СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

ВОСЕМНАДЦАТЬ СТЕПНЫХ ЗАКОНОВ

Введение

«Восемнадцать степных законов» были приняты на съездах крупнейших князей Северной Монголии в конце XVI — первой трети XVII в. Настоящая работа подчинена одной цели  —  ввести в научный оборот ценный памятник средневековой монгольской историографии, который до сих пор мало используется как в отечественном, так и в зарубежном монголоведении.

История Монголии XVI — XVII вв., интереснейшего периода, оказавшего существенное влияние на весь последующий ход эволюции монгольского общества, до сих пор является одной из самых малоизученных тем в современном востоковедении. Правда, наука располагает достаточно серьезными обобщающими работами по истории Халхи и Западной Монголии (см.: [Златкин, 1983] и др.). Но ни одна из них, к сожалению, не дает подробного тщательного анализа социально-экономического развития Монголии в XVI — XVII вв.

В немалой степени такое положение сложилось из-за недостатка первоисточников по указанному периоду. Сегодня исследователям известно несколько летописей и очень незначительное количество другого материала, относящегося к этому времени. Сложность усугубляется тем, что даже не все известные источники обработаны и увидели свет. В то же время за последние десятилетия заметен переход к более полному и всестороннему изучению письменных источников. Наряду с повторным изданием переводов и комментариев уже известных сочинений появляются публикации новых, недавно обнаруженных памятников. Однако нельзя не обратить внимания на тот факт, что для современной источниковедческой литературы характерен разрыв между публикацией памятника и его исследованием: обычно сначала выходит перевод того или иного текста, который затем комментируется под разными углами зрения рядом авторов. Такой путь часто препятствует комплексному и системному изучению конкретного источника.

Необходимо отметить еще один недостаток современного источниковедения средневековой Монголии. Это  —  большой временной разрыв между обнаружением памятника и его [7] последующим комплексным исследованием. Например, летопись Лубсан Данзана «Алтан тобчи», написанная в пятидесятых годах XVII в., была полностью переведена на русский язык и откомментирована почти через пятьдесят лет после ее обнаружения и через сорок лет после ее первой публикации [АТЛ]. Ровно сто лет понадобилось нашей исторической науке, чтобы был вновь издан текст, современный перевод и комментарии крупнейшего юридического памятника «Великого уложения 1640 г.» [МОЗ; ИЦ].

Такое положение дел приводит к тому, что часть столь необходимых исследователям источников оказывается недоступной, а отсутствие доброкачественных переводов вынуждает каждого из них вновь и вновь переводить памятник для себя, отвлекаясь от основной темы своей работы. Все это создает дополнительные трудности для исследователей истории Монголии XVI — XVII вв. Поэтому актуальной задачей современной монголистики остается выявление и изучение новых источников одновременно с углублением знаний об уже известных памятниках.

Отечественная монголистика всегда славилась мощной источниковедческой базой. У ее основания стоят крупнейшие ученые-востоковеды Н. Я. Бичурин, К. Ф. Голстунский, А. М. Позднеев, П. С. Попов. Особое место по праву принадлежит академику Б. Я. Владимирцову. Наиболее отчетливо его отношение к источниковедческой базе выразилось в введении к основному труду ученого «Общественный строй монголов. Монгольский кочевой феодализм» [Владимирцов, 1934]. Подготовив ряд монгольских памятников к опубликованию, призывая к более полному их изучению и использованию в научных исследованиях, Б. Я. Владимирцов считал: «...можно сделать попытку обрисовать эволюцию общественного строя монголов, тщательно обосновывая каждый шаг надлежащими текстами» [Владимирцов, 1934, с. 3]. При этом к разряду таких важнейших текстов он относил законодательные памятники. Рассматривая различные материалы для характеристики монгольского общества, он также указывал: «Гораздо большее значение для исследования общественного строя монголов имеют в качестве источников сборники монгольских законов, монгольские Уложения» [Владимирцов, 1934, с. 19].

Законодательные тексты, возникнув на определенной ступени развития общества, в условиях определенных общественно-политических отношений, дают вполне достоверные сведения о государственном устройстве, о быте народа. Этим они выгодно отличаются от летописных материалов, посвященных главным образом внешним событиям.

