Главная   А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Э  Ю  Я  Документы
Реклама:

№ 163

Ранее 1677 г. октября 211678 г. не ранее апреля 19 *.Статейный список посольства тобольского сына боярского Ф. Михалевского и подьячего Тобольской приказной избы Г. Шешукова к Тушету-хану Чихунь Доржи, Ундур-гегену и Шидишири Батуру-хунтайджи

(* Датируется по времени посольства)

/л. 353/ Список с статейного списка тобольских сына боярского Федора Михалевского да приказные избы подьячего Гаврила Шешукова слово в слово.

Лета 7184-го июня в 19 день. По государеву цареву и великого князя Феодора Алексеевича, всея Великия и Малыя и Белыя Росии самодержца, и государя благоверного царевича и великого князя Иоанна Алексеевича, всея Великия и Малыя и Белыя Росии, и государя благоверного царевича и великого князя Петра Алексеевича, всея Великия и Малыя и Белыя Росии, указу и по наказной памяти боярина и воевод Петра Васильевича Большово Шереметева да стольника Ивана Ивановича Стрешнева, да дьяков Федора Протопопова да Григорья Михайлова велено тобольским сыну боярскому Федору Остафьевичю Михалевскому да приказные полаты подьячему Гаврилку Шешукову ехать ис Тобольска в мунгальские улусы к Очирою Сайн-хану да х Кутухте, да к брату ево Очироеву к Батуру-контайше. А с ними отпущены ис Тобольска Очироя-хана и Кутухтин и брата ево Батура посланцы, которые были на Москве, Карма Билюкта, Гурюкай с кошевары их. Да с нами ж посланы в провожатых тобольские служилые люди Офонька Онисимов, Данилко Иванов, Ларька Лосев, Ларька Спиридонов, Ивашко Волков, Ермилко Колесников да для толмачества Якунька Плотников. А ехати из Тобольска с теми посланцы и с служилыми людьми в Сургут, в Нарым, в Кетцкой, в Маковской, в Енисейск, а из Енисейска в Селенгинской острог, /л. 353об./ а из Селенгинского до [305] Очироева-хана и до Кутухтина и Батурова улусов степью с великим бережением, чтоб на нас дорогою калмыцкие воинские люди не пришли и дурна какова не учинили.

А приехав в те улусы, послать к ним, Очирою-хану и к Кутухте и к брату, наперед себя служилого человека и с ним толмача и велеть им сказать, что по указу великих государей, их царьского пресветлого величества, боярин и воеводы и наместник смоленской Петр Васильевич Большой Шереметев и стольник Иван Иванович Стрешнев и дьяки Федор Протопопов да Григорей Михайлов прислали нас из Тобольска к ним, Очирою-хану и х Кутухте и к Батуру, для посольства ево царьского величества дворянина Федора и приказные избы подьячего. И они б, Очирой-хан, приказал, где нам стать и с ними видетца. Да на котором месте Очирой и Кутухта и Батур стать нам велят, и которого дня с ними видетца прикажут, и нам, взяв с собою служилых людей, которые с нами посланы, на том месте с ними, Очироем, сшется, говорить речь. — Великого государя нашего царя и великого князя Феодора Алексеевича, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержца, и многих государств и земель восточных и западных и северных отчича и дедича, и наследника и государя и облаадателя, его царьского пресветлого величества, боярин и воеводы и смоленской намесник Петр Васильевич Большой Шереметев да стольник Иван Иванович Стрешнев, да дьяки Федор Протопопов да Григорей Михайлов /л. 354/ прислали нас, их царьского пресветлого величества ис старинной ево государьской отчины царьства Сибирского города Тобольска к ним, Очирою и х Кутухте и к Батуру, в посланниках с их великого государя нашего, его царьского пресветлого величества, с листом и з жалованьем.

И буде Очирой-хан и Кутухта и Батур спросят про здоровье великого государя нашего царя и великого князя Феодора Алексеевича, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержца, ево царьского пресветлого величества, и ево великого государя братей, а наших великих государей, государя благоверного царевича и великого князя Иоанна Алексеевича, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии, и государя благоверного царевича и великого князя Петра Алексеевича, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии, и нам, Федору и Гаврилу, говорить. — Божиею милостию великий государь царь и великий князь Федор Алексеевич, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержец, и многих государьств и земель восточных и западных и северных отчич и дедич, и наследник и государь и облаадатель, и ево великого государя нашего братья, и наши великие государи, государь благоверный царевич и великий князь Иоанн Алексеевич, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии, и государь благоверный царевич и великий князь Петр Алексеевич, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии, их царьское пресветлое величество, на своих великих и преславных государьствах Росийского царьствия, дал бог, здорово. /л. 354об./

А буде Очирой-хан и Кутухта и Батур про здоровье великого государя царя и великого князя Феодора Алексеевича, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержца, и государя благоверного царевича и великого князя Иоанна Алексеевича, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии, и государя благоверного царевича и великого князя Петра Алексеевича, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии, не спросят или будет и спросят, да не встав и шапок не сняв, и нам, Федору и Гаврилу, говорить. — Которые послы и посланники от великого государя нашего, его царьского пресветлого величества, посылаютца в-ыные великие государьства и к турскому салтану, и х кизылбашскому шах Абасу 1 , и к иным таким, и они великого государя нашего и ево государевых благоверных братей, а наших великих государей, про их государьское многолетное здравье спрашивают, став и шапки сняв. [306] И они б, Очирой-хан и Кутухта и контайша, про государя нашего и ево государевых братей, а наших великих государей, про их многодетное здоровье потому ж спрашивали, став и шапки сняв.

И будет они ж спросят про здоровье боярина и воевод Петра Васильевича Большово Шереметева с товарыщи, и нам, Федору и Гаврилу, говорить. — Великого государя нашего, его царьского величества, боярин и воеводы и наместник смоленский Петр Васильевич /л. 355/ Большой Шереметев и стольник Иван Иванович Стрешнев, и дьяки Федор Протопопов и Григорей Михайлов великих государей на службе в Сибири в Тобольску, дал бог, здорово.

А после того им, Очирою и Кутухте и Батуру говорить. — В нынешнем во 184 году присылали к великому государю нашему, к их царьскому пресветлому величеству, к Москве вы, Очирой Сайн-хан, с листом посланцов своих — Карма Билюкту, да Кутухта — Манжита-лиму, да брата своего Батура-контайши — Гурюка. А в листу ты, Очирой, к великому государю нашему, к их царьскому величеству, писал. — Острог де, которой поставлен на Селенге, и живут люди двух царей смежно, и быть бы в любви и в совете меж собою. Да улусные ж ваши ясачные люди живут блиско великого государя нашего городов — Иркуцкого и Нерчинского, и Иркенского, и Баргузинского, и с тех де городов ево великого государя нашего люди в прошлых де и в нынешнем году войною ходили, и ваших людей многих 3 женами и з детьми и з животы побрали и места разорили. Да из ваших же де улосов Чекир-батур, подданной ваш, с улусом своим, 30 луков, убежал на Селенгу-реку к великому государю, его царьского величества, к Селенгинскому острогу и иных ваших ясачных людей 82 человека с собою увел, и лошади и табуны отогнал, и живут они под ево царьского величества самодержавною высокою рукою в подданстве. И, чтоб ему, великому государю нашему, его царьскому величеству, пожаловать /л. 355об./ вас, велеть ево великого государя указ послать в Селенгинской острог з добрым человеком и всякой задор и смуту сыскать, и людей ваших ясачных, погромлених и беглецов, вам отдать.

А посланцы ваши Карма Билюкта с товарыщи, будучи у великого государя нашего, у его царьского величества, ему, великому государю нашему, его царьскому величеству, били челом. — Вашие же де Мунгальские земли бывали брацкие люди и ясак платили вам, и ныне бутто его царьского величества украинных городов Сибирского царьства люди тем брацким людем ясаку вам платить не велят, и о том о всем великого государя нашего, его царьского величества, прислан указ в Тоболеск, а ис Тобольска велено послать для сыску дворянина добра и про те ссоры и обиды, которые учинились от его царьского величества людей вашим улусным людем, велено про то про все сыскать накрепко. А впредь указали тех ево царьского величества острожков жителем с вашими улусными людьми жити дружно, и ссор и обид вашим улусным людем отнюдь чинить не велено, также б вам своим улусным людем велеть заказ учинить о том накрепко, чтоб ваши улусные люди приезжали и тамошних острогов з жители потому ж жили в дружбе и обид и грабежу не чинили ж, чтоб впредь ему, великому государю нашему, его царьскому величеству, от его царьского величества тамошних острогов жителей /л. 356/ жалоб на ваших людей не было. А которые ваши улусные люди пришли [в] царьского величества государьство для покою и пожитков своих добровольно, и таких людей, которые из улусов своих перейдут на вечное житье в-ыное государьство, и ис того государьства таких людей никогда не отдают. И потому великому государю нашему, его царьскому величеству, тех людей отдати вам не доведетца. [307]

А что твои ж посланцы ему, великому государю нашему, его царьскому величеству, били челом о брацких людех, что они 5ісаку не платят, и с тех людей ясак вам имать не доведетца ж, потому что живут те братцкие люди около его великого государя Сибирского царьства городов для своих пожитков и ясак платят ему, великому государю нашему, его царьскому величеству, добровольно ж.

Да ему ж, великому государю нашему, его царьскому величеству, ваши ж посланцы доносили твое Очироя Сайн-хана и брата твоего Батура-контайши челобитье, бутто Селенгинской острог поставлен на вашей земле и живут в нем своевольные люди, также и из-ыных городов его царьского величества ратные люди вашим улусным мунгальским людем чинят разоренье и обиды, а иных и до смерти побивают. И Селенгинской острог поставлен [на] его царьского величества Сибирского государьства земле и в том остроге живут для ясачных промыслов его царьского величества люди несвоевольные. И буде от тех и иных острогов /л. 356об./ его царьского величества людей, которые блиско к вашей Мунгальской земле, какие починились вашим улусным людем обиды и разоренья и убивства, про то про все указал великий государь наш, его царьское величество, розыскать в правду, и для того в те остроги послан из Тобольска царьского величества дворянин доброй Ларион Толбузин 2 , а велено ему про те ссоры и задоры розыскать про все подлинно. А о селенгинских жителях, что они вашие Мунгальские земли жителям же ссоры ж и разоренья и убойства починили, и про те ссоры и задоры указал великий государь сыскать царьского величества дворянину мне, Федору, и приказные полаты подьячему Гаврилу Шешукову и по розыску указ им учинить по правам его царьского величества Росийского государьства, чтоб впредь так не чинили, а ваши б Мунгальские земли улусные люди его царьского величества тех острожков жителям потому ж бы наездов и обид, и разоренья и грабежу тож не чинили ж, и пребывали б в дружбе и в совете, и меж собою ссор никаких не имели.

Да нам же, Федору и подьячему Гаврилу, говорить Очирою-хану и Кутухте и брату Очироеву контайше. — В прошлом во 182 году ко отцу ево государеву, блаженныя памити к великому государю царю и великому князю Алексею Михайловичю, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержцу, писал из Даур тобольской сын боярской Данило Аршинской 3 : во 177 году в-ыюне месяце приходили ж ваши мунгальские воинские люди 15 тысяч его великого государя нашего на братцких ясачных людей, а те де брацкие люди жили под Нерчинским острогом во днище. И брацких людей ис-под Нерчинского острогу всех взяли с собою в вашу Мунгальскую землю и розвели тех брацких людей по розным /л. 357/ своим улусом, а платили ему, великому государю нашему, ясаку тс брацкие люди по шти сороков соболей на год. И в том учинилось ему, великому государю нашему, от ваших мунгальских жителей его царьскому пресветлому величеству в ясачном зборе поруха и недобор.

Да в прошлом ж во 180 году посылал он, Данило, из Нерчинского острогу служилых людей для ясачного збору к ясачным иноземцам и для скоцкие покупки, и ваши де мунгальские люди, наезжая, у тех служилых людей покупныя лошади и скотины и соболи отымали сильно.

Да во 181 году писали в Енисейск к воеводе из брацких и из-Ыркуцкого острогу приказные люди во многих отписках. — Приезжают де с вашей мунгальской степи ваших же мунгальских тайшей в брацкие землицы мунгальские люди по вся годы и збирают з брацких и иркуцких ясачных людей ясак на вас, тайшей, сильно, и чинят его великого государя ясачным людем обиды и налоги, и отимают у них жен и детей, и уводят к вам в Мунгальскую землю. И оттого великого государя нашего в ясачном зборе [308] во всех острогах чинитда многая поруха и в ясачных иноземцах смута, а приезжают ваших мунгальских людей в брацкие землицы по 200 и по 300 человек.

