Главная   А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Э  Ю  Я  Документы
Реклама:

АНГЛО-РУССКИЕ ОТНОШЕНИЯ В ПЕРСИИ ВО ВРЕМЯ МИРОВОЙ ВОЙНЫ

Записка бывшем царского посланника, в Тегеране И. Я. Каростовца о способах урегулирования англо-русских противоречий в Персии, достигших наибольшей остроты накануне империалистической войны, является ценным историко-политический документом.

Записка в своей «исторической» части дает краткую, но довольно красочную картину совместного англо-русского угнетения Персии после 1907 г. и излагает основные причины быстро нараставших противоречий между двумя хищниками на почве персидских дел. Эта часть записки «бытописует» в эпических тонах империалистическую практику «либеральной» Англии и черносотенной России по «поддержанию» персидской независимости, которую обе страны обязались сами соблюдать и охранять от всяких покушений с чьей бы то ни было стороны. Практика обеих стран, как показывает Коростовец, опираясь на официальные документы, по существу ничем отличалась друг от друга. Россия бесконтрольно хозяйничала б Северной Персии, стараясь расширить свою власть и на нейтральную зону. Англия также бесконтрольно хозяйничала в Южной Персии, захватывал, в свою очередь, экономически нейтральную зону. Разнились только методы, которыми пользовались агенты обеих стран в Персии. Жертвой этих методов пал сам автор записки, и это наложило известную печать и на ее содержание. Коростовец был в марте 1915 г. отозвал по требованию Англии из Персии и в момент составления записки был не у дел. Ему пришлось покинуть совершенно дипломатическую службу. Таким образом записка является попыткой оправдания его собственной политики в Персии. Бели Коростовец, по понятным причинам, все зло видит в кознях английской дипломатии в Персии, то в изложении фактической части он не грешит против действительности, и в этом ценность документа. Затронутые вскользь в «исторической» части записки вопросы с исчерпывающей полнотой освещены на протяжении всех 6 вышедших томов «Международных отношений в эпоху империализма».

Ценность записки однако не в этом, хотя и в этой части питатель найдет много интересного. Таковым, напр., является откровенное раскрытие г. Коростовцом причин отстранения в марте 1914 г. персидских властей от взимания поземельного налога с русскоподданных и «протеже» и передачи этих функций царским консулам и мотивов принятия богатых персов под русское покровительство. Коростовец также приоткрывает завесу над авантюрой Шоджи осенью 1914 г., повлекшей за собой вступление турецких войск в Азербайджан. Чтобы заставить персидское правительство беспрекословно санкционировать и оформить все многочисленные захваты в Северной Персии и захват нейтральной зоны (под видом концессии на орошение и сочинение рек Карун и Зейелдеруд), царизм прибег к целому ряду своеобразных военно-феодальных методов, соединенных с чисто империалистическими методам». В [87] персидские провинции был направлен поток русских переселенцев, искавших утоления земельного голода. Прибыв в плодородные края, они уже большей частью заставали земли захваченными как «бесхозяйственные» разными генералами и полковниками в отставке, консулами и пограничными комиссарами. Все эти земли немедленно изымались из управления персидской администрации. Царизм охотно принимал под свое «покровительство» персидских феодалов, уклонявшихся от уплаты податей. Третьим видом уклонения персидских феодалов от подчинения своему правительству являлась передача их поместий в управление русскоподданным и ссуды Учетно-ссудного банка под земельное имущество заведомо несостоятельных плательщиков. В том и в другом случае персидская администрация устранялась от управления теми округами, в которых были расположены имения персидских феодалов, заложенные или асе управляемые русскими подданными. Все эго делалось вопреки 5-й статье Туркманчайского договора, которая запрещала русским приобретать земли в Персии.

Русское землевладение в Персии, устранение русскими консулами от взимания налогов персидской администрации и Трансперсидская дорога были центральными пунктами англо-русских противоречий по персидским делам.

Английское правительство, как показывает записка Коростовца, всячески противодействовало полному поглощению Россией Северной Персии и нейтральной зоны, что 'Грозило взорвать англо-русское соглашение 1907 г. Но как раз в 1914 г. оба правительства, ввиду усиливавшихся англо-германских и русско-германских противоречий, были больше чем когда бы то ил было заинтересованы в англо-русской «дружбе». В указанную эпоху Персия не являлась самоцелью английской и русской политики, а тем средством, которое позволяло обоим хищникам координировать свою общую внешнюю политику. Этого Коростовец не понял и должен был пасть жертвой «высотой политики».

Будучи предназначена для министерства иностранных дел и для самооправдания, записка Коростовца только намечает и перечисляет все основные англо-русские трения, не расшифровывая их существа. Несколько фактов из истории русских захватов персидских земель помогут нам понять то значение, которое имели русское землевладение в Персии и взимание налогов русскими консулами для развития англо-русских взаимоотношений и нарастания противоречий.

«Необъяснимыми путями в народную массу проникла молва о богатых свободных землях в Северной Персии, и печать уже отметила ту неудержимую волну переселения, какая хлынула в Астрабадскую провинцию», — писало «Новое время» 13 февраля 1914 г. — Молокане с Кавказа, немецкие колонисты из Самары и Туркестана, малоземельные крестьяне, из Оренбурга и далекой Малороссии, неудовлетворенные переселенцы Сибири и Туркестана двинулись теперь туда. Но глазомерному подсчету, русских переселенцев в Астрабадской провинции тысяч двадцать».

Очутившись в поисках свободной земли в Персии, безземельные русские крестьяне и там столкнулись лицом к лицу с помещиками и капиталистами, от которых «ни бежали из России. «Первым поселенцам нетрудно было найти свободную землю», — пишет далее тот же корреспондент. — «В аренду на 99 лет можно было получить десятину за 3 р. 35 к.». Положение резко изменилось с появлением русских капиталистов. Действуя рука об руку с царскими консулами, они захватили в свои руки пустующие земли, и переселенцы обязаны были обращаться к их услугам, тем более, что и царские консулы ставили всякие формальные препятствия при заключении договоров с туземцами. «Отдельные малосостоятельные переселенцы не в силах пройти все трудности заключения договора. Если им не удалось поселиться на свободной земле, они в большинстве случаев селятся на «землях, заарендованных русскими капиталистами, платя этим арендаторам половину урожая. В последнее [88] время эта форма заселения стала преобладающей: «капталист арендует землю и заселяет ее переселенцами-издольщиками» («Новое время», 13 февраля 1914 г., № 13623).

Насаждение русских феодально-крепостнических порядков в Персии проводилось маломерно и в централизованном порядке из Петербурга. В январе 1914 г. состоялось специальное междуведомственное совещание в Петербурге, которое признало что «захват больших земельных участков (до 15 000 десятин) лицами, не обладающим, по-видимому, достаточными данными для осуществления крупных предприятий, представляется явлением безусловно нежелательных», так как, но мнению этого совещания, захваченная ими земля может легко ускользнуть из их рук в руки иностранцев. Чтобы предотвратить такой нежелательный исход, было призвано как писал 14(1) февраля 1914 г. в инструктивном письме министр иностранных дел Сазонов тому же Коростовцу, что «наиболее желательным выходом из положения была бы скупка всех еще имеющихся в астрабадо-гюргенском районе свободных земель русской казной, а в случае невозможности этого нашим Учено-ссудным банком Персии, с тем, чтобы заселение означенных земель могло быть произведено затем на рациональных началах, при содействии опытных чиновников Переселенческого управления, а необходимые оросительные работы — под наблюдением соответствующих органов Главного управления землеустройства и земледелия» («Международные отношения в эпоху империалиста», серия 3 я, т. I, № 255. В дальнейшем обозначаем «М. О.»). Подчеркивая важное значение для русских экономических интересов «захвата», как выражается сам Сазонов, Астрабадской провинции, он говорит, что «в политическом отношении проникновение именно в этот район русского элемента может иметь для нас большое значение». О темпах и масштабах захватов русскими капиталистами земель в других провинциях Северной Персии дает представление телеграмма русского вице-консула в Урмии от 22(9) июля 1914 г. «Компания чисто русских людей приобретает 3 округа — Тергевер, Мергевер и Дешт — свыше 100 000 десятин от наследников Икбал-уль-Молька. Переговоры закончены на 147 000 томанов (Там же, т. IV, № 340). Эта сделка округлила русские владения и отдала важный Урмийский район в руки России. Однако наиболее неприятным для английских империалистов было такое же безудержное и быстрое продвижение России по пути захвата Исфагани, лежавшей на границе нейтральной зоны, и насаждение русского земледелия в самой нейтральной зоне. В донесении первого секретаря миссии в Тегеране фон-Баха Коростовцу от 23(10) июля 1914 г. о результатах посещения Исфагани между прочим оказано: «До 1911 года политическое и экономическое влияние России в Исфагани было ничтожно». Положение круто изменилось после приезда в том же году в Исфагань фон-Кавера в качестве управляющего отделением Учетно-ссудного банка. Дело началось с того, что фон-Кавер сделался управляющим всех дел и обширных поместий в Исфаганском округе принца Зилль-эс-Солтане. «Для сельского населения, — эпически рассказывает фон-Бах, — тем самым возникли новые условия жизни... и много десятков тысяч сельчан находит под русским покровительством защиту от произвола бахтиар», т. е. племени, главари которого издавна находились о тесных отношениях с англичанами и являлись опорой их владычества в Персии. О размерах русского земельного управления в Исфагани Бах сообщает следующее: «Под управлением фон-Кавера находится более 80 больших деревень и более 120 000 душ населения, а под управление« русско-подданного Карабекова, арендатора имений принцессы Бану-Осма, т — 12 деревень с 20 000 душ жителей, что в общем составляет около 150 000 душ» (Там же, т. V, № 12). И это только в одном округе. [89]

Однако не это и не произвол русских властей вызывали недовольство и противодействие Англии. Англия не менее прочно внедрялась в Южную Персию и в нейтральную зону. И английские консулы, по признанию соперника Коростовца, самого английского посланника в Тегеране Тоунлея, «фактически управляют округами, порученными их наблюдению. Ни губернатор, ни представители казначейства, ни жандармы не могут ступить шага без одобрения наших консулов или предварительно и, посоветовавшись с ними». Вопрос заключался в методах, применявшихся обоими империалистическими соперниками. Англичане не столько оспаривали произвол царских чиновников, сколько методы русского хозяйничанья, прекрасно понимая, что «методы» — являются неотъемлемой и основной частью всякой политики. Захватив разными путями громадные земельные богатства в свои руки, царское правительство сделалось, фактическим хозяином Северной Персии и ее правительства, вечно нуждавшегося в деньгах, так как помимо таможенных доходов, которые уже находились з руках царизма, он наложил руку и на земельные доходы. Этим царизм поставил в полную зависимость от себя персидское правительство. Как это выглядело на практике, показывает один из многих красноречивых фактов. 28 июня 1914 г. Коростовец распорядился задержать 2 545 206 кранов таможенных поступлений персидской казны и распределил их по своему произволу: на содержание казачьей бригады, являвшейся орудием борьбы против Персии и ее правительства, — 1922 694 крана, а остальную сумму на удовлетворение сомнительных претензий русских подданных к персидской казне («М. О.», Т. IV, № № 182, 289, 291 и 303).

Система русского землевладения и институт «протеже» являлись настолько действительным средством поглощения Россией Версии, что это заставило английское правительство заявить официальный протест. В памятной записке от 19(6) июля 1914 г, говорится: «Система, в силу которой русские арендуют в нейтральной зоне небольшие части селений и вслед затем требуют, чтобы представители генерал-губернатора не входили в эти селения, потому что с ними связаны русские интересы, приняла широкие размеры и доводит фактически русское влияние до самой границы провинции Фарсистана» (Там же. № 280). На простом человеческом языке это означало: ценность англо-русского соглашения 1907 г. теряет всякое для Англии значение, если Россия вопреки ежу еще ближе придвигается в, Индии, чем она находилась до 1907 г. Англо-русская проблема вновь »ставала накануне войны во весь рост и требовала радикального разрешения, так как царская политика в Персии подтачивала те основы, на которых было построено англо-русское соглашение. Разрешение англо-русских противоречий в Персии в интересах русского империализма и за счет английского империализма предлагает незадачливый Коростовец во второй части своей записки. Однако раньше чем перейти к оценке этой части записки, важно проследить развитие англо-русских отношений в целом накануне войны. Только это нам поможет уяснить много вскользь затронутых в печатаемом документе важных вопросов.

