-

Мысли и грезы о Монголии для православия.

Помещенная в № 19 «Православного Благовестника» статья протоиерея М. А. Чефранова под заглавием: «О необходимости Православного Миссионерского монастыря в Монголии», побуждает и нас высказаться по затронутому иеромонахом Гурием (в № 7 за 1911 г.) вопросу.

Теперь о Монголии говорят и в России и за границей. Одни поздравляют ее с самостоятельностью, другие недоверчиво качают головой, зная какая самостоятельность возможна при отсутствии людей и денег. Маньчжурское правительство Китая, доживая свои последние дни, теперь с тревогой смотрит на Монголию, столь мирно прежде кочевавшую в степях со своими стадами. Есть скептики, не усматривающие большой разницы в положении прежней Монголии и нынешней, так как в сущности она и раньше была под игом лам, которые теперь хотят заменит собою китайских чиновников. Существует и такое мнение, что роль русских войск двигающихся в Монголию совершенно не понятна. Что может обещать Монголия для России? Какой прибыток, в чем? А между тем вмешательство в дела ее России развязывает руки другим державам захватить лакомые куски Китая в свои цепкие руки. Невыгода обладания нищенской страной, увеличивающей наши границы на многие тысячи верст, сознается, видимо. в самой России и вызывает мнения за поддержку самостоятельности Монголии, если только она возможна. В китайских газетах уже сообщалось на днях о том, что кто-то подсунул монголам оружие: безнадежно заржавленные винтовки, конечно без пороха и патрон. Расходы по организации управления, охраны и введения основ культуры в Монголии стали бы для России таким несносным бременем, что невольно склоняешься к тому, чтобы отказаться от такого подарка судьбы, если даже верить в искренность самых монгол, ищущих подданства России. Присоединение Монголии к России не было бы выгодно сей последней, невыгодно в материальном, экономическом отношении и стратегическом, придвинув нашу границу к таким соседям, которые теперь иногда нам льстят, а всегда держат увесистый камень за пазухой. Казалось бы теперь более заманчивым для русских интересов — мирное завоевание Монголии, завоевание ее [15] рынка. Наводнение ее русскими фабрикатами в обмен на монгольское сырье. Но история доказывает, что никогда не шли мы таким путем; и в те страны, куда мы приходили с оружием, несли свой русский дух, свою веру, свою оседлость. Монголия же такая страна, где особливая природа и своеобразные условия жизни кочевников не обещают ничего для русской колонизации. А между тем говорить серьезно о самостоятельности Монголии теперь пока еще нельзя, протекторат для нее неизбежен, и если это по роковой необходимости, будет русский протекторат, то он явится чистейшим актом благотворительности по отношению к Монголии. Вмешательство русских в дела Монголии неминуемо поведет их к христианству и наложит на нас священную обязанность проповеди православия среди монгол. Как бы не была безучастна русская государственная Дума к вопросам веры, все же она не в силах будет закрыть от монгол купели крещения, когда они сотнями станут приступать к ней. Теперь кажется наступает такой момент для успеха проповеди православия в Монголии, о котором можно сказать: «теперь иль никогда».

По обратимся к вышепоименованной статье протоиерея о. М. Чефранова. Уважаемый автор, живя в самом сердце монгольского ламства, высказывает много верных взглядов на способы организации проповеди православия среди монгол. Мысль о создании монастыря тоже совершенно верна. Даже скажем более: нам кажется, что другая какая-либо форма пропаганды едва ли будет иметь успех и едва ли даже осуществима в Монголии. При всем том нам желательно было бы ввести некоторые поправки с суждения почтенного автора статьи и расширить горизонт намеченных им предположений.

Доводы автора в пользу Урги, как центрального пункта для миссионерской деятельности не достаточно убедительны. Урга лишь потребитель, торговый пункт, меновой базар; она привлекает средства народа как религиозный центр: сюда стекаются пожертвования, чтобы прокормить эти полчища праздного люда (лам), который составляет главнейшее ее зло. Если бы миссия была и богата деньгами и вагонами везла бы их в Ургу, все бесследно канет в этой среде, и крохи братской трапезы тоже будут попадать во рты полуголодных служителей ламаизма. Ламы знают как это сделать. Их дружеские отношения, о которых говорит почтенный автор должны быть вполне отнесены исключительно к его личности, обаятельно подействовавшей на них. [16] История же убеждает нас в двуличности и алчности этих тунеядцев. Еще при митрополите Филофее не они ли заверяли русских, что их ургинский хутухта со всем своим клиром принимает православие? Тогда же снаряжено било посольство во главе с Филофеем Лещинским. Приготовлено било много ценных подарков. Не забыли захватить митру и жезл для вручения их хутухте, воображавшемуся уже православным епископом в Монголии. И что же вышло, — обман открылся когда посольство не было допущено в Ургу ламами. Ламы не народ, это паразиты народа монгольского. Миссия сделает хорошо, если будет держаться от них возможно дальше. И без лам миссия не будет нуждаться в людях, если изберет правильный путь жизни, о коем скажем ниже; если сумеет привлечь номада, дать ему дело, удовлетворить его несложные потребности, проще сказать — изыскать средства на месте.

