ГОЛОВНИН В. М.

ЗАПИСКИ

Остров Тана.

(Продолжение.)

О женщинах острова Таны Г. Форстер говорит следующее:

«Сегодня мы видели мало женщин, да и те, старались быть от нас далеко; однако ж мы заметили, что они не столь пригожи и гораздо менее ростом, нежели мущины. У молодых девушек был повязан только снурок по поясу с узеньким фартучком, сделанным из сухой травы, а взрослые имели короткие юпки из листьев. В ушах, у них висело множество колец из черепаховой кости, а по грудям ожерелья из раковин. Некоторые из старых женщин имели на головах колпаки из листу плантена или из мату; но этот наряд в редкость был виден». [42]

«Женщины и дети были столь боязливы, что естьли мы только устремляли взор на них, то они тотчас бежали от нас, чему мущины очень смеялись. Мы заметили, что Некоторые из них имели веселые лица; но вообще они казались нам печальны и задумчивы».

Сие описание женщин и их нарядов совершенно сходно с нашими замечаниями; при нас сначала они также были боязливы и дики, но после мешались в толпах с мущинами и не боялись нас. Из женщин многие мне казались очень живы и веселы, а мальчики так были смелы, что часто, шутили и играли с нами.

В другом месте Г. Форстер говорит: «Надлежит заметить, что сего утра, все тягости несли одни только женщины, а мущины шли с ними, мало об них заботясь; они имели только в руках свое оружие. Из сего видно, что жители острова Таны не пришли еще в то состояние, до которого достигли обитатели островов Общества и Дружеских. Все дикие народы имеют одно общее [43] обыкновение дурно поступать с женским полом, которой они принуждают отправлять все трудные и унизительные работы».

Мы точно тоже самое заметили; даже десяти и двенадцатилетние мальчики часто грозили женщинам и толкали их. Все тягости, как то: дрова, домашние их вещи и пр. при нас носили женщины.

В одном месте своего повествования Г. Форстер говорит о замужних женщинах:

«Сегодня между ими мы видели более женщин нежели прежде; большая часть из них были замужние; они носили детей своих за спиною в лукошках, сделанных из рогожек».

Мы видели и сами, что женщины здесь детей своих точно так носят, как Форстер описывает; но каким образом они их приживают, в сожитии ли с одним мущиною наподобие нашего брака, или как у самых диких людей, мы узнать не могли. Я только видел один раз во время дождя под деревом молодого [44] мущину и пожилую женщину вместе. На вопросы мои (знаками), муж ли они и жена, они мне объяснили, кажется, что живут вместе; но давно ли? и на долго ли? осталось без изъяснения.

Говоря о обращении диких с Англичанами, Г. Форстер пишет между прочим:

«Когда мы предлагали кому либо из жителей бисер, гвоздь или ленточку, то они не хотели прикасаться к оной; но желали, чтобы мы положили предлагаемую им вещь на землю; тогда они брали оную листом, не дотрогиваясь голыми руками; от суеверия ли сие происходит, от опрятности или от учтивства, неизвестно и должно оставаться под сомнением».

При нас они этого не делали никогда, а брали все вещи, которые мы им давали, прямо из наших рук, не употребляя на свои руки никакой обертки; это показывает, что увидев в первой раз Европейцев, они опасались, чтоб так сказать не быть ими испорченными; но уверившись [45] опытом, что вещи, оставленные у них Англичанами, не причинили им никакого вреда, они нас уже не боялись.

«Один из них (диких) сказал нам свое имя, которое было Фаннокко, и спрашивал наша имена, кои старался он упомнить».

Это правда, что они любят спрашивать имена и желают помнить их; многие из наших имен они произносили чрезвычайно хорошо, также как и некоторые Руские слова.

«Он (Фаннокко) сел с нами за стол и попробовал соленой свинины, но не более съел, как один кусочек. Корень ям, поджаренной в масле или просто сваренной, ему нравился больше всего; но вообще он ел очень умеренно, и кончил обед свой небольшим куском пирога, сделанного из сушеных, червями источенных яблоков, которой, казалось, был очень приятен для его вкуса; он также после обеда отведал немного вина; но хотя пил оное, не показывая ни малейшего отвращения, однако ж не хотел [46] выпить другой рюмки. Поступки его за столом были чрезвычайно благопристойны; одно только нам очень не нравилось, что он употреблял вместо вилки палочку, которую носил в волосах и которою в тоже время чесал он в голове».

У нас они ничего не хотели есть; сын Гунамы, Ята, будучи за столом с нами, съел только маленькой кусок жареной рыбы, впрочем, что ему ни предлагали, он и отведывать не хотел, показывая на брюхо и говоря: табу-рассиси; да и рыбу ел, я думаю, по тому, что она была при нем поймана и свойства ее ему были известны. За столом Ята был также благопристоен, рыбу ел вилкою, а головной палочки у него не было.

