СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

МОНГОЛЬСКОЕ УЛОЖЕНИЕ

ЦААДЖИН БИЧИГ

Введение

“Цааджин бичиг” (“Монгольское уложение”) представляет собой свод маньчжурских законодательных актов для монголов на 1627— 1694 гг.

Это был период экспансии маньчжуров в Центральную Азию, в противоборстве с которыми разрозненные, но самостоятельные монгольские княжества и ханства на территории Южной и Северной (Халха) Монголии, несмотря на упорное и длительное сопротивление, постепенно, одно за другим теряли свою независимость.

Еще в середине XVI в. в результате продолжавшейся в течение почти двух столетий феодальной раздробленности произошло разделение страны на Северную (Халха) Монголию, Южную Монголию и Западную Монголию (Джунгарию). Северная Монголия занимала земли к востоку от Монгольского Алтая и Хангайских гор до Хинганского хребта и была населена халха-монголами. Южная Монголия простиралась к югу от пустыни Гоби до Великой китайской стены и была населена разными южно- и восточномонгольскими племенами. Обитателями достаточно обособленной Западной Монголии (Джунгарии) были ойраты (западные монголы) и хотоны (туркестанцы).

После смерти Даян-хана (1460—1543), последнего всемонгольского хана-объединителя, страна распалась на ряд отдельных ханств и княжеств.

Княжества Аохан, Найман, Чжаруд, Кэшиктэн, Узумчин, Хучит, Сунит, Тумэт, Ордос стали уделами старших сыновей Даян-хана и образовали 49 хошунов Южной Монголии, которые в XVII в. стали первыми жертвами маньчжурской экспансии.

Самым крупным из княжеств было Чахарское ханство, правитель которого Лигдан-хан (1592—1634) был непримиримым и самым стойким противником маньчжуров. Он оказывал им вооруженное сопротивление, пытаясь в этой борьбе объединить южномонгольских князей и даже создать единое монгольское государство.

Княжества Северной (Халха) Монголии, крупнейшими и наиболее сильными из которых в начале XVII в. были владения (ханства) Туше-ту-хана, Цэцэн-хана и Дзасакту-хана, вели свое происхождение от младшего сына Даян-хана Гэрэсэндзэ (1513—1549), разделившего всю территорию Халхи на семь хошунов по числу своих сыновей. [4]

Таким образом, хошунное деление у монголов существовало задолго до того, как в конце XVI — начале XVII в. на территории Маньчжурии (т.е. северо-восточных провинций современной КНР) тунгусскими и чжурчженьскими племенами было образовано маньчжурское военно-феодальное государство.

Отец-основатель этого государства хан Нурхаци (1559—1626) в 1616 г. провозгласил себя маньчжурским императором. Годы его правления (1616—1627) получили девиз Тяньмин. Он и положил начало в двадцатых годах XVII в. покорению Южной Монголии как важной предпосылки успешного проведения начатых им завоевательных походов против соседних стран и народов, и, прежде всего против Китая, где правила династия Мин (1368—1644).

Охваченные внутренней распрей южномонгольские князья, как, впрочем, впоследствии и северомонгольские, оказались не в состоянии противостоять силовому и дипломатическому давлению маньчжуров, угрозам применения и тем более применению вооруженной силы, а также тактике натравливания монгольских владетелей друг на друга путем ловкой игры с использованием противоречий между ними, т.е. с помощью заимствованной у Китая и традиционной для него “стратагемной дипломатии” ¹, в частности древнекитайского принципа и чжи и, гласившего: “с помощью варваров обуздывать варваров”.

С другой стороны, маньчжуры, стремясь использовать военные силы монголов в своих целях, не жалели усилий для привлечения монгольских правителей (нойонов) на свою сторону, заключая политические союзы, династийные браки, щедро жалуя пышные титулы, высокие должности, большое жалованье, прибегая к дорогим подаркам, различного рода посулам и прямому подкупу.

