Главная   А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Э  Ю  Я  Документы
Реклама:

Проект всеподданнейшей записки.

(Проект записки не датирован. Из Петербурга 12 ноября монгольское посольство выехало в Ливадию)

Глава прибывшего чрезвычайного монгольского посольства князь Сайн-ноин доставил мне переводы собственноручного письма ургинского хутухты на высочайшее имя, а равно грамот хутухты на орден Чингис-хана, подносимый вашему императорскому величеству, и орден Рачира, подносимый наследнику цесаревичу.

Повергая эти переводы на всемилостивейшее благовоззрение, приемлю смелость доложить нижеследующее:

Князь Сайн-ноин был ознакомлен с содержанием декларации о Монголии, подписанной посланником в Пекине 23 октября сего года. Узнав о том, что в силу этого акта Внутренняя Монголия не включена в пределы автономного Монгольского государства, князь Сайн-ноин заметил, что в виду этого факта само собою отпадает изложенная в заключительной части письма хутухты просьба о снабжении монгольского правительства оружием для борьбы с китайцами во Внутренней Монголии.

Проект письма министра ин. дел министру финансов Коковцову

(На полях имеется приписка: «Отправлено В. Н. Коковцову в субботу ноября за летучим номером 98361 самим Григ. Ал. Козаковым»).

Секретно.

Милостивый государь

Владимир Николаевич.

Прибывший в С.-Петербург монгольский первый министр Сайн-ноин-хан является в настоящее время наиболее влиятельным монгольским сановником, что объясняется как его родовитостью, так и личными качествами ума и занимаемым им в составе монгольского правительства положением. Сайн-ноин не считался сторонником России во времена, предшествовавшие провозглашению независимости Монголии. Однако, вызванный в Ургу, чтобы стать во главе управления страною, он проявил много предупредительности по отношению русских интересов. Все существенные вопросы, которые нам удалось уладить в Урге за Последнее время, были решены при его влиянии. Этому человеку [34] чужда недоверчивость крайних шовинистов, в роде монгольского министра внутренних дел Да-Ламы, и искание личных выгод, которым руководствуются многие сторонники китайцев в Монголии.

Мы считали, поэтому необходимым воспользоваться пребыванием Сайн-ноин-хана в Петербурге, чтобы окончательно привлечь его на нашу сторону и иметь в нем опору для нашей деятельности в Монголии.

Как вашему высокопревосходительству известно, миссия Сайн-ноина имеет целью заручиться нашей помощью монгольскому правительству в тех двух отношениях, которые особенно составляют его слабость, т. е. в финансовом и военном. Стремясь по возможности объединить под властью хутухты все монгольские племена, ургинское правительство послало свои войска во Внутреннюю и Южную Монголию. Легкие победы над слабыми китайскими отрядами питали его надежды на окончательный успех этого предприятия. Для этой войны ему было нужно оружие, и оно настойчиво ходатайствовало о снабжении монголов винтовками и артиллерией. Само собою разумеется, что мы не могли безусловно сочувствовать этому монгольскому империализму и ограничивались выдачею монголам небольших партий оружия, дабы, не давая ему поводов винить нас в нежелании поддержать монгольское дело, вместе с тем не допустить его до таких действий, которые, в конечном результате, должны были привести к полному разгрому Монголии китайцами, неизмеримо сильнейшими монголов. С подписанием декларации 23 октября, мы менее чем когда-либо можем поддерживать территориальные замыслы монголов. Нам приходится направить свои усилия в сторону возможно скорой ликвидации монголо-китайской борьбы, и при таких условиях, очевидно, не может быть речи о выдаче монгольскому правительству тех крупных партий оружия, которые ему желательны.

Между тем, как я имел честь выше упомянуть, поддержать Сайн-ноина, не отпустить его домой с пустыми руками, в высшей степени важно с точки зрения нашего общего положения в Монголии. И потому нам приходится подумать о том, чтобы удовлетворить второе его ходатайство, — о денежной ссуде. Иначе его ждут по возвращении в Ургу обвинения в неуспехе взятой им на себя миссии, падение его авторитета и — вероятное нежелание с его стороны служить нашим видам и интересам.

Выданная нами монголам двухмиллионная ссуда почти целиком использована монгольским правительством. Около четверти этой суммы пришлось резервировать на содержание бригады, образованной в Монголии под начальством наших инструкторов и служащей в значительной степени нашим политическим целям. Остальное разошлось на текущие нужды монгольского правительства и на покупку оружия, в котором было трудно отказать ему, так как мы требовали от монголов [35] участия в обороне их территории от угрожавшего ей нашествия китайцев. В настоящее время монгольская казна по-прежнему пуста и не располагает средствами, чтобы начать организацию управления страною, для каковой работы единственным способным человеком в Монголии является, по-видимому, все тот же Сайн-ноин.

При таких условиях, как в интересах монголов, так и в наших собственных интересах, приходится признать необходимою новую ссуду монгольскому правительству в размере двух или трех миллионов рублей. Конечно, ссуду эту ныне можно и должно обставить условиями, которые более надежным образом гарантировали бы ее производительное использование. Мне представлялось бы необходимым обусловить выдачу сказанной ссуды установлением нормальных отношений Монголии к Китаю и приглашением на монгольскую службу русского советника, контракт которого с достаточною ясностью определял бы его роль — лица, услугами которого монгольское правительство должно воспользоваться, чтобы приступить к организации правильной податной системы в Монголии.

Быть может, ваше высокопревосходительство сочтете нужным поставить какие-либо иные условия при выдаче новой ссуды монголам. Но самая выдача ее, мне кажется, должна быть признана в принципе необходимою как для того, чтобы дать монгольскому Правительству возможность привести в порядок свое хозяйство и мочь обходиться без дальнейших русских ссуд, так и для поддержания положения Сайн-ноин-хана, содействие которого для нас крайне важно.

Секретная телеграмма тов. министра ин. дел диплом, агенту в Монголии от 9 декабря (26 ноября) 1913 г. № 3326.

Китайский посланник, повторяя просьбу своего правительства побудить монголов прекратить военные действия против китайцев, указал на присутствие русских подданных в рядах монгольских войск и просил принять меры к их отозванию.

Мы ответили, что в рядах монголов, насколько нам известно, действительно сражаются некоторые русские авантюристы. Они действуют на свой страх и риск, и мы лишены возможности распорядиться их возвращением.

Если вы имеете к тому возможность, благоволите, предупредив о том монгольское правительство, посоветовать сражающимся в монгольских рядах русским прекратить эту деятельность.

Нератов. [36]

Секретная телеграмма министра ин. дел посланнику в Пекине от 13 декабря (30 ноября) 1913 г. № 3358.

Сообщается дипломатическому агенту в Монголии.

Вторая статья Ургинского протокола закрепляет за русскими подданными право беспошлинно ввозить в Монголию всякого рода товары. Мы считаем наиболее выгодным для нас толковать это постановление в том смысле, что беспошлинный ввоз в Монголию установлен по русско-монгольской границе. В остальных частях монгольской границы мы предполагаем требовать для русской торговли лишь равного с другими благоприятствования.

Министр торговли желал бы, чтобы в будущем русско-китайско-монгольском договоре было установлено право монгольского правительства облагать пошлинами ввоз из Китая, при сохранении беспошлинного ввоза из России. Такая постановка, несомненно, соответствовала бы выгодам русской торговли с Монголиею. Но является вопрос, согласится ли на это китайское правительство, и не вызовет ли это протестов держав, имея особенно в виду заявление в рейхстаге германского министра иностранных дел, что Германия признает наши основанные на договорах с Китаем права лишь поскольку они не противоречат Основному принципу равноправия.

Благоволите телеграфировать ваше заключение по вышеизложенному предмету.

Сазонов.

Письмо чрезвычайного монгольского посланника, председателя совета министров Монголии министру ин. дел Сазонову от 16(3) декабря 1913 г.

Перевод.

Уведомляя вас, почтенный министр, что монгольское правительство, идя навстречу желаниям России и Китая разрешить монгольский вопрос путем тройных переговоров и стремясь прекратить войну, вредную и для Китая и для Монголии, приказало остановить военные действия и отозвало свои войска с занятых позиций, — имею честь обратиться через ваше высокопревосходительство к российскому императорскому правительству с просьбой не отказать в сообщении китайскому правительству об изложенном выше и дипломатическим путем убедить его немедленно отозвать свои войска, действующие в пределах наших единоплеменников внутренних монголов, и тем облегчить мирные переговоры. [37]

Прося удовлетворить, если найдете возможным, настоящую просьбу свидетельствую свое искреннее уважение и чувство глубокой преданности к вам.

Чрезвычайный монгольский посланник, председатель совета министров Сайн-ноин-хан Намнан-Сурун.

Многими возведенного 3 год, зимнего среднего месяца 18 дня. 1913 года 3 декабря.

Письмо чрезвычайного монгольского посланника, председателя совета министров Монголии министру ин. дел Сазонову от 16(3) декабря 1913 г.

Перевод.

Его высокопревосходительству господину министру иностранных дел великой России.

Я имел честь ознакомиться с содержанием переданной мне вашим высокопревосходительством 7 ноября сего года декларации, заключенной между российским императорским правительством и правительством Китайской республики относительно Монголии, а равно с содержанием нот, которыми обменялись при подписании декларации представители обоих правительств.

По поводу упомянутых декларации и нот я снесся с своим правительством, и теперь, согласно инструкции, полученной мною из Урги 25 ноября от моего повелителя Богдо-Эцзена и его правительства, считаю долгом сообщить вашему высокопревосходительству, что Монголия глубоко благодарна России за все то, что она сделала и делает для укрепления основ самостоятельного существования нашего Монгольского государства.

После внимательного ознакомления с содержанием декларации и нот, монгольское правительство убедилось, что за монголами обеспечены и признаны Россией и Китаем существующий ныне государственный строй и независимость во всех областях внутреннего управления, в делах, касающихся торгово-промышленных, железнодорожных, телеграфных и финансово-экономических вопросов, а равно в дружественных взаимных сношениях с другими державами.

