№ 116

1635 г. между марта 30 и апреля 23 *. — Челобитная томского сына боярского Я. Е. Тухачевского, поданная в Томской приказной избе, о непослушании и злоупотреблениях Д. Агаркова.

(* — Датируется по упоминанию числа в тексте и отметке о подаче)

/л. 191/ Государя царя и великаго князя Михаила Федоровича всеа Русии стольнику и воеводам князю Миките Ивановичю, господам Федору Григорьевичю (В тексте ошибочно: Григрирьевичю) да дьяку Андрею Овдокимовичю Якуш Тухачевской челом бьет.

В прошлом во 142 году по государеве цареве и великаго князя Михаила Федоровича всеа Русии грамоте велели вы мне, Якушу, и подьячему Дружине Агаркову итти в Мугальскую землю к Алтыну-царю з государевым жалованьем. И в наказе вы нам написали: пришодчи к Алтыну-царю, привести Алтына-царя к шерте, и приведчи Алтына-царя к шерте, и всему тому велели вы написать статейной список подлинно порознь по статьям, какова будет встречя и что учнет против государева жалованья говорить. И Дружина Агарков во многих государевых делах меня не слушает, после шертованья статейново списка не писал, и прежнее ево Дружинины непослушанье и воровство к вам писал же ис Кузнецково острогу.

Декабря в 3 день прислал Алтын-царь табунов своих Дурала-табунов да Тайчина-табунов к нам в катагар к Дружине Агаркову: сказывал де ты, Дружина, алтыновым тарханом, едучи дорогою, Койтаю-Колачи да Шубачину, что везешь многие свои дары, окроме государева жалованья, к Алтыну-царю, а уморил де ты алтыновых подвод под своим товаром двое лошадей, да у матери де моей, у Чечен-царицы, верблюда, а нынечя продаешь мимо меня сукна и всякие товары улусным людям, и ты де, Дружина, не продавай никаково своево товару улусным людям, поколе поднесете государево жалованье ко мне. И Дружина почал табунов лаять: я де привез товар выкупать ясырей, а не Алтыну-царю. И велел был толмачю говорить: будет де у меня насильством хоти синь волос возьмете, и вам де в Томской город не пошто, всех де велят переграбить. И я толмачю не велел тово ничево говорить, что он, Дружина, табунам грозил, и ему, Дружине, почал говорить: как ты так делаешь, хочешь государеву казну погубить и нас всех за свои бездильные товары. И он, Дружина, учал меня лаять всякою неподобною лаею и называл Маринкиным сыном: выблудили де тебя казаки у Маринки у Ростригины.

Да декабря в 19 день Дружина хотел зарезать сына боярсково Луку Васильева и кричал (В тексте ошибочно: крычять) на нево очюнным матом, а стояли поблизку Чечен-царицы, и увидели дворовые жонки и сказали Чечен-царице. И Чечен-царица прислала человека своево Негсигия говорить: как вы грозново и великово государя не блюдетесь, мы де только слышим /л. 192/ про великово государя, и тут страшны и блюдемся государевы опалы, чтоб вы меж собя не учинили убойства; и вы де ножем режетесь и крычите всегда. И я ему почел Дружине говорить: уймись, стой смирно. И Дружина учал меня лаял (Так в тексте) всякою неподобною лаею.

Генваря в 8 день после шертованья говорил я Дружине: напиши статейной список против наказу, как шертовали Алтына-царя люди за нево, [250] за Алтына, и за всю орду, и што здисе, в Мугальской земле, деялось, ведаешь сам, а велено нам статейной список написать и подать воеводам в Томском городе за своими руками, а что будет выдетца государевы бумаги, и тое бумаги велим продать на хвосты, а топере бумага дорога: за лист дадут по 2 и по 3 хвоста собольих, и то будет государю прибыль. И Дружина меня почал лаять матерны и всякою неподобною лаею: ты де мне какой указчик, мне де тебя ни в чом не слушать и статейново списка не писывать. И я ему почал говорить: для ты своей бездельной корости не пишов, розпродав государеву бумагу давно. А ты де мне какой счетчик в бумаге, хотя и розпродал: я де бумагу розпродал, на мне де и спрошют. И то ведомо всем служивым людям, что он государеву бумагу роспродал.

