СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

РУССКИЕ ИСТОЧНИКИ ПО ИСТОРИИ ИРАНА ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XVIII ВЕКА

История Ирака второй половины XVIII века является периодом малоизученным, поэтому новые сведения об этом времени, выявленные автором в Архиве Внешней политики России, представляют интерес.

После убийства Надир-шаха (1747), созданное им государство ¹ распалось на ряд самостоятельных владений, правители которых вели между собой ожесточенную борьбу. К началу 60-х годов XVIII века почти вся Персия подчинилась власти Керим-хана Зенда (1750-1779). Из дипломатических соображений он не стал претендовать на корону шахиншаха, а ограничился принятием титула векиля (регента). При Керим-хане основой русско-персидских отношений были Рештский (1732) и Ганджинский (1735) трактаты, ² утверждавшие между обоими государствами «вечную нерушимую дружбу». Русским купцам предоставлялось в Персии право беспошлинной торговли. Устанавливалось пребывание русского консула в Персии. ³ С 1762 года местопребыванием русского консула стал порт Зинзили ⁴ (б. Энзели, ныне Пехлеви), расположенный в 40 км от Ряща (Решта). Через этот порт велась вся русско-персидская торговля. В течение второй половины XVIII века оборот русско-персидской торговли колебался, однако ассортимент товаров оставался неизменным. Из Астрахани привозили в Персию «сафьян. меха, полотна, шерстяные ткани», ⁵ холст, сало, мыло, масло коровье, а из европейских товаров — сукна, краску-брусковую, семя канцелярное. ⁶ Вывозили из Персии «кашанские шелковые шарфы, украшенные позолотой, рис, хлопок и, особенно, шелк-сырец». ⁷ Гилянская провинция была важнейшей в Персии областью шелководства. Экономическое сотрудничество обоих государств имело для Персии огромное значение и способствовало восстановлению и развитию ее экономики.

Приведенные ниже сведения относятся к 1762-1773 годам. В 1762 году астраханский губернатор Неронов направил к Керим-хану с дипломатическим поручением переводчика Абдрешита Алтышева. Последний, выехав из Астрахани, 16 ноября 1762 года прибыл в Зинзили. [68] Алтышев сообщил: «В порте, в Зинзилях находился командиром учрежденной от Керим-хана таможенной зборщик армянин евоже Керимханова подданства Калентарь ⁸ Серкис, который принял меня заблато и довольствовал провизею». ⁹ 25 ноября 1762 года Алтышев в сопровождении проводника был препровожден в Рящ, к местному наипу ¹⁰ Ага Джафару, которым также был «любезно принят и подчеван кофием и чаем». В Зинзили Алтышеву пришлось перезимовать, возможно, как он сам сообщает, «по зимнему времени и снегу», вернее, ожидая вызова к Керим-хану. Алтышев оказался в тяжелом материальном положении и был вынужден занять у находившихся в Зинзили русских купцов на свое содержание сто рублей. Сумма по тем временам — значительная.

Задержка вызова Алтышева к Керим-хану имела следующую причину. В зиму 1762 года Керим-хан воевал с Тавризским ханом Фатх Али, которого осадил в крепости Румийе и, «окружа крепость валом, возведенным выше крепостных стен, готовился к штурму». У Керим-хана было 20 000 войска, у Фатх Али-хана — только 6000. Измена в лагере Керим-хана чуть не стоила ему жизни. Ибрагим-хан — один из командиров Керим-хана — и еще десять ханов сговорились «учинить ему измену» и написали письмо Фатх Али-хану, «предаваясь на его сторону», «обещаясь при сражении с Керим-ханом чинить от себя всякую оплошность», чтобы был разбит Керим-хан. Гонец, возвращавшийся из крепости, был задержан, тайная измена ханова открыта. Керим-хан сам: отправился в ставки изменников, каждого порознь разбудил и велел немедленно идти в свою ставку для «нужнейшего секретного генерального совета». Ханы, «не ведая о своем оказавшемся умышлении и погибели, думая то вправду, один по единому приходящие, в ставке его караульными передавлены девять человек». Два хана-заговорщика, «неведомо как уведомясь», тайно бежали к Фатх Али-хану. 20 декабря 1762 года Румийе была взята Керим-ханом. Попавший в его руки Фатх Али-хан был ослеплен. ¹¹

