ЛОГОФЕТ Д. Н.

ПО АВГАНСКОЙ ГРАНИЦЕ

(Путевые очерки по Средней Азии).

(Продолжение).

(См. «Военный Сборник» 1904 г. № 9)

XIV.

Ак-Кум. – Разрушительная работа Аму-Дарьи. – Келиф и его история.

Рано на заре мы двинулись к Аму-Дарье, чтобы переправиться на правый её берег к пограничному посту Ак-Кум. Легкая стальная шлюпка с воздушными ящиками, принадлежащая пограничной страже, быстро скользя поперек сильного течения, через каких-нибудь четверть часа доставила нас на другой берег. Лошади же наши переправлялись на неуклюжем туркменском каюке, который снесло по течению далеко вниз. Густые камыши. достигавшие аршин шести высоты, покрывали весь берег и острова по Аму-Дарье. Приятная свежесть воды умеряла жару. Небольшие горы тянулись в недалеком от берега расстоянии. Береговая полоса имела характер солончаковой степи, [172] на которой лишь кое-где виднелись чахлые заросли кустарников и деревьев, окружавших постройки кишлаков Ак-Кум, Яка-Патта, Карнас и Ходжа-Салар. Кишлаки эти принадлежат к числу беднейших, причиною чего является Аму-Дарья, ежегодно размывающая огромные площади обрабатываемой земли и уносящая при этом много скота, людей и даже постройки. Солончаковая же почва, несмотря на затрачиваемую массу труда на её обработку, дает лишь посредственные урожаи. Параллельно реке, и, в расстоянии от берега не более двух, трех верст, тянется горный хребет Кундалян-Тау; горы эти безлесны и пустынны. В некоторых местах в них производится добывание камня, сплавляемого на каюках в Керки и ниже по Аму-Дарье.

Разрушительная работа Аму-Дарьи проявляется в особенности резко на участке между Ак-Кумом и Келифом. Так, например, по сообщению туземцев, лет двадцать тому назад культурная полоса в этих местах достигала ширины до 5-ти верст, причем по ней в различных местах были расположены кишлаки с большим количеством населения, но течение Аму-Дарьи, направлявшееся прежде к афганской стороне по правому берегу, вдруг изменилось и стало рвать левый берег, отмывая ежегодно значительное количество культурной полосы, которая в настоящее время достигает ширины от 1/2 до 1 версты. В течение нескольких лет все кишлаки таким образом были совершенно смыты и в настоящее время даже не осталось следов от их существования.

«Здесь мие пришлось слышать довольно интересное предание», – сообщил нам N. – «Однажды я, проезжая около Яка-Патта, остановился у местного аксакала и случайно заговорил о страшных размывах берегов, которые делает Аму-Дарья. Представьте себе, он по этому поводу рассказал мне следующую легенду, которую я вам с удовольствием передам.

«В очень давнее время выше по Аму-Дарье около Термеза было царство славного и великого Искандера, которому повиновались все народы. Он был Джигангир, т.е. всемирный завоеватель и повелитель. Огромные богатства были собраны в его городе и год от года они всё увеличивались и возрастали. Всем был счастлив Джигангир-Искандер. У него было всё, что только можно пожелать на земле. Одного лишь не было у него – это сына-наследника, которому бы он мог оставить свое великое царство. Долго, страшно долго, почти сто лет, правил народами Искандер, [173] и не посылал ему Аллах вестника смерти, ангела Азраила. Но, наконец, час воли Аллаха настал. Некому было Искандеру оставить свое царство; знал он, что после его смерти пойдут большие кровопролития из-за его богатств, и вот, чтобы не увеличивать огромных потоков крови человеческой, пролитой им самим в течение долгой его жизии, он обратился с молитвой и просил помощи Аллаха. Любил Аллах Искандера. Ходатаем за него всегда был великий пророк его Магомет. Не отказал Аллах в просьбе своего Джигангира, который просил его помощи, чтобы скрыть свои богатства, золото и камни так, чтобы никто не мог бы их найти. Не хотел Аллах, чтобы проливалась из-за них кровь правоверных. В то время Аму-Дарья протекала по левую сторону гор и направлялась по теперешней афганской земле... Вынул из бренного тела ангел Азраил великую душу и умер Искандер. Взяли его тело со всем золотом и богатствами небесные слуги Аллаха и зарыли где-то здесь в пустыне. Захотел посмотреть Джебраил как хоронят тело Искандера и показался над вершиною самой высокой горы этого горного хребта, окруженный целым сонмом ангелов. Поднялась тогда страшная буря на земле, засверкали молнии из глаз Джебраила. Махнул он своим огненным мечом и расступились горы около самого Келифа. Обрадовалась тогда река Аму-Дарья и быстро набежали её волны к месту, где был зарыт со всеми своими богатствами Искандер. Затопила Аму-Дарья всю эту пустыню и затянула тиною могