ГОЛОВНИН В. М.

ЗАПИСКИ

Остров Тана.

(Окончание.)

Мы приставали к острову Тане в Июле месяце, которой в здешнем климате соответствует Январю нашего полушария; следовательно можно сказать, что мы были там зимою, хотя впрочем, по положению острова в жарком поясе, тамошняя зима несравненно теплее нашего лета, и только отличается от лета часто идущими дождями; при всем том в произрастениях есть разность, не смотря на то, что многие растения и в зимние месяцы растут и поспевают.

Кокосовых орехов, при нас было великое множество; но кореньев яма, эддо или карабийской капусты, хлебного плода, банан, плантенов, сахарных тростей весьма [85] мало: ибо некоторых из них время уже прошло, а другие еще не поспели; впрочем остров, должен быть ими изобилен: мы видели большие плантации банановых и фиговых дерев целыми рощами, которые были огорожены деревянными оградами (Г. Форстер упоминает, что он видел такую ограду каменную, вышиною в 2 фута; нам не случилось заметить каменным оград.). Также видели мы пространные огороды, засаженные карабийскою капустою (Arum.) которая всегда разводится на болотистых местах.

Форстер упоминает, что он видел у одной женщины полную корзинку зеленых апельсинов, говоря при том, что он не заметил в плантациях ни одного апельсинного дерева. Что принадлежит до нас, то мы не видали ни одного апельсина ни зрелого, ни зеленого. У Г. Рикорда был апельсин с Мыса Доброй Надежды; когда он показал pro жителям, то они рассматривая оной с большим вниманием и удивлением, не знали, как его назвать; по всему приметно было, что подобного [86] плода они никогда не видывали, и потому должно думать, как то и сам Г. Форстер полагает, что виденные им апельсины были привезены с другого острова, может быть, с одного из тех, кои лежат между Таною и Маликолою, ибо и на сем последнем Г. Форстер видел апельсины.

Из четвероногих животных мы видели только свиней, а собак, коих такое множество, на многих других островах Тихого океана, здесь нет, Форстер говорит, что когда дикие увидели на корабле собаку, то называли ее буга, то есть свинья; это служит неоспоримым доказательством, что они прежде не видывали сего животного (Капитан Кук оставил на острове Тане двух собак разного полу; но мы не могли добиться толку у жителей, что сделалось с сими животными.). Форстер упоминает, что подле каждой хижины они видели кур и по нескольку хорошо выкормленных свиней, а по дорогам примечали бегающих крыс и в лесу летучих мышей; [87] я же видел только одну небольшую свинью, подаренную нам Гунамою, да маленького поросенка и цыпленка, которых приносили жители на продажу; крыс же мне не случалось видеть ни одной, также как и летучих мышей.

Форстер пишет, что он в лесах видел голубей разных родов, и множество других птиц, а наиболее мухоловок (flycatchers) черных куликов (creepers, Falcinellus) и небольших попугаев. Голубей мы невидали ни одного; и всего я заметил 6 разных родов птиц: голубых и красных мухоловок, маленькую желтую птичку, красноватого небольшого попугая, птичку несколько похожую на скворца и малого рода диких уток и чирков, которых однако ж вблизи мы никогда не видали, хотя я за ними с Г. Хлебниковым и Доктором долго бродил по колена в болоте без успеха.

Г. Форстер замечает, что воды около острова весьма изобильны рыбою в количестве и в разных родах оной. Он пишет, что они неводом и удами ловили [88] красно бородок, (mullet); Бразильских щук (Basilian pike) дельфинов, рыб попугаев (parrot-fish) колючих скатов (sting-rays) беззубых скатов (toothless-rays) аккул (sharks) — и чернильниц (sucking-fish) также разного рода макарель. Он пишет, что они поймали неводом в одну тоню более девяти пуд краснобородок и другого роду рыбы, известной в Вест-Индии вод именем десятифунтовиков (ten-punders); но мы не были так щастливы. В последний день нашего стояния ветр дул с моря крепко, а к вечеру утих; я поехал на берег; жители нам изъяснили, что у берегов много рыбы; мы несколько раз завозили невод, но поймали только двух небольших круглых раков и две рыбы: одну небольшую нам неизвестную, а другую, я думаю, того рода, которой Англичане в Западной Индии называют десятифунтовиками.

