СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

ХАЛХА ДЖИРУМ

О ПАМЯТНИКАХ МОНГОЛЬСКОГО ФЕОДАЛЬНОГО ПРАВА

Одним из важнейших источников по истории монгольского народа являются его законодательные памятники, значение, которых давно уже оценили по достоинству исследователи истории Монголии.

Академик Б.Я. Владимирцов, рассматривая различные, источники для характеристики монгольского феодального общества, писал: «Гораздо большее значение для исследования общественного строя монголов имеют в качестве источников сборники монгольских законов, монгольские «Уложения»» ¹.

Монгольские законодательные памятники, юридически закреплявшие сложившиеся в монгольском обществе отношения, дают вполне достоверные сведения об общественном и государственном строе, о быте страны, о которых мало рассказывают летописные материалы, посвященные главным образом внешним событиям истории народа. Возникнув на определенной ступени развития монгольского общества, в условиях определенных общественно-политических отношений, они выражают реальное соотношение классовых сил в стране, несут на себе печать своего времени.

Каждой общественно-экономической формации, подчеркивал К. Маркс, соответствует право, порожденное господствующим в данную историческую эпоху способом производства, «каждая форма производства порождает свойственные ей правовые отношения, формы правления и т.д.» ². Право, как и религия, не имеет своей собственной истории. Оно развивается не по каким-либо собственным законам, а на основании законов развития общества. Меняются общественные отношения, вместе с ними меняются и правовые. История [4] права органически связана с историей развития общественных и производственных отношений.

«Правовые отношения, — писал Маркс, — так же точно как и формы государства, не могут быть поняты ни из самих себя, ни из так называемого общего развития человеческого духа... они коренятся в материальных жизненных отношениях, совокупность которых Гегель, по примеру английских и французских писателей XVIII века, называет «гражданским обществом»... анатомию гражданского общества следует искать в политической экономии» ³.

Стало быть, история монгольского феодального права и законодательства является частью истории монгольского народа, своего рода разделом этой истории, посвященным процессу образования и развития монгольского феодального Общества и правовых его институтов.

Первым законодательным памятником монгольского феодального права служит яса ⁴ Чингисхана. Появление ее относится к периоду образования монгольского раннефеодального государства в начале XIII в. Подлинник ясы на монгольском языке и копии с него до нас не дошли. О существовании и действии ясы мы узнаем из «Секретной истории монголов» (XIII в.), из «Сборника летописей» персидского историка XIV в. Рашид-ад-дина, а также из трудов арабских историков Джувейни (1226—1283) и Макризи (1364—1442), из записок арабского путешественника Ибн-Батуты (1302—1377), из работ армянских летописцев Вардана, Магакия и др.

Джувейни, посетивший монгольскую империю в период ее образования, в своей «Истории завоевателя мира» (Чингисхана), появившейся в 1260 г., сообщает, что законы ясы были написаны на листах, которые хранились у ближайших родственников хана. В особо важных случаях, например при вступлении на престол нового хана, перед началом завоевательных походов и т.д., листы эти приносили и на основании их решали дела ⁵…

Рашид-ад-дин, рассматривавший ясу как письменный законодательный памятник, сообщает, что после победы над Ван-ханом Чингисхан, созвав великий курултай для восшествия на престол, утвердил строгие законы ⁶. Об этом же более подробно пишет египетский историк Макризи: «Когда Чингисхан, основатель могущества татар в странах Востока, [5] победил государя Ван-хана и получил верховную власть, он установил некоторые основные правила и некоторые наказания и все передал письменно в книге, которой он дал наименование ясы (иные называют ясак, но в сущности это имя есть яса). Когда редакция книги была окончена, он велел вырезать эти законы на стальных досках и сделал их кодексом для своей нации... Яса была для его потомков ненарушимым законом, от предписаний которого они ни в чем не отступали» ⁷.