К сожалению, в распоряжении ученых имеется ничтожно малое количество монгольских юридических документов. О них подробнее пойдет речь ниже. Здесь нужно только отметить, что исследуемые нами «Восемнадцать степных законов» [8] хронологически заполняют большой промежуток времени между известными законодательствами: «Великой Ясой» Чингисхана 1206 г. и «Великим уложением 1640 г.».

Таким образом, можно с уверенностью утверждать, что «Восемнадцать степных законов» являются уникальным документом для изучения истории, языка и быта монголов конца XVI  —   начала XVII в.

Учитывая обширность и значительность сведений, содержащихся в памятнике, главной целью данного исследования следует считать создание основы для дальнейшего изучения «Восемнадцати степных законов» как источника для характеристики сословно-классовой структуры халхаского общества конца XVI  —  первой трети XVII в., а также административного устройства Халхи, монгольского средневекового права, его эволюции и особенностей.

Автор выражает глубокую признательность ответственному редактору доктору исторических наук профессору Е. И. Кычанову и доктору исторических наук Т. Д. Скрынниковой за ценные советы и замечания. Особые чувства благодарности за неоценимую помощь автор испытывает к доценту СПбГУ З. К. Касьяненко. [9]

Глава I

«Восемнадцать степных законов»  —   памятник монгольского права

§ I. К истории изучения монгольского права

История изучения монгольского права насчитывает более двух столетий. Точкой отсчета следует считать 1776 г., когда был опубликован первый перевод на русский язык одного из крупнейших памятников  —  «Великого уложения 1640 г.», выполненный В. М. Бакуниным [см.: Перевод, 1776].

С тех пор были предприняты неоднократные публикации текстов крупнейших законодательств средневековой Монголии, их переводов и исследований. Кроме того, существуют работы, посвященные истории изучения права Монголии [Гурлянд, 1904; Жамцарано, 1920].

Ни в коей мере не рассчитывая на полноту освещения вопроса, мы, тем не менее, считаем необходимым дать краткий обзор истории изучения наиболее крупных юридических памятников Монголии. Это Яса Чингисхана, утвержденная на курултае в 1206 г.; «Великое уложение», или монголо-ойратские законы 1640 г.; «Цааджин бичиг»  —  кодекс маньчжурских законов для монголов на 1627 — 1694 гг.; сборник законов «Халха Джирум», крупнейший из которых был составлен в 1709 г.; «Уложения Китайской палаты внешних сношений», впервые изданные в 1789 г., и сборник «Улаан хацарт».

О существовании и применении Ясы Чингисхана мы узнаем из «Секретной истории монголов», из «Сборника летописей» Рашид-ад-Дина, а также из работ арабских историков XIII — XV вв. Джувейни и Макризи. Рашид-ад-Дин, рассматривающий Ясу как письменный законодательный памятник, сообщает, что после победы над Ван-ханом Чингисхан, созвав великий курултай для своего утверждения на престоле, издал строгие законы [Рашид-ад-Дин, 1952, с. 135]. Сохранившиеся в летописи фрагменты Ясы содержат нормы административного, уголовного, гражданского права, положения об охоте, особенности быта монголов в период образования империи. Следует отметить, что карательные меры, предусмотренные Ясой, чрезвычайно суровы. Смертная казнь [10] широко применялась за малейшую провинность. Яса устанавливала и другие меры наказания: штраф скотом, удар палкой, плетью, ссылку в отдаленные районы.

В упомянутой книге Я. И. Гурлянда приводятся фрагменты Ясы и устанавливается ее основная политическая цель: «Великая Яса Чингисхана... должна была урегулировать междусоюзные отношения между различными племенами, должна была содействовать их объединению под единой властью великого хана» [Гур-лянд, 1904, с. 32 — 33].

Среди трудов, посвященных Ясе, следует назвать работу П. С. Попова «Яса Чингис-хана и Уложение Монгольской династии Юань» [Попов, 1907]. Основное внимание автор уделяет анализу Уложения династии Юань, составленному в 1320 г. Считая Ясу Чингисхана одним из источников Уложения, П. С. Попов одновременно дает ее общую характеристику.

С юридической точки зрения рассматривает Ясу известный исследователь монгольского права проф. В. А. Рязановский [Рязановский, 1933].

