БОРОЗДНА В. П.

КРАТКОЕ ОПИСАНИЕ ПУТЕШЕСТВИЯ

РОССИЙСКО-ИМПЕРАТОРСКОГО ПОСОЛЬСТВА В ПЕРСИЮ В 1817 ГОДУ.

ВАСИЛИЯ БОРО3ДНЫ,

Коллежского Ассессора и орденов

Св. Анны третьей степени и Персидского Льва и Солнца второго класса кавалера

ГЛАВА ПЕРВАЯ.

Назначение Посольства в Персию. — Штат оного. — Отъезд из Тифлиса. — Путешествие до границы Персидской. — Описание дороги и достойных примечания мест. — Горы Агзыбеюк и Безабдал. — Встреча Посольства на границе.

Миролюбивые свойства Великого Монарха Российского, имея целию скрепит союз, соединяющий Высокую Державу с государством Персидским, ознаменовались назначением чрезвычайного Посольства в Персию. ЕГО ВЕЛИЧЕСТВО ГОСУДАРЬ ИМПЕРАТОР избрал для сего одного из [2] отличнейших своих Полководцев, известного воинскими достоинствами, одаренного высоким умом и обширными сведениями, пламенеющего усердием к Царю и Отечеству. Генерал-Лейтенант Ермолов, указом 29 Июня 1816 года, Высочайше наименован чрезвычайным и полномочным Российско-ИМПЕРАТОРСКИМ Послом ко двору Персидскому; и, в скором после того времени, назначен Командиром отдельного Грузинского корпуса и Главноуправляющим гражданскою частию в Грузии, и губерниях Астраханской и Кавказской.

Штат Посольства, как Высочайше утвержденный, так и по усмотрению Посла добавленный, состоял из следующих чиновников: [3]

Советники Посольства:

Действительные Статские Советники: Негри и Соколов.

Секретарь:

Коллежский Советник, Худобашев.

Маршал Посольства:

Лейб-Гвардии Семеновского полка Капитан Ермолов.

Кавалеры Посольства:

Лейб-Гвардии Семеновского полка Штабс-Капитан Князь Бебутов.

Л. Г. Преображенского полка Прапорщик, Граф Самойлов.

Свиты ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА по Квартирмейстерской части Порутчик Боборыкин.

Чиновники Посольской Канцелярии:

Коллежский Секретарь, Бороздна.

12 класса, Рикард. [4]

Магистр, Ярцов.

Подпорутчик, Мадатов.

Доктора:

Коллежский Советник, Мизарович.

7 класса, Миллер.

Аптекарь:

Ауфмордт.

Живописцы:

Академик, Мошков.

Барон Корф.

Грузинского Корпуса Обер-Квартирмейстер:

Полковник, Иванов.

Офицеры Гвардейского Генерального Штаба:

Штабс-Капитан, Муравьев.

Порутчик, Рененкампф.

Подпорутчик, Щербинин.

Офицер по Квартирмейстерской части:

Штабс-Капитан, Коцебу. [5]

Прапорщик Воейков.

Колонновожатый, Лачинов.

Адъютант Его Превосходительства:

Лейб-Гвардии Казачьего полка Штабс-Ротмистр, Князь Бекович-Черкасский.

Л. Г. Артиллерийской бригады Порутчик, Попов.

Священнослужитель.

Протоиерей, Авраамов.

Капельмейстер:

Коллежский Регистратор, Парижский..

Фельдъегери:

Порутчик, Стабуш.

Матвеев.

Толмачи:

Капитан, Назаров.

Прапорщики,

Бегларов.

Али-Ханов.

 

Хорунжий, Мацеряков. [6]

Полициймейстер:

Подпорутчик, Федоров.

При подарках:

Губернский Секретарь Летошинский.

Черкесы:

Князь Джумбулат Джанхотов, и при нем четыре узденя.

Конвой:

12 Донских и 12 линейных козаков.

Воинская команда:

24 гренадера.

24 музыканта.

Кроме сего, Посольство имело при себе довольное число слуг, с коими путешествующих было более двух сот человек.

__________

Посол прибыл в Тифлис, в конце Октября 1816: чиновники же свиты его собрались в [7] разные времена того и следующего года. — Его Превосходительство, вступив в управление Высочайше вверенного ему края, восхотел вникнуть во все предметы оного; а потому отъезд Посольства в Персию не мог последовать прежде 17 Апреля 1817. — Но в сие время Генерал Лейтенант Ермолов, поручив, на время отсутствия своего из Грузии, управление различным частями достойнейшим подведомым ему особам, вступил на дипломатическое поприще.

По неудобству дорог, в предлежащем путешествии, Посольство должно было ехать верхом. Тяжелый обоз состоял из осми фур; а чиновники имели известное количество лошаков, для навьючения своих экипажей. Посол имел для себя небольшие [8] дрожки. Таким образом, по учинении нужных распоряжений, назначено было для отъезда, 17 Апреля.

В сей день, после прощального собрания у его Превосходительства, чиновники Посольства приглашены были на обед к Генерал-Маиору Кутузову, назначенному Командиром Грузии, на время отсутствия Г. Л. Ермолова.

Благочестие и вера суть две великие опоры, в великих предприятиях. Часа чрез два после обеда, отправились мы по дорожнему верхами в Собор, называемый Сион, где его Высокопреосвященство Митрополит Варлаам, с главным Духовенством, отправил молебствие о благополучном отбытии Посольства, и окропил святою водою в путь путешествующих. В храме теснилось множество [9] народа, желавшего еще раз насладиться лицезрением высокого Наместника Великого Государя. Наконец выехали мы из Тифлиса, в сопровождении многих сановников, дворян и купцов сего города, обязанных живейшею благодарностию Г. Командующему, привлекшему сердца всех жителей, попечительностию своею и благодетельным началом управления.

До ночлега нашего, который был в 23 1/2 верстах от Тифлиса, в принадлежащем Князю Орбелианову селении, Коды, ехали мы по прекрасной дороге. Везде видны были зеленеющиеся нивы: по правую сторону, оставили мы несколько малых деревушек. Селение Коды имеет вид, общий со всеми Грузинскими деревнями: крестьяне живут в дурных [10] землянках, в коих неопрятность в высшей степени. Замок владетеля есть нечто иное, как высокое четырехугольное строение, имеющее для входа дурные лестницы, а для наружного украшения деревянный, зыблющийся балкон: он выстроен частию из кирпича, а частию из каменьев. Внутренность покоев расположена, по обыкновению Грузинских комнат, то есть, без всякого порядка; пол устлан кирпичом, большие камины занимают средину одной из стен, и несколько старых стульев составляют всю мебель. Посол с некоторыми почетными особами занял дом сей; прочим чиновникам отведены были сахли, или землянки; но многие предпочли ночевать на открытом воздухе; ибо ночь была тихая и прекрасная. [11]

На другой день, 18 числа, продолжали мы путь по хорошей дороге; переправились чрез реку Алгет в брод; а экипаж наш шел чрез крутой каменной мост, составляющий посредине тупой угол. Вправо не вдалеке видень был так называемый Анлагир, то есть, белый Замок, принадлежавший Царице Дарии, а ныне поступивший в казну, в коем находится запасный магазин, а для охранения, рота солдат. Мы поворотили от него влево, и переправлялись в брод чрез реку Кцио, или храм. Вода была велика и быстра; лошади шли в ней выше брюха, и как бы увлекались волнами, дрожки посольские перевозили на Арбе (Арба есть повозка, употребляемая как в Грузии, так и в Персии, о четырех, а иногда о двух весьма высоких колесах.) [12] Картина переправы нашей чрез сию реку являла вид прекрасной. Более двух сот всадников, выбирающих лучшее для переправы место, столько же вьючных лошадей, быстрота воды, ужасное брызганье со всех сторон: все сие побудило одного из артистов наших написать сию картину. После сего продолжали мы путь по ровной дорог, до селения Эмир-Айвазлу. Сделав в сей переход 20 1/2 верст, расположились мы у оного лагерем, в приготовленных на прекрасном лугу войлочных кибитках, и пробыли тут до следующего утра. Отсюда видна цепь гор Бамбакских, которые возвышались впереди нас, и коих вершины покрыты были снегом.

19-го Апреля, выехали мы из Эмир-Айвазлу. В недалеком [13] от него расстоянии, в право от дороги, находится Татарское кладбище, заключающее в себе несколько памятников и могил, кои, как вообще, у Магометан, состоят из камня, лежащего на земле, и другого, вертикально поставленного к стороне Мекки. Мы продолжали путь, между прекрасными по сторонам дороги кустарниками. На половине перехода отдохнули, обедали, и продолжали путь тенистыми рощами, кои то на возвышениях, то в глубоких оврагах, представляли очаровательные картины. Дорога отчасти была каменистая и трудная; но цветущие деревья, приятная прохлада, журчание ручейков, склоняющее путешественника в тихую задумчивость, заставляли нас забывать все беспокойство. Мы остановились у Ах-Корпи, [14] или бабьего моста, расстоянием на 41 версту от Эмир-Айвазлу. Мост сей наведень чрез прекрасный ручеек, протекающий по каменьям, и доставляющий чистую, весьма вкусную воду. Перед оным, как бы, нарочно, среди густой рощи, находится площадка, где разбит был для нас из кибиток лагерь. Вечер был тихой и приятной, и мы ужинали на открытом воздухе.

20-го оставили мы лагерь при Ах-Корпи, и мало по малу, начали подниматься среди рощ, по каменистой дороге, на весьма высокую гору; на самой вершин ее, но обеим сторонам дороги, лежат два большие камня, и представляют как бы пасть отверстую; почему называется гора сия Агзы-Беюк, что, в переводе с татарского, значит большая пасть. [15] Русские же называют место сие волчьими воротами. Отсюда начали мы спускаться по дороге, лежащей над глубокою пропастью; ветер был так силен, что лошадь часто содрогалась, и один дурной шаг ее мог бы стоить седоку жизни. Рощ более не стало; дикая природа представилась нам в суровом вид. Спустясь в горы Агзы-Беюк, расположились мы на равнине, в приготовленных для нас кибитках. В нынешний переход сделали мы 18 верст. Весьма сильной и пронзительной ветер продолжался во весь день, и прерывал безмолвие, в коем мы находились, удалены будучи от всякого жилища человеков, —

21-го Апреля, продолжали мы шествие, встречая по дороге легкие подъемы и спуски. Посол и [16] некоторые из нас, взявши от дороги вправо, поднялись на высокую гору, на которую лошади взобрались с большою трудностию.. Несколько раз, из жалости к бедному животному приходила мне мысль воротиться назад: но, дабы не отстать от прочих, я понуждал коня, и мы очутились на вершине горы. Здесь глазам нашим представилась впереди цепь гор Бамбакских, во всем ее блеске; вершины покрыты были снегом. На противной стороне едва мелькали снеги гордого Кавказа: из чего заключили мы, что находимся на чрезвычайной высоте. Тут подкрепили мы силы свои легким завтраком и спустились с горы пешком. После чего продолжали путь до переправы чрез каменную речку, в 17 верстах от урочища Агзы-Беюк; [17] тут отдохнули, в ожидании, пока переправится тяжелый экипаж. Сия переправа, называемая Джелал-Оглу, достойна, чтоб сказать о ней пространнее. Берега каменной речки представляют совершенную бездну: они состоят из скал и из больших отдельных камней. Дорога вниз проведена излучинами; неровные камни, ужасными громадами тут лежащие, заставляют лошадь на каждом шагу спотыкаться; внизу чрез реку наведень деревянный мост. Подъем на противулежащий берег, хотя не много легче спуска, но большие выдавшиеся каменья делают также дорогу весьма беспокойною; фуры переносили на руках; ибо ни лошади, ни быки не в состоянии были встащить оных. Мы ехали вдоль по каменной речке, коей берега, [18] по мере возвышения земли час от часу становились крутее, так что, стоя на самом берегу речки, мы не могли видеть воды: ибо речка узка, и противный берег закрывал от нас ужасную пропасть; на оном видны остатки древней крепости Лори, в которой стоит команда солдат Российских. Тут каменная речка имеет легкой поворот, а внизу малой мостик для сообщения с другим берегом. Близь дороги видны остатки древней Армянской церкви, с некоторыми на сем языке надписями. Далее мы ехали по ровной дороге. До так называемого Лорийского поста, находящегося у подошвы горы Безабдала.