Армянские историки XIII в. Вардан, Магакия и другие, использовавшие в своих трудах довольно много материалов из ясы, утверждают, что она является письменным памятником ⁸. В уложениях Юаньской (монгольской) династии, изданных в 1320 г., трижды делается ссылка на ясу Чингисхана ⁹. В золотоордынских ханских ярлыках, выдававшихся митрополитам русских церквей, указывается, что лица, нарушившие предписания ясы, должны подвергнуться смертной казни ¹⁰. Все эти данные говорят о том, что яса, очевидно, является самым ранним законодательным памятником феодальной Монголии.

Б.Я. Владимирцов, давший блестящее исследование зарождения и развития феодальных отношений в Монголии и глубоко изучивший историю образования монгольского феодального государства, как ни странно, вслед за Бартольдом ¹¹ считал ясу Чингисхана лишь кодификацией монгольского обычного права и монгольских народных обычаев ¹². Такой же точки зрения придерживался и В.А. Рязановский, сделавший попытку дать юридический анализ ясы ¹³.

Известно, что до образования государства монголы жили отдельными племенами и племенными объединениями. Процесс разложения родового строя в степях Центральной Азии протекал чрезвычайно медленно. К концу XII в. монгольские племена находились лишь на начальной стадии развития феодальных отношений. При родовом строе, когда не было деления общества на классы, не было государства; разумеется, [6] не было и права. Правила поведения людей выражались главным образом в форме обычаев. Однако их нельзя назвать правовыми обычаями, и устанавливаемые ими правила поведения нельзя считать нормами права, поскольку для соблюдения их не было аппарата принуждения, т.е. государства.

С утверждением феодальных отношений в монгольском обществе и образованием государства в начале XIII в. начало действовать монгольское феодальное право. Монгольские феодалы-нойоны, стремясь закрепить свои права и привилегии, приступили к выработке законов. Так появилась яса Чингисхана, составленная и утвержденная, по сообщениям Рашид-ад-дина и Макризи, на курултае монгольских феодалов в 1206 г. ¹⁴

B ясе, разумеется, нашли свое отражение и некоторые нормы обычного права. Однако с появлением противоречивых классовых интересов древние обычаи потеряли свой общенародный характер и их добровольное соблюдение всеми членами общества стало невозможным. Многие старинные обычаи, сложившиеся в условиях родового строя, не отвечали интересам эксплуататорских классов. Поэтому монгольские феодалы закрепляли в своих законах лишь те из них, которые соответствовали их интересам, и создавали новые нормы, выгодные и угодные им. Эти новые нормы, соблюдение которых обеспечивалось государством, становились уже нормами феодального права.

Сохранившиеся в различных летописях фрагменты ясы содержат нормы государственного, административного, уголовного, гражданского, обычного права, нормы военного законодательства, а также положения о торговле, налогах, повинностях, охоте, религии и пр. Яса отразила в себе общественные отношения и особенности быта монголов в период образования монгольской империи.

|Как памятник феодального права она утверждает абсолютную власть монгольского хана над своими подданными. Так что суровые требования Гуюк-хана — «исполнять мою волю; являться, куда позову; идти, куда велю; предать смерти всякого, кого назову» — вполне оправдываются ясой.

Плано Карпини, посетивший Монголию в 1246 г., пишет по этому поводу: «Император же этих татар имеет изумительную власть над всеми. Никто не смеет пребывать в какой-нибудь стране, если где император не укажет ему. Сам же он указывает, где пребывать вождям, вожди же [7] указывают места тысячникам, тысячники — сотникам, сотники же — десятникам» ¹⁵.

Особенно ценны для нас сведения ясы об организации чингисхановского войска. В мирное время все рядовые кочевники должны были нести разные службы и повинности в пользу хана и нойонов, а во время войны все годные к военной службе зачислялись в войска, организованные по десятичной системе: они делились на десятки, сотни, тысячи и тумэны — десятки тысяч воинов.

Согласно ясе, крестьянское население завоеванных стран также призывалось в войска. Причем уходящий на военную службу земледелец не освобождался от налогов и повинностей в пользу монгольских феодалов; их должны были выплачивать оставшиеся дома члены его семьи. Войска покоренных народов тоже строились по десятичной системе. Приписывая воинов завоеванных стран к десяткам, сотням и тысячам, монгольские правители прикрепляли их к земле, собственниками которой были начальники сотен, тысяч и т.д. Запрещалось самовольно переходить из одного подразделения в другое под страхом смертной казни.