Лишь 11 марта 1763 года в Зинзили пришел указ Керим-хана о выезде к нему Алтышева. В Рящи он был приглашен в дом к Незер Али-хану, который принял его поначалу весьма любезно, но затем рассердился на Алтышева, за нежелание последнего передать Незер-хану письмо, адресованное самому Керим-хану. За это Незер-хан задержал переводчика в Рящи на целый месяц. Только после того, как Алтышев «сделал подарки сыну мучителя своего (Незер Али-хана. — Л. С.)», он получил, наконец, возможность выехать к Керим-хану. ¹²

12-апреля 1763 года Алтышев в сопровождении трех конвойных (на дорогах было неспокойно), на лошадях выехал из Ряща. Через 14 дней он прибыл в ставку Керим-хана, в крепость Румийе. Утром 1 мая 1763 года состоялась первая встреча Алтышева с Керим-ханом. Керим-хан сам принял письмо астраханского губернатора, «а его Абдрешита поздравил с приездом и притом спрашивал о здоровье губернатора, на что ему и ответствовало пристойным образом со учтивостью». ¹³ На этом первая встреча Алтышева с Керим-ханом и закончилась. [69]

Вторая их встреча произошла не скоро. Причиной этому были трагические события, разыгравшиеся между Керим-ханом и его ближайшими родственниками.

Керим-хан, его брат Ших Али-хан и другие лица были «в поле для гуляния на лошадях, где они между собой имели скачку. Причем Ших Али-хан, не почитая его (Керим-хана. — Л. С.), убегал неоднократно вперед, Керим-хан, на сие озлобясь, сказал ему: разве он (Ших Алихан.— Л. С.) хочет быть шахом? А Ших Али-хан, напротив, на то ответствовал грубо о своем нежелании, а припомнил о его векиля того происке. А как повозвратились в квартиры, так Керим-хан, напившись пьян, в ночное время, никому было неведомо, призвал его Ших Алихана к себе и, взяв сам, выколол ему глаза. Узнав об этом, жена и дети, прибежав в покои векиля, учинили ввеликой вопль, крик и ему немалое ругательство, поносительными словами о таком ево безчеловечьи; токмо он выгнал их от себя, а наутро проспавшись и очувствуясь, плакал, причитая, что он теперь пропал. Он корил ханов, что его от сего зла не отвратили, а напоследок, озлобясь за сие на них, человек их до 20 передавил». ¹⁴ Керим-хан послал в Рящ курьера, требуя прибытия Незер-хана. 3 мая 176-3 года он прибыл в Румийе. «Керим-хан давал ему свою саблю на отсечение себе головы». Незер-хан ему нареканий не чинил, но рекомендовал подумать о своей безопасности. Смятение продолжалось несколько дней.

Однако в тех же источниках приводится и другая версия этих событий. Родственник Керим-хана, Ших Али-хан, вместе с тремя другими ханами составили в Тавризе заговор против Керим-хана с целью его убить. Керим-хан узнал об этом «и за то их намерение велел им первому родственнику своему Ших Али-хану выжечь глаза, а других трех ханов умертвить, что и учинено». ¹⁵ Независимо от того, которая из этих версий являтся истинной, Керим-хану в это время было не до русского переводчика.