На следующих памятниках целесообразно остановиться подробнее. Во-первых, и «Великое уложение 1640 г.», и «Цааджин бичиг», и «Халха Джирум» полностью сохранились и являются самыми крупными из известных юридических памятников Монголии. Во-вторых, время составления этих законодательств наиболее близко времени принятия «Восемнадцати степных законов». В-третьих, именно они послужили основным материалом при работе над текстом исследуемого памятника. Наконец, как будет показано ниже, «Восемнадцать степных законов» явились непосредственным письменным источником для составления «Великого уложения 1640 г.» и, в определенной мере, «Цааджин бичиг» и сборника «Халха Джирум».

«Великое уложение», или монголо-ойратские законы, были приняты на съезде ойратских и халхаских князей в 1640 г. Этот съезд был созван по инициативе джунгарского Эрдэни Батур-хунтайджи и имел своей целью урегулирование взаимоотношений между монгольскими князьями и создание условий для объединенной борьбы против маньчжуров. Текст законов был составлен на монгольском языке, а затем переложен на ойратский алфавит, который был принят в 1648 г.

Съезд монгольских князей состоялся в то время, когда халхасцы и ойраты после многолетней вражды должны были признать необходимость совместных действий перед лицом растущей военной угрозы со стороны маньчжуров. В принятых на съезде законах поэтому ярко выразилась идея создания единого монгольского государства [Златкин, 1983].

«Великое уложение» законодательно оформило не только права и привилегии князей Халхи и Джунгарии, но и правовое [11] положение ламаистской церкви и высших слоев духовенства как важной составной части монгольского общества. Статьи «Великого уложения» ограждали, прежде всего, интересы буддийского духовенства. Они предусматривали суровые наказания для тех, кто препятствовал распространению ламаизма.

Подлинный текст Уложения на монгольском языке до нас не дошел. До сего времени науке известно пять ойратских копий памятника [ИЦ, с. 4 — 6] и существует шесть изданий трех редакций перевода «Великого уложения» на русский язык, а также два издания немецкого перевода П. Палласа. Имеет, однако, смысл остановиться лишь на двух последних по времени переводах, осуществленных К. Ф. Голстунским и С. Д. Дылыковым.

У К. Ф. Голстунского дан калмыцкий текст, перевод и комментарий законов. Автор считал, что «поводом к съезду князей на сейм было не столько утверждение заранее составленных законов, сколько выработка на самом сейме такого акта» [МОЗ, с. 7]. Ученый совершенно справедливо считал, что ни Яса Чингисхана, ни ярлыки, ни каноническое буддийское право не могли быть источником для законов 1640 г. Исходя из материала, который был в его распоряжении, К. Ф. Голстунский делает следующий вывод: «Мы находим более основательным признать, что монголо-ойратские законы 1640 года составлялись самостоятельно и имели своими источниками: во 1-х, устное обычное право, т. е. собрание народных обычаев, во 2-х, обстоятельства политического и социального положения монголо-ойратов в период времени, предшествующий сейму, и в 3-х, может быть, религиозное движение вследствие распространения желтошапочной секты Зункавы» [МОЗ, с. 12].

Что касается перевода текста законов К. Ф. Голстунским, то сразу же после его выхода многие исследователи обратили внимание на неточности, неясности формулировок, пропуски, встречающиеся в переводе. Б. Я. Владимирцов отмечал, что «русский перевод монголо-ойратских законов, сделанный К. Ф. Голстунским, не может считаться вполне удовлетворительным» [Владимирцов, 1934, с. 21]. М. И. Гольман, проделавший большую работу по сравнительному анализу известных русских переводов и списков законов 1640 г., писал: «Более близкий к тексту, однако менее конкретный и ясный перевод Голстунского выделяется значительными отклонениями от всех остальных переводов и по объему, и по цифровым данным, и по смыслу отдельных статей» [Гольман, 1959, с. 162].

Современный перевод «Великого уложения» был осуществлен С. Д. Дылыковым. Его книга «Их цааз. Великое уложение» содержит транслитерацию сводного ойратского текста, реконструированный монгольский текст и его транслитерацию, перевод и комментарий законов. Основанный на достижениях современной [12] монголистики, перевод С. Д. Дылыкова, несомненно, более полный и стройный.

Имея в своем распоряжении гораздо больший материал, чем К. Ф. Голстунский, С. Д. Дылыков делает попытку разрешить давнишний спор исследователей об источниках законов 1640 г. По его мнению, ими явились «в основном письменные законодательные памятники  —  монгольские уложения, принятые на съездах монгольских феодалов во второй половине XVI и начале XVII в., а также некоторые обычаи, бытовавшие в монгольском народе» [ИЦ, с. 7].