Вообще следует подчеркнуть, что карательные меры ясы чрезвычайно суровы. Смертная казнь применялась за неисполнение любых повелений хана, за малейшее нарушение воинской дисциплины, за кражу лошади, за лжесвидетельство, за непочтение к старшим, за то, что наступил ногой на порог ставки нойона, и пр. Яса устанавливает и другие виды наказания: штраф скотом, удары палкой, плетью, сковывание рук, ссылку в отдаленные районы и т.д.

Яса Чингисхана в законодательном порядке закрепляла господство монгольских феодалов и бесправное положение подвластного им податного населения — албату. Характеризуя ее как свод законов феодального государства, К. Маркс писал: «В Ясе есть упоминание о высшем сословии, тарханах, которые были освобождены от всяких налогов, не должны были делить свою добычу с другими, имели постоянный свободный доступ к великому хану, освобождались от наказания до девяти раз. (Этот вид феодальных прав возникает у всех полуцивилизованных народов в результате воинственного образа жизни»). ¹⁶

В период Юаньской династии появился ряд законов, утверждавших привилегии монгольских правителей в Китае. В «Официальной истории Юаньской династии» приводится содержание трех кодексов: «Новые законы династии Юань», [8] изданные в 1291 г. при Хубилай-хане, «Сборник дисциплинарных законов», изданный в 1312 г. при Буянту-хане, и «Общие законы великой Юаньской династии», изданные в 1323 г. при императоре Шоди-Бала (последние являются переработанным изданием «Уложений Юаньской династии») ¹⁷.

Мы не останавливаемся здесь на характеристике законодательных памятников Юаньской династии, поскольку они действовали только в Китае. Что касается собственно Монголии, то, видимо, там продолжала сохранять свою силу чингисхановская яса, хотя в связи с распадом монгольской империи на несколько самостоятельных феодальных улусов яса в значительной мере утратила свое былое значение.

В.А. Рязановский считает, что в улусах Джагатая и Джучи «среди монгольских и тюркских кочевых племен Яса несомненно действовала. Но действие это ограничивалось пределами XIV в. и лишь в отдельных случаях выходило за эти пределы... В самой Монголии, вероятно, постановления Ясы действовали дольше XIV в.» ¹⁸.

Следующим дошедшим до нас крупным памятником монгольского феодального права являются монголо-ойратские законы, принятые на съезде ойратских и халхаских феодалов в 1640 г. Этот съезд, созванный по инициативе джунгарского Эрдэни Батур-хунтайджи, имел своей целью «урегулирование внутренних взаимоотношений между монгольскими феодалами и создание условий для объединенной борьбы против маньчжурской угрозы» ¹⁹.

Подлинный текст монголо-ойратских законов был составлен на монгольском языке монгольским алфавитом, а затем переложен на ойратский алфавит, так называемый тод бичиг Зая Пандиты, который был принят в 1648 г. в Джунгарии ²⁰.

Один из ойратских списков с русским переводом и научными комментариями был издан в 1880 г. К.Ф. Голстунским ²¹, по мнению которого «поводом к съезду князей на [9] сейм было не столько утверждение заранее составленных законов, сколько выработка на самом сейме такого акта, который должен был установить мирный порядок внутри, нарушенный бывшими раздорами и неурядицами, обеспечить внешнюю безопасность взаимным образом действий, определить отношения князей и чиновных лиц к подвластным и придать распространившемуся тогда среди них учению желтошапочников, в лице его представителей, законную санкцию господствующей религии» ²².

Монгольские князья освобождали лам от воинской службы и других феодальных повинностей, выделяли аратам, принявшим буддизм, определенное количество скота. Буддийские монастыри получали земельные угодья и крепостных аратов, приписанных к ним в качестве шабинаров. Постепенно эти монастыри превращались в феодальные поместья высших лам, многие из которых провозглашались хубилганами — «перерожденцами» святых из пантеона буддийских божеств. Таким образом, монгольские феодалы старались упрочить положение буддийской церкви, поднять авторитет высших лам.

