СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

СИМОНИЧ И. О.

ВОСПОМИНАНИЯ ПОЛНОМОЧНОГО МИНИСТРА

1832-1838 гг.

ЭТО ПРАВДИВАЯ КНИГА, ЧИТАТЕЛЬ.

Монтань,

ПРЕДИСЛОВИЕ

Убежденный в важности прошедших перед моими глазами событий в стране, будущие судьбы которой, па моему мнению, тесно связаны с величием России, я воспользовался минутами досуга, чтобы их описать.

Заблуждаюсь ли я — пусть об этом судит читатель.

Варшава, декабрь 1842 г. [26]

Династия, правящая ныне в Персии, принадлежит к тюркскому племени каджаров, пришедшему сюда из Сирии вместе с Тимуром (Среднеазиатский завоеватель Тимур (1336 — 1405) не имеет отношения к каджарам. Он выходец из тюркизированного монгольского племени барлас и родился в Шахрисябзском оазисе (ныне Узбекистан). — Ред.).

Аббас Великий разделил это племя на три части: одну из них поселил в Гяндже (ныне Елизаветполь, главный город области, подчиненной тифлисскому управлению), вторую — в Мерве, а третью — Астрабаде и его окрестностях. Все племя подразделяется на две большие ветви — высшую и низшую, по-турецки «юкары-баш» и «асгары-баш».

Первой выдающейся исторической личностью среди основателей царствующей династии является прадед нынешнего шаха Фатх Али-хан (В основу написания имен и географических названий положена система практической транскрипции, примененная впервые в книге «Современный Иран» (М., 1957). Имена даются в современной транскрипции. — Ред.). Этот феодал, принявший сторону несчастного Тахмаспа, сына султана Хосейна, плененного афганцами, был возведен им в чин генерала. При помощи этого звания он достиг такого взлета и приобрел такое большое влияние среди своих соплеменников, что вскоре сместил главу высшей ветви и возглавил все племя, хотя сам принадлежал к низшей ветви (Дед Фатх Али прибыл из Гянджи, со своей родины, искать счастья в Астрабад).

Когда Надир Коли, ставший впоследствии Надир-шахом, связал свою судьбу с судьбой Тахмаспа, он нашел пути избавиться от мешавшего ему соперника: Фатх Али-хан был обвинен в сговоре с врагом, и [27] слабовольный Тахмасп казнил его (1727 или 1728 г.). Вскоре после его смерти главенство вновь перешло к высшей ветви; родственники и сторонники Фатх Али-хана во избежание мести своих врагов были вынуждены искать убежища у туркмен.

Во время царствования Надир-шаха сын Фатх Алихана — Мохаммед Хосейн-хан совершает набег на Мазандеран и даже захватывает Астрабад, но не может там закрепиться. Тогда он снова возвращается к туркменам и остается у них до смерти Надир-шаха, наступившей через 20 лет. К моменту кончины этого завоевателя Мохаммед Хосейн-хан командовал армией, достаточно сильной, чтобы разбить афганский отряд армии Ахмед-шаха, проникшего в Мазандеран; боеспособность армии Мохаммед Хосейн-хана настолько возросла, что он смог обратить в бегство солдат Азад-хана Афшара, некогда победившего Керим-хан Зенда, и присоединить к своим владениям Азербайджан. Затем он овладел Исфаганом и, наконец, осадил Шираз, где укрылся Керим-хан. Однако он был вынужден снять осаду и отступить, вернее — поспешно бежать в Мазандеран, ибо в Исфагане он не обнаружил своего отряда, оставленного им для охраны этого города. Этот отряд разбежался при одном упоминании о неудачном ходе осады. В Мазандеране на Мохаммед Хосейн-хана нападает один из генералов Керим-хана. Кроме того, в племени начинается раскол, в результате которого один из вождей высшей ветви предает Мохаммед Хосейн-хана и переходит на сторону арабов (Так в тексте. — Ред). Несмотря на эту измену, Мохаммед Хосейн-хан нападает на войска Керима, однако сам он был взят в плен и убит своим безжалостным врагом, вождем высшей ветви, который его столь подло предал.

Как всегда в подобных обстоятельствах, члены семьи убитого и его приближенные скрываются и ищут убежища у туркмен. Однако после четырехлетнего пребывания среди этих племен сыновья Мохаммед Хосейн-хана, старшим из которых был Ага Мохаммед-хан, возвратились к нему (Так в тексте. — Ред) и были встречены тепло и с [28] уважением. Одному из них — Хосейн Коли-хану — было даже даровано наместничество, судя по тому, что в 1762 г,, мы встречаем его в Дамгане, где он поднял мятеж против своего покровителя. Так как это восстание окончилось неудачей, он вновь бежит к туркменам; последние схватили Хосейн Коли-хана и казнили его по наущению, как говорят, сыновей того же Каджара из высшей ветви, который предал, а затем и убил его отца.

Ага Мохаммед-хан, со свойственной ему проницательностью и великолепным знанием людей, спокойна остается в Ширазе в течение всей жизни Керим-хана, но сразу после его смерти, воспользовавшись замешательством, ею вызванным, покидает свое местопребывание. Через три дня он оказывается в Исфагане и, не встретив препятствий, достигает Мазандерана. Там од вскоре собирает своих сторонников, а из своих соплеменников создает сильный отряд и объявляет себя претендентом на трон. Что более всего восхищает в этом необыкновенном человеке, это умение, с которым ему удалось объединить, если можно так сказать, в единое целое все свое племя, некогда разделенное закоренелой ненавистью. Ни в те времена, ни даже тогда, когда он стоял на вершине власти, он никогда никого не преследовал ни за старые распри, ни за зло, некогда причиненное его семье. Именно этому великодушию и следует приписать тот успех, которого этот человек, наделенный к тому же большим умом и железным характером, добился в борьбе со своими соперниками.

Ага Мохаммед-хан, обративший всю свою любовь на своего племянника Фатх Али-хана, сына убитого туркменами Хосейна Коли, назначил его своим преемником на троне. Но так как он сам, а также и его предполагаемый наследник принадлежали по отцу и матери к низшей ветви, Ага Мохаммед-хан, чтобы расплатиться за новые привилегии, выпавшие теперь на долю низшей ветви, объявил, что тот из сыновей Фатх Али-хана станет наследником своего отца, кто будет рожден матерью из династии Каджаров высшей ветви («юкары-баш»). Вот почему Аббас-мирза (Вероятно, ныне никто не знает, что титул мирза, поставленный после собственного имени, означает знатность происхождения и является синонимом титула принц. Я бы воздержался от этого примечания, если бы не возникла необходимость в исправлении ошибки, в которую впал один из наиболее известных ориенталистов нашего времени — покойный г-н Лонгль (Лонгль, точнее Лангле, Л. М., 1763-1824 — французский востоковед, автор большого количества трудов по филологии Востока. — Ред.). В одном из своих описаний путешествия Шардена (Шарден Жан, 1643-1713 — французский востоковед, дважды посетивший Персию. Автор книг: «Le Couronnement de Soleimaan, troisieme, roi de Perse, et ce qui s’cst passe de plus memorable dans les deux promieres annees de son regne», Paris 1671; «Journal du voyage du Chevalier Chardin en Perse et aux Indes Orientales par la Mer Noire et par la Colchide», Amsterdam, 1711. — Ред.) в Персию (см. т. II, стр. 345, Париж, 1811) он утверждает обратное. «Поставленный перед собственным именем, — говорит автор, — этот титул [мирза] указывает на знатность рождения и присваивается лишь лицам, весьма почитаемым. Поставленный в конце имени, он означает простую принадлежность к кругу юристов, писателей и т. д.». Употребление в настоящее время, как и во времена Шардена (поскольку знаменитый путешественник поступал в этом случае так же, как и мы), титула мирза после собственного имени означает исключительно принадлежность к королевской семье; поставленный перед собственным именем, он указывает на принадлежность к среде законодателей, ученых, писателей. В широком смысле дается детям из знатных семей, получившим хорошее образование) должен был [29] наследовать своєму отцу и еще яри жизни своего великого дяди получил титул наиб ос-салтане в ущерб двум своим старшим братьям — Мохаммед Али-мирзе, мать которого была грузинской рабыней, и Мохаммед Коли- мирзе, сыну женщины из династии Каджаров, принадлежавшей к знатному роду, но из той же ветви, что и ее муж («аcгары-баш»), в то время как мать Аббас-мирзы была из ветви «юкары-баш». Этим же принципом руководствовался покойный шах, когда предназначил Аббас-мирзе в качестве первой жены дочь знаменитого Мирза Мохаммед-хана из ветви «юкары-баш»; точно так же ныне царствующий старший сын Аббас-мирзы, родившийся от этого брака, женился на дочери Касем-хана из «юкары-баш».

