во первых показал мам на то место, где мы можем наливать пресную воду; по положению оного, видно было, что оно то самое, в котором корабли Капитана Кука наливались. Желая прежде осмотреть сие место, я поехал в 12 часу на берег с двумя. вооруженными гребными [188] судами. — Коль скоро я отдалял от шлюпа, то Гунами подъехал ко мне на своей кане. Я пригласил его сесть в мою шлюпку, что он исполнил без малейшей отговорки. На пути он был смел и разговорчив, любовался нашею одеждою и всеми нашими вещами, которые ему на глаза попадались. Я спрашивал его о именах их островов; он знаки мои понял, и называл их точно так, как Форстер в своей книге их называет: Тана, Анатом, Эроманга, Иратон, Эмир. Я с моей стороны старался ему объяснить, что мы пришли издалека, из сильного, многолюдного Государства, называемого Россия, и что имя нашего корабля Диана. Но сколько я ни старался вразумить ему мои мысли, все было без успеха; из всех моих слов, телодвижений и знаков, он понял, что меня зовут Диана. Сему открытию он весьма обрадовался, и тотчас, став на ноги, кричал всем своим товарищам, которые на лодках около нас ехали: Диана! Диана! показывая на меня. Они, видя сие, тоже повторяли во все горло. Слово Диана [189] произносили они очень хорошо. — Увидев свое неискуство в разговорах с дикими, я оставил их в тех мыслях, что мое имя Диана, и они меня так называла во все время; да и теперь, может быть, помнят под сим именем. Он хотел знать, есть ли у нас на корабле женщины, и услышав, что нет, начал громко смеяться, и старался дать нам выразуметь, что женщины необходимо нужны. При сем случае он много говорил, и как кажется, шутил на наш щет, издеваясь над нашею ревностию и страхом, побуждавшими нас скрывать жен. — Между, тем несовершенство способов, коими ни объяснялись, и меня ввело в ошибку. Я просил у Гунамы свиней, делая ему разные подарки, как то: ножи, ножницы, бисер и пр. и показывая ему еще другие лучшие, которыми хотел заплатить за них. Он меня понял очень хорошо, и обещался, показывая на пальцы, дать мне десять свиней; причем показал на шлюпку, в коей мы ехали и на берег, где он живет. Я заключил, что естьли мы пришлем [190] шлюпку к его жилищу, то он променяет на предлагаемые нами вещи десять свиней; однако ж после открылось, что он предлагал мне такое число сих животных за мою шлюпку, которая была лучшее изо всех наших гребных судов, и которой я ни за что не мог отдать. Когда он узнал, что я не хочу ему променять шлюпки на свиней, то просил, чтоб за каждую его свинью я дал ему: бугу с рогами. Бугою называется у них свинья, а рога он показывал пальцами; чрез сие хотел он означить корову, барана или козу, которых они верно видели у Капитана Кука, и как кроме, свиней и мышей, не имеет ни каких четвероногих, то и других животных о четырех ногах также называют буга. Этот один случай показал вам, что они имели сношение с Европейцами; еще видно, что они нас знают, из того, что им известны сила и действий пушек; указывая на них, они знаками и шумом изъявляли, что им знакомы сии страшные и смертоносные орудия (Когда Капитан Кук послал свои гребные суда в первой раз здесь на берег, то жителе сделали на людей нападение; но Кук, подозревая их злой умысел, заблаговременно приказал приготовить пушки на кораблях; выстрелы ядрами по лесу тотчас их разогнали, и так настращали, что после они не отваживались уже нападать на него. Очень вероятно, что сему же действительному средству вразумления диких к добру, и мы обязаны ласковым их обхождением.). [191] Впрочем у них нет ни малейших признаков, чтоб к ним приходили когда либо Европейские суда; мы не видали у них ни одной Европейской вещицы, не смотря на то, что Кук раздал им множество разных вещей; особенно железных инструментов. Притом не знают они ни одного Европейского слова. — Таким образом, объясняясь с Гунамою, мы пристали к берегу, где встретили нас несколько сот вооруженных людей. Имея при себе ружья и мушкатоны, мы их не боялись и прямо вступили на берег, сказав Гунаме, чтоб и он не велел своим соотечественникам, близко к нам подходить, естьли они не отнесут своего оружия, в лес. Желание наше он тотчас исполнил, дикие толпою бросились в кусты, положили там свое оружие, и возвратились к нам с [192] простыми руками, самая же большая их часть, не покидая своих дубинок и стрел, стояла поотдаль. Осмотрев место, где должно было брать воду, я увидел, что это было превеликое болото, усеянное тинистыми островами, лесом и кустарником; часть оного похожая на пруд, подходит на расстояние четверти версты к берегу, где мы пристали. Тут вода немного глубже, но чрезвычайно мутна и даже грязна. Кук также жалуется на сей недостаток. Я спрашивал жителей, нет ли у них лучше воды. Они показали, что есть в горах, только очень далеко; и потому мы принуждены были довольствоваться тем, что есть. Одарив самых приветливых из диких разными безделками, и выменяв у них несколько кокосов и других растений, я возвратился в первом часу на шлюп, а между двумя и тремя часами, по полудни, подошли мы ближе к южному берегу залива, где нам надлежало брать воду. Остальную часть дня занимались. мы работами на шлюпе, а за водою посылать было поздно. Сего дня у [193] жителей мы выменяли слишком сотню кокосовых орехов, две ветви плантенов и корень ям весом в 21 1/2 фунт, а вечером, Гунама привез мне в подарок поросенка весом в 29 фунтов, за что я подарил ему большие ножницы, несколько парусных иголок и бисеру.

