СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

СИМОНИЧ И. О.

ВОСПОМИНАНИЯ ПОЛНОМОЧНОГО МИНИСТРА

1832-1838 гг.

1838 г., октября 20/ноября 1. — Депеша министра иностранных дел Российской империи Нессельроде послу России в Англии Поццо-ди-Борго

Император очень внимательно прочел депеши вашего сиятельства касательно двух свиданий, во время которых лорд Пальмерстон, говоря о теперешнем положении дел в Персии, высказал опасения, внушенные правительству Индийской компании экспедицией шаха против Герата.

По этому случаю первый министр ее британского величества, заведующий министерством иностранных дел, не скрыл от вас, г-н граф, что общественное мнение в Англии считает совершающиеся в настоящее время в Персии события последствием преобладающего влияния России и приписывает нашему кабинету замыслы, угрожающие безопасности британских владений в Азии.

Это обстоятельство так важно и может оказать такое прискорбное влияние на наши отношения к Великобритании, что мы, не колеблясь ни одной минуты, обращаемся к английскому кабинету с откровенным и добровольным объяснением, чтоб вполне успокоить его насчет намерений и видов нашего правительства касательно положения дел в Азии.

Политика, которой держится там император, руководствуется такими же принципами, как и в Европе. Будучи далека от всякой мысли о каких-либо насильственных захватах, эта политика имеет одну цель — охранение прав России и уважение к законным правам всех других держав.

Поэтому намерение посягнуть на безопасность и спокойствие великобританских владений в Индии никогда не приходило и никогда не придет на ум нашему августейшему государю. Он желает только того, что справедливо и что возможно. По этим двум мотивам, он не допускает возможности какого-либо замысла, направленного против британского владычества в Индии. [165] Такой замысел был бы несправедлив, потому что он ничем не вызван. Он был бы неосуществим по причине отделяющих нас громадных расстояний, по причине тех жертв, на которые пришлось бы решиться, и по причине тех трудностей, которые пришлось бы преодолеть, — и все это для того, чтобы привести в исполнение рискованный замысел, который никогда нельзя будет согласовать со здравой и благоразумной политикой. Достаточно взглянуть на географическую карту, чтоб рассеять всякие опасения по этому предмету и чтоб внушить каждому беспристрастному и образованному человеку убеждение, что никакие враждебные намерения по отношению к Англии не могут руководить в Азии политикою нашего кабинета.

Вот, г-н граф, что император сам объявил лорду Кланрикарду в первом разговоре, который имел с ним на приемной аудиенции, происходившей 16 (28) текущего месяца в Царском Селе. Этот посланник, конечно, сообщит своему правительству все, что он услышал от нашего августейшего государя. Доверие, с которым мы охотно относимся к представителю ее британского величества, освобождает нас от необходимости присовокуплять какие-либо комментарии к тому сообщению, с которым он обратится к своему кабинету. Мы ограничиваемся ссылкою на это сообщение в полной уверенности, что лорд Кланрикард оценил по достоинству те политические принципы, которые император соблаговолил изложить ему изустно.

Если британское правительство отнесется к этим принципам с тем доверием, которое они должны внушать, то вам, г-н посланник, нетрудно будет рассеять в его глазах те сомнения, которые внушил ему наш образ действий во время последних событий в Персии, а именно в том, что касается экспедиции Магомета-шаха против Герата.

Чтобы дать в. с. возможность восстановить в их настоящем свете факты, которые, как кажется, были странным образом извращены, я спешу сообщить вам изложенные в этой депеше подробности, уполномочивая вас познакомить с ее содержанием английский кабинет без малейших исключений.

Ему так же хорошо, как и нам, известна причина вражды, существующей между Персией и Гератом, [166] который составляет самую западную часть Афганистана. Эта вражда существует издавна, персидское правительство считает себя вправе требовать от этой страны уплаты дани и предъявляет на нее верховные права, которые еще в царствование Фета-Али-шаха, Аббас-мирза и Магомет-мирза (ныне царствующий) поддерживали с оружием в руках до самых стен Герата. Несмотря на предъявление таких прав со стороны тегеранского двора, гератские афганцы беспрестанно делают нашествия на персидские владения, обращают в рабство жителей, которых они захватывают в восточных провинциях, и поддерживают там зародыши смут и мятежа.