Обострение англо-германских противоречий в начале нынешнего столетия, несчастный исход для царизма русско-японской войны и революция в России 1905 г., нашедшая глубокий отклик на Востоке, произвели важные изменения в мировой политике, что выразилось в антирусском сближении. Не только Россия сделалась сговорчивее: обе державы сделались нужными друг другу в Европе и Азии для 1) сдерживания натиска Германии и Японии и 2) для подавления разбуженного русской революцией демократического движения в Азии. Эта властная необходимость расчистила дорогу для англо-русского сближения. [90]

Англо-русское сближение с момента его зарождения рассматривалось царизмом и Англией как орудие борьбы против Германии за раздел мира, а для царизма в первую очередь оно означало орудие борьбы за Константинополь. Интересен в этом отношении разговор Гартвига с английским послом Гардингом в Петербурге 25 сентября 1905 г. Указав на то, что у обоих правительств нет причин для конфликтов на Ближнем Востоке, Гартвиг выразил надежду, что «в грозящей на берегах Босфора схватке с Германией России будет предоставлена полная свобода действий» (British Documents on the Origine of the War 1893-1914, v. IV. The Anglo-Russian Rapprochement 1903-1907, № 192).

Потеряв надежду получить незамерзающий порт на Дальнем Востоке, царизм устремил свои вожделения на Константинополь и на Персидский залив. В процессе переговоров о русско-английском соглашении царский посол в Лондоне граф Бенкендорф заявил 26 января 1906 г. Спринг-Райсу, что в России были бы популярны соглашения с Англией о Дарданеллах и Босфоре и «о предоставлении России лелеемого ею коммерческого выхода в Персидский залив». Вопрос о проведении Транс персидской дороги, который занимает центральное место в печатаемом документе, был поставлен уже в начале 1906 г. Это означало полный поворот в русской политике в Персии. Как известно, Россия тремя последовательными договорами с шахским правительством добилась фактического запрета постройки железных дорог в Персии и получила, как выражается один официальный документ, «монополию на бездорожье в Персии». Семь месяцев спустя после упомянутого разговора Эдуард Грей писал Никольсону, что он ничего не будет иметь против того, чтобы допустить русских к Персидскому заливу... «но устье залива оставить в наших руках» (Там же, № 227). Достаточно посмотреть на географическую карту, чтобы убедиться в том, что такой «выход» России был не нужен; она добивалась порта в незамерзающем море, но вовсе не хотела оказаться в английской мышеловке. Зародыш русско-английских противоречий в Персии, достигших своего полного развития в 1914 г. и так красочно описанных Коростовцом, как видно из сопоставления стремлений России и Англии, уже пробивался наружу во время переговоров о сближении.

Таковы были исключающие друг друга основные принципы русского и великобританского империализмов; петербургское и лондонское правительства остались им верны вплоть до 1914 г.

Но если в данном вопросе были и остались неустранимые противоречия, то по другому кардинальнейшему вопросу оба партнера были полны единодушия. «Конкуренция капиталистических держав, желающих «урвать кус» и расширить свои владения и свои колонии, затем боязнь самостоятельного демократического движения среди зависимых или «опекаемых» Европой народов, — вот два двигателя всей европейской политики», — писал В. И. Ленин в октябре 1908 г. (Ленин, Сочинения, изд. 3-е, т. XII, стр. 358). На этой-то основе и договорились Англия и Россия в 1907 г. Жертвами оказались в первую, очередь Персия, Афганистан и Тибет. Все острие англо-русского соглашения было направлено, как указывал Ленин, «против растущего демократизма в Азии». И действительно, еще до формального заключения англо-русского соглашения оба правительства работали рука об руку в подавлении персидской революции (British Documents, IV, № 266). Это в полной мере подтверждает печатаемый документ.

Необходимость англо-русского соглашения вытекала также из уже заявленных притязаний Германии на учреждение «Восточного банка» в Персии. Германские притязания сделались тем более угрожающими, что, по утверждению царского министра финансов Коковцова, «Багдадская железная дорога несомненно поднимет [91] плодородие прорезываемых ею областей Малой Азии и Месопотамии и этим путем создаст новую конкуренцию для русскою хлебного экспорта.» (Заявление Коковцова на заседании Совета министров 1 февраля 1907 г.).

Политический смысл англо-русского соглашения состоял; 1) в превращении соперничества обеих держав в Азии и в объединении всех сил против Германии, 2) в подавлении революционного движения в Азии — и кроме того специально для Англии, 3) в обеспечении безопасности Индии и 4) в сохранении экономического и политического status quo в Персии.

Как показывает записка Коростовца, последние пункты давали больше (всего поводов для недоразумений между Россией и Англией, которые концентрировались в Трансперсидской железной дороге.

Настойчивость царизма в вопросе о проведении Трансперсидской железной дороги имела за собой далеко идущие империалистические притязания, бывшие едва ли по плечу русскому империализму. Дорога должна была: 1) связать русскую железнодорожную сеть с Индией и дать более короткое, чем Багдадская магистраль, направление европейскому транзиту в Азию, все выгоды которого тогда достались бы русскому капитализму, и 2) дать России выход в Индийский океан. Но как раз в этих двух пунктах интересы России сталкивались с интересами английского империализма.

Трансперсидская дорога с выходом в Чахбар, как этого добивался царизм, опрокидывала сразу краеугольные принципы английского империализма, легшие в основу англо-русского соглашения. Она должна была нарушить равновесие сил, сделать уязвимой Индию со стороны России, дав последней выход в Индийский океан. Неудивительно, что выдвинутая Англией трасса Трансперсидской дороги с конечным пунктом в Бендер-Аббасе сделала для России все предприятие бесцельным: 1) путь удлинялся на много сот километров, становясь почти параллельным с Багдадской дорогой, и вдобавок проходил через пустынные незаселенные местности; 2) конечный пункт отдалялся от Индии на 600 с лишним километров и 3) будущий русский порт в Персидском заливе отрезался английским флотом от Индийского океана и попадал под полный контроль его пушек.

Не лучше обстояло й с «сохранением экономического и политического status quo» в Персии. Англичане равнодушно наблюдали все бесчинства русской военщины, консулов, казачьей бригады, оккупационных войск и пограничных комиссаров до тех пор, пока они не затрагивали экономических и торговых интересов английского империализма. Но когда интересы последнего были жестоко нарушены, то оказались налицо новые трения. В самом деле, в 1901-1902 гг. на долю России приходилось 38%, на долю Англии — 41,7% всего персидского импорта. К 1906-1907 гг. — году заключения англо-русского соглашения — доля России поднялась до 51,3%, а доля Англии пала до 30,7%. Наконец, в 1912-1913 гг. на Россию приходится уже 55%, на Англию — всего 27% персидского импорта. Так же обстояло дело и с экспортом: на долю России падало 66,2%, а на долю Англии — всего 12,5% (Н. Н. Бобыбин, Персия. Ее экономическое положение и внешняя торговля. Тифлис 1923, стр. 234-237). Status quo в Персии с 1907 г. был явно нарушен в пользу русского империализма. Развитие персидской торговли показывает, что речь шла не о шуточных делах. Персидский импорт в 1902-1903 гг. составлял 273 млн., а в 1913-1914 гг. — 647 млн. края. Соответствующий экспорт — 189 и 456 млн. кран.

Расширение русской торговли в Персии за счет Англии происходило не только путем экономического соревнования. Оно находилось в полной связи с теми «методами» военно-феодального проникновения, какими пользовался царизм в Персии.

Дезорганизуя всю государственную, экономическую и общественную жизнь в Персии, поощряя разбойничьи шайки и разрушая финансы страны, царские агенты, [92] под предлогом «борьбы» с ними, препятствовали английской торговле, где только могли. Как констатирует английская памятная записка от 14(1) июля 1914 г «10 000 тюков товара задержано на границе, каковая задержка в торговле способна (вызвать банкротство купцов, ведущих торговлю с Манчестером» («М. О.», т. IV, № 206). На просьбу о помощи русский консул в Кермашахе Долгополов дал замечательный ответ. Задержка товаров, доносит он Сазонову, произошла в интересах «защиты английской торговли, опасаясь ухудшить дело конкурирующих с нами манчестерцев. Жалобы их бессмысленны, ибо товар задержан в их же интересах, дабы не подвергнуться ограблению» (Там же, № 292).

Упадок английской торговли при постоянном увеличении русской торговли в Персии обострял уже и так обостренные англо-русские отношения на почве персидских дел.

Вот в чем состояли главные причины англо-русских противоречий, а не в злой воле английских агентов, как это старается доказать в своей записке Коростовец. Интересно отметить, что и англичане подчас склонны были видеть в русских консулах злых гениев, портивших добрые отношения между обоими правительствами. И безусловно прав был Сазонов, когда писал 24(11) июня 1914 г. Бенкендорфу: «Если бы дело шло только о пресечении излишнего усердия некоторых наших консулов, то это было бы не очень трудно, но, к несчастью, имеется нечто большее, и этим большим, беспокоящим меня, является мое убеждение, сложившееся уже с некоторого времени, что англо-русское соперничество в Персии возобновляется» (Тал же, т. III, № 343).

Было бы «однако ошибочным в результате изучения всех многообразных фактов англо-русских противоречий в Персии делать какие-либо заключения, как это пытались делать некоторые историки, не учитывая всего международного положения. Основными империалистическими противоречиями были и оставались в 1914 г. англо-германские. За ними следовали франко-германские и русско-германские противоречия. Англо-русские противоречия, несмотря на их остроту, оставались противоречиями между «друзьями», смягчение которых пока было возможно. Вовсе не случайно, что как раз в период персидских недоразумений между морскими штабами обеих стран были начаты переговоры о заключении военно-морской конвенции против Германии. Этого нельзя упускать из виду, в противном случае легко можно притти к неправильному выводу, что в 1914 г. англо-русские противоречия господствовали над всеми прочими, и оказаться перед неразрешимой задачей: почему не между Россией и Англией, а между Россией и Германией вспыхнула война, сделавшаяся сигналом к мировой войне?

Особый интерес представляет вторая часть записки, намечающая «основы будущей политики нашей в Персии», так жав эти «основы» царское правительство сделало базой при последующих переговорах с Англией об изменении англо-русского соглашения.

Записка довольно пространно излагает эти «основы», и они не нуждаются в особых комментариях.

Центральное место плана урегулирования персидского вопроса, по Коростовцу сводилось ж следующему: «Сократив поводы к бесполезным трениям с персидским правительством в Тегеране и к вредному соперничеству с Великобританией, мы с большей легкостью могли бы сосредоточить наше внимание на естественных и более доступных центрах влияния в городах Азербайджана, Гиляна и Астрабадской провинции. С этой целью следовало бы усилить связь между этими областями и Россией, в частности с Тифлисом и Ташкентом, и установить непосредственную [93] зависимость северных провинций Персии от кавказского наместника и туркестанского генерал-губернатора».

Исключением Тегерана из русской сферы влияния царизм хотел сократить поводы для столкновении с персидским и английским правительством, по в виде компенсации за эту «уступку» намеревался потребовать согласия Англии на полную «бухаризацию» Северной Персии, т. е. низведения ее до уровня Бухары, с подчинением чиновникам кавказского наместника и туркестанского генерал-губернатора.

Вел. князь Николай Николаевич уже в 1915 г. добивался реализации плана Коростовца, требуя передачи ему как наместнику Кавказа, ведения всех дел с персидским правительством и подчинения ему русского посланника в Тегеране, чему воспротивился Сазонов из боязни, что это обострит англо-русские отношения в разгар войны.

