-

ВОЕЙКОВ А. Ф.

ОПИСАНИЕ КАЛМЫЦКОГО НАРОДА

(Продолжение.)

Верховный Начальник Калмыцкого Духовенства должен быть Далай-Лама, имеющий свое пребывание в Тангутской области, в монастыре, построенном на горе Путиле, но с тех пор, как сообщение с Тибетом прервано, каждый Лама в своем улусе сделался почти независимым. Расстояние мест и кочевая жизнь много им к тому способствуют. 14 Октября 1800 года, Император Павел I пожаловал Высочайшую грамоту Ламе Собин-Бакше на достоинство старшего Ламы во всем Калмыцком народе. Она первая по переселении Калмыков на земли, Российскому Государству принадлежащие; до того времена Ламы поставляемы были Тибетским великим Далай-Ламою. [244]

Каждый Лама в своих улусах посвящает духовенство, разрешает грехи, благословляет, погребает умерших, читает предохранительные от злых духов молитвы.

После Лам, первое духовное достоинство составляют Геллунги или священники; из них каждый имеет под своим ведомством от ста до полутораста кибиток, или семейств. Гецули ниже Геллунгов, а Манежиками называются ученики веры или церковнослужители. Есть также у Калмыков род произвольных отшельников: они называются Сузьюки, упражняются беспрестанно в молитвах, строго наблюдают посты и удаляются от всех мирских сует.

Идолослужебные кибитки перевозятся с одного места на другое, когда Калмыцкий Князь с улусом своим перекочевывает. В них стоят на возвышенном месте Бурханы, а перед ними в серебряных жертвенных чашах сарацинское пшено, орехи, молоко; в подсвечниках горят свечи, в лампах масло, а в курильницах разные ароматы. Вокруг расставлены знамена, книги, бубны, трубы, гобои, кружки с погремушками, колокола, колокольчики и проч. [245]

Духовенство выдало за правило веры одного из детей мужеского пола в каждом семействе посвящать в духовные. В древний времена, при каждом монастыре и идолослужебной кибитке число духовных ограничено было законом Джайк. Нынешние же правители духовенства нарушили сие мудрое, установление предков, и окружили себя полками юношей, постриженных в духовное звание. Они со всех молодых тунеядцев; избегающих работы и службы, сбирают за то большие деньги.

Число праздных, людей, которые в тягость обществу, умножается еще завещаниями суеверных Калмыцких Князьков: они отдают во владение монастырям семейства и целые, так сказать, деревни крепостных своих Калмыков со всем их имуществом. Сии Калмыки, поступая в ведомство духовенства, никаких податей не платят, и никаких общественных повинностей не исправляют.

Духовенство составляет десятую часть всего народонаселения; высшие особы сего звания носят одеяние и шапку желтого цвета, красную перевязь и четки.

Главный Калмыцкий праздник называется Захан-Сара, т. е. белый или новый год; других праздников бывает по три [246] в каждый месяц. Священно служение сопровождается пением и музыкою. Жрец и около его молящиеся стоят полукругом, с непокровенными головами, смиренно слушают чтение и молитвы, и творят земные поклоны. Жрецы, во время службы, прихлебывают рассахаренную воду и благословляют молельщиков возложением рук на голову.

Молодые духовные люди, не имея права жениться, ведут жизнь распутную, а старые, будучи просвещеннее дворянства и даже владетельных Князей своих, занимают места народных правителей, судей, лекарей, полицмейстеров; они заводят, решат и прекращают ссоры и тяжбы. Духовные обогащаются, обещая зажиточным Калмыкам умолить идолов о переселении душ их в лучших животных, и даже в Тенгров, т. е. воздушных духов или ангелов.

Гурюмы, поминовение умерших, часто стоят всего оставшегося после покойника имущества, и наследники видят себя без наследства.

Десять главных правил Калмыцкой веры: (Смотри Нынешнее состояние Калмыцкого народа, соч. Н. Страховым. С. П. б. 1810. В.) [247]

1. Покланяйся Богу, повинуйся духовенству и исполняй святую религию. Сии три благословенные власти сохранят тебя на всех путях.

2. Отца и мать срою почитай, как видимых богов.

3. Утешай страждущих, помогай бедным, никого не презирай и не осуждай.

4. Убегай гордости, как душевной погибели.