А посланцов ваших со всеми людьми великий государь наш, его царьское пресветлое величество, пожаловал своим великого государя жалованьем, указал великий государь отпустить ис Тобольска к вам в улусы без задержанья со всяким помогательством, а с теми вашими посланцы указал великий государь ис старинной своей /л. 357об./ государьской отчины царства Сибирского города Тобольска послать к вам, к Очирою-хану, его царьского величества дворянина — меня, Федора, да приказной полаты подьячего Гаврила Шешукова. А великого государя нашего, его царьского пресветлого величества, прислано с нами тебе, Очирою, жалованья: 10 аршин сукна кармазину доброво, 25 аршин сукна аглинцского, 2 половинки сукна анбурского, зеркало, 20 юфтей кож красных; х Кутухте: зеркало большое в золоченом резном станку, 10 аршин сукна кармазину доброво, 25 аршин сукна аглинского, половинка сукна анбурского, 20 юфтей кож красных; Батуру-контайше: 10 аршин сукна кармазину, 25 аршин сукна аглинского, 20 юфтей кож красных, 2 половинки сукна анбурского, зеркало под слюдою.

И вы бы, Очирой-хан, и Кутухта и Батур, видя к себе великого государя нашего, его царьского величества, милость и жалованье, его царьского величества с украинными ратными людьми, которые живут блиско вашей Мунгальской земли, жили смирно и в любви пребывали, и войны и задоров и никаких ссоров самим бы вам не счинать, и улусных своих людем заказать накрепко, чтоб вы и улусные ваши люди, служа великому государю нашему, его царьскому пресветлому величеству, людем, которые посланы будут для его царского величества дел к вам в Мунгальскую землю, велеть чинить всякое вспомогательство. А которые /л. 358/ его царьского величества служилые и торговые люди от великого государя нашего посланы будут для великого государя нашего дел и для торговых своих промыслов в Китайское государство чрез ваши улусы, и вам бы, Очирою-хану и брату вашему Батуру-тайше, служа ему, великому государю нашему, его царьского величества людей до Китайского государства и назад до ево великого государя нашего городов пропускать, и провожатых и подводы им давать, и улусным своим людем обиды им и грабежу и никакой налоги чинить не велели, а велеть их пропущать везде без задержанья со всяким спомогательством. А как ты, Очирой-хан, и брат твой Батур-тайша великому государю нашему службу свою и раденье покажете, и великого государя нашего служилых и купецких людей чрез свои улусы в Китайское государство и назад со всяким помогательством пропущать, и Селенгинского острогу и иных великого государя городов жителем обид и тесноты и налог чинить не будете, и улусным своим людем закажете, чтоб они потому ж великого государя нашего ратным людем и ясачным иноземцам, которые живут поблиску вашей Мугальской земли, обид и насильств и грабежу и смертного убойства не чинили, и великий государь наш, его царское пресветлое величество, /л. 358об./ за то вас, Очироя и брата твоего, и улусных ваших людей учнет держать в своем царского величества милостивом жалованье и в призренье, а служба ваша и раденье у великого государя нашего забвенна не будет.

А буде Очирой-хан и Кутухта учнут нам, Федору и Гаврилу, говорить, что Лабу их царского величества в Сибири в Тобольску оставили в неволю, или учнут говорить, что с ними были посланы животы большие пли иные какие приметки учнут об нем чинить, и нам, Федору и Гаврилку, Очирою-хану и Кутухте говорить, что Лаба их остался царьского величества в Тобольску для своих дел добровольно, и ехать он к вам в [309] Мунгальскую землю не похотел, и живут ныне в Тобольску за своими делами, и не в неволю оставлен и животов у него больших никаких нет.

А как мы, Федор и подьячей Гаврило, к Очирою-хану и к брату ево Батуру в мунгальские улусы приедем, и в которых местех у них посольство будет, и что им против наказу дел объявить, и что нам они против нашего Федорова и Гаврилова объявленья и приняв великого государя нашего посланное к ним жалованье скажут, и о иных каких делех с нами поговорят, /л. 359/ и что каких вестей, будучи у Очироя-хана и Батура в улусе и дорогою едучи к ним и назад возвращаяся, проведаем, и что против челобитья мунгальского Очироя-хана и брата ево Батура в Селенгенском остроге по сыску и что в розговорех про Лабу дел объявитца, и то все написать имянно в статейной список. Да тот список и сыск за руками привесть в Тоболеск, а в Тобольску явитца и статейной список за своею рукою подать в приказной полате боярину и воеводам Петру Васильевичю Большому Шереметеву да стольнику Ивану Ивановичю Стрешневу, да дьяком Федору Протопопову да Григорию Михайлову.

И тобольские сын боярской Федор Михалевской да приказные полаты подьячей Гаврило Шешуков ездили по наказу в мунгальские улусы к Очерою Сайн-хану и х Кутухте и к брату цареву к Батуру-контайше. И в которых местех у них посольство было, и против наказу на посольстве все статьи им объявили, и что нам они против нашего Федорова и Гаврилова объявленья и, приняв великого государя нашего посланное к ним жалованье, сказали, и о иных каких делех с нами говорили, и что каких вестей, будучи у Очироя-хана и у Кутухты и у Батура в улусех и дорогою, едучи к ним и назад /л. 359об./ возвращаяся, проведали, и что против челобитья мунгэльского Очироя-хана и брата ево Батура в Селенгинском остроге сыскивали, и что в розговорех про Лабу дел объявилось, и то все писано имянно в сем статейном списке ниже сего порознь статьями.

В нынешнем во 186 году октября в 21 день, едучи Селенгинского уезду от Ильинской слободы к Селенгинскому острогу, на дороге на урочище на Оронгое кочевали мунгальские тайши Ирки-контайша з братьями и на становье за Оронгоем присылали к нам лутчих людей своих зайсанов Базара да Суина да Изюма Кашку с товарыщи, 9-ти человек, и говорили, что де били челом они великим государем о брацких людех об оддаче; и ныне де не то что братцких людей им отдать — приимают у них вновь беспрестанно беглых их вольных и дворовых людей, мужеск пол и женок, в Селенгинском остроге. И терпели де они тое от селенгинцов обиду, и терпение стало им невмочь, и будет де они за то с селенгинскими жители битца.