Не подлежит никакому сомнению, что прекращения этих разбоев настоятельно требуют безопасность и спокойствие персидского правительства. Оно, бесспорно, вправе употреблять для самообороны те средства, к которым прибегает всякая независимая держава, и вправе нападать с оружием в руках на тех соседей, которые беспокоят его и оскорбляют. Поэтому, когда Персия вступала в борьбу с провинцией, соприкасающейся с ее границами, она не решала ничего такого, что выходило бы за пределы ее прав, и не давала никакого основательного повода жаловаться какой-либо посторонней державе, не участвующей в распрях между двумя соседними странами. Тем менее могла она ожидать, что ее образ действий раздражит и оскорбит британское правительство, которое в своих переговорах с тегеранским двором положительно обязалось не принимать ни ту, ни другую сторону в случае, если бы между персами и афганцами вспыхнула война.

В силу всех этих соображений, не подлежит сомнению, что Магомет-шах, решаясь предпринять войну против Герата, действовал в пределах своих прав, в качестве независимого монарха, и что он нисколько не нарушил обязанностей, налагаемых на него трактатами.

Однако, хотя эта война, как мы заметили, вполне оправдывалась в нашем мнении и неоспоримыми правами, принадлежащими персидскому правительству, и беспрестанными неприятностями, которые оно терпело от хищнических набегов необузданного народа, с другой стороны мы, не колеблясь, указывали на несвоевременность и опасность всякой военной экспедиции, [167] предпринятой персидским правительством при теперешнем бессилии и истощении страны. Вместо того, чтоб толкать его на предприятие, которое в наших глазах не представляло никаких видов успеха, мы сделали все, что от нас зависело, чтоб отговорить его от этого предприятия и старались убедить его, что он должен предпочесть миролюбивое соглашение с владетелем Герата такой войне, конца которой нельзя было предвидеть.

В этом смысле были составлены все инструкции, которыми императорский кабинет снабдил своего представителя при тегеранском дворе, лишь только ему сделалось известным намерение этого двора снова идти войною на Герат.

В 1836 г., точно так же, как и в 1837 г., советы нашего кабинета, проникнутые непритворным миролюбием и искренним доброжелательством, постоянно имели целью упрочить внутреннее спокойствие Персии и соседних провинций путем соглашения, которое положило бы конец их раздорам и удержало бы Магомета-шаха от борьбы, не обещавшей никакого успеха.

Зимой 1837 года прибытие в Тегеран уполномоченного от владетеля Герата заставило нас верить в возможность мирного соглашения между двумя противниками. Вследствие того, графу Симоничу было дано положительное приказание «употребить в дело все его влияние, чтобы склонить шаха на формальное мирное соглашение». Таковы подлинные выражения депеши, которую я послал, по приказанию императора, этому уполномоченному 4 мая 1837 года.

Хотя наши советы, к сожалению, остались без последствий, мы тем не менее сознаем, что употребили все старания, чтоб предотвратить возобновление войны, прискорбный исход которой мы предвидели.

Русский кабинет, конечно, нельзя упрекать в том, что он внушил или поддерживал намерение предпринять эту пагубную экспедицию. Если бы нужно было дать доказательство искренности наших намерений и прочности наших принципов, то было бы достаточно указать только на тот факт, что император потребовал от персидского правительства отсылки сформированного из русских дезертиров батальона в такую минуту, когда нам было хорошо известно, что этот батальон составлял главную силу в тех войсках, которые были собраны в [168] лагере под Гератом. Именно с целью настоять на этом требовании, наш уполномоченный испрашивал и получил разрешение отправиться туда, где находился шах.

По прибытии в лагерь, граф Симонич нашел персидскую армию в очень затруднительном положении и не счел себя вправе отказать в своем содействии шаху, когда этот монарх обратился к нему с настоятельной просьбой осмотреть осадные работы.

Мы, конечно, не будем отвергать участия, которые принимал генерал Симонич в этих работах. Всякий английский офицер, будучи поставлен в такое же положение, без сомнения поступил бы точно так же и оказал бы дружественному монарху содействие, о котором тот просил в столь критическом положении.

Однако, даже если бы шаху удалось выйти с торжеством из этого опасного положения, даже если бы город Герат был бы вынужден отворить перед ним свои ворота, наш кабинет вовсе не имел намерения допустить с этой стороны такого расширения персидского могущества, которое могло бы возбудить опасения в соседних странах.

Мы были так далеки от такого намерения, что наш уполномоченный, в ожидании удачного исхода осады, присоветовал тегеранскому двору согласиться на мирную сделку, в силу которой Герат был бы уступлен Персией владетелю 'Кандагара, Когендил-хану. Уже были заведены с этой целью переговоры между этим последним и Магометом-шахом при посредничестве нашего уполномоченного. Если бы это соглашение действительно состоялось, в основе его было бы положено непременное условие, чтоб Афганистан был независим и чтоб «шах формально обязался не делать никаких посягательств ни на неприкосновенность страны, находящейся в настоящее время под властью Сердарей, ни на спокойствие племен, во главе которых они стоят».