Монголо-ойратские законы 1640 г. законодательно оформили не только феодальные права и привилегии князей Халхи и Джунгарии, но и правовое положение буддийской церкви и высших слоев буддийского духовенства как важной составной части монгольского феодального общества. Статьи монголо-ойратских законов ограждали прежде всего интересы монастырей и буддийского духовенства, предоставляя им право брать в ламы каждого десятого арата и пользоваться для нужд церкви подводами и довольствием вне всякой очереди. Вместе с тем они предусматривали жестокое наказание для тех, кто препятствовал распространению буддизма или же обращался за какими-либо советами к шаманам, строго карали за кражу имущества лам и монастырей, за оскорбление духовных лиц. (Речь идет о широком распространении в XVI—XVII вв. в Халхе и Джунгарии буддизма.)

Известно, что после падения Юаньской династии в Китае в 1368 г. Монголия оказалась раздробленной на мелкие феодальные уделы и не имела экономического и политического единства. Междоусобные войны, продолжавшиеся более 200 лет, вконец истощили экономику страны, что, естественно, привело к обнищанию народа и обострению классовой борьбы. Класс феодалов все острее ощущал необходимость в укреплении своего господства, своего влияния на аратов. Шаманизм, зародившийся при родовом строе, не мог уже удовлетворять феодалов как средство воздействия на массы. Им нужны были более утонченные средства идеологического порабощения народа. Вот тогда-то они и приняли на [10] вооружение буддизм, освящавший феодальный гнет и призвавший трудящиеся массы к терпению и покорности ради «спасения души» и «счастливой жизни» в будущих «перерождениях».

В конце XVI в. почти одновременно приняли буддизм наиболее влиятельные князья Халхи и Джунгарии. Для проповеди буддизма были приглашены из Тибета сотни лам, был организован перевод на монгольский язык буддийской литературы, началось строительство буддийских монастырей.

Как справедливо отмечал К.Ф. Голстунский, монголо-ойратские законы имели в свое время политическое значение. Съезд князей состоялся именно тогда, когда «монголы и ойраты после взаимной продолжительной вражды должны были признать общность своих интересов и необходимость единства действий» ²³. Однако статьи этих законов о политическом соглашении между ойратами и халхасцами вскоре утратили свою силу. Союз халхаских и джунгарских князей, необходимый для отражения внешней угрозы, под влиянием интриг маньчжурских правителей, умело использовавших интересы отдельных монгольских феодалов, фактически распался. Но многие статьи монголо-ойратских законов, направленные на укрепление классовых привилегий монгольских феодалов, действовали в Халхе до появления сборника законов «Халха Джирум» в 1709 г., а в Джунгарии — до уничтожения Джунгарского ханства маньчжурскими войсками в 1756—1758 гг. Характерно, что монголо-ойратские законы в сокращенном и несколько измененном виде действовали в Калмыкии вплоть до Октябрьской революции 1917 г.

Сборник «Халха Джирум» — ценнейший памятник монгольского феодального права XVIII в.; он содержит богатый материал по социально-экономическому строю, правовым отношениям и этнографии монголов. В него включены все основные законы и постановления, принятые на съездах крупнейших монгольских феодалов во главе с Тушету-ханом, Цэцэн-ханом, Дзасакту-ханом и другими с 1709 по 1770 г. Эти законы и постановления наряду с «Монгольским уложением» Палаты внешних сношений Маньчжурской империи ²⁴ регулировали внутреннюю жизнь Халхи до свержения в 1911 г. маньчжурского владычества во Внешней Монголии, а среди шабинаров ургинского богдо-гэгэна они действовали вплоть до ликвидации Шабинского ведомства в 1925 г.

Копии монгольских текстов «Халха Джирума» хранятся в рукописных фондах Академии наук МНР и Института [11] народов Азии Академии наук СССР. Краткое описание памятника дано крупнейшим бурятским монголоведом профессором Ц.Ж. Жамцарано и А.Н. Туруновым в 1923 г. ²⁵ Русский перевод «Халха Джирума», выполненный Ц.Ж. Жамцарано в Институте востоковедения АН СССР в Ленинграде в 1933—1937 гг., опубликован профессором Б. Ринченом в 1959 г. в Монгольской Народной Республике ²⁶. К сожалению, этот перевод, изданный без монгольского текста, представляет собой еще не завершенную работу Ц.Ж. Жамцарано, совершенно не отредактирован и изобилует многочисленными описками и пропусками (они отмечены в наших постраничных примечаниях), что в значительной мере снижает научную ценность публикации.