В итоге, отмечает современная немецкая монголистка Вероника Файт, “как союзники, а благодаря умной матримониальной политике как родственники ряд монгольских племен держали сторону маньчжуров” ³.

Так, в 1624 г. Нурхаци был заключен договор “о союзе и дружбе” с княжеством Хорчин, а затем в 1626—1627 гг. — с княжествами Чжуруд, Баарин, Аохан и Найман.

Здесь, без сомнения, сыграли свою роль и определенная этническая и культурная близость маньчжуров и монголов, сходство некоторых обычаев, письменности и общественного устройства, к чему постоянно апеллировал маньчжурский император, подчеркивая так называемое “родство” двух народов ⁴, а также тот объективный факт, что в первой половине XVII в. у них действительно был один общий враг — минский Китай.

Как бы там ни было, но единственным в Южной Монголии, кто оказал маньчжурам длительное вооруженное сопротивление, был [5] Лигдан-хан Чахарский. И осенью 1628 г. преемник Нурхаци, император Абахай (1592—1643; девиз его правления в 1627—1636 гг. — Тайцзун, а с 1636 г. — года провозглашения династии Цин — по 1644 г. — Чундэ) начал активные военные действия против Лигдан-хана.

На стороне маньчжуров выступали и войска ряда южно- и восточномонгольских княжеств: Хорчин, Харчин, Баарин, Чжаруд, Найман, Аохан и др.

В апреле 1629 г. Абахай издал указ всем монгольским князьям, вступившим в союз с маньчжурским правителем. В указе четко определялись обязанности монголов не только в период боевых действий против Чахарского ханства, но и в дальнейшем — в вооруженной борьбе против минского Китая. Указ гласил:

“Поскольку все вы присоединились (к нам), то в случае объявления срока выступления войск каждый из вас должен с воодушевлением идти в бой и, объединив все силы, без промедления дать отпор врагу. Если наши войска направятся в Чахар, все управляющие делами знамен бэйлэ от 13 до 70 лет обязаны принять участие в походе. За нарушение (этого приказа) будет налагаться штраф в размере 100 лошадей и 10 верблюдов. Прибывшие в установленное место с опозданием в три дня должны будут уплатить штраф в размере 10 лошадей...

В случае выступления против минского государства в походе от знамени обязаны участвовать один бэйлэ, два тайджи, сто конников. За нарушение приказа будет налагаться штраф в размере 1000 лошадей и 100 верблюдов. С тех, кто прибудет на установленное место сбора с опозданием в три дня, будет взиматься штраф в размере 10 лошадей. С того, кто не явится в то время, пока наше войско будет находиться на вражеской территории, будет взиматься штраф в размере 1000 лошадей и 100 верблюдов” ⁵.

Из текста указа явствует, что маньчжурское командование стремилось привлечь подавляющее большинство восточномонгольских князей к совместному походу против чахарского Лигдан-хана. Более того, указ Абахая обязывал монгольских феодалов участвовать и в борьбе против минской династии в Китае.

Маньчжурскому императору понадобилось еще несколько лет, чтобы благодаря огромному превосходству в силах разгромить Чахарское ханство, которое стало буквально распадаться на части.

Князья ряда хошунов Чахара, уделов Лигдан-хана, стали один за Другим “добровольно” переходить в подданство к маньчжурам. В 1632— 1634 гг. большая часть территории Чахарского ханства была захвачена маньчжуро-монгольскими войсками. Лигдан-хан бежал в Ордос, но участь его была уже предрешена: он потерпел поражение и в сентябре 1634 г. умер от оспы. К 1636 г. последние силы сопротивления [6] Чахарского ханства, группировавшиеся вокруг малолетнего сына Лигдан-хана, Эчже, были подавлены, после чего большинство князей Южной и Восточной (Хинганской) Монголии признали вассальную зависимость от маньчжурского императора и стали именоваться его “внешними вассалами”.