«Цааджин бичиг» («Монгольское уложение») представляет собой свод маньчжурских законов для монголов на 1627  —  1694 гг. Первая публикация монгольского текста памятника и его перевода на русский язык была выполнена С. Д. Дылыковым [ЦБ].

Составление «Цааджин бичиг» было вызвано включением Халхи в состав Цинской империи в 1691г. Как отмечал С. Д. Дылыков, «Цааджин бичиг» вобрал в себя как нормы маньчжурского права, так, в определенной степени, и нормы обычного монгольского права. Среди подобных образцов автор называет прежде всего «Их цааз», а также ряд уложений, входящих в состав исследуемых нами «Восемнадцати степных законов».

Более поздний законодательный памятник  —  сборник законов «Халха Джирум»   —  представляет собой свод установлений, регулировавших внутреннюю жизнь трех северных халхаских хошунов. Сборник содержит все основные законы и постановления, принятые на крупнейших съездах монгольских князей за период с 1709 по 1770 гг. и действовавших на территории Халхи, наряду с «Монгольским уложением Китайской палаты внешних сношений», вплоть до провозглашения в 1911г. автономии Внешней Монголии.

Содержание сборника «Халха Джирум» самое разнообразное. Однако можно заметить, что в нем красной нитью проходит строгое выделение и подчеркивание привилегий духовных и светских феодалов. Основным законом в сборнике является Уложение 1709г. Последующие представляют собой дополнения и исправления этого Уложения.

Описание «Халха Джирум» выполнено Ц. Жамцарано и А. Туруновым [Жамцарано, 1923]. Перевод памятника на русский язык осуществлен Ц. Жамцарано и издан в МНР в 1959 г. [QJ]. Однако он изобилует неточностями и пропусками, что в значительной степени снижает ценность публикации. Новый перевод был сделан С. Д. Дылыковым [ХД]. Его книга «Халха Джирум» является сейчас основным отечественным исследованием этого памятника.

С юридической стороны «Халха Джирум» довольно хорошо исследован проф. В. А. Рязановским и С. Жалан-Ажавом [Рязановский, 1931; Жалан-Ажав, 1938]. [13]

Надо отметить, что результаты исследований «Великого Уложения» и «Халха Джирум» довольно активно используются монголоведами как в узкоспециальных работах, так и общих описаниях истории Монголии эпохи средневековья.

Несколько слов об «Уложении китайской палаты Внешних сношений». Этот документ хронологически выходит за рамки интересующего нас периода. Кроме того, как уже отмечалось, он был составлен администрацией маньчжурской династии Цин для управления Халхой и, строго говоря, не является продуктом правотворчества монголов. Тем не менее, Уложение содержит интересные данные, отражающие общественные отношения в Монголии не только в маньчжурский период, но и в более раннее время.

Уложение издавалось одновременно на монгольском, китайском и маньчжурском языках трижды: в 1789 г., в 1817 г. и в 1826 г. Каждый раз оно дополнялось необходимыми материалами и служило исключительно интересам маньчжурского дома на территории подчиненной Монголии. На русский язык Уложение переводилось С. Липовцевым и Н. Я. Бичуриным [Уложение, 1828; Бичурин, 1828]. Однако оба перевода, по свидетельству Б. Я. Владимирцова, требуют к себе очень осторожного отношения и сверки с подлинником [Владимирцов, 1934, с. 20 — 21].

Что касается позднейшего памятника «Улаан хацарт», то он представляет собой сборник судебных решений шабинского ведомства с 1820 по 1913 г. Памятник практически не исследован. Единственная его публикация с кратким комментарием осуществлена Ш. Нацагдоржем в 1959 г. [УХ].

Такова краткая история изучения памятников монгольского права. Остается надеяться, что материалы настоящей работы послужат скорейшему введению в широкий научный оборот еще одного крупного законодательного памятника  —  «Восемнадцати степных законов».

§ 2. Исторические условия принятия законов

Прежде чем продолжить описание памятника, необходимо сделать отступление, посвятив его краткой характеристике исторической обстановки в Халхе в то время, когда принимались исследуемые законы, т. е. в конце XVI   —  первой трети XVII в.

Традиционно вся территория Халхи делилась на два крыла  —  левое (восточное) и правое (западное). Границей между ними служили горы Хангая.