Такая мирная и безобидная сделка, по всему вероятию, упрочила бы внутреннее спокойствие Афганистана, положила бы конец раздорам, так часто волновавшим эту страну и возвратила бы ей такое благоденствие и спокойствие, что она сделалась бы доступна для торговли и промышленности всех наций, заинтересованных развитием природных богатств Центральной Азии.

Наш кабинет глубоко убежден в том, что средства [169] этой страны так обширны, что могут быть предметом ничем не стесняемой торговой предприимчивости всех стран, которые, не стараясь вытеснять одна другую, должны соперничать одна с другой путем свободной и честной конкуренции. С нашей стороны, .г-н посланник, мы считаем такую конкуренцию вполне мирной и промышленной, но отнюдь не политической и не внушаемой чувством неприязни.

При искренности и добросовестности нашего образа действий, нам никогда не представится необходимость умалчивать о наших замыслах и предприятиях или скрывать их.

Вот почему мы откровенно сознаемся перед Англией, что русский офицер недавно был отправлен в Кабул для собирания сведений, относящихся к торговле. Таким образом, факт появления этого агента, сообщенный вам лордом Пальмерстоном, вполне верен. Но причина и цель отправки этого агента, как кажется, были выставлены в глазах английского министерства с толкованиями, преувеличения и лживость которых мы считаем нужным вывести наружу.

Для этого нам достаточно будет заметить, что отправка г. Виткевича в Кабул была вызвана не чем иным, как прибытием в 1837 г. в С.-Петербург от Доста Магомета-хана агента с целью завязать торговые сношения с Россией. Чтоб привести в ясность, какие выгоды могло бы доставить нашим торговцам такое предприятие и какие представляет оно обеспечения в стране, с которой Россия не имела до тех пор никаких сношений, наше правительство решилось предварительно послать туда уполномоченного с письмом в ответ на те, с которыми Дост Магомет-хан обратился к нам по собственному почину.

Таково ясное и безыскусственное изложение тех обстоятельств, последствием которых было кратковременное появление русского путешественника в Кабуле. Эта командировка не имела целью ни заключения торгового трактата, ни каких-либо политических комбинаций, которые могли бы вызвать со стороны посторонней державы жалобы или подозрения. Она не имела и не должна была иметь никаких других последствий, кроме того, что познакомила нас со страной, отделенной от наших границ таким громадным пространством, что наше [170] правительство было вынуждено действовать крайне осмотрительно, чтоб предохранить наших торговцев от рискованных предприятий, в которые они могли бы вовлечься без предварительного знакомства со всеми вероятностями успеха.

Восстановив таким образом дело в его настоящем свете, наш кабинет может обратиться к лондонскому кабинету с положительным удостоверением, что ни в командировке г-на Виткевича в Кабул, ни в его инструкциях, которыми он был снабжен, не было решительно ничего неприязненного к английскому правительству и не было решительно никакого намерения нарушать спокойствие британских владений в Индии.

Если есть держава, которая могла бы питать некоторые опасения или предъявлять некоторые жалобы, то эта держава — Россия, так как ей небезызвестно, с какой неутомимой деятельностью английские путешественники возбуждают волнения среди народов Центральной Азии, и распространяют тревогу даже внутри тех стран, которые соприкасаются с нашими границами.

Между тем, как с нашей стороны мы не желаем ничего другого, как участия, путем честной конкуренции, в выгодах, доставляемых азиатской торговлей, — стремящаяся к исключительному владычеству и недоверчивая английская промышленность старается совершенно устранить нас от участия в тех выгодах, которыми желает пользоваться безраздельно, и старается вытеснить наши продукты со всех среднеазиатских рынков; доказательством этого служат высказанные Бёрнсом соображения и стремления тех английских путешественников, которые шли по его следам в направлении к Бухаре и до самых ворот Оренбурга.

Указывая на эти факты и на беспокойную предприимчивость нескольких частных лиц, действующих по своему собственному почину, мы, конечно, не хотим возлагать заслуженное ими порицание на их правительство. Напротив того, мы уверены, что британский кабинет совершенно чужд указанных нами тенденций. Но, относясь с справедливым доверием к добросовестности английского правительства, и мы, со своей стороны, вправе ожидать, что оно отнесется с таким же доверием к нашей.