В апреле 1636 г. съезд 49 южно- и восточномонгольских князей из княжеств Хорчин, Чжалайт, Горлос Харчин, Тумэт, Аохан, Найман, Баарин, Оннют, Чжаруд и др. возвел Абахая на великоханский престол с титулом богдо-хан и таким образом оформил подчинение Южной и Восточной Монголии маньчжурам.

С того времени южные и восточные монголы получили название внутренних, а области, населенные ими, — название Внутренняя Монголия. Северная же Монголия (Халха) оставалась до 1691 г. независимой и стала называться Внешней Монголией.

Халхаские князья, раздираемые внутренними противоречиями и борьбой с Джунгарским ханством (1634—1758), не принимали участия в вооруженном сопротивлении маньчжурской агрессии в Южной Монголии. Однако падение Чахарского ханства и распространение власти маньчжурского императора на всю Южную и Восточную Монголию заставили халхаских феодалов предпринять необходимые меры для обеспечения безопасности своих владений.

Ряд крупных феодалов Халхи выступили с инициативой установления мирных, добрососедских отношений с маньчжурскими правителями. В 1636—1637 гг. к маньчжурскому хану Абахаю были направлены посольства от халхаских Цэцэн-хана и Тушету-хана с богатыми дарами, состоявшими из нескольких десятков лошадей и верблюдов, большого количества шкурок соболя и выдры, золотых и серебряных изделий, дробовиков и других ценных вещей, которые маньчжуры рассматривали как дань. Пестрый состав даров и эпизодичность отправки халхаских посольств “позволяют рассматривать эти подношения не как дань, а как обычное для норм феодальной дипломатии подношение даров от одного правителя другому при установлении между ними дипломатических контактов” ⁶.

Монгольские посольства были щедро вознаграждены Абахаем, который, в свою очередь, стал отправлять посольства с подарками к халхаским ханам.

Вместе с тем была предпринята попытка положить конец междоусобицам и объединить усилия халхаских и ойратских княжеств перед лицом нараставшей угрозы со стороны маньчжуров. Так, в 1640 г. в Джунгарии по инициативе западных монголов состоялся съезд халхаских и ойратских князей, ставивший целью урегулировать взаимоотношения между ними и обеспечить взаимную помощь в случае нападения извне. [7]

На этом съезде было выработано и утверждено монголо-ойратское уложение под названием “Их цааз” ⁷, регулировавшее правовое положение князей, буддийской церкви и духовенства и являвшееся, по существу, платформой объединения монгольских князей. Но практически никакого объединения не произошло, поскольку основной вопрос о создании централизованной власти на этом съезде не был решен.

Между тем давление маньчжуров на Халху усилилось особенно резко после того, как сын и преемник Абахая, Фулинь (храмовое имя — Шуньчжи, девиз правления в 1644—1662 гг. — Эебэр Засагчи), в 1644 г. захватил с участием конницы своих южномонгольских вассалов Пекин и провозгласил себя китайским императором, положив начало господству в Китае Цинской (маньчжурской) династии (1644— 1911).

Цинский правитель стал добиваться от халхаских ханов признания их зависимости от маньчжурского двора, угрожая прямым военным вторжением, осуществить которое, однако, он не решался, ибо основные силы маньчжуров были заняты закреплением своих далеко не прочных позиций в Китае и преодолением вооруженного сопротивления китайского народа.

И, тем не менее, летом 1646 г. маньчжурские войска во время подавления антиманьчжурского выступления одного из князей Внутренней Монголии — сунитского князя Тэнгиса на юго-восточной границе Халхи столкнулись с войсками Тушету-хана и Цэцэн-хана, направлявшимися на помощь восставшим сунитам. В происшедшем сражении монгольские войска потерпели поражение. Но, несмотря на победу, маньчжурские власти решили прекратить продвижение своих войск в глубь территории Халхи, рассчитывая овладеть страной “мирным” путем.