На рубеже XVI — XVII вв. события на правом крыле Халхи непосредственно связаны с именем Шолой Убаши-хунтайджи, родившегося, как свидетельствует «Шара Туджи», в 1567 г. [ШТШ, с. 165]. Его основные владения располагались в хотгойтских и [14] урянхайских отоках. Границами его хошуна были на западе земли алтайских урянхайцев и западных бурят, на востоке  —  река Селенга и источник реки Тамир. Ставка Шолой Убаши-хунтайджи находилась у озера Убсунур [Гонгор, 1970, с. 175].

В деятельности Шолой Убаши-хунтайджи можно условно выделить два основных направления. Первое  —  стремление полностью подчинить северо-западную часть Халхи и подвести под свое руководство ойратских ханов. Второе  —   учитывая близость России, завязать с ней контакты с целью извлечения политической и экономической выгоды.

Историю вооруженных конфликтов Шолой Убаши-хунтайджи с ойратами достаточно подробно рассматривает И. Я. Златкин в «Истории Джунгарского ханства» [Златкин, 1983, с. 70 — 73]. Отметим только, что попытки халхасцев подчинить себе ойратов не были успешными.

Более удачно складывалась политика Шолой Убаши-хунтайджи по отношению к России. Он был первым халхаским ханом, установившим связи с северным соседом. Впервые он послал своего человека в Россию в 1608 г. В свою очередь, в «улус Алтан-хана», как назывались владения Шолой Убаши-хунтайджи в России, было направлено три русских посольства: в 1608, 1616 и 1618 гг.

Особенно интересны впечатления членов посольства Василия Тюменца, посетившего ставку Алтан-хана в долине озера Убсунур [Шастина, 1958, с. 25  —  26].

Умер Шолой Убаши-хунтайджи в 1627 г., проведя последние годы своей жизни в относительном бездействии.

На левом крыле Халхи это время характеризовалось борьбой двух сил  —   Дзасакту-хана и Тушэту-хана. Подробнее об этом будет сказано ниже. Здесь отметим только, что это была борьба законного обладателя власти Дзасакту-хана за свои права с противником центральной власти  —  Тушэту-ханом. Именно соперничество этих двух сил определяло внутриполитическую обстановку в Халхе рассматриваемого периода.

В своей борьбе за власть халхаские князья делали ставку и на введение в Халхе единой веры. Такой верой стал ламаизм, бурное распространение которого относится как раз к концу XVI  —  началу XVII в. В 1586 г. Абатай-ханом был открыт первый буддийский монастырь в Халхе [Позднеев, 1883, с. 113]. Тушэту-хан Гомбодорджи распространил слух о появлении в Халхе перерожденца Джебцзун-Дамба Дзанабадзара. Впоследствии Джебцзун-Дамба-хутухта, возглавив ламаистскую церковь, стал крупнейшим феодалом Монголии.

Ламаизм проникал в Халху тремя основными путями. Первый путь  —  приглашение религиозных деятелей из Тибета, в том числе [15] и далай-лам. Второй  —   поездки монгольских нойонов в Тибет. Нойоны получали религиозные титулы, принимали обеты, встречались с религиозными просветителями. Третий путь  —  знакомство с желтой верой через ойратов. Ойратские просветители Нейджи-тойн (1557 — 1653) и Дзая-Пандита (1599 — 1662) неоднократно посещали Халху. Для усиления позиций ламаизма халхаские князья строили новые храмы и кумирни, в Халхе переводились сутры и другие религиозные сочинения, объявлялось о появлении все новых перерожденцев, становилось все больше и больше лам.

Распространение ламаизма вызвало существенные перемены в жизни Монголии. Все большее и большее число мужчин оказывалось вырванным из сферы производства. Позднее установление в Монголии ламаизма искусно использовали в своих целях маньчжуры.

К началу XVII в. относится деятельность чахарского Лигдан-хана и халхаского Цокту-тайджи. Основная их роль в истории Монголии связана с борьбой против маньчжурских завоевателей.

Маньчжурское государство сложилось в конце XVI в. В 1616 г. правитель маньчжуров Нурхаци объявил себя ханом маньчжурского государства. После успешных походов против соседних племен маньчжурские завоеватели устремили свои взоры на независимые монгольские аймаки. Исследователи внешней политики маньчжурского государства Цин выделяют следующие этапы подчинения Южной Монголии. «Вначале (с конца XVI в. до 1619 г.) мирным путем  —  посредством завязывания посольских связей и заключения брачных союзов между правящим маньчжурским домом и родоплеменной верхушкой соответствующих монгольских племен, а позднее (с 1619 г.) военными средствами...» [Внешняя политика, 1977, с. 47].