Великобритания, точно так же, как и Россия, [171] должна иметь в виду одну цель — поддержать внутреннее спокойствие в самом центре Азии и предохранить эту обширную часть света от повсеместного кровопролития. А чтоб предотвратить такое несчастье, необходимо тщательно охранять спокойствие тех стран, которые отделяют русские владения от великобританских. Упрочивать спокойствие этих стран, не вооружать их одну против другой, возбуждая между ними взаимную ненависть, ограничиваться соперничеством в сфере промышленности, а не вступать в борьбу из-за политического влияния, наконец, — и это главное, — уважать независимость тех промежуточных стран, которые разделяют наши владения; такова, по нашему мнению, та система, которой должны неизменно держаться из обоюдных интересов два кабинета для того, чтоб предотвратить возможность столкновения между двумя великими державами, которые, желая жить в дружбе, должны избегать соприкосновений и столкновений в центре Азии.

Эти соображения император поручает вам, г-н граф, сообщить английскому министерству с самой полной откровенностью; надеюсь, что они совершенно успокоят его насчет намерений нашего кабинета и выкажут в ее настоящем свете охранительную и бескорыстную политику нашего августейшего монарха.

После исполнения этой первой обязанности прошу вас, г-н посланник, откровенно приступить к обсуждению тех вопросов, которые более тесно связаны с теперешним положением Персии и на которые в настоящую минуту обращено внимание императора. Ваше сиятельство, соблаговолите прежде всего напомнить лорду Пальмерстону, что между всеми политическими вопросами, которые нам приходилось улаживать вместе с Англией, вопросы, касающиеся Персии, были именно те, в которых нам удавалось достигнуть полного соглашения между нашим кабинетом и лондонским, а это удавалось по той простой причине, что наши обоюдные интересы по отношению к Персии одинаковы, так как мы столько же, сколько Англия, не желаем, чтоб эта страна сделалась театром политических потрясений, к которым мы не могли бы относиться безучастно. Будучи проникнут этим убеждением, наш кабинет, еще до воцарения теперешнего шаха, обратился к английскому правительству, по собственному почину, с [172] предложением установить между Россией и Великобританией полное единомыслие касательно персидских дел с целью предохранить эту страну от бедствий, которым могли подвергнуть ее споры о наследовании престола и междоусобная война.

Результаты этого предложения в ту пору вполне оправдали наши ожидания. Оба кабинета, — как вам известно, г-н граф, — действовали с той минуты с общего согласия и сообща, чем вполне обеспечили успех своего вмешательства. Их представителям были посланы в Тегеран инструкции, составленные по взаимному соглашению. Поддерживаемый обоими дворами, Магомет-мирза вступил на престол и, несмотря на то, что внутреннему спокойствию Персии грозили в то время многочисленные причины раздоров, оно ни на одну минуту не было нарушено, благодаря единодушию, с которым действовали Россия и Великобритания.

Не лишним будет, г- н граф, напомнить лорду Пальмерстону содержание депеши, с которой он обратился в ту пору к английскому посланнику в С.-Петербурге и которую этот последний передал нам. Эта депеша приложена при сем в копии. С этим документом в руках, соблаговолите, г-н посланник, уверить лорда Пальмерстона, что те же самые чувства, которыми мы руководствовались в 1834 году и которые заставили нас желать в ту пору дружественного соглашения с Англией касательно персидских дел, служат и в настоящую минуту мотивом нашей политики и внушают нам уверенность, что она приведет к таким же удовлетворительным результатам, как и та, которая ей предшествовала.

Затем, ваше сиятельство, выразите без обиняков наше сожаление о том, что в настоящую минуту прерваны миролюбивые сношения между дворами лондонским и тегеранским, а также наше желание, чтоб они были скорее восстановлены на прежних основаниях. Прибавьте к этому, г-н граф, что наш кабинет отнюдь не имеет намерения принимать на себя роль судьи в тех обвинениях, которые Великобритания предъявляет против персидского правительства. Впрочем, эти обвинения, как нам небезызвестно, относятся к предметам второстепенной важности. Поэтому мы считаем себя вправе надеяться, что персидское правительство могло бы без большого труда прийти с английским министерством к [173] соглашению касательно способа устранить эти затруднения с соблюдением интересов обеих сторон.

Но есть одно более важное обстоятельство и одно более серьезное соображение, которые побуждают нас обратиться к британскому кабинету без всяких околичностей и дружески сообщить ему наш взгляд на теперешнее положение дел в Персии.