Раковины по берегам острова Таны очень редки. Жители получают их с других островов, что они нам изъяснили знаками — тоже и Г. Форстер замечает. [89]

В озере, где корабли Капитана Кука и мы наливали воду, Англичане ловили много угрей; но мы не пытались ловить их: здесь, к стыду моему, я должен откровенно признаться, что того места в книге Г. Форстера, где он о сем говорит, я не заметил во время стояния нашего у острова, и мы не ловили угрей по незнанию, что они там водятся, а с нашими неводами легко можно было это сделать. Сия моя оплошность может послужить наставлением другим мореплавателям — читать все повествования о местах, кои служится им посещать. Вообще можно сказать, что в зимние месяцы остров Тана есть дурное место для пристанища мореплавателям: плодов и растений в сие время бывает там мало, а свиней и кур жители ни за что променивать не хотели, в чем на них и Г. Форстер жалуется. Вот что он говорит: «Мы видели, что один, из жителей рубил ветви своим, топором, у которого вместо железа служила раковина; мы стали ему помогать, и нашим топором в несколько минут [90] нарубили гораздо более, нежели сколько он мог в целый день нарубить. Жители, проходившие часто мимо нас, с удивлением смотрели на действие сего инструмента, видели, сколь он полезен и некоторые из них изъявили желание иметь оной, предлагая за него свои луки и стрелы. Мы думали воспользоваться сим обстоятельством и предложили жителям променять нам по одной свинье за каждой топор, но они не внимали нашему предложению и не продали нам свиньи во все время стояния нашего у острова». Они также и наши топоры видели всякой день в работе и удивлялись чрезвычайной их пользе; но кроме оружия и плодов ничего не хотели за них дать, то есть: ни свиней ни птиц. Гунама только подарил мне свинью весом около 50 фунтов, за которую я ему дал большой нож и халат, а после объяснил, что даст много свиней, кариром-кариром (что значит десять) — естьли я отдам зеленую мою шлюпку. Г. Форстер думал, что жители со временем постигнут пользу, которую они [91] могут получить от железных вещей в своих работах.

«Европейские вещи, говорит он, были не в уважении; но как мы оставили на острову большое число гвоздей и несколько топоров, то прочность и крепость метала скоро научит их уважать сии вещи, и вероятно, что следующий корабль, которому случится пристать к сему острову, найдет жителей более склонными променивать съестные припасы на железные вещи». Но как ошибся Г. Форстер! Диана посетила впервые остров Тану после Кука; но мы у жителей не нашли никаких остатков Европейских вещей, ни гвоздя, ни куска железа, и только ужас, которой они показывали, глядя на наши пушки, свидетельствовал о знакомстве их с Европейцами. Они удивлялись нашим железным инструментам, и желали выменять их, но только за безделицы, а не за свиней и кур — лучшую и самую нужнейшую для мореплавателей провизию, какою только сии острова могу т их снабдить. [92]

Другое неудобство, которому мореплаватели, к сему острову пристающие, подвергаются, происходит от недостатка хорошей пресной воды; ибо они должны, в сем жарком климате, брать из тинистых озер стоячую воду (Форстер говорит, что Англичане не могли узнать, дождевая ли вода наполняет озеро, где мы брали воду, или остатки реки, текущей из внутренних гор и теряющейся в песках и пепле, извергаемом огнедышущею горою. На сие я скажу, что когда, жители показывали мне в первой раз сие озеро, то знаками изъяснили, что в нем вода дождевая.), которая у нас чрез малое число дней начала несносно пахнуть, так, что оставшуюся у нас с Мыса Доброй Надежны воду, бывшую уже около трех месяцев в бочках, предпочитали сей новой.

Но важнее всего для мореплавателей есть то, чтобы в летние несносные жары здешнего климата не подвергнуть своего экипажа смертоносным болезням, от гнилых и заразительных паров, поднимающихся из болот и озер, коими наполнены леса, окружающие порт Резолюшьон, и которые, как кажется, должны произвести [93] между людьми, непривыкшими к местному климату и его переменам, буде они останутся здесь на некоторое время, такого же рода желтую горячку, которая ежегодно похищает множество Европейцев по островам Западной Индии.