Умело используя раздробленность и слабость монгольских ханов, завоеватели подчинили себе одно за другим княжества Южной Монголии. Сопротивление оказал лишь последний монгольский хан из рода Чингисидов  —   Лигдан. Однако его незначительные силы не смогли противостоять маньчжурским войскам. В 1634 г. маньчжуры захватили Чахарское ханство, а Лигдан-хан бежал к Кукунору и там вскоре умер. В 1636 г. по настоянию Аба-хая был созван сейм князей Южной Монголии, провозгласивший его «всемонгольским ханом» [Внешняя политика, 1977, с. 141].

На очереди была Северная Монголия   —  Халха. Крупный халхаский нойон Цокту-тайджи, с одной стороны, поддерживал антиманьчжурскую деятельность Лигдан-хана. С другой стороны, он разделял не все идеи этого правителя.

Отличительной чертой деятельности Цокту-тайджи явилось то, что он не поддерживал желтую религию. Более того, он был прямым ее противником, являясь приверженцем красношапочной [16] секты. Крупнейшие князья Халхи, как уже отмечалось, были тесно связаны с далай-ламой, строили ламаистские монастыри. Цокту во всем этом не участвовал. Однако известно, что он построил несколько красношапочных монастырей. Цокту-тайджи, как врагу религии, была объявлена война. Во многом по этой же причине не была поддержана его антиманьчжурская борьба.

После смерти в 1634 г. Лигдан-хана Цокту пришел в район Кукунора. Усилив свои войска за счет покоренных народов, проживавших в районе озера, Цокту-тайджи посвятил себя борьбе за красношапочную религию. В 1636 г. в одной из битв с войсками монгольских ханов Цокту-тайджи погиб [Владимирцов, 1926].

Так закончилась неудавшаяся попытка Лигдан-хана и Цокту-тайджи противостоять маньчжурскому нашествию. Так обстояли дела на левом крыле Халхи.

Итак, мы кратко упомянули три важнейших события трех первых десятилетий XVII в. Это, во-первых, успехи ойратов в вооруженных конфликтах с халхасцами и образование ойратского ханства. Во-вторых, распространение в Монголии единой религии  —  ламаизма и завоевание ею прочных позиций. В-третьих, образование сильного маньчжурского государства, захват маньчжурами Южной Монголии и угроза Халхе.

Каждое из этих событий каким-то образом влияло на обстановку в Халхе, состоящей из множества мелких владений. Единая религия не могла не способствовать объединению государства. Последнее было необходимо в военных целях. С падением Чахарского ханства Халха лишилась заслона, до того времени прикрывавшего ее, и угроза маньчжурской агрессии заметно обнажилась. Наконец, рядом появился пример единого ойратского государства  —   складывалось Джунгарское ханство. Все эти причины заставляли многих халхаских князей менять свою политику и выступать за единый монгольский престол.

§ 3. Общая характеристика памятника

В 1960-х гг. Государственная публичная библиотека МНР и Государственный исторический архив МНР начали планомерную работу по изысканию древних законодательных актов. Для этой цели были созданы археологические экспедиции, в состав которых входили крупнейшие историки, археологи, ежегодно работавшие в полевых условиях в местах древних культурных центров.

В 1970 г. группа под руководством старшего научного сотрудника Института истории АН МНР X. Пэрлээ и советского археолога Э. В. Шавкунова, входящая в состав советско-монгольской историко-культурной экспедиции, сделала чрезвычайно[17] интересную находку. В развалинах субургана селения Харбух, находящегося недалеко от центра сомона Дашинчилэн Булганского аймака, была обнаружена коллекция берестяных книг.

Некоторые подробности открытия памятника были любезно сообщены нам Э.В. Шавкуновым в сентябре 1988 г.:

«...Во время разведочной поездки с X. Пэрлээ по Монголии мы посетили городище XVI  —   XVII в. в сомоне Дашинчилэн. Я решил побродить по его валам, чтобы ознакомиться с системой фортификационных сооружений и внутренней топографией самого городища. В одной из башен вала... оказалась нора какого-то животного, и около норы в выбросе земли я увидел “цац"... Когда я стал разгребать землю, то неожиданно наткнулся на берестяные листы с надписями на старомонгольском языке... С подошедшими ко мне Пэрлээ и Хандсурэн мы стали усердно копать землю и извлекли довольно порядочное количество текстов. Пэрлээ пробовал тут же на месте прочитать некоторые из листов и сказал, что в них вроде бы упоминается Гэсэр и речь идет о каких-то уложениях...».