Вели мунгальские посланцы Карма Билюкта с товарыщи от Селенгинского острогу до улусу мунгальского Очирой-хана 6 недель, и встреча была от Очироя Сайн-хана от улусу ево за 3 дни, а встретчиков было 2 человека — Алтырка да Шарабарсун Ирдени-батур, и говорили нам об отдаче братцих людей, и великого государя о листу спрашивали. /л. 360/

И о братцких людех мы им сказали, что писано обо всем к Очирою Сайн-хану великого государя нашего в листу и на посольстве будет ведомо о всем.

Да им же, встретчиком Алтырке и Шарабарсуну Ирденю, говорили мы, что по указу великих государей и по наказу велено нам послать наперед себя в улус к Очирою Сайн-хану служилого человека и с ним толмача и велеть ему сказать, что по указу великих государей, их царьского пресветлого величества, боярин и воеводы и смоленской намесник Петр Васильевич Большой Шереметев и стольник Иван Иванович Стрешнев, и дьяки Федор Протопопов да Григорей Михайлов прислали ис Тобольска к [310] нему, Очирою-хану, для посольства, и он бы, Очирой-хан, приказал где нам стать и с ним видетца, и на котором месте и которого дни, и взяли б они с собою до улусу Очироя Сайн-хана от нас служилого человека и толмача. И встретчики Алтырка да Шарабарсун Ирдени-батур в том нам отказали, служилого человека и толмача наперед нас в ургу к Очерою-хану не взяли, и говорили, что де у царя их того не повелось, что от послов наперед приезду их к царю их вестовщиков не бывает. И поехали те встретчики одне к Очерою-хану в ургу.

И после того на третей день те ж стретчики царевы Алтырка да Шарабарсун встретили нас от царевы /л. 360об./ урги верст за 5 и велели нам стать, не дошед до царевы Очероевы урги версты за три, на урочище у Белого ключа, и избы войлочные, и корм нам и людей дву человек, вместо дров — аргал и воду носить, дали, и приставили к нам дву человек приставов — зайсанов Буру Ирку да Лишка Беркута Бунана, и давали нам корм на 5 дней быка небольшого. Да говорили нам те же царевы встретчики Алтырка и Шарабарсун, чтоб от царя их Очироя наперед ево царева посольства ехать нам х Кутухте. И мы им, Алтырке и Шарабарсуну, говорили, что по указу великих государей наших посланы мы великих государей наших с листом и з жалованьем, а велено нам ехать наперед для посольства к Очерою Сайн-хану, а не к Кутухте, а к Кутухте и к брату контайше велено нам ехать великих государей наших з жалованьем, с подарки, и для посольства после того. И они б о том Очирою Сайн-хану доложили, и Очирой Сайн-хан в том нас не поневолил, к Кутухте преж посольства своего не послал, а послал о том от себя посла к Кутухте, а нам велел дожидатца указу покаместа съездят к Кутухте, а посольства де до тех мест у Очероя Сайн-хана не будет. И стояли мы на том урочище 15 дней. И с того урочища Очирой Сайн-хан перекочевал на урочище Чеусотой Кобыр и нам велел переехать на то же урочище и велел нас поставить от своей урги версты за две, а в ургу к себе не взял. А на том урочище стояли 7 дней. /л. 361/

И декабря в 22 день на том же урочище велел быть Очерой Сайн-хан к себе для посольства в ургу великого государя с листом и з жалованьем, и подводы великих государей под казну и под нас из урги привели, и в урге посольскую избу нарядили коврами. И не дошед до посольской избы блиско, встретил нас шурин Очироя Сайн-хана зайсан Ильдень-табунунан (Так в тексте) и велел нам с собою итти в посольскую избу, а великих государей жалованье, подарки — сукна и юфти кож красных и зеркало, велели положить у посольской избы на улице. И мы великого государя с листом и с служилыми людьми вошли в посольскую избу, а достальных служилых людей и кашеваров поставили на карауле великих государей у подарочной казны. И в то время в посольской избе сидели зайсаны, ево царевы лутчие люди Бинту-зайсан, Канду-зайсан, Дурал-зайсан, Базар-зайсан, Абушу-зайсан, и оне против царского величества великого государя нашего листа не встали, сидели. А великого государя лист вез на посольство перед нами литовского списку казак Офонька Анисимов. И в посольской избе держали, стоя, лист попеременно он же, Офонька, да литовского ж списку казак Данилко Иванов. А Очероя-хана в то время в посольской избе не было. И просил у нас царевым Очироевым словом шурин ево Ильден-табунан к Очерою-хану великого государя листа, а Очерой-хан был в то время в своей урге. И про то мы ему, Ильденю-табунану, сказали, что великого государя листа и подарок без Очероя-хана никому зайсанам ево и тебе, Ильденю, не отдадим, а послал великого государя лист и подарки к Очерою- хану, и велено нам великого государя лист /л. 361об./ и подарки поднесть ему [311] самому, а за очи нам великого государя листа и подарок отдать, опричь Очироя-хана, никому не указано. И зайсан, шурин Очироя-хана, Ильдень-табунан да Шарабарсун ходили к Очирою-хану о том для спросу. И Очирой-хан прислал их, Ильденя и Шарабарсуна, в другой ряд и велел великого государя лист у нас взять к себе, а сам нам не показался, и великого государя листа им мы без Очироя-хана не дали ж.

И те зайсаны, Ильдень и Шарабарсун, к Очерою-хану для спросу в третьие ходили же и, пришед, нам говорили, что Очерой-хан велел нам выбрать от себя служилых людей, сколько человек мы выберем, послати в Тоболеск по Сейдяша 4 , а нам з достальными служилыми людьми жить до него, Сейдяша, у него, Очироя-хана, в Мунгальской земле. А Сейдяш де послан к ним с посланцы их по указу великих государей с Москвы с листом и с подарки и для посольства, и ево де для чего оставили в Тобольску? А посланы бутто мы ис Тобольска не по московскому великих государей указу. И в том им мы отказали же, что по Сейдяша служилых людей от себя мы не посылаем, а Сейдяш в Тобольску бухаретин, рядовой человек и жилец тобольской. А прислан великого государя лист и подарочная /л. 362/ казна с Москвы с ним, Седяшем, до Тобольска к боярину и воеводам и к смоленскому наместнику к Петру Васильевичю Большому Шереметеву с товарыщи, а ис Тобольска по разсмотрению их велено послать к нему, Очирою-хану и к Кутухте и к брату контайше великого государя с листом и с подарочною казною дворянина и с ним подьячего и служилых людей.