Да генваря ж в 10 день почал бить Дружина человека своево, хотел ушибнуть до смерти в голову, и я почал говорить: не убей до смерти, хотя он человек твой. И Дружина меня учал лаять всякою неподобною лаею и называл меня изменником и мечтовщиком: Рострига де ожил, а ты де от Ростриги послан в Мугальскую землю мечтовщиком, и примечтовал де ты к себе служивых людей, и мугальских людей, и тангуцких людей, лабинцов и кутувту (Так в тексте) де ты перемудрил, да и человека де ты моево хочешь прельстить. И я почал сыну боярскому и казакам говорить: слово то ведайте, от такова ему слова запиратца будет, а послан я по государеве цареве и великаго князя Михаила Федоровича всеа Русии грамоте от государевых воевод, а не от Ростриги, и не в мечтовщиках, а мугальских я людей и тангуцких лаб припоил да прикормил государевым жалованьем для ево царсково величества, хлебцами и овощами, и вином и красным питьем. А он, Дружина, бил челом государю и подносил челобитную воеводам, чтоб ево государь пожаловал, велел бы ему дать вина высидеть для мугальской службы, чтоб ему завесть вина в Мугальскую землю, чтоб ему было чем попоить мугальских людей для государьсково величества. И он, Дружина, не завезл вина для государсково величества, вина ни одной чарки, а розпродал все свое /л. 193/ вино в Кузнецком, а меня ныне называет мечтовником Ростригиным, и вы то слово помните. И слыша то неудобное слово от Дружины, что Рострига жив, казак Тимофей Серебреник и почал являть сыну боярскому и служивым людям: тово де слова слушайте, от такова де вора земля гибла. И он, Дружина, видя вину свою, являл казакам: я де называл Семенову матерь ІЦепеткина. И Семен Щепеткин учал являть: у меня де матка не умирала и в ростригах не бывала. И Дружина сказал: мугальская де Семенова мать рострига. И Семен казакам являл: у меня де ростриги матери в Мугалах нет.

Генваря ж в 13 день прислал Алтын-царь з братом своим з Дуралом-табуном для царсково величества дары свои ко мне и к Дружине. Ко мне прислал конь с седлом и с уздою, да наручи, да шубу боранью, да шубу сурью, да шапку рысью, а велел сказать: человека де тобе дадут на дороге. А Дружине Агаркову прислал конь да шубу боранью, да шапку рысью, да наручи куяшные, да девку. И он, Дружина, наручи взял, а конь от катагари отбить велел прочь, и шубу и шапку метал, и девку покинул, и Алтына-царя лаял всякою неподобною лаею. И князь Дурал-табун сказал Алтыну-царю. И Алтын-царь прислал двое лошадей, а велел говорить: только бы такой плут пришол из-ыных земель, и я бы велел лошадьми розволочить, а нынечя и зрить не могу на великого государя людей, пошлю де на нево бить челом государю.

Тово ж числа принесли дары от матери Алтына-царя Чечен-царицы; [251] ко мне принесли шубу боранью да ирбизик малой, да лисицу красную, да манул, да сапоги, да лошадь. А ему, Дружине, шубу баранью, да лисицу красную, да 5 соболей. Да велела де тобе на дороге дать конь да наручи, а наручей не добудетца, ино тебе дадут конь же да кошму поярошную. А он почал крычять, вобить, Чечен-царицу лаять неподобною лаею и соболи метать о землю. И люди ее, видячи, что он, Дружина, лает, шод, сказали Чечен-царице, и Чечен-царица присылала ко мне пенять, за што де ты товарыща своево не унимаешь. И я ему, Дружине, говорил: не по то нас государь прислал, что за свои дары лаять Алтына-царя и Чечен-царицы, про государеву дань не говорил ничево, а за свое и ты лаешь. И он меня лаял же всякою неподобною лаею.