Алтышев, узнав, что Керим-хан собирается в поход, настоятельно просил своих знакомцев Незер-хана и армянина калантара Саркиса организовать ему вторую встречу с Керим-ханом. Она состоялась также в лагере Керим-хана. Переводчик просил письменного ответа на послание астраханского губернатора, и по данному ему наставлению требовал «удоволствия» на Гургин-бека, захватившего незадолго до этого российские морские суда, людей и товары. Керим-хан сказал, что по его приказу Гургин-бек уже убит, дал переводчику свое ответное письмо астраханскому губернатору, по персидскому обыкновению подарив переводчику атласный халат и чалму, отпустил его, не дав проводников. Алтышев «нанимал проводников от себя за немалую цену, пропитания не получив, покупал его за свой счет». Из лагеря Керим-хана под Тавризом он прямо проехал в Зинзили, более месяца ждал попутного судна и через Баку 18 ноября 1763 года прибыл в Астрахань.

По возвращении в Астрахань Алтышев сообщил ряд интересных сведений о внутреннем положении Персии. К этому времени власть Керим-хана распространилась почти на всю страну, кроме Хорасана, в котором укрепился внук Надир-шаха Шухрух и Астрабада, который «ни у кого не во владении». Керим-хану принадлежали «Испагань, Тевриз, Кашан, Кизбин (Казвин), Кирман, Гилянская и Мизондронская (Мазандеранская) провинции со всеми принадлежащими к ним местами». Из этого перечня следует исключить Кашан, так как «брат Керим-хана — [70] Зеки-хан, который, награбив в Испагани денежной казны 400 000, взбунтовался, с 25 000 войском стоит в Кашане». Керим-хан с ним военных действий не ведет, «а других никого противников ему, Керим-хану, не слышно». ¹⁶ Однако персидские феодалы, признавая фактическую власть Керим-хана, отнюдь не желали видеть его своим шахом. «О восстановлении в Персии шаха ни от кого согласия нет»,— сообщал переводчик. «Против России никаких противных замыслов не предвидится», — подчеркивал Алтышев.

Переводчик, проделавший на лошадях путь от Зинзили до Тавриза к обратно, «видел по деревням от разорения людей в крайней бедности и нищете». В г. Тавризе, где недавно было девять больших слобод, «в коих состояло от одной до пяти тысяч домов», Алтышев не насчитал и девятисот домов.

Интересен финансовый отчет, который представил Алтышев о своей поездке.

От астраханского губернатора он получил 150 р.

Взял в долг у русских купцов в Зинзилях 100 р.

Итого 250 р.

Из них вдержано (издержено):

Итого употреблено — 422 р.

в том числе собственных его денег — 172 р. ¹⁷

Этот отчет был принят Коллегией иностранных дел. Расходы Алтышева можно разделить на три группы.

1) Расходы на транспорт (наем лошадей и проводников, оплата проезда в лодке).

2) Расходы на подарки и подношения персидским властям (только при помощи «подарков» Алтышеву удалось добиться второго приема у Керим-хана). Переводчику пришлось дать щедрую награду лицу, принесшему подарок Керим-хана — халат и чалму. Обычай давать щедрую награду тем, кто доставляет одариваемому ханский (или шахский) подарок, жил в Персии долго. Прогрессивный деятель Персии — Мальком-хан (1833-1908) высмеивает его в одной из своих пьес. ¹⁸

3) Расходы на пропитание, составлявшие около 10 рублей в месяц. [71]

В это время цены на продовольствие, различные по разным местностям, были следующие: ¹⁹

Обмен посланиями между астраханским губернатором и Керим-ханом, а также правителем Гиля некой провинции, в составе которой находились Рящ и Зинзили, происходил часто. Их основное содержание, помимо цветистого обмена любезностями, касалось имущества русских купцов, протеста против попыток местных властей незаконно облагать русские товары таможенной пошлиной и т. д. Все конфликтные вопросы улаживались легко. Персидские власти неизменно заявляли о своей верности русско-персидским договорам 1732 и 1735 годов.

В 1772 году в Зинзили происходила смена русских консулов. Консул Боголюбов, ссылаясь на свою старость, просил принять его отставку. Еще до его отъезда в Россию в Зинзили прибыл новый русский консул В. С. Яблонский с родным сыном в качестве переводчика и приступил к выполнению своих обязанностей. В. С. Яблонский считал, что в церемониалах дипломатических приемов персидские власти должны проявлять глубочайшее уважение к России к к нему лично, как ее представителю. Всем своим поведением в Персии он стремился подчеркнуть .величие России. Свои посещения персидских властей и встречи с персами он обставлял очень торжественно.

В. С. Яблонский выехал из Астрахани 25 октября 1772 года и 28 ноября того же года прибыл в Зинзили. В честь своего прибытия на берег он велел палить из пушек. В тот же день, после прохладной встречи с Боголюбовым и молебна в церкви, В. С. Яблонский был «посещен тутошними чиновными персиянами и обсылаем фруктами и провизией». Сразу же он послал известить рештского Гедаят-хана (правителя Гилянской провинции, имевшего резиденцию в Ряще) о своем прибытии. ²⁰

В декабре 1772 года, принимая персидских купцов, В. С. Яблонский сделал им презент: «по две пары соболей, по одному портищу сукна, по две бахчи чая и по полупуду головного сахару каждому». Вскоре пришло ему приглашение от Гедаят-хана посетить его в Ряще. С 8 по 12 декабря 1772 года В. С. Яблонский с небольшой свитой ездил в Рящ для первого личного неофициального знакомства с Гедаят-ханом. К этому времени официальные верительные грамоты из Петербурга В. С. Яблонский еще не получил. [72]

Выехав из Зинзили. В. С. Яблонский и его спутники морем прибыли в Пирбазар и далее лошадьми в Рящ. На пол пути их встретили мин-баши ²¹ и мир-гашум. ²² Для консула была прислана ханская лошадь. В Ряще В. С. Яблонского поместили в доме Ага Рафи, человека, близкого к хану, занимавшего должность начальника рахдаров (таможенных сборов). Гедаят-хан прислал свое поздравление (с приездом) и две исфаганские дыни. От дома Ага Рафи до ханского дворца было близко. В. С. Яблонский со свитой шел пешком. У ворот дворца выстроилась ханская гвардия с ружьями и дротиками, всего до 150 человек. Прием проводился в аудиенц-камере. В. С. Яблонский рассказывает, что он «поклонился хану, не скидая шляпы, а он, напротив того, привстал с места и просил меня сесть на приуготовленном стуле, покрытом кармазином и обшитом позументом, против себя (сели и присутствующие на приеме купцы). Я отправил ему пристойный комплемент». ²³ Переводчиком был студент Латинцев из свиты консула. Этот прием происходил в месяце рамазане, в течение которого мусульмане от восхода до заката солнца не принимают никакой пищи. И хотя В. С. Яблонский и его свита были «подчиваемы чаем и кофеем», Гедаят-хан хотел, чтобы все они остались у него до байрама (окончания поста), чтобы оказать им «лутчее во всем почтение». Днем всем русским людям было принесено от хана богатое персидское платье и кушак. Немедленный визит к хану пришлось перенести на следующее утро из-за огромного скопления народа у ханского дворца, желавшего посмотреть на российского консула. На утро к В. С. Яблонскому пришли именитые люди, в их числе Ага Рафи, который передал просьбу хана, чтобы В. С. Яблонский пришел к нему на прием в персидском платье. «Хан принял меня очень весело, — рассказывает В. С. Яблонский, — особливо увидя меня в персицком платье и упросив меня на преуготовленный стул сесть, потчивал кальяном, кофеем и фруктами». ²⁴

В тот же день В. С. Яблонский был принят Ага Рафи, который, оставив одного толмача (переводчика. — Л. С.), говорил от имени хана. Во-первых, Ага Рафи заверил В. С. Яблонского о неизменной дружбе Гедаят-хана к России и просил «отнюдь не подавать веры неосновательным иногда от недоброжелательных дружбе людей и внушениям». ²⁵ Во-вторых, Ага Рафи говорил о тех злоупотреблениях, которые имели место в Персии в отношении таможенных пошлин, и просил В. С. Яблонского о их пресечений.