Вопрос о средствах — кардинальный вопрос, дающий облик и направление всему делу миссии. Если бы были средства, нам не пришлось бы много говорить, а лишь только оставалось бы делать. Нет никакого основания надеяться, что русская Дума даст какие-либо средства на миссию. Если же бы почему-либо казна дала деньги на проповедь православия, то на пятьдесят тысяч руб. единовременной ассигновки нечего и думать о том, чтобы поставить «противовес» внешности ламайского культа в Урге: в ее кашица стекаются постоянно несметные тысячи жертв со всех концов Монголии, и стекаются уже не одну сотню лет. Борьба на этой почве бесполезна, миссия должна уклоняться от ней, и обосновываться где-либо вне Урги.

Затем и место для монастыря, указанное автором, — во дворе русского консульства и вблизи русской почты, — выбрано неудачно. Место это, как нам известно, представляет унылый, песчаный холм, без реки и леса вблизи, тогда как в Монголии найдется немало живописных уголков, могущих поспорить с Киевом и Святогорским монастырем. Близость пыльных дорог, базарной площади, консульства и почты, все это скорее отрицательные, чем положительные преимущества указанного места. Почту миссия легко может иметь свою, а опека чиновничества для монастыря может быть только тяжелым гнетом. Впрочем, подыскать для монастыря подходящее место, отвечающее его задачам, весьма легко на месте, но нужно яснее представлять эти задачи.

В нашем представлении православный миссионерский монастырь в Монголии, кроме самодовлеющего его значения — [17] служить местом молитвы и иноческого подвига, должен выполнять еще и специальные задачи: 1) служить оплотом православия в языческой стране, 2) служить приютом для миссионеров и школой, как для них самих, так и для воспитываемых ими катехизаторов из местного населения. 3) изыскивать средства для своего существования и для развития миссионерских предприятий, 4) вести сельское хозяйство с целию ознакомления монголов с элементами культурной оседлости.

Почему изыскание средств на месте мы полагаем в основу экономической жизни монастыря? Потому что вне этого условия невозможна живая деятельность и естественный свободный рост миссийских учреждений. В Монголии деньгами (если бы они откуда либо поступали) ничего не сделаешь: там вся торговля меновая, нужно иметь продукты мена, чтобы стоять твердой ногой на монгольской почве. Нужно к жизни монастыря привлечь самих монгол, дать им пропитание от операции, полезных монастырю т. е. питающих его. Ненужно переселять в Монголию целые группы русских монахов. Три четыре человека с настоятелем простецом, обладающим практическим умом и хозяйственной опытностью, совершенно достаточно, чтобы вести дело: все остальное братство должно быть из монгол. Частный вопрос об изыскании средств для каждой местности, где основался бы монастырь, решается проще всего на месте. Не следует пренебрегать ни одним способом (не исключая и торговли) для добывания средств, памятуя пример жизни апостола Павла, делавшего палатки. Чем монастырь станет ближе к населению в деле изыскания способов существования, тем деятельность его будет плодотворнее и глубже проникать в жизнь монголов, обеспечивая в то же время успех проповеди среди них.

Основываясь на том, что ни один монгол теперь не обходится без, хотя незначительного, употребления хлебных продуктов, а между тем посевом хлебов из них занимаются очень немногие, мы думаем, что хорошее ведение трехпольного хлебопашества дало бы сразу же прочный достаток монастырю. Затем сенное хозяйство могло бы в несколько лет обогатить монастырь, а научение монгол сенному хозяйству сделало бы их счастливыми и действительными обладателями своих богатств.