В том, что Китай и Россия обязуются не вмешиваться в указанные Дела, не будут посылать и держать войска, не будут содержать никаких военных и гражданских властей в Монголии и будут воздерживаться всякой колонизации нашей страны, монгольское правительство усматривает дружественную и верную гарантию вполне самостоятельного политического существования Монгольского государства,

Вместе с тем однако монгольское правительство считает долгом напомнить то, о чем оно неоднократно предупреждало Россию и Китай, [38] а именно, что Монголия окончательно порвала связь с Китаем и что она не признает какой-либо зависимости, устанавливаемой помимо, ее согласия. Поэтому монгольское правительство оставляет за собою право определить свое отношение к тем пунктам декларации и нот, где говорится о взаимоотношениях Монголии и Китая, и будет настаивать на признании за нами исконных монгольских земель и на таком определении границ Монгольского государства, чтобы в состав его были включены все присоединившиеся монголы.

Высоко ценя дружественное посредничество России и желая установить нормальные добрососедские отношения к Китаю, монгольское правительство изъявляет полную готовность принять участие в тройных переговорах, предусмотренных декларацией и нотами, и твердо надеется, что Россия во время этих переговоров окажет свою могущественную поддержку к тому, чтобы добровольно поддавшиеся нам области: Кулунбуирский округ, Чжеримский, Силингольский, Чжоудасский, Уланцабский и Иекецзоуский сеймы, чахары и все прочие вошли в состав Монгольского государства.

Вместе с тем имею честь сообщить вашему высокопревосходительству, что монгольское правительство, идя навстречу желаниям разрешить вопрос путем тройных дружественных переговоров и искренне желая окончания вредной для обеих сторон войны, дало приказ своим войскам прекратить военные действия против Китая и отозвало свои войска с позиций.

Доводя о сем до сведения вашего высокопревосходительства, имею честь просить доложить о всем изложенном великому белому царю-богатырю и его высокому правительству.

Пользуюсь настоящим случаем выразить вашему высокопревосходительству чувства глубокого моего уважения и совершенной преданности.

Чрезвычайный монгольский посланник, председатель совета министров [подпись].

Многими возведенного 3 год, среднего зимнего месяца 18 дня. 1913 года 3 декабря.

Депеша посла в Берлине от 17(4) декабря 1913 г. № 75.

В дополнение к секретной телеграмме моей от 26 ноября (9 декабря) с. г. за № 294 (В секр. тел. от 26/ХI 1913 г. № 294 Свербеев сообщал, что «на запрос в рейхстаге, сохранено ли после нашего последнего соглашения в Пекине принадлежащее Германии по договору с Китаем 1861 года право наибольшего благоприятствования, статс-секретарь ответил, что помянутый договор будет применяться во Внешней Монголии и после русско-китайского соглашения») имею честь препроводить у сего в газетной [39] вырезке тексты запроса лидера национал-либеральной партии г. Вассермана и ответа на него статс-секретаря иностранного ведомства касательно влияния, которое может оказать наше последнее соглашение с Китаем о Монголии на принадлежащее Германии по торговому договору 1861 года право наибольшего благоприятствования.

По словам г. фон-Ягова, содержание нашего соглашения 23 октября с г. известно берлинскому кабинету из донесений германских представителей в С.-Петербурге и Пекине. Официальной ж е нотификации этого соглашения не последовало ни со стороны русского, ни со стороны китайского правительств. Торговый договор с Германией 2 сентября 186! г. и основанное на нем право наибольшего благоприятствования сохранило бы свою силу и в том случае, если бы сюзеренитет Китая над Внешней Монголией и не был столь определенно признан в последнем, русско-китайском соглашении. Кроме того, — добавил г. Ягов, — германское правительство имело недавно случай высказать русскому правительству, что оно, придерживаясь принципа равноправия в Китае торговли и одинакового юридического положения подданных всех наций и защищая таковой принцип не видит возможности предоставлять какие-либо специальные права в определенных частях Китая какой-либо одной державе. Однако берлинский кабинет готов, ввиду особого положения России как пограничной страны, признать за нею такие права, которые основываются на договорах или соглашениях ее с центральным китайским правительством, если эти договоры или соглашения будут официально сообщены германскому правительству и если вытекающие из них права не противоречат принципу равноправия.

Это заявление статс-секретаря было прочтено им по записке. Предшествуя непосредственно речи имперского канцлера о внешней политике, помянутый вопрос Вассермана и ответ г. Ягова не обратили на себя внимания рейхстага.

С. Свербеев.

Копия ноты, переданной чрезвычайным монгольским посланником китайскому посланнику в, Петербурге 17(4) декабря 1913 г.

Перевод.

Его превосходительству господину посланнику Китайской республики при императорском русском дворе.

Русское правительство 7 ноября сего года ознакомило меня с содержанием декларации, заключенной между Россией и Китаем относительно Монголии, и нот, которыми обменялись при подписании декларации Представители обоих высоких правительств. По сему случаю по поручению правительства моего повелителя имею честь уведомить вас, [40] почтенный посланник, что монгольское правительство, после ознакомления с содержанием упомянутой декларации и нот, с удовольствием убедилось, что Китаем и Россией обеспечены и признаны за монголами существующий ныне государственный строй и независимость во всех областях внутреннего управления, в делах, касающихся торгово-промышленных, железнодорожных, телеграфных и финансово-экономических вопросов, а равно, в связи с этим, в дружественных взаимных сношениях с другими державами. В том, что Россия и Китай отказываются вмешиваться в указанные дела, не будут посылать и держать войска, не будут содержать никаких военных и гражданских властей в Монголии и будут воздерживаться от всякой колонизации нашей страны, монгольское правительство усматривает верную и дружественную гарантию вполне самостоятельного политического существования Монгольского государства.

Вместе с тем однако монгольское правительство считает долгом: напомнить, что оно неоднократно уже предупреждало как Китай, так и Россию, что Монголия окончательно порвала свою связь с Китаем и заявляла, что она не признает какой-либо зависимости, устанавливаемой помимо ее согласия. Потому монгольское правительство оставляет за собою право определить свое отношение к тем пунктам декларации и нот, где говорится о взаимоотношениях Монголии и Китая, и будет настаивать на признании за нами исконны монгольских земель и на таком определении границ Монгольского государству, чтобы в состав ею были включены все присоединившиеся монголы.

Идя навстречу желаниям обоих высоких правительств установить нормальное добрососедское взаимоотношение трех государств, монгольское правительство выражает полную готовность принять участие в тройных переговорах.

При этом имею честь сообщить вашему превосходительству, что монгольское правительство, искренне желая окончания вредной для Китая и Монголии войны, дало приказ своим войскам прекратить военные действия и отозвало свои войска с позиций. Потому мы рассчитываем, что и китайское правительство отзовет свои войска из пределов родственной нам Внутренней Монголии.

О всем вышеизложенном прошу не отказать довести до сведения, вашего высокого правительства.

Пользуюсь настоящим случаем, чтобы выразить вашему превосходительству чувства глубокого моего уважения к вам.

Чрезвычайный монгольский посланник, председатель совета министров Сайн - ноин - хан Намнан-Сурун.

Правления «Многими возведенного» 3 год, зимнего среднего месяца 19 дня: (1913 года декабря 4 дня). [41]

Письмо чрезвычайного монгольского посланника министру ин. дел Сазонову от 19(6) декабря 1913 г.

Весьма спешное.

Перевод.

Его высокопревосходительству

господину министру иностранных дел России

3-го декабря сего года, согласно поручению нашего правительства, мы имеем честь сообщить вашему высокопревосходительству, что монгольское правительство, идя навстречу стремлениям России и Китая решить наш монгольский вопрос путем тройных мирных переговоров и желая остановить войну, вредную и для Китая и для Монголии, приказало своим войскам прекратить военные действия против Китая и возвратиться. Вместе с сим мы просили русское императорское правительство войти в дипломатические сношения с Китаек и добиться вывода китайских войск из родственной нам - Внутренней Монголии и тем облегчить предстоящие тройные переговоры.

Но теперь от нашего правительства получена телеграмма, в которой говорится, что вслед за отозванием наших сил китайские войску открыли наступление, неожиданно появились в монастырь Дархан-Ула, в княжестве Абага-Давана, и в монастырь Бато-Халга, сожгли храмы и монастыри, перевили лам, разгромили все. Тем же ужасам подвергаются княжества Барин, Сунит и Удзумчин и другие. По словам китайских властей, китайские отряды намерены, по возможности, добраться до ставки Иогудзари-Хамбо-ламы.

Монгольское правительство очень встревожено таким известием и не может спокойно смотреть, как китайские войска жестоко расправляются в княжествах и сеймах родственной нам Внутренней Монголии, добровольно присоединившихся к нам.

Сообщая об изложенном, имею честь просить вас, ваше высокопревосходительство, дружественности ради принять энергичные дипломатические шаги перед китайским правительством, дабы впредь, до решения всех вопросов путем тройных мирных переговоров, китайцы ни в коем случае не могли повторить своих нападений и вредительств среди одноплеменных нам внутренних монголов и чтобы китайские войска были выведены из Внутренней Монголии.

Того ради посылаем.

Чрезвычайный монгольский посланник Сайн-ноин-хан Намнан-Сурун.

Правления «Многими возведенного» 3 год, зимнего среднего месяца 21 дня в декабря 1913 года. [42]

Секретная телеграмма диплом, агента в Монголии от 20(7) декабря 1913 г. № . . .

(В литографской копии № отсутствует).

Ссылаюсь на мой № 354 (Тел. от 5/ХII 1913 г. № 354 Миллер сообщал о том, что выдал монгольскому пра-ву, крайне нуждавшемуся в деньгах, 10 000 руб. в счет последнего взноса ссуды).