Записка оказала, влияние на судьбу ее автора. Хотя его дипломатическая карьера была окончена, но его заслуги колонизатора были оценены. Он вскоре был назначен председателем правления Учетно-ссудного банка, на каковом посту ему предоставлялось еще более широкое поле деятельности по подготовке почвы для реализации «основ будущей политики нашей в Персии».

Только Октябрьская революция избавила Персию от неминуемо ждавшей ее печальной участи,

Ф. Н.


Петроград. 15 (28) мая 1915 г.

Об упрочении англо-русских отношений по персидским делам.

(Архив внешней политики)

Предпринятая Россией совместно с Францией и Великобританией война требует полной солидарности и согласованности действий союзников. Всякое разногласие может пагубно отразиться на достижении преследуемой цели, а посему политика наша, естественно, направлена к устранению поводов к недоразумениям, где бы таковые ни возникли. Особенно важным представляется избежать разногласий по персидским делам, притом не только за период войны, но и на будущее время, когда будущая международная конъюнктура потребует, быть может, установления особенно близких искренних отношений между Россией и Великобританией. Ввиду сего персидским делам и изысканию способа к устранению недоразумений между нами и англичанами надлежит посвятить серьезное внимание.

Англо-русское соглашение 18(31) августа 1907 года, на котором зиждутся наши отношения с Англией по персидским делам, дало в области мировой политики блестящие результаты и превысило возлагавшиеся на него надежды. С общеполитической точки зрения, оно устранило традиционное между обеими сторонами недоверие и превратила прежнее соперничество в столь близкое взаимодействие, что Великобритания с самого начала войны стала в ряды наших союзников, чем с самого начала великой борьбы оказала на ход последней неоценимое для нас влияние.

К сожалению, англо-русское соглашение в области персидских дел не только не дало ожидаемых результатов, но, как мы увидим ниже, вызывает необходимость пересмотра. Задача последнего — устранить обнаружившиеся пробелы и упрочить англо-русские отношения в связи соблюдением русских интересов в Северной Персии. [94]

Соглашение 1907 года было для России, конечно, серьезным приобретением. Мы только что вышли ослабленными из японской войны и переживали еще последствия революционного движения; рука помощи, протянутая нам в это трудное время Великобританией, была для нас спасительной, и прекращение былого соревнования оказалось как нельзя более кстати.

Отдавая дань соглашению 1907 года с точки зрения нашего тогдашнего затруднительного положения, справедливость требует взглянуть правде в глаза и признать, что Англия недаром протянула нам руку. Соглашение это гарантировало Англию от активной политики с нашей стороны относительно областей, сопредельных с ее индийскими владениями, и рассеяло страх перед возможностью русского наступления на Индию путем постепенного поглощения промежуточных стран. Вместе с тем оно явилось важным фактором создания благоприятного отношения к Великобритании ее мусульманских подданных, увидевших в этом акте заступничество англичан за целость государств, коим якобы угрожала Россия.

Недоверие англичан к России в Персии и влияние индийского правительства.

Несмотря на многочисленные доказательства миролюбия России и отсутствие у нее агрессивных замыслов, английское общественное мнение до последнего времени не могло освободиться от призрака нашего нашествия на Индию и продолжало проявлять прежнее традиционное недоверие к нашей политике в Персии. Когда года четыре тому назад был поднят вопрос о Трансперсидской железной дороге, то опасения ва Индию довольно ясно проглядывали при происходивших по этому поводу переговорах, а в палате общин проект этот, как известно, встретил сильный отпор всех авторитетов по Индии и отрицательное отношение со стороны английского общественного мнения. Сэр В. Тоунлей (Великобританский посланник в Тегеране) в разговоре со мной высказывался за возможность постройки в Персии лишь меридиальных железных дорог, для русских интересов безусловно вредных, а к вопросу о Трансперсидской железной дороге отнесся с нескрываемой иронией. Таким образом вопрос об Индии продолжал омрачать наши отношения с Великобританией в Персии. Англичанам приходилось внимательно прислушиваться к голосу индийского правительства и мусульманского населения Индии, а у себя дома к голосу комитета по персидским делам. Последний влиял на печать, на общественное мнение и на парламент. Поэтому, естественным образом, с ним считался и лондонский кабинет. Отношение же к нам комитета по персидским делам хорошо известно.

Стремление Англии к господству на Юге Персии, прикрываемое заботой о поддержании ее независимости.

Внимание, уделяемое в Англии и Индии персидским делам, заставило великобританское правительство заботиться о поддержании Персии как независимого государства, коему якобы угрожает Россия. Следует однако заметить, что независимость Персии поддерживалась [95] англичанами лишь внешним образом, в действительности же они вели политику, направленную к подчинению этой страны. Весьма характерным в этом отношении является признание, сделанное сором В. Тоунлеем нашему поверенному в делах колл. сов. Саблину, приведенное последним в депеше от 30 сентября 1913 года за № 57. По мнению английского посланника, наиболее благоприятным для Англии исходом было бы положение, при котором каждому «каджару» (Каджар – представитель династии Каджаров, правившей в Персии с 1794 по 1925 г.) можно было бы придать по Коксу. Саблин поясняет, что Кокс — английский резидент в Персидском заливе, весьма энергичный и самостоятельный агент. Имя его сделалось нарицательным, и за последнее время в английских дипломатических сферах, причастных к персидским делам, «коксами» называют агентов правительства Индии, занимающих места великобританских консулов на Юге Персии и в Хоросане, обыкновенно весьма агрессивных в своей политике и не всегда сообразующихся с указаниями лондонского кабинета.

Действительно, между взглядами Лондона и Бомбея и теперь не всегда наблюдается согласованность. Насколько я мог заметить, индийское правительство стремится сделаться хозяином на Юге Персии и предоставить России свободу действий на Севере, мало считаясь с мнением Тегерана. Это стремление находит противовес в Лондоне, где отстаивают принципы англо-русского соглашения, наблюдая лишь за тем, чтобы русское влияние не получало особенного преобладания. Хотя английскому представителю в Персии приходится сообразовываться с обоими течениями, но перевес получают обыкновенно директивы, даваемые Лондоном. Неудивительно, что при таких условиях английская политика в Персии подвергалась колебаниям, в зависимости от преобладания тех или иных взглядов, и что колебания эти отражались на англо-русской гармонии, которая зачастую была лишь кажущейся. Гармония эта нарушалась также благодаря разнице между пониманием соглашения в Лондоне и применением его английской миссией и второстепенными агентами в Персии, которые под видом мнимого равноправия и согласованности действий проводили свои, английские, интересы в ущерб нашим. Если же, несмотря на такое подчинение англичанам, у нас все же возникали с ними недоразумения на почве персидский дел, то таковые до последнего времени не только не находили себе категорического выражения, но подчас и замалчивались.

Нужно также иметь в виду, что антирусская тактика английских представителей в Тегеране находила поддержку в предубеждении персов против России. Последнее основывается на инстинктивном опасении перед завоевательными замыслами России. Персы почти все считают, что им от Англии, в сущности, ничто не угрожает кроме экономического влияния на Юге, которое зато окупается ее противодействие замыслам России. Главным недругом являемся мы, по мнению персов, по крайней мере так называемых демократов, — приходится лишь сожалеть, что Англия поставлена в необходимость дружить с Россией, противником самостоятельности Персии. Это ставит англичан в привилегированное положение, облегчает их роль менторов и руководителей Персии, но неизбежно отражается на искренности взаимодействия с нами. И действительно, искреннего взаимодействия, несмотря на соглашение 1907 года, не установилось. Беглый обзор происшедших с того [96] времени событий показывает, насколько нам пришлось итти наперекор своим взглядам, а подчас и интересам, ради соблюдения взаимодействия по персидским делам.

Революция в Персии и не приязнь Англии к Мохаммед-Али шаху.

Подписание англо-русского соглашения произошло в разгар персидской революции, и первым испытанием этого соглашения явилось установление совместных с Англией руководящих принципов по отношению к персидской неурядице. Безразлично отнестись к омуте было невозможно, ввиду того, что от нее страдали многочисленные интересы России и Великобритании, но в то время как интересы эти для отдаленной Англии и даже Индии представлялись незначительными нам, ввиду нашего непосредственного соседства и гораздо более крупных интересов, следовало бы осмотрительнее отнестись к персидской анархии. Д. т. с. Зиновьев говорит по этому поводу на странице 51 своей книги («Россия, Англия и Персия». (Примечание в подлиннике)): «Что яге касается восстановления порядка в Персии, то простейший и даже единственный благонадежный путь к достижению этой цели заключался в поддержании авторитета шаха и в предоставлении ему средств».

Конечно, лишь будущее Персии даст правильную оценку взглядам Мохаммед-Али шаха, который считал, что Персия погибнет, если под видом конституционного режима дать волю ее анархическим задаткам. Будущее покажет, правильно ли мнение д. т. с. Зиновьева, высказанное им по поводу политики Англии, которой последовали и мы ради поддержания солидарности.

«Возникшая в Персии революция показалась английскому правительству удобным моментом для осуществления его политической программы. Не считая возможным примириться с руссофильскими убеждениями Мохаммед-Али шаха, оно поставило своей, задачей дать событиям неблагоприятный для него оборот и в этих видах предложило России воздержаться от вмешательства во внутренние дела Персии, каковое обстоятельство должно было послужить поощрением революционному движению».

Здесь не место припоминать отдельные фазисы персидской смуты. Известно, что мы усвоили себе английскую программу невмешательства в происходившую в течении последующих годов внутреннюю борьбу, причем наш нейтралитет получил в глазах революционеров значение попустительства во вред шаху, которого мы, действительно, предоставили собственной участи. Следует однако заметить, что в памятной записке, переданной 3 января 1909 года великобританскому послу А. П. Извольским, последним высказывалось мление, что «если желательно добиться умиротворения Персии и установления в этой стране прочного порядка, необходимо не только введение разумной формы представительного правления, ню одновременно и помощь шахскому правительству в проведении насущно нужных реформ», с каковой целью А. П. Извольским предлагалось предоставить шаху аванс при условии принятия им англо-русской программы (Оранжевая книга, [97] выпуск 2, стр. 54-59. — Синяя книга по персидским делам, № 2, стр. 36-41 и 43 — 44).

В ответной памятной записке кабинета от 21 января 1909 г. английское правительство ответило отказом, говоря, что оно «склонно думать, что для Великобритании и России было бы лучше всего оставаться совершенно в стороне от внутренних дел Персии и предоставить существующему хаосу продолжаться, пока наиболее сильный элемент в стране не возьмет верх. Тем временем британское правительство готово подвергнуться опасности, которая могла бы при этом угрожать британским коммерческим интересам». В результате был выработан совместный образ действий в соответствии с английскими взглядами (Памятная записка А. П. Извольского от 26 марта 1909 года. Ор. кн. 2, стр. 72-75, 115-117).

Невмешательство Англии в персидские дела могло подчас превращаться в энергичные меры, как только затрагивались непосредственно английские интересы. Всем памятны тавризские события 1911-1912 гг., когда пришлось послать в Тавриз наш отряд, на что так сильно реагировали не только английское общественное мнение и парламент, но и лондонский кабинет. Любопытно поэтому отметить, что, когда в апреле 1909 года принц Эйн-эд-Доуле осаждал Саттар-хана в Тавризе и английским интересам могла угрожать опасность, великобританский представитель в Тегеране настаивал перед нашим поверенным в делах на немедленном вызове русских войск из Тифлиса (Ор. кн. 2, стр. 173-174).