Преодолев все эти превратности благодаря своему уму, Ага Мохаммед-хан оказался, наконец, без соперника и стал единовластным правителем всего королевства (1795 г.); но этому владычеству вскоре пришел конец: кинжалы двух рабов прервали жизнь этого властителя, одного из наиболее ловких властителей Персии, в то время, когда он направился в Шуш, чтобы оказать противодействие русской армии.

Истинным основателем царствующей династии, [30] бесспорно, является Ага Мохаммед-хан, хотя местные историки и старались приписать достигнутое этим домом могущество нескольким поколениям. Молодой Баба-хан (именно под этим именем был известен Фатх Алишах) (Так тепло называл его Ага Мохаммед-хан) находился тогда в Ширазе, правителем которого он был. Весть о смерти его дяди дошла до него с поразительной быстротой; но еще большее удивление вызвала та быстрота, с которой он сам прибыл в Тегеран в сопровождении свиты из 500-600 всадников. Его мать, женщина очень энергичная, находилась в Тегеране; она договорилась с губернатором Мирза Мохаммед-ханом о том, чтобы тот приказал закрыть ворота и запретил всякий доступ в город до тех пор, пока сын не прибудет к ней. В это время находившийся в Шуше Хаджи-Ибрагим, первый министр Ага Мохаммед-хана, объявил о своей верности наследнику престола и, собрав значительный военный отряд, двинулся к столице.

Фатх Али нужно было расправиться лишь с одним соперником — Садек-ханом из племени шеккаки. Этот претендент после нескольких бесплодных попыток захватить престол был вынужден сдаться и пал жертвой веры в одну из тех лживых клятв, которые так охотно даются в Персии.

Шах поклялся не проливать кровь этого несчастного — обещание, побудившее последнего сдаться; но чтобы сдержать свою клятву буквально, он велел заточить князя в камеру, где тот погиб ужасной смертью. Брат-шаха Хосейн Коли-хан предпринял несколько попыток: поднять восстание, но его схватили и выкололи глаза; событие это ничем не нарушило царившего в империи спокойствия.

В наши намерения не входит описание царствования Фатх Али-шаха; расскажем лишь, что сорокалетнее пребывание этого монарха на троне было особенно примечательно войнами с Россией, связями, которые он установил с различными европейскими державами, и введением регулярных войск в армии. Фатх Али-шах. вовсе не был воинственным человеком, и если он вел войны, то скорее в силу обстоятельств, чем из честолюбия. Его склонность к удовольствиям никогда не руководила им настолько, чтобы можно было обвинять его [31] в слабости; напротив, его характер отличался твердостью, заставлявшей бояться и уважать этого правителя до последнего момента его жизни. Он не был ни жестоким, ни кровожадным, и если когда-либо и проявлял жестокость, так возмущавшую европейцев, то жестокость эта проистекала единственно из характера самих персидских институтов, которые еще и сегодня делают из правителя одновременно законодателя и исполнителя.

Однако смерть Хаджи Ибрагима и преследования, от которых страдали члены семьи этого несчастного министра, навсегда запятнали память о Фатх Али-шахе. В самом деле, если действия восточных правителей не следует расценивать, о чем мы уже говорили, с позиций Запада, то не менее справедливым было бы признание того факта, что Хаджи Ибрагим был первой причиной падения знаменитого Лотф Али-хана, самого опасного соперника Ага Мохаммеда, и сыграл, следовательно, главную роль в судьбе этого принца; также очевидно, что его поведение в Шуше, после убийства последнего, весьма способствовало устранению трудностей, которые мог бы встретить Фатх Али-шах на пути к трону. С другой стороны, возможно, старик, оказавший столько услуг своим хозяевам, возгордился до такой степени, что поверил в свою незаменимость и притязал даже на право возводить на престол и низлагать монархов по своей прихоти.

Как бы там ни было, первые годы царствования Фатх Али-шаха были счастливыми годами для Персии, так долго истекавшей кровью от непрерывных и ожесточенных войн. Доходы поступали регулярно, земледелие процветало, торговля с Турцией и Индией достигла степени наибольшей активности. Фатх Али-шах любил роскошь и покровительствовал искусствам. А его гарем был неиссякаемым источником доходов для торговли. Богатые люди, повсюду следующие примеру, поданному главой государства, соперничали друг с другом в роскоши. Тегеран стал блестящей столицей, богатство и базары которой почти уравнивали ее в величии с древней столицей династии Сефевидов. Но скрытая болезнь пожирала Персию и вскоре должна была разрушить все ее жизненные силы.

Фатх Али-шах по примеру тюркских властителей [32] давал своим детям свободное воспитание. Большинство из них по достижении 7 — 8-летнего возраста, а другие после женитьбы (что чаще всего происходило между 12 и 13 годами) получали поместья в провинции. Сначала на содержание принца-правителя назначалась некоторая сумма из доходов означенной провинции, но по мере того как эти молодые люди росли, а их гаремы увеличивались, по мере того как у них появлялись семьи, выделенная им сумма переставала их удовлетворять, и, чтобы добыть денег, они начинали прибегать к решительным средствам: изнуряли народ поборами и прекращали выплату средств в государственную казну. Это зло, возраставшее с каждым днем, стало настолько ощутимым после войны 1826 г., что в последние годы у самого Фатх Али-шаха не хватало средств для содержания своего дома. Он был вынужден черпать из своей личной сокровищницы, которая к тому времени значительно оскудела.

Из его многочисленных сыновей назовем лишь тех, которые своей деятельностью оставили хоть какой-то след:

Аббас-мирза, предполагаемый наследник трона, был правителем Азербайджана;

Мохаммед Коли-мирза, молъкара (Почетный титул, не означающий ни власти, ни поста. Фарман-Фарма, Зелле-солтан, Мотамед од-Доуле и многие другие, с которыми мы встретимся в этом повествовании, имеют титулы одинакового значения. Фатх Али-шах снабдил этими титулами почти всех своих сыновей и всех сановников, которых мы, европейцы, называем министрами. Перевод этих титулов на наш язык чаще всего лишен всякого смысла; их нужно воспроизводить без перевода, так же как, по моему мнению, никогда не следует искать аналогий между званиями при азиатских дворах и нашими чинами, чтобн не впадать в постоянную ошибку), правитель Мазандерана и Астрабада;

Мохаммед Али-мирза, а после его смерти, последовавшей в 1822 г., его сын Мохаммед Хосейн-мирза из Керманшаха;

Хосейн Али-мирза Фарман-Фарма, правитель Фарса; наконец, Али-хан Зелле-солтан, родной брат Аббас-мирзы, — наместник в Тегеране.