22-го начали мы подниматься на гору Безабдал, продолжительный сей подъем запирал дыхание у [19] лошадей; одно возвышение скрывало от глаз другое, ветер был пронзительный. Гора сия усеяна рощами и ограничивается во многих местах большими оврагами: что представляет редкие картины. Спуск с нее имеет крутой поворот вправо. После сего, ехали мы несколько верст по речке Безабдалу, протекающей в дефилее; в коей, от таяния снега, вода прибыла значительно; неровной камень под водою угрожал на каждом шагу падением. Дорога здесь вообще самая неудобная, почему для провоза фур, за нами следовавших, употреблены были, в продолжении двух дней, чрезвычайные усилия отряженных для того солдат. Далее продолжали мы путь, по легкому скату до моста, на речке Бамбак. Прекрасные рощицы, [20] обработанные нивы, прелестные луга, на скате Бамбакских гор, являли живописную картину. От моста взяли мы влево, и, проехав несколько верст вдоль помянутой речки, прибыли в Караклис (Собственно Кара-килиса, Татарское название, которое значит черная церковь.). Армянское селение, получившее название свое от церкви в нем находящейся, выстроенной из черного камня. Храм сей, по видимому, весьма древний; внутренность оного представляет большую скудость. В окружности его находятся кладбище и старые ворота из того же камня. Караклис орошается помянутою речкою, Бамбак, извивающеюся здесь множеством рукавов. В селении сем стоит батальон Русских солдат и несколько орудий Артиллерийских; в нем есть [21] редут, небольшой базар, изрядные деревянные домы, построенные для Российских офицеров, и небольшая полковая церковь. Жители Караклиса большею частию Армяне; Татар в нем весьма мало. От Джелал-оглу до Караклиса считается 30 1/2 верст. 23 и 24 числа Апреля провели мы в сем селении.

25, выехав из Караклиса по прежней дороге, до мосту продолжали мы шествие свое вдоль по реке Бамбак, протекающей в дефилее гор. Далее, с правой стороны, подле самой дороги, находятся две каменные пещеры, из коих в одну мы входили. Внутренность оной весьма пространна: она имеет поворот влево, где малое отверстие сообщает самой слабой свет. Один из нас выстрелил из пистолета, [22] что произвело ужасной гул. Во время грозы загоняют стада в сии пещеры.

Мы видели также на дороге камень, скрывающий тленные остатки храброго Полковника Российской службы, Монтрезора. Во время осады Эривани Князем Цициановым, был он отряжен от славного сего Полководца, для доставления из Караклисского магазина съестных припасов; но дорога занята была неприятелем, с коим он принуждень был иметь частые сшибки. Монтрезор, не взирая на превосходство сил неприятельских, сражался столь храбро, что бывшие с ним двести человек погибли до единого; сам же он, защищая находившееся с ним орудие, убит последний. Могила сего [23] достойного сына Отечества должна быть почтенна для каждого Россиянина.

Столь славный подвиг не ставит ли его выше Леонида, которой будучи Царем, мог иметь в виду, храбростию защитить престол свой; а сей пожертвовал жизнию единственно по любви к Отечеству.

Мы продолжали путь по ровной дороге, до Армянского селения Амамлу, где отдохнули, и несколько позавтракали. Продолжая путь далее, видели мы, по сторонам дороги, остатки разоренных селений; и в сей день проехали тридцать пять верст.

Ночлег был в селении Бекант, где сильный дождь принудил нас войти в отведенную нам землянку. Нельзя довольно изъяснить всей мерзости сего жилища. Вошедши в сени сквозь [24] несколько смрадных закоулков, пришли мы в отведенную для нас часть сего подземелья: два или три бревна, в виде колон, отделяли альков наш от места, где стояли лошади, лошаки и рогатой скот, или лучше, служили препятствием, чтобы сии четвероногие не наступили на нас. Тяжкие испарения спирали дыхание; для пропуска воздуха сделано было вверху отверстие, которое тогда закрыли, по причине проливного дождя.

Я всегда был далек от великолепия, имея бурку вместо мягкой постели и седло для изголовья, всегда засыпал крепко; ибо душа моя была покойна; со всем тем не мог я пролежать тут более получаса; и если бы с товарищем моим не вышел ощупью в сени, то кажется дыхание могло [25] бы остановиться. Мы провели ночь в сенях, где косой дождь несколько измочил нас.

26-го Апреля, оставили мы Бекант и поднимались на гору по болотистой и наполненной каменьями дороге. Ветер, дождь и град сопутствовали нам до самого селения Гумры. Когда мы спустились с помянутой горы, то открылись пред нами с правой стороны Карские горы, находящиеся в Азиятской Турции. Отсюда продолжали мы путь по ровной дороге: но грязь, вьюга, а особенно град, большими крупинами сыпавшийся прямо в глаза нам, делали дорогу слишком неприятною. От Беканта до Гумр считают 27 верст. В сем последнем селении, нашли мы изрядные домы, руками Русских построенные; и хотя некоторая часть оных [26] в земле, но чистота их и опрятность были для нас весьма драгоценны, особенно после вчерашней квартиры.

Селение Гумры принадлежит Армянам; оно орошается несколькими ручейками. Для безопасности сего места, весьма близкого к границам Персии и Турции, находятся здесь две роты солдат и несколько артиллерийских орудий. В нем видны остатки древней крепости; также развалины древней мечети из черного камня; полковая церковь весьма низка, подобно здешним домам. Из сего селения видны, со стороны Персии, горы Алагяз и Абаран, коих вершины всегда покрыты снегом; а со стороны Турции помянутые Карские горы.

27 и 28 провели мы в Гумрах, а 29 продолжали путь по ровной дорог. Проехав несколько, приближились мы к реке Арпачаю, составляющей границу между Россиею и Турциею; на противном берегу виден вал, называемый Баш-шулавер, имевший в старину крепость сего же имени; подле него находится Турецкая деревня. Мы ехали вдоль по Арпачаю до разрушенного караван-сарая, называемого Чиперлы, у коего разбит был для нас лагерь; место сие весьма каменисто. Чрез реку некогда находился прекрасной мост, коего видно только основание и малая часть арки на противуположном берегу. Недалеко отсюда существуют развалины древнего Армянского города, Ана. Вдали мелькает гора Арарат. Здесь посетил Посла присланный от Карского Паши оруженосец, по имени Селиктар [28] Товсун-Ага, человек приятной наружности и хорошего обращения, с приветственным письмом, на которое Посол отвечал, сделавши посланцу подарок. Точное расстояние от Гумр до Чиперлы неизвестно, равно как и следующих переходов до города Эривани.

На другой день, то есть, 30 Апреля, встречали мы по каменистой дороге небольшие спуски и подъемы. Верст за шесть до селения Талынь, на границе, отделяющей владения наши от Персидских, встретил Посла один из знатнейших вельмож двора Шахского, Аскер-Хан, тот самый, который, в царствование Буонапарта, был посланником во Франции. Нынешняя обязанность его состояла в препровождении Российско-ИМПЕРАТОРСКОГО [29] Посла, от пределов Персии, до Резиденции его Шахова Величества. При нем находился племянник его, Назар-Али-Бек, бывший также во Франции с дядею, и несколько объяснявшийся на Французском языке, и племянник Эриванского Хана, по имени Субхан-Кули-Хан, с несколькими чиновниками, многочисленною свитою и конвоем. После надлежащих приветствий с обеих сторон, продолжали мы путь до Татарского селения Талынь, где со стороны Персиян, разбит был для нас лагерь. В одной палатке, отличавшейся величиною и красивостию от прочих, помянутый Мемендарь (Персидское слово Мемендарь значит пристав, провожатый.) Аскер-Хан, принял Посла и его свиту, и угощал [30] Азиятскими сластями, шербетом и Калиуном, или Персидскою трубкою, по их обычаю.

Талынь, по видимому, был прежде довольно обширной город; остается разоренная крепость с высокою башнею, и не много обитаемых жилищ. Улицы так загромождены разрушенными домами, что их разобрать не возможно.

В сем селении заготовлены были, со стороны Персидского правительства, лошади, верблюды и лошаки, равно как и продовольствие для Посольства. [31]

ГЛАВА ВТОРАЯ.

Выезд из Талыни. — Армянский монастырь, Эч-Миадзин. — Гора Арарат. — Встреча пред городом Эриванью. — Пребывание в сем городе, и описание оного.

Мы уже переступили черту, отделявшую нас не только от Отечества, с коим давно простились, но даже и от иных племен, причисленных к могущественной державе Российской.

1 Маия, выехав из Талыни, в сопровождении помянутых Персиян, продолжали мы путь по грудам каменьев; лошади на каждом почти шагу спотыкались; но далее дорога была лучше. Несколько верст ехали мы вдоль по берегу озера Кара-су (черная вода) у коего, после долгого пути, [31] отдохнули, по причине чрезвычайного жара и усталости лошадей. Тут было разбито несколько палаток, где легкой завтрак подкрепил наши силы. Вода помянутого озера солона и вместе горька; по причине находящихся в окружности солончаков; почему и запасено было немного годной воды, которую разделяли мы между собою весьма скупо. Отсюда поехали мы далее, коснулись близ самой дороги находящегося небольшого селения, и переезжали вброд множество ручейков. Верст за шесть до монастыря Эч-Миадзина (По Турецки: Юч-килиса, то есть, три церкви, верстах в 40 от горы Арарата, всегдашнее местопребывание Патриарха Армянского.), встретили нас верхами пять Армянских Архиепископов; а версты за полторы, и сам [33] Патриарх Армянский, Ефрем, на прекрасной лошади, с золотою сбруею, сопровождаемый одним Архиепископом. Наружность необыкновенного старца внушала почтение к летам его и сану; но всего более, к какому-то смирению и чистосердечию, напечатленным в чертах лица его. Он имел на себе знаки орденов Российских Св. Александра Невского и Св. Анны. Мы сошли с лошадей, и приняв благословение от его Святейшества, продолжали путь к монастырю.

По обеим сторонам дороги, видно несколько Армянских селений, окруженных прекраснейшими лугами, коих жители собрались во множестве в монастырь, по случаю ожидания туда Посла. Колокольный звон сопровождал шествие наше. По въезде в [34] первые ворота, на обширной двор, сошли мы с лошадей; ибо у вторых ворот ожидало Посла все Духовенство в облачении с образами и хоругвями, в числе коего был и Патриарх, близ самого монастыря нас упредивший. Шесть Диаконов в митрах, с курящимися кадилами, предшествовали Послу до самого входа в отведенные ему покои; прочий духовный причет воспевал священные гимны. Его Святейшество принял Посольство в большой прекрасной зал и угощал чаем.

По сказаниям, Эч-Миадзин построен за 1517 лет. Гора Арарат представляется здесь во всем ее величии; она находится на ровном месте, так, что видна сверху до низу; вершина ее покрыта вечным снегом. При воззрении на сию гору, [35] путешественник переносится мыслями в века отдаленные, когда род человеческий готов был истребиться, но когда десница Вышнего, избрав достойнейшего из людей, и спасши его на сем месте с семейством, возобновила падшее человечество. Монастырь Эч-Миадзин, или как называют его Персияне Турецким названием Юч-Килиса, окружен каменною стеною, и заключает в себе большой прекрасной дом, образующий несколько дворов. Покои оного устроены в Азиятском вкусе; те кои отведены были Послу, отличались от прочих великолепием. В приемной комнате арабески с позолотою и пространные окна из разноцветных стекол, пленяют взоры. Церкви в монастыре построены из серого гранита. На одном из [36] дворов находится изрядный сад, в коем прекрасные вязы доставляют сень в жаркое время; а находящийся тут бассейн с тремя фонтанами, приятную прохладу. В монастыре есть Армянская школа.

2-го Маия г в одиннадцать часов, слушали мы в соборной церкви молебствие, которое совершал Патриарх с главнейшим Духовенством, и в коем упоминаемо, было о здравии, и долгоденствии ИМПЕРАТОРА АЛЕКСАНДРА и Августейшей ИМПЕРАТОРСКОЙ фамилии; также Посла и его свиты. В соборной церкви хранится копие, коим прободен на кресте Спаситель (В знак благословения получили мы от его Святейшества восчанки и слепки, снятые со священного копия.), и рука Святого Григория, просветителя Армении. [37]

3-го Маия, по выслушании Божественной литургии, совершенной Патриархом с шестью Архиепископами и толиким числом Дияконов, получили благословение от Его Святейшества в его покоях, и после обеденного стола отправились в путь свой,

Персияне считают от Эч-Миадзина до города Эривани не более трех фарсангов (то есть, трех часов езды; или 18 верст); однако можно полагать четыре фарсанга. На половине дороги, встретил Посла брат Хана Эриванского, по имени Гассан-Хан, с шестью тысячами человек конницы, составленной из Персиян, Татар и Куртинцев. После надлежащих приветствий с обеих сторон, Посол, сопровождаемый своею свитою, обскакал ряды помянутой конницы, [38] которая в сие время отдавала честь преклонением сабель: Хош-Гялды (добро пожаловать) повторялось из всех уст; гудки и бубны составляли томную их музыку. Мы продолжали путь тихим маршем, во время коего всадники производили ристание с копьями и стрельбой из ружьев. Куртинцы отличались хорошими лошадьми и искусною ездою. Сего дня с самого утра продолжалась ясная погода; но в расстоянии часа езды от Эривани, она изменилась; сильный дождь, по мере приближения нашего к городу, увеличивался; почему, назначенное от сего места церемониальное шествие отменено. Мы переезжали вброд реку Зенги, довольно глубокую и чрезвычайно быструю. Неосторожность одного Татарина, который, желая поскорее ее [39] переехать, не следовал общему направлению, была причиною, что он утонул; несчастного вытащили уже мертвого.

Версты за полторы от Эривани, встретил Посла Сердарь (Сердарь в Персии есть высокое военное звание, равняющееся с достоинством нашего Генерал-Фельдмаршала.) Гуссейн-Кули-Хан, управляющий Эриванским Ханством, со многочисленною свитою. В знак союза и дружбы, соединяющей оба Государства, вельможи сии подали друг другу руку, и после взаимных приветствий, поехали далее. Перед Сердарем и Послом шли четыре скорохода в длинных Персидских кафтанах, с небольшими в руках палками, они весьма искусно перепрыгивали ручьи, попадавшиеся часто на дороге. От места сей встречи, [40] были расставлены Сербазы, или регулярная Персидская пехота, в две шеренги; а далее вытянуто в один ряд земское войско в обыкновенном Персидском одеянии. Подъехав к городу, Сердар откланялся Послу и отъехал домой во внутрь крепости; а Его Превосходительство, в сопровождении Гассан-Хана, Субхан-Кули-Хана и Мемендаря своего Аскер-Хана, отправился в отведенный ему дом Мегмед-Бея, Серчанка, или Командира баталиона Сербазов. При его приближении к городу, а потом к квартире, несколько пушечных выстрелов ознаменовали прибытие Российско-ИМПЕРАТОРСКОГО Посла. У Посольского дома находился почетной караул из помянутой пехоты. Свита Посольская размещена была для квартирования по разным домам. [41]

Сербазы сформированы отчасти на образ Европейской. Эриванские Сербазы имеют зеленые однобортные куртки, с красными воротниками, широкие холстяные шировары и полусапожки с пуговками, в которые вкладывают нижнюю част шировар. Рядовые не имеют бород, а одни только усы; офицерам позволено иметь и бороды. Оружие их состоит из Английских ружьев, коих штыки, равно как и сумки, висят на перекрестных ремнях; офицеры имеют сабли.

Пришедши на квартиру, во весь вечер, занимался я просушиванием мундира и прочего платья, сильно пострадавших, сперва от пыли, а потом от дождя; всего более потерпела треугольная шляпа, которую совсем исковеркало. Нас промочило до кости; но [42] несколько стаканов чаю подкрепили наши силы.

На другой день приезда нашего, продолжавшийся чрез целой день проливной дождь, остановил взаимные между Послом и Сердарем посещения; но сей последний прислал своего Эшик-Агаси (церемониймейстера и вместе Адъютанта) с приветствием и для осведомления о здоровьи Его Превосходительства.

5-го Маия поутру, Гуссейн-Кули-Хан, в сопровождении брата своего Гассан-Хана, Аскер-Хана и многочисленной свиты, сделал Послу первый церемониальный визит. В продолжении оного, из Персиян сидели только сам Сердар и два помянутые Хана; прочие Персияне стояли на дворе, равно как и два Сердарские Адъютанта, из коих один держал [43] жезл, другой секиру; чиновники Посольской свиты сидели все без изъятия. Угощение состояло в кофе, шоколаде, мороженом и ликере. Приметно было, что Гуссейн-Кули-Хан позабыл в сию минуту пункт веры Магометанской, воспрещающий горячие напитки; ибо мороженой пунш и ликер чрезвычайно ему понравились. Сперва взаимной разговор относился к щастливому миру, существующему между Россиею и Персиею; после говорено было о различных посторонних предметах; а наконец Сердарь, при помянутом угощении, не мог скрыть, что, хотя Магометанский закон и запрещает употребление вина; но что он, находя его полезным для своего здоровья, иногда пьет его. Во время сего угощения, слуги Персиян [44] подносили нам калиуны, а на дворе играла Посольская музыка.

Часа чрез полтора после отъезда Гуссейн-Кули-Хана, Посол, со всеми чиновниками своей свиты, отправился к нему с визитом церемониально, и при игрании музыки. Сердарь живет в пространной крепости, обнесенной с трех сторон двумя глубокими рвами, и тремя земляными стенами; с четвертой стороны утесистые берега орошаются рекою Зенги, мчащеюся быстро по камням. На первом дворе, сошли мы с лошадей, и Эшик-Агаси препроводил нас в большую, совершенно с одной стороны открытую залу, где Сердарь у дверей встретил Его Превосходительство.

На краю залы, стояли двое кресел, одне для Посла, другие для [45] хозяина; для Посольских чиновников, с обеих сторон расставлены были стулья. Потолок и все стены сей комнаты украшены зеркальными и другими цветными стеклушками, от чего она весьма пестра: противуположная открытой сторона имеет четвероугольной выступ, по среди коего находится мраморный бассейн с фонтаном; в сем же выступе окно из разноцветных стеклушек.

Мы угощены были по Персидскому обычаю. Прежде всего подали розовой воды для умыванья; потом несколько калиунов передавались из рук в руки; за сим следовали кофе, чай, и наконец Азиятские сласти. Сии последние сделаны большею частию с бараньим жиром, почему и судить можно о их вкусе. Чрез час [46] после сего, накрыли Индейскими скатертями не большие столики, поставленные перед нами, по одному на двух; и начали подавать кушанья, и ставить одно на другое, в виде больших громад; число их час от часу прибавлялось. Яствы состояли из трав, разного молочного, сырого и вареного пилаву и некоторых мясных кушаньев столь сладких, что стоило только вкусить, чтобы получить от них отвращение. Должно заметить, что у Персиян ни при умовении, ни за столом не подают салфеток: всякой должен утираться карманным платком своим. Мы имели предосторожность приказать взять с собою ложки, ножи и вилки, дабы не есть, по примеру их, руками. Деревянные с весьма тонкою резьбою ложки [47] употребляются у них только для питья шербета, который подают в чашах, подобных нашим полоскательным. За столом подавали нам вино, но весьма дурное. Персидская музыка с пением и тремя танцовщиками, делавшими самые неприятные телодвижения, продолжалась во весь обед. По окончании угощения, мы возвратились домой.

На другой день, 6 Маия Сердарь угощал нас в саду своем, вновь разведенном, и находящемся напротив его замка, по другую сторону реки Зенги. Мы обедали в двухэтажной беседке; ликеры, лакомства и музыка были наши. Первые имели столь сильное над Сердарем действие, что он выпросил у Посла из оных полдюжины бутылок. Из саду, крепость, на большой стремнине [48] находящаяся, являет вид чудесной. Гора Арарат представилась нам отсюда во всем ее величии.

Теперь сделаем хотя поверхностное описание города Эривани. Кром мечетей, коих минареи построены довольно высоко, и некоторых сводов караван-сараев, нет ни одного дома, который бы виден был с улицы; ибо сии последние состоят из земляных стен, представляющих вид могильных насыпей; улицы весьма узки, в иных местах есть каменные помосты, но весьма неровные и часто прерываемые канавами. Сии последние доставляют воду в сады, коими наполнен город; возвышающиеся деревья придают унылому виду улиц некоторой род живости. Однакож та часть города, которая лежит вдоль берега реки, имеет вид [49] прекрасной. Тут устроено множество небольших мельниц, коим способствует падение воды по большим камням; а на другой стороне реки, зеленеют виноградные сады. Базар, или гостинной двор в Эривани довольно пространен и заключает в себе все нужное для жителей, как на счет жизненных припасов, так и роскоши. Строения города вообще сделаны, или просто из земли, или из нежженого кирпича; некоторые же из диких не обделанных камней. Крепость совершенно вне города. [50]

ГЛАВА ТРЕТИЯ.

Отбытие из Эривани. — Описание пути; Каравансарай. — Город Нахичеван: достопримечательности оного. — Гора Илан-Даг. — Река Аракс.

Мы пробыли в Эривани три дни. Сей город, как один из значительных в Персии; давал нам понятие и о других городах; он ознакомил нас несколько с жителями, их обычаями, и образом жизни; и первый представил нам любопытную картину, которую обозревали мы сначала поверхностно, дабы в продолжении времени рассмотреть подробнее.

7-го Маия, оставив Эривань, переехали мы опять реку Зенги через мост. Дорога здесь [51] камениста, а частые подъемы и спуски затрудняют ее еще более. Мы переправлялись чрез множество рукавов речки Гяныр, мелкой и каменистой: а по сторонам дороги, видели несколько деревушек. Горы, возвышающиеся по левую сторону, и состоящие из разноцветных глин, при ударении на них солнечных лучей, являют прекрасные оттенки. Мы сделали в сей переход четыре фарсанга с половиною, и прибыли в селение Дюгюн, орошаемое многими ручейками, и осеняемое зелеными рощами. Послу отведена была квартира в господском доме; свита же его стояла лагерем.

Я пошел в рощу; несколько фруктовых дерев манили своею тенью; близь текущий ручеек разливал прохладу: прекрасная мурава, изобилующая клевером, [52] наполняла воздух благоуханием; пение разных, неизвестных мне птиц и дыхание весны придавали природе еще более жизни. Какое-то необыкновенное чувство овладело мною; увидев камень, окруженный высокою травою, я сел и предался размышлению. Мысленной взор мой обратился на то ужасное расстояние, которое отделяло меня от родины; тысяча неизъяснимых ощущений наполнили душу; воображение переносило меня от знойного полдня, на хладный Север, оно останавливалось на каждом предмете, имевшем на меня влияние, занимавшем место в моем сердце, но исчезавшем, подобно очаровательному привидению. — Ружейный выстрел прервал приятную мою задумчивость. В некотором расстоянии от меня, упала неизвестная мне [53] птица, убитая одним из моих товарищей, с которым возвратились мы в лагерь.

8-го числа выехали мы из Дюгюна. Дорога до селения Девалу прекрасна, кроме того, что часто попадались нам ручьи, кои должно было переезжать вброд. Некоторые из них впадают в реку Аракс, текущую по правую сторону горы Арарата. Мы находились на три фарсанга от сей знаменитой горы, которая почти всегда перерезывается для зрителя облаком, что придает ей еще более величия. На берегу Аракса, в сторону от дороги, находится разрушенный монастырь Армянский с двумя церквами, из коих одна построена над ямою, куда святый Григорий брошен был за соблюдение веры Христианской, в царствование Тиридата. [54] От Дюгюна до Девалу считают четыре фарсанга. В обоих селениях, как и вообще во всех Персидских деревнях, домы и заборы земляные. В Девалу грунт песчаной; дворы довольно пространны, в некоторых из них видны новоразведенные сады, но молодые деревья едва из земли выходят.