Последующая политика лондонского кабинета показывает, что им мало принимались в расчет наши интересы, вследствие чего нам в большинстве случаев приходилось на них не настаивать. В виде примера можно упомянуть о настояниях Англии в 1909 году по поводу уменьшения нашего казвинского отряда (Ор. кн. 3, стр. 182-192), о том, что в вопросе о создании в Персии военной силы для поддержания порядка Англия высказывалась за привлечение иностранных инструкторов, в то время как А. П. Извольский в телеграмме на имя д. с. с. Поклевского Козел л от 31 декабря 1909 года выражает мнение, что «лучшим выходом было бы немедленное усиление единственной правильно организованной воинской части в Персии, а именно шахской казачьей бригады» (Ор. кн. 3, стр. 315-316). Далее, в 1910 году, по вопросу об авансе персидскому правительству, А. П. Извольский желал в наших интересах связать выдачу такового с крупным займом, в то время предполагавшимся; лондонский же кабинет настоял на выдаче одного лишь аванса, чем лишил нас возможности добиться от персов компенсаций за заем (Ор. кн. 4, стр. 6, 10, 30, 50, 94, 134). Затем, в том же году, когда персидское правительство сделало распоряжение, о беспошлинном ввозе серебра, поставляемого английским банком, распоряжение это было опротестовано д. с. с. Поклевским-Козелл, так как беспошлинный пропуск серебра уменьшал доход северных таможен на весьма крупную сумму (Ор. кн. 4, стр. 202-209). Когда в июле 1910 года на южных дорогах Персии возникли беспорядки и англичане решили прибегнуть к сформированию особой военной силы в Бушире, Бендер-Аббасе, Кермане и Исфагани, нашему правительству 1гритпяось напомнить лондонскому кабинету, что Исфагань находится в нашей сфере (Ор. кн. 5, стр. 42, 47 и послед.). При возникновении вопроса о займе персидскою правительства либо у. англо-персидской [98] нефтяной компании, либо у Зелигмана (Английский банкирский дом братьев Зелигман (в Лондоне)), при непосредственном участии в этой сделке английского правительства, лондонскому кабинету с трудом удалось дать нам возможность предварительно добиться от Персии унификации наших долгов (Ор. кн. 5, стр. 62, 63, 80, 99, 118, 124 163, 174, 177, 185). Возобновление в 1911 г. персидским правительством контракта о поставке серебра английским банком явилось новым подтверждением неприязненного отношения последнего.

Случаи поддержки Англией нашей политики.

Наряду с фактами, указывающими на разномыслие между, нами и англичанами по персидским делам, можно отметить вопросы, по которым Англия сочла уместным согласовать свои действие с нашими взглядами. В этом отношении заслуживает внимания инцидент великобританского военного агента майора Стокса. Последний был приглашен в 1911 г. главным казначеем американцем Морганом-Шустером в. качестве руководителя жандармерии, которую Шустер намеревался создать для содействия казначейству. Поступление Стокса на службу персидского правительства должно было распространить его деятельность на нашу сферу влияния, что противоречило соглашению 1907 года. Поэтому наше правительство воспротивилось означенному предположению и выразило надежду, что лондонский кабинет со своей стороны окажет давление на Стокса, в смысле непринятия им предложения Шустера.

Лондонский кабинет пытался отговариваться тем, что Стокс, подавший в отставку, свободен заключить любой контракт. Временно управляющий министерством иностранных дел д. с. с. Нератов в телеграмме на имя нашего посла в Лондоне от 20 августа 1911 года высказался в том смысле, что «допущение Стокса поколебало бы веру в незыблемость англо-русского соглашения не только в России и Персии, но и во всем мире, и это могло бы иметь весьма нежелательные последствия». Д. с. с. Нератов прибавлял, что «если бы тем не менее поступление Стокса состоялось, то я, ввиду серьезности вопроса, должен был бы, предварительно какого-либо решения, представить дело на рассмотрение Совета министров». Как известно, лондонский кабинет принял во внимание наше настояние, и шахскому правительству было предложено заменить Стокса офицером второстепенной державы (Ор. кн. 7, стр. 4, 23, 25, 40, 75, 87, 96-100 и след.).

Реальную поддержку лондонский кабинет оказал вам в вопросе об увольнении Моргана-Шустера, когда, по поводу инцидента с имениями принца Шоа-ус-Салтане, подтвердилось мнение о нем, высказанное д. с. с. Нератовым в телеграмме на имя д. с. с. Поклевского от 31 августа 1911 года, что «Шустер, очевидно, намерен сосредоточить в своих руках финансы, наиболее крупную, организованную на военный лад силу и, следовательно, решающий перевес во всех внутренних делах. В сущности, это — диктатура, и санкционировать это положение мы никогда не согласимся». Поддержка Англии и в этом вопросе не явилась без настояний с нашей стороны. Как следует из телеграммы д. с. с. Нератова на имя нашего посла в Лондоне от 5 ноября того же года, сэр Э. Грей поручил сэру Д. Бьюкенену «сказать председателю Совета министров, что он чрезвычайно дорожит сохранением наших [99] добрых отношений и что за все время трений на почве персидских дел напрягал все усилия, чтобы поддерживать нашу точку зрения не только в Персии, но и у себя дома». Отметив, что нет ни одного мирового вопроса, в котором Россия и Англия не шли бы рука об руку, р. Грей сказал, что «ему было бы особенно обидно, если бы из-за персидского вопроса между обеими державами возникли недоразумения. Чуткость английского общественною мнения к этому последнему вопросу чрезвычайно велика, и английское правительство не может не считаться с этим». Д. с. с. Нератов в своем ответе «счел долгом отметить в самых дружественных выражениях, что мы продолжаем особенно ценить наши отношения с Англией, что подтвердил и председатель Совета министров. Вопрос о возможных мерах к получению удовлетворения подвергался с нашей стороны тщательному обсуждению, после чего войскам отдано было приказание двинуться на Казвин. Мы сожалеем, что наше решение может встретить несочувствие в английском общественном мнении, но думаем, что при подобных же обстоятельствах последнее не осудило бы свое правительство за аналогичные меры. Наше же общественное мнение уже давно высказывает удивление долготерпению русского правительства и требует от нас энергичных действий». В результате, как, отмечалось, английское правительство в вопросе об удалении Шустера сочло предпочтительным оказать нам свою неоценимую поддержку (Ор. кн. 7, стр. 203, 208, 240, 270 и след.).

Не останавливаясь на других несогласиях, обозначавшихся между нами: и англичанами, можно отметить противодействие, оказанное нам весной и летом 1913 года великобританской миссией, не желавшей, чтобы мы при помощи казачьей бригады взяли в свои руки захват принца Салар-эд-Доуле. Английской миссии хотелось, чтобы решающую роль сыграло независимо от нас персидское правительство с помощью жандармерии, руководимой шведскими офицерами, дабы участь мятежного принца решилась при непосредственном воздействии англичан (депеша поверенного в делах колл. сов. Саблина от 7 ноября 1913 г. № 64). По этому поводу наглядно обрисовалось мало дружественное отношение сэра В. Тоунлея к казачьей бригаде, коей он постоянно пытался противопоставить жандармерию, руководимую шведскими инструкторами. На образование последней нам пришлось согласиться еще в 1911 году в связи с инцидентом Отокса, так как мы считали приглашение инструкторов второстепенной державы наименее невыгодным для нас выходом из затруднения.

Деятельность англичан на Юге и их отрицательное отношение к нашим действиям на Севере.

В донесениях колл. сов. Саблина за 1913 год дана характеристика взглядов сэра В. Тоунлея на положение и затронуты те причины, кои привели в истекшем году к разногласиям между двумя миссиями. Весьма характерным является разговор нашего поверенного в делах с великобританским посланником, упомянутый в депеше от 30 сентября 1913 года, за № 57. Говоря об английских резидентах в Ширазе и Бушире, Тоунлей между прочим заметил, что они «фактически управляют округами, порученными их наблюдению. Ни губернатор, ни представители казначейства, ни жандармы не могут ступить шага без одобрения наших консулов или предварительно не посоветовавшись с [100] ними». Когда вслед за сим Тоунлей указал Саблину на вмешательство русских консулов на Севере, наш поверенный в делах заметил, что «наши консулы, если им и приходится иногда в интересах столь же самой Персии, сколь и своего отечества, вмешиваться во внутренние дела провинций, порученных их наблюдению, то это их вмешательство происходит в отмежеванной нам соглашением 1907 года сфере влияния, тогда как Шираз и Бушир лежат в так называемой нейтральной зоне». Далее, Тоунлей по вопросу о нашей политике в Азербайджане высказал Саблину следующее: «Азербайджан чрезвычайно русифицируется, в то время как добрая половина его территории переходит в виде ли собственности или долгосрочной аренды, в русские руки, поэтому остается лишь послать чиновника кавказского наместничества, и дело сделано». На замечание нашего поверенного в делах, что, насколько ему известно, это не входит в планы русского правительства, Тоунлей ответил, что «бывают случаи, когда действительность опережает самые лучшие намерения».

В своих донесениях колл. сов. Саблин отметил недружелюбие английской миссии и в делах финансовых, имеющих чрезвычайно важное значение в Персии ввиду хронического безденежья шахской казны и зависимости ее от двух банков. Здесь заслуживает внимания вопрос о предоставлении нашему банку наравне с Шахиншахским права на поставку серебра. Монополизировав это право без каких-либо законных оснований, Шахиншахский банк уклонялся от всяких попыток компромисса, опираясь на негласную поддержку английской миссии, действовавшей солидарно с персами. Наше финансовое ведомство в переговорах, возникших по сему поводу, настаивало на участии в деле, выражая надежду, что великобританское правительство отступит от занятой позиции. Все эти попытки однако не привели ни к чему. Для выяснения дальнейшей нашей программы по финансовым вопросам было собрано под председательством графа Коковцова междуведомственное, совещание, которое на заседании 2 декабря 1913 года приняло «к сведению заявлений министра иностранных дел, что устранение встреченных банком затруднений будет рекомендовано особливому вниманию и неустанным заботам вновь назначенного в Персию посланника, для которого это дело и явится цервой задачей предстоящей его деятельности».

К вопросу о положении нашего банка в связи с общими соображениями о персидских финансах я вернусь несколько ниже.

Отсутствие равноправия.

Таково было отношение к русским начинаниям со стороны английской миссии к концу пребывания в Тегеране колл. сов. Саб лян а. Приведенные примеры, начиная с подписания соглашения 1907 года, подтверждают высказанное мнение о фиктивности англо-русского равноправия. Беглый обзор наших взаимных отношений за истекший год послужит наглядным показателем, до какой степени взаимодействие, на которое мы имели бы право рассчитывать, вылилось со стороны английской миссии в противодействие, не прекратившееся даже после возникновения войны, невзирая на общность наших интересов по таким, например, вопросам, как оборона Азербайджана против турок в сформирование дружественного нам кабинета. [101]

Исфагань.

Несмотря ла то, что Исфагань входит в нашу сферу, англичане не могут помириться с этим фактом и всячески стараются препятствовать утверждению там нашего влияния. Английское противодействие особенно усилилось после заключения нашим банком с семьей Зилли-Солтане сделки о передаче управления его имениями русско-подданному фон-Каверу. Тоунлей не мог простить нам этой сделки, считая ее почему-то враждебным и вероломным актом. В беседах со мной он неоднократно говорил, что хотя Исфагань входит в нашу сферу, но английские интересы там столь значительны, что соперничество и соревнование с Россией не…, и что в предупреждение недоразумений необходимо выработать какой-нибудь приемлемый для обеих сторон modus vivendi. Поэтому, когда после минувшего года мной сделана была, и весьма впрочем осторожной форме, попытка касательно получения концессии на устройство оросительной системы в исфаганском округе посредством соединения вод Кару на и Зейендеруда, эти переговоры встретили противодействие английской миссии (депеши от 1 мая и 10 июня 1914 г. № № 28 и 43). Несмотря на обещание держать себя нейтрально, Тоунлей, насколько мне известно, стал убеждать персов не входить с нами в соглашение, предупреждая, что таковое будет сочтено недружелюбным по отношению к Англии актом. В частной беседе он дал мне понять, что наше выступление будет истолковано в Лондоне стремлением еще более усилить русское влияние в ущерб английскому. Вопрос этот так и остался неразрешенным, несмотря на наше согласие привлечь к участию в предприятии английских капиталистов и инженеров, лишь бы избежать по этому поводу недоразумений.