И зайсаны все, которые сидели в посольской избе, нам говорили, что де у царя их указ обыкновенной, что листы посольские принимают по ево веленью, кому он прикажет, зайсаны за очи. И те листы приносят к нему, а он, Очирой-хан, до того времяни, покаместа листы пред ним не переведут, никому послам не кажетца, и после де того нас возьмет он, Очерой-хан, перед себя. И мы в том им отказали же, и по указу великих государей и по наказу, каков нам дан, им говорили, чтоб великого государя лист и подарки у нас приняли Очерой-хан сам честно, встав и шапку сняв, а не вы, зайсаны. И после того те ж зайсаны, шурин царев Ильдень-табунан да Шарабарсун, от Очероя-хана пришед, прося у нас великого государя лист, и лист отимали. И того листа им без царя их отнять за боем не дали, отбились, и отказали, что великого государя листа им и подарок /л. 362об./ без Очероя-хана не отдадим, хотя побитыми быть. И те зайсаны ходили к Очерою-хану для спросу в пятые.

И после того те же зайсаны Ильдень и Шарабарсун приходили от Очероя-хана дважды и говорили, что де по указу великого государя послан был с Москвы к нему, к Очерою-хану, в послах с посланцы их бухаретин Сейдяш, и того Сейдяша к ним не прислали, а оставили в Тобольску без государева указу, а нас де послали ис Тобольска не по указу великих государей и не с Москвы. И в корму и в подводах нам отказали, что де великого государя листа за очи им, зайсанам, без Очероя-хана не отдали, и отослали из урги и с подарки нечестно, ночью, и засадили на пустом месте в две тюрьмы.

И после того на другой день Очерой-хан присылал от себя из урги к нам дву человек зайсанов Шарабарсуна да Буру Ирку и просили у нас великого государя листа, и того листа им без Очероя-хана не дали ж, отказали, что по указу великих государей без Очероя-хана листа им не дадим, да и впредь бы о том Очерой-хан к ним не присылал никого: хотя помрем в тюрьме у него голодною смертью или он, Очерой-хан, в своей земли на степи велит нас побить, и за честь великих государей своих помрем все без остатку. А у наших великих государей, /л. 363/ у их царского пресветлого [312] величества, породных их царского величества холопей есть в государьстве несчетно, что травы в поле и песка в реках, и нам, породным их государских холопем, смерть не страшна: ради за их великих государей своих многодетное здравье и честь помереть.

Того же числа присылал Очерой-хан в другой ряд того же зайсана Шарабарсуна да Карма Билюкту, которой был на Москве в посланцах (См. док. № 156, 157), и просили у нас великого государя листа, и говорили, что де у посланцов их, едучи к великому государю к Москве, в Тобольску лист Очероя-хана у посланца у Карма Билюкты отняли, розломав коробью сильно, и Селенгинской де острог поставлен на их земле, и с их людей, Которые были у них брацкие люди ясачные, емлют с них на великих государей ясак. И о том де били челом оне великим государем на Москве, и тех де брацких людей им отдать ныне указано.

И мы, Федор и Гаврило, им в том отказали же и говорили, что Селенгинской острог поставлен его царского величества Сибирского государства земле, и в том остроге живут для ясачных промыслов его царского величества люди, а не на вашей земле. А землю сотворил господь бог, он же сотворил и небо. А которые брацкие люди бывали Очероя-хана и ясак платили и пришли /л. 363об./ царского величества государство для покою и пожитков своих добровольно, и таких людей, которые из улусов своих перейдут на вечное житье в-ыное государство, и ис того государства таких людей никогда не отдают. И потому великому государю же нашему, его царскому величеству, тех людей отдать вам и ясаку с них вам имать не доведетца.

И того же числа поехал Очерой-хан с кочевья на урочище Тарангун, а кочевал до того урочища 2 дни, а нас оставил на степи на том же месте, где велел нас засадить в тюрьму, на урочище Ученотой Кобыра, и приставить велел к нам караулу 20 человек, не велел корму давать и продавать, и морил на том урочище голодом в тюрьме 15 дней. И после того купили мы, утаясь, у приставов одну скотину, малого теленка, дорогою самою ценою.

И генваря в 7 день присылал Очерой-хан с урочища своего Тарангула зайсана Зим Бадарху и велел нас перевесть с того места на новое место на степь к камени Коконо-ула. И посадили в тюрьму же в лесу от Очероевы урги верст за 7, и морил за караулом голодом 2 недели, корму не давали же. И велел приставу Буре Ирге говорить нам по многие дни, что Очерой-хан приказал поклонитца богом своим бурханам. И в том мы ему отказали же, что богом их бурханам /л. 364/ не поклонимся, хотя помрем в тюрьме голодною смертию. И говорили, что посла ево Карма Билюкту и Кутухтина и Батура-контайши, будучи у великих государей наших, и у их царского пресветлого величества, на Москве ни в чем и в городех не неволили, и давали им корм и питье довольно, а в тюрьму не садили, и голодом нигде не морили. И прислана к нему, Очерою-хану, великого государя нашего милость — лист и жалованье, и он, Очерой-хан, вменил то ни во что. А как де бурханам их поклонитесь, и Очерой де хан даст вам с собою видетца.

И генваря же в 21 день присылал к нам, Федору и Гаврилу, Очерой-хан из урги от себя зайсана Сетер Бинту да пристава Буру Ирку. И говорили нам те ж речи, что, буде не поклонитеся богом их бурханам, и вас де Очерой-хан перед себя не возьмет и посольства не даст, и не отпустит никуда и пяди, и приставит к нам людей, и заказ учинит крепкой, что корму нихто не продаст и людей никого не припустят, и велит поморить в тюрьме до смерти голодом, а у нашего де Очероя-хана — что велят вам, то и делайте, как ведетца чин у него. [313]

И мы, Федор и Гаврило, противо говорили, чтоб они, Сетер Бинту да Бара Ирка, весно учинили Очерою-хану: которые великих государей наших, их царского пресветлого величества, послы и посланники посылаютца к турскому салтану, и х кизылбашскому шах Абасу, и к иным таким, и оне /л. 364об./ над теми послами и посланники не поругаютца и не неволят их ничем, и дают кормы довольные, и отпущают их с честию, а он, Очерой-хан, забыл великих государей наших милость к себе и жалованье.