Хутухта обратился ко мне с доверительной просьбою ссудить ему месяца на два 30 000 рублей. В виду желательности удовлетворить эту просьбу, ходатайствую о переводе в Троицкосавское отделение Русско-Азиатского банка на счет консульства последний взнос ссуды и остатки от 200 000 рублей, удержанный за оружие Монгольской бригады.

Миллер.

Секретная телеграмма министра ин. дел посланнику в Пекине от 23(10) декабря 1913 г. № 3453.

Сообщается дипломатическому агенту в Ургу.

Телеграмма № 800 получена.

(В тел. от 8/ХII 1913 г. № 800 Крупенский передавал просьбу Юаньшикая побудить монгольское прав-во принять меры к прекращению чинимых монгольскими отрядами грабежей на территории Внутренней Монголии)

По сведениям Миллера, войска монгольского правительства уходят из Внутренней и Южной Монголии.

Между тем китайские войска занимают оставленные монголами местности и при этом совершают зверства: так, ими заняты и разгромлены монастыри Дархан-Ула и Бат-Халга. Уважаемый монголами Ганчжур-гэгэн замучен китайцами. При таких условиях настояния на прекращении военных действий во Внутренней Монголии должны быть обращены нами прежде всего к китайскому правительству.

Благоволите твердо объясниться в этом смысле с министром иностранных дел, указав ему, что занятие китайцами очищенных монголами пунктов, не говоря уже о совершаемых при этом зверских расправах, не могут создать того успокоения, которое необходимо для предположенных тройных переговоров. Мы не можем настаивать на удалении монгольских войск, когда их уход является сигналом для занятия очищенных ими местностей и для резни беззащитного населения.

Сазонов. [43]

Секретная телеграмма министра ин. дел диплом, агенту в Монголии от 27 (14) декабря 1913 г. № 3464.

Из объяснений с Сайн-ноином заключаем, что монгольское правительство не считает себя вправе взыскивать пошлины с. товаров, ввозимых русскими из Китая и Манчжурии.

Благоволите разъяснить монгольскому правительству, что мы считаем беспошлинным только ввоз через русско-монгольскую границу и ничего не имеем против пошлинного обложения, хотя бы в увеличенном против нынешнего размере, товаров, ввозимых русскими в Монголию через границу с Китаем и Манчжурией, при условии, чтобы русские' пользовались в этом случае наибольшим благоприятствованием.

Само собой разумеется, что решение вопроса о том, будут ли оставлены в силе пошлины с ввоза в Монголию из Китая и Манчжурии, будет зависеть от исхода тройных переговоров.

Сазонов.

Секретная телеграмма посланника в Пекине от 28(15) декабря 1913 г. № 803.

Получил № 3453.

Монголия. Мною неоднократно уже обращалось внимание китайского правительства на зверства, производимые китайскими войсками в Монголии. О казни Ганчжур-гэгэна президент узнал из сделанного ему мною специального представления. Он был тяжело поражен этим фактом и послал на место происшествия двух своих адъютантов для производства строгого расследования. Ныне я снова очень категорически объяснился с министром иностранных дел в предписанном вашим превосходительством смысле и передал через доверенное лицо памятную записку президенту. Министр обещал мне сделать президенту доклад о необходимости принятия мер в желаемом нами духе, но вместе с тем указал на недопустимое разбойничанье монгольских отрядов или шаек около Долон-нора и в других местах. Полагаю, что эти обвинения небезосновательны, так как секретный источник сообщает мне, что, согласно полученным здесь сведениям, монгольские предводители Гунчук-чжам и князь Удай вторгнулись в северную часть жеримского сейма, грабя и разоряя мирных жителей. — Я убежден, что китайское правительство искренно желает скорейшего умиротворения Внутренней Монголии, но ему трудно, особенно на таком расстоянии, успешно бороться с распущенностью китайских войск.

Сообщаю в Ургу.

Крупенский. [44]

Секретная телеграмма министра ин. дел посланнику в Пекине от 29 (16) декабря 1913 г. № 3478.

Телеграмма № 803 получена.

Ввиду отмечаемой вами распущенности китайских войск полагаем, что занятие ими оставляемых монгольскими отрядами местностей не может содействовать умиротворению Внутренней Монголии. Китайское правительство, невидимому, спешит занять возможно большую территорию, чтобы создать совершившийся факт ко времени начала тройных переговоров. Оно может ошибиться в своих расчетах и дать монгольскому правительству доводы, чтобы доказывать невозможность мириться с положением, которое создает восстановление во Внутренней Монголии китайской власти.

Ввиду вышеизложенного китайское правительство поступило бы мудро, остановив движение своих войск по пятам отходящих монгольских отрядов.

Князь Удай находится в Петербурге.

Сазонов

Депеша диплом, агента в Монголии от 29 (16) декабря 1913 г. № 367.

9-го декабря приехал в Ургу бывший американский посол при высочайшем дворе и в Константинополе, известный синолог и знаток тибетского языка, Рокхилль с супругой.

Ни тринадцатиградусный мороз, ни трудности примитивного путешествия из Кяхты в Ургу, с опасной ездой монгольских верховых ямщиков и с ночевками в юртах, не остановили г. Рокхилля в его желании лично ознакомиться с современным положением дел в столице автономной Внешней Монголии.

Помещение для четы Рокхилль было приготовлено в генеральном консульстве — в незанятой еще квартире вице-консула. Я приложил все старания, чтобы сделать пребывание моих гостей в самое тяжелое время в Урге возможно приятным.

Монгольские министры и их жены посетили г. Рокхилля и его супругу. Г. Рокхилль вместе со мною отдал им визиты. Все разговоры его с монголами велись через мое посредство, при содействии переводчика генерального консульства. Когда затрогивались политические вопросы, то г. Рокхилль с неизменной последовательностью проводил ту мысль, что залогом дальнейшего процветания автономной Внешней Монголии должно служить полнейшее доверие к ее другу—России и неуклонное следование ее советам. В разговоре своем с Да-Ламой г. Рокхилль указал ему, что монголы должны быть бесконечно благодарны за все оказанные им Россией истинно-дружеские бескорыстные услуги и ничего не предпринимать, не посоветовавшись предварительно с [45] представителем своего могущественного соседа в Урге. Г. Рокхилль предостерег Да-Ламу от поспешных решений, пояснив, что политический пост государства требует известного времени и осторожности. Бывшая провинция не может сделаться сразу самостоятельным государством. Вследствие болезни хутухты представление г. Рокхилля его святейшеству не состоялось.

В беседах со мною г. Рокхилль высказал мнение, что монголы «два ли справятся со своею задачею без нашей помощи в виде контроля над их финансами. По его словам, внутренние монголы по своему развитию и культуре стоят значительно выше халхасцев и никогда не признают над собою главенства последних. Г. Рокхилль много путешествовал по Внутренней Монголии.

14 декабря г. Рокхилль с супругой выехали в Кяхту, откуда он проедет в Пекин, где 6 лет тому назад был посланником. С целью изучения настоящего положения вещей в Китае вообще и финансового состояния этой страны в особенности он посетит главнейшие китайские города, после чего проедет на некоторое время в Японию, откуда в мае месяце вернется на родину.

У меня осталось впечатление, что г. Рокхиллю дано его правительством специальное поручение, для выполнения которого он и совершает большое путешествие. Юаньшикая, которого он знает около 30 лет, г. Рокхилль считает своим другом. Об японцах он отозвался неодобрительно.

Донося вашему высокопревосходительству об изложенном, имею честь присовокупить, что копия с настоящего донесения представляется императорскому посланнику в Пекин.

Миллер

Депеша диплом, агента в Монголии от 29(16) декабря 1913 г. № 368.

Высокоторжественный день тезоименитства его величества государя императора 6 декабря был отпразднован с подобающею торжественностью.

После божественной литургии в церкви генерального консульства и благодарственного молебна с возглашением многолетия его императорскому величеству, сопровождавшимся установленным орудийным салютом 2-й казачьей Забайкальской батареи, на плацу перед генеральным консульством состоялся парад частям Ургинского отряда. Провозглашенная начальником отряда здравица за державного вождя была покрыта громогласным ура, слившимся с артиллерийским салютом.

На литургии и молебне присутствовали в полной парадной форме все чины вверенного мне генерального консульства, [46] почтово-телеграфные чиновники и офицеры Ургинского отряда и Монгольской бригады во главе со своими начальниками.

Вслед за принесением поздравлений в генеральном консульстве состоялся парадный завтрак, перед которым мною был предложен тост за драгоценное здоровье его императорского величества и августейшей семьи, принятый с большим воодушевлением и сопровождавшийся пением гимна.

С 3 до 6 часов вечера в генеральном консульстве перебывали с поздравлениями монгольские министры со своими помощниками, за исключением больного Да-Ламы, и находящиеся в Урге монгольские князья. Всем им было предложено обильное угощение.

Вечером здания генерального консульства были иллюминованы.

Отношение монголов вообще и их властей в частности как к генеральному консульству, так и к русско-подданным остается по-прежнему вполне дружелюбным. Высокомилостивый прием, оказанный при высочайшем дворе Сайн-ноин-хану, произвел на ургинских властей большое впечатление.

В Ургу начали съезжаться начальники отозванных в пределы Халхи отрядов. Приехали с юга Тушету-ван и Ширету-лама (брат князя Удая), привезшие известия о печальном состоянии монгольских, милиционеров: без теплой одежды они сильно страдают от холода и ропщут, не получая жалованья. Указывая на это и на необходимость сокращения совершенно непроизводительных расходов, я продолжаю настаивать на скорейшем роспуске монгольских отрядов. Мои настояния встречают, к сожалению, глухое противодействие со стороны вернувшегося из отпуска и больного министра внутренних дел. Да-Лама пользуется всякими случаем, чтобы уколоть Ханда-цинь-вана относительно его русских симпатий, указывая на декларацию 23 октября с. г.

Несмотря на полное безденежье, хутухта, при содействии русского авантюриста Москвитина, выписал себе за 22 000 рублей небольшого слона, не заплатив еще г. Москвитину очередного взноса за 9 000 бурханов в 25 000 рублей.