Цинское правительство продолжало в ультимативной форме настаивать на заключении дружеского союза халхаских ханов с маньчжурскими правителями, на направлении в Пекин в качестве своеобразных заложников младших сыновей халхаских князей, на ежегодном предоставлении символической дани и т.п.

И начиная с 1655 г. халхаские владетели вынуждены были пойти на удовлетворение большей части этих требований, что означало (и с каждым годом усиливало) фактическую зависимость Халхи от династии Цин. К тому же резко обострились отношения халхаских ханов с ойратскими феодалами, особенно с правителем Джунгарского ханства Галдан Бошокту-ханом (1671—1697), который стремился объединить монгольские княжества и продолжить борьбу с маньчжурами. Вмешавшись в очередную внутреннюю смуту в Халхе и стремясь обеспечить свой тыл, Галдан-хан вторгся в Северную Монголию и в 1688 г. нанес сокрушительное поражение халхаским князьям, [8] озлобленным нашествием своих соплеменников и отказавшимся поддержать антиманьчжурскую политику и действия ойратов. Под натиском ойратских войск большинство халхаских князей, в том числе Тушету-хан, Цэцэн-хан и Дзасакту-хан, духовный владыка Халхи — Ундур-гэгэн (1635—1723) и другие с массой подданных бежали на территорию Внутренней Монголии, где в 1691 г. маньчжурскими властями и было инспирировано “добровольное” вхождение Халхи в состав Цинской империи.

Этот акт был торжественно оформлен в мае 1691 г. на Долоннорском съезде владетельных князей Халхи и Внутренней Монголии в присутствии цинского императора Сюанье (Канси; девиз правления в 1662—1722 гг. — Энхэ-Амугулан), объявившего всю территорию Внешней и Внутренней Монголии частями Цинской империи, а всех монголов — своими поданными, на которых распространялись его законы.

Таковы кратко те исторические события, которые привели к появлению в 1696 г. “Цааджин бичиг” (“Монгольского уложения”) — свода законодательных актов Цинской (Маньчжурской) империи, принятых при маньчжурских императорах Абахае, Шуньчжи и Канси специально для монголов.

“Цааджин бичиг” занимает особое место в маньчжурском законодательстве, ибо, во-первых, это первый официальный свод законов для монголов.

Во-вторых, он положил начало кодификации этих законов и в последующие годы, что нашло отражение в появлении новых “Монгольских уложений” в XVIII и XIX вв. — правопреемников этого кодекса.

В-третьих, он впервые вобрал в себя как нормы маньчжурского государственного, гражданского и уголовного права, установленные для Монголии, так и в определенной степени нормы монгольского обычного права, став основой правопорядка в стране и главным образом правовым регулятором взаимоотношений династии Цин с монголами почти на всем протяжении XVIII в.

Составление “Цааджин бичиг” было вызвано включением Халхи в состав Цинской империи в 1691 г. и соответственно необходимостью распространения маньчжурского законодательства, первоначально предназначенного для хошунов Внутренней Монголии, на всю территорию и Внешней Монголии.

Выработкой новых и унификацией старых законов для монголов, вошедших в “Цааджин бичиг”, в течение нескольких лет после 1691 г. занималась специальная комиссия Палаты внешних сношений (Лифаньюань) — правительственного учреждения, созданного еще в [9] 1638 г. на базе так называемого “Монгол ямына” и ведавшего всеми делами по административному управлению Монголией.

Подготовленное этой комиссией “Монгольское уложение” было высочайше утверждено и по распоряжению Канси издано в 1696 г. литографическим способом на трех языках: маньчжурском, монгольском и китайском.

Экземпляр этого уложения на монгольском языке, написанного на чахарском диалекте (возможно, единственный в мире), хранится в рукописном фонде Государственной публичной библиотеки Монголии в Улан-Баторе под шифром Э-66: ксилограф; всего 114 листов, сложенных гармоникой; текст на лицевой и оборотной сторонах листа; бумага китайская; в желтой шелковой обложке; размер 46х28 см.