Как сказано выше, русско-персидские договоры 1732 и 1735 годов устанавливали, чтобы персидские власти «со всех купцов России никаких пошлин и других податей не претендовали и не брали». ²⁶ Персидские власти в Зинзили с русских купцов таможенных пошлин не требовали. Местные же купцы с целью уклониться от уплаты таможенных пошлин персидским властям часто выдавали свои товары за товары, принадлежащие русским купцам. ²⁷ Ага Рафи отметил, что не русские, «а армяне и татары такие шалости делают» и когда В. С. Яблонский разберется в делах, он «найдет тех людей в торговле фальшивость». Ага Рафи просил также В. С. Яблонского, чтобы русским купцам в [73] Астрахани выдавались «фактуры» (именные накладные на товары, свидетельствующие о том, что они принадлежат русским купцам).

Стремление персидских купцов уклониться от таможенных пошлин задевало личные финансовые интересы Гедаят-хана и Ага Рафи. Гедаят-хан взял на откуп у правительства сбор таможенных пошлин в гилянской провинции. Ага Рафи был за него поручителем. «Ага Рафи может быть не столько при всяком случае интересовался за рахтарные (таможенные сборы. — Л. С.), если бы не был он поручителем за откуп до 80 000 рублей состоянием». ²⁸ Кроме того, Гедаят-хан был крупнейшим скупщиком шелка по всему Гиляну. Он «раздает деньги по деревням бедным крестьянам до лета и получает шелк половинною ценою, а перепродает русским армянам по повышенной цене». ²⁹ Так как гилянский шелк являлся важнейшим товаром русско-персидской торговли, то стремление Гедаят-хана и Ага Рафи не допускать уклонения персидских купцов от уплаты таможенных пошлин и тем самым снижения собственных доходов вполне понятно. На этом первое неофициальное посещение В. С. Яблонским Гедаят-хана закончилось.

После получения верительных грамот из Петербурга 10 апреля 1773 года В. С. Яблонский отправился в Рящ к Гедаят-хану с официальным визитом. Желая обставить этот визит возможно торжественнее, он взял с. собой большую свиту. Консул шел на судовой лодке под российским флагом в сопровождении зинзилийского старшины и ювелира. Его свита погрузилась на куржумы. При вступлении В. С. Яблонского в лодку «было выпалено с банкового судна из одиннадцати пушек. Консул тоже велел из уготовленных на (его) лодке пушечек несколько выстрелов сделать». ³⁰ (Позднее за эту пушечную пальбу В. С. Яблонский получил реприманд из Петербурга.) Когда эта флотилия проезжала мимо таможни и выходила из банка (залива) в море, с берега палили из ружей. В Пирбазаре В. С. Яблонского встретили Давыд Моисеев, Самсон Сергеев и другие лица, а солдаты отдали честь ружьем. Пока вьючили присланных Гедаят-ханом коней, В. С. Яблонского угощали кофеем, фруктами, кушаньем. Кортеж отправился в Рящ, куда прибыл через 4 часа пути, к вечеру. Около Ряща В. С. Яблонского встретил его старый знакомец Ага Рафи, в дом которого, расположенный против ханского дворца, был препровожден В. С. Яблонский. При его вступлении во двор солдаты отдали честь ружьем. Когда кортеж прибыл в Рящ «при проезде через все ряды и по дорогам, такое множество народа было, что в рассуждение и без того тесноты едва можно было пробиться». ³¹ На следующее утро В. С. Яблонский принял именитых персов и армян, пришедших к нему с поздравлениями. Гедаят-хан, находившийся не в городе, а в своем лагере, «по своей нетерпеливости к свиданию сей же день желал видеть консула у себя в лагере». Ага Рафи привез от него приглашение и доставил лошадей. Сильный дождь на некоторое время задержал выезд. Наконец, В. С. Яблонский согласился двинуться в путь. Как сказано выше, этот приезд в Рящ был первым официальным визитом российского консула к гилянскому хану Гедаяту, поэтому В. С. Яблонский свое прибытие в ханский лагерь обставил очень торжественно. В его донесении астраханскому губернатору дано подробное описание шествия консула, его свиты и ханских чинов на пути из Ряща до лагеря Гедаят-хана. [74]