Шестой брат, Хасан Али-мирза (происходивший от той же матери, что и Хосейн Али-мирза), был правителем Хорасана. Это самый непримиримый враг [33] Аббас-мирзы, неизвестно почему слывший за великого полководца.

Четверо первых были почти независимыми и имели собственные войска; Мохаммед Али-мирза и Хосейн Али-мирза должны были платить шаху ежегодную дань. Что касается Аббас-мирзы, то он был освобожден от этого. Шах даже добавлял некоторую сумму к доходам от провинции Мазандеран, поскольку они не покрывали самых незначительных расходов на содержание охраны.

Наибу ос-Салтане было поручено его отцом заниматься специально отношениями с иностранными державами. Именно при нем в Табризе и были аккредитованы европейские миссии. В его войске офицеры французской миссии под командованием генерала Гардана (Гардан — руководитель военно-дипломатической миссии, отправленной Наполеоном I в Иран в начале XIX в. — Ред.) впервые ввели европейскую дисциплину времен Империи. Тогда шах тоже захотел иметь регулярные войска; их формированием с жаром начал заниматься в Керманшахе Мохаммед Али-мирза.

Аббас-мирза, которого так хвалили европейцы, действительно обладал большой проницательностью, столь свойственной персидским властителям; он был приветлив, общителен, но под этой приветливостью скрывалась лживая душа и безвольный характер. Эти недостатки с возрастом укреплялись, однако его можно считать еще одним из лучших представителей семейства Фатх Али-шаха. Быть может, Мохаммед Али-мирза был более крупной фигурой, чем Аббас-мирза (такова по крайней мере оставленная им репутация), но поскольку Мохаммед Али-мирза умер рано, об этом судить трудно. Что касается других его братьев, в особенности перечисленных нами, то на протяжении этого исторического очерка нам представится множество случаев говорить об их полнейшем ничтожестве. [34]

ГЛАВА І

Мирный договор, завершивший прославленные кампании генерала Паскевича 1826, 1827 и 1828 гг., останется памятником мудрости этого великого полководца, столь же искусного в переговорах, сколь мужественного на поле брани. Каким же образом удалось генералу Паскевичу, после того как он навязал тегеранскому двору тяжелые условия мира, явившегося следствием его смелых действий, рассеять то политическое недоверие, которое существовало между двумя странами, и убедить Персию, что ее истинные интересы, требуют искреннего сближения с Россией? Даже кровавая трагедия 1829 г. (я имею в виду истребление русской миссии в Тегеране) послужила еще большему, сближению двух правительств, ибо большинство сомневающихся имело возможность убедиться в справедливости и великодушии императора Николая.

[Ныне неоспоримо доказано, что это ужасное событие не было предумышленным; население Тегерана собралось вокруг дома русского посланника по причинам отнюдь не политического характера, и толпа неминуемо рассеялась бы, не совершив того, что она совершила, если бы русский посланник в силу рокового стечения обстоятельств не отдал приказ своей охране стрелять],

Тем не менее шах, опустошивший свою казну на ведение войны, предпринятой им против воли, искал виновных, которых он мог бы покарать за эти несчастья. Так появились дворцовые интриги, возникла враждебная Аббас-мирзе партия, руководимая его братом Хасан Али-мирзой, который уже начинал пользоваться влиянием. Но его преуспевание было непродолжительным.

В Тегеран прибыл Наиб ос-Салтане и легко оправдался перед отцом. Однако поскольку нужно было найти [35] виновного, то вину свалили на Аллаяр-хана Асефа од-Доуле, который впал в немилость, был разжалован и даже подвергнут телесному наказанию. Кроме того, Хасан Али-мирза, должен был удалиться, точнее бежать в Керман, правителем которого он был. С этого времени Аббас-мирза, вернувший расположение шаха и переставший опасаться России, думал лишь о том, как восстановить свою военную репутацию, сильно пострадавшую во время последней войны.

Провинция Хорасан, одна из самых прекрасных жемчужин в персидской короне, принадлежала Персии после смерти Ага Мохаммед-хана лишь номинально. Шаху подчинялся один Мешхед с несколькими прилагающими к нему районами; тот из его сыновей, который носил пышный титул Хорасанского вали, был признан только формально своими многочисленными и грозными вассалами; они, будучи абсолютными властелинами в принадлежавших им крепостях, считали себя независимыми.

Аббас-мирза решил их завоевать, убедил шаха одобрить его намерения, и шах доверил ему управление Хорасаном. Затем он собрал свою армию, почти целиком состоявшую из азербайджанских отрядов, и в октябре 1830 г. выступил в Хорасан, где его так любили и куда он так стремился, чтобы остаться там навсегда. Но прежде чем вступить в Хорасан, Аббас-мирза хотел выяснить, какую позицию займет его брат Хасан Али- мирза, который, как мы это видели, укрывался в Кермане. Хасан Али был когда-то правителем Хорасана и сохранил там сторонников. Он мог бы их поддержать и затруднить тем самым осуществление замыслов Аббас-мирзы. После встречи с отцом в Исфагане наследник престола выступил против Йезда, власть в котором была захвачена Абдул Реза-ханом.

[Печальный конец этого человека настолько типичен, что мы не можем не остановиться на этом особо. Абдул Реза-хан был уроженцем Йезда и происходил из богатой, но незнатной семьи. Только себе самому, своему умению и своим способностям обязан он тем, что достиг высокого положения везира в своей родной стране. Его любил народ, и он правил от имени сына шаха Мохаммед Вали-мирзы, губернатора области. Зимой 1827 г., когда русские заняли Азербайджан, этот принц, [36] уезжая в Тегеран по делам и абсолютно ничего не подозревая, поручил все дела, как он это часто делал, своему везиру. Последний, то ли из отвращения к капризам и никчемности принца, то ли потому, что думал, будто русские не ограничатся завоеванием Азербайджана и династия Каджаров, быть может, падет, но так или иначе он объявил себя независимым, изгнал из города семью принца и, говорят, дошел до такого варварства, что разлучил грудных детей и матерей. Так, без особых усилий Абдул Реза-хан стал хозяином всей провинции.

После Туркманчайского мира Фатх Али-шах поручил своему сыну Хасан Али-мирзе усмирить мятежника, но его усилия не увенчались успехом. Абдул Реза-хан оставался независимым до прибытия Аббас-мирзы. Затем, скорее по убеждению, чем по принуждению, он отдал себя в руки Аббас-мирзы и был ему полезен при осаде Кермана. Но шах был непреклонен, он не хотел прощать и решительно требовал выдачи этого человека. Связанный данными обещаниями, Аббас-мирза выискивал предлоги, чтобы обходить приказы своего отца, но, по-видимому, они стали такими настойчивыми, что Аббас-мирза был вынужден снабдить своего протеже средствами для побега. Однако через некоторое время Абдул Реза-хан вновь последовал за принцем в Хорасан. Никто никогда не мог понять мотивов, которыми руководствовался Аббас-мирза, посылая Абдул Реза-хана в Тегеран. Как только он прибыл в столицу, его представили шаху, который принял его холодно, однако ни в чем не упрекал. Он сказал лишь, что ему следовало бы добиться прощения у Мохаммед Вали-мирзы. Несчастный, услышав этот приказ и видя, что его препровождают к дому принца, понял, какая участь его ожидает. Дважды он хотел покончить с собой, но ему мешали. Однажды, когда он находился взаперти в одной из комнат дома Мохаммед Вали-мирзы, вдруг открылась дверь и комната целиком заполнилась семьей принца — мужчинами, женщинами, детьми; все они были вооружены чем попало: ножами, перочинными ножиками, ножницами и даже булавками — и все набросились на него, утоляя его кровью жажду мести...].