Чтобы понять значение сенною хозяйства в степи, нужно помнить, что главное богатство кочевников состоит в их стадах крупного и мелкого скота. Стада эти лето и зиму пасутся на подножном корму, но бывают такие зимы, когда снег залегает ровным и [18] глубоким слоем, покрывая всю степь или хотя и неглубокий слой снега покрывается тонкою коркою льда вследствие гололедицы, так что животные не могут доставать себе сухой травы для пропитания. И вот в такие то зимы за одну неделю богатый монгол может сделаться нищим: весь скот падет от голода. Всякий знает это по собственному своему опыту. Это обстоятельство вероятно и поддерживает фатальный взгляд монгола на жизнь. Никто из них не может быть уверен в своем богатстве, а непостижимая беспечность номада не дает ему в свое время запастись кормом. Таким образом погибают миллионные состояния без пользы для кого-либо. Между тем как правильная заготовка сена в степи, стоющая баснословно дешево, спасла бы соседей от разорения и обогатила бы в год сенного хозяина. Среди калмыков, кочующих в Астраханской, Ставропольской и Донской губер., условия жизни коих совершенно аналогичны с монголами, нам приходилось наблюдать разительные примеры обогащения сенных хозяйств к общему удовольствию соседей калмыков, которые рады в зимнее время купить копну сена, стоющую хозяину 50 коп... за корову с теленком. Другие приводят издалека скот и оставляют его у двора сеяного хозяина не требуя за него ничего, только лишь движимые жалостью к гибнущей с голода скотине. Хороший пример сенного хозяйства среди монгол, повторяем, осчастливил бы их и надолго обеспечил бы существование монастыря. Пусть не возражают нам тем, что монголы кочевники, потому не могут запасать сена на зиму. Правда, летом они кочуют, но зимовья их и водопои остаются в одних и тех же местах, где могла бы быть и заготовка сена.

Затем, почему бы монастырю, через тех же монгол, не заниматься обменом русской мануфактуры на местное сырье и скот? Разве в ведении правильной (не хищнической) торговли есть что-либо предосудительное? Думаем напротив, что заработок, личным трудом своего куска хлеба и на монгол действовал бы облагораживающе и послужил бы наилучшим средством сближения с ними. К тому же всякий избыток средств пошел бы прямо и непосредственно на дело проповеди, устройства школ и интернатов при них, на посылку проповедников, наконец на благотворительность престарелым и бедным сиротам. А будут средства, будут школы и все будет. При таком живом общении с монголами и жизни среди них православного монастыря и вновь прибывшим, специальным проповедникам православия и ученым [19] был бы обеспечен теплый приют среди своих братий, служащих им в их материальных нуждах.

Таким образом наши идеалы не в Урге, не среди лам, а в таких местах Монголии, где живет народ по своему древнему родовному укладу, управляется князьями и родовыми старшинами. Туда должна стремиться православная миссия. Оттуда она должна начать свое просветительное дело.

Приходя к общему выводу из всего вышесказанного, что миссия наша в Монголии не должна чаять, желать, домогаться и ожидать казенных ассигнований на свое устройство или на начало монастыря, чтобы избегнуть пагубного стеснения инициативы, а строить свое дело на благочестии и применении личного труда.

Что касается той или другой иерархической зависимости и монгольской миссии: т. е. будет ли она подчинена Читинской или Пекинской кафедре, или, наконец, будет самостоятельной, т. е. в зависимости от Святейшего Синода, это пока несущественный вопрос. Все эти три пункта (Чита, Пекин и Петербург) так далеки от Монголии, что влияние их на основы жизни миссии, выше перечисленные, будет совершенно ничтожно. Правда, что политическая зависимость Монголии от Китая подсказывает, что подчинение Монгольской миссии Пекину было бы самым естественным делом; в виду того, что китайский язык теперь повсеместно принят к Монголии и Пекинская православная миссия могла бы теперь же послать туда достаточное количество обученных катехизаторов из семинаристов. Кроме того в Пекине легко найти ученых монгол, знающих китайский язык и при посредстве их открыть школу из монгольских же мальчиков при миссии, где уже монгол учитель работает над переводами священных книг, и нужно лишь одно слово начальника, чтобы таковая школа стала существовать. Прочно организованные проповеднические силы Пекинской миссии с определенными функциями и способами достижения успеха, конечно могли бы дать сильную поддержку делу проповеди в Монголии. По надо, чтобы кто-нибудь начал дело на месте, принес бы себя в жертву младшей братии — монголам, полюбил бы их до забвения своих личных интересов, удобств и привычек своей прежней жизни. Это теперь только и нужно.

Пекин.

25 Января 1912 г.

А. А.

Текст воспроизведен по изданию: Мысли и грезы о Монголии для православия // Китайский благовестник. № 7. 1912