Форстер пишет, что жители Таны желали, чтобы Англичане поскорее их оставили, и они принуждены были щитать им по пальцам число дней, сколько корабли намерены простоять у острова, чем и успокоили их; но к нам они были расположены иначе, и желали, чтобы мы подолее у них остались. Что жители Таны [47] боялись Англичан, о том Форстер говорит в другом месте следующее:

«Голоса наши встревожили их (Когда они прогуливались по лесу.) в плантациях, мимо коих мы шли; ибо мы тотчас услышали, что один или двое из жителей: начали трубить в большие раковины, которые между многими дикими народами, а особливо на островах Тихого океана употребляются для подания сигнала об опасности, или когда нужно встревожить жителей отдаленных селений».

Я с Г. Хлебниковым далеко ходил от берега в лес во все стороны, и жители нам попадались на встречу, но увидя нас они не показывали страху и не делали тревоги. Большие раковины, коими они дают сигнал об опасности, мы у них видели и несколько их выменяли. Впрочем, как сначала ни боялись жители острова Таны Англичан, но после очень сблизились с ними, и мы не могли достигнуть такого короткого знакомства с сим народом. [48]

Форстер говорит, что дикие сии ни во что ставили железные инструменты и вещи, предпочитая всему безделицы, служащие к украшению, из коих более им нравились Отагитское полотно, зеленой камень из Новой Зеландии, и жемчужные раковины; но важнее всего для них была черепаховая кость. Мы тоже самое заметили: когда мы им показывали употребление железных инструментов, они удивлялись и желали иметь их, но вскоре после позабывали, предпочитая им блестящие безделки, которыми они украшались; даже ножницы, ножи и иголки вешали они на шею или к ушам; черепаховая кость и при нас была самая дорогая вещь между ими. По сей причине мы все свои черепаховые вещи обратили для них в кольца; в сей работе наш слесарь умел совершенно приноровиться к их вкусу.

Г. Форстер, подозревая, что жители острова Таны людоеды, пишет:

«После полудни мы съехали на берег и пошли вдоль оного к восточному мысу, куда жители не хотели нас пустить два [49] раза прежде сего. Некоторые из них и ныне нас встретили и толковали с нами несколько минут. Пока они находились подле нас, мы заметили, что сидевший за деревом человек, натянув лук, и положа на него стрелу, в нас метил. Увидев, его мы тотчас прицелились в него ружьем; тогда он в ту ж секунду бросил лук и стрелу, и выполз к нам из куста; я думаю, что он действительно не имел против нас никакого злого умысла, хотя впрочем не слишком должно доверять такого рода шуткам. Достигнув восточной оконечности гавани, мы хотели пройти чрез мыс, чтоб идти вдоль морского берега позади оного; но в самое это время 15 или 20 человек из жителей нас окружили, и стали просить усильным образом, чтоб мы воротились. Приметив же, что мы не слишком были расположены уважить, их прозьбу, они опять стали повторять оную, и наконец изъяснили нам знаками, что естьли мы не оставим своего намерения, то нас убьют [50] и съедят. Те же самые знаки, хотя не столь вразумительным образом, они нам делали за два дня пред сим; но мы оставили их без внимания, не желая на толь слабых доводах заключить, что они людоеды; теперь однако мы в этом уже уверились, ибо притворись, что знаков их не понимаем, и думаем, что они нам предлагают какую нибудь пищу мы сделали им знак, что охотно желали бы чего нибудь поесть и сами двинулись вперед; тогда они старались вывесть нас из заблуждения, показывая знаками: каким образом они убивают людей, как разрезывают их по частям, как отделяют мясо от костей; напоследок, чтоб показать яснее, как они едят человеческое мясо, начали они кусать собственные свои руки. После сего изъяснения мы поворотили от мыса и пошли к хижине, стоявшей от оного саженях в 20-ти, где берег начал возвышаться; но здесь многие из жителей, увидев, что мы к ним приближаемся, взяли оружие из хижины, может быть с намерением силою [51] заставить нас воротиться. Не желая оскорблять народ на собственной его земле, мы принуждены были оставить свое любопытство, которое могло быть пагубно для некоторых из жителей, естьли бы они заставили нас прибегнуть к нашему оружию, защищая свою жизнь».

«Причина, которая заставляла нас простирать свое любопытство к сему мысу, была немаловажная. Каждое утро при рассвете мы слышали на сем мысе тихое унылое пение, продолжавшееся более четверти часа; казалось, что пение составляло мольбы их божеству; почему мы имели причину думать, что в рощах, соседственных сему мысу, находится их место богопоклонения или род храма».

Гг. Штурман Хлебников, Доктор Бранд и я ездили к мысу, о котором здесь пишет Г. Форстер, и ходили там по берегу; жители приняли нас ласково и были все без всякого оружия. В сем селении, (естьли только можно несколько шалашей назвать селением,) наш приятель Гунама был начальником; мы доходили и [52] до оконечности мыса, о коей Форстер говорит и хотели идти кругом оной; но жители нам отговаривали, твердя слово: або, або, або, которое они повторяли и в других случаях, когда им что нибудь не нравилось; но угроз они нам не делали и никаких знаков не показывали, похожих на то, чтобы они убивали и ели людей. Не желая с ними поссориться за одно пустое любопытство, мы не противились много их прозьбам и оставили их в покое, но на том же самом месте мы подходили ко многим из их хижин без малейшего препятствия или неудовольствия со стороны жителей и смотрели в них; они низки так, что человек едва прямо сидеть может, с одним отверзтием с боку, и в них ничего нет; может быть, что и весьма вероятно, жители прежде в лесу спрятали свою собственность из предосторожности.