Шествие

Нет сомнения, что этот кортеж, растянувшийся на большое расстояние, включавший конных и пеших, всех членов консульской свиты, ханских есаулов, глашатаев, «лакеев» и других лиц, представлял собой внушительное зрелище.

Около ханской палатки В. С. Яблонский спешился и попросился в палатку для переобувки. Сразу же его пригласили к хану. Адъютант хана и старшина встретили консула близ ханской ставки, около которой стояла ханская гвардия. При появлении консула Гедаят-хан встал, последовал взаимный обмен любезностями. Хан пригласил сесть консула, его сына и священника. Свои верительные грамоты В. С. Яблонский лишь показал, но не отдал Гедаят-хану. Они должны были быть посланы главе государства Керим-хану, а не провинциальному хану, каким являлся Гедаят-хан. После угощения кальяном, кофеем и сорбетом (шербет — сладкая вода) В. С. Яблонский возвратился в Рящ.

По совету купцов на следующий день В. С. Яблонский отправил Гедаят-хану подарки: «2 пуда сахару головного, да леденцу самого белого и кофе по два батмана, чая четыре пачки, богатой европейской парчи десять аршин, также наилутчего бархату и атласу по 10 аршин и один соболек хороший во 150 р.». Эти подарки несли публично ка четырех больших лотках. ³⁴

Вторая встреча В. С. Яблонского с Гедаят-ханом носила сугубо конфиденциальный характер и касалась вопроса политического.

К этому времени авторитет 80-летнего Керим-хана среди подвластных ему феодалов резко упал. Еще в 1768 году Гедаят-хан откровенно говорил консулу Боголюбову: Керим-хан «и подлинно теперь здесь никому не страшен, распустя на волю свои войски и имея толко в [75] Ширязе и в других крепостях до четырех тысяч в свое охранение. Устав сам и обременен своей старостью, сидит три года уже без выездно в построенной им тамо крепости, обезоруживая у крепостных ворот приставленными караулами всех в Ширяз въезжающих». ³⁵ От мятежей Керим-хан удерживал своих ханов только тем, что содержал в Ширазе и Казвине их жен и близких родственников в качестве заложников-аманатов, Он хранил у себя «множество собранного скупостью в деньгах серебра и золота в скудость народную для ветренных сыновей своих. Ни в какие дела с должной верховном правителю твердостью не вмешивался, дав неограниченную власть ханам над народом». ³⁶

На следующей встрече, проходившей только с участием Ага Рафи, Гедаят-хан задал В. С. Яблонскому самый главный для него вопрос. Керим-хан был уже очень стар. Правители областей боялись, что после его смерти в Персии опять возобновятся усобицы, в ходе которых они могут потерять свои владения. Поэтому Гедаят-хан стал просить о принятии Гилянской провинции под российское покровительство. Этот же вопрос Гедаят-хан ставил при своем последнем свидании с консулом Боголюбовым. Он предлагал, чтобы, как только Керим-хан умрет, Россия прислала в Гилян 3000 войска, в дополнение к имеющимся у Гедаят-хана 15 000. Гедаят-хан брал на себя содержание русских войск и обещал платить России то, что платил Керим-хану: «годовую подать в 200 000 р. деньгами и по две тысячи батманов — по семи сот пудов— сырцового шолку». ³⁷