9-го Маия, выехав из Девалу, продолжали мы путь по пространной степи, коей грунт частию глинистой, частию каменистой. Как вчера, так и сего дня видели мы, по сторонам дороги, несколько кочевьев. Куртинцы большею частию ведут кочевую жизнь; скотоводство есть единственное их занятие по хозяйству; в холодное же время, они отходят в соседние горы. Не подалеку от селения Норашена видели мы несколько [55] деревушек: а приближаясь к оному, переезжали множество рукавов, реки Арпачая, в иных местах чрез мостики, а в других вброд. Не должно смешивать сего Арпачая с тем, который отделяет владения наши от Турецких, и о коем упомянуто выше. На половине сего перехода, встретил Посла владелец деревни Норашена, со свитою из людей своих. От Девалу до Норашена шесть фарсангов с половиною. Лагерь наш в сем последнем селении расположен был близ господского дома, в тенистом саду.

В сем месте обрадован я был письмом от родителей моих, полученным чрез присланного с пакетами из Грузии Татарина, но имени Шах Мурата. Невозможно описать радости моей, при воззрении на строки, коих [56] каждое слово глубоко отзывалось в моем сердце: восторг мой в сии минуты можно чувствовать, но изобразить ни самое красноречивое перо не в состоянии. Чувствительный читатель постигнет состояние души моей при сем случае; холодный не может понять его.

10-го, оставив Норашен, имели мы глубокую переправу чрез помянутую реку, Арпачай, разлившуюся здесь на множество рукавов и извилин. Между сими извилинами совсем нет означенного пути, а избирается оный, смотря по удобности и количеству воды. Далее гладкая дорога орошается источниками чистейшей воды; она испещрена находящимися по сторонам пространными разрушенными селениями; а в недальнем расстоянии от деревни Хоки, по [57] левую сторону, видны остатки огромного караван-сарая. Не упомянув ни один раз в подробности о каравансараях, и об образе их строения; предложим теперь описание оных.

Каравансараи, служат убежищем для проходящих, или проезжающих. В прежние времена, когда Персияне были более набожны, то, в знак благочестия, строили сии пристанища по тем дорогам, где странник, утомленный от путешествия, и изнеможенный от солнечного зноя, находил по крайней мере приют для успокоения, и покров от палящего жара, среди степи безлюдной. Их старались учреждать в таких местах, где хотя самомалейший ручеек мог утолить жажду. Каравансараи строятся из камня, или кирпича следующим [58] образом: большой квадрат, или прямоугольный параллелограм составляет капитальные стены строения, и имеет с одной стороны большие ворота. При входе в оные, представляется взору пространный двор, окруженный портиками со всех сторон, кои с главною стеною образуют как бы сараи; по углам бывают башни. Кроме помянутого крова, странник более ничего не находит: как пищею для себя, так и фуражом для лошади, он должен запасаться там, где может: равно не находит он и дров для сварения пищи, или для нагревания в зимнее время.

От Норашена до селения Хок считается четыре фарсанга с половиною: тут разбит был для нас лагерь. На сем переходе, встретил Посла Племянник [59] Нахичеванского Хана, по имени Максют Хан. В Хоках, равно как и во многих других Персидских деревнях, находится род небольшой крепостцы, из земли состроенной с башнями, служащей убежищем жителям, во время возмущений. Ввечеру сего дня шел большой дождь; но так как ветер скоро рассеял тучи то палаток наших не промочило.

Во время ночлега нашего в селении Хоках, умер один из наемных слуг Посла, занемогший за несколько дней перед сим, и коему, по причине беспокойного пути, не могли помочь старания нашего Доктора. Тело сего служителя, который отличался во все время усердием своим, погребено было ночью, неподалеку селения; могилу прикрыли кучею каменьев. Но сколько удивлены и поражены [60] мы были, когда, на обратном пути нашем, проезжая чрез сие селение, и заглянув на то место, увидели раскиданные камни и яму пустую! Варвары превзошли всякую жестокость, встревожив прах, и не дав ему в самой земле покоя.

11-го числа, продолжали мы путь по дороге несколько каменистой, и имеющей небольшие горы, однакож весьма изрядной. Грунт земли песчано-серой и, как видно, весьма удобный к хлебопашеству: ибо хлеб на нем очень хорош. На половине перехода, встретили Посла два брата и малолетний внук Хана Нахичеванского, с отрядом конницы, производившей ристания, со стрельбою из ружьев; а в расстоянии одного фарсанга от города Нахичевана, и сам [61] Кеалб-Али-Хан, управляющий областию, и лишенный зрения предместником нынешнего Шаха, Ага Магомед-Ханом. От сего места, по сторонам дороги, расставлено было земское войско. В городе отведен был Посольству дом Керим-Хана, управлявшего прежде сею областию.

На другой день, 12-го Маия, Его Превосходительство, в сопровождении своей свиты, посетил Кеалб-Али-Хана, который, хотя и намерен был сделать первый сию учтивость; но, во уважение поздних лет и нещастия его, Посол не восхотел того. Мы были угощены кофем и чаем, приготовленными на розовой воде лакомствами, Шербетом и водкою, которая, хотя была весьма дурна, но подана в изобилии. Помянутый Хан, при всем своем нещастии, [62] человек веселый: остроумный и разговор его заключался в забавных анекдотах. Во время сего посещения играла у окна посольская музыка.

Того же дня пошел я прогуливаться по городу, который занимает довольно пространства; но больная часть оного в развалинах. Кроме домов Кеалб-Али-Хана и Керим-Хана, не видно больших строений; прочие домы, кроме нескольких мечетей, чрезвычайно низки, и построены из земли; в иных местах оживляются они садами. Речка Нахичеван-Чай протекает среди города. С мосту, чрез нее наведенного, представляется прекрасная картина: несколько густых деревьев наклоняют ветви свои над самою рекою, другие же, находясь на маленьких островках, [63] доставляют приятную прохладу близ лежащим домикам. Нахичеван-Чай, протекая по каменьям различной величины, образует у самого моста, падением своим на низменное место, прекрасный водопад. Близ оного находится базар, заключающий в себе необходимейшие для жителей потребности; а неподалеку Ханского дома, высокая, несколько обрушившаяся башня, напоминает Тамерлана, сего гордого восточного завоевателя, который ее воздвигнул. В конце города видна земляная крепость, обнесенная с двух сторон рвом, и разрушенная победоносным воинством Российским, внутри коей видны остатки немногих жилищ. Ров наполнен истлевшими костьми к черепами. Подле крепости находится остаток небольшого свода, [64] в землю вдавшегося; под коим, по преданию, между жителями существующему, погребен праведный Ной. Число жителей города Нахичевана неизвестно; но мне сказали, что обитаемых домов простирается до тысячи. От предыдущего селения Хок, до сего города, полагают четыре фарсанга с половиною.

13-го, выехали мы весьма рано из Нахичевана. Горы, находящиеся по сторонам дороги, представляют вид разрушенных зданий: а глина, из коей оне составлены, имеет прекрасные оттенки. Мы сблизились с Змеиною горою, которая видна была еще по выезде нашем из Норашена; теперь находилась она по левую сторону дороги. Имея узкое основание, она возвышается в виде сахарной головы, но [65] с большими неровностями; а при ударении солнечных лучей, являет превосходные синего цвета отливы. Персияне рассказывают о происхождении названия сей горы следующее: два поколения змей, имея между собою непримиримую вражду, решились на такое кровопролитное сражение, которое совершенно бы истребило одно из них; театр войны происходил на сей горе: битва продолжалась до тех пор, пока остался один змей из всего многочисленного и храброго воинства победителем. В воспоминание сего события, названа гора сия Илан-Даг, то есть, змеиная гора. Тут въехали мы в дефилею небольших гор, коих грунт с одной стороны каменистой, а, с другой глинистой, и переезжали вброд речки Нахичеван-чай, и [66] Алинджа-чай. Оставив ущелье, продолжали мы путь по хорошей дороге, до реки Аракса. Гора Арарат исчезла уже от наших взоров. Не в дальнем расстоянии отсюда, находятся развалины древнего города Джульфа. Мы переправились через Аракс частию на большем судне, частию на маленьких плотах, плавающих на бурдюках. По ту сторону реки, ожидали нас переменные лошади, лошаки и верблюды, также продовольствие и палатки, выставленные от Марандского ханства, здесь начинающегося. Лагерь наш расположен был у самой реки. Мы сделали в нынешний переход пять фарсангов. [67]

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ.

Продолжение Путешествия. — Город Маранд. — Встреча при въезде в город Тавриз; прибытие туда.

Переехав Аракс, путешественник может сравнить себя с тению древних, отшедшею за Стикс; тут не увидит он ни чего, что видел прежде в Европейской части России. Новые предметы так для него занимательны, что он невольно обращает взоры на каждый, и воспоминает Горация:

В знойных ли Сиртах буду безвестный;

Там ли где грозен мрачный Кавказ,

Иль, где Гидаспес в баснях чудесный

Льется, стремясь;

*

Буду ль я брошен в край, где не дышит

Жизнью природа, Диев зря гнев;

Где хладный сумрак, ветром колышет

Стебли дерев;

* [68]

Буду ль я брошен в степи безбрежны,

Вечный где пламень Тропики льют:

Чистая совесть, вождь мой надежный,

Даст мне приют. Кн. I. Од. 19.

При воззрении на Кавказ, — место казни Прометея — неизъяснимое впечатление приводит в восторг душу. Сия пространная цепь, кажется, должна отделять все находящееся за нею, служить преградою всякому сообщению, и вселять ужас высокомерию, которому предел положила здесь сама природа. Но одна из стихий проложила путь; а усилия человеческие превозмогли самую природу. Прекрасные картины очаровывают зрение: зима и весна, видимые в одно время, ужасные скалы, страшные стремнины, все производит перемену различных ощущений. За пределами Кавказа, который и в самой Грузин [60] разбрасывает ветви свои, прекрасные виды, новой народ, смесь обычаев Европейских с Азийскими, суть предметы, обращающие на себя любопытство. Мы жили в Грузии между Русскими, Грузинами, Армянами, Турками, Татарами, Персиянами, и приноравливались к их обычаям; занятия по службе, приятные прогулки по окрестностям Тифлиса, беседа в кругу своих товарищей, времяпровождение с жителями города, доставляли нам разнообразие, которое хотя и не заменяло удовольствий родины, но по крайней мере, нас услаждало. После шестимесячного пребывания в помянутом городе, новое путешествие, различие встречавшихся по дороге предметов, отменные в Персии обыкновения, снова возбудили наше внимание. Мы [70] очутились там, где не многие из Европейцов бывали; где издревле царства возвышались и падали одно после другого, оставляя в бытописаниях свое величие. Но какие перемены находит во всем путешественник. Мидяне, Персы, или лучше сказать, жители сих стран, со всем не то, что были прежде. Там, где некогда Артак и Кир управляли народами завоевателями, где царствование их угрожало падением государствам; там ныне едва существуют некоторые развалины, напоминающие о прежнем величии. Магометанский народ, коему послужило оружие на известное время, принес в сии страны тот ужасный мрак, который подавил лучи просвещения, повредил нравы и уничижил дух Персиян древних. Роскошь и нега богатых, нищенство [71] народа, были следствием закона, лжепророком основанного. Переехав Аракс, мы думали, что отделяемся от сферы, обитаемой подобными нам человеками; желали забыть все то, от чего постепенно удалялись; и самое приятное воспоминание наполняло сердце горестию лишения.