Это положение, по нашему мнению, усложняется и становится более опасным вследствие того, что Англия недавно стала в угрожающее положение по отношению к тегеранскому двору.

Действительно, и морская демонстрация, произведенная по приказанию британского правительства в Персидском заливе, и занятие острова Карака и распространившиеся слухи о скором выступлении на сцену Зелле-султана и тех персидских принцев, которые стали под покровительство Англии, — все это такие факты, которые неизбежно должны внушать Магомет-шаху серьезные опасения.

При таком положении дел, этот монарх счел нужным прибегнуть к дружбе императора и просить его посредничества для того, чтобы достигнуть миролюбивого соглашения и устранить те опасения, которые внушены тегеранскому двору последними мерами британского правительства.

Исполняя желание шаха, император, не колеблясь, обращается к чувствам справедливости английского кабинета, чтоб склонить его к прекращению такого порядка вещей, который, — в случае, если бы он продлился, — подвергнул бы внутреннее спокойствие Персии серьезной опасности, а тем самым сделался бы предметом беспокойств для самой России и принудил бы ее, в свою очередь, принять меры обороны и предосторожности.

Чтоб вовремя предотвратить всякие дальнейшие усложнения, последствия которых неминуемо были бы печальны для Персии, по нашему мнению, нет более верного способа, как соглашение между представителями России и Великобритании и их совокупное старание упрочить власть монарха, возведению которого на престол содействовали оба двора.

Итак, если Англия не намерена действовать в настоящее время наперекор той цели, которой желала достигнуть в 1834 году, если она не желает возбуждать [174] волнения, которые старалась предотвратить в ту пору; она, по нашему глубокому убеждению, должна бы была немедленно поставить на прежнюю ногу свои сношения с тегеранским двором, должна бы была отозвать свою эскадру из Персидского залива и очистить остров Карак, занятый в настоящую минуту ее войсками.

Если бы Англия таким образом восстановила прежний порядок вещей, она нашла бы с нашей стороны готовность помогать ей в ее стараниях впредь удерживать персидское правительство в тех пределах, которых оно не должно бы было переступать ради собственных интересов, и заставить его впредь не предпринимать экспедиций в роде той, от которой оно теперь вынуждено отказаться.

С этой целью нашему посольству в Тегеран будет дано приказание впредь действовать сообща с английским посольством, лишь только мы узнаем, что поручение, возлагаемое в настоящую минуту на ваше сиятельство, достигло своей цели и что лондонский кабинет согласился положить конец своим неприязненным действиям по отношению к Персии.

Наш образ действий, г-н граф, будет по необходимости согласоваться с тем окончательным решением, которое будет принято британским правительством. Конечно, от него одного будет зависеть восстановление между русским и великобританским посольствами в Тегеране того единодушия в целях и в образе действий, которого мы так искренне желали достигнуть в 1834 году и которое так много способствовало -в ту пору упрочению внутреннего спокойствия персидской монархии.

Если английское министерство, как мы искренно этого желаем, решится вступить на этот путь, оно может быть вполне уверено, что найдет со стороны императорского представителя в Тегеране самую деятельную и самую добросовестную помощь. Полковник Дюгамель, назначенный нашим августейшим государем на место графа Симонича, так хорошо известен умеренностью своего характера, что одно его назначение уже служит самым ясным указанием того образа действий, которого ему приказано держаться, а его прежняя отличная служба есть самая надежная гарантия точности, с которой он сумеет исполнить предначертания нашего правительства в том, что касается персидских дел. [175]

Полковник Дюгамель, назначенный на место гр. Симонича шесть месяцев тому назад, но по необходимости замедливший отъездом, должен в настоящую минуту находиться очень близко от места своего назначения. Его присутствие неминуемо окажет полезное влияние на образ действий шаха, если только Англия захочет со своей стороны присоединить свои усилия к нашим, чтоб возвратить Персии внутреннее спокойствие, которое есть главное условие ее существованиями вместе с тем служило бы залогом мира для двух великих держав, призванных совокупно действовать на судьбы Средней Азии.

По приказанию императора предлагаю вашему сиятельству настаивать на этих соображениях при свидании с лордом Пальмерстоном, вручив ему копию с этой депеши. Мы позволяем себе надеяться, что чувства, которыми она внушена, будут по достоинству оценены британским кабинетом и что он отнесется к этому сообщению с предупредительностью, соответствующей искренно-доброжелательным намерениям нашего августейшего государя. Примите и проч.

«Русский архив», 1885, № 5, стр. 94-104.