Реза-хан в результате ряда предпринятых шагов покорился, сдал город и собственной персоной [37] последовал за принцем в Керман, который надлежало осадить, чтобы вынудить непокорного сына подчиниться приказам отца. Хасан Али-мирза, отправленный в качестве пленника в Тегеран, где он и оставался под надзором, был заменен в Кермане старшим сыном Зелле-солтана, получившим воспитание в доме Аббас-мирзы и женатым на его дочери.

Аббас-мирза двинулся к Мешхеду. В течение зимы 1831 г. и всего 1832 г. ему удалось овладеть крепостями Амирабадом, Кучаном, Торшизом, Торбетом в Хорасане и крепостью Серахс в стране туркмен (на р. Герируд). Он уже собирался двинуться на Герат, но мятеж, вспыхнувший в его войске, вынудил его отложить этот поход.

[Известно, насколько английское правительство было напугано демаршами, предпринятыми Наполеоном перед персидским правительством, и каких усилий стоило Ост-Индской компании отдаление французов от Персии. После падения Наполеона эти опасения обратились против России.

Несмотря на Гюлистанский договор, положивший конец войне, отношения между Россией и Персией нельзя было назвать вполне дружескими; постоянно существовали враждебные настроения, поддержанием которых были весьма озабочены британские агенты. Все это и явилось причиной войны 1826 г., но, к счастью, тот, кто должен был наказать персов за их безумный шаг, снискал их уважение. Его мудрое и благородное поведение породило доверие и развеяло злобное предубеждение персидского народа против русских (Автор имеет в виду возглавлявшего царские войска и администрацию на Кавказе И. Ф. Паскевича, действия которого не отличались ни особой мудростью, ни благородством. — Ред.). С этого момента вновь вспыхнуло беспокойство Англии. Открытое сближение Персии с Россией стало фактом, который не давал спокойно спать лондонскому кабинету. Самые обычные шаги казались ему хитростями, направленными на то, чего он больше всего боялся... на захват Индии.

Поход Аббас-мирзы и рассматривался не иначе как подготовка к осуществлению этого проекта, согласованного с Россией. Чтобы воспрепятствовать походу и [38] возродить так долго вынашиваемые персидским принцем иллюзии о захвате Карабаха и Грузии, были пущены в ход все средства. «Революция в Польше, — говорили ему, — полностью отвлечет русскую армию; небольшому кавказскому корпусу будет трудно противостоять горцам; вам стоит лишь появиться, как все будут у ваших ног; Франция и Англия окажут вам помощь и т. д. и т. д.». Но Аббас-мирза, выслушав лучший совет, не дал себя обольстить; он твердо стоял на своем и осуществлял свой первоначальный план. Пока принц занимался усмирением мятежей в Хорасане, англичане делали хорошую мину при плохой игре, довольствуясь тем, что время от времени возобновляли перед принцем свои притязания и плели интриги при дворе. Но когда Наиб ос-Салтане после взятия Серахса захотел двинуться на Герат, они предприняли более эффективные меры. Господину Макнилю, бывшему тогда секретарем представителя Ост-Индской компании, а затем ставшему полномочным посланником английского короля, было лично поручено предпринять последние усилия, для того чтобы остановить продвижение принца. Он настиг его в Торшизе. Исчерпав все свое лукавство и красноречие и не добившись успеха, он применил средства, которыми так часто пользуются англичане в достижении своих целей, — подкуп и деморализацию войск, доверенных персидским правительством, согласно договорам, офицерам Великобритании. Интриги Макниля вызвали волнения, и поход был отменен. Поводом для этих волнений послужила задержка жалованья, выплаты которого требовали солдаты перед выступлением в поход и которое Аббас-мирза, не располагавший средствами, не смог выдать. Войска были распущены по зимним квартирам, а торжествующий г-н Макниль вернулся в Тегеран].

Тем не менее Хорасан на этот раз был действительно покорен, а наиболее непокорные вожди взяты в плен и отправлены в Азербайджан. Что касается других вождей из более отдаленных областей, таких, как Тебес, Каин и даже Лаш, то они лично прибыли с подношениями принцу для получения от него распоряжений. Гератские афганцы оставили Хаф, а в начале 1833 г. везир принца Камран-мирзы прибыл в Мешхед с предложениями мира, чтобы предотвратить нависшую над [39] его родиной беду. Но Наиб ос-Салтане, невзирая на священность сана этого парламентера, приказал посадить его в тюрьму и заковать в цепи под тем предлогом, что именно он способствовал опустошениям, которые произвели в Хорасане зависимые от Герата племена. В особенности ему вменяли в вину то, что он не только разрешал продавать персидских пленных на рынках Герата, но и продавал их сам.

Упорствуя в своем намерении добиться справедливости силой оружия, Наиб ос-Салтане, прежде чем предпринимать новый поход против Герата, счел себя обязанным получить распоряжения от шаха и с этой целью отправился в Тегеран, куда и прибыл в июне. Два месяца, проведенные принцем в столице в ожидании отправки в Хорасан подкреплений из Азербайджана, были полны интриг, которыми занимались все партии. Одна из этих партий особенно пыталась воспрепятствовать возвращению наследного принца к своему войску; ради этого она сделала все возможное, но тщетно. Именно с этой целью был пущен слух, что здоровье принца находится в угрожающем состоянии и что, по мнению европейских врачей, он неминуемо погибнет, «ели будет подвергать себя новым треволнениям. Каем-Макам, без ведома принца, собрал у шаха соответствующий консилиум и добился своего. Было предсказано, что, если принц не будет вести более спокойную жизнь, он действительно не проживет и трех месяцев.

Однако ничто не могло поколебать твердой решимости Аббас-мирзы. Добившись от шаха некоторой денежной помощи и новых полномочий, он двинулся к Мешхеду, куда прибыл в таком изнеможении, что не смог двигаться дальше. Тогда он решил поручить командование войсками своему старшему сыну Мохаммед-мирзе, а советником при нем назначил Каем-Макама и приказал обоим выступить, чтобы организовать осаду Герата. Однако дни Аббас-мирзы были сочтены; 9(21) октября он скончался от гангренозной язвы, явившейся следствием злоупотребления радостями жизни. Тем временем отряд персидской армии прибыл к месту назначения. Осадные работы были прерваны вестью о смерти Аббас-мирзы, вызвавшей волнение или, скорее, подавленность в войсках. Так как армия была на грани развала, осаду были вынуждены снять и отвести войска [40] на родину. Подобные перипетии весьма характерны для азиатских правительств; законы, регулирующие там смену правителей, нестабильны; народ признает своим хозяином того, кого он привык бояться.

Молодой принц и его министр очень радовались тому обстоятельству, что достигли Мешхеда, не подвергнувшись преследованиям афганцев, чего они имели все основания бояться. Однако Мохаммед-мирза поспешил вернуть свободу Яр Мохаммед-хану, везиру Камран-мирзы, которого Аббас-мирза посадил в тюрьму. Затем через своего посредника он заключил с Камраном соглашение, свидетельствующее, насколько этот принц боялся персидских войск, несмотря на их недавнее беспричинное отступление. По этому соглашению он, в частности, обязался срыть гурианскую крепость, вернуть свободу некоторым персидским семьям, находившимся под его властью, и выплачивать ежегодную дань шаху в размере 6 тыс. туманов (Туман — иранская денежная единица. Один туман в те годы приравнивался десяти рублям золотом. — Ред.). Кроме того, он обещал не допускать, чтобы афганцы и другие зависящие от него племена беспокоили подданных шаха. [41]

ГЛАВА II

Со дня смерти Аббас-мирзы до смерти Фатх Али-шаха

Смерть Фатх Али-шаха не была неожиданной и для дружественных Персии держав. Россия, придававшая очень большое значение спокойствию в Персии, поскольку от него зависела обстановка в ее закавказских владениях, придерживалась принципа — после смерти старого шаха не признавать никого из возможных претендентов на корону, кроме Аббас-мирзы. Россия могла бы поддержать Аббас-мирзу всей силой своего влияния, но она хотела избежать вооруженного вмешательства и воспользоваться своим правом лишь в случае крайней необходимости. Именно в таком духе держались представители России перед принцем-наследником и именно подобные заявления и положили начало добрым отношениям между принцем и новым русским посланником.