14-го Маия, продолжали мы путь, сперва по ровной дороге, а потом вступили в дефилею высоких гор, коих правая сторона камениста, а левая состоит из разноцветных глин, слоями расположенных. Мы видели несколько чистейших ручейков, коих вода вкусом солоновата. Прочая часть дороги, как в ущельи, так и вне оного, весьма камениста. Лагерь, нас ожидавший, расположен был на прекрасном лугу, окруженном со всех [72] сторон горами, у разрушенного каравансарая, Халагу, расстоянием на 5 3/4 фарсангов от Аракса.

15-го числа, оставив каравансарай, ехали мы по прекрасной дороге. Горы по сторонам, час от часу становились ниже; но глазам нашим представилась другая цепь гор, коих вершины покрыты были снегом. Кром легких подъемов и спусков по местам, дорога была гладкая. Сделав более половины перехода, проезжали мы мимо водопровода, называемого Юлус, который идет от источника, на некотором возвышении находящегося. Он падает в виде каскада, и в низу устроена мельница, далее пересекая дорогу, течет, весьма мелко. Кроме сего из находящихся по дороге и по сторонам оной нескольких источников [73] проведены каналы для орошения полей. В сих местах хлеб растет весьма изобильно. Замечательно то, что между пшеницею находится множество колосьев ржи, и, кажется, жители того не замечают, и смешивают вместе. От Халагу до города Маранда четыре фарсанга. В расстоянии одного фарсанга от города, Посол встречен был Назар-Али-Ханом, управляющим Марандскою областию; он окружен был свитою.

Город Маранд не велик, но отличается чистотой улиц. Среди оного протекает речка Зелулу, из коей проведены каналы для снабжения домов и садов водою, в нем находится небольшой базар и торговые бани. С одной стороны Маранд осенен горами; с сей же стороны [74] близ оного, небольшая крепостца на холме, служит, по видимому, убежищем в случае нападений. Под одною из мечетей сего города, по преданию, погребено тело жены Ноевой. Дом Ханский, отведенный Посольству, разделен, как вообще все персидские домы, на несколько дворов, заключающих в себе особенные жилья; но один двор, имеющий две небольшие залы, отличается красотою от прочих; он не велик; бассейн с пятью фонтанами, сделан почти во всю величину его. Один из покоев отделан просто, с большим из разноцветных стеклушек окном; другой, на прошив оного, совершенно с одной стороны открыт; а кровля поддерживается двумя колоннами: он имеет внутри, против открытой [75] стороны, четвероугольный выступ; стены оного украшены арабесками, сделанными в роде го-релиефов, то есть, все фигуры сперва налеплены на стене некоторою штукатурою; а потом уже наложены на них краски, от чего и имеют выпуклость; краски весьма живы, перемешаны с позолотою, и являют вид прекрасной. Камины также раскрашены. Сия зала не совсем еще отделана. Она служила нам столовою, а подле нее небольшая комната бюфетом; помянутый же противулежащий покой был спальнею Посла.

16-го Майя, Назар-Али-Хан сделал визит Его Превосходительству, и был угощаем сластями и музыкою.

17-го, В шесть часов утра, выехали мы из Маранда. На [76] левой стороне дороги, усеянной каменьем, недалеко от города, на равнине, орошаемой несколькими ручьями, находится небольшое селение Дизе. Мы имели небольшой подъем в ущельи гор Мишауских, коих вершины покрыты были снегом, и коих грунт сначала каменист, а потом глинист. Подле самой дороги течет речка Ям-чай. Ущелье, орошаемое множеством ручейков, час от часу становилось шире. Тут протекает речка Мишау, от которой и горы сии берут название, а далее в пространной долине, течет речка Джам-чай. Сия последняя в ином месте весьма узка, а инде разливается на несколько рукавов; воды ее быстры и, подняты будучи на некоторую возвышенность, действуют на построенные здесь [77] мельницы; она же снабжает водою и селение Софиян, у коего мы остановились лагерем, в расстоянии от Маранда на 4 3/4 фарсанга.

Здесь Посол получил, чрез присланного из города Тавриза чиновника Мирзу Эмина, приветственное письмо от Каймакама Мирзы-Бизюрка, первой особы, при наследном Принце находящейся; присланы также были сласти и фрукты.

18-го Майя, рано поутру, выехали мы из Софияна, и продолжали путь по ровной долине, местами каменистой, а местами имеющей весьма хорошую почву; по дороге попадалось несколько ручейков с дурною водою. На лево в стороне, видны селения Челла-Ханя и Ходжа-Мирджа; далее течет речка Гюзагат. В [78] некотором расстоянии от дороги, с правой стороны, возвышались горы Саганские, коих вершины опушены были снегом. Мы сделали в сей переход два фарсанга с половиною, и остановились близь речки Сырь-Чай, имеющей самую дурную воду; почему и послано было в сторону, для доставления в кожаных мехах воды, годной для употребления. Лагерь наш разбит был на ровном лугу, на пол фарсанга от маленького селения Саглан, имеющего небольшую крепостцу. Сюда прислан был от наследного Принца Абас-Мирзы, из Тавриза, племянник Каймакама, с приветствием к Его Превосходительству; а чрез Назар-Али-Бека, посланного от Мемендаря нашего в сей город, получен церемониал встречи Посла, [79] долженствовавшей последовать на завтрешний день, при въезде в Тавриз.

Сего же числа, объявлен от Его Превосходительства приказ по Посольству, по предмету церемонияла помянутого въезда нашего; в следствие коего отправлены ввечеру тяжелый обоз, команда и конвой, находившиеся при Посольстве, для ожидания нас близь города.

19-го, в осьмом часу утра, отправились мы из лагеря, и проезжали близь помянутого селения Саглан, за коим дорога пересекаемая множеством каналов, весьма неприятна. Далее, на левой стороне дороги, находится проведенный чрез высохшую реку мост о двух арках. Отсюда ехали мы по пространной равнин до самого Тавриза. [80]

На половине дороги, встретил Посла Тавризский Беглер-Беги (военный Губернатор) по имени Фет-Али-Хан, со свитою и отрядом конницы. Две или три версты далее, подведена Его Превосходительству лошадь главным конюшим Абас-Мирзы, сидевшим на богато убранном коне; за ним следовали верхами двадцать всадников, стремянных служителей Шах-Заде (Шах-Заде, значит, сын Шахский.), в богатых Курдистанских одеждах, с панцирями, копьями, щитами и с воткнутыми, в чалмы разноцветными перьями, за коими вели шесть заводных лошадей. Его Превосходительство сел было на подведенную ему лошадь, но по неудобству Персидского седла, принужден был сесть опять на свою. [81] Тут сблизились со строем артиллерии, которая салютовала более нежели пятьюдесятью выстрелами; при чем явился образователь оной, Английской службы Маиор Линдезей. Далее расставлен был до мосту, на реке Аджи-су находящегося, фронт, составленный из регулярной пехоты по переменно с конницею; Персияне, но мере сближения с ними, отдавали Послу честь. Версты за три от города, встретил Посла Тавризский Визирь, Мирза-Абдул-Гассум, сын Каймакама. От самого места, где начинался строй артиллерии, заметили мы персиянина, ехавшего позади фронта войск, закрывавшего епанчою лице до самых глаз, и пристально устремлявшего взоры на Посольство; он продолжал путь таким образом до мосту, у коего, [82] опередив нас, скрылся. После узнали мы, что это был сам Шах-Заде, Абас-Мирза инкогнито. У помянутого моста строй войск оканчивался; а за оным, до предместия города, расставлено было земское войско. Я с некоторыми из товарищей моих, упредил Посольство, чтоб оправиться несколько от пыли за рекою, где команды нас ожидали. Здесь видели мы выехавшего из города главного Моллу (Молла, Магометанский Священник.) и вместе астролога Шах-Заде с прочими моллами. Он одет был лучше всякого арлекина: на чалме его и на голове лошади пестрели раскрашенные перья; платье у него испещрено было лентами из материй различных цветов; множество монет и гремушек нанизано было на его одеянии; он [83] ехал на прекрасном жеребце с богатым золотым убором; а из слов, которые громко произносил с своим синклитом, заметил я только часто повторяемое Алла, Алла, Алла! Нам сказали, что он благодарит Аллу за то, что шествие Посольства Российского благополучно совершается во имя Бога. Прочие моллы подобно ему были одеты, но не столь пышно. Так как встреча моллы, по видимому, не благоугодна была Шаху-Заде, то пестрые херувимы сии удалены были еще до приближения Посла к мосту. Мост сей имеет подъем и спуск крутые и неровные: он весьма длинен, на осмнадцати арках. Река Аджи-су (горькая вода) весьма камениста, и состоит как бы из рукавов, орошающих каменистые острова. [84]

Когда Посольство переехало чрез мост, то команда, конвой и музыка соединились с оным; и тут устроилось церемониальное шествие; которое, при звуке Посольской музыки, продолжалось чрез город, до самого дома Каймакама, Послу и свите его отведенного. Английские офицеры, Капитан Гарт и Порутчик Виллок, первый формирующий пехоту, а последний кавалерию, препровождали Посольство, во время вшествия его в город Тавриз. При въезде на маленькой дворик, образующий, как обыкновенно в Персии, вход в дом Каймакама, приличный офицерский караул из сербазов отдал Послу честь с барабанным боем. Таковой караул, остававшийся во все время пребывания Посла в Тавризе, ежедневно сменялся. Подъезжая к [85] дому сему, Визирь и все провожавшие откланялись Его Превосходительству. От лагеря при речке Сур-Чай, до Тавриза считается три фарсанга с половиною.

Дом, отведенный Посольству, заключался из одного большого и нескольких малых дворов, имеющих покои отдельные. Вошед в залу, назначенную для приема, мы были угощаемы чаем и Азиятскими сластями; а чрез час после сего, прислан был от Шах-Заде его Эшик-Агаси, с приветствием Послу от сего Принца. Причем сей последний прислал несколько весьма искусно сделанных пирамид из красных и желтых роз, кои наполнили залу приятным запахом. Вероятно, это было произведение Гарема Наследного Принца. [86]

ГЛАВА ПЯТАЯ.

Пребывание в Тавризе. — Аудиенция у Шах-Заде, и прием, Посольству от него учиненный. — Прибытие Курьера из Тегерана, и обратное его отправление. — Описание города Тавриза.

С прибытием в Тавриз приближились мы к своей цели. Двор Абас-Мирзы, коего Шах наименовал преемником престола, долженствовал некоторым образом предварить нас о политике Тегеранского кабинета, который имеет здесь главные действующие пружины. Постороннее влияние одной Европейской Державы было в полной мере постигнуто благоразумием Посла Российского, и совершенно устранено от всяких действий [87] Политических; как увидим в последствии. Пребывающий большую часть года в Тавризе Английский поверенный в делах, находился в сие время в Тегеране.

20-го числа по утру, Каймакам, Мирза Бизюрк, один из Министров Персидских, находящийся всегда при наследном Принце, сделал Послу визит, а после обеда, Его Превосходительство поступил взаимно. Сего же дня, около 12 часов, посетили Посла Английские Офицеры, коих имена: Маиор Линдезей, Капитан Гарт, Порутчик Виллок, о коих упомянуто выше, также Маиор Мак-Интош и Доктор Кормек, кои все суть наемники, образующие регулярные войска в Персии. Они получают весьма хорошую от двора плату, и имеют все для жизни [88] удовольствия, если можно так назвать то, в чем заключаются нужды человеческие.

21-го Майя, в день Тезоименитства Его Императорского Высочества Цесаревича КОНСТАНТИНА ПАВЛОВИЧА, как дипломатические, так и военные чиновники, составлявшие Посольство, собрались в 11-м часу утра, у Его Превосходительства, где, на пространном дворе, совершаемо было Протоиереем молебствие, о здравии и долгоденствии Высочайшего ИМПЕРАТОРСКОГО Дома.