Я выразил по этому поводу министру иностранных дел мое глубокое сожаление, указав на печальную и в то же время смешную сторону подобных трат, когда замерзающих монгольских солдат не распускают из-за отсутствия денег и когда монгольские чиновники четвертый месяц не получают жалованья. При этом я предупредил Ханда-цинь-вана, что принужден буду отказать в выдаче хутухте кратковременной ссуды в 30 000 рублей, раз деньги эти предназначены на пополнение зверинца его святейшества. Ханда-цинь-ван, участвующий в продаже хутухте слона за такую высокую цену, старался объяснить покупку слона религиозными соображениями. [47]

Легкомыслию монголов в отношении расходования денег, по-видимому, нет пределов. Поощряют их в этом направлении беспринципные русские авантюристы вроде корреспондента «Нового времени» Москвитина и бывшего переводчика генерального консульства Церенпылова. Я веду борьбу против этих господ, не желающих примириться с утратой своего прежнего влиятельного положения при генеральном консульстве.

Ханда-цинь-ван, опасаясь новых обвинений в измене великой Монголии, уклоняется от каких-либо переговоров касательно подготовки вопросов, подлежащих обсуждению на предстоящих тройных переговорах.

Донося вашему высокопревосходительству об изложенном, имею честь присовокупить, что копия с настоящего донесения представляется императорскому посланнику в Пекине.

Миллер.

Нота министерства ин. дел, переданная чрезвычайному посланнику Монголии Сайн-ноин-хану 3 января 1914 г. (21 декабря 1913 г.) № 969.

4-го сего декабря его светлость Сайн-ноин-хан Намнан-Сурун обратился к императорскому министерству иностранных дел, указывая на намерение монгольского правительства создать обученную армию для защиты границ государства и ходатайствуя о выдаче монгольскому правительству для этой цели 6 пушек с 3 000 снарядов, 4 пулеметов с 400 000 пуль и 20 000 винтовок с 20000000 патронов, с тем условием, чтобы половину стоимости означенного оружия монгольское правительство уплатило наличными деньгами, а другую половину в течение одного года со дня получения оружия.

Императорское министерство иностранных дел считает долгом заметить, что для создания обученной армии императорское российское правительство командировало в распоряжение монгольского правительства инструкторов, которым, в силу выработанного по этому поводу соглашения, поручено сформировать бригаду монгольских войск. Нужное для этой бригады оружие отпущено, в том числе пушки и пулеметы. Несомненно, что правильно организованная и находящаяся под начальством русских офицеров Монгольская Рада представит неизмеримо большую силу, чем те необученные военному делу и лишенные командного состава люди, которым монгольское правительство могло бы раздать просимую им крупную партию оружия.

Поэтому императорское министерство считает долгом предупредить монгольское правительство, что крупная сумма стоимости испрашиваемого им оружия была бы истрачена им непроизводительно. [48]

Между тем монгольское правительство постоянно указывает на отсутствие денег в своем казначействе, а императорское правительство уже выдало монгольскому правительству ссуду, предназначенную на усовершенствование управления страною и развитие ее финансовых ресурсов.

Тем не менее, стремясь в чем возможно итти навстречу желаниям монгольского правительства и имея в виду помочь ему возможно дешевле приобрести нужное ему оружие, императорское правительство уже отпустило из своих казенных складов по заготовительной цене монгольскому правительству значительное количество оружия и согласно отпустить также ту партию оружия, о которой говорится в ноте его светлости Сайн-ноин-хана от 4 сего декабря, на упоминаемых в оной условиях, когда половина цены этого оружия будет выплачена монгольским правительством.

Руководясь в этом случае желанием дать Монголии дешевое и однообразное оружие в условиях, которые не налагали бы на монгольское правительство каких-либо обязательств, подрывающих его финансовые интересы, императорское правительство рассчитывает, что и монгольское правительство, с своей стороны, блюдя свои интересы, не прибегнет к покупкам оружия у частных лиц, стремящихся извлечь из поставок крупные барыши и попутно заручиться в Монголии правами, клонящимися к ущербу благосостояния монгольского правительства и его народа.

Письмо доктора Бадмаева Николаю Романову от 5 января 1914 г. (23 декабря 1913 г.).

Ваше величество, дорогой царь!

Сейчас был у меня Удайван, тот самый, который во время русско-японской войны все время был на стороне русских; при всех обстоятельствах, неблагоприятных для России, помогал русским, насколько это ему было доступно и возможно.

Китайцы и японцы его не любили и в прошлом году ему отомстили. Все его княжество было разорено, и он бежал с тысячью семьями, разоренный окончательно. Хутухта его принял.

Удайван числится товарищем министра юстиции в Урге, прибыл вместе с Сайн-ноин-ханом и имел счастье представиться вашему величеству в Ливадии.

Они чрезвычайно удручены своим положением и только из уважения к вашему величеству не жалуются на то, что на них не обращают никакого внимания. [49]

Для меня же ясно, что они недовольны своей миссией, ибо министерство иностранных дел до сих пор не ответило на их письменное обращение с разного рода просьбами.

Зная хорошо положение китайско-монгольско-тибетского и японского Востока и понимая будущую роль России там под руководством вашего величества, смотрю с горечью, как мы наживаем непримиримых врагов и способствуем объединению врагов наших — Запада и Востока — там.

Неужели цель могущественной России, под знаменем белого царя, будет достигнута при таких обстоятельствах?

Повели мне, дорогой царь, лично явиться и картинно, конкретно представить тебе будущность России и китайского Востока на границах нашего отечества.

Удайван мне сказал, что Сайн-ноин-хан уезжает 26 декабря по вызову хутухты.

Искренне любящий тебя, дорогой царь, верноподданный

Петр Бадмаев.

1913 года, 23 декабря, Литейная, 16.

Секретная телеграмма диплом, агента в Монголии от 5 января 19141. (23 декабря 1913 г.) № 375.

Не сочтете ли возможным настоятельно посоветовать Сайн-ноину задержать свой отъезд из Петербурга до получения указаний хутухты по делу Козина (Козин — чиновник особых поручений при министерстве финансов, который, по соглашению с министерством ин. дел, должен был быть приглашен монгольским правительством для организации всех финансовых дел для заведывания государственными имуществами и для разработки гражданских реформ)? Москвитин всячески интригует против него, рассчитывая сделаться негласным финансовым советником под титулом поставщика хутухты.

Миллер.

Копия ноты, переданной чрезвычайным посланником Монголии в министерство ин. дел 7 января 1914 г. (25 декабря 1913 г.).

Перевод.

В министерство иностранных дел России.

21 декабря сего года из высокого министерства иностранных дел на мое Сайн-ноин-хана имя получена была нота, в коей говорится, что русское правительство согласно удовлетворить нашу просьбу [50] об отпуске оружия на нужды обороны и армии нашего государства в размере 6 пушек с 3 000 снарядов, 4 пулеметов и 400 000 патронов к ним да 20 000 винтовок с 20 000 000 патронов, с условием внести половину стоимости наличными деньгами, а остающуюся половину уплатить в течение одного года со дня получения всей партии заказанного оружия.

Затем в ноте говорится, что императорское российское правительство, желая снабдить монгольскую казну однотипным оружием на условиях, неубыточных для монголов, рассчитывает, со своей стороны, что монгольское правительство не будет приобретать оружия у частных лиц, ищущих заработать, на условиях, невыгодных для монгольского правительства и народа.

По сему поводу имею честь сообщить высокому министерству, что наше посольство глубоко признательно императорскому правительству за удовлетворение нашего ходатайства и просит не замедлить с отпуском условленного оружия, так как внесение денег на уплату половинной стоимости подготовляется.

Причем имею честь уведомить высокое министерство, что если русское правительство будет снабжать оружием нашу казну каждый раз без задержек в потребном количестве, то и монгольское правительство, со своей стороны, воздержится от приобретения оружия у частных лиц, заинтересованных в получении выгод, концессий и прав.

Того ради посылается сие.

Чрезвычайный монгольский посланник Сайн-ноин-хан Намнан-Сурун.

«Многими возведенного» 3 год, последнего зимнего месяца 11 дня (1913 года, декабря 25 дня).

Секретная телеграмма диплом, агента в Монголии от II января 1914 г. (29 декабря 1913 г.) № 380.

Дополнение телеграммы № 378.

Москвитин обещал монголам достать деньги и оружие в Германии или Англии. Если ему не удастся устроить это в С.-Петербурге, то он поедет в Берлин и Лондон. Вновь ходатайствую запретить ему и его доверенным въезд в Монголию ввиду его крайне вредного с точки зрения наших интересов образа действий.

Подписание Сайн-ноином контракта с Козиным произвело на монголов сильное и выгодное для нас впечатление.

Миллер. [51]

Секретная телеграмма министра ин. дел диплом, агенту в Монголии от 15(2) января 1914 г. № 9.

Телеграммы № № 358 и 362 получены.

[Шифром]. Ваше предположение заключить железнодорожное соглашение с монгольским правительством одобряется. Почтою вам высылается наш проект такого соглашения, в основание которого мы кладем изложенную в его вступлении мысль о необходимости для развития торговых сношений Монголии связать ее железными дорогами с русской рельсовой сетью. В виду сего русское и монгольское правительства обязуются обсудить сообща порядок постройки железных дорог в Монголии на общие средства обоих правительств или на частные капиталы. Монгольское правительство обязуется не строить железных дорог и не выдавать железнодорожных концессий, которые конкурировали бы с линиями, построенными или проектированными в силу настоящего соглашения.

Благоволите приступить к объяснениям с монгольским правительством, дабы подготовить почву для соглашения на изложенных основаниях.

Сазонов.

Письмо министра ин. дел диплом, агенту в Монголии от 15(2) января 1914 г. № 3

(Воспроизводится с отпуска).

Доверительно.

М. г.

Александр Яковлевич.