Когда русский посланник прибыл в Тегеран, чтобы вручить свои верительные грамоты шаху, то его поразила физическая слабость монарха, а также симптомы тревоги, появившиеся и народе, в особенности среди населения столицы. Во время аудиенций у Аббас-мирзы русский посланник хотел убедить его в том, что в этот критический момент нужно не отдаляться от событий, а, наоборот, следить за их развитием. Но принц, о чем мы уже сообщали выше, не внял никаким доводам и отправился умирать в Мешхед, что вызвало в делах, и без того достаточно запутанных, совершенно неожиданные осложнения.

Когда только распространился слух, что Аббас-мирза при смерти, в Табризе знали, что он уже умер. Русская и английская миссии находились в разных местах: первая — в Табризе, вторая — в Тегеране. Нужно было определить свою позицию и поторопить шаха, пока в нем [42] еще теплилась жизнь, с выбором преемника. Русский посланник ни минуты не колебался в том, кому следует покровительствовать, и обратил все свое внимание на Мохаммед-шаха, старшего сына Аббас-мирзы. Английская миссия, напротив, долго размышляла; она пыталась удовлетворить желания всех партий и поддерживала надежды всех претендентов. Впрочем, Мохаммед-мирзы не было в числе тех, кому она покровительствовала.

[Англия или, вернее, Ост-Индская компания была представлена тогда при персидском дворе капитаном сэром Джоном Кэмпбеллом, помощником которого, или первым секретарем, был бывший врач Макниль. Сэр Джон не имел, быть может, ни образования, ни способностей своего секретаря, но, без всякого сомнения, превосходил его прямотой характера, честностью и благородством, снискавшим ему много друзей. В период, о котором идет речь, сэр Джон страдал болезнью глаз и не мог заниматься делами. Следовательно, всем сделанным были обязаны его заместителю. Это является лучшим примером того, насколько личность дипломата влияет на положение дел. Г-н Макниль, за которым мы признаем приписываемые ему способности, довел тем не менее манию интриганства до абсурда. Он не мог понять, что существуют обычные пути к успеху, ему нужны были бесконечные осложнения, петляния, тайны, нашептывания, т. е. все те способы, которые порождают сплетню. Отсюда легко понять, что два таких противоположных характера, как характер посланника и его секретаря, не могли ужиться, тем более что г-н Макниль -не скрывал презрения к той черте своего начальника, которую он прямо называл невежеством.

Как бы там ни было, перед ним открылось обширное поле деятельности, на котором он мог развернуть свои таланты. Болезнь сэра Джона Кэмпбелла развязала ему руки. Как же он воспользовался своей свободой? Запутавшись в сетях своих собственных интриг, направленных к тому, чтобы добиться расположения каждого из возможных претендентов, он попал впросак и с сожалением увидел, как успеха достиг тот, кто, по его мнению, меньше всего мог на него рассчитывать. Впрочем, симпатии, которые Англия питала к Аббас-мирзе, значительно уменьшились с тех пор, как он сблизился с Россией, и эта немилость распространилась на [43] всю его семью. Кроме того, с тех пор как Англия перестала играть исключительную роль в персидских кабинетах, она мало заботилась о создании единого правительства и предпочла бы видеть Персию разделенной на столько мелких королевств, сколько было претендентов. Англия высказалась бы в пользу Зелле-солтана, если бы г-н Макниль не опасался вызвать неудовольствие старого шаха. Все эти факты, хорошо известные Мохаммед-мирзе, должны были внушить ему ту неприязнь, которую он впоследствии питал к Англии и еще более к автору этих интриг].

Предпочтение, отданное графом Симоничем юному принцу, сыну Аббас-мирзы, было мотивировано прежде всего единодушной волей населения Табриза и Азербайджана, которое через мулл и знатных лиц страны обратилось к императору Николаю за покровительством в пользу наследника Аббас-мирзы; затем это объяснялось интересами России, требовавшими создания в Персии стабильного и сильного правительства, которое было бы в состоянии сдерживать живущие вдоль общей границы дикие племена и обеспечить безопасность путей, по которым шли торговые обмены. Граф был убежден, что с восшествием на престол Мохаммед-шаха все эти проблемы будут разрешены. Когда Мохаммед-шах станет главой государства, он не пожелает надолго сохранять за братьями своего отца права, которыми они располагали скорее как вассалы, подчинявшиеся суверену, чем как подданные шаха. Он создал бы из Персии единое государство, которое ныне по причине своей раздробленности не может гарантировать безопасность представителям иностранных держав в осуществлении торговых и политических связей. Мохаммед-шах, оказавшись на персидском троне, установил бы навсегда спокойствие в этой стране, где каждый раз со смертью государя возникали междоусобные войны; наконец, Россия обрела бы благодарного союзника, чья вероятная преданность избавила бы ее от всяких опасений за свои обширные границы по Араксу.

Среди претендентов на корону, обладавших хоть видимым правом на нее согласно завещанию, оставленному основателем Каджарской династии, был Али-шах Зелле-солтан, знакомый уже нам родной брат Аббас-мирзы; другие же не имели никаких прав. Но [44] Зелле-солтан ни своими личными качествами, ни занимаемой позицией не смог бы обеспечить России того, что она искала в его племяннике. Поэтому русский посланник, отправляя в Тегеран одного из своих служащих выразить шаху соболезнование, рекомендовал этому чиновнику прямо назвать имя преемника, казавшегося наиболее подходящим, но в то же время он должен был дать шаху понять, что Россия не имеет ни малейшего намерения навязывать ему свое мнение; она предоставляет ему полную свободу действий и не замедлит при любых обстоятельствах признать того, кого его величество соизволит назвать своим наследником.

Правительство Санкт-Петербурга полностью одобрило поведение своего посланника.

Занимаясь в Тегеране этим важным делом, в чем ему содействовал вновь вошедший в фавор Аллаяр-хан Асеф од-Доуле, дядя молодого принца с материнской стороны, граф Симонич написал личное письмо Мохаммед-мирзе, торопя его с приездом. Письмо русского посланника застало молодого принца и Каем-Макама в состоянии большой растерянности. Мохаммед-мирза был далек от придворной жизни, которую вел его дед; при нем неотступно находился Каем-Макам, державший его в состоянии почти полной нужды, что не позволяло принцу жить сообразно с его положением; он вел уединенный образ жизни, находя утешение в изучении философии суфизма под руководством своего старого воспитателя Хаджи-мирзы Агаси, который был тогда никому не известным муллой в Табризе. О принце забыли, а он сам не осмеливался и думать, что сможет вытеснить братьев своего отца. Поэтому можно было представить себе ту радость, которую он испытал при получении предложений посланника России. Общая цель сблизила молодого гонимого принца с повсюду следовавшим за ним Каем-Макамом; они объединились, помирились и торжественно поклялись забыть прошлое.