Сего же дня, в полдень, Посол с чиновниками, свиту, его составляющими, отправился на Аудиенцию к Его Высочеству Абас-Мирзе, который прислал от двора своего богато убранных [89] жеребцов. На небольшом сем переезде по улице, равно как и на первом довольно пространном дворе, где мы встали с лошадей, выстроены были Сербазы, кои отдавали честь Его Превосходительству. Тут встретил Посла Эшик-Агаси, или церемониймейстер, за коим следовали мы чрез другой малый дворик; по сторонам и в окнах оного, находилось множество зрителей. Наконец, вошед в третьи ворота, очутились мы на пространном дворе, имеющем одну открытую приемную залу, по-персидски Диван-Хане, с натянутым для защиты от солнца навесом; на дворе устроены регулярные цветники, а перед залою мраморной бассейн с тремя фонтанами. Внутри, Диван-Хане убрана зеркальными стеклами и [90] портретами царствующего Шаха, Абас-Мирзы и некоторыми другими.

Шах-Заде стоял на дворе, под навесом у открытой залы; он одет был так просто, как мы не ожидали. Одежду Принца составляли: нижний кафтан из простой синей материи, а верхний из красного Сукна, баранья шапка, и украшенный каменьями кинжал за шалевым поясом. По левую сторону Шаха-Заде, стояли брат его, сын и племянник, все еще малолетные, в парчовых одеждах, с поясами, нарукавниками и кинжалами, кои украшены были драгоценными каменьями. Из персидских чиновников допущены были к Аудиенции Каймакам, Эшик-Агаси и Аскер-Хан.

Посол, приближась к Шаху-Заде, вручил ему с надлежащим [91] приветствием ИМПЕРАТОРСКУЮ грамату, которую Абас-Мирза поднес с почтением к голове, и положил на пристенок открытой залы, возле которого стоял. Сей Принц много разговаривал с его Превосходительством, отменно вежливо и с любезностию, его характеру свойственною. Он объяснял удовольствие свое на счет доброго согласия, существующего между Российскою и Персидскою Державами; и изъявлял желание о продолжении прочного мира. При представлении Г. Ермоловым поименно чиновников своей свиты, Шах-Заде любопытствовал знать о званиях и роде их службы. Разговор продолжался около часа; после чего Посол возвратился также церемонияльно, как и прибыл. — [92]

22 числа по утру, Визирь сделал Послу визит, в сопровождении трех Ханов, а вскоре за тем посетил Его Превосходительство и меньшой сын Каймакама, по имени Мирза-Муси-Хан, в сопровождении пристава Аскер-Хана и еще трех мурз. Сей Муси-Хан, имеет в супружестве, одну из Шахских дочерей, и несмотря на Магометизм, дающий мужу полное право над женами, воля его, в отношении к супруге, весьма ограничена, и, даже некоторым образом от нее в зависимости. Он весьма молод, и не имеет еще бороды.

В сей же день, по приглашению Посла, обедали у него помянутые пять Английских Офицеров.

После обеда, Его Превосходительство, по приглашению Шах-Заде, отправился со свитою, на [93] маневры за город. Когда Посольство поравнялось с Дворцом; то Абас-Мирза, выехал с тем, чтобы вместе продолжать путь за город. Принцу предшествовали сорок человек телохранителей его с ружьями; непосредственно пред ним шло восемь скороходов с железными копьецами, а с левой стороны стремянный. Не далеко от городских ворот, стоял главный Молла с сигклитом своим, воспевавшим гимны, при игрании, или лучше сказать, стучании на бубнах. На сих маневрах отличались Куртинцы искусною ездою, причем, на всем скаку, производили они стрельбу из ружьев. Артиллерийскими маневрами командовал Маиор Линдезей; но так как из осьмнадцати орудий, из коих каждое сделало по [94] шести выстрелов, ни одно в цель не попало, то Абас-Мирза, изъявил свое неудовольствие. Впрочем Артиллеристы действовали весьма проворно. По окончании маневров, Посол с бывшими при нем чиновниками, приглашен был Принцем в сад, где в увеселительном домике, потчиван был шербетом. В сем саду находится огромной бассейн с фонтанами.

23-го Маия, поутру, посетил Посла Тавризский Беглер-Беги, по имени Фет-Али-Хан, с несколькими чиновниками; а после обеда Его Превосходительство был с контр визитами у визиря Абдул-Гассума и у Мирзы-Муси-Хана.

Сего же числа ввечеру, Посол приглашен был от Абас-Мирзы, на фейерверк, данный на [95] пространном дворе его замка, на коем обыкновенно бывает ученье Сербазов. Мы смотрели на оный из находящейся на сей площади залы с большими поднятыми окнами: где принимали нас Визирь, Аскер-Хан, и еще трое из почетнейших чиновников Персидских; но ни самого Шаха-Заде, ни Каймакама тут не было. Фейерверк состоял из значительного количества ракет, швермеров, колес, фонтанов и других штук; но оне столь тесно были расставлены, что при самом начале, одне от других зажигались, от сего все почти разом вспыхнуло. Зрители едва могли видеть огонь, сверкающий среди ужасного дыма. Расположенный иначе сей самый фейерверк мог бы продлиться более двух часов; но он не более получаса [96] продолжался. Приготовлен был также шар, который долженствовал на воздух подняться; но он не удался. На дворе, где был фейерверк, видели мы несколько человек, Французов и Италиянцов во фраках, с бараньими на головах шапками, вновь приехавших сюда искать фортуны и определиться в Персидскую службу.

Ввечеру сего дня помянутые Английские Офицеры, по приглашению чиновников свиты Посольской, у них ужинали.

24-го поутру, посетил Посла один из Английских Офицеров с другим Англичанином, приехавшим в Персию, для рудокопных открытий, но коего опыты не имели успеха. Он жаловался на правительство, и изъявлял желание возвратиться чрез Россию в Отечество. [97]

Сего же числа Мегмед-Али-Бек, служащий при Верховном Визире, и приехавший на кануне из Тегерана, вручил Послу письма от Верховного Визиря Мирзы-Шефи, от бывшего при Российско-ИМПЕРАТОРСКОМ Дворе Послом Мурзы-Абул-Гассан-Хана и от Коллежского Советника Мазаровича, который еще в Генваре месяце послан в Персидскую столицу для предварения двора Шахского о прибытии Посольства. Из писем сих явствовало, что, буде Генералу Ермолову невозможно к 11-му Июня приехать в Тегеран, то предоставлялось ему, во ожидании прибытия Шаха в Султанию, где Его Величество проводит обыкновенно самое жаркое время года, прожить некоторое время, или в замке Уджане, недалеко от Тавриза, или же в [98] самой Султании ожидать прибытия Шаха. Однакож со стороны Абас-Мирзы представлено было Послу, на уважение, чтоб он не спешил в Султанию, дабы чрез то дать время сделать там, для приема Его Превосходительства, нужные приготовления. Помянутый Мегмед-Али-Бек на другой день отправился обратно.

25-го числа пробыли мы еще в Тавризе. В сей день Абас-Мирза приглашал Посла ехать прогуляться с ним за город; но Его Превосходительство просил извинения, что не может того исполнить, по причине глазной боли. А так как Посол объявил Мемендарю своему, что завгара выезжает из Тавриза, то предложено было Его Превосходительству побывать у Шах-Заде; но Посол на то не [99] согласился, представляя туже причину.

Теперь следует сделать хотя поверхностное описание Тавриза. Мы пробыли шесть дней в сем городе; но всего обстоятельно узнать было невозможно; ибо расспросы возбуждают в сем непросвещенном народе подозрение: и так будем довольствоваться малым.

Предместия города обширны и несколько разбросаны, да и самый город, считающийся одним из лучших в Персии, пространен. У предместия протекает помянутая, в описании въезда нашего, река Аджи-су; внутри же города речка Васмич, заключающая здесь весьма мало воды, и чрез нее наведен каменный мост. Кроме довольного числа мечетей, в особенной части города, [100] Армянами населенной, находится церковь их исповедания, которая однакож весьма бедна; конечно, по причине притеснений чинимых Християнам в Персии. Она окружена могилами; в числе коих несколько с Английскими надписями, а одна на трех языках: Русском, Армянском и Грузинском, означающая, что под тем камнем погребено тело Тифлисского мушкетерского полка Маиора Наума Кочнева. Я пролил слезы сожаления о сем нещастном, узнав плачевный конец его. Гонение рока, или бедственный случай был причиною, что он, стараясь ускользнуть от преследования, бежал в Персию, яко соседнее Государство. В последствии, принужден будучи вступить в Персидскую службу, был он уважаем, как хороший [101] Офицер, и употребляем в делах против племен, нередко восстающих в Персии друг на друга: никогда однакож не обращал он оружия против своего отечества, не взирая на сильные убеждения и настояния Правительства. Со всем тем, не смотря на все выгоды, коими пользовался, не был он спокоен вне России, и старался каким-нибудь случаем, опять возвратиться в отечество, на что и предпринял некоторые покушения. Персияне, узнав о таковых его поисках, решились отомстить ему; и, употребив при постройке некоего моста, сбросили его в воду.

Улицы в Тавризе неправильны, и заключаются, как во всех других Персидских городах, в столь высоких земляных стенах, что домов не видно. [102] Самые домы выстроены из нежженого кирпича, а более из земли с рубленою соломой. Дом Каймакама, который мы занимали, прост и не имеет никакого великолепия; сим хочет доказать, хозяин оного, сколь далек он роскоши, играя роль дервиша. Мостовая в Тавризе весьма неровна; городской базар пространен и заключает в себе, кроме Азийских, много Европейских произведений: шелковые, бумажные и шерстяные материи находятся во множестве; Английские и Голландские сукна, прекрасные шали и ковры, стеклянная н фарфоровая посуда, для употребления Персиян нужная, некоторые стальные вещи, галантерейные товары в их вкусе, каменья разного рода, Калиуны, глиняные трубки и прочие к потребностям жизни и [103] к роскоши принадлежащие предметы; фруктовые и мясные ряды, давки, где для простого народа готовят пищу и напитки; Персидский сахар, кофе, пряные коренья, зелень, порошок для чернения волос, чернильные орешки, также и лед для прохлаждения, который продается на вес и прочее, и прочее.

Из фабрик и заводов, находящихся в Тавризе, примечательны: шелковарня, красильня и крутильня для шелку, фабрики шелковых изделий, фабрика, где делают бумажный холст, мыловарня, кожевенный завод, фабрики Азийской фарфоровой посуды, не больший пороховый завод, фабрика глиняных трубок простых и с позолотою, и кузницы. В сем городе находятся также торговые бани, коих [104] нельзя назвать отлично чистыми, по причине не весьма частой перемены воды. Город окружен высокою стеною, а стена глубоким рвом.

Отступим здесь от хронологии нашего журнала; обратим внимание на устроение городов и сел в Персии, и распространимся на счет жилищ описываемого нами края, и одежды Персиян, в следующей главе. [105]

ГЛАВА ШЕСТАЯ.

Строение и расположение, жилищ, в городах и селах Персии. — Внутреннее устройство оных. — Описание одежды Персиян всякого состояния.

Жилища, как в селах так и в городах Персии, строятся или просто из земли, или из земляных кирпичей, на солнце сушеных; или иногда из кирпичей красной глины. Вообще домы не строятся Фасами на улицу, а всегда находятся внутри дворов, и ограждены стенами, кои выше домов. Сперва скажем несколько слов о крестьянских строениях.

Можно подумать, что жители сел и деревень Персидских заняли Архитектуру домов своих, от строения гнезд ласточек: [106] ибо они из земли, смешанной с рубленою соломой, делают род теста, заливая ее водою; сию массу наваливают лопатами и равняют так, что она образует стены домов и ограды. Сухой воздух сего края сильно способствует затвердению и сцеплению сей грязи. Ограда двора имеет маленькую калитку, прикрываемую внутри небольшою стенкою, в виде ширмы: это предосторожность от нескромности любопытных взоров. Взошедши на двор, иногда видишь, что часть оного занята несколькими деревьями или цветником, а для доставления влажности земле, проведен из ручья или речки маленькой канал. Простой Персиянин почитает себя щастливым, когда близ жилища его есть несколько дерев, под [107] тению коих может найти убежище от солнечного зноя. Обыкновенно избы разделены бывают на две части, из коих одна назначается для мужчин, другая для женщин; окны иногда занимают всю часть одной из стен комнаты, и делаются решетками, выклеенными бумагою, кои поднимаются вверх; но чаще вместо окон, для света делаются в стенах отверстия. В каждом покое находится узенькой камин, из земли же сделанный. Вообще сии избы строятся весьма низко, без фундаментов, просто на земле. Кровли делаются из лоз, землею с обеих сторон обмазанных; оне плоски, и служат балконом, куда вечером выходят прохлаждаться, а иногда и ночевать. Домы несколько лучшие, бывают выштукатурены, или [108] обмазаны внутри особого рода землею желтого цвета, называемою Зард-Гил, а полы устланы коврами.