5. Не истребляй животных: разумей, что в них обтают переселившиеся души страждущих.

6. Убегай прелюбодейства, воровства и всякого злодеяний. Запрещенного не только не делай, но и не имей в мыслях.

7. Удаляйся пьянства, как корня, от которого происходят дела богопротивные.

8. Не произноси клятвы и тем не угождай диаволу.

9. Левою рукою сделанное погрешение исправляй правою.

10. Старайся сделанною в сей жизни добродетелью водворить себя в вечное блаженство.

Молитва.

«Верую и покланяюсь верховному Ламе, Верую и покланяюсь бесчисленным Бурханам. Преклоняю колено великому [248] духовенству. Почитаю и покланяюсь святому закону. Сии четыре существа несомненно прошу помиловать обитающих в сем мире шесть родов животных: Человека, скотов, зверей, гадов, птиц и рыб. Молю, чтобы умерших земнородных водворить со святыми в вечное блаженство; молю наказать праведным судом злодействующих нам; молю благословить, да пребываем во всяком изобилии, как в сей так и в идущей жизни».

Язык их есть Монгольское наречие, смешанное со многими Татарскими словами; богослужение же отправляется на Тангутском или Тибетском языке.

Нет народа суевернее Калмыков: это очень: естественно при их грубом невежестве и предрассудках. Астрология у них в большом уважении. Никакое важное дело не предпринимается без совета с Астрологом, который справляется с старыми книгами, кои наполнены гиероглифическими знаками, начертанными во времена весьма отдаленные.

Есть между ними особенные жрецы, говорит Бергман, которые занимаются единственно назначением дней счастливых и несчастных, из огромных книг, о коих говорили мы выше. Год, день и час [249] рождения определяют его обязанности, и грозят известными опасностями и болезнями. Тот, кто родился в таком то году, непременно обязан жениться в таком-то. По часу рождения узнают час смертный. Кроме жрецов Калмыки держат птиц вещих: журавли и некоторые другие почитаются святыми и убивать их грешно. Сесть на пороге — почитают Калмыки за ужасное беззаконие. Не дозволено ходить по золе, или держат ноги близко к огню: ибо огонь есть, по их мнению, божество, а очаг его святилище. Кто закурит трубку лоскутком бумаги, тот неминуемо скоро умереть должен.

Самое замечательное из новых происшествий в Калмыцком народе, есть побег Калмыков, в числе 50,000 кибиток, в Китайское Государство, или справедливее в Зоонгорию.

В 1800 году Император Павел I вызвал в Гатчино Дербетевского владельца Чучея-Тайши-Тундутова и Ламу Собин-Бакшу.

В сие время произошли для всего Калмыцкого народа, перемены счастливые и достопамятные. Император Павел I, в 9-й день Августа 1800 года, соизволил приказать: 1) Депутатам [250] Калмыцкой Орды большого Дербента избрать себе начальника; 2) быть им независимыми от Донцов; 3) зависеть прямо от Государя; 4) переписываться прямо с ним; 5) по делам же иметь сношение с Государственною Иностранною Коллегиею, как то было прежде, и 6) по землям и сего рода сношениям с Генерал-Прокурором. (См. Нынешнее состояние Калмыцкого народа, соч. Н. Страхова. С. П. б., 1810 года.)

К следствие сей Высочайшей ноли, Указом 27 Сентября 1800 года, данным Правительствующему Сенату за собственноручным Его Императорского Величества Подписанием, повелено: «Калмыцким малого и большого Дербета владельцам и чиновникам с народом их, в Астраханской губернии кочующим, дать во владение все те земли от Царицына по рекам Волге, Сарпе, Салу, Манычу, Куме и взморью, и словом все те места, на коих до уходу Калмыки имели свое Кочевье, исключая тех, кои по уходе Имянными Указами пожалованы, сочинив на оные грамоты, поднесть Его Императорскому Величеству к подписанию, куда следует послать повеления и допустить помянутых Калмыков во владение». [251]

В 14 Октября 1800 года пожалована незабвенная для всего Калмыцкого народа грамота: оною утверждены прежние Калмыцкие права; Дербетевский Владелец Чучей-Тайши-Тундутов возведен в достоинство Наместника, дозволено Калмыкам по прежнему иметь для судопроизводства Совет, называемый Зарга, состоящий из осьми Членов, решить в нем дела по правам их, на основании духовного закона и обыкновений, по большинству голосов; в случае же равенства голосов и несогласия Членов решить самому Наместнику с согласия Зарги и Главного Российского Пристава, определенного как по сему предмету, так и для прочих надобностей. Если же Наместник сам собою решить какое дело усомнится, то в таком случае относится или к Императору, или в Государственную Коллегию Иностранных Дел.

Сею грамотою Император Павел I соизволил пожаловать Калмыцкому народу все вышепомянутые земли; Наместнику же Чучею-Тайши-Тундутову, на имя коего дана Высочайшая грамота, пожалованы знамя, сабля с надписью; панцырь с шишаком, богатая соболья шуба, шапка и осьмистекольная раззолоченая карета. [252]

Ныне благополучно царствующий; Император в 1802 году пожаловал Наместнику Калмыцкого народа Чучею-Тайши-Тундутову подтвердительную грамоту, утверждающую во всей силе и неприкосновенности права и преимущества, дарованные Калмыцкому народу. В том же году, по другим Калмыцким делам, последовали два Постановления: Указом 28 Апрели 1802 иода повелело отвести Калмыкам от Царицына до берегов Каспийского мори количество земли нужное для пастьбы стад и табунов, не стесняя разных Орд в их кочевьях. Тем же Указом постановлено: чтобы по вступающим на Калмыков в тяжебных делах жалобам в присутственных местах разбирательства не делать, а отсылать в Калмыцкий Совет, куда истцы, для отыскания и удовлетворения; сами должны являться, или относиться к Главному Приставу; в делах же, где Калмыки истцами будут на других Российских подданных, разбирательство производить в особенных присутственных местах. В прекращение необузданного пьянства, бывшего в Калмыцких улусах от вольной продажи вина; состоялся Указ от 25 Апреля 1802, о продаже вина в [253] Калмыцких улусах с дозволения Калмыцких Владельцев.

Дербетевская Орда всех многочисленнее: в ней считается до 10,000 кибиток; за нею следует Торгоутовская, и наконец Хошоутовская, которая всех малочисленнее. Первая кочует от Царицына по Куме; другая от городов Черного Яра и Енотаевска до Кумы же, а кочевье последней находится близь Астрахани по обеим сторонам реки Волги; она имеет самые лучшие луга и приволье в дровах, воде и тростнике. Малое число Зоонгорцев, после побега 1771 года оставшееся, распределено по другим Ордам.

Число Калмыков в России обитающих, простирается до ста тысяч; они составляют улусы и подвластны Князьям удельным. Верховный Правитель целого народа есть Вице-Хан, избираемый от Двора Российского; его окружают старейшины трех Орд.

Народ Калмыцкий разделяется на вышнее духовенство и дворянство, или на так называемые у них белые кости, и на нижнее духовенство и простой народ, или так называемые черные кости. Знатные женщины слывут белым мясом, простые черным мясом. [254]

Нигде простой народ не может находиться в таком презрении, как у Калмыков. Дворянин никак не согласится пить из одного сосуда с простолюдином; также не войдет в его кибитку, разве по самой крайней необходимости. Простой Калмык не может сесть на матраце, принадлежащем дворянину; самое достоинство жреца не заглаживает на нем пятна породы.

Законы Калмыцкие заключаются в рукописи под названием: Права Мунгальских и Калмыцких народов (Бергман и Страхов в описании Калмыцкого народа.). Из законов достойные замечания и любопытства, суть следующие:

За убийство человека положено взыскивать 1000 овец. Сын за убийство отца и матери не лишается жизни, но лишается жены, детей и всего имения.

Если из двух чьих жен одна убьет другую, в таком случае, отдается на волю мужа отрезать убившей только ухо, или заплатить родственникам убиенной взыскание, положенное за убийство человека. Лишение жизни рабыни оценено в 27 скотин. [255]

За убийство дикой красной утки, воробья или собаки учреждено взыскивать одну лошадь.

За бесчестие владельческому духовному учителю положено 45 скотин.

За бесчестие самого Владельца только 10 скотин.

За ударение жреца и Владельца определено одинакое взыскание, т. е. по 45 скотин.

За тяжкие побои отцу или матери, положен с детей взыск не более 27 скотин.

Дергание за бороду удовлетворяется лошадью и овцою.

За отсечение большого пальца платят 18 штук рогатой скотины, за средний 9, за перстневой 5, за мизинец 3.

Женатый чужеложник платит за вину свою 5 штук рогатой скотины; женщина в подобном случае дает только 4. Какая порука за супружескую верность, особливо в богатых семействах!

Сии, для примера выписанные, Калмыцкие уголовные законы (Паллас, Лепехин, Бергман, Страхов, Щекатов, Георги, Ловиц, Рычков и другие.) приводят нам на память тех варваров, которые некогда [256] опустошали Европу. У Калмыков, как и у сих, первое: все преступления наказываются пенею; второе: духовенство предпочитается владельческому достоинству; преступления против него считаются важнее, нежели против отца и матери; легче убить рабыню, нежели обесчестить жреца словом; третие: раны на руке, по свидетельству Монтескье, измеряются подобно геометрическим фигурам!

За кражу скота и вещей положены разные взыскания.

За бегство с поля сражения присуждено одевать в женское платье и выставлять на позор.

За спасение жизни во время бою, учреждено жаловать в Тарханы, т. е. рабов делать свободными.

Оставляющих Владельца в опасности повелено разорять и умерщвлять.

За держание, укрывательство и защиту беглых людей, положен гораздо тягчайший штраф, нежели за смертоубийство, а именно: сто панцырей, сто верблюдов и тысяча лошадей.

За своевольное оставление духовного звания, учреждено брать половину скота и пожитков. [257]

Учрежден и точно означен платеж отцам за дочерей, взятых замуж.

Положено каждый год из сорока кибиток женить холостых четырех человек; каждому в заплате за невесту должны вспомоществовать десять семейств, а если кто из сих четырех человек, по неполучению помощи, останется холостым; за то с 10 кибиток взыскивать 2 верблюдов, 5 лошадей и 10 овец.

Кто жаждущего не напоит молоком, с того он имеет право взять одного барана.

За избавление от смерти самоубийцы, за вспоможение родильнице в муках и за излечение от болезни, определено давать одну лошадь.

Без истца и ответчика запрещено производить суд, и без свидетелей в жалобах положено не верить.

Всякой тот должен быть обвинен, кто после трех повесток в суд не явится.

Навсегда лишаются достоинства те судьи, которые три дела решили несправедливо.

Недостаток сих узаконений и несообразность их с нынешними правилами и понятиями народа, заменяются, в одной [258] только памяти оставшимися обычаями, которые по Калмыцки называются есун. Леность, препятствующая судьям подробно и глубоко исследовать правость и неправость, ввела в Калмыцкое судопроизводство присягу и в таких делах, где находятся доказательства и свидетели.

Образ судопроизводства заключается в том, что по выслушании жалоб истца и по отобрании оправданий от ответчика обстоятельство рассматривается непродолжительно; определение о деле помещается в самре, которая есть не что иное, как выкрашенная черною краскою дощечка, величиною в наш лист бумаги. Намазав оную салом и золою, пишут прутиком определение, которое прочитав истцу и ответчику, дают правому от суда Ергачея, т. е. исполнителя определения; потом все с самры стирают и предают дело вечному забвению. Выигравший тяжбу, платит исполнителю плату, называемую платою посланному.

Пытки неизвестны Калмыкам, между тем, как народы просвещенные долгое время платили дань сию варварству и невежеству.

Нравы их суровы, но не злы; убийства случаются весьма редко, и то в первом [259] жару гнева, ибо они весьма пылкого сложения.

Чувства осязания и вкуса у Калмыков грубы; за то обоняние, слух и особливо чувство зрения, чрезвычайно тонки; в зрении превосходят они все народы, и ясно видят предметы как близкие, так и отдаленные. Ничто не укроется от их взоров, в каком бы ни было расстоянии. Уральские козаки, по большой части промышляющие рыболовством, ищут Калмыцких рыболовов, и по их совету смело бросают невод, будучи твердо уверены в счастливой тоне. У Калмыцких пастухов глаз так долго помнит замеченные признаки, что, взглянув на стадо, тотчас узнают они, сколько и какой недостает скотины.

Калмыки одарены чрезвычайною памятью. Среди обширных равнин, где нет ни селений, ни больших дорог, ни дерев, ни кустарников, и где самые привыкшие к степям путешественники беспрестанно заблуждались бы, Калмыки едва видят следы, незаметные для других признаки, и берут их за точку направления. Память их без малейшего труда удерживает множество народных песен, сказок и длинные отрывки из книг священных. [260]

Их воображение, жилое и плодовитое, легко воспламеняется от вымыслов пиитических и от чтения старинных их летописей. Долго живущий между Калмыками Бергман, Сарептский Полицмейстер Гаммель и почтенный Кондратий Нейц, уверяют, что Калмыки одарены большою проницательностию и остроумием. Бергман приписывает им даже красноречие, качество тем более удивительное, что наружность Калмыка не показывает ни малой к тому способности. «В самом деле», — говорит Бергман — «кто бы мог надеяться в необразованном тяжелом языке, в охриплом голосе, в безобразной фигуре найти витийство? однакож я часто находил людей красноречивых в сем народе, столь мало просвещенном; видел не один раз, как Калмык падал на колена, подымал вверх длинные рукава, плескал ручками, и, после такого, весьма мало обещающего приступа, без приготовления и остановки, произносил речь, которая, продолжаясь четверть часа, содержала необыкновенные мысли, и сопровождалась приличными телодвижениями».

Проницательность их видна в скорости и точности, с какими обнимают умом своим дела самые запутанные. [261] Калмыки весьма легко научаются языкам даже тех народов, у коих случается им прожить весьма короткое время. Имеющие какие нибудь связи и сношения с Россиянами довольно хорошо изъясняются по Руски.

Каждый улус содержит одного учителя или Бакша, который обучает детей читать, писать, Богословию, Арифметике, Истории, Географии, Астрономии, Астрологии, Медицине, разумеется, сообразно своим о них понятиям, кои весьма ложны.

Калмыки склонны к пьянству и страстно любят карточную игру.

Время разделяют на дни, месяцы и годы, но месяцев не делят на недели. В году считают они тридцать месяцев, и, подобно Татарам, называют их: травный месяц, молочный, ветряный; годы также делят, как все Монголы, на периоды, содержащие, двенадцать дет. Каждый из сих годов носит имя известного животного, зверя или птицы. Песий год есть первый, а куриный последний.

Калмыки роста, среднего, редко большого, сухощавы, статны, широкоплечи. Лице у них так плоско, что Калмыцкий череп от всякого другого отличить можно. Глаза узки и уголки их площе, нежели у Европейцев; губы толсты, нос приплюснут [262] и мал, ноздри широкие, подбородок короткий, волосы на бороде редки и показываются поздно; зубы ровные и белые, как жемчуг; цвет лица у мущин красно-смуглый, у женщин румяно-смуглый, кожа очень нежна, уши оттопырились и весьма длинны; волосы у всех черные; ноги кривые, не от Природы, а от сиденья в присядку и от Всегдашней верховой езды.

Калмыцкий образ жизни напоминает первобытные общества человеческие. Они живут в войлочных шалашах или кибитках, и раскрашивают деревянные стойкий, колья и переплеты красною краскою, разведенною на рыбьем клею. Вверху на средине крышки отверзшие для дыма, а посреди Кибитки место для огня; кибитки богатых людей делаются из белых войлоков, стены обиты шелковыми тканями, полы устланы Персидскими коврами, постели с богатыми занавесами, бахрамою и зеркалом; по сторонам развешена богатая одежда и оружие; на коробке, обитой железом и выкрашенной голубою краскою, и заключающей деньги и драгоценности, стоит домашний идол, а перед ним курильница, жертвенные чаши с сарацинским пшеном и изюмом, восковые свечи, и пр. Надобно однакож признаться, что и в [263] великолепных Княжеских кибитках не наблюдается ни малейшей опрятности, и отвратительный запах терзает обоняние.

Вообще, нет ничего неопрятнее Калмыков: дети их летом ходят совсем нагие; едят Калмыки все: падаль, мышей, сусликов, кишки, траву, по большой же части питаются ржаною мукою, которой пригоршни, брошенные в кипящий котел и посоленные, достаточны на сутки для целого Калмыцкого семейства. Хлеб считается у них роскошью (См. Дневные записки Академика Лепехина, Том I, стр. 455 и следующие.). И самые Нойоны и Зайсанги едят не на столах, а на коврах, по земле разостланных, и руками. Есть у них фарфоровая, оловянная и серебряная посуда.