Из работ, посвященных «Халха Джируму», можно назвать «Общественный строй монголов» Б.Я. Владимирцова, который считал «Халха Джирум», так же как и монголо-ойратские законы 1640 г., степным феодальным правом, получившим санкцию закона ²⁷. В то же время Б.Я. Владимирцов признавал возможность влияния обычного права на своды монгольских законов. Следует заметить, что значительная часть этой книги, посвященная общественному строю монголов в средний и новый периоды истории Монголии, построена на данных законодательных памятников.

Юридический анализ законов «Халха Джирума» дан В.А. Рязановским ²⁸, который полагал, что «Халха Джирум» является по преимуществу памятником обычного права, воспроизводящим в своей основе «правовые обычаи северных монголов (с добавлением ряда указных норм и отражением канонических влияний)» ²⁹.

Наиболее серьезным трудом, посвященным исследованию «Халха Джирума», является монография монгольского ученого С. Жалан-Аажава «”Халха Джирум” — старинный юридический памятник Монголии» ³⁰. Автор, давая правовую классификацию законов «Халха Джирума», подвергает детальному разбору наиболее важные статьи памятника, сопровождая свое исследование обстоятельной характеристикой других законодательных актов Монголии. [12]

Интересна небольшая брошюра академика Ш. Нацокдоржи ³¹, посвященная описанию сборника судебных решений, вынесенных Шабинским ведомством на основании соответствующих статей законов «Халха Джирума». Автор брошюры не без основания считает, что «Халха Джирум» является кодексом феодального законодательства, действовавшим в период маньчжурского господства преимущественно в Шабинском ведомстве ³². Вот в основном вся научная литература, посвященная изучению этого памятника монгольского феодального права.

В «Халха Джируме» насчитывается 24 законоположения и постановления, датированных 1709, 1718, 1722, 1724, 1728, 1736, 1746, 1754 и 1770 гг. На некоторые годы приходится по нескольку законов (1709, 1722, 1724 и др). Имеются законы, даты которых установлены лишь после изучения самого памятника и обследования других источников на монгольском, маньчжурском и китайском языках.

Законы «Халха Джирума» охватывают самые разнообразные стороны жизни монгольского общества. Однако главное в них — строгое соблюдение привилегий духовных и светских феодалов. Высшие ламы во главе с богдо-гэгэном и светские феодалы были освобождены от всяких повинностей и налогов, они имели свои суды и пользовались всеми правами эксплуатации аратов.

Законы «Халха Джирума» закрепляли за феодалами право собственности на землю (пастбища), закрепляли господство князей-нойонов и зависимое положение крепостных аратов. Араты находились в полной зависимости от нойона, который мог заставить крепостных (албату) работать на себя бесплатно, наказать по своему усмотрению и даже продать или подарить их. Формально албату имел право собственности на свой скот, юрту, инвентарь, но фактически осуществление этого права целиком зависело от нойона, который всегда мог под тем или иным предлогам, а иногда и без всякого предлога забрать у албату все его имущество. На это указывают многочисленные статьи законов «Халха Джирума».

Высшие ламы и буддийские монастыри по «Халха Джируму» поставлены под особую защиту закона. Имущественные права ургинского хутухты и его монастыря ограждаются законами в первую очередь. По «Халха Джируму», ханы и нойоны находились перед урлинским хутухтой, фактическим «главой» Халхи того времени, в положении подчиненных лиц, обязанных беспрекословно подчиняться его повелениям. [13]

Характерно, что основным законом в сборнике «Халха Джирум» является уложение 1709 г., изданное уже после признания Халхой в 1691 г. сюзеренитета маньчжурского богдо-хана и после опубликования императором Канси в 1696 г. «Монгольского уложения» ³³. Последующие законы представляют собой дополнения и исправления уложения 1709 г. Они изданы с целью дальнейшего внедрения статей «Монгольского уложения» 1696 г. Так, например, закон 1746 г. является важным документом, показывающим истинные взаимоотношения между маньчжурским, императором и монгольскими ханами и нойонами, его вассалами. Данный сборник освещает многие стороны жизни Халхи, этой угнетенной окраины Цинской империи, начиная с регламентации почтовой службы в монгольских хошунах и кончая статьей о спекуляции.

