Необыкновенные похождения и путешествия Русского крестьянина Дементия Иванова Цикулина, в Азии, Египте, Восточной Индии, с 1808 по 1821 год, им самим описанные.

(Рукопись сия сообщена нам из Москвы, почтенным П. А. Мухановым. Представляем ее нашим читателям, как удивительный пример ума и решительности простого Русского народа: мы сделали весьма мало поправок в слоге, желая сохранить всю оригинальность рассказа, и выкинули только некоторые повторения. — Само по себе разумеется, что мы не можем ручаться за достоверность всех происшествий, точно также, как и за рассказы всех путешественников, которым читатель должен верить на слово. Впрочем, Автор сих Записок, кажется, не имел никакой нужды отступать от истины. Замечания его о разных странах тем любопытнее, что люди простого звания весьма редко отдают отчет в впечатлениях, ощущаемых ими при виде предметов новых и необыкновенных. — Некоторые ошибки в собственных именах мы поправили по смыслу. Изд.)

Родился я, Никулин, Рязанской губернии Зарайского уезда в селе Ловцах, в вотчине помещика Павла Михайловича Г. Ласунского, у которого с 15 года от рождения своего до 28 летнего возраста находился в услужении. На 29 году от роду, именно 1808 года, отправился я с законным паспортом в город Астрахань, для отправления там должности при питейных сборах. Оттуда, в [349] начале того ж 1808 года, по договору с Астраханским купцом Яковом Кузминым Селиным, подрядился я плыть на судах с разными его товарами в Каспийское море, а потом в Персидскую пристань Зензели 1. По прибытии в оный в том же году, вознамерился я посетить Св. град Иерусалим, и поклониться Св. местам. Оставив в Персидской пристани своих единоземцев, пошел я в город Ряшм 2, где познакомился с одним Армянином, который умел говорить по Русски, и когда я пересказал ему [350] о моем предприятии, то он нашел мне до города Багдада попутчиков, коим, за проезд на верблюдах, заплатил я 12 червонных. На сем пути напали на нас, в ночное время, Персидские разбойники, которые всех моих товарищей перерезали, а мне дали три раны, как то: в щеку, разрезали губу и под правым ухом, рассекли шею; сии знаки и теперь еще видны. Потом бросили меня в одной рубашке. Когда же я, по прошествии некоторого времени, пришел в чувство, то с большим усилием едва мог вползти в ущелину горы, и таким образом, скрываясь от разбойников, спас утомленную жизнь свою. После того, по необходимости, принужден был я продолжать путь свой, и в течение 7 дней, питался только травою и утреннею росою. Утомленный гладом и жаждою, я лег между двумя камнями, при подошве большой горы, ожидая смерти. В это время случилось выехать из города на охоту Кармашанскому Хану 3 [351] (так называется тамошний владелец), и охотничьи собаки, нашедши меня полумертвого, начали лаять. На лай собак прискакали охотники, и взяв меня, отвезли к Хану, который приказал отвести меня в свой дом, где накормил, одел и успокоил. Спустя несколько времени, Хан, узнав что я Русский и Христианин, стал принуждать меня к принятию бусурманской веры. Я противился тому со всевозможным усилием, почему Хан начал меня терзать разными мучениями, которые продолжались довольно долго. Но как я терпеливо сносил угрозы и побои, и решительно отказался от принятия бусурманского закона, то Хан заставил меня пасти его скот, как то: лошаков, верблюдов и катров. В сем состоянии я находился 3 года и 4 месяца, претерпевая разные тиранские истязания. — Здесь признаю нужным сказать благосклонному читателю о Персидском хлебопашестве и различных обыкновениях. Они хлеб сеют не так, как Россияне, и пашут землю не сохою, а разрывают оную лопатою железною или заступом. Разрытую таким образом землю делают грядами, и из гряды в гряду делают проход воды; сеют все пшеницу, а черного хлеба [352] у них вовсе нет. Они пекут чуреки, подобные Российским блинам. На растущий хлеб, также на разные плоды, овощи и