Взимание малиата.

(Малиат — сельско-хозяйственный налог)

Самое резкое противодействие нашим мероприятиям в Северной Персии мы встретили со стороны английской миссии в вопросе о малиате, на котором я остановлюсь несколько подробнее. Вышеупомянутое междуведомственное совещание, как известно, признало необходимым урегулировать наши финансовые отношения с Персией, в частности по залоговым обязательствам персов к вашему банку, по вопросу о поставке серебра и о согласии главного казначейства на внесение в учреждения нашего банка малиата и других сборов Северной Персии. К сожалению, попытки войти в соглашение с главным казначейством для урегулирования этих вопросов не дали положительных результатов. Связанный материальными интересами с Шахиншахским банком, г. Морнар (Морнар (бельгиец) — главный казначей Персии) отвечал уклончиво на все мои предложения, ссылаясь на отсутствие полномочий и несочувствие персидского правительства. Дабы побудить главного казначея к большей сговорчивости, миссия в марте 1914 года предложила нашим консулам в русской сфере приступить самим к взиманию малиата с русско-подданных и протеже и вносить его в отделения нашего банка для перевода в Тегеран и передачи персидскому казначейству. Эта мера была, впрочем, принята на основании просьбы самого Морнара об изыскании способа привлечения к платежу малиата русских подданных и главным образом протеже, то [102] есть наиболее состоятельных персов, искавших русского покровительства часто ради уклонения от уплаты налогов. Исполнением его просьбы, но в таком виде, который дал бы ему почувствовать неудобство занятой им враждебной нам позиции, имелось в виду побудить его пойти с нами на компромисс.

Эта побудительная мера вызвала письменный протест персидского правительства, истолковавшего поручение, данное консулам, как акт политического характера, наносящий удар деятельности казначейства и нарушающий суверенные права Персии, а потому и соглашение 1907 года. Вопрос этот в крайне тенденциозном и неблагоприятном нам освещении тегеранского корреспондента газеты «Таймс» г. Кеппеля (племянник английской посланницы, получавший свои указания непосредственно от нее) проник в английскую печать и послужил далее предметом запроса в палате общин. В Тегеране сбор налогов на Севере дал повод к довольно сильной агитации враждебных нам персидских элементов, в коей приняли деятельное участие кроме главного казначея и бельгийского посланника, естественно стремившихся отстоять права бельгийской финансовой администрации, также наши политические противники, среди коих оказалась и. великобританская миссия (депеши от 28 мая, 5 июня, 12 июня и 2 сентября 1914 года № № 33 37, 39, 58).

Наши пререкания с персами и английской миссией из-за Шоджа-эд-Доуле.

Наряду с вопросом о малиате в течении нескольких месяцев обсуждался вопрос о тавризском генерал-губернаторе Шоджа-эд-Доуле, вызвавший резкие пререкания с персами и щекотливые объяснения с английским посланником. Здесь не место говорить о заслугах названного персидского администратора и причинах, побуждавших нас, главным образом кавказские власти, удерживать его в Тавризе. Замечу лишь, что отстаивание Шоджи перед шахским правительством представлялось задачей нелегкой ввиду сильной оппозиции против него персов, точку зрения коих поддерживал сэр В. Тоунлей. Шоджа обвинялся не столько в противодействии конституционному режиму и центральному правительству, сколько в тесных сношениях с нашим генеральным консульством и в потворстве русским. Деятельность Шоджи, не всегда тактичная и осторожная, ставилась в связь со сменой некоторых провинциальных администраторов, якобы неугодных России, в присылке в Тавриз русских почтовых чиновников, в организации городского самоуправления и полиции под нашим руководством и в других нарушениях верховных прав Персии. При этом великобританская миссия не только ничего не делала в смысле более правильного освещения фактов, но, как мне передавали, старалась обострить положение, рисуя нашу деятельность, как мирный захват Азербайджана и русификацию этой провинции.

Русское землевладение и отношение к вопросу великобританской миссии.

По вопросу о русском землевладении в Персии великобританский посланник постоянно упрекал нас за произвольное толкование статьи 5-й Туркманчайского договора в смысле права русско-подданных [103] владеть и арендовать земли и недвижимости в Персии, а также за предупреждение шахского правительства, что мы считаем все такие земли находящимися в законном владении русско-подданных. По мнению представителей Великобритании, такое толкование договора незаконно, ибо, прежде всего, противоречит общепринятому и нами же признанному смыслу этого акта. В доказательство того, что мы сами до последнего времени не признавали за русскими права земельной собственности в Персии, Тоунлей сослался на моего предместника д. с. с. Поклевского-Козелл, заявлявшего, что наше правительство намерено поднять вопрос об изменении Туркманчайского договора и признании за нами этого права в связи с выдачей Персии денежного аванса. Наконец, наше толкование договора, по мнению Тоунлея, грозит экономическим поглощением Россией многих земель на Севере и может дать ей господствующее положение в этой части Персии, нарушая таким образом англо-русское равновесие и ставя русских в привилегированное положение сравнительно с англичанами, так как последние земельной собственности в Персии не приобретают. Англичане, действительно, не считали нужным, «о чисто практическим соображениям, обзаводиться в Персии частной земельной собственностью. Однако, как дальше будет указано, подобная политика нисколько не являлась следствием уважения договоров или заботливости о взглядах персов, ибо в июне 1914 года великобританское правительство, приобрев концессию Дарси, сделалось полным распорядителем южной и отчасти нейтральной частей Персии (депеши от 5 и 19 июня 1914 года, Ы и 40):

Персидский меморандум (июнь 1914 года).

Таким образом великобританская миссия почти всегда шла нам наперекор в наших делах и, становясь на персидскую точку зрения, оказывала нежелательное влияние на шахское правительство, и без того несговорчивое. Поэтому нам пришлось снова считаться с неудовольствием англичан, когда персидское правительство надоумилось. якобы ввиду приближения коронации молодого шаха, выступить с обличительным представлением в виде памятной записки, переданной мне в июне месяце и мотивированной желанием устранить к началу царствования шаха существующие между нами и персами затруднения. В записке этой перечислялись глазные пункты, по которым, как сказано выше, персидское правительство нашло поддержку в лице английского представителя, а именно: взимание малиата, якобы несшее расстройство в финансы страны, русское землевладение, являющееся незаконным и потому подлежащее отмене, смещение Шоджа-эд-Доуле и посылка в Тавриз велиагда, эвакуация русскими войсками Северной Персии, прекращение с нашей стороны противодействия повсеместному введению жандармерии. Копия записки была представлена английскому посланнику с просьбой оказать содействие к побуждению России принять персидские дезидерата.

Еще за несколько дней до вручения этой записки Тоунлей говорил, что лондонский кабинет присоединяется к протестам персов, и, в свою очередь, выступил с самостоятельным представлением против нашей деятельности в Азербайджане. В подтверждение своих слов Тоунлей доверительно сообщил мне содержание разговора, происходившего в начале июня между начальником средневосточного отдела [104] великобританского министерства иностранных дел г. Кроу и нашим поверенным в делах в Лондоне г. фон-Эттером. Г. Кроу, между прочим, указывал что «Азербайджан является ныне русской провинцией, управляемой русскими властями, и генерал-губернатор, отказывающийся признать авторитет персидского правительства по каким-либо делан, поступает таким образом о полного одобрения русских властей». Далее г. Кроу утверждал, что налоги взимаются русскими консулами и вносятся в наш банк, причем нами никогда не представляется никакого отчета. (Это утверждение было ложное: налоги, действительно, нами взимались, но не со всех персов, а лишь с русско-подданных, и не удерживались нами, а передавались персидскому правительству.) Далее г. Кроу указывал, что разными приемами целые селения переходят в. руки русских переселенцев, что казачья бригада является русской силой, так как она признает лишь свое подчинение русскому военному ведомству, наш же банк своей деятельностью стремится «подкупить, тех, которые еще остались верными своему правительству». Г. Кроу привлек внимание нашего поверенного в делах на то, что политика. России клонится к упразднению суверенитета Персии, каковой гарантирован Англией. Поэтому положение дел в Персии представляется весьма серьезным и должно рассматриваться с точки зрения англо-русских отношений вообще, к поддержанию коих стремится лондонский кабинет.

Тоунлей сообщил мне также текст доверительного письма сэра Э. Грея к сэру Д. Бьюкенену от 10 июля, с приложенным к нему меморандумом, переданным нашему послу в Лондоне. Эти документы детально анализировали нашу политику в Персии и повторяли в общем доводы, высказанные г. Кроу в доказательство нарушения нами суверенных прав Персии и англо-русского соглашения и оттеняли желательность, чтобы политика России в Персии считалась прежде всего с общими англо-русскими отношениями и с положением в Европе.

Когда был получен ответ императорского правительства на персидскую записку, Тоунлей хотя и согласился с основательностью некоторых наших возражений, но повторил, что обязан в силу полученных инструкций предостеречь нас против действий, идущих вразрез с соглашением и нарушающих персидский суверенитет. Выражая надежду, что нам удастся договориться с персидским правительством на приемлемых для обеих сторон основаниях, он предложил свое содействий к изысканию компромисса (донесения за № № 40 и 41).

По странному совпадению, как раз в то время, когда англичане в лице миссии осуждали нас за нашу политику в русской сфере; сами они сочли своевременным нарушить персидский суверенитет довольно серьезным образом. Великобританское правительство взяло в свои руки концессию англо-персидской нефтяной компании, полученную в 1901 году английским предпринимателем Дарси, и с этой целью в июне 1914 года внесло в палату общин предложение, вотированное последней, о приобретении за 20 000 000 рублей акций этой компании, дабы сделаться распорядителем всего дела в интересах британского адмиралтейства. Концессия Дарси хотя была до тех нор использована на юге и на западе Персии, однако распространялась и на нейтральную зону и отчасти на нашу сферу. Изыскания велись на всей площади концессии, и месторождения нефти были открыты главным образом [105] в нейтральной зоне у Шираза, Ахваза, Мохаммеры, Шустера, а также у Касри-Ширина и у Керманшаха. Хотя концессия Дарси была заключена до англо-русского соглашения, по коему все концессии сохраняют свою силу, но все же поглощение ее великобританским правительством нельзя признать действием безразличным, что, впрочем, было отмечено русским общественным мнением и печатью. Тоунлей, при всем желании умалить значение этой сделки, выразил некоторое смущение, главным образом по поводу дружного выступления нашей печати, сознавшись, что столь энергичная критика английской политики с, нашей стороны является для него совершенной неожиданностью, (депеша от 21 июля, № 41).

Первый кабинет Мустоуфи-уль-Мемалика.

Вслед за коронованием шаха, в июле 1914 года, произошла смена, кабинета при сравнительном безучастии с нашей стороны, так как кабинет этот был рекомендован шаху регентом Наср-уль-Мульком перед отъездом его из Персии. Проводя кандидатуру Мустоуфи-уль-Мемалика и его сотрудников, хорошо известных по своим демократическим и антирусским тенденциям, Наср-уль-Мульк, по-видимому, мало сообразовался со взглядами императорского правительства, а, может быть, даже хотел создать нам затруднения. Впрочем, возможно, что главной заботой бывшего регента было недопущение к власти своего давнего врага и политического соперника Саад-эд-Доуле. Насколько мне известно, английская миссия содействовала выбору этого кабинета, хотя я счел долгом предупредить сэра В. Тоунлея, что намеченные лица не пользуются нашим доверием и что это исключает мысль о нормальных сношениях и производительной работе. Я даже предложил моему коллеге прямо обратиться к шаху и, объяснив положение дел, представить совместный проект реформ и посоветовать призвать к власти людей более деловых и пользующихся доверием обеих миссий. Тоунлей отнесся к моему предложению несочувственно, объявив, что наше выступление будет иметь демонстративный характер и произведет неблагоприятное впечатление, ибо будет истолковано как желание вмешаться во внутренние дела и навязать, нашу опеку. По поводу нашего отрицательного отношения к Мустоуфи-уль-Мемалику Тоунлей заметил, что в Персии все министры одинаково руководствуются корыстными побуждениями и личными расчетами. Лица, против коих мы восстаем, Мустоуфи-уль-Мемалик и Ала-ус-Солтане, — единственные сановники, пользующиеся незапятнанной репутацией, и он, Тоунлей, не понимает, почему мы против них. Из дальнейшего выяснилось отрицательное отношение английского, посланника ко всем нашим кандидатам — Саад-эд-Доуле, Сепехдару и Восуг-эд-Доуле, совершенно якобы неподходящим, ввиду их руссофильства и непопулярности. Не могу при этом не вспомнить сделанного мне английским товарищем признания по поводу моего сетования об отсутствии дружественной поддержки со стороны английской миссии. Тоунлей сознался, что после передачи управления землями Зилли-Солтане фон-Каверу, вызвавшей раздражение в Лондоне, им получено было предписание действовать более решительно в Исфагани и в нейтральной зоне. [106]

Образ действия великобританской миссии после начала войны.