Что принадлежит до пения, то мы всякое утро с большим вниманием прислушивались, но никогда ничего не могли услышать, и естьли бы жители продолжали [53] ныне также петь, как было во время посещения Англичан, то нельзя, чтоб мы того не слыхали; ибо Диана к помянутому мысу стояла ближе нежели Английские корабли; притом погода по большой части была тихая, и на долине и в заливе царствовало при рассвете совершенное безмолвие.

О языке жителей острова Таны, Г. Форстер замечает, что во многих из их слов нужна сильная аспирация и гортанной выговор, но они складны и наполнены гласными буквами, а потому и легко произносить их; о Танских песнях он пишет, что они складны и превосходят приятностию пение всех народов Тропических островов Тихого океана, которые ему случилось посещать, и что в Танских песнях более разнообразных нот, нежели у жителей островов Отаити и Тангатабу (Первой есть главной из островов Общества а последний из Дружеских.).

Язык их для нашего слуха был очень непротивен и даже некоторые слова приятны; мы могли произносить их весьма [54] хорошо, и замечания Г. Форстера об оном кажутся справедливы. Что касается до песен, то я слышал один раз только, как дикой пел сам собою без прозьбы с нашей стороны. Голос был непротивен и песня казалась заунывною; в ней он часто повторял слово: эмио, эмио.

О старшинах или начальниках Танских Г. Форстера в одном месте говорит: «Мы нашли весьма престарелого дряхлого человека, сидевшего на берегу, которого мы никогда прежде не вида ли; многие из окружающих нас нам сказали, что имя его Гогай, и что он их Арики или начальник; подле него сидел другой человек, которой мог бы назваться стариком, естьли бы он не был в присутствии первого; жители сказали нам, что он сын Гогая и называли его Ятла».

Слова Арики мы не слыхали; жители показывали нам многих старшин или начальников разных частей или селений острова; указывая на места, где они лежат, но называли их Тереги а не Арики; [55] знакомец наш Гунама также Тереги и старший его сын, как выше сказано, называется Ята. Может быть, это слово означает не имя, а титул.

Остров Тана, по географическому своему положению, мог бы служить весьма хорошим перепутьем для кораблей, которым случится плыть с Мыса Доброй Надежды в Камчатку, естьли бы он не имел невыгод, о коих будет говорено ниже; впрочем путь коим мы плыли, есть самой удобнейший, и можно сказать кратчайший; я разумею не по расстоянию, но по благоприятству господствующих ветров, попутных течений, и некоторых других обстоятельств. Корабли могут плыть совершенно безопасно, естьли будут держаться сколь возможно ближе тракта Дианы, а для запасу воды, дров и съестных припасов, лучше зайти в порт Джаксон, нежели в какое либо другое место. Мне сделать сие не позволила война с Англичанами.

Порт Резолюшьон на острове Тане от ветров безопасен; надобно только быть [56] осторожну в выборе якорного места, ибо во многих местах гавани на дне есть кораллы, которые могут перерезать канаты. Вход в гавань можно узнать по огнедышущей горе, находящейся от оного к северу в 9 или 10 верстах; взаимное их отстояние лучше можно видеть на карте. Между гаванью и горою лежит несколько других гор; однако ж вершина оной, на коей находится жерло, извергающее пламя и дым, видна из всей гавани; к берегу же приставать по всей гавани очень хорошо, ибо нет никакого прибоя.

(О сей огнедышущей горе Форстер говорит, что в их бытность она сильно горела с ударами чрез каждые 5 минут или около того. Некоторые из ударов походили на жестокой гром, и от них гул продолжался с полминуты; после удара, весь воздух был Наполнен дымными частицами и пеплом, которые попадая в глаза, причиняли большую боль. Деки и снасти у них покрылись в продолжение нескольких часов черным пеплом который также, усыпал весь морской берег. Пламя мы видели всякую ночь, а днем только один дым и слышали глухой звук подобной отдаленному грому, но очень сильных ударов при нас не случалось; впрочем были удары, коих звук продолжался до полуминуты. В последний день нашего стояния здесь, ветер был от Севера прямо к нам с огнедышущей горы; тогда жители предостерегали нас и советовали не обращаться лицем к горе, показывая знаками, что пепел причиняет боль глазам. В ту ночь, как мы пошли из залива, северной ветр нанес к нам много золы; палуба и снасти ею покрылись; удары в сию ночь были сильнее и пламя больше; накануне сего и за день прежде шло много дождя.)

(Окончание впредь.)