Во многих деревнях находится род малых крепостей, или четвероугольных строений с башнями; которые, в случае войны, или внутренних мятежей, служат убежищем для жителей, особенно женского пола.

Строение богатых домов в Персии однообразно; разность состоит только в большем или меньшем количестве дворов и покоев, и в употребленных на оные издержках. Каждый Двор отделяется от другого высокими стенами, сложенными или просто из земли, или из кирпичей с весьма чистою земляною штукатуркой; стены сии для прочности бывают внизу толще, нежели вверху. Наружная часть стен [109] гладкая; внутриж двора имеют оне род маленьких нишей, углубленных на вершок. Каждый двор, огражденный такою стеною, заключает главный покой, занимающий одну сторону оного; по другим же сторонам, бывает более или менее покоев, все по одиначке расположенных. Иногда сей главный покой бывает с фасу совсем открыт, и две только колонны поддерживают с сей стороны кровлю. Колонны не показывают никакого ордена Архитектуры, и вверху их делаются произвольные фигуры, раскрашиваемые яркими цветами, иногда с примесью золота. Ни пиэдесталов, ни баз не бывает: но между стенами находится дубовая перекладина от четырех до шести вершков толщиною. Сии открытые залы, или галереи, [110] бывают только во дворцах, или в домах должностных чиновников, решающих дела на дворе. Обыкновенно же покои бывают расположены следующим образом:

Главный фас занимается большим окном, заменяющим с сей стороны стену, во всю величину комнаты. Окно составляется из маленьких разноцветных стеклушек, расположенных в деревянных решетках различными фигурами. Оно разделено поперек на две равные части; из коих верхняя неподвижна, а нижняя имеет несколько разделений, поднимающихся вверх по произволу. Вход в комнату бывает со стороны, чрез крыльцо и небольшой коридор. Главный покой есть большая и высокая зала, в которую иногда выходят окны из [111] соседних комнат верхнего этажа. Сторона, противуположная большому окну, имеет иногда квадратной выступ в коем бывает или окно, или же камин. По-видимому, Персияне не опасаются сквозного ветра, дующего при открытии двух противуположных окон. В стенах расположены в симметрии небольшие углубления, или ниши, в роде фальшивых окошек; на них ставят, что, заблагорассудится, по неимению и не употреблению столов, и других мебелей. Стены штукатурят весьма хорошо гипсом, а иногда бывают оне расписаны. Живописцы в Персии, большие мастера выдумывать сплетенные арабески, кои делают в виде горелиефов, как мы говорили выше. Живые краски пленяют взоры, хотя цветы, [112] птицы, человеческие и другие изображения, совершенно не натуральны. Покои, в коих нет живописи, отличаются прекрасною штукатуркой ослепительной белизны; потолок также выштукатурен, и украшен лепною работою, которая несколько простирается в длину оного. Вместо печей, в Персидских домах, находятся камины. Богатые домы бывают иногда украшены маленькими зеркальными стеклами, и фарфоровыми изразцами, коими выкладывают потолок и стены. Во дворцах видны иногда портреты царствующего Шаха, предместников его и Принцов; а в приватных комнатах, портреты любимых жен и других женщин.

Пол в сих строениях кирпичной, политой сверху известью; он покрывается соломенными [113] рогожами, по коим постилают ковры. Сии последние составляют всю мебель домов Персидских. Прекраснейший большой ковер постилается во всю длину покоя; толстые войлоки, с весьма хорошими цветными узорами, лежат по сторонам оного, и служат седалищем для Персиян, кои, оставив у порога свои туфли, и вошед в шерстяных чулках, садятся на оных, подогнув под себя ноги.

Большие домы бывают в два и три этажа, но всегда снаружи прикрыты стенами. При входе на двор, бывает или стенка у ворот, в виде ширмы, как и в простых домах; или маленькой дворик, закрывающий прочее строение; особенно наблюдается это при входе в Гаремы. Гарем есть отдельное жилище, [114] определенное сластолюбивым владетелем замка для жен его и наложниц, жертв предрассудка, заблуждения и ревности. Покои в нем распределены также большею частию по одиначке.

Кажется, ни что столько не побуждает Персиян к таковому ограждению домов своих, как ревность. Глаза Персиянок должны довольствоваться лицезрением мужей своих, детей и домашних; женщины не должны выходить из сферы весьма ограниченных своих занятий. Глаз чужого мужчины не должен взирать. на них: взаимный взгляд почитается преступлением.

Почти на каждом из дворов, находятся прекрасные цветники, а на иных бассейны из мрамора, тли дикого камня, с фонтанами. Иногда бывают таковые [115] бассейны и в самых залах дворцов; они приятно прохлаждают воздух в жаркое время. Обыкновение иметь их, почерпнуто из самой религии Персиян, предписывающей частые умовения.

Постели Персиян состоят из тюфяка, на ковре на ночь постилаемого, из простыни, одеяла, набитого хлопчатою бумагою, и двух подушек. Тюфяки у богатых людей бархатные и парчовые. Употребление кроватей в Персии весьма редко.

Освещение покоев у простых, делается посредством ламп, налитых бараньим жиром; а у богатых, посредством восковых и сальных свечь, ставимых в высоких серебряных подсвечниках, с большими круглыми поддонами. [116]

Предложив читателям описание жилищ в Персии, приступим ко второму предмету, к изложению образа и состава одежды Персиян.

Начнем с одежды, составляющей первый покров тела: одежда мужчин начинается с широких шировар, по персидски дзир-джома, с подкладкою, простирающихся до пят; рубаха, пираген, надевается поверх шировар, и почти не доходит до колен; она открыта с одной стороны груди, как наши Русские сорочки, и без воротника. Поверх рубахи надевается камзол, называемый Архалух, подбитый хлопчатою бумагою; он доходит до колен, и застегивается спереди. Потом следует так называемая Каба, кафтан вверху весьма узкой, и седящий плотно на [117] теле; а по средине заходящий два раза по стану, и завязывающийся однажды под мышкою левой, а в другой раз под мышкою правой руки: рукава оного узки; от кисти руки до локтя, они застегиваются пуговками, чтобы можно было обнажать руки для умовений. Сие платье шьется из шелковой, бумажной и шалевой материй. По сему одеянию носят пояс весьма толсто и плотно повязанный, состоящий из Кашемирской или Керманской шали; у простых бывает он ситцевой или бумажной. За поясом Персияне носят кинжал, коего ручка украшена бывает дорогими камнями; и обыкновенно делается из слоновой или моржевой кости. Верхний кафтан суконный; рукава иногда открыты от плеч до локтя; застегивается поверх пояса. [118]

Для дороги употребляют Персияне род полукафтанья на меху, коего рукава простираются только до локтей; сие платье сжимает стан и падает широкими полами на лядвеи.

Платье придворное, употребляемое особами отличного сана, делается из золотой парчи, подбивается собольим мехом, и имеет таковой же падающий на спину воротник. Сие платье называется Катеби.

Вообще все Персияне носят на голове черные бараньи шапки, вышиною от шести до семи вершков; вверху на выворот оной, большею частию видно сукно. Для щегольства сии шапки спереди пригибаются. Вельможи Персидские обвязывают их весьма искусно шалями, что составляет их [119] тюрбан, равно как и Принцы, когда находятся при дворе Шаха.

Вместо чулок носят шерстяные карпетки, или носки; а вместо башмаков туфли из зеленой, красной, или желтой кожи, с высокими корками, и с костяною у пяток дощечкою; простой народ носит башмаки толстые, бумажные с плоскою подошвою: носки у тех и у других острые. Сапоги употребляются только для верховой езды.

Персияне ходят с бородами, и хотя Г. Шарден, в путешествии своем, говорит, что они обрезывают их, чтобы не были длинны; однако Персияне нынешнего века почитают длинную бороду величайшим украшением; может быть по той причине, что ныне царствующий Фет-Али-Шах имеет бороду весьма [120] длинную. Персиянин прилагает о бороде своей большое попечение: черная и густая борода другим предпочитается; почему те, у коих она не такого цвета, обыкновенно чернят ее раз в месяц. Персияне бреют голову, оставляя только опушку около ушей, молодые люди отращивают по сторонам локоны.

Одежда Персиянок состоит в следующем. Дома одеваются оне весьма легко: широкие до чрезвычайности шировары бархатные или шалевые, а у простых бумажные, доходят до самых пят, и скрывают почта совсем ноги. Пираген (сорочка) кисейный, шелковый, или бумажный, весьма короткой и не доходящий до колен надевается поверх шировар, застегивается вверху запонкою, и имеет по средине отверстие, [121] простирающееся ниже груди, чрез которое видна полоса тела. Сорочка сия может однакож застегиваться посредством пуговиц, находящихся по сторонам сего отверстия, где бывают каймы, вышитые золотом с жемчугом чугом и дорогими камнями. Пояс, коим повязывается Пираген, также бывает шитый. В зимнее время, для предохранения себя от холода, женщины, сверх сего одеяния, окутываются шалями. На головах носят оне повязки, диадимы и, другие уборы, различествующие во вкусе, выдумках и богатстве. Шали на головах располагаются различным образом: или спускают их на плечи, или увертывают ими шеи, или пришпиливают их к головному убору, опуская концы назад небрежно. Волоса спереди [122] обрезываются коротко и опускаются на чело; сзади же сплетаются в множество кос, кои свободно развеваются, и коих концы украшены бывают жемчугом, или маленькими букетами из камней, золота, или серебра.

На руках Персиянки носят жемчужные, или из драгоценных камней браслеты; а на шее вешают, на золотых цепочках, или на жемчужных нитках, золотую коробочку с благовониями. На ногах носят туфли с костяною внутри накладкою. Когда женщина выходит со двора, то надевает длинное покрывало, окутывая оным лице и весь стан свой. Покрывала сии бывают у богатых шелковые, клетчатые различных цветов, а у бедных из бумажного, синего с белым клетчатого холста. [123]

Как мужчины так и женщины красят кисть руки, подошву и пальцы на ногах краскою оранжевого цвета, называемою Гане, будто для предохранения от загару. Кроме того женщины обыкновенно сурьмят брови, что на взгляд весьма не приятно.

Еще до окончания статьи об одеждах, опасался я, чтобы Господа читатели не впали на счет костюма Персиянок в подозрение, быв предварены самим же мною, о трудности видеть сих затворниц. Я должен оправдать себя пред ними. —

Знатные дамы в Персии точно не показываются публике, и живут уединенно в Гаремах своих. Мы не блокировали никогда сих святилищ, не употребляли ни обмана, ни старания в них проникнуть; но, иногда, [124] с высоких балконов знатных домов Персидских, нам для квартирования отводимых (где по вечерам играла Посольская музыка) взоры наши, иные сами по себе быстрые, другие. с помощию зрительной трубки, проникали в соседние домы. Старухи, с детьми на руках, показывались на балконах, или у больших окон без боязни; молодые женщины и девушки, в покрывалах, стояли, или сидели, укрываясь позади их, и едва просовывали головы: оне также хотели послушать громкой нашей музыки, раздававшейся по окрестностям. К усовершению описания костюма, служили также некоторые изображения и картины, как то в замке уджанском и прочее. Крестьянских женщин хотя изредка могли мы видеть, когда выходили оне по домашним [125] потребностям. Руководствуясь сими средствами, я сделал описание и могу думать, что оно верно.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ.

Выезд из Тавриза. — Дворец Уджан. — Пребывание наше в селении Шингил Абад. — Посещение проезжих Англичан. — Препровождение времени.