И генваря же в 29 день присылал по нас из урги Очерой-хан и велел ехать к себе на посольство, подводы под подарочную казну и под нас прислал. И привели нас в ургу к посольской избе, и подарки де великого государя велели положить перед посольскою избою на улице, а великого государя лист велели несть нам в посольскую избу. А Очерой-хан сидел в посольской избе на особом своем высоком месте, а перед ним сидели многие зайсаны. И поставили нас у избы в сенях, а сени были обещаны китайками белыми, а посольская изба была наряжена, по сторонам постенно обязаны ковры бухарские и китайскими кипы.

И послал Очерой-хан ис перед себя шурина своего зайсана Ильденя-табунана и велел у нас великого государя лист принять и подать себе. И тот Ильдень лист у нас взял и поднес Очерою-хану. И Очерой-хан лист принял, сидя, и шапки не снял, и отдал лист переводчику своему переводить на их письмо мугальское с татарского бухаретину Тосмаметю-мулла Табакову, а того бухаретина имал он для переводу от Кутухты. /л. 365/

И спрашивал он, Очирой-хан, про многолетное здоровье великого государя нашего царя и великого князя Феодора Алексеевича, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержца, его царского пресветлого величества, и ево великого государя братей, а наших великих государей, государя благоверного царевича и великого князя Иоанна Алексеевича, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии, и государя благоверного царевича и великого князя Петра Алексеевича, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии.

И мы, Федор и Гаврило, говорили. — Божиею милостию великий государь царь и великий князь Феодор Алексеевич, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержец, и многих государств и земель восточных и западных и северных отчич и дедич, и наследник и государь и облаадатель, и ево великого государя нашего братья, а наши великие государи, государь благоверный царевич и великий князь Иоанн Алексеевич, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии, и государь благоверный царевич и великий князь Петр Алексеевич, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии, их царское пресветлое величество, на своих великих и преславных государствах Росийского царствия, дал бог, здорово.

А спрашивал Очерой-хан про здоровье великих государей наших, седя же и шапки не сняв, а нас перед себя в-ызбу не взял, велел стоять перед избою /л. 365об./ в сенях против себя, и подарки велел принесть в сени положить на землю возле нас, а двери были у избы отворены, и те подарки велел взять людем своим и отнесть к себе в ургу.

И мы, Федор и Гаврило, ему, Очерою-хану, в сенях перед зайсанами ево громко говорили, чтоб ему было слышно: которые послы и посланники от великого государя нашего, от его царского пресветлого величества, посылаютца к турскому салтану, и х кизылбашскому шах Абасу, и к-ыным таким, и они про здоровье великих государей наших, их царское пресветлое величество, спрашивают и подарки принимают, став и шапки сняв, и он бы, Очерой-хан, тако же спрашивал про здоровье великих государей наших и подарки принял чесно, став и шапки сняв.

И Очерой-хан против тех речей нам ответу никакова не дал. [314]

И о посольстве ему говорили, чтоб он по наказу нашему дал нам посольство перед собою.

И Очерой-хан выслал от себя шурина своего зайсана Ильденя и велел нам сказать, что указал он, Очерой-хан, посольство перевесть перед лутчими зайсаны в-ыной избе и переписать на мунгальское письмо, переведчи, и велел перенести перед себя. /л. 366/ И нас звали в другую избу, а изба была наряжена же, обита войлоками китайскими. И велели честь, а толмачю велели толмачить и через толмач писали мунгальским письмом, и то письмо отнесли к Очерою-хану.

И против посольства против всех статей ответу нам и никаких речей не говорили и, пришед от Очироя-хана, ничего нам шурин ево, которой относил посольства переводу мунгальским письмом, Ильден-табунан не сказал, а велел нас в той избе Очерой-хан кормить и поить чаем, и приказал нам корм давать против прежнего, как даван был корм с приезду.

И после стола приводили нас на старое становье, где стояли и сидели в тюрьме, и ис тюрьмы нас свободили и караул свели.

И после посольства стояли мы на том же месте 3 дни. И он, Очирой-хан, присылал к нам зайсана Шарабарсуна и велел нам сказать, что де великого государя листа перевесть переводчик бухаретин не умел. А переводчик бухаретин Тосмамет, пришед к нам, сказывал, что он лист великого государя перевел весь, да и преж де того великого государя листы /л. 366об./ тем же татарским письмом переводил он же, Тосмамет, а что лист переведен, и то таян мунгальской Очерой-хан, потому что отдать братцких людей им не велено.

И февраля в 2 день приехал по нас к Очерою-хану посол Тарханка Мерген от брата ево Батура-контайши и велел нас отпустить с ним к Кутухте и к Батуру-контайше, и подводы нам и лошади и верблюды прислали, а достальные подводы дал до Кутухты Очерой-хан. И послал с ними до Кутухты он, Очирой-хан, в провожатых зайсана Узюгуна Астрахату, и великого государя нашего лист послал Очирой-хан х Кутухте с ним, Учугуном, и в дорогу до Кутухты корм велел Очирой-хан дать 2 скотины. И ехали от Очироева улусу до Кутухты и до Батура-контайши 10 дней тихим ходом, а Кутухта и Батур-контайша кочевали на урочище у реки у Толы. И февраля в 12 день поставили нас от Кутухтина и от Батурова улусу блиско в виду, избы дали войлочные и людей дров возить, и приставили к нам приставов: Кутухта — Олзюту-ланзу, Батур-контайша того ж Тарханку-батура, и велели нас ото всяких воровских людей оберегать. И корму Кутухта прислал просяной крупы да 20 бахчей чаю, а Батур-контайша — быка. И давали корм /л. 367/ на 6 дней быка, а Кутухта — крупу и чай, и давали корм довольной.

И февраля же в 18 день прислал по нас Кутухта и Батур-контайша приставов своих: Кутухта — Олзюту-ланзу, а Батур-контайша — Чин-зайсана и велели нас взять к себе в ургу великого государя нашего з жалованьем. А Кутухта и Батур-контайша были в одной большой урге, Кутухта сидел на своем особом высоком месте, а перед ним сидели и пели с 300 человек лаб и гичюлев и кувараков.