Этот экземпляр принадлежал в свое время халхаскому Цэцэн-хану, о чем свидетельствует пометка на последнем листе ксилографа, сделанная рукой проф. Ц.Ж. Жамцарано в марте 1930 г.

“Монгольское уложение” (“Цааджин бичиг”) 1696 г. содержит 152 статьи, из которых 112 перекликаются и в какой-то мере могут быть сравнимы с “Уложением Палаты внешних сношений” 1789 г., однако отличаются от соответствующих статей последнего по содержанию, т.е., например, меры наказания, предусмотренные за те или иные преступления, совершенные монголами, или за нарушение ими определенных положений маньчжурского законодательства, в обоих Уложениях не совпадают.

Остальные 40 статей “Цааджин бичиг” и вовсе не имеют аналогов в “Уложении Палаты внешних сношений” 1789 г., перевод которого с китайского языка на русский выполнен и опубликован Иакинфом Бичуриным ⁸ и одновременно с маньчжурского — С. Липовцевым в 1828 г. ⁹.

“Цааджин бичиг” резко отличается и от “Уложения Палаты внешних сношений” 1815 г., об истории составления, некоторых особенностях которого, а также о его переизданиях в 1826 и 1832 гг. ¹⁰ мы расскажем в наших Комментариях (см. примеч. 106).

Таким образом, можно предположить, что “Цааджин бичиг” 1696 г. легло в основу лишь “Уложения” 1789 г. ¹¹, но не более поздних.

Что касается изданий “Цааджин бичиг” на маньчжурском и китайском языках, то следует отметить, что в книго- и архивохранилищах России, Монголии, КНР и ряда других стран нам не удалось обнаружить ни маньчжурского оригинала, ни перевода “Уложения” на китайский язык.

Между тем законодательные акты по монгольским делам, содержащиеся в “Канси хэйдянь” (“Свод законов периода правления Канси”), состоящем из 162 цзюаней (глав) и изданном в 1690 г. ¹², [10] значительно отличаются от текста “Цааджин бичиг” на монгольском языке.

Часть свода “Канси хэйдянь”, а именно 85 цзюаней из 162, была переведена с маньчжурского языка на русский в конце XVIII в. Алексеем Леонтьевым и издана в трех томах ¹³.

Однако в опубликованных томах имеются лишь отдельные части, вошедшие в “Цааджин бичиг” 1696 г. К тому же перевод А.Леонтьева представляет собой пересказ статей законов, что крайне затрудняет сличение их с маньчжурским и китайским оригиналами и делает его малопригодным для использования.

Не совпадают со статьями “Цааджин бичиг” и материалы по Монголии двух цзюаней (221 и 222) раздела “Лифаньюань”, входящего в “Юйчжи Да Цин хуэйдянь” (“Высочайше утвержденный свод законов Великой династии Цин”) и состоящего из 250 цзюаней ¹⁴.

Таким образом, “Монгольское уложение” (“Цааджин бичиг”) 1696 г. является, по существу, самостоятельным сводом законов, выработанных маньчжурскими правителями для монголов как раз в период покорения маньчжурами соседних народов и становления Цинской империи, а данная работа — первой попыткой введения в научный оборот этого правового памятника XVII в.

В целом он отражает особенности законотворчества и законодательной политики маньчжурских правителей в отношении Монголии, в том числе их последовательное стремление в какой-то мере использовать действовавшие в монгольских княжествах законы, во многом основанные на традиционных нормах обычного права монголов.