И генваря в 14 день, как поехали от Алтына-царя, и на дороге у Таи Мерген-ланзы генваря в 28 день приходил Дружина к Тай Мерген-ланзе, Алтына-царя лаял и Чечен-царицу и Дурала-табуна, и Алтына-царя послов, которые идут к государю за данью, грозил и лаял: вам де будет тож в Томском городе ограбленым. И послы, слышачи от Дружины, хотели воротитца и з данью к Алтыну-царю. И ко мне прибежал казак Ивашко Павлов, а сказал: Дружина де лает Алтына-/л. 194/ царя, и Чечен-царицу, и Дурала и послам угрошяет. И я, услыша, послал сына боярсково Луку Васильева и казаков, а велел говорить Тай Мерген-ланзе и послам, чтоб оне не верили Дружинину бездилью, за то ему будет от государя великое наказанье. И я Дружину унимал, и он меня лаял всякою неподобною лаею.

Да генваря ж в 26 день, поедучи от Тай Мерген-ланзы, на дороге лаял меня матерны и всякою неподобною лаею. И видя вину свою, что во многих статьях наворовал, а идет буттося он пеш, и являл на меня казаком, буттось он на меня ведает многие государевы дела, а затеял на меня государево дело для того, чтоб ему провесть в Томской город мяхкую рухледь, соболи и хвосты, что он покупал на заповедные свои товары, что провез на государевых подводах ис Кузнецково острогу, не послушав вашие отписки, и уморил, везучи, под своими товары 3 кони добрых государевых да киргизскую подводу. И как у нево, Дружины, по[д] ево товары государевы лошади пали, и он взял государевы летчицы 4 аршина на кандагыре, а сказал, что нанеть ему лошадь под себя ехать на чом. А преж сево, князь Микита Иванович, писал я к вам ево воровство и непослушанье. А назад едучи, Дружина почал ехать на государевых лошадях, которые доходили до алтыновы земли, переменяючи по днем.

Февраля в 21 день и учал ему говорить, Дружине: за што ты на государевых лошадях едешь, а свои просты гонишь? И он меня почал за государевы лошади лаять матерны всякою неподобною лаею, и женишко мое и дочеришка мои позорил и лаял и называл меня Карпуниным Воротниковым племянником Томсково города. И я ему говорил: поколе тебе, плут, меня и жену мою и дети лаять и позорить за посмех, я тебя не лаю ничем, а говорю тебе всегда за государево дело, и ты меня лаешь я позоришь запосмешно, как поевишь глаза свои с таким воровством в Томской город? — И он почал лаять же жаловать де меня учнут воеводы и не чесью (Так в тексте), только бы до города доехать. А похваляетца, государь, надточись на свои на богохульные книги, и /л. 195/ на книги у нево письмяные; одну называет Златаустом, а другую Златою Чепью. И те книги будет велите взять до нашово приезду, и то все богохульство в тех книгах объявитца, а велите про ту книгу роспросить у подьячево у Ондрия Глазунова. А он, Ондрий, слышил, какое в ней богохульство, в Великой [252] пост на Страшной неделе чол ее диячок у Богоявленья. И Ондрий говорил: не достоит де такая книга во храме держять, и многажды, государь, при казаках похвалялся: что де у вас, у казаков, на мысле, и я де то все ведаю вашу мысль и думу. Да он же похвалялся ведовством и лаял меня при всех служивых людях: я де у жон ваших естества краду да держю у себя, сколько хочу. И в государевых лошадях меня не послушал: взял двое лошадей луччих. Да он же, Дружина, февраля в 24 день у алтыновых послов, у Конзина с товарыщи, на дороге на реке на Ануе украл овцу. И алтыновы послы у Дружины мясо вынели и котел с мясом взяли и ево хотели связана весть до города, а овчинной ремень на шею звязать. И я у них одва упросил, чтоб для царсково величества не опозорили ево, а бейте челом на нево государю перед воеводы. И котла было ему не отдали. И он, Дружина, приходя, казаком говорил: только де мне алтыновы послы котла не отдадут, и я де луччево алтынова посла из пищали убью. И казаки у Дружины, слыша такое бездильное слово, у послов котел выпрошали да дали Дружине до города, а доехав до города, и у Дружины котел взять да отдать алтыновым послом, а послы нам говорили: мясо съесться, а котел де ево и полишное на Дружину по нашей вере. И казаки ему, Дружине, отдали для того котел, чтоб он убийства не учинил и послы бы з данью не воротились.