Осторожность, которою всегда должно наблюдать в обращении с дикими, заставила меня принять меры и сделать распояжения, какие показались мне нужными. На сей конец сообщил я моей команде следующий письменный приказ:

«В порте Резолюшьоне острова Таны Июля 26 дня 1809 года».

«Во время пребывания шлюпа Дианы в порте Резолюшьоне острова Таны, а также и во всех других гаванях островов Тихого океана, населенных дикими, естьли обстоятельства заставят пристать к оным, предписывается следующее:»

«1.) Чтобы принудить жителей снабжать нас свежею провизиею, не позволяется никому выменивать у них никаких других вещей, кроме местных припасов. По достаточном запасении оными, дано будет от меня знать, и тогда уже всякой может покупать и менять для себя, что хочет».

«2.) Чтоб каждой из служащих на шлюпе, как те, которые должны беспрестанно заниматься должностию, следовательно не будут иметь времени делать мену с жителями, так и не имеющие от своих занятий по службе более досугу, могли получать равную часть свежей провизии, — не позволяется никому выменивать собственно для себя съестных припасов, а вся покупка и мена будет производиться вообще, и провизия делиться на команду поравну».

«3.) Над меною будет надсматривать Г. Лейтенант Рикорд».

«4.) На рейде Офицерам днем вахт не стоять, а только одним Гардемаринам, и ночью стоять на вахте всем, как и в море».

«5.) Вся вахта, от наступления темноты до рассвета, должна быть вооружена, как расписано для абордажа». [195]

«6.) При работе на берегу будут Гг. Мур и Рудаков по очереди; им поступать по приложенной в сигналах инструкции».

«7.) Гардемарину, которого неделя быть у раздачи провизии, наблюдать, чтобы больным никаких привезенных с берегу свежих припасов не выдавать без назначения Г. Лекаря, и не свыше определенного их количества».

Во все сутки 27 числа погода была ясная при местных облаках, ветер же самый тихий. Поутру в 6 часов послал я вооруженные гребные суда на берег за водой и за дровами, и сам на своей шлюпке с ними поехал. Мы были встречены небольшим числом жителей; но скоро их собралось множество; они приходили с деревянными копьями; стрелами и дубинками но все почти оружие свое клали в лесу, а к нам приближались безоружны и обращались с нами дружелюбно. Многие из них сами вызвались таскать наши бочонки с водою (каждый от 4 1/2 5 1/2 ведр)? получали по две бисеринки за каждой бочонок; и весьма были довольны сею платою. Около [196] полудня мы возвратились с водою и дровами на шлюп; посла обеда опять поехали на берег. Островитян было более прежнего; они нас встретили как старых друзей и помогали наливать воду и таскать дрова; не смотря однако ж на их по наружности дружеское расположение, мы были, осторожны: кроме работавших людей, все прочие были беспрестанно в ружье.