Когда началась европейская война, казалось, что союзнические действия с англичанами должны были отразиться и на отношении великобританской миссии к вопросам, связанным с общей политикой держав, в данном случае к вопросу о нейтралитете Персии. Сначала Тоунлей проявлял как будто бы склонность действовать солидарно с нами и отказаться от прежней системы возбуждения персов, однако это взаимодействие продолжалось недолго. В сентябре месяце персидское правительство обратилось в нашу миссию с нотой, в коей говорилось, что Персия желает избежать пагубных последствий причастия к мировой войне путем объявления своего Нейтралитета, а потому оно просит Россию отозвать свои войска из Персии, при каковом условии, в случае возникновения войны между Россией и Турцией, последняя гарантирует соблюдение персидского нейтралитета. Было ясно, что увод наших войск нисколько не обеспечит Персию от непрошенных гостей — турок, которые, конечно, воспользовались бы нашим уходом, чтобы занять Азербайджан. Из полученных английским посланником телеграмм сэра Э. Грея он мог убедиться, что в Лондоне не сочувствуют уводу русских войск и вообще не доверяют обещаниям Порты в этом вопросе (депеши от 25 сентября и 9 октября за № № 61 и 63).

Точка зрения Тоунлея на вопрос о нашей эвакуации заключалась в необходимости заручиться благожелательностью шахского правительства, дабы помешать ему перейти на сторону турок, что могло отразиться на локальности мусульман Индии и Афганистана, среди коих начиналась агитация в пользу священной войны. Я допускаю, что подобные опасения тогда имелись, но думаю, что, добиваясь соглашения с Персией, он имел в виду не столько предупредить мусульманское движение, сколько связать нашу свободу действий и лишить нас права на предъявление впоследствии Персии серьезных требований. Ссылаясь на указанные соображения, Тоунлей советовал мне уступить также в вопросе взимания малиата и в делах банка. Я заметил ему, что поддержка его действует на персов возбуждающим образом, вызывая их несговорчивость. Впрочем, как я докладывал, Тоунлей в данном случае выражал свое сочувствие персидским пожеланиям открыто, поддерживая свою точку зрения в моем присутствии и порицая наше отношение к этим вопросам. Антирусская политика Тоунлея обратила на себя внимание даже французского посланника, назвавшего в разговоре со мной его образ действий вредным и непатриотичным с точки зрения общих интересов союзников в Персии. Впоследствии г. Леконт неоднократно возвращался к этому вопросу, указывая на необходимость что-либо предпринять, дабы парализовать деятельность английского посланника, который по его определению вернул англо-русские отношения к положению, существовавшему до 1907 года.

Персидский нейтралитет во время войны с Турцией.

Вскоре после начала войны с Турцией персидское правительство возобновило свою просьбу о выводе наших войск из Азербайджана, якобы под давлением турецкого посла, требовавшего соблюдения Персией нейтралитета как условия уважения его Турцией. [107] Английским посланник скорее склонялся в пользу удовлетворения персидского требования, особенно по отношению к Хоросану, что будто бы должно было произвести весьма благоприятное впечатление на общественное мнение (депеша от 31 ноября за № 71). Немного позднее, когда у нас принято было решение арестовать германского, австрийского и турецкого агентов в Азербайджане, Тоунлей осуждал эту меру и, я уверен, влиял в этом смысле на персов. Уместно будет также отметить, кто, когда в связи с принятыми с нашей стороны мерами самообороны на персидском фронте нами выражалось пожелание пресечь вредную деятельность в Исфагани агитатора Пюжена, объявившего себя германским и турецким консулом, Тоунлей энергично восставал против этого под предлогам нарушения персидского нейтралитета и опасения мусульманского движения. Я несколько раз возвращался к вопросу о пресечении агитации Пюжена и необходимости его либо обезвредить, либо предостеречь персов против дальнейшей пропаганды. Тоунлей каждый раз однако уклонялся от совместных, действий и убеждал не принимать решительных мер. Невольно является мысль, что терпимость английского представителя относительно Пюжена объясняется тем, что агитация этого германского агента направлена была в то время главным образом против русских интересов наших протеже и русских подданных арендаторов имений Зилли-Солтане. Сын последнего Акбер-Мирза прямо говорил, что англичане поощряют Пюжена, чтобы чрез него подорвать русское влияние в Исфагани. Я не могу сделать подобного утверждения, не имея для сего бесспорных доказательств, но, сопоставляя факты, должен признать, что тактика моего английского товарища казалась мне довольно отрадной. Преступное попустительство Тоунлея, в связи с безнаказанностью германских агитаторов, несомненно, способствовало усилению антирусского движения, приведшего к недавнему печальному событию — убийству одного из энергичных наших деятелей в Персии, фон-Кавера,

Отношение английской миссии к событиям в Азербайджане.

Когда в ноябре прошлого года началось общее наступление турок на Кавказ и нам предстояло с ничтожными силами задержать их движение через Азербайджан, наше кавказское начальство прибегло к содействию Шоджа-эд-Доуле, который стремился, к тому же, защищать свои поместья от курдов. На миссию в Тегеране была возложена задача истолковать персидским министрам неуместность противодействия Шоджа-эд-Доуле, задача коего заключалась в создании оплота против турецкого нашествия и на Тавриз. При этом, само собой разумеется, о наших видах был поставлен в известность великобританский посланник, которому было указано на действительный мотив обращения к содействию Шоджа-эд-Доуле. Тоунлей высказался однако в том смысле, что никогда не разделял нашего взгляда на Шоджа-эд-Доуле и что ему трудно выступить на защиту лица, деятельность коего подрывает авторитет центрального правительства и возбуждает против себя общественное мнение (депеши от 11 и 18 декабря 1914 г. № № 76 и 80).

В дальнейшем, после неудачи, постигшей отряд Шоджа-эд-Доуле под Миандуабом и после движения турок на Тавриз, персидское [108] правительство продолжало свои настояния на выводе наших войск, из Азербайджана и других мест Северной Персии, предъявив ноту в этом смысле. Что касается эвакуированного нами Тавриза, то персы, в видах обеспечения порядка и дабы подчеркнуть в глазах воюющих неразрывную связь Азербайджана с Тегераном, решили снарядись туда велиагда, так как турки выражали готовность отозвать свои войска после водворения там персидского наследника. На такой постановке вопроса настаивал и великобританский посланник, утверждавший, что, рекомендуя эту меру, действует в общих интересах. Думается однако что он не прочь, был использовать данную конъюнктуру для удаления нас из Северной Персии и при этом выступить еще раз защитником ее от русского правительства во всяком, случае наше быстрое возвращение в Тавриз и очищение его от общего врага было встречено английской миссией довольно холодно (депеши от 24 декабря 1914 г. № 81 и от 1 января 1915 г. № 1).

Шахское правительство хорошо знало, какого мнения мы всегда придерживались относительно посылки велиагда в Тавриз. На эту командировку персами возлагались большие надежды в уверенности, что обаяние имени брата шаха произведет сильное впечатление и будет способствовать сохранению верности населением Азербайджана. В Тегеране открыто говорили, что велиагду или, вернее, сопровождавшим его чиновникам, поручено вести энергичную борьбу с русскими в. Азербайджане. И действительно, с самого дня приезда велиагда в Тавриз в начале марта, начались недоразумения и пререкания между его чиновниками и нашими властями. В числе войск, посланных с велиагдом, оказалось, между прочим, 200 жандармов. Персы, по-видимому, рассчитывали таким путем провести жандармерию на Север и обойти поставленное нами условие о недопущении этой воинской части в нашу сферу. Мера эта принята была не без ведома английского посланника, всегда отрицательно относившегося к нашим требованиям о недопущении жандармерии на Север (депеша от 2 января 1915 г. № 2).

Второй кабинет Мустоуфи-уль-Мемалика.

Симпатии великобританского посланника к руководителю кабинета. Мустоуфи-уль-Мемалику охладели в октябре минувшего года вследствие нежелания последнего пойти навстречу предложению Тоунлея об уступке Англии за известное денежное вознаграждение островов Персидского залива, необходимых ей для стратегических целей. Тем не менее, за отсутствии других кандидатов, Тоунлей не переставал поддерживать Мустоуфи-уль-Мемалика, считая важным не раздражать общественное мнение подчеркиванием нашего влияния на внутренние дела страны и указывая на мусульманскую опасность в Индии и в Афганистане, которая в руках англичан служила с самого начала войны главным аргументом в пользу политики невмешательства со стороны России в персидские дела, даже когда никакой серьезной мусульманской опасности не существовало (депеши от 23 октября 1914 г. № № 65 и 66). В дальнейшем, и по мере развития событий, английский посланник стал проявлять больше солидарности и готовности действовать совместно, причем отрицал приписываемое ему уклонение от сотрудничества. Впрочем, не находя в действиях кабинета [109] ничего враждебного и обвиняя его лишь в бездарности и слабости, он предлагал такие частичные перемены в составе кабинета, которые не обещали более желательного для нас настроения. Можно было бы опасаться, что сохранение во главе кабинета, хотя бы реформированного, Мустоуфи-уль-Мемалика вовлечет шахское правительство в турецко-германскую орбиту. С другой стороны, более активное выступление против кабинета вызвало бы неудовольствие или даже противодействие великобританской миссии, находившей, что нам следует избегать трений с персами, дабы предупредить их переход на сторону турок и возможное увлечение мусульманской идеей (депеши от 18 декабря 1914 г. и 8 января 1915 г. за № № 80 и 2).

Таким образом кабинет в результате хотя и подвергся частичному обновлений, но в полном противоречии с нашими взглядами и вопреки выраженному нами неодобрению предполагавшейся комбинации. Во главе остался Мустоуфи-уль-Мемалик, остались также Ала-ус-Салтане и в качестве директора канцелярии министерства иностранных дел его сын Муин-уль-Везере, наш непримиримый противник. В числе других министров, вошедших в кабинет, также не оказалось русских сторонников, что сейчас же отразилось на мероприятиях, натравленных против нас, вроде требования об уводе наших войск, возвращения к вопросу о русском землевладении, требования о прекращении взимания малиата нашими консульствами и т. п.

Зная, что обновление кабинета на неприемлемых для нас условиях не встретит одобрения императорского правительства, Мустоуфи-уль-Мемалик предпочел действовать через великобританскую миссию, которая согласилась на включение в число министров принца Эйн-эд-Доуле как лица, якобы способного обеспечить спокойствие и удержать страну от присоединения к туркам. Как известно, наше предложение заявить шахскому правительству протест против намечавшегося состава кабинета не было принято в Лондоне, и Тоунлею поручено было ограничиться заявлением, чтобы персы не рассчитывали на реальную поддержку Англии в виде финансовой помощи, пока не дадут доказательств своего доброжелательства (депеша от 5 февраля 1915 г. за № 10).

