-

В 1839 году отправлено было в Персию французское посольство, составленное не только из дипломатов, но также из людей военных, ученых и художников. Посольству было поручено, независимо от прямой цели, заключения торгового трактата, собрать о Персии разнородные сведения, и эти-то сведения обнародованы лишь недавно живописцем Фланденом, как редактором по литературной части. Конечно, время, протекшее с тех пор, уменьшило значение некоторых рассказов, и большая часть действовавших тогда лиц или умерли, или кончили свою общественную деятельность: но осталось не мало таких предметов, которые не утратили, по крайней мере, своего исторического значения. Первое замечательное лицо, встреченное Французами при выходе на берег в Требизонде, в исходе 1839 г.,был эрзерумский губернатор, Гафиз-паша, который, за полгода перед тем, командовал турецкою армией, разбитой при Незибе Ибрагим-пашею. Он обнаружил, сказывают, в этом несчастном для него сражении, величайшую храбрость, и оставил поле битвы только тогда, когда, после разбития [193] пехоты и кавалерии, уже не было никаких средств к сопротивлению. Сопровождаемый пятью, или шестью преданными офицерами, он искал спасения в горах Курдистана. Аттакованный здесь многочисленною шайкою Курдов, он защищался мужественно с своим небольшим конвоем и убил собственноручно двух разбойников. Но это было слабым вознаграждением за тяжкие удары, нанесенные ему судьбою. Гафиз-паша спас только жизнь свою: его палатка, блиставшая золотом и шелком, со всеми находившимися в ней драгоценностями, досталась в руки Египтян и была разграблена солдатами. Военная слава его рушилась в один день. Паша рассказывал о своих бедствиях с невозмутимым хладнокровием; он не сожалел об утрате своего имущества; но когда заводил речь о своем несчастии как воин, чело его хмурилось и старая черкесская кровь сверкала в мрачном огне его взгляда. Поражение его при Незибе, говорил он, произошло от неопытности наскоро набранных войск. В книге Фландена рассеяны в разных местах беглые заметки о персидской армии. По его уверению, Персияне храбры лично, а между тем приводимые им факты заставляют думать противное. Как бы то ни было, но едва ли, при нынешнем положении своем, Персия может иметь удовлетворительное войско. Почти все персидские офицеры, говорит Фланден, или отроки, или люди слабые духом и телом от безнравственного образа жизни; они видят в военной службе только средства к удовлетворению своего более нежели женского тщеславия, нося фантастические мундиры, чудовищные эполеты и брилиантовые ордена. По познаниям своим они не могут равняться даже с европейскими капралами, и потому неохотно смотрят на обучение солдат учителями, присылаемыми из Европы. По просьбе [194] Гуссейн-хана, приезжавшего, в 1838 году, посланником в Париж, двенадцать унтер-офицеров, выбранных с особенною осмотрительностью из полков пехоты, кавалерии и артиллеpии, отправлены были в Персию, в качестве инструкторов шаховой армии. Французское посольство нашло их в Таврисе, в самом бедственном положении, потому что персидские офицеры, боясь утратить свое значение, если допустят в ряды армии людей сведущих в военном деле, оставили французских унтер-офицеров не причем. И солдаты не лучше офицеров. Их ничто не привязывает к службе. Набираемые большею частию насильно, не зная определенного срока службы, неисправно получая жалованье и довольствуясь самым скудным продовольствием, они иногда чуть не умирают с голода. Шах вынимает из своей казны жалованье войску и отдает деньги первому министру, из рук которого они переходят последовательно в руки многочисленных низших чиновников, так что от двенадцати томанов, полагаемых на каждого человека, останется пять, или много шесть, когда они дойдут до бедного сербаза, да и то его заставят еще ждать не малое время. «Я видел, — пишет Фланден, — полк, который уже два года не получал жалованья. Иногда эти несчастные, доведенные до нищеты, возмущаются, требуют, с оружием в руках, уплаты жалованья, и достигают иногда таким путем запоздалого удовлетворения. Но, чаще всего, правительство находит удобнее распустить возмутившийся полк, который только и ждет этого. Распущенный полк заменяется новобранцами». Чины в Персии, вместо того, чтобы быть наградою за заслуги и познания, даются исключительно по родству, покровительству и интригам. От того князья, ханы, никогда не служившие, без малейшего военного образования, занимают, каковы бы ни были [195] их лета, важнейшие должности, которые не могут исполнять. Нечего и говорить, какую доверенность внушают они своим подчиненным и какова будет судьба армии, таким образом начальствуемой, если ей придется сражаться с европейскими войсками. По этому поводу Фланден рассказывает много забавных эпизодов из осады Герата в 1838 году. В особенности оригинален начертанным им портрет Хаджи-Мирзы-Агасси, старого муллы первого министра воображавшего себя отличным артиллеристом

«Этот дальновидный муж, — говорит Фланден, — приказал отлить на месте огромную пушку чудовищного калибра, для которой могли изготовить лишь малое количество ядер. Пущенные наобум в город, ядра перелетали через стены, и солдаты, восхищаясь баллистическими познаниями визиря, бегали подбирать драгоценные снаряды. Армия, облегавшая крепость, состояла не из одних войск, но из целого населения ремесленников и торговцев всякого рода. Она забрала с собою все, что было можно для продолжительного продовольствия; казалось, она хотела основать колонию насупротив осажденного города. Лагерь шаха имел вид города: в нем провели улицы, обставленные бесчисленным множеством палаток. Тут был и базар, и различные мастерские. Персияне, мало доверяя, по видимому, своей силе, или своим стратегическим сведениям, простерли предусмотрительность до того, что вспахали вокруг лагера поля, и засеяли их. Они не ошиблись. Осада тянулась так долго, что жатва была собрана». Хотя французские и английские офицеры неоднократно принимались за обучение войск шаха и даже успели, по видимому, в этом предприятии, однако результаты, ими приобретенные, были непрочны. Фланден представляет печальную картину персидской армии, [196] часть которой стояла лагерем у ворот Испагани, под личным начальством шаха. Линии палаток были правильны; пушки в хорошем виде и охранялись часовыми; лошади сохранены как нельзя лучше; но на маневрах или на параде было совсем другое. Изорванные мундиры, грязные ремни, плохие ружья без кремня или без курка, солдаты в самом жалком виде, Офицеры умеющие только держать в руках шпагу и отдавать честь, таковы были тогда полки, собранные под достославным знаменем Льва и Солнца.

R. В.

Текст воспроизведен по изданию: Разные известия // Военный журнал, № 6. 1854