Как отмечал X. Пэрлээ, найденные памятники можно сгруппировать по содержанию следующим образом:

1. Буддийские сутры.

2. Тексты, описывающие различные шаманские и буддийские обряды, гадания и т. д.

3. Юридические документы.

4. Монгольский алфавит, записанный уйгурским шрифтом [ВСЗ, с. 6].

Всего было найдено более 10 видов книг. Листы имеют размеры от 4х7 до 4х15 см. Все они написаны от руки, почерк имеет особенности, присущие почеркам писцов XVII в. Размер листов в одной книге строго одинаковый, на некоторых видно графление, текст заключен в рамку. Исписаны обе стороны листа. Пагинация обозначена только на левом краю передней стороны листа.

Наибольший интерес у авторов находки вызвали уникальные юридические документы. На берестяных листах оказались рукописные копии восемнадцати монгольских законодательств, позднее получивших название «Восемнадцать степных законов». Эти документы, а также транслитерация текста и комментарий были опубликованы X. Пэрлээ в серии «Monumenta Historica» в 1974 г.

Размер листов с текстами законов  —   10х14 см. Текст написан на обеих сторонах, как предполагает X. Пэрлээ, тушью. Пагинация отсутствует.

В целом текст выдержан в одном стиле. Законы изложены разговорным языком со множеством сокращений и оборотов, присущих живому языку. [18]

Из орфографических особенностей можно отметить следующие. Падежные окончания слов, гласные переднего и заднего ряда, твердые и мягкие согласные отчетливо не показаны. Аффиксы родительного, винительного и дательно-местного падежей, видимо, под влиянием разговорного языка, присоединены к слову или записаны небрежно. Часто наблюдается смешение форм родительного и винительного падежей. В источнике практически не различается написание «с» и «j», что характерно для многих средневековых рукописей. Беспорядочно употреблены диакритические знаки: так, две точки перед твердым «y» ставятся не всегда, чаще всего совсем не ставятся. Не ставится точка и перед буквой «n», стоящей впереди гласной. Знаки препинания в соответствии с грамматикой также не ставятся. «Давхар цэг» (две точки) обычно ставятся в том месте, где предполагается пауза при разговоре. В начале нового закона ставится «бирга», а в конце закона   —  четыре точки.

Необходимо отметить, что текст в целом записан небрежно. Во многих местах тушь расплылась, буквы заходят одна на другую, сливаются. Все эти обстоятельства значительно затрудняют прочтение надписей.

В результате того, что субурган разрушился и грабители, видимо, неоднократно рылись в книгах и разбрасывали их, некоторые листы оказались утеряны. Так, сохранился лишь первый лист «Великого закона года земли-зайца». Кроме того, из-за частого пользования рукописью многие листы настолько истерлись и истрепались, что прочитать на них текст стало невозможным.

Все законы записаны по одной форме. Каждый предваряется своеобразной преамбулой, в которой указывается, где, когда и кем был принят тот или иной закон. Тексты законов различны по объему. Среди них выделяются два наиболее крупных, это  —  «Закон Шести хошунов», состоящий из 65 статей, и «Великий закон», состоящий из 92 статей. Большинство законов состоят из 6, 8 или 10 статей. Имеются два закона, состоящие из одной статьи.

По своему содержанию законы носят смешанный характер. Подряд, без всякого выделения, идут статьи о воровстве, об обязанностях простолюдинов, о семье, о военной обязанности и прочие. Лишь трижды были составлены «тематические» законодательства, о чем сказано самими авторами. Это  —  закон о воровстве, религиозный закон, закон для монахов.

Из восемнадцати имеющихся текстов законов мы имеем точные даты составления для четырнадцати. Эти даты, в соответствии с китайским лунным календарем, зафиксированы в преамбулах законов, в некоторых случаях указывается даже месяц и день. Как уже говорилось, первые листы «Закона Шести хошунов» из-за их порчи прочитать невозможно, поэтому невозможно точно [19] определить дату его составления. В трех других законах составители не дают даты их принятия.