Между тем в Тегеране ничто не обнаруживало намерений шаха. Старик, опасавшийся надоеданий и интриг претендентов на его трон, в особенности слез Зелле-солтана, не раскрывал своих карт. Английская миссия, как мы уже говорили, выжидала и пыталась выявить намерения шаха, а затем раскрыть свою позицию. В это время она специально занялась переговорами о [45] заключении торгового соглашения и пыталась добиться разрешения на строительство пристани на острове Карек (Современное название — Харк. — Ред).

[Англия давно испытывала необходимость иметь стоянку для кораблей в Персидском заливе. Она зарилась на о. Карек, имеющий удобную бухту, хорошую воду и здоровый климат. В XVIII в. этим островом владели голландцы. Превратившись в торговый центр залива, остров быстро достиг высшей степени процветания, но, что мало известно, он был уступлен французам по договору, заключенному во время приезда миссии генерала Гардана. Несмотря на то что англичане после изгнания французов довольно прочно здесь укрепились, им все же не удалось склонить шаха на уступку этого острова, ибо все азиатские правительства знают, какая опасность грозит им, если позволить англичанам укрепиться в их государствах. В результате трех следовавших друг за другом договоров, заключенных между Англией и Персией, было решено для урегулирования торгового обмена заключить позднее и торговое соглашение, но шаху удавалось оттянуть выполнение этого решения. Англия, рассчитывавшая на то, что шах, не имевший в данный момент почти никаких доходов, согласится принять предложенную ею ежегодную сумму за о. Карек, поспешила дать инструкции своим агентам в Тегеране, чтобы закончить это дело и заключить в то же время торговый договор; она назначила сэра Джона Кэмпбелла своим генеральным консулом в Персии, сохранив за ним функции представителя Компании. Стремясь проявить себя, г-н Макниль во время болезни посланника прилагал все силы к тому, чтобы выполнить волю своего правительства. Для этого он стремился снискать благожелательность шаха, делая вид, что его вовсе не интересуют намерения последнего в вопросе выбора преемника. Но Фатх Али-шах, несмотря на свою страсть к деньгам и, главным образом, несмотря на крайний упадок своих сил, сумел уберечься от расставленной ловушки, потому что никогда не забывал о том, что именно с помощью создания торговых факторий и заключения торговых договоров англичане сумели завладеть Индией].

Но Мохаммед-мирза находил соперников не только [46] в лице братьев своего отца. Один из 17 сыновей Аббас-мирзы — Хосроу-мирза — был некогда послом в Санкт-Петербурге; он добился столь высокого назначения только потому, что его отец взял его с собой в Дейкорган во время первых переговоров о мире в 1837 г. (Так в тексте. Видимо, речь идет о 1827 г. — Ред.); молодой и красивый юноша был представлен генералу Паскевичу и смог близко познакомиться с европейскими, нравами. Впрочем, рожденный незнатной матерью, он не имел никаких оснований претендовать на престол. Но доброта императора и благожелательность высших, классов в отношении этого посла во время его пребывания в столице России вскружили ему голову. Он был уверен сам или старался убедить в этом других, будто император хотел, чтобы он наследовал своему отцу. Он сопровождал отца в хорасанском походе, но в начале 1833 г. вернулся в Табриз с приказом привести в Хорасан подкрепления из Азербайджана, Можно полагать, что в это время он уже знал о тревожном состоянии здоровья Аббас-мирзы, так как именно в этот период он начинает плести интриги вместе со своим родным братом Джахангиром, правителем Хоя, женатым на дочери Моль-кара. Как только скончался Аббас-мирза, Хосроу-мирза заявил, что он не желает подчиняться приказам своего брата Мохаммеда, поспешно бежал из Мешхеда и на третий день прибыл в Тегеран, где по приказу шаха его взяли под стражу в доме Зелле-солтана. А в это время Джахангир-мирза собирал войска в своей провинции и не хотел больше платить по векселям, погашения которых требовало от него правительство Азербайджана.

Такое положение вызывало по всей стране волнения, которые следовало пресечь. С этой целью амир низам (Амир низам — главнокомандующий регулярных войск. Этот пост занимал тогда Мохаммед-хан, происходивший из знатной керманшахской семьи. Аббас-мирза поручал ему на время своего отсутствия управление Азербайджаном) имел беседу с принцем Джахангиром. Посланник России, со своей стороны, приказал высказать ему свое решительное осуждение за его поведение.

Наконец, Мохаммед-мирза в сопровождении Каем-Макама прибыл в Тегеран, оставив вместо себя в Мешхеде младшего из своих родных братьев — [47] Кахраман-мирзу. Тогда шах решил действовать; он своим преемником назначил внука, о чем официально было объявлено русской и английской миссиям через министра иностранных дел. Каем-Макам в награду за свои прошлые заслуги и в качестве аванса за будущие был назван атабеком. Между тем шах, опасавшийся, как бы завистливая ненависть других его детей не привела к какому-либо несчастью, продержал молодого наследника в столице лишь несколько дней. С каким-то поручением он отправил его в Табриз. Наследника, по приказу шаха, должен был сопровождать Хосроу-мирза. Английская миссия, застигнутая врасплох, не потеряла, однако, присутствия духа; она поддержала нового преемника (как в свое время поддерживала покойного Наиба ос-Салтане), Мохаммед-мирза отправился в Азербайджан в сопровождении группы офицеров, присланных Ост-Индской компанией для обучения персидских войск.

[Мы видели, что после заключения Туркманчайского мирного договора отношения Аббас-мирзы с англичанами стали очень холодными. Ост-Индская компания, не желавшая пренебрегать ни одной из возможностей восстановить свое прежнее влияние, по собственной инициативе послала в 1833 г. новую партию офицеров и унтер-офицеров для обучения персидских войск. Когда Фатх Али-шаху доложили о прибытии этих офицеров в Шираз, он запретил им продвигаться дальше, говоря, что он не нуждается в них, что он не просил их присылать и что, следовательно, имеет право не принимать их. Это вызвало большую тревогу в английской миссии. Однако с помощью подлостей и интриг удалось добиться от шаха, чтобы он позволил офицерам прибыть в Тегеран, чтобы по крайней мере они удостоились чести быть представленными его величеству; отблагодарив их как-то, шах, если будет на то его воля, сможет отослать их в Индию. Получив это разрешение, они прибыли в Тегеран, где находился тогда Аббас-мирза. Так как принц уже до этого много раз отказывал англичанам и не хотел, чтобы они могли обвинить его в оскорбительном по отношению к ним поведении, он добился от шаха разрешения оставить этих офицеров в армии в качестве инструкторов, но при условии, что они не будут получать жалованье от персидского правительства. Именно на таких условиях они находились в [48]

Тегеране, когда Мохаммед-мирза прибыл из Хорасана. Он взял их с собой, и нужно признать, что они оказались ему полезными во время похода из Табриза в Тегеран, куда он направился низложить Зелле-солтана. Вступив на престол, Мохаммед-шах стал платить английским офицерам жалованье, назначенное им согласно существующим договорам].

Принцу была оказана в Табризе восторженная встреча; его первая беседа с русским посланником носила необычайно сердечный характер; принц открыто засвидетельствовал ему свое удовлетворение и признательность.

[Именно с этой первой встречи и зарождается то расположение, которым затем удостаивал меня шах в течение всего моего пребывания в Персии. Проявление дружбы Мохаммед-мирзы к русскому посланнику настолько шокировало англичан, что в Уджан мистер Кэмпбелл отправился один под предлогом болезни, но на самом деле, чтобы не встречаться во второй раз с принцем и со мной. Щадя его чувствительность, я попросил Мохаммед-мирзу милостиво разделять свое внимание между нами обоими. Мое поведение предвосхитило полученные мною много времени спустя инструкции действовать совместно с английской миссией].