Отступив в предыдущей главе от порядка журнала нашего желал я удовлетворил, сколько можно, читателя на счет предметов, кои, так сказать, первые представляются путешественнику. Хотя по сущности своей они маловажны, но по новости довольно любопытны. В другом месте займемся [126] предметами, более достойными внимания; а теперь обратимся к описанию нашего путешествия.

26-го Маия, выехали мы из Тавриза, в сопровождении Беглер-Беги и Английского Маиора Линдезея. По отбытии Посла, поручено было от Его Превосходительства Советнику Посольства Соколову, откланяться за него Шаху-Заде, и принести благодарность за ласковый прием, в Тавризе Посольству учиненный. — Выехав из города, видели мы по правую сторону большой каравансарай в развалинах, и продолжали путь по прямой и широкой дороге. По обеим сторонам видны пространные сады города Тавриза, огражденные высокими земляными заборами. Далее дорога песчана и усеяна каменьем; на ней несколько подъемов и спусков; по левую [127] сторону, находится маленькая деревушка, осененная высокими тополями. Во время сего перехода, сопровождал нас большой ветер к ужасная пыль; мы остановились близ деревни, Васмичь, при речке того же имени, той самой, которая течет в Тавризе, в трех фарсангах от сего города. Послу отведена была квартира в деревне; а лагерь наш расположен был на прекрасном лугу, близ рукава помянутой речки; с двух сторон прикрывала оный тополевая роща. Журчание каскада, падающего с плотины на Васмиче учрежденной, придавало новую живость сей романической картине. Отсюда вправо видна цепь гор Таврских (Taurus). — Сюда прибыли несколько вельмож, с письмами от Шаха-Заде и Каймакама. — [128]

27-го поутру, оставили мы сей лагерь, и, переехав вброд реку Васмичь, сперва продолжали путь по песчаной и усеянной каменьями дороге; потом очутились в долине, окруженной с обеих сторон горами, коих высоты с правой стороны, в отдалении, покрыты были снегом. В нынешний переход сделали мы только полтора фарсанга, и расположились лагерем на лугу, расстоянием на полторы версты от селения Сеид-Абада. Здесь с левой стороны, представляются взорам горы, заключающие в себе разноцветные глины, и много известкового шпату, который отсвечивается, при ударении на него солнечных лучей.

На другой день, 28-го Маия, оставив лагерь близь селения Сеид-Абада, продолжали мы путь [129] по прекрасной долине, и проезжали близь каравансарая, находящегося. на левой стороне дороги. Сие обширное здание, не заключающее в себе ничего более выше описанного каравансарая, сооружено по повелению Шаха-Абаса, как то видно из надписи, на нем находящейся, а обновлено Абас-Мирзою, нынешним наследником. После сего имели мы довольно крутой подъем на гору Шебли, коей спуск на противную сторону не велик и легок. Тут открылась глазам нашим пространная долина. Продолжая по ней шествие наше, переехали мы весьма мелкую речку Уджан, близ находящегося на ней моста, называемого Кыз-Корпи (длинный мост); оставили в стороне небольшое селение одного с помянутою речкою имени, и поворотили влево по [130] прекрасному лугу к находящемуся на нем Дворцу, называемому также Уджан. Он построен по повелению помянутого Абас-Мирзы, для нынешнего Шаха, который, имея обыкновение проводить летнее время вне столицы иногда, вместо Султании, сюда приезжает. В 1812 году, в первый раз Абас-Мирза принимал в сем дворце своего родителя. — От Сеид-Абада до Уджана четыре фарсанга с половиною.

Дворец Уджан есть пространное здание в Персидском новейшем вкусе. Главная зала, или открытая галерея, по Персидски Диван-Хане, имеет вид на пространный луг; перед нею находится каменной террас, а перед сим четвероугольная площадь, обсаженная деревами — место, где в присутствии Шаха, во время Саламов, или придворных собраний, стоят чиновники двора. В сей галере находятся хоры, на которые ход из комнат верхнего этажа. По сторонам хор в простенках, поставлены портреты Государя Императора АЛЕКСАНДРА, и бывшего Французского Императора Наполеона, нимало не имеющие сходства и весьма дурной живописи. Над дверьми и напротив оных, над камином, две картины представляют, одна, парад персидских войск в присутствии Шаха, седящего на белом коне; Абас-Мирза делает ему поклон в ноги. На другой изображено сражение Персиян с Русскими, с выигрышем первых, предводимых Абас-Мирзою.

Сей дворец разделен на два двора, из коих один весьма [132] мал. Другой пространный двор, соединяющийся с сим чрез темной коридор, заключает террас или площадку, выложенную тесаным камнем, и имеющую по сторонам ступеньки, а внизу цветник. Сей двор заключает в себе много покоев, из коих некоторые весьма хороши, и вообще отделаны все чисто и выштукатурены прекрасно. Некоторые имеют в окнах стекла, другие же одне только решетки; при каждом окне снаружи занавес. Лучший из покоев сего дворца, спальня высокого хозяина, или собственно, тот храм, которой посвящает он Грациям, был заперта, и окно его завешено; при всем том нашлись столь проницательные глаза, которые чрез густой, красной без (То есть бумажный холст.) [133] увидели некоторые в оной портреты, представляющие жен Абас-Мирзы и других, Персидских женщин.

Читатель скажет, может быть, что заточенных Персиянок слишком лестно назвал я выше Грациями, что одна чувственность, удел их; но пусть возьмет в пример самые дикие народы. Кто докажет, что самое грубое их обращение, что даже безобразие черного и плоского лица негров, не имеет в их мнении своих прелестей? Тем паче томный, но пронзительной взор Персиянки не изумит ли, не проникнет ли до глубины сердца? Возьмешь ли ее за руку, она затрепещет, приложишь ли руку к ее сердцу, оно сильно забьется: сам друг с нею, забываешь недостатки ее [134] воспитания, забываешь, что в ней нет светскости и предаешься тому влечению, которое можно чувствовать, но описать никто не в состоянии. —

Самый дворец занял Посол с своею свитою, а в двух небольших домиках близь оного, поместились бывшие с нами персидские чиновники. —

В недалеком расстоянии от Уджана, в соседственных горах, находятся теплые ключи, и при них устроен бассейн, куда приходят купаться жители близь лежащих деревень.

Во время пребывания нашего в дворце Уджанском, прибыл из Тавриза Мусса-Хан, сын Каймакама, который прожил здесь до нашего отъезда. — Здесь получена также почта из Тифлиса чрез татарина, который отсюда [135] же я в обратный путь отправлен.

Мы пробыли в сем дворце до 3-го Июня; сие отдохновение чрезвычайно облегчило состояние моего здоровья; ибо в Сеид-Абадском сыром лагере, схватил я сильную простуду, удерживавшую меня во все время нашего здесь пребывания в моей комнате.

3-го Июня, выехали мы из Уджана, в сопровождении присланного от Шаха-Заде из Тавриза Топчи-Баши, или Командира Артиллерии, по имени Рачмат-Улла-Хана. Продолжая путь по песчаной и отчасти усеянной каменьем дороге, видели мы разбросанные по сторонам селения, переезжали несколько ручейков и небольшую речку, в которой было множество мелкой рыбы, вещь в [136] степном сем краю редкая. С правой стороны дороги представлялись глазам нашим две цепи гор, вершины отдаленнейшей из них покрыты были снегом. В нынешний переход сделали мы 2 3/4 фарсанга, и расположились лагерем у самого селения Тикмедаш, в коем для Посла и для больных отведены были квартиры.

Вид сего селения с одной стороны весьма печален; он представляет одни голые земляные заборы; но с другой, сады несколько его оживляют; маленькой ручеек течет тут у небольшого пригорка. Как здесь, так и везде в Персии, за недостатком дров, приготовляют Кизяк. Лепешки. навозу налепливают на земляные заборы и стены домов; когда же они довольно [137] высохнут на солнце, то сами отпадают, и тогда уже годны к употреблению. Из них складывают на дворах для запасов большие скирды. —

6-го числа, оставив лагерь у селеник Тикмедаш, ехали мы по песчано-каменистой дороге, мимо двух каравансараев; в последнем из них видели остановившихся проезжих. Близ сего каравансарая, протекает речка, коей вода превосходна. Несколько далее дорога разделяется на две: Посол избрал круговую, которая лучше; а некоторые товарищи мои, и я с ними, поехали прямо; мы встречали несколько крутых спусков и подъемов, по дороге весьма каменистой и неровной, до лагеря, в 1 1/2 версте от селения Мингиль-Абад расположенного. От Тикмедаша до [138] помянутого селения считают четыре фарсанга. —

Поелику лагерь наш расположен был в таком месте, где не было ни малейшей тени, то на другой же день поутру седьмого числа, перенесен в близь лежащую рощу, находящуюся у самого селения Шингиль-Абада. Абрикосовые деревья, черешни, яблони, также прекрасные тополы и другие деревья доставляли нам приятную сень, а розовые кусты и множество душистых цветов разливали приятный запах. Шатры наши расположены были там и сям, по обеим сторонам протекающей здесь маленькой речки, которая извиваясь по камням, доставляла прохладу, и чистейшую воду. Роща с обеих сторон окружена возвышениями. Селение Шингиль-Абад, [139] расположенное у подошвы одного из сих возвышений, по правую сторону ручья, окружено высокими тополами, составляющими лучшее его украшение. Кроме того в сей деревне находятся сады, коих зелень, среди печального вида земляных строений, оживляет их и представляет взору приятнейшую противуположность. Помянутая речка, протекающая внизу, журчит, разбиваясь о камень, и разливается на несколько рукавов. Близ Шингиль-Абада находится род земляной крепостцы, а далее, на горе, древняя обрушенная башня. Селение сие с противулежащей горы, являет вид чудесной. Как роща, так и горы произращают множество благоуханных трав; а грунт сих гор заключает много каменьев различной породы. [140] Порфиры и яшмы тут весьма обыкновенны; камни кремнистой породы, известковые, твердые глины, и многие другие находятся во множестве. —

7-го Июня, посетили Посла предварившие о том Англичане, Полковник Джонсон, служивший начальником Штаба, в войсках Индийской компании, в Бомбае, и тех же войск Капитан Салтер. Оба они ехали в отпуск чрез Персию, Россию и Германию, в Англию. Полковник Джонсон, проживший тридцать восемь лет в Индии, имеет, как о ней, так и о Персии, которую наблюдал при проезде своем внимательным оком, обширные сведения. Приятно было слушать беспристрастные суждения его о сей последней державе, оправданные в последствии самым опытом [141] нашим. Пребывание в Индии представил он в весьма не благоприятном виде. Оба сии Офицеры приглашены были сего дня, к обеденному столу, а другой целый день провели в Посольском лагере; 9-го же, по получении надлежащего для проезда чрез Россию вида, отправились в дальнейший путь.

14-го, здесь же в Шингиль-Абаде, явился у Посла Англичанин Стерчей, бывший Резидентом от правительства своего, в некоторых племенах Индийских, ехавший также чрез Персию и Россию в Англию. 15-го он у нас обедал, и того же числа, по получении вида отъехал.

Мы пробыли в Шингиль-Абаде двенадцать дней, то есть по 19-е Июня, дабы чрез то дать время Шаху, переехать из Тегерана [142] в Султанию. — Здесь получена и назад отправлена Российская почта. —

Медленность путешествия отсрочивала в уме нашем возвращение в отечество все далее и далее. Мысль сия, занимавшая каждого из нас, волновала душу и наполняла сердце унынием и скукою. Мы выдумывали во время пребывания нашего в лагере при Шингиль-Абаде, разные увеселения, дабы тем развлечь хотя несколько тревогу чувств наших. По вечерам освещали лагерь и рощу, слушали музыку, и занимались различными играми. —

Текст воспроизведен по изданию: Краткое описание путешествия российско-императорского посольства в Персию в 1817 году. СПб. 1821

© текст - Бороздна В. П. 1821
© сетевая версия - Thietmar. 2020
©
OCR - Karaiskender. 2020
© дизайн - Войтехович А. 2001