Второй кабинет Мустоуфи-уль-Мемалика продержался несколько дней. По своему составу он был непрочен и не пользовался ничьей поддержкой, если не считать великобританской миссии. Но последняя уже не могла оказать ему помощи, ибо сама утратила значительную долю своего влияния. Убедившись в этом, Тоунлей перестал интересоваться событиями, и выбор нового кабинета Мушир-эд-Доуле произошел уже без его участия. К тому же обстоятельства начинали показывать, к-каким неблагоприятным последствиям для самих англичан может привести систематическое возбуждение персов против России. Противодействие Тоунлея нашей политике в Персии должно было, по его мнению, оказаться тормозом лишь для нас, русских. Однако расчеты эти не оправдались, и русофобство Тоунлея и потворство его персидским притязаниям стали отражаться и на английских интересах, подрывая его собственный престиж и возбуждая несговорчивость персов. Как бы то ни было, опасное движение, вызванное европейской войной и германо-турецкой пропагандой, получило серьезный характер, в значительной степени благодаря поддержанию [110] великобританской миссией персидского шовинизма, поощрению жандармерии дружбе с демократами меджлиса, попустительству антирусской агитации, а главное благодаря подрыву нашего авторитета в глазах шахского правительства.

Времена меняются. Когда в минувшем марте Мушир-эд-Доуле протестовал против ареста англичанами германского консула в Бушире, а также против других действий англичан на Юге и просил об отозвании английских войск из Южной Персии, а русских из Казвина, Решта и Ардебиля, Тоунлей не только воспротивился уводу русских войск, но стал доказывать необходимость увеличения ваших отрядов и даже посылки их в Тегеран (депеши от 12 и 19 марта с. г. № № 20 22).

Ненормальность настоящего положения и необходимость ныне же наметить основы будущей политики нашей в Персии.

Резюмируя сказанное, следует признать нынешнее наше положение в Персии безусловно ненормальным. Русские интересы в Персии слишком глубоко нарушены, чтобы можно было рассчитывать да восстановление нашего положения от успешного исхода войны. Победа Россия, конечно, отрезвит персов и заставит их перейти на нашу сторону, но этого недостаточно. Пока условия, приводящие к постепенному подтачиванию нашего влияния, не изменятся, русское дело будет подвергаться серьезной опасности, а кроме того и главным образом будут портиться наши отношения с Англией. Коль скоро современные условия доказали свою несостоятельность, представляется неотложным приступить к выработке иных основ для будущего времени. Основы эти должны удовлетворять тем требованиям и надеждам, которые мы в праве иметь относительно нашей дальнейшей политики в Персии, а именно упрочение англо-русских отношений путем устранения поводов к недоразумениям и сохранения наших интересов в Северной Персии. Ради устранения на будущее время нынешней малоустойчивой политики в Тегеране, компрометирующей нас как в глазах персов, так и англичан, следовало бы заменить нынешнее мнимое равноправие России и Англии новым положением, конкретизирующим наше положение в русской сфере влияния. Для этого задачей ближайшего будущего должно быть развитие и дополнение соглашения 1907 года, но не за счет нейтральной зоны, т. е. не в смысле ее упразднения, так как индийское правительство не хочет установления англо-русской границы, а в смысле более точного формулирования прав обеих держав. При этом необходимо выяснить как права России и Англии в нейтральной зоне, так в особенности наши собственные права в нашей сфере, дабы устранить обвинения во вмешательстве во внутренние дела Персии. Нейтральная зона как, буфер между Россией и Англией была бы сохранена, а вместе с тем наша работа была бы поставлена на более практическую почву.

Включение Тегерана в нейтральную зону как крайняя уступка Англии взамен предоставления нам свободы действий на Севере.

Включение Тегерана с округами в нейтральную зону и выделение его из нашей сферы успокоило бы персидских националистов, [111] индийское правительство и английских либералов и явилось бы доказательством отсутствия у нас замыслов против независимости Персии. Этой мерой мы подтвердили бы в глазах Англии и самой Персии наличность нас стремления поддержать самостоятельное существование персидского государства. Само собой разумеется, согласие на такое существенное изменение сфер влияния должно бы были считаться с нашей стороны весьма крупной уступкой взамен предоставления нам полной свободы действия на Севере, Во всяком случае, от успокоения умов в. этом отношении нами могла бы быть извлечена значительная польза как в Персии, так и вне ее.

Ввиду ненормального состояния Персии говорить о полном невмешательстве во внутренние дела, как предлагал Тоунлей, не приходится. Однако вмешательству этому можно бы было придать с нашей стороны менее демонстративный характер, особенно когда дело касается вопросов центрального управления, например, участия в образовании кабинетов, борьбы с меджлисом, вербования сторонников для России, давления на партии и тому подобное. Правда, Тоунлей всегда отрицал вмешательство свое в дела центрального правительства, то есть» воздействие на выбор министров, созыв меджлиса, назначение провинциальных чиновников и прочее. Однако факты опровергают это утверждение, и у нас немало данных, доказывающих, что ни одно сколько-нибудь значительное событие или решение шахского правительства не происходило без участия, прямого или косвенного, английской миссии. Во всяком случае, последняя не стесняется оказывать давление на персидское правительство, хотя и осуждает этот способ, когда дело касается нашей сферы. Например, известно, что бахтиарские ханы систематически навязывались английской миссией в качестве губернаторов не только в английской, но и в нашей сфере, невзирая на несочувствие к ним правительства и общественного мнения. Ныне бахтиарские губернаторы имеются в Кермане, Иезде, Керманшахе и до последнего времени были в Исфагани.

Наше вмешательство в дела центрального управления, как оно практикуется ныне, редко достигает цели, что, между прочим, подтверждается в деле выбора персидских кабинетов. Все кабинеты, после подписания соглашения 1907 года, были англофильские или становились таковыми; а отдельные наши сторонники также скоро убеждались, что реальную поддержку они могут получить лишь при условии покровительства великобританской миссии. Перечень этих кабинетов наглядно указывает, что среди руководителей их не было ни одного лица, коему мы обязаны сколько-нибудь существенным благожелательством к нашим интересам: Наср-уль-Мульк — октябрь 1907 г., Низам-ус-Солтане — декабрь 1907 г., Сани-эд-Доуле — май 1908 г., Мушир-ус-Солтане — июнь 1908 г., Сепехдар — сентябрь 1909 г., Мустоуфи-уль-Мемалик — июль 1910 г., Сепехдар — февраль 1911 г., Самсам-ус-Солтане — декабрь 1912 г., Мустоуфи-уль-Мемалик — август 1914 г., Мушир-эд-Доуле — март 1915 г. Попытка провести в премьеры Саад-эд- Доуле, как известно, не удалась вследствие оппозиции меджлиса, и новый кабинет сформирован был принцем Эйн-эд-Доуле, который также считается сторонником англичан. [112]

Необходимость упорядочения нашего покровительства персидским подданным.

В силу исторических и политических причин Россия приняла под свое покровительство довольно значительное число персидских подданных. Увеличивая наше влияние и престиж в стране, покровительствуемые нами персы служат однако причиной слабости, ибо связывают подчас нашу свободу действий, а главное дают повод к пререканиям с шахским правительством и способствуют поддержанию взаимного раздражения. Особенно бесполезны некоторые знатные протеже, принадлежащие к старому режиму и тяготеющие к нам лишь ради защиты которую мы можем им оказать против их же правительства или же в деле отстаивания личных, не всегда законных выгод и притязаний. Англичане недовольны существованием русских протеже вообще и даже формулировали, это неудовольствие в упомянутой выше памятной записке, представленной лондонским кабинетом в минувшем поду.

Тоунлей при всяком удобном случае указывал на вред, причиняемый русским покровительством, которое якобы расшатывает авторитет шахского правительства, нарушает его суверенные права и вносит дезорганизацию в дела управления. Мне думается, что институт покровительства, как оно практикуется ныне, требует упорядочения в смысле большею разбора в выборе протеже и точного определения предоставляемых им прав, но я не вижу оснований отказываться он столь серьезного орудия политического воздействия в уроду англичанам, которые сами широко пользуются этой особенностью персидского государственного строя. В этом отношении мы могли бы взять с них пример, так как они освободились от бесполезных протеже и оказывают покровительство влиятельным и деятельным элементам, а также вождям кочевых племен вроде бахтиар или сенджаби, ханы которых находятся в постоянных сношениях с английской миссией. Преподанная в свое время императорской миссией инструкция постепенно сокращать число покровительствуемых лиц не достигает цели, ибо покровительство сто дается помимо миссии например, генеральным консульством в Тегеране, агентом министерства торговли и другими нашими официальными и полуофициальными лицами.

Компромисс о казачьей бригаде в связи с вопросом о жандармерии.

В числе условий, при которых наше положение в Персии упростится, весьма важен вопрос о казачьей бригаде. До сих пор мы противопоставляли ее жандармерии и тем, без всякой для себя выгоды, раздражали персов и вызывали недоверие англичан. Бригаде следует предоставить и впредь традиционную роль шахского конвоя, к каковой деятельности она по своей организации более приспособлена, нежели к несению обязанностей охраны порядка на дорогах или же взыскания налогов и податей для казначейства, подобно жандармерии. Такова была бы ее роль в столице. Что касается непосредственной сферы нашего влияния, то в ней, как будет пояснено ниже, развитие бригады может получить для нас существенное значение. При этих условиях мы могли бы согласиться на дальнейшее существование созданной нами, хотя и во вред русским интересам, жандармерии, исключив ее из нашей сферы. Отъезд большинства шведских офицеров [113] облегчил дело реорганизации этой части на более космополитических началах, с привлечением, наряду с отдельными шведскими инструкторами офицеров других национальностей. Весьма подходящим в таком случае, элементом могли бы быть славяне, например, сербы и черногорцы, обладающие высокими боевыми качествами, менее требовательные и тяготеющие к России.

Изменение политики Учетно-ссудного банка Персии.

Говоря о нашем банке, необходимо отметить, что политика потворства персидским притязаниям и аппетитам, практиковавшаяся последние десятилетия, и система подачек и авансов, применявшаяся как нашим, так я английским банком, совершенно развратили персов, которые не желают и не могут примириться с Наступившей реакцией и необходимостью более деловые отношений. Неудивительно, что наши настояния на своевременном внесении срочных платежей, например, на содержание казачьей бригады, или на уплате долгов крупных должников вызывают со стороны персов негодование и жалобы. Особенно сильный протест вызвал арест нашим банком летом минувшего года довольно значительной суммы для удовлетворения недоимки бригады. Персы, по обыкновению, прибегли к заступничеству Тоунлея, который обратил мое внимание на нелегальность такой меры, предоставив корреспонденту «Таймса» в Тегеране дать ей более резкую оценку. Между тем не так давно тот же Тоунлей просил меня наложить запрещение на платежи, производимые через наш банк арендатором Астара-Ардебильской дороги персидскому правительству, в обеспечение долга последнего какому-то английскому обществу. Я исполнил просьбу Тоунлея, не входя в рассмотрение правильности и легальности его претензий. Что касается отношений между нашим и Шахиншахским банком, то приходится сожалеть об отсутствии со стороны последнего взаимодействия. Мне думается однако, что в видах установления в будущем большей согласованности при оказании финансовой, помощи Персии англичане могли бы поступиться хотя частью своих монопольных прав в пользу нашего банка, который во избежание конкуренции перенес бы центр своей деятельности в Тавриз. Впрочем этого вопроса я еще коснусь ниже.

Невмешательство английских агентов в политику в нашей сфере и отграничение последней.