В связи с отставкой консула Боголюбова предложению Гедаят-хана не было дано ходу. Теперь он ставил его перед новым российским консулом. Отвечать на такой вопрос В. С. Яблонский, естественно, полномочий не имел. Он передал его в Коллегию иностранных дел России. Ответ последовал отрицательный, мотивированный дружественными договорами 1732 и 1735 годов, и вечной дружбой России и Персии. Россия не желала поддержать сепаратизм провинциального хана в ущерб законному правительству Керим-хана. В переводе на современный язык Россия стояла ка позиции полного невмешательства во внутренние дела Персии.

Таковы разные по своему характеру, но ценные сведения русских источников по истории Ирана второй половины XVIII века.

Комментарии

1. Арунова М. Р. и Ашрафян К. З. Государство Надир-шаха Афшара. Очерки общественных отношений в Иране 30-40-х годов XVIII в. М., 1958.

2. О более ранних русско-персидских договорах см.: Зонненштраль-Пискорский А. А. Международные торговые договоры Персии. М., 1931.

3. Юзефович Т. Договоры России с Востоком политические и торговые. Спб.. 1869, с. 194-198, 200 и сл.

4. Уляницкий В. А. Русские консульства за границею в XVIII веке Ч. I. М.,. 1899, с. 605.

5. Hanwау J. The historical account of the British trade over the Caspean Sea. vol. 1. L., 1753, p. 126.

6. Уляницкий В. А. Указ. соч., с. 614.

7. Hanwау J. Op. cit., p. 126.

8. Калентарь — калантар — городской старшина, назначавшийся из местной знати или городского купечества.

9. Архив внешней политики России (далее АВПР). 1763 г., Фонд сношения России с Персией, оп. 77/1, д. 1, л. 45.

10. Наип — наиб, заместитель, помощник. В данном случае Ага Джафар являлся заместителем Насер Али-хана.

11. АВПР, 1763 г., Фонд сношения России с Персией, оп. 77/1, д. 1, л. 18,

12. Там же, л. 62.

13. АВПР, 1763 г., Фонд сношения России с Персией, оп. 77/1, д. 1, лл. 91, 92.

14. Там же, л. 92 б.

15. Там же, л. 55.

16. Там же, л. 94 б.

17. Там же, л. 98.

18. Бертелье Е. Э. Очерк истории персидской литературы. Л., 1928, с. 131-138.

19. АВПР, 1763 г., Фонд сношения России с Персией, оп. 77/1, д, 1, л. 94.

20. АВПР, 1773 г., Фонд сношения России с Персией, оп. 77/7, д. 126, л. 54.

21. Мин-баши — минг-баши. т. е. тысячник (воинский чин).

22. Мир-гашум — эмир, ведующий приемом гостей.

23. АВПР, 1773 г., Фонд сношения России с Персией, оп. 77/7, д. 126, лл. 87-89. .

24. Там же, л. 90.

25. Там же, л. 91.

26. Юзефович Т. Указ, соч., с. 194; 202.

27. Уляницкий В. А. Указ. соч._; с. 619 и сл.

28. АВПР, 1773 г., Фонд сношения России с Персией, оп. 77/7, д. 126, л. 63.

29. АВПР, 1768 г., Фонд сношения России с Персией, оп. 77/7, д. 100, с. 137.

30. АВПР, 1773 г., Фонд сношения России с Персией, оп. 77/7, д. 126, л. 64.

31. Там же, л. 65.

32. Джарчи — глашатай.

33. Там же, л. 66.

34. Там же, лл. 69-70.

35. АВПР, 1768 г., Фонд сношения России и Персией, оп. 77/7, д. 100, лл. 63-64.

36. Там же, л.64.

37. АВПР, 1773. Фонд сношения России с Персией, оп. 77/7, д. 123, л. 6.