Для того чтобы определить даты составления законов по европейскому календарю, X. Пэрлээ пришлось проделать большую кропотливую работу. Основной опорой ученого послужили в этом случае имена известных монгольских князей, принимавших участие в принятии законов. Так, например, из исторических летописей следует, что Олдзий-хунтайджи, упоминавшийся среди авторов уложений, родился в 1573 г. и умер в 1620-х гг.; Шолой-убаши-сайн-хунтайджи родился в 1567 г. и умер в 1627 г.; Тумэн-кин Цокту-хунтайджи родился в 1580 г., в 1617 — 1626 гг. принимал участие в халха-ойратских конфликтах, затем бежал из Халхи и в 1637 г. умер в районе озера Кукунор [ВСЗ, с. 132].

Изучив даты жизни лиц, принимавших участие в утверждении законов, X. Пэрлээ пришел к выводу, что время составления их ограничено второй половиной XVI — первой половиной XVII в. Учитывая это, можно перевести указанные в законодательствах названия годов на европейское летосчисление. В результате получим следующую картину:

Годы воды-зайца  —  1543, 1603, 1663. Годы дерева-дракона  —  1544, 1604, 1664. Годы железа-свиньи  —  1551, 1611, 1671. Годы воды-быка   —  1553, 1613, 1673. Годы дерева-тигра  —  1554, 1614, 1674. Годы огня-дракона  —  1556, 1616, 1676. Годы земли-зайца  —  1579, 1639, 1699 [ВСЗ, с. 133]. Таким образом, становится ясно, что датированные законы принимались в период с 1603 по 1639 г. Эти даты позволяют нам определить с большей точностью время составления законов, относящихся к годам «змеи» и «обезьяны». Год змеи в указанном отрезке времени повторяется трижды: в 1605, 1617, 1629 гг. Учитывая, что закон года змеи, названный составителями «монашеским», по тематике близок «Закону для банди», составленному в 20-х гг. XVII в., X. Пэрлээ предлагает датировать его 1617 г. [ВСЗ, с. 55]. Мы склонны придерживаться такой же точки зрения. Во всяком случае, на сегодняшний день мы не имеем каких-либо опровержений этого вывода.

Год обезьяны, когда был принят крупнейший из имеющихся законов, тоже трижды повторяется в установленном отрезке времени: 1608, 1620 и 1632. Без каких-либо объяснений X. Пэрлээ останавливается на 1620 г. Никаких данных, подтверждающих или опровергающих мнение ученого, у нас нет. Ясно только одно: этот закон, как бы аккумулировавший в себе материалы всех предыдущих уложений, не мог быть составлен в 1608 г.

Таким образом удалось определить даты составления большинства, а именно четырнадцати из восемнадцати законов, входящих в исследуемый памятник. Для наглядности целесообразно привести здесь следующую таблицу, составленную X. Пэрлээ на основе своих изысканий. [20]

Таблица 1

Из приведенной таблицы видно, что в год дерева-тигра (1614) сеймы по принятию законов собирались четыре, а в год огня-дракона (1616)  —   три раза. Однако решались на них разные вопросы и присутствовали разные лица. Сеймы собирались в основном в конце лета  —   осенью, в наиболее благоприятное для скотоводов время. Отсутствие какой-либо системы в проведении сеймов для принятия законов наталкивает на мысль о том, что все они были вызваны острой необходимостью регламентировать те или иные сферы общественной жизни.

Транслитерация и перевод текста памятника осуществлены на основе публикации X. Пэрлээ в сборнике «Monumenta Historica». Поскольку текст памятника записан крайне небрежно, со многими пропусками и искажениями, вызванными влиянием разговорного языка, некоторые статьи законов остались непереведенными. Однако этот недостаток, на наш взгляд, не препятствует созданию общего представления о памятнике и лишь в незначительной мере отразился на качестве его исследования.

Названия законов, а также их постатейная разбивка были сделаны X. Пэрлээ и приводятся без изменений.

Титулы и юридическая терминология даны преимущественно в переводе. Малоизвестные монгольские термины предлагаются в [21] русском переводе, а в круглых скобках дается их монгольская форма.

Монгольские термины и титулы, не имеющие русского эквивалента, выделены курсивом. В квадратные скобки заключены подразумеваемые по смыслу слова, в круглые  —  пояснительные слова, вставленные при переводе для лучшего понимания текста.

Комментарии помещаются непосредственно после перевода.