В дополнение к телеграмме от сего числа, № 9, имею честь препроводить при сем вашему превосходительству выработанный в министерстве иностр. дел проект железнодорожного соглашения с Монгольским правительством. Как вы усмотрите, наш проект несколько разнится от приложенного к вашей депеше от 13 минувшего декабря № 363. Нам казалось предпочтительным не говорить в проектируемом соглашении об исключительных правах России на железнодорожное строительство в Монголии, но фактически закрепить за нами то право, как вытекающее из естественного географического и торгового тяготения автономной Монголии к нашим сибирским владениям и к обслуживающей их нашей рельсовой сети. Такая постановка вопроса представляет в наших глазах, между прочим, и ту выгоду, что при ней действие железнодорожного соглашения с Монголией не ограничивается 50-летним сроком, но становится бессрочным. Подробные соображения, руководившие нами при составлении препровождаемого вам проекта, изложены в прилагаемом при сем в копии письме моем министру финансов от 20 минувшего декабря № 967. [52]

Приложение.

Проект железнодорожного соглашения с Монголией.

Сознавая необходимость, с развитием торговых сношений Монголии, обеспечить ее связь с ближайшей рельсовой сетью, каковой является Сибирская железная дорога, путем постройки соответствующих железных дорог, имп. российское правительство и монгольское правительство согласились между собой о нижеследующем:

I.

Имп. российское правительство и монгольское правительство совместно обсудят наиболее выгодные направления железных дорог, которые должны обслуживать Монголию, а равно порядок, в котором будет приступлено к сооружению названных железных дорог.

II.

По совместном между обоими правительствами выяснении необходимости постройки каждой такой железной дороги, имп. российское правительство окажет монгольскому правительству, свое содействие к ее осуществлению путем ли ее постройки на государственные средства им российского и монгольского правительств или путем ее постройки на частные капиталы.

Ш.

Подробности постройки и эксплоатации каждой такой железнодорожной линии будут своевременно обсуждены и установлены обоими договаривающимися: правительствами. Равным образом, оба правительства договорятся между собой относительно условий соединения с российской железнодорожной сетью имеющих быть построенными в Монголии железных дорог.

IV.

Само собой разумеется, что монгольское правительство не приступит к постройке на собственные средства железных дорог на своей территории и не выдаст частным лицам концессий на постройку таковых, не обсудив предварительно с имп. российским правительством вопроса о том, не явятся ли они конкурирующими с теми линиями, которые будут построены или проектированы в Монголии на государственные средства имп. российского и монгольского правительств или на средства частных лиц, рекомендованных монгольскому правительству имп. российским правительством.

Что касается прав на судоходство по рекам и озерам Монголии, то, избегая упоминания об исключительных правах России в этой области, которое могло бы подать повод к нежелательным объяснениям с иностранными правительствами, мы предпочли не касаться этого вопроса в настоящем соглашении, удовольствовавшись тем, что выговорено нами по 12-й статье Ургинского протокола 21 октября 1912 г. (Текст статьи 12 соглашения России с монгольским правительством от 3 ноября (21 октября) 1912 г. гласит: «Русским подданным предоставляется право плавать на своих торговых судах и торговать с прибрежным населением по рекам, текущим сперва по Монголии и затем по русской территории, и по притокам этих рек. Российское правительство окажет монгольскому правительству помощь для Улучшения судоходства по этим рекам, установки нужных знаков и т. п.; монгольские же правительственные власти отведут на этих реках места, нужные для причала судов, для устройства пристаней и товарных складов, для заготовки дров и т. п., руководствуясь в таких случаях постановлениями статьи 6 настоящего протокола»). [53]

Я надеюсь на искусство ваше и влияние, которое вы приобрели Монголии, чтобы провести наш проект железнодорожного соглашения, которой по существу своему, невидимому, должен быть вполне приемлемым для монгольского правительства. Но если бы вы встретили в этом деле какие-либо затруднения, то дополнительные разъяснения и указания, в которых вы можете встретить надобность, будут вам даны по телеграфу.

Сазонов.

Секретная телеграмма посла в Токио от 15(2) января 1914 г. № I.

Получил письмо № 954.

Передал министру иностранных дел содержание вышеозначенного письма и оставил у него, под условием строгой доверительности, краткое изложение сообщений, сделанных японским чиновником Кодамой монголам. Письма хутухты японскому императору министр от меня не принял и попросил меня поберечь его в посольстве до выяснения тебе, представляется ли вообще возможным поднесение императору письма иностранного правителя, с коим Япония не состоит в дипломатических отношениях. По его личному мнению, японский император был бы крайне затруднен получением такого письма, и барон Макино полагает, что лучшим способом разрешения вопроса было бы возвращение письма хутухте чрез наше посредство. Но он должен об этом предварительно переговорить с премьером. Ответ его не замедлю телеграфировать.

Малевский-Малевич.

Секретная телеграмма посла в Токио от 16(3) января 1914 г. № 2.

Продолжение № 1.

Министр иностранных дел, переговорив с премьером, просит меня довести до сведения императорского правительства его просьбу возвратить ц Ургу письмо хутухты и пригласить монголов пересмотреть предпринятый ими шаг, приняв во внимание, что обращение их к японскому императору не соответствует ни интересам Японии, ни их собственным. О решении японского правительства отклонить письменное обращение хутухты министр не замедлит доложить императору, который был бы, по его словам, крайне затруднен принятием грамоты монгольского правителя. На мое замечание, как бы возвращение письма хутухты в Ургу через наше посредство не подало бы монголам повода [54] подозревать, что мы вовсе не посылали письмо это в Токио, барон Макино ответил, что из донесения Кодама правлений Южно-Манчжурской дороги, с которым он ознакомился и которое обещал доставить мне на прочтение, видно, что враждующие между собой монгольские сановники сами преднамеренно придали Кодаме неподобающее ему преувеличенное значение с явной целью использовать его прибытие в Халху в личных видах. Поэтому министр думает, что ургинские министры должны удовлетвориться объяснением, что они ввели себя в заблуждение насчет Кодама, который не имел никакого поручения от японского правительства и вовсе не был им уполномочен вступать в какие-либо переговоры с монгольскими сановниками. Министр иностранных дел просит хранить весь этот инцидент в тайне, что я объясняю себе нежеланием его давать оппозиции новый случай упрекать японскую дипломатию в пассивности и угодничестве нам. Ожидаю указаний.

Малевский-Малевич.

Телеграмма министра ин. дел Сазонова1мслу в Токио от 18(5) января 1914 г. № 51.

№ № 1 et 2 recues.

[Шифром]. Мы не можем не приветствовать решение японского правительства вернуть хутухте его письмо, адресованное японскому императору. Этим будет положен конец интриге, стремившейся втянуть японское правительство в дела Внешней Монголии.

В виду затруднительности изыскать иной способ, мы согласны взять на себя возвращение хутухте сказанного письма. Дабы предупредить обвинения в том, что мы не пересылали этого письма по назначению, мы принуждены ознакомить монгольское правительство с содержанием ваших телеграмм. Но, конечно, если не предадим настоящий инцидент гласности в печати.

Сазонов

Депеша посла в Токио министру ин. дел от (8(5) января 1914 г. № 1.

Токио. 18(5) января 1914 г. № 1.

Секретно.

Одно приложение.

Милостивый государь,

Сергей Дмитриевич.

По получении весьма секретного письма вашего высокопревосходительства от 13 декабря мин. года за № 954, я не замедлил повидаться с японским министром иностранных дел и переговорить с ним доверительно о грамоте хутухты, адресованной японскому императору. [55]

При этом я подробно изложня ему приведенные в вашем письме отображения и передал ему на прочтение краткое изложение на английском языке сообщений, сделанных монголам японцем Кодамой. Вместе с тем я напомнил барону Макино мои с ним беседы в минувшем сентябре когда он уверял меня, что японское правительство совершенно непричастно к поездке Кодами в Халху и что его переговоры с монгольскими сановниками вовсе не отвечают политическим задачам японцев. В заключение я положил перед министром письмо хутухты.

Барон Макино был, видимо, поставлен в немалое затруднение. Повертев пакет в руках, он спросил меня, знаю ли я, что содержится в грамоте монгольского «принца». Я ответил ему, что в своем письме к японскому императору хутухта, после обычных восточных приветствий, обращается с просьбой послать в Ургу представителя японского правительства и оказать содействие к политическому объединению всех монголов.

На это министр мне заметил, что подобное обращение монгольского «принца» к японскому императору поставит последнего в большое затруднение, тем более, что Япония не состоит в дипломатических отношениях с ургинским правительством. По его личному мнению, лучшим способом выйти из создавшегося затруднения было бы возвратить письмо хутухты через наше посредство в Ургу. Развивая дальше эту мысль, барон Макино сказал мне, что он готов взять па себя ответственность немедленно же отклонить принятие письма хутухты; но, чтобы быть вполне корректным, он намерен переговорить с премьером, а пока просит меня грамоту хутухты сохранить в посольстве. К этому он прибавил, что объяснения его с премьером по этому вопросу являются простой формальностью, так как он ни мало не сомневается в солидарности с ним графа Ямагато. Отказ в принятии письма для японского правительства определяется уже тем одним обстоятельством, что Япония не состоит в сношениях с монголами.

Затем министр спросил меня, почему мы, не сочувствуя возникновению непосредственных сношений ургинского правительства с Японией, взялись передать сказанное письмо по назначению. На это я ответил барону, что в этом случае, как и во всех остальных, мы держимся с японским правительством лояльного и откровенного образа действий, вполне уверенные, что и японское правительство отвечает нам тем же. К тому же, — прибавил я, — так как письмо хутухты явилось явным результатом пребывания в Халхе Кодамы, то нам казалось желательным воспользоваться случаем, чтобы совершенно определенно выяснить отношение японского правительства к монгольскому вопросу. [56]

На это министр с живостью возразил мне, что вновь категорически отрицает всякое касательство японского правительства к поездке Кодамы в Ургу и не думает даже, чтобы названный японец был посылаем в Монголию какой-нибудь оппозиционной группой. По его мнению, Кодама — просто доброволец, пожелавший «отличиться».