Растения разного рода, кажется, составляют главную пищу жителей. Некоторые из них, как то: хлебной плод и корень ям, они пекут; несколько раз выменивали мы у них сии растения печеные и нашли их очень вкусными. Они делают еще род пирога из банан, карабийской капусты, кокосовых орехов и еще какого-то растения. Мы имели три или четыре таких пирога; они очень вкусны, но, не зная как их делают, я не мог никогда проглотить без отвращения более двух или трех кусков; воображение мое мне представляло, что в приготовлении оных нужен тот же процес, как и в делании крепкого напитка из корня кавы (Жители многих островов Тихого океана жуют корень растения, кавою называемого, и пережевав, выплевывают в один сосуд, и таким образом наполнив его жеваным корнем, слиною и водою, дают ему несколько времени постоять, и из сего-то мерзкого состава выходит пьяной их напиток.). Пироги сии и Г-ну [94] Форстеру понравились; он их называет пудингами. Выменяв такой пудинг у женщины, хвалил он Танских женщин в поваренном искустве, полагая, что они их пекут; но я не могу наверное сказать, мущины или женщины упражняются в сей стряпне.

Свиней и кур, надобно думать, употребляют в пищу только одни их старшины и люди зажиточные. К сему заключению подает повод то, что они ими весьма дорожили; диких же птиц они все едят; это они нам изъясняли знаками и показывали стрелы, которыми они их бьют. У них, как для птиц, так и для рыбы, есть особенного рода стрелы. Жители Таны любят рыбу; они ловят ее сетьми и бьют стрелами, Форстер пишет, что когда Англичане ловили рыбу неводами, то жители беспрестанно просили у них рыбы, и показывали знаками, что сей способ [95] ловления рыбы им известен. Я и сеть у них видел, только очень небольшую, и выменял ее. Они едят также мякоть из раковин, которую и ко мне раза два приносили.

В делании разных нужных им вещей дикие острова Таны далеко отстали от жителей островов Общества, Дружеских Маркиза Мендозы, Сандвичевых и некоторых других. Самые необходимые для них вещи суть их каны или лодки, которые выделаны очень неискусно: длинное дерево, грубо внутри выдолбленное, составляет основание каны, к которому с обеих сторон привязаны по одной, или по две доски веревками, свитыми из кокосовых волокон; веревки сии продеты в диры, где были сучья; весла у них очень неудобно сделаны и с виду весьма некрасивы.

Форстер говорит, что паруса у них не что иное, как низкие треугольные рогожки, поднимающиеся острым углом вниз. Мы в сей гавани не приметили ни одной лодки с парусами, а видели две, которые пристали к берегу севернее гавани. Нам казалось, что они пришли с острова [96] Эмира или Ирроманги; паруса на них были сделаны точно так, как Г-не Форстер описывает.

Самая лучшая их работа состоит в выделываний их дубинок, которые хотя сделаны из чрезвычайно крепкого дерева, но обработаны очень хорошо, а особливо когда возьмем в рассуждение, что вместо всех инструментов употребляют они одни лишь раковины.

Они делают род музыкального инструмента, состоящего из 4, 6 или 8 дудочек (Форстер пишет, что он видел такой инструмент лишь о 8-ми дудках; но мы всякого сорта по нескольку у них выменяли.) разной величины, которые связаны рядом по порядку их величины, и в которые они дуют, передвигая оной подле губ и тем производят нескладной свист.

Прочие искуственные их произведения состоят в черепаховых кольцах, в рогожных кошелях или сумках и в некоторых других, грубо сделанных безделицах. [97]

О числе жителей острова Таны Г. Форстер говорит, что оное не может быть более двадцати тысяч. Я не понимаю, как он определил это: дикого народа, рассеянного по лесам и в горах на большом пространстве, невозможно сосчитать, а сами они, не умея и ста перещитать верно уже не могли ничего изъяснить Г-ну Форстеру о своем числе, и так он, выложил число всем жителям сего острова, приняв очень неверные и можно сказать, мысленные данные (Г. Форстер определяет также число жителей и на всех других островах, обитаемых дикими народами, к которым он приставал во время своего путешествия; эта привычка есть у многих ученых: чего невозможно узнать достоверно, о том они говорят наугад.).