На следующий день после прибытия принца Хосроу-мирза и его брат Джахангир были арестованы и отправлены в ардебильскую крепость. Этот государственный переворот произвел тем большее впечатление, что оказался совершенно неожиданным. Так как до последнего момента Мохаммед-мирза вел себя в отношении двух своих братьев чрезвычайно любезно, то ни у кого не вызывало сомнения, что эта мера была осуществлена по распоряжению шаха. Принц-валиахд (Дословно — наследник. Так приказывал называть себя Мохаммед-мирза, несмотря на то что этим титулом был облечен его отец Наиб ос-Салтане) прибыл в Табриз в первых числах июля, но не вошел в город, ожидая более удобного момента. Эта церемония имела место 12 или 15 дней спустя и проходила чрезвычайно пышно и торжественно.

В то время как в Персии развертывались все эти события, между кабинетами С.-Петербурга и Лондона [49] велась обширная переписка с целью согласовать дальнейшие действия в отношении их общего союзника именно теперь, когда возникло новое осложнение. В результате переговоров обе миссии получили аналогичные инструкции, предписывавшие им объединить усилия для поддержания прав Мохаммед-мирзы, которого оба правительства признавали в качестве наследника персидского трона. Два месяца, прошедшие между этими событиями и смертью шаха, ничем не примечательны, если не считать отправки войск на границу с Турцией в помощь персидскому генералу, который требовал у паши Эрзерума выдачи курдских племен, эмигрировавших в Турцию, и возмещения потерь, причиненных этими племенами табризской торговле в результате разграбления большого каравана, шедшего из Константинополя.

Фатх Али-шах, закончив дела, связанные с наследованием, решил, несмотря на свое тяжелое физическое состояние, предпринять путешествие в Исфаган, чтобы быть поближе к району Фарса. Его сын Фарман-Фарма задолжал казне несколько сот тысяч туманов — дань, которую он собирал с племени и которую давно перестал выплачивать. Шах, видя, что его письменные приказания не исполняются, решил своим личным воздействием заставить его расплатиться. Фарман-Фарма не осмелился не подчиниться приказу и не явиться в Исфаган. Там, на большом саламе (Здесь — большой прием. — Ред.), имел место очень резкий разговор между старым шахом, который был еле жив и которому это стоило огромного напряжения, и его сыном — человеком, считавшим себя к тому же равным в могуществе своему отцу.

Тем не менее Фарман-Фарма выслушал этот выговор чрезвычайно смиренно, не считая даже возможным защищаться. Такова была сила могущества Фатх Али-шаха.

Между тем сильное потрясение, испытанное шахом в связи с этим, было для него роковым; на следующий день, 9(21) октября, в момент, когда он готовился совершить омовение перед молитвой, он потерял сознание и скончался на руках у Таджи Доулат, женщины, которую в последние годы своей жизни более всех любил. [50]

Весть о смерти шаха достигла Табриза 24 октября. На следующий день она была подтверждена официально. Русский и английский посланники незамедлительно направились выразить дань уважения новому суверену, который не предполагал, что будет признан так быстро. Поспешность европейской дипломатии даже несколько стесняла его, так как в Персии все делается по звездному календарю, а астрологи предсказали, что время, наиболее благоприятное для восшествия на трон, наступит лишь следующей ночью.

Смерть старого шаха не вызвала в Персидском Азербайджане никаких перемен, и можно даже сказать, что в остальной части Персии это событие также не имело последствий, которых можно было бы ожидать. Правда, за пределами Исфагана дороги не были безопасными, но это объяснялось лишь набегами отдельных разбойничьих шаек, разумеется, не имевших ни малейшего отношения к политике. В следующей главе мы познакомимся с тем, что происходило в столице Персии и главном городе Фарса. [51]

ГЛАВА III

Со дня смерти Фатх Али-шаха до отъезда Мохаммед-шаха из Табриза

Прежде чем продолжать наше повествование, необходимо познакомиться с лицом, которое сыграет в описываемых событиях самую существенную роль. Мы имеем в виду Каем-Макама (он же Мирза Абдол Касем), род которого ведет свое начало непосредственно от Пророка. Из его семьи происходили наиболее знаменитые сеиды (Сеид (правильнее — сейид) — потомок пророка Мохаммеда; представитель знатного рода. — Ред.) Персии. Его дед Мирза Хосейн, министр при Джафар-хан Зенде, был известен своей мудростью и популярностью в народе. Его отец Мирза Бозорг занимал ту же должность, которая после его смерти перешла к сыну, служившему Аббас-мирзе. Поэтому Мирза Абдол Касем и получил воспитание, соответствующее такому высокому предназначению. Ему было дано самое лучшее образование, какое только возможно для перса, воспитывавшегося на родине. Он был блестящим стилистом и одним из первых каллиграфов страны. Природа наделила его живым умом и необыкновенной памятью. Любезный и красноречивый, когда он хотел кого-нибудь очаровать, он был невозмутим в споре. Крайне недоверчивый, он не поддавался ничьему влиянию, презирал людей и считал их орудием, предназначенным служить его капризам. Рано посвященный в секту суфиев, он приобщился там к их туманным утопиям; не веря ни в какую религию, он был по-детски суеверен и поскольку не стеснялся лгать и идти против совести, то не верил ни в искренность, ни в добродетель. Ленивый от природы и любивший пожить в свое удовольствие, он тем не менее предпочитал все делать сам, не доверяя никому даже самые ничтожные дела. От [52] мусульманства в нем осталось только отвращение к вину и ненависть к христианам. Он одинаково ненавидел русских, англичан, французов и лишь по необходимости поддерживал отношения с теми из них, в ком нуждался. Таков был этот деятель, который в течение 15 лет, если не считать небольшого промежутка, когда он был в немилости, управлял Аббас-мирзой и в руки которого сын последнего только что вверил свою судьбу.

Как только весть о смерти Фатх Али-шаха достигла Тегерана, где Зелле-солтан оставался почти в полном одиночестве, его более чем когда-либо охватило желание царствовать. Эти честолюбивые помыслы, свойственные человеческой натуре, поддерживались и его приближенными и даже бывшими министрами Фатх Али-шаха, которые, за исключением Асефа од-Доуле, не хотели иметь правителя-тюрка (так они называли сына Аббас-мирзы).

[Предпочтение Зелле-солтану отдавала английская партия, называемая персидской, или иранской. Возглавлял эту партию министр финансов Амин од-Доуле, но фактически руководил ею г-н Макниль. В нее входили также министр иностранных дел Мирза Абдол Хасан-хан, его родственник Хаджи-мирза Реза, евнух, сын знаменитого Хаджи Ибрагима, и вся ширазская клика. Другой евнух, Манучехр-хан Мотамед од-Доуле, русский подданный по рождению, также склонялся на сторону Зелле-солтана; но, будучи достаточно ловким, чтобы понять, что тот из принцев будет царствовать в Персии, кого поддержит Россия, не стал раскрывать своих карт во избежание неприятностей при развязке, которая (о чем он знал лучше, чем .кто-либо другой) была близка.

Поэтому, когда Фатх Али-шах отправился в Исфаган, он удалился в управляемый им Гилян. Зелле-солтан заслужил отдаваемое ему предпочтение своими истинно персидскими качествами и великосветскими манерами. Он любил женщин, и другие слабости ему не были чужды. Его гарем был не менее многочисленным, чем гарем его отца. Блестящий собеседник, он великолепно держал себя. Ему подражали в малейших деталях этикета, он всегда со вкусом был одет и т. д. и т. д. Все это предвещало будущий блеск двора и подавало надежду на то, что интриганы и прежде всего евнухи будут играть там главные роли. [53]

Что же касается сына Аббас-мирзы, то он слыл дикарем, иначе говоря тюрком, а следует знать, что в устах перса не было более оскорбительного прозвища.