И Кутухта спросил про здоровье великого государя нашего царя и великого князя Феодора Алексеевича, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержца, его царьского пресветлого величества, и ево великого государя братей, а наших великих государей, государя благоверного царевича и великого князя Иоанна Алексеевича, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии, и государя благоверного царевича и великого князя Петра Алексеевича, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии. И мы, Федор и Гаврило, говорили. — Божиею милостию великий государь царь и великий князь Феодор [315] Алексеевич, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержец, и многих государств и земель восточных и западных и северных отчич и дедич, /л. 367об./ и наследник и государь и облаадатель, и ево великого государя нашего братья, а наши великие государи, государь благоверный царевич и великий князь Иоанн Алексеевич, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии, и государь благоверный царевич и великий князь Петр Алексеевич, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии, их царьское пресветлое величество, на своих великих и преславних государствах Росийского царьствия, дал бог, здорово.

А спрашивал Кутухта про здоровье великих государей сам, а ни с кем он, Кутухта, опричь дву человек не говорит. И приимал великих государей жалованье перед собою чесно, и на милости великих государей, на жалованье — на подарках, бил челом.

И Батур-контайша спрашивал про здоровье великого государя нашего царя и великого князя Феодора Алексеевича, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержца, его царьского пресветлого величества, и ево великого государя братей, а наших великих государей, государя благоверного царевича и великого князя Иоанна Алексеевича, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии, и государя благоверного царевича и великого князя Петра Алексеевича, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии. И мы, Федор и Гаврило, говорили. — Божиею милостью великий государь царь и великий князь Феодор Алексеевич, /л. 368/ всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержец, и многих государств и земель восточных и западных и северных отчич и дедич, и наследник и государь и облаадатель, и ево великого государя нашего братья, а наши великие государи, государь благоверный царевич и великий князь Иоанн Алексеевич, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии, и государь благоверный царевич и великий князь Петр Алексеевич, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии, их царское пресветлое величество, на своих великих и преславних государьствах Росийского царьствия, дал бог, здорово. А спрашивал Батур-контайша про здоровье великих государей наших седя и шапки не снял.

И мы, Федор и Гаврило, Батуру-контайше говорили. — Которые послы и посланники посылаютца от великого государя нашего, от его царьского пресветлого величества, к турскому салтану и к кизылбашскому шах Абасу и к иным таким, и они про здоровье великих государей наших, их царьское пресветлое величество, спрашивают и подарки принимают, встав и шапки сняв, и он бы, Батур-контайша, тако же спрашивал про здоровье великих государей наших и подарки принял чесно, став и шапки сняв. И Батур-контайша против тех речей нам ответу никакова не дал. /л. 368об./

И о посольстве им, Кутухте и Батуру-контайше, мы говорили, чтоб они по наказу нашему дали нам посольство.

И после того на третей день взял нас к себе для посольства в ургу Батур-контайша, а с ним сидели Очироя-хана сын Галдан-контайша да Батурова дети и от Кутухты лутчие ево зайсаны Изум Дурал да казначей Далай-нерма и многие зайсаны. И Батур-контайша велел великих государей наших имянование их царское пресветлое величество перевесть и писать с руского письма мунгальским письмом речью по-русски, а с того письма перевели на мунгальское письмо. А по наказу, что велено им, Кутухте и Батуру-контайше, говорить, велели писать на другой день мунгальским письмом на рускую речь. И писали по 3 дни, и с того письма переводил с толмачем на мунгальское письмо и слушали по наказу все статьи без остатку. А того дни велел нас кормить в столовой и после стола отвесть на подворье, где нам даны избы. [316]

И марта в 19 день приехали от Очироя-хана послы х Кутухте Суюн Иркин-табунан да Очоин-зайсан з двемя письмами к нам, а в письме написано о Седяше и об оддаче братцких людей и о Манжита-ламе, /л. 369/ что де братцких людей им велено отдать всех, и на Москве де посланцом их сказка была, и Седяшу де о том приказ был на Москве. А послан был в послах с Москвы с посланцы их он, Седяш, и ево де оставили в Тобольску. А на Москве он и государево жалованье — подарки приимал и лист де великого государя послан был с ним, Сейдяшем, а нас де послали ис Тобольска не по государеву указу и не с Москвы, и лутчего де посланца их Манжита- ламу оставили в Тобольску. И добутте де к нам и привезите Сейдяша и посланца их Манжита-ламу. И братцких де людей отдать нам бутто велено, и мы бутто их не отдаем для своей корысти. А чел письмо царево Батура-контайши зять Ирдени Ирка.

И мы против ево того им говорили, что прислан великого государя указ грамота с Москвы в Тоболеск к боярину и воеводам и к смоленскому наместнику к Петру Васильевичю Большому Шереметеву с товарыщи и великого государя лист и подарочная казна до Тобольска с Сейдяшем, а велено из Тобольска по разсмотренью их послать дворянина, а не Сейдяша. А посланец их Манжито-лама остался царьского величества в Сибири в Тобольску для своих дел добровольно, и ехать к ним он в Мунгальскую землю не похотел, и живет ныне в Тобольску для своих дел, а не в неволю оставлен. А о братцких людех и обо всяких делах против челобитья посланцов их Карма Билюкты с товарыщи писано к Очирою-хану великого государя в листу, а у нас в наказе отдать /л. 369об./ братцких людей и ясаку иметь не велено. А про отдачю братцких людей Очирою-хану и Батуру-контайше сказали посланцы их, что бутто им, будучи у великого государя на Москве, сказка была, что их отдать в Мунгальскую землю велено, солгали, умысля собою воровски, и в том чинят ссоры. И в том мы их уличали: как бы великий государь, его царское пресветлое величество, указал братцких людей отдать и ясак им с них имать, и о том бы написано было великого государя нашего к Очирою-хану в листу. А отдать братцких людей им и ясаку имать великий государь наш, его царское пресветлое величество, не указал, потому что те братцкие люди пришли царьского величества государьство для покою и пожитков своих добровольно, и таких людей, которые из улусов своих перейдут на вечьное житье в-ыное государство, и ис того государьства таких людей никогда не отдают. И потому великому государю нашему, его царскому пресветлому величеству, тех людей отдати им и ясаку имати с них не доведетца, потому что живут те братцкие люди около ево великого государя нашего Сибирского царьства городов для своих пожитков и ясак платят ему, великому государю нашему, добровольно ж.