В «Халха Джируме» материал расположен не в хронологической последовательности и не по принципу группировки однородных статей. Сборник «Халха Джирум» — механическое соединение в одно целое различных по характеру законов и постановлений, составленных в разное время; иногда даже трудно выделить отдельные части, вошедшие в него. В этом заключается своеобразие дореволюционной монгольской кодификации. Изучая отдельные части «Халха Джирума» в их хронологической последовательности и сопоставляя их с «Монгольскими уложениями» Канси и Цяньлуна (1736—1795), мы можем проследить постепенное внедрение законов, издававшихся маньчжурскими властями, в практику судопроизводства во всех аймаках Внешней Монголии.

Стремясь сделать этот интересный по своему содержанию и языку памятник доступным для лиц, интересующихся монгольской историей, мы решили опубликовать подготовленный еще в 1933—1937 гг. покойным Ц.Ж. Жамцарано сводный монгольский текст «Халха Джирума» с русским переводом, который рассматривался им как черновой вариант. Перевод отредактирован и снабжен необходимыми примечаниями. Отдельные примечания, сделанные самим Ц.Ж. Жамцарано, в соответствующих местах оговорены ³⁴. [14]

В основу монгольского текста положен наиболее доброкачественный и полный из пяти известных нам списков — барун-хуренский (рукопись А), принадлежавший Ц.Ж. Жамцарано. Он был сличен с другими списками, находящимися в рукописном отделе библиотеки Института народов Азии АН СССР, а именно: с копией списка шандзотбинского ямыня (Шабинского ведомства ургинского богдо-гэгэна) F 144 (рукопись В), широко использованного Б.Я. Владимировым в его работе «Общественный строй монголов»; с аналогичным шандзотбинскому списку экземпляром из фонда 62, № 61 (рукопись С), но написанным более грамотно; с позднеевским списком F 196 (рукопись D); со списком F 510 (рукопись Е), по содержанию совершенно схожим с барун-хуренским (рукопись А), но написанным неграмотно и изобилующим описками и пропусками.

При сличении текстов были отмечены лишь существенные разночтения, изменяющие смысл предложения или целой статьи,— разночтения в именах собственных и терминах юридических. Не указано различное написание диакритических знаков и отдельных букв. Каждый новый закон и положение начинается с новой страницы и нумеруется римскими цифрами. Даты опубликования законов помещены под названиями законов в квадратных скобках. Нумерация статьи дается арабскими цифрами. Цифры в кружке внутри строки означают страницы текста барун-хуренской рукописи А, причем буквой «а» отмечена лицевая сторона, буквой «б» — оборотная сторона текста. Цифры справа от строки указывают на примечания к разночтениям.

Текст, помещенный в квадратных скобках, отсутствует в рукописи А; текст, помещенный в круглых скобках, отсутствует в рукописи В; текст в угловых скобках отсутствует в рукописи С; текст в фигурных скобках отсутствует в рукописи D; текст в прямых скобках отсутствует в рукописи Е.

Русский перевод сделан со сводного текста. Титулы и юридическая терминология даны преимущественно в переводе. Малоизвестные монгольские термины и титулы приводятся, кроме того, в русской транскрипции и взяты в круглые скобки.

Монгольские термины и титулы, не имеющие русского эквивалента, даны в транскрипции и обозначены курсивом. В квадратные скобки взяты отдельные слова и фразы, вставленные переводчиком или редактором для лучшего понимания текста памятника.

Отсылки к примечаниям, помещенным после перевода, обозначены арабскими цифрами. Примечания постраничные отмечены звездочками во вводной статье и буквами русского алфавита в тексте перевода. Книга снабжена указателями.