В 5 часу все мы возвратились на шлюп. Занятия Офицеров на берегу были различны; каждой из них исполнял, что ему было определено: один надсматривал над работами, другой начальствовал конвойными людьми; кто выменивал у жителей съестные припасы, кто делал астрономические замечания и другие наблюдения, а кто собирал слова языка здешних жителей (К сему делу, был употреблен Г. Мур, тот самой нещастной Офицер, которой после был со мною у Японцев. Он имел удивительное искуство объясняться пантоминами; сим средством составил он довольно пространной словарь Танскому языку, которой, к сожалению, во время нашего плена затерян.). Сего дня мы выменяли у них: кокосовых орехов 250, корня яму 175 фунтов, [197] сахарных тростей 66 фут, плантенов 4 ветви. Под вечер мы ездили на восточной берег залива, к жилищу приятеля нашего, Гунамы. Шалаш его не отличался ничем от других, кроме величины и был вовсе пуст; надобно думать, что дикие все свое имущество унесла в лес, дабы мы, прельстясь оным, не отняли у них, даже те вещи, которые мы им дарили; они скрывали их от нас на другой день по получении оных; также и всех свиней подозрительные дикари угнали в леса. Известно, что жители островов Тихого океана считают Европейцев голодными бродягами, которые скитаются по морям для снискания себе пищи. Танские островитяне верно опасались, чтобы мы не узнали, что у них много свиней и не поселились между ними. Капитан Кук, также как и мы, немного мог выменять у них сих животных, Гунама нас встретил на самом берегу и принял ласково, подчивал нас кокосовыми орехами, которые при нас велел он одному мальчику лет десяти или 12 достать с дерева. Мы удивились, с [198] какою легкостию мальчик, сей взошел на дерево, которое к горизонту было наклонено не менее 60 градусов: он шел по нем ногами как по земле; а руками только придерживался. Сверх того удивила нас чрезвычайная крепость, какую дикие сие имеют в зубах: мы принуждены были, для полученья соку из кокосовых орехов, прорубать их топором или прорезывать самым большим ножом; но они прокусывали их зубами в одну секунду, и также легко, как бы нам раскусить обыкновенной орех. Гунама показал нам двух своих сыновей: один был мальчик лет 14-ти, и назывался Ята, а другой лет 10-ти по имени Кади. Он с ними вместе и в сопровождении человек пяти или шести других островитян, провожал нас по берегу, где мы гуляли, но не хотел, чтоб мы подходили к их кладбищу, которое было в лесу, и мы видели оное только издали. Равным образом препятствовал он нам обойти северо-восточной мыс гавани. Форстер упоминает, что и их туда дикие не пустили, [199] угрожая, что естьли они туда пойдут, то их там съедят; нам таких угроз они не делали, но только не хотели пустить, а мы и спорить не стали. Сделав некоторые подарки за ласковой прием Гунаме, детям его и другим, мы при захождении солнца возвратились на шлюп. С рассветом 28 числа опять поехали наши гребные суда за дровами и водою. Штурман же Г. Хлебников, с помощником своим Средним, был употреблен к описи и промеру гавани. Сего числа ветер был прежний, но погода облачная и временно с дождем. Около полудня гребные суда наши с водою и дровами возвратились; после полудня еще раз успели они съездить. Жители принимали нас по прежнему дружелюбно, отнюдь не покушаясь украсть у нас что нибудь, и того менее напасть открытою силою. Мы возымели к ним некоторую доверенность; правду сказать, что мы более полагались на их страх огнестрельного нашего оружия, нежели на добрые их свойства: мы ходили стрелять не более как по двое и по трое вместе, и [200] весьма далеко уходили от берега в лес; из жителей многие нам попадались на встречу, а некоторые сопутствовали нам для показания птиц, но оскорблений никаких не причиняли; нам делали только некоторую досаду проводники наши: ибо полагая, что ружья наши могут умерщвлять тех, в кого мы целим, на всякое расстояние, они бежали впереди нас, как бешеные, кричали во все горло и пугали птиц, показывали нам на них, когда уже они едва видны были и удивлялись, почему мы в них не стреляем; нам не хотелось открыть им, что ружья наши не могут вредить далее известного расстояния, и потому мы принуждены были притворяться, что не видим птиц, или что они не стоят того, чтоб их. убить. С неменьшею осторожностию мы скрывали от них, что наши ружья надобно заряжать; ибо они думали, что из ружья беспрестанна можно стрелять: открытие сей тайны могло бы послужить к нашей гибели.

(Продолжение впредь.)