Окончательный ответ по поводу письма хутухты барон Макино обещал мне дать в самом скором времени.

Действительно, через день, 3(16) января, в свой обычный прием, министр заявил мне, что переговорил с премьером и просит меня передать императорскому правительству просьбу взять на себя труд возвратить в Ургу письмо хутухты, пригласив министров последнего пересмотреть (reconsiderer) свой шаг и принять в соображение, что обращение монгольского правителя к японскому императору не соответствует ни интересам Японии, ни интересам самих монголов. К этому барон Макино присовокупил, что решение японского правительства отклонить письменное обращение хутухты к императору будет доложено его величеству незамедлительно. По его словам, японский император был бы крайне затруднен принятием письма монгольского правителя.

Я ответил министру, что не премину, с возвращением в Петербург грамоты хутухты, довести до вашего сведения содержание наших бесед и вместе с тем просил его при докладе императору обратить внимание его величества, насколько в данном случае наглядно проявилась наша корректность по отношению к Японии и наше стремление строго держаться духа политических соглашений 1907, 1910 и 1912 гг.

Кроме того, я счел возможным высказать министру опасение как бы возвращение в Ургу грамоты хутухты через наше посредства не подало повода монголам заподозрить нас в том, что мы вовсе не посылали этого письма в Токио. Барон Макино сказал мне на это, что он прочел донесение Кодамы правлению Южно-Манчжурской железной дороги и сообщит мне его доклад на прочтение; из него он, Макино, вынес заключение, обратное тому, которое мы составили себе о пребывании в Урге Кодамы. По-видимому, монгольские сановники, враждующие между собой и интригующие друг против друга, нами намеренно преувеличили значение как самого Кодамы, так и его поездки в Ургу, чтобы использовать обстоятельства в своих личных видах. Не он, а они вели с ним политические разговоры и склоняли его на выводы, соответствующие их планам. Поэтому, — думает министр, — монгольские сановники удовлетворятся объяснением, что они неосторожно ввели себя в заблуждение насчет личности Кодамы, который не был облечен никаким поручением от правительства и не был вовсе уполномочен вести с монголами политические беседы. [57]

В заключение барон Макино выразил надежду, что весь этот инцидент сохранится в тайне, что я объясняю себе, как я имел честь телеграфировать вашему высокопревосходительству, стремлением министра избегнуть перед предстоящим 21 января нов. ст. возобновлением заседаний парламента всего, что может додать повод оппозиционным элементам выступить с сенсационными интерпелляциями до внешней политике. Японскую дипломатию и без того упрекают в шовинистских листках, в пассивности и угодничестве нам.

Грамота хутухты у сего возвращается.

Н. Малевский-Малевич.

Всеподданнейший доклад министра ин. дел 19 (6) января 1914 г.

Монгольский первый министр Сайн-ноин-хан во время своего пребывания в С.-Петербурге передал мне письмо ургинского хутухты на имя японского императора с просьбой доставить его по назначению. Это письмо было привезено Сайн-ноин-хану русским подданным бурятом Бадмажановым, который, явившись в министерство иностранных дел, совершенно доверительно ознакомил нас с запиской, полученной им от монгольского министра иностранных дел Ханда-вана, где излагалась сущность объяснений монгольских сановников с известным вашему имп. величеству из повергавшейся мною на высочайшее благовоззрение дипломатической переписки японцем Кодамою, посетившим Ургу в... месяце мин. года. Сказанная записка Ханда-вана резюмировала бывшие с Кодамою объяснения в том смысле, что последний от лица своего правительства предлагал монголам дружбу и поддержку взамен предоставления японцам права на постройку железнодорожных линий в прилегающей к Южно-Манчжурской железной дороге части Внутренней Монголии. Письмо хутухты исходило из мысли о возможности заручения содействием японского правительства для присоединения Внутренней Монголии к владениям ургинского правителя и содержало предложение прислать в Ургу дипломатического представителя Японии.

Полагая желательным показать монголам тщету возлагаемых ими на японское правительство надежд и неизбежность для них опираться на Россию в своей нарождающейся государственной жизни, я поручил послу в Токио передать японскому министру иностранных дел письмо хутухты и ознакомить его с теми выводами, которые были сделаны ургинскими сановниками из приезда к ним японца Кодама, ив в то же время, насколько такого рода поездки, носящие характер мелкой политической интриги, препятствуют проведению в [58] жизнь разграничения русской и японской сфер влияния, на которое настаивал сам токийский кабинет,

Японское правительство приняло по этому вопросу разумное решение вернуть хутухте его письмо, адресованное японскому императору, причем еще раз заверило нас, что Кодама не имел никаких поручений от своего правительства и что монголы сами постарались придать его приезду в Ургу не соответствующее действительности значение. В интересах беспристрастия я должен отметить, что в противность тому, что утверждал в своей сводке разговоров с Кодамою Ханда-ван, в письме хутухты говорится о японской железнодорожной концессии во Внутренней Монголии, как о проекте, исходившем не от Кодамы, а от монгольских министров. То же подтверждал нам на словах и Сайн-ноин-хан.

Я ознакомил Сайн-ноин-хана с тем, как японское правительство отнеслось к детской попытке его повелителя втянуть Японию в дело объединения монголов и отторжения от Китая их территории, и постарался осветить этот инцидент, как урок в политической деятельности юного монгольского правительства.

Относящиеся к настоящему делу документы долгом почитаю повергнуть на высочайшее вашего императорского величества благовоззрение.

Приложение к всеподданнейшему докладу от 19(6) января 1914 г.

Перевод письма ургинского хутухты на имя японского императора.

Зимою позапрошлого года мы, монголы, всенародно, желая сохранить исконный самобытный строй, свою территорию, религию и законы, отложились от Цинской империи и образовали самостоятельное автономное государство, о чем правительство наше, желая войти в дружественные сношения с великой державой и заключить торговый договор, известило в свое время правительство вашего императорского величества особым письмом, но пока не получило никакого ответа.

Зимою прошлого года нами был командирован наш министр внутренних дел Пин-ван-лама Цэрэн-Чимед, которому было поручено поднести вашему императорскому величеству письмо от нашего скромного государства, я выразить приветствие от нас, но, к сожалению, в виду закрытия пути, должен был вернуться обратно с дороги. Ныне мы снова, почтительно поднося государственное письмо, шлем приветствие вашему императорскому величеству и выражаем пожелание установить постоянную и добрую дружбу между двумя государствами для вящего блага и мира народов наших на многие годы. Когда дойдет наше письмо, соблаговолите его принять.

Засим имеем почтительно сообщить вашему императорскому величеству, что самостоятельность и автономность нашего слабого государства была признана Соседней сыздавна и дружественной Россией, которая заключила соглашение и торговый договор с нашей Монголией. [59]

Тем не менее, наша Внутренняя Монголия, граничащая с Китаем, терпит тяжкое зло, а теперь китайские войска, ворвавшись в ее пределы, начали храмы и монастыри, истреблять мужчин и женщин, стариков и детей, без разбора, отбирать имущество и скот, вследствие чего многие принуждены были фиктивно признать наружно республику, беспрерывно прося нашего заступничества и защиты. По сему случаю правительство нашей слабой страны послало войска для отражения неприятеля в нескольких направлениях; тем не менее, однако благодаря недостаточности хорошего оружия, до сих пор не успели оказать твердую защиту и объединить всех. Когда недавно прибыл в нашу столицу чиновник вашей страны Кодама, наше правительство сообщило ему о своем желании установить дружественное сношение между обоими государствами и чтобы ваше высокое правительство, получив железнодорожную концессию во Внутренней Монголии, помогло к тому, чтобы в ее пределы китайские войска не могли быть вводимы. Упомянутый выше чиновник обещал о таковых наших желаниях довести до сведения своего правительства. Поэтому мы обращаемся теперь к вашему императорскому величеству не отказать в содействии доброму делу и, если будет соблаговоление ваше, энергично внушить китайскому правительству не вводить свои войска в пределы Внутренней Монголии и помочь нашим стремлениям к скорейшему объединению Внутренней Монголии с нашей Внешней и утверждению нашей народности и религии полностью.

Следовало бы нашему слабому государству послать к вам полномочного посланника из сановников наших, но, встречая препятствие в пути и не желая откладывать доброе дело, обращаемся с просьбой к вашему императорскому величеству, если найдете возможным, повелеть вашему высокому правительству командировать к нам уполномоченного сановника и помочь установлению нашего государства и закреплению дружественных отношений между нашими государствами на долгие годы. Повелитель слабого государства, все власти, духовенство н миряне с благоговением и благодарностью встретили бы ваше высокое соблаговоление и впредь старались бы усугублять нашу взаимную дружественность.

Того ради мы шлем привет вашему императорскому величеству и просим принять наши просьбы и удостоить нас ответом.

Правления «Многими возведенного» 3-й год, зимнего 1-го месяца 19-го для. Урга.

Копия отношения посланника в Китае на имя вице-консула в Хайларе от 20(7) января 1914 г. № 2.

Вследствие донесения вашего от 29 декабря минувшего года за 7, считаю долгом уведомить вас, что, не имея определенных указаний от императорского министерства касательно того, в какое время будут начаты наши переговоры с китайцами по баргутскому вопросу, в какую определенную форму они должны вылиться и где они будут сосредоточены, я ограничиваюсь пока сообщением вам, для вашего личного сведения, следующих общих указаний касательно нашей политики в данном вопросе.