в виноградные сады, напускается вода, потому, что в той стране дождей бывает очень мало, так, что если не напускать воды, то и хлеб родиться не может. Сия напускная вода проводится из рек и ключей, посредством каналов. По причине сухости грунта, напускают ее чрез каждые два дни, и только в сырую погоду один раз в неделю. За позволение наводнять свои пашни и сады, жители платят дань своему Владельцу Шах-Заде, или по Русски, Великому Князю. О прочих обыкновениях скажу, что я успел заметить. Если кто нибудь из них убьет своего единоземца, тот старается тотчас убежать. Ежели сродники убитого не схватят убийцу, то стараются убить кого нибудь из родни виновного, который если будет пойман, то представляют его Шах-Заде, который приказывает на месте лишить его жизни. Иногда, по согласию сродников убитого, виновный платит за себя окуп; но сие бывает очень редко. Казни в сей стране ужасны. Преступника выводят на публичное место, и сажают со [353] связанными руками. Тогда является Уста или палач: он, вынув кинжал, начинает его мучить; сперва исколет грудь кинжалом, а после того даст 15 или 20 ран. Преступник, испуская жалостные вопли, остается еще живым от сего первого истязания: тогда уже, разрезав ему живот, палач вынимает из него внутренности, и таким образом лишает жизни в жесточайших мучениях. Наконец сродники казненного преступника покрывают тело его рубашкой, и оставляют на том же самом публичном месте на трое суток, а на четвертые берут его и, притащив к речке, обмывают тело, и закрыв раны хлопчатою бумагою, кладут во гроб, и бросают в какое нибудь нечистое место. Если кто что нибудь украдет и будет пойман, тому в первой раз отрубят только руку, а во второй другую, в третий отрубят одну ногу, в четвертой отрубят другую, в 5 раз отрубят уже и голову. Самые легкие наказания, как например, от господ своим слугам, состоят в том, что виновного человека посадят в ярмо, и бьют батогами по ногам, и после того, нигде не дают ему убежища и утешения. Но если мне говорить подробнее о [354] всех их бусурманских обычаях, то всякому правоверному Христианину будет даже неприятно слушать; прибавлю только следующее: если из Персиян умрет человек достаточный, то отказывает после себя своим родственникам до пятидесяти тысяч рублей, с тем единственно, чтобы они похоронили его в Кобле, и отвезли в Мошад, где их Магометанское провалище. Конвойным дорого платят за труды до самого Кобле, и от города Багдада на 15 переходах, где хоронят таковых покойников, которых возят на верблюдах. Говорят, что Шах Персидский имеет у себя до 160 жен, и что у сих Владетелей бывает до 40 сынов и до 70 дочерей. Более же сего, об их обыкновениях, я, за долгопрошедшим временем, упомнить не могу. В Персии работают разные материи, шали, и лучшие Персидские платки; выделывают разный шелк и самые лучшие Испаганские китайки, и торгуя между собою сими товарами, препровождают оные в разные земли. — Наконец я должен уведомить читателя и о последующих моих несчастиях. Случилось, что в их посте, около полудня, проезжали мимо пасомого мною стада, Крутские [355] разбойники 4, которые всю скотину мою угнали, и меня самого взяли в плен. По прошествии недели, продали меня Сардару (Сардар, Персидское слово, значит предводитель, полководец. Изд.), своему владельцу, за 30 арьялов, которые также, как и первые мои господин, принуждал меня принять Магометанский закон. Я с великим усилием от сего отказался, за что год и 7 месяцов претерпевал разные гонения от Сардара, от которого однако ж я успел уйти в Багдадскую область. Как только Сардар узнал о моем побеге, то в то ж самое время послал своего сына с охотничьими собаками везде искать меня. В это время я лежал в самородной, при горе пещере, расстоянием от жительства Сардарова верстах в 20. Собаки, прибежавши к сей пещере, нашли меня. Охотники, услышавши лай собак, и известив о сем Сардарского сына, скоро