Обыкновенное питье их состоит в кислом молоке, сыворотке, вине из кобыльего молока и простой воде. Они большие охотники до чаю; его, также как и другие товары, привозят к ним торгующие в улусах Армяне, которые для Калмыков тоже, что для Европейцев Французы. Мущины и женщины до безумия пристрастны к табаку. Сарептские колонисты продают им его ежегодно более, нежели на 50,000 рублей. [264]

Одежда мущин Татарская, голодный убор Китайский: полусапожки черные или сафьянные цветные, шаровары, полукафтанье из легкой ткани с узкими рукавами и Лонс, к коему привешены сабля, нож, трубка, мешок с табаком, кремнем, и огнивом; суконный кафтан с широкими рукавами. Голову бреют, оставляя на теме хохол, который заплетают в три косы. На голове желтая скуфейка с кисточкою. Бедные ходят без рубах и босиком, и в величайшие летние жары носят овчинный тулуп на голом теле. Если зной нестерпим, то спускают его с плеч по пояс и ездят верхом нагие.

Женщины почти не различаются от мущин одеждою; носят полусапожки, шаровары, полукафтанье, но вместо кафтана имеют верхнее платье без рукавов и особенного покроя. Волосу не стригут: девушки заплетают их в тонкие косы, которые висят около затылка; женщины носят только две косы. В ушах висят огромные серьги, а пальцы унизывают перстнями и кольцами. Девушки румянятся и белятся.

В лечении переломленных костей или вывихнутых членов и вообще в скотоврачебной науке они весьма сведущи. [265] Касательно же Медицины, в собственном смысле и лекарей, которые почерпают знания свои в старых огромных книгах, щупают пульс с важностью, говорят коротко и степенно и тем вселяют к себе уважение, то способы их врачевания весьма ограничены; по моему мнению они поступают честно и благоразумно, не муча своих больных разнообразными и каждый день переменными лекарствами, и почитая воздержание от пищи самым спасительным и верным средством. Долгое время оспа производила в кочевьях их ужасное опустошение: ныне благодетельное изобретение прививать коровью оспу, начинает между ними распространяться. Искусный Сарептский Медик Карл Иванович Ян прививает оную и пользует бедных целого тамошнего края. Калмыцкие лекари другую болезнь, не столь невинную, но более пагубную, врачуют таким странным образом, которого наши Европейские Медики никогда употребить не посмеют. Бергман уверяет, что видел одного Калмыка, который по утру и ввечеру принимал по 11 гран купоросу, и в 4 дни совершенно вылечился.

Калмыкам известна особого рода болезнь, называемая сежикте; тоже, что Английский сплин и наша гипохондрия. В сей [266] болезни человек одержим бывает страхом, тоскою и задумчивостию. Калмыки лечат сию болезнь странными средствами из коих самым действительным считают взведение на больного какой либо напраслины, обвинение в воровстве, убийстве, и проч. В добавок же к тому нещадно бьют и секут больного, и таким чувствительным средством возвращают гипохондрика от мечтательного страха к боли телесной.

Роды Калмычек легки, как у всех народов, ведущих жизнь близкую к природе, неизнеженных и трудолюбивых.

Мущины убирают скот и лошадей, делают кибитки, рухлядь и конскую сбрую. Есть между ними серебряники, слесари и, кузнецы; вообще они очень ленивы и уверены, что Калмыку не благородно заниматься работою. Женщины несравненно трудолюбивее: они выделывают меха, шьют одежду и обувь, валяют войлока, делают масло, сыр, и вино, прядут верблюжью и овечью шерсть, ткут тесьму, седельные подпруги и армяки.

Невест покупают: бракосочетание происходит в новой кибитке; жрец читает известные молитвы, окуривает женскую скуфейку и благословляет [267] невесту. Ей заплетают волосы в две косы — и все кончится пиршеством..

Мертвецов из простого народа бросают в овраги, в леса или в воду, а знатных, особливо Лам, сожигают с торжественными обрядами.

(Окончание впредь).

Текст воспроизведен по изданию: Описание калмыцкого народа // Сын отечества, Часть 75. № 6. 1822