По мнению императорского правительства, Барга, т. е. Хулуньбуирский округ, должна разделить участь Северной Манчжурии. Вследствии сего мы не включили Баргу в автономную Монголию и в принципе [60] согласны на восстановление там китайского суверенитета. Последнее должно однако произойти путем мирных переговоров, в которых императорское правительство возьмет на себя роль посредника. Подчинение же Барги вооруженной силой слишком затронуло бы русские интересы чтобы мы могли отнестись к нему безучастно. Поэтому, всякий раз как получалось известие о каких-либо приготовлениях китайцев доходу в Баргу, мною делались весьма категорические представления; китайскому правительству, от коего мною ныне получены уверения желании его восстановить свой суверенитет в Барге мирными средствами и о готовности его прибегнуть с этой целью к нашему посредничеству.

По получении более определенных указаний, я не премину снабдить вас дополнительно соответствующими инструкциями.

Второй секретарь миссии [подпись].

Секретная телеграмма диплом, агента в Монголии от 23(10) января 1914 г.

(В литографской копии номер отсутствует)

Испрашиваю указаний, решено ли дать монгольскому правительству новую ссуду в 3 миллиона рублей или нет и на каких условиях. Когда можно ожидать приезда Козина?

Миллер.

Секретная телеграмма посла в Токио от 23(10) января 1914 г.

(В литографской копии ошибочно: «1913 г.»)

№ 4.

Получил № 54 (В литографской копии ошибка: следует № 51).

Передал содержание этой телеграммы министру иностранных дел, который просит при возвращении письма хутухте в Урге ограничиться следующим объяснением: японское правительство не считает возможным поднести императору это письмо, так как считает его вызванным явным недоразумением. Монгольские сановники неправильно истолковали себе личность Кодамы и приписали его словам превратное значение; таким образом, письмо явилось следствием заблуждения и основано на надеждах, внушенных словами Кодамы, который не был уполномочен на ведение переговоров с монголами и за слова которого японское правительство не может поэтому нести никакой ответственности. Кроме того, министр иностранных дел просит нас принять меры, чтобы монгольский посол не разглашал инцидента с письмом хутухты. Слухи о письме хутухты, проникшие в печать, могут подать повод к запросам в парламенте. В этом случае министр принужден будет прибегнуть к полному отрицанию, чтобы не вызвать серьезных осложнений.

Малевский-Малевич. [61]

Секретная телеграмма министра ин. дел на имя диплом, агента в Монголии от 24(11) января 1914 г. № 81.

Телеграмма 10 января получена.

Министр финансов согласен внести на обсуждение Совета Министров вопрос о выдаче монгольскому правительству новой ссуды и сообщил Сайн-ноину на словах, что принципиально не возражает против нее Условия новой ссуды должны быть выработаны в Урге. Вам предстоит также определить, какими источниками доходов монгольского правительства она может быть гарантирована. Благоволите телеграфировать ваши соображения на этот счет.

Имейте в виду, что мы не согласны выдавать новую ссуду в бесконтрольное распоряжение монгольского правительства. Она должна поступать в государственное казначейство, которое монгольское правительство обязалось учредить в заведывании Козина по заключенному с ним контракту, и расходоваться исключительно на культурные задачи.

Отъезд Козина задерживается необходимостью подыскать себе помощников.

Сазонов.

Всеподданнейшая записка министра ин. дел от 26(12) января 1914 г.

В повергаемой при сем на высочайшее благовоззрение вашего императорского величества телеграмме (В тел. Миллера от 23 (10) января 1914 г. 5) дипломатический агент в Монголии передает, что монгольское правительство запрашивает его о том, кто будет представителем императорского правительства при предстоящих переговорах о тройном русско-китайско-монгольском договоре.

Местом ведения этих переговоров предположено назначить Кяхту, что имеет ту выгоду, что китайские и монгольские делегаты, созванные на конференцию в сказанном городе, не будут подвергаться каким- либо посторонним влияниям, что неизбежно случилось бы, если бы конференция собралась в Петербурге или Пекине. Что касается Урги, то этот город не казался нам подходящим для ведения тройных переговоров, так как китайский делегат мог бы воспользоваться своим там пребыванием, чтобы интриговать среди не слишком расположенных друг к другу монгольских сановников и благодаря их розни выговорить условия, несогласные ни с русскими, ни с монгольскими интересами.

Придя к мысли о созыве в Кяхте конференции для выработки Русско-китайско-монгольского договора, мы полагали, что нашим [62] уполномоченным на этой конференции было бы естественно назначить д. с. с. Миллера, которому лучше чем кому-либо известны н строения ургинских правящих сфер и который может в кратчайше срок прибыть в Кяхту.

На случай, если вашему императорскому величеству благоугодно будет одобрить сказанный выбор, приемлю смелость повергнуть при сем на высочайшее благовоззрение проект ответной телеграммы дипломатическому агенту в Монголии.

Секретная телеграмма диплом, агента в Монголии от 29(16) января 1914 г. № 12.

В связи с новой ссудой монгольскому правительству стоит вопрос о дальнейшем соглашения о бригад представленного вашему высокопревосходительству при донесение 6 февраля прошлого года № 10 (Имеется в виду русско-монгольское соглашение от 16(3) февраля 1913 г. по которому монгольское правительство обязалось «для защиты своей территории... сформировать бригаду из двух конных полков, ...пулеметной команды взвода артиллерии, всего в составе 1900 человек, и пригласить русских инструкторов». «На покрытие всех расходов, связанных с организацией военных сил Халхе и приглашением русских инструкторов, — гласит 6-й пункт соглашения, монгольское правительство ассигновало депозитом в императорское консульство триста пятьдесят тысяч рублей, и расходование этой суммы возлагается на командированных российским правительством инструкторов. Означенная сумма буду удержана из двухмиллионной ссуды, которую российское правительство пред ставило монгольскому соглашением от 15(28) января 1913 г.». Соглашение по вопросу о бригаде имело силу один год, и еще до подписания его монголы выражали свое недовольство установленным контролем российского консульства, также слишком большими окладами русским инструкторам). Испрашиваю указаний вашей высокопревосходительства, следует ли настаивать на продлении действия прежнего соглашения о Монгольской бригаде или же надлежит заключить с монголами новое соглашение, и на каких условиях касательно числа наших инструкторов и урядников, их жалованья довольствия монгольских солдат и срока соглашения.

Миллер.

Секретная телеграмма диплом, агента в Монголии от 29(16) января 1914 г. № 13.

(На подлиннике помета: «К мин. финансов. Нужно поспешить. Царско Село, 17 января 1914 г.»)

Ссылаюсь на мой № 340 прошлого года.

Монголы интересуются, будет ли открыт Монгольский Национальный банк и когда именно. [63]

По некоторым данным можно думать, что Москвитин обещал привезти монголам из Германии или Англии представителя какого-нибудь банка для открытия в Урге банковских операций.

Скорейшее открытие в Урге Монгольского Национального банка без участия в нем Москвитина очень желательно.

Миллер.

Секретная телеграмма Козакова вице-консулу в Хайларе от 29(16) января 1914 г. № 151.

Сообщается посланнику в Пекине и дипломатическому агенту в Монголии.

Телеграмма «Нового времени» из Хайлара сообщает, будто депутация баргутов выехала в Ургу для обсуждения китайского предложения о примирении.

Если это известие правильно, мы, сочувствуя в принципе такому примирению, не желали бы, чтобы оно произошло без нашего участия. Благоволите разъяснить баргутским амбаням, что мы охотно примем на себя посредничество к их примирению с китайским правительством, которое в этом деле необходимо как для нас, так и для Барги, ибо в нем будет заключаться гарантия соблюдения китайцами условий примирения, которые, в противном случае, будут ими нарушены при первом удобном случае.

Козаков.

Письмо министра ин. дел диплом, агенту в Монголии от 30(17) января 1914 г.

(Воспроизводится с отпуска)

Секретно.

Милостивый государь

Александр Яковлевич.

Монгольский первый министр Сайн-ноин-хан, после двухмесячного пребывания в С.-Петербурге, выехал обратно в Монголию. Сайн-ноин-хан был дважды принят государем императором: в первый раз в Ливадии, вскоре после своего приезда в Россию, и второй раз — в Прощальной аудиенции в Царском Селе, перед его отъездом. Его императорскому величеству благоугодно было пожаловать Сайн-ноин-хану, при первом представлении, орден Белого Орла.

Считают не лишним поставить ваше превосходительство в известность Тиснениях, которые мы имели с Сайн-ноин-ханом во время пребывания в С.-Петербурге.

Эти объяснения касались прежде всего декларации 23 октября г. Мы постарались оттенить громадную важность для Монголии [64] этого акта, которым китайское правительство официально признали существование Монгольского государства, хотя и находящегося в вассальных отношениях к Китаю, но фактически независимого во в делах, кроме политических и территориальных вопросов, в решен которых оно имеет однако право голоса. Сайн-ноин-хан казался удовлетворенным данными нами объяснениями и приветствовал сказанную декларацию как акт, в существе своем отвечающий стремлении монгольского правительства и современной политической обстановки. Лишь по получении инструкций из Урги, Сайн-ноин-хан обратил к нам с нотою, в переводе при сем прилагаемою, в которой заявляя о решении своего правительства добиваться при предстоящих тройных переговорах полной независимости Монголии и объединения под ш етью хутухты всех монгольских племен. С тожественной нотой снабженной переводом на французский язык, Сайн-ноин обратило также к пребывающим в С.-Петербурге иностранным дипломатически представителям, в том числе и к китайскому посланнику, который вернул Сайн-ноину его ноту. Остальные представители ограничил передачею монгольской ноты своим правительствам.