прискакали к моему убежищу. Сардарский сын приказал вытащить меня из пещеры и надеть мне на шею петлю, потом велел привязать меня на веревку к своему [356] седлу, сам поехал вперед, охопиникам велел сзади погонять меня, я бежал за ним привязанный до самого Сардарского дома. После того он представил меня как осужденного отцу своему, который приказал привязать меня к стене, посадить в ярмо вверх ногами, и бить батогами до смерти. — Слуги его с такою жестокостью исполняли это приказание, что у меня изо рта пошла кровь; тогда увидевши жена Сардара таковые смертельные надо мною истязания, начала со всяким усилием просить его, чтобы он простил и освободил меня. — Сардар, убежден будучи просьбою жены своей, приказал снять меня со стены, и зарыт в конский навоз по шею. Тут долго я лежал без памяти; а когда очувствовался, то опять взяли меня и привели к Сардару. Сардар снова грозил мне неизбежною смертию, если не приму неправедного их закона. Тогда я лишился сил и терпения, и устрашившись смертной казни, молил Сардара, чтобы он дал мне отсрочку, по причине яко бы бывшей в то время во мне боли, на 3 только дня! Сардар, видя мое слезное прошение, согласился на это: я же, хотя и просил у Сардара сказанной отсрочки, обещая в это [357] время надуматься к принятию Магометанского закона; но намерение мое было совсем другое. В то время находилась у Сардара в плену Грузинка, Христианской Веры; она, в течение тех трех дней, старалась найти надежное к побегу средство. Во вторую ночь она принесла два шеста, кои, с помощию ее, я перевязал веревками; один шесть перекинули мы чрез стену, а другой поставили по удобности на камень, и таким образом я, переправясь чрез стену, убежал в горы, где нашел, близ ракитового куста, пещеру, в которой и скрывался до утренней зари. На другой день, Сардар, узнав о моем побеге, вторично послал своего сына искать меня по разным местам. Хотя же охотничьи его собаки и опять нашли меня, но в то же время увидев бегущего мимо моей пещеры зайца, бросились за ним; за собаками погнался Сардаров сын, и все охотники удалились скоро в другую от меня сторону. Сим-то случаем я спасся от неизбежной смерти, и когда охотники совсем от меня Скрылись, то я из пещеры вышел в ночное время, и целые шесть дней продолжал по ночам путь, а при наступлении 7 суток нечаянно попался Болбазскому [358] Владельцу, который взял меня к себе в дом, и принуждал также принять их неправедный закон. Но я и тут по возможности сопротивился, за что более года сносил тяжелые работы. Наконец господин мои, призвав меня к себе, вынул кинжал, и сказал мне: «я изрублю тебя, если ты не примешь нашего закона». В страхе, я отвечал, что соглашаюсь; тогда он мне примолвил, что если я приму их закон, то он даст мне особенный дом, довольное количество скота, и все потребное к независимой жизни. На другой день он прислал Усту, чтобы меня обрезывать, но я сказал ему, что очень болел. Уста тот же час доложил о сем Хану, и что я прошу для обрезывания отсрочки. Хан приказал меня покоить до выздоровления. В скором после сего времени Хан собрался ехать в Аравию, взяв с собою 8 человек вооруженных воинов, и девятого меня, препоручив мне верблюда навьюченного провизиею. Где они останавливались кормить лошадей и обедать, там я должен был все им приготовлять, подавать хлеб, питье и прочее, а по окончании обеда, накладывать в Хаской кальян табаку. Мне приказано было все оное иметь [359] всегда в чистоте и в готовности. Когда Хан замечал, что кальян не чист, тогда, вздернув меня к верху ногами, приказывал бить палками. В то время я проезжал с ним Арабскими горами: Иркуком, Дампилем, Шустаром и Филиею, в коих Хан покупал разные торновые (?) шали, многие шелковые материи, лучшие Персидские плашки и прочие товары. После же сего возвратился в свой дом, и по прошествии нескольких дней, призвав меня к себе и обратясь ко мне, как бы с некоторою