А что вы писали к нам в Кузнецкой острог, мне и Дружине товаров своих на государевых подводах не возить, и будет вы, князь Микита Иванович, вышлете на /л. 196/ дорогу к нам, и то все у меня и у Дружины объявитца мяхкие рухледи, что куплены на заповедные наши товары. А что было со мною и з Дружиною заповедных товаров, и то ведомо всем служивым людям.

Да марта в 27 день в Киргизах забрели у Дружины 2 лошади и говорил Таи Марген-ланзе, чтобы ево лошади велел сыскать. И он посылал людей своих сыскивать, /л. 196об./ и люди ево лошадей не нашли. И марта в 30 день прислал к Дружине Таи Мерген-ланзу человека своево и говорил Дружине: пошли де человека своево с моим человеком лошадей сыскивать, завтра де ехать в город. И он отказал, что де мне и посылать лошади де мои украл Яков да послал в Тубу. И я ему почал говорить: доколе тебе меня допозорить и лаеть [и] как поевишь глаза свои в город к воеводам? И он меня почал лаять и позорить: напытаешь де ты у меня дела и з надежею. И я ему говорил: надежя у меня на бога да на государя и на государевых воевод. И он почал грозить: упрячесся ты у меня и з надежею, воеводы де тебе ничево не помогут, и нож выимал, хотел меня зарезать. И увидя то, мугальцы и Таи Мерген-ланзу, что он ходит с ножем, и хотел из Киргиз воротитца с послы назад к Алтыну-царю и з данью. И я приходил со всеми служивыми людьми и говорил ему, чтоб он на дружинино воровство не смотрил, будет ему за ево воровство от государя великое наказанье, как де нам итти, а он де и тебя и меня клеплет, а наших де послов и больше в городе поклеплет чем ни буди, и мы блюдемся грабежю. И я и Лука и все служивые люди одва упросили, чтоб он не поворотился к Алтыну-царю и отпустил бы послов алтыновых и своих людей з данью в Томской город.

И Таи Мерген-ланзу посылал по Ивана Грызова и росказывал ему, Ивану, про все про Дружинино воровство, как он Алтына-царя лаял, и мать ево, и Дурала-табуна, и меня де клеплет лошадьми, а я де для ево угроз и в город ехать не смию. И Яков де и служивые люди мне говорили: не повери Дружинину воровству, будет ему от государя великое наказанье. И я де, поверя Якову и служивым людям, отпускаю алтыновых и своих послов в Томской город. А тобе то было, Ивану, ведомо и роскажи воеводам в Томском городе. [253]

По склейкам скрепа: Диак Ондрей Строев.

На л. 191 об, отметка о подаче: 143-го апреля в 23 день привезли томские служилые люди десятник Сенька Мезеня с товарыщи.

Ф. Сибирский приказ, стб. 74, лл. 191-196 об. Подлинник.— Список той же челобитной XVII в. имеется в ф. Монгольские дела, 1633 г., д. № 1, лл. 38-50.