В личных объяснениях с Сайн-ноин-ханом мы настойчиво указ вали ему на несбыточность надежды его правительства добиться объединения всех монголов в одно государство и признания независимо этого государства со стороны держав. Разъясняя монгольскому министру отношение держав к монгольскому вопросу, мы указывали е на то, что большинство их не желает расчленения Китая и в частно создания автономной Монголии, которая обязана своим бытием исключительно усилиям России. Мы объяснили ему, что провозглашение независимости Монголии вызвало беспокойство таких сильных держав, как Англия и Япония, и что если тем не менее нам удалось предупредить иностранное вмешательство в монголо-китайскую распрю, то лишь положительными заверениями, что мы не будем и держивать стремлений монголов к отложению от Китая в тех областях, где уже создались, как во Внутренней Монголии, японские интересы, или в областях, как Куку-нор и Цайдам, прилегаю к Тибету, в котором Англия специально заинтересована. Эти доводы произвели некоторое впечатление на Сайн-ноин-хана. Он сознался что, говоря об объединении всех монголов, монгольское правительство несомненно, запрашивает. Однако он упрямо стоял на том, что в автономное Монгольское государство должны быть включены те хошуны Внутренней Монголии, которые уже признали над собою власти ургинского хутухты. Разъясняя Сайн-ноину недопустимость так постановки вопроса при тройных переговорах, мы указывали ему на возможность добиваться включения в [65] русско-китайско-монгольский договор каких-либо постановлений, создающих гарантии самобытного существования внутренних монголов; эти постановления могли бы быть в будущем использованы монгольским правительством вмешательства в отношения Китая к оставшимся под его суверенитетом монголам. Мы не скрывали однако от Саин-ноина, что самая возможность такого вмешательства потребует создания сильного монгольского государства, что может явиться лишь результатом многолетней, упорной внутренней работы.

При самом своем приезде Сайн-ноин-хан указал нам на следующие цели его миссии в Россию: заручиться нашим содействием к присоединению Внутренней Монголии к владениям ургинского хутухты, получить новую ссуду и необходимое, по его словам, для монгольского правительства оружие. Объяснения наши по вопросу о Внутренней Монголии изложены выше. Что же касается новой ссуды, размер которой Сайн-ноин-хан первоначально определил в 5 миллионов, а затем — в 3 миллиона, то мы не могли не признать, что без нового займа монгольское правительство не может обойтись. К тому же нам казалось необходимым не отпускать Сайн-ноина с пустыми руками из России, дабы не подорвать его положения среди монгольских сановников, дав им возможность указывать на бесплодность его миссии. Обсуждая с этой точки зрения настоящий вопрос с министром финансов, мы пришли к заключению, что принципиальных возражений против выдачи монгольскому правительству новой ссуды в 3 миллиона рублей не существует; необходимо лишь изыскать источники доходов сказанного правительства, которыми эта ссуда могла бы быть гарантирована, и оформить ее выдачу актом, который вполне обеспечивал бы употребление выдаваемой нами ссуды исключительно на предприятия, клонящиеся к культурному развитию и обогащению Монголии. О такой постановке вопроса статс-секретарь Коковцов на словах сообщил Сайн-ноину.

Эти переговоры давали нам подходящий повод, чтобы поставить в решительной форме вопрос о приглашении на монгольскую службу Русского советника. Мы объяснили Сайн-ноину, что не возьмем на себя выдачу монголам новой ссуды, если не будем уверены в том, что ссуживаемые нами деньги будут расходоваться на поднятие благосостояния Монголии, а уверенность эта может создаться у нас только, если монгольское правительство, доказавши свою неспособность занятся внутренней организацией страны и ее финансов, пригласит себе в помощь русского советника. С этой предпосылкою мы преложили Сайн-ноину подписать с г. Козиным известный вам контракт. Наш проект контракта был подвергнут чинами монгольской депутации подробному обсуждению с г. Козиным, и они скоро пришли [66] к соглашению относительно его окончательной редакции. Но когда дело дошло до подписания, Сайн-ноин объявил нам, что он телеграфировал в Ургу, прося разрешения своего правительства подписать контракт с г. Козиным, но, вместо ответа, получил предписание немедленно спешно вернуться в Ургу. Мы ответили, что монгольское правительство обещало нам, что вопрос о приглашении русского советника будет решен во время пребывания Сайн-ноина в С.-Петербурге, и что отказ от исполнения этого обещания не может не отразиться на русско-монгольских отношениях. Несмотря на это Сайн-ноин делал приготовления к отъезду. Понадобилось более сильное давление. Получив письменную просьбу Сайн-ноина о разрешении представиться его императорскому величеству, мы оставили эту просьбу без движения и на запрос, через одного из переводчиков депутации, может ли Сайн-ноин рассчитывать на исполнение его ходатайства о высочайшей аудиенции, поручили передать монгольскому министру, что его отказ подписать выработанный по соглашению с нами контракт побуждает нас сомневаться, действительно ли он является уполномоченным монгольского правительства. Отказываясь признавать его в этом качестве, мы считаем несуществующими все данные ему обещания и, очевидно, не можем докладывать государю императору о желании его быть принятым его императорским величеством. Контракт с г. Козиным был подписан в тот же день, и вслед за тем состоялась высочайшая аудиенция Сайн-ноин-хану.

В связи с вопросом о ссуде из нашего государственного казначейства, я должен заметить, что Сайн-ноин делал в С.-Петербурге попытки заключить заем у частных банков, то в счет сказанной будущей ссуды, то под залог скота его собственного хошуна. Попытки эти, как и следовало ожидать, остались без результатов.

Последний из поставленных нам Сайн-ноином вопросов — о снабжении монголов оружием — вызвал в нас наибольшие сомнения. Было очевидно, что это оружие требовалось для продолжения вооруженной борьбы с Китаем, о чем проговаривался и сам монгольский министр. Он официально и письменно утверждал однако, что полученное от нас оружие будет употреблено на вооружение монгольского народа исключительно в пределах Халхи, в видах как поддержания порядка внутри страны, так и отражения китайских шаек, которые могут вторгнуться на территорию Монгольского государства. Мы указывали Сайн-ноину, что расход на оружие, количество которого первоначально определялось им в 100 тысяч винтовок, десять орудий и сорок пулеметов, с соответствующим количеством снарядов и патронов, — будет непосильным бременем для тощего монгольского казначейства. Между тем Монголия, благодаря декларации 23 октября [67] 1913 г. находится в счастливом положении страны, которой не угрожает ни один из ее соседей. Что касается внутреннего порядка в не, то он зависит не от одного присутствия военной силы, но главным образом от правильной организации управления и финансов. Во всяком случае, монгольское правительство располагает для этой цели формируемой под руководством русских офицеров бригадою, раздав же оружие по хошунам, оно рискует, напротив, создать возможность вооруженного сопротивления распоряжениям ургинского правительства со стороны любого из князей, некоторые из которых теперь, лишь скрепя сердце, сознавая свое бессилие, подчиняются правительству хутухты. Сайн-ноин не находил доводов, чтобы опровергнуть наши слова, но продолжал настаивать на получении оружия, количество которого он лишь уменьшил до 20 000 винтовок, 6 орудий и 4 пулеметов, причем предлагал внести вперед половину стоимости этого оружия с тем, чтобы уплата второй половины была отсрочена на год. Было очевидно, что получение от нас оружия стало для Сайн-ноина вопросом отчасти самолюбия, но еще более поддержания его престижа среди монгольских сановников. Считая необходимым по возможности поддержать его положение в Урге, мы решились удовлетворить его просьбу, причем военный министр счел возможным отступить от общепринятого в этих случаях порядка и согласился отсрочить на один год уплату половины стоимости выдаваемого монголам оружия. При этом мы имели в виду, что монгольскому правительству потребуется, конечно, немало времени, чтобы собрать подлежащую немедленной выплате часть стоимости этого оружия, а тем временем его отношения к Китаю могут утратить теперешнюю остроту и в Урге могут восторжествовать более разумные мысли о необходимости экономного отношения к государственным суммам. Считаю долгом приложить копии нот, которыми мы обменялись с Сайн-ноином по вопросу о выдаче монголам оружия. Как ваше превосходительство усмотрите, мы сделали при этом попытку заручиться обязательством монгольского правительства не обращаться за оружием к агентам иностранных фирм. Как ни уклончив ответ Сайн-ноина по этому поводу, он даст вам средство до некоторой степени бороться с происками тех авантюристов, которые, под предлогом снабжения Монголии оружием, стремятся обделать там свои дела.

Перед отъездом из Петербурга Сайн-ноин уведомил нас, что оставляет свою печать Цэрэн-дорчжи, который будет его заместителем и будет находиться в постоянных телеграфных сношениях с ургинским правительством. Мы усмотрели в этом попытку установить постоянное дипломатическое представительство монгольского правительства в С.-Петербурге. Не сочувствуя созданию такого порядка [68] сношений с Монголиею, мы указали Сайн-ноину, что даже он однажды не оказался достаточно уполномоченным для завершения начатых с ним переговоров. Тем более такие недоразумения будут случаться с Цэрэн-дорчжи. Мы отказались поэтому вести с последним официальные сношения. Цэрэн-дорчжи тем не менее остался в Петербурге с переводчиком Жамсарановым, объяснив, что он займется той частью миссии Сайн-ноина, которая не была им выполнена, а именно — изучением торговых и промышленных вопросов. Со времени отъезда Сайн-ноина Цэрэн-дорчжи не появлялся в министерстве иностранных дел и не делал попыток вступить с нами в официальные сношения.

Расставаясь с Сайн-ноин-ханом, мы отметили выгодное впечатление, которое он произвел как на государя императора, так и на входивших с ним в сношения наших официальных лиц. Мы указали, что с нашей стороны было сделано все, чтобы удовлетворить в пределах возможного его ходатайства. Мы рекомендовали ему по возвращении в Ургу воздействовать в умеряющем духе на его сотоварищей по управлению и руководствоваться вашими советами. По неопытности в международных делах монгольское правительство уже ставило себя и впредь может ставить в неловкое положение, если не будет прислушиваться к советам императорского правительства, неизменно проникнутого благожелательством к Монголии. Мы обещали Сайн-ноину нашу поддержку во всех разумных начинаниях руководимого им правительства.

[Подпись.]

Текст воспроизведен по изданию: Царская Россия и Монголия в 1913-1914 гг. // Красный архив, № 6 (37). 1929

© текст - Попов А. 1929
© сетевая версия - Тhietmar. 2013
© OCR - Станкевич К. 2013
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Красный архив. 1929