веселостию, сказал мне: «что ж ты, Джафар Чуфар примешь ли наш закон? Я дам тебе жену и собственный дом, немалое количество скота, и все то, что для тебя будет потребно». Но так как я не соглашался; то он призвал к себе ближних своих слуг, приказав плевать мне в глаза и ругать меня. Я закрыл свои глаза, и горько плакал. При сем случае Хан столько на меня рассердился, что ударил меня столь сильно рукою по правой щеке, что я никак не мог на ногах устоять. После сего заставили меня чистить конюшни. Сия работа послужила к большему моему счастию: ибо я, по прошествии двух дней нашел [360] надежное средство убежать в Аравию. Но и в сем новом предприятии постигло меня несчастие; ибо, проезжая чрез горы, на 3-й день после моего побега, был я схвачен Арабами, и ограблен до нага. После сего случая пошел я в Турецкую землю, шел большею частию по ночам, то спасаясь от вторичного нападения Арабов, то укрываясь от солнечного жара, и целые 8 дней питался травами и утреннею росою. В 9 уже день столько был уже истощен от жажды и изнурен в силах, что ожидал себе безвременной и скорой смерти, стал на колени, и молил Всевышнего Бога о помиловании. Вдруг выходит из за горы лев, которого увидев, я устрашился, и упал на землю; лев не дошел до меня саженей за 5, остановился, и выпустил что-то изо рта своего, и после сего, как я мог заметить, отошел назад саженей на 20, стал на задние лапы и зарычал громко. Я до тех пор в страхе смотрел на него, пока он совсем из виду моего скрылся между горами, и как совсем не стало его слышно, то я встал, пошел к тому месту, где он останавливался и рычал, [361] и нашел обгорелый хлеб 5, который разбив камнем, средину оного съел, и тем подкрепил ослабевшие мои силы. Остальные корки подобрав, взял с собою, и пошел в ту сторону, в коей скрылся от глаз моих лев. Я шел по его следам, и в скором времени, к крайнему своему удовольствию, нашел источник, в коем размочил остальные корки, утолил голод и жажду, и уснул самым крепким и сладчайшим сном. Во сне видел я пастуха, который мне сказал: «куда ты зашел? здесь места опаснейшие; здесь множество лютых зверей и ядовитых животных». Он велел мне итти в след за львом, чтобы сыскать настоящий путь. Пробудившись, я хотя не совсем поверил сну сему, однако пошел в след за львом, и пришел наконец к реке Шату. Тут увидели меня неизвестные, мне по чертам лица и одежде люди, проезжавшие в город Багдад, который расстоянием от древнего Вавилона верстах в 70. Они меня [362] остановили и спросили, кто я таков? и как я им объяснил, что я Россиянин, то взяли меня с собою, и посадив на катру, довезли меня до самого Багдада, в коем, по существенной необходимости, представили меня к тамошнему Губернатору Давиду Паше, который, как я после узнал, был родом из Грузинской земли.

(Продолжение впредь.)


Комментарии

1. Зензели. Собственно Зинзилин не есть город, но залив в юго-западной оконечности Каспийского моря. Изд.

2. Ряшм, читай Ряшт, или Решт, торговый город на южном берегу Каспийского моря, отстоящий от оного на 6 или 7 верст, и построенный при реке Сияруд, впадающей в оный залив. Изд.

3. Кармашанскому Хану, читай: Кирманшанскому Хану. Кирманшах, известный Персидский город, в расстоянии около 200 верст от Багдада. Ханами в Персии называются Губернаторы. Изд.

4. Крутские разбойники, читай Курдские, Курды. Изд.

5. Вероятно брошенный каким нибудь странником. Впрочем происшествие сие весьма необыкновенно, и мы предоставляем читателям нашим решить степень его вероятия. Изд.

Текст воспроизведен по изданию: Необыкновенные похождения и путешествия русского крестьянина Дементия Иванова Цикулина, в Азии, Египте, Восточной Индии, с 1808 по 1821 год, им самим описанные // Северный архив, Часть 14. № 8. 1825

© текст - Булгарин Ф. В. 1825
© сетевая версия - Thietmar. 2019
© OCR - Иванов А. 2019
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Северный архив. 1825