Для выявления этих особенностей и показа как определенных заимствований, так и главным образом разночтений мы старались в своих комментариях в максимально возможной степени текстуально представить соответствующие статьи из собственно монгольских правовых кодексов XVI—XVIII вв., как то: Уложения, относящегося ко второй половине XVI в., и Великого Уложения 1620 г., открытых и опубликованных монгольским ученым К. Пэрлээ в 1974 г. ¹⁵, — и, преимущественно и наиболее полно, из монголо-ойратского “Великого уложения — Их цааз” 1640 г. ¹⁶ и “Халха Джирум” — свода законов, принятых на съездах монгольских князей в 1709—1779 гг. ¹⁷, а также, конечно, из Уложения Китайской палаты внешних сношений 1789 г. ¹⁸.

В своей публикации мы полностью сохранили структуру этого памятника в том виде, в каком она представлена в монгольском оригинале. Следует отметить, что в нем совершенно отсутствует какая-либо упорядоченная система расположения материалов: вперемешку даются статьи, относящиеся как к гражданскому, так и к уголовному праву, полностью отсутствуют какие-либо разделы, по которым можно было бы сгруппировать однородные по содержанию статьи, и т.п. В целом [11] же они охватывают необычайно широкий и самый разнообразный круг правовых проблем и вопросов, вплоть до решения частных житейских ситуаций на уровне правительственных инстанций (см., например, ст. 2, 40, 41, 140), и позволяют судить об основных направлениях монгольской политики маньчжурских правителей.

По значимости, здесь, прежде всего можно выделить статьи, регулировавшие все аспекты взаимоотношений цинских властей с монголами.

Маньчжурские императоры, превратив монгольских князей в своих вассалов, прежде всего, заботились об административном устройстве страны. Старое деление Монголии на тумэны и отоки было аннулировано. Вместо него была введена единообразная система “знамен” — хошунов, сочетавшая в себе функции военного и гражданского управления. Территориальные границы каждого хошуна и каждый хошунный правитель — дзасак утверждались маньчжурским императором. Хошунный дзасак ведал всеми военными, административными и судебными делами в пределах своего хошуна.

Палата внешних сношений (далее — ПВС) подбирала кандидатуры на должность хошунных правителей и представляла их на утверждение императору.

Цинские правители ликвидировали власть монгольских ханов в аймаках, сохранив съезды хошунных дзасаков (чулганы) (ст. 100), но их руководители (чулган дарга) играли в основном роль посредников между ПВС и хошунными дзасаками.

Хошун в военном отношении являлся основной тактической единицей (примерно дивизия). Хошуны делились на сомоны (эскадроны) (ст. 99). Таким образом, все боеспособное монгольское население было превращено в солдат хошунного войска. Монгольские князья обязаны были через каждые три года проверять состояние своих войск и порядок их комплектования (ст. 90, 100). Хошунные правители — дзасаки обязаны были ежегодно собирать свои войска на смотр (ст. 61).

Монгольские цирики (солдаты) имели на вооружении лишь копья и луки, хотя маньчжурская восьмизнаменная армия уже тогда была оснащена огнестрельным оружием. Монголам и ойратам запрещалось продавать такое оружие (ст. 121). Маньчжурские власти, надо полагать, в какой-то мере опасались военного усиления монголов.

Маньчжурские императоры устанавливали особый порядок присвоения монгольским князьям пышных титулов и званий, назначения их на должности, определяя при этом их права и обязанности перед Цинскими правителями (ст. 101—104).

В этой связи весьма любопытна статья 63 о поведении монгольских князей во время сражения и их наказании за бегство с поля боя (ст. 133, 146), о разжаловании провинившихся князей и награждении [12] отличившихся, о преследовании неприятеля и обращении с пленными, о других нарушениях воинской дисциплины и мародерстве.

Не менее интересна статья 138 о выдаче ПВС всем монгольским князьям знаков отличия в соответствии с их титулами, а также об обязательном несении князьями во время походов зонтов и знамен, соответствующих их званиям (ст. 139).

Характерно, что еще до утраты Монголией политической независимости халхаские ханы с 1636 г. стали поставлять маньчжурскому императору под видом даров дань — “девять белых”, состоявшую из девяти животных белой масти: восьми лошадей и одного верблюда.