О жителях других островов, соседственных Тане, Г. Форстер говорит следующее: «Они (жители Таны) сказали нам, что сей человек был уроженец острова Ирроманги; казалось, что Танцы говорили с ним на его собственном языке, и что он не знал их языка; мы не заметили слишком примечательной [98] черты в его лице, которая отличала бы его от жителей Таны, а одежда его, или лучше сказать, украшения были такие же, какие они употребляли; волосы он имел курчавые и короткие, а потому они и не были разделены на малые хвостики. Он был веселого, живого нрава, и казался более склонным к забавам, нежели жители Таны».

Об острове Иммере Форстер говорит, что точно не мог узнать, обитаем ли он. Но мы узнали, что он обитаем, ибо на Тане видели жителя с него; нам также удалось видеть одного жителя с острова Анатома, и естьли бы обитатели Таны нам о них не сказали, то мы не могли бы их отличить ни по чертам лица, ни по нарядам — так они сходны между собою. В языке же разности нам приметить было невозможно. Жители Таны обходились с ними весьма ласково, и казалось, что они приехали сюда за каким нибудь делом, потому что нами, по видимому, они весьма мало занимались и смотрели на нас без приметного удивления. [99]

Крайнее любопытство, с каким дикие наши знакомцы взирали на нас и на все, нам принадлежащее, нетерпение их иметь какие нибудь наши вещицы и, ребяческий восторг, которой они изъявляли при получении от нас разных безделиц, часто заставляли нас смеяться, и называть их взрослыми детьми; но, рассматривая поступки сих дикарей со вниманием, нельзя не признаться, что человек везде человек, и разность между просвещенными Европейцами и дикими островитянами Южного океана в самом деле не так велика, как с первого взгляда может она показаться. Естьли бы по берегам острова Таны валялись алмазы в том блестящем виде, какой дает им рука художника, и жители сего острова, приехав в Европу, увидели бы наших первейших дам, то не точно ли также стали бы они над ними смеяться, за то, что они в уши и на шею навешали каменьев, как мы смеялись над ними, видев, что они украшаются нашими блестящими пуговицами, иголками, ножницами и проч.? В Англии мне случилось [100] видеть у некоторых вельмож безделушки, привезенные Английскими мореходцами с разных дикими обитаемых островов, помещенные в пребогатых шкафах, преимущественно пред многими дорогими вещами. Приводя сие обстоятельство на память и взирая на восторг, с каким приятель наш Гунами, нарядясь в подаренной ему мною шутовской госпитальной халат, гордо выступал между своими соотечественниками, я думал: может быть, чрез несколько месяцев какой нибудь Европейской любитель редкостей с таким же восторгом станет устанавливать в богатых, бронзою украшенных шкафах ни к чему негодные вещи, принадлежащие сему дикому народу — и для чего? — чтобы похвалиться большим собранием редкостей. — Обстоятельства различны, но побуждения одинаковы!

В заключении моих замечаний, скажу в предосторожность тем мореплавателям, которым случиться посетить остров Тану, что не смотря на дружеское обхождение с нами жителей оного, не [101] должно слепо доверять миролюбивому их расположению. Весьма вероятно, что один страх огнестрельного нашего оружия над ними действовал и удержал их от нападения на нас; иначе, прельстясь множеством наших вещей, столь для них ослепительных, они непременно покусились бы нас перебить и завладеть кораблем. И потому-то надлежит их держать в тех мыслях, что пушки и ружья наши могут достать на всякое расстояние, лишь бы предмет был в виду, и что ими можно действовать всякую секунду, для сего в присутствии их никогда не должно заряжать ружей, или по крайней мере заряжать так, чтоб они того не могли приметить, как то мы всегда делали. Для сего хорошо иметь ружья двуствольные.