Ввиду вышесказанного представляется желательным при пересмотре англо-русского соглашения точно определить границы сферы, в которой англичане согласились бы не вмешиваться в наши дела. При определении границы нашей сферы мы, конечно, могли бы принять в расчет пожелания англичан касательно нейтральной зоны, лишь бы быть хозяевами у себя. Нам нет надобности в вопросах о консульских представителях Великобритании в нашей сфере проявлять ту ревнивую исключительность, какую показали англичане относительно Афганистана. Исходя из принципа действительного равноправия по персидским делам, было бы достаточно при пересмотре соглашения 1907 года, чтобы Англия предоставила нам свободу действий на Севере и чтобы представители ее получили предписание не чинить препятствий нашим начинаниям. Сэр. В. Тоунлей не отрицал, что нет соответствия между [114] деятельностью англичан на Севере я полным невмешательством нашим на Юге. Он объяснил это географическими и историческими причинами и налагаемым на Англию соглашением 1907 года обязательством охранять независимость и целость Персии на всем ее пространстве. Север ближе к столице, и посему всем легче видеть, что там происходит. Север, кроме того, представляет больше значения и интереса, и в нем сосредоточены главные источники дохода. Юг же далек, отрезан пустынями, населен полунезависимыми кочевниками, беднее и вообще меньше интересует центральное правительство, которое плохо осведомлено о том, что там происходит. Как известно, в Южной Персии имеется не только сеть английских официальных представителей в виде консулов, банковских и телеграфных чиновников, но и негласных агентов, состоящих при некоторых ханах. Все эти лица ведут деятельную политику и уже, конечно, менее всего стесняются с персидским суверенитетом. Сведения о важнейших событиях в английской сфере доходят до нас лишь в общих чертах и, конечно, в английском освещении. Случилось это как-то само собой, по мере укоренения мнения, что наши интересы — на Севере и что и этому роль наших: агентов на Юге, каковых, впрочем, почти нет, должна ограничиваться наблюдением. Нужно ли говорить, что англичане столь же хорошо осведомлены и о происходящем на Севере, где их агенты не ограничиваются ролью наблюдателей.

Согласие англичан воздерживаться от вмешательства в наши дела на Севере было бы с их стороны равнозначащим лишению нас так называемой английской поддержки в Тегеране. Однако не надо упускать из виду, что, устранив главные поводы к нынешним трениям с персами, мы будем гораздо меньше нуждаться в такой, к тему же часто мнимой, поддержке. Выше было уже сказано, что английская миссия, иногда делая совместные представления с нами, часто давала чувствовать, что действует так по необходимости, рада политики, на самом же деле стоит на их стороне. Продолжение подобной совместной деятельности едва ли желательно, ибо, не принося нам пользы, увеличивает лишь за наш счет английский престиж в глазах персов.

Сократив поводы к бесполезным трениям с персидским правительством в Тегеране и к вредному соперничеству с Великобританией, мы с тем большей легкостью могли бы сосредоточить наше внимание на естественных и более доступных центрах влияния — в городах Азербайджана, Гиляна и Астрабадской провинции. С этой целью следовало бы усилить связь между этими областями и Россией, в частности с Тифлисом и Ташкентом, и установить непосредственную зависимость северных провинций Персии от кавказского наместничества и туркестанского генерал-губернаторства.

Самым действительным средством приблизит к нам северные провинции Персии и обособить их от влияния Тегерана было бы проведение в главнейшие центры железных дорог, которым следовало бы придать характер линий проникновения. Впрочем вопрос этот ввиду его общегосударственного и международного значения требует специальной разработки.

К сосредоточению нашей деятельности и влияния в Тавризе должна быть приноровлена реорганизация казачьей бригады. Как уже отмечалось, в самом Тегеране казачья бригада могла бы быть сохранена приблизительно в нынешнем ее виде, с теми поправками, при [115] наличии которых эта воинская часть перестала бы подвергаться обвинениям в недостаточной связи с шахским правительством. В самом деле, при обсуждении вопроса о реорганизации бригады, когда я доказывал, что она имеет такое же, если не большее, право на поддержку, как и жандармерия, персидские министры всегда возражали, что бригада не имеет в прошлом никаких заслуг, хотя стоила персидской казне довольно дорого. В последнее же время бригада, по их словам, скомпрометировала себя тем, что выступила активным образом против нового режима и меджлиса, а затем не сумела поддержать бывшего шаха и его сторонников. Таким образом персидское правительство при всем желании не может относиться с доверием к лойялизму и преданности бригады в настоящем ее виде и будет считать ее чуждым паразитом, могущим лишь угрожать персидской независимости.

Эффективное применение реорганизованной бригады или, вернее, провинциальных ее отделов надлежало бы сообразовать с напаши естественными задачами в русской сфере влияния, т. е. поддержанием порядка в Северной Перши взамен наших отрядов, которые могли бы быть отозваны ради морального впечатления этой меры. Центром таких провинциальных отделов бригады были бы опять-таки Тавриз, Решт и Астрабад, тем более, что подобный отдел в Тавризе уже существует с 1913 года. Как известно, наши пререкания с тегеранским правительством по поводу реорганизации: бригады и недопущения жандармов на Север почти всегда ставились в связь с нахождением в Персии русских войск. На неоднократные домогательства персов отозвать наши отряды мы отвечали принципиальным согласием и даже начали в минувшем году постепенную эвакуацию, которая однако была прервана вспыхнувшей войной. Не подлежит сомнению, что персы при первом удобном случае вернутся к этому вопросу, и нам придется принять какое-нибудь решение в зависимости от того, как сложатся обстоятельства после войны. Если бы у нас было признано целесообразным, по соображениям стратегическим или ради взаимодействия с Англией, удовлетворить желание персов, то следовало бы, по крайней мере, оформить наше согласие на эвакуацию каким-нибудь письменным актом или соглашением, гарантирующим наше будущее положение в Азербайджане и других пунктах против выступлений враждебных элементов, служащим некоторым предостережением, а в случае нарушения дающим нам законный повод к вмешательству.

Приспособление нашего банка к новым условиям англо-русского взаимодействия и финансового контроля.

В случае перенесения главной деятельности нашего банка в Тавриз следовало бы выговорить в его пользу право выпуска банкнот для северных провинций, каковое право пока находится в монопольном пользовании английского банка. Конечно, необходимо было бы до этого постепенно ликвидировать нынешние запутанные дела банка в Тегеране и добиться погашения долговых к нему обязательств. Сделанные в этом отношении императорской миссией, на основании решений междуведомственного совещания 2 декабря 1913 года, попытки к упорядочению русско-персидских финансовых отношений не дали пока желательных результатов. Постепенное погашение частных [116] долговых обязательств нашему банку путем перевода таковых на персидскую казну приговорило бы миссию к долголетней роли как бы судебного пристава, причем постоянные воздействия на отдельных персов лишь тормозами бы нормальные переговоры по текущим делам. Потому, признавая вредным нынешний способ ликвидации, можно бы было последовать по данному вопросу примеру Англии, предлагающей Персии погасить большую часть англо-индийских займов путем уступки островов в Персидском заливе.

Можно действительно предвидеть, что заключение мира с Турцией повлечет за собой, независимо от вопроса о Царьграде и о проливах исправление русско-турецкой границы и, быть может, присоединение Баязидского и Ванского вилайетов, каковое могло бы дать нам возможность возбудить вопрос об исправлении нашей границы с Персией путем уступки нам или аренды Макинского ханства и Мугани, причем с этим актом могла бы быть связана операция сложения частных долгов персидских подданных к нашему банку. Такая мера могла бы быть мотивирована, вдобавок, необходимостью обеспечить эти долги. Время ликвидации войны явилось бы лучшим моментом для осуществления этого предположения (депеша от 28 января 1915 года за № 7).

Если бы такая политическая комбинация была признана почему либо неместной, то следовало бы, во всяком случае, предпринять преобразование Учетного банка на более деловых коммерческих началах, например, путем слияния его с солидными частным банком. Для компенсирования невыгодных финансовых последствий такого преобразования пришлось бы добиться расширения нынешних концессионных прав нашего банка.

В связи с установлением более тесной зависимости от России северных персидских провинций и с обережен нем их от дальнейшего вмешательства иностранцев вообще необходимо будет внести некоторые поправки в положение бельгийской таможенной и финансовой администрации. Когда в начале прошлого года был поднят вопрос о желательности допущения на некоторые вакансия, народу с бельгийцами, и русских служащих, например в Решт и в Энзели, великобританский посланник обещал переговорить по этому поводу с Морнаром. Результатом этих переговоров явилось систематическое противодействие со стороны персов нашему, предположению. В будущем представлялось бы необходимым добиться согласия главного казначейства, или, если компетенция последнего будет умалена, к чему, по-видимому, стремятся персидское правительство, то непосредственного его согласия на назначение к финансовым администраторам в нашей сфере русских помощников

Вместе с тем англо-русское взаимодействие должно будет проявиться в Персии по вопросу о финансовом вспомоществовании персидскому правительству. Полное безденежье, в котором завязли персы и которое скоро нельзя будет прикрывать выражением «затяжного финансового кризиса», в непродолжительном будущем должно привести к, необходимости серьезно заняться персидскими финансами. Контроль России и Англии над персидскими финансами нелегко провести при наличии меджлиса, члены коего увидят в этом покушение на самостоятельность Персии и который пугается в настоящее время вообще отстранить иностранцев от участия в делах управления. Так, меджлисом был отменен закон 1911 года о полномочиях главного казначея, и [117] в будущем возможно удаление всей бельгийской администрации-. Так как ни один кабинет не решится итти наперекор воле меджлиса, по вопросу об иностранном контроле, то предварительно возбуждения этого вопроса придется изыскать способ парализовать противодействие меджлиса. Впрочем должен заметить, что меджлис в настоящем своем виде будет неизменным препятствием на пути разрешения не только, наших дел, но вообще проведения каких бы то ни было прогрессивных реформ при участии русских и, может быть, англичан. Возможно, вместе с тем, что финансовая неурядица, развиваясь, дойдет до того, что принятие спешных мер станет неотложным и что миссиям придется взять в свои руки контроль над персидскими финансами, не считаясь ни с меджлисом, ни с правительством, или же провести такой кабинет, который решится возбудить вопрос о пересмотре выборного закона и придании меджлису совещательного характера.

При разработке вопросов о форме финансового контроля можно будет воспользоваться опытом греческой финансовой комиссии или, ради недопущения к участию незаинтересованных прямо французов, действовать применительно ко взглядам, высказанным в свое время А. П. Извольским в памятной записке на имя великобританского посла от 3 января 1909 года и в телеграмме его на имя д. с. с. Поклевского-Козелл от 3 января 1910 года (Ор. кн. 2, стр. 59; Ор. кн. 4, стр. 6), а также и соображений колл. сов. Саблина в телеграмме его от 16 апреля 1913 года за № 181.

Контрольная финансовая комиссия, согласно указанным предположениям, была бы организована при участии двух представителей персидского финансового ведомства или главного казначейства — одного европейца (бельгийца или француза) и одного перса, двух членов русской миссии и двух великобританской. Преимущества такого состава комиссии заключались бы в ее несложности, естественности, знакомстве ее членов с местными условиями и авторитете благодаря наличности представителей персидского правительства и связи с обеими миссиями. В качестве делегатов миссия могли бы, по их обоюдному желанию, состоять директора нашего и Шахиншахского банков. Финансовая комиссия контролировала бы расходование государственных средств и наблюдала бы за тем, чтобы эти средства расходовались на нужды страны; комиссия следила бы за порядком составления ежегодных смет по всем отраслям администрации, равно как за осуществлением этих смет в соответствии с бюджетом, который составлялся бы персидским финансовым ведомством с помощью контрольной комиссии; наведывала бы взносом платежей и процентов по заключенным Персией займам, наконец, помогала бы шахскому министерству финансов в урегулировании законов о малиате.

Таковы, в общих чертах, возможные основы будущего англо-русского кондоминимума в Персии. Основы эти, и особенно детали их, могут, конечно, быть изменены в зависимости от обстоятельств развита в дальнейших событий.

Коростовец.

Текст воспроизведен по изданию: Англо-русские отношения в Персии во время мировой войны // Красный архив, № 4-5 (65-66). 1934

© текст - Ф. Н. 1934
© сетевая версия - Тhietmar. 2013
© OCR - Станкевич К. 2013
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Красный архив. 1934