Дань эта в годы самостоятельного существования Внешней Монголии имела символический характер и была своего рода дипломатическим приемом при сношениях монгольских ханов с маньчжурскими ханами. Со временем маньчжурские ханы превратили монгольские “дары” в обязательную и обременительную дань (ст. 114). С 1655 г. была введена еще дань “по состоянию” от всех монгольских князей, включавшая ценные меха, шкуры зверей, лучших домашних животных, а также другие ценности. Статья 141 Уложения 1696 г. определяла размеры и порядок доставки этой дани в столицу для сдачи в ПВС.

Законодательно закрепив новое административное устройство, статус и формы зависимости монгольских князей от цинского двора, маньчжуры вместе с тем позаботились о сохранении их сословных привилегий. Так, например, “Цааджин бичиг” узаконил повинности, подати и оброки в пользу князей, существовавшие и прежде в монгольских княжествах, а также отчисление им части скота, взимавшегося в качестве штрафа с провинившихся подданных (ст. 16, 57 и др.), их право наряду с высшими ламами безвозмездно пользоваться подводами и получать довольствие на уртонах (почтовых станциях) и т.п. (ст. 53).

Сохранили маньчжуры и традиционные нормы семейного права монголов, в частности определяли размеры приданого, условия сговора, обязательства сторон при разводе, размеры штрафов за нарушение супружеской верности и т.п. (ст. 11, 91, 14 и др.).

Значительная часть законов “Цааджин бичиг” была посвящена квалификации деяний и преступлений, связанных с нарушениями норм гражданского и уголовного права, и определению мер наказания за их совершение, причем многие из этих законов впоследствии вошли в Уложение 1789 г. и даже в Уложение 1815 г. Были определены следующие виды наказаний:

1. Смертная казнь с конфискацией имущества и отдачей семьи преступника в рабство.

2. Смертная казнь посредством разрубания на куски.

3.Смертная казнь посредством отсечения головы. [13]

4. Смертная казнь посредством удавления.

5. Отдача в рабство с семьей.

6. Ссылка в отдаленные провинции с отдачей в рабство на принудительные работы.

7. Телесное наказание кнутом, плетью и бамбуковой палкой.

8. Конфискация имущества.

9. Штраф скотом, исчисляемый девятками голов скота.

10. Снятие с должности и лишение званий.

11. Заточение в тюрьму.

12. Заключение в шейную колодку.

Законами были предусмотрены амнистия волею императора и его право распорядиться о пересмотре смертных приговоров или понижении наказания на одну ступень. К примеру, замену отсечения головы удавлением, а удавление — телесным наказанием со ссылкой и т.д.

К смертной казни приговаривались простолюдины, уличенные в воровстве (ст. 71), в предумышленном убийстве (ст. 72), в прелюбодеянии (ст. 74), в надругательстве над княжеской могилой (ст. 75), а также виновные в пожаре в степи, в результате которого имелись человеческие жертвы (ст. 84), и т.д.

Однако князья за воровство и за убийство подданного или раба подвергались только штрафу скотом (ст. 73), что лишний раз свидетельствовало о классовом, сословном характере “Монгольского уложения” 1696 г.

Вместе с тем введенная маньчжурами система наказаний была чрезвычайно жестокой и, совершенно очевидно, не соответствовала простоте быта монгольских аратов и особенностям их кочевого образа жизни, традициям монгольского кочевого общества. И хотя в последующих уложениях 1789 г. и особенно 1815 г. эта система была в целом сохранена, детализирована и даже ужесточена, многие судебные дела в Монголии вплоть до 1919 г. (даты потери независимости Монголии, обретенной в результате всенародного восстания монголов и падения династии Цин в 1911 г.), а в Шабинском ведомстве ургинского Богдо-гэгэна до 1925 г., решались в основном по монгольским законам “Халха Джирум”, “Их цааз” и законам монгольской феодально-теократической монархии.