С другой стороны, англичан устраивал Зелле-солтан, как человек слабовольный, который предоставил бы им свободу действий и при котором они могли бы рассчитывать на влияние, какого никогда еще не имели. К тому же, как мы уже говорили, Персия при его правлении была бы разделена на столько княжеств, сколько было правителей, а Англия именно к этому и стремилась в своей политике.

Г-н Макниль поддерживал очень тесные связи с враждебной Мохаммед-мирзе партией; партия эта делала все от нее зависящее, чтобы обмануть шаха и воспользоваться его помощью в смещении и замене сэра Джона Кэмпбелла, В то время как г-н Макниль информировал Лондон о бездарности своего шефа, Мирза Абдол Хасан-хан посылал туда гневные ноты против него же, требуя его отзыва от имени шаха. Враждебность между начальником и его секретарем достигла такой степени, что они должны были расстаться, и незадолго до смерти Фатх Али-шаха г-н Макниль внезапно покинул Табриз и направился в Лондон].

К тому же Зелле-солтан оказался в условиях, столь благоприятных, что ему трудно было не поддаться искушению. Являясь хозяином столицы и казны, поддерживаемый своими братьями, знатью и вообще всем населением Ирана, он имел все шансы на успех. Зелле-солтан короновался, начал чеканить монету со своим именем и поспешил разослать фирманы (шахские указы) во все провинции, чтобы заставить признать свою власть.

В то же время Фарман-Фарма, которого с позором выслали из Исфагана и который должен был возвратиться в свою область почти в качестве пленника, узнав о смерти своего отца, поспешил прибыть в Шираз, где поспешно короновался, не распространяя, однако, свою власть за пределы территории, которой он управлял во времена Фатх Али-шаха.

Большинство принцев и других знатных лиц, следовавших за покойным шахом в Исфаган, направились в Кум, куда были перевезены останки шаха. Один из принцев, Абдол-мирза, некогда правитель Хамсе, счел [54] момент удобным, для того чтобы снова захватить там власть. Он прибыл под Зенджан, собрал крестьян из близлежащих деревень и осадил город, где укрылся его брат Фатхолла-мирза,

Между тем в Табризе посланники Англии и России торопили нового шаха с походом на Тегеран. Медлительность, характерная для азиатов, отступила перед активностью двух европейских дипломатов. Сразу же были разосланы приказы с целью возвратить амира низама вместе с войсками, которыми он командовал на границе с Турцией; Карадагский полк под командованием полковника Мансур-хана был послан в Хамсе, чтобы поддержать Фатхолла-мирзу и восстановить коммуникации. Несколькими днями позднее командование этим авангардом, усиленным другими частями и 8 орудиями, было поручено сэру Генри Бетьюму, прибывшему из Англии после смерти Аббас-мирзы, чтобы предложить свои услуги сыну того, у кого долгие годы до этого он находился на службе в качестве офицера артиллерии Ост-Индской компании. Получив соответствующие приказы, амир низам прибыл в Табриз, но не смог следовать дальше, так как не было средств не только полностью расплатиться с войсками, но выплатить даже часть задержанного жалованья. Каем-Макам употребил всю силу своего изобретательного ума, чтобы найти эти деньги, но, очевидно, не вышел бы из положения без помощи английского посланника, выдавшего ему 20-25 тыс. туманов.

[Прежде чем предоставить денежную помощь, о которой идет речь, сэр Джон Кэмпбелл потребовал от нового монарха и от Каем-Макама официального обещания, что ни в коем случае они не будут просить вооруженной помощи у России. Я поспешил дать письменные заверения, что Россия не внесет никаких изменений в расположение своих войск на границе, если шах, со своей стороны, гарантирует спокойствие на время его отсутствия. Ответ как будто был согласован с Каем-Макамом и имел целью умиротворить настроения персов, которые не очень одобрительно отнеслись бы к появлению иностранных войск в своей стране.

Таким образом, Россия, учитывая настроения английского правительства, шла к своей цели, заключавшейся, как мы уже видели с самого начала нашего [55] повествования, в том, чтобы силой своего морального влияния поддержать шансы признанного ею наследника, не обременяя себя не входившим в ее планы вооруженным сотрудничеством. Но правительство Лондона, еще хорошо помнившее о внезапном вступлении русских войск в Константинополь (Автор, вероятно, имеет в виду прибытие по просьбе турецкого султана Махмуда русской эскадры в Босфор весной 1833 г. для защиты Константинополя от продвигавшихся к нему египетских войск Мухаммед Али. 14-тысячный русский отряд высадился на берегах Босфора, но в Константинополь не вступал. Эти действия вызвали большой переполох в Англии. — Ред.), боялось навлечь на себя еще раз упреки оппозиции, если подобное событие повторится в Персии].

Благодаря этой скромной ссуде удалось договориться с сарбазами (Сарбазы — солдаты. — Ред.), и шах, который с 4 (16) ноября стоял лагерем у стен города, смог, наконец, 10 (22) числа выступить в поход.

17 (29) он прошел Гофланкух (Гофланкух (или Кафланку) — горы между Табризом и Тегераном. — Ред.) и остановился на отдых в Аккенте, куда прибыли оба посланника в сопровождении свиты, чтобы более не покидать его величество.

С этого момента на основании поступавших из ставки сведений можно было предвидеть, что действия молодого монарха увенчаются полным успехом. Страх перед Россией умерил пыл знати в отношении Зелле-солтана, и, поразмыслив, каждый начал думать о поисках путей к спасению. Несмотря на деньги, которые Зелле-солтан щедро раздавал, он не мог рассчитывать на свои войска, не проявлявшие большого желания меряться силами с русскими, сопровождавшими (чему по крайней мере верило тегеранское население) Мохаммед-шаха. Племена из района Казвина, в течение многих лет подвергавшиеся тирании Рокн од-Доуле, одного из сыновей Фатх Али-шаха, послали депутатов к Мохаммед-шаху, умоляя его поспешить с походом и обещая помогать ему всеми имеющимися в их распоряжении средствами. Манучехр-хан Мотамед од-Доуле покорился и, напуганный именем молодого шаха, выслал из Решта деньги. Он спрашивал, не угодно ли его величеству, чтобы он присоединился к нему вместе [56] со своими войсками. Наконец, Асеф од-Доуле писал из Кума, что сепехдар был из числа приближенных, которые добивались чести сопровождать его величество в Тегеран.

[Сепехдар — один из важнейших чиновников в Персии. Голям Хосейн-хан, назначенный тогда на эту должность, заменил своего покойного отца, в прошлом простого грузинского раба, достигшего столь высокого положения благодаря милостям Фатх Али-шаха. Шах отдал за него одну из своих дочерей, в то время как многие другие этого добивались. Сепехдар был одним из самых богатых собственников страны; численность войска, которое он должен был поставлять, доходила до 12 тысяч. Теперь мы видим, какое большое значение имела для Мохаммед-шаха поддержка этого человека. Сепехдар покорился шаху вследствие влияния на него Манучехр-хана, которого сепахдар почитал и уважал как родного отца].

В письмах или шахских указах (фирманах), посылаемых Зелле-солтаном своему племяннику, сквозила характерная для его состояния растерянность. Порой это были угрозы, но чаще мягкие уговоры, имевшие целью убедить Мохаммед-шаха отказаться от претензий на трон, по крайней мере на тот период, пока, как писал Зелле-солтан, он еще жив, обещая Мохаммед-шаху объявить его заранее назначенным наследником. Придворные убеждали этого слабовольного принца в том, что подобные способы могут иметь успех. А пока временный двор в Тегеране наслаждался жизнью, не ведая, какая буря вскоре разразится над ним.