Да в другом письме Очироя-хана написано, что будет он на нас писать великим государем нашим к Москве в листу с посланцы своими и прикажет бити челом словесно, что бутто мы /л. 370/ братцких людей им не отдаем собою и ясаку имать им с них не велим, и великого государя указ о том бутто с нами есть. А пошлет де он, Очирой-хан, посланцов своих к великим государем к Москве степью через Калмыцкую землю мимо Гагана-контайшу 5 , а не через Рускую землю и не мимо Тоболеск.

Тот же Очироя-хана посол Сююч Иркин-табунан приезжал к нам на третей день и говорил, что де послан был с Москвы в послах к ним Сейдяш, и лист де великого государя для того писан был татарским письмом, и он бы тот лист прочел. А у них де листа нихто прочесть и перевесть не умел, и ответу де им никакова дать не против чего, потому что письма в листу не ведают. [317]

И апреля в 8 день приехал к Кутухте Очирой-хан з женою и з детьми и с улусными своими небольшими людьми, и присылали к нам Очирой-хан и Батур-контайша зайсанов своих: Очирой — шурина своего Илденя-табунана да Изюма Кашку; Батур-контайша — зятя своего Ирдени Ирку да Чин-зайсана, и говорили, что де з братцких людей емлют на великих государей ясак, а те де братцкие люди были их и ясак им платили. А ныне де ясаку те братцкие люди им не платят, а живут около ево великого государя острогов: Селенгинского, Иркуцкого, Балаганского, Брацкого, Баргузинского, Нерчинского, Албазинского и около иных даурских острогов, и в Верхоленском. И для тех де братцких людей пойдут они, собрався со многими ратными воинскими людьми, подо все остроги и остроги розорят, и служилых людей в острогах побьют, и братцких своих людей всех з женами и з детьми возьмут и розвезут по розным улусам своим порознь, и ясак имать с них учнут по-прежнему.

И как Очирой-хан приехал к Кутухте, и Батур-контайша нам в корму отказал: что де корм учнет давать нам Очирой-хан. И Очирой-хан, будучи у него, у Кутухты, корму нам не давал на 18 дней.

И апреля ж в 19 день присылал Очирой-хан от себя в другой ряд /л. 370об./ шурина своего Илденя-табунана да Изюма Кашку и говорили, чтоб прислали к ним ис Тобольска посланца их Манжиту-ламу, а в послах Сейдяша да толмача доброво, кому б мунгальской язык был за обычай и было б кому посольство речью говорить. А как де к ним укажет великий государь прислать Сейдяша и посланца их Манжиту-ламу и толмача доброво, и как лист переведут, и они де пошлют к великим государем к Москве посланцов своих.

И после того на другой день присылал к нам Очерой-хан шурина ж своего Илденя-табунана да Изюма Кашку и велел говорить нам, что де Селенгинской острог стоит на их земле, и нынешняго де лета под осень пойдут они войною и Селенгинской острог и уезды, деревни разорят и людей всех побьют, и не дадут тем селенгинским жильцам из Селенги-реки и воды пить. И нас было де Очерой-хан не хотел отпустить, а хотел держать в Мунгальской земле, и упросил де о нас у него Кутухта, что ныне отпустить всех.

А збирались было нынешняго 18б-го году итти под Селенгинской острог четыре мунгальских тайшей, которые живут от Селенгинского острогу, Дайбун да Заба с товарыщи, со всеми улусными своими людьми. И были все в зборе. И послыша про тот их збор, Кутухта послал к ним от себя лутчего своего человека куварака и велел их унять под клятвою, что им под Селенгинской острог войною не ходить и задоров никаких с рускими людьми не чинить. И те мунгальские тайши ево, Кутухту, не ослушались, розошлись врознь по розным своим улусам на прежние свои кочевья. А под Селенгинской острог и на уезд войною итти без Кутухтина веленья не смеют. А владеет всеми мунгальскими людьми он, Кутухта, и послушны ему во всем Очерой-хан и все мунгальские тайши со всеми улусными людьми, а без ево Кутухтина приказу учинить ничего не смеют, ссылаютца о всем к нему беспрестанно послами. И велели нас от Кутухты из улусу отпустить и до Селенгинского острогу дали нам провожатых: Очерой-хан — зайсана Тархан Гардачи, Кутухта — куварака Бадана, Батур-контайша — Базара Четку, и проводили нас до Селенгинского острогу и дорогою корм давали довольно.

И против Очироевы и Батуровы-контайши угрозных речей про приход их под остроги войною писали мы во все даурские остроги и в Селенгинской, и в Иркуцком, и в Балаганском, и в Брацком острогах весно чинили приказным людям, и в Илимской острог к стольнику и воеводе к-Ывану [318] Зубову писали же, чтоб от мунгальских воинских людей жили в острогах с великим береженьем, чтоб под остроги и на ясачных брацких людей и на тунгусов мунгальские воинские люди безвесно не [при]шли и дурна какова не учинили.

На подлинном статейном списке по склейкам в руке пишет: к сему статейному списку Федор Михалевской руку приложил.

ЛОА АН СССР, ф. Портфели Миллера, оп. 4, кн. 23, док. № 317, лл. 353-370 об. Копия XVIII в.


Комментарии

1. Абас — имя двух шахов Ирана из династии Сефевидов — Аббас I (1571-1629) и Аббас II (1641-1666). Русское правительство поддерживало с ними оживленные посольские и особенно торговые отношения, поскольку Персия была поставщиком такого важного товара, как шелк. В 1664 г. Аббас II дал русским привилегии на свободную торговлю в персидских владениях. Центром торговли с Персией был город Астрахань.

2. Толбузин Ларион Борисович, нерчинский воевода с 1662 по 1668 г., с 1671 по 1673 г. — воевода в Тюмени, затем находился на службе в Тобольске. В 1676 г. вновь был назначен воеводою в Нерчинск, но по дороге в Рыбной слободе умер.

3. Аршинский Данила Данилович, тобольский сын боярский, с 1668 по 1674 г. — нерчинский воевода. По собственной инициативе направил в Пекин посольство во главе с нерчинским сыном боярским И. Миловановым, который предложил маньчжурскому императору перейти под «высокую руку» московского царя (см.: Русско-китайские отношения в XVII веке. Т. 1. М., 1969, док. № 132-135, 137, 138).

4. О Сейдяше Кулмаметеве см. коммент. к док. № 156.

5. Гаган-контайша — это Галдан Бошокту-хан. Калмыцкая земля — Калмыцкое ханство, во главе которого в это время находился Аюка-хан.