Законы и установления “Цааджин бичиг” не ограничивались регламентацией, так сказать, светской жизни в Монголии, жизни мирян и их господ, но в целом ряде статей определяли и положение ламаистской церкви в стране, быт монастырей и правила поведения лам, контроль за которыми возлагался на ПВС.

В соответствии с этими статьями, например, настоятели монастырей были обязаны постоянно следить за поведением лам, разрешать или запрещать им выезды в сельскую местность к верующим для [14] проведения молитв или врачевания больных в течение только одного дня (ст. 140).

Ламы, нарушавшие запрет на ночевку в юртах незамужних женщин или допускавшие женщин в свою обитель, подвергались штрафам и т.д.

Таково вкратце основное содержание “Цааджин бичиг”, текст которого мы предлагаем вниманию читателей.

Комментарии

1. Мясников B.C. Империя Цин и русское государство в XVII в. М., 1980, с. 50—51.

2. Внешняя политика государства Цин в XVII в. М., 1977, с. 58.

3. Die Mongolen. Beitraege zu ihren Geschichte und Kultur. Darmstadt, 1986, с 436.

4. Кузнецов B.C. От стен новой столицы до Великой стены. Новосибирск, 1987, с. 191.

5. Да Цин Тайцзун Вэнь-хуанди шилу (Хроника правления императора Тайцзуна Вэнь-хуанди великой династии Цин). Токио, 1937, изд. 5, 11а—11б; цит. по: Внешняя политика государства Цин в XVII в. М., 1977, с. 135.

6. Die Mongolen, с. 143.

7. Их цааз (“Великое уложение”). Памятник монгольского феодального права XVII в. Ойратск. текст. Транслитерация свода, ойрат. текста, реконстр. монг. текст и его транслитерация. Пер., введ. и коммент. С.Д. Дылыкова. М., 1981.

8. Бичурин И.Я. (о. Иакинф). Записки о Монголии. Т. 1—2 (часть IV). СПб., 1828.

9. Литовцев С. Уложение Китайской палаты внешних сношений. Пер. с маньчж. Т. 1—2. СПб., 1828.

10. Лауфер Б. Очерк монгольской литературы. Пер. с нем. В.А. Казакевича. Л., 1927, с. 84.

11. Ксилографическое издание этого Уложения на монгольском языке, состоящее из 12 дэвтэров (тетрадей) в четырех книгах, содержит 198 статей (Улан-Батор. Публичная библиотека, шифр № 692).

12. Канси хэйдянь (Свод законов периода правления Канси). [Б.м.], 1690.

13. [Леонтьев А.] Тайцин гурунь-и ухери коли, то есть все законы и установления китайского (а ныне маньчжурского) правительства. Перевел с маньчжурского на российский язык Коллегии иностранных дел надворный советник А.Леонтьев. Т. 1—3. СПб., 1781—1783 (т. 1 — 1781, т. 2 — 1782, т. 3 — 1783).

14. Юйчжи Да Цин хуэйдянь (Высочайше утвержденный свод законов Великой династии Цин), [Б.м.], 1908.

15.Халхын шито олдсон цааз-эрхэмжийн дурсгалт бичиг. — Монгол ба Тов Азийн орнуудын соёлын туухэнд холбогдох хоёр ховор сурвалж бичиг (Вновь открытый памятник Халха-монгольского права. Два редких источника по истории культуры Монголии и стран Центральной Азии). Предисл., исслед. и коммент. Х. Пэрлээ. Улан-Батор, 1974. [15]

16. Их цааз (“Великое уложение”).

17. Халха Джирум. Памятник монгольского феодального права XVIII в. Сводный текст и перевод Ц.Ж. Жамцарано. Подготовка текста к изд., редакция пер, введ. и примеч. С.Д. Дылыкова. М., 1965.

18. Бичурин И. Я. Записки о Монголии; Липовцев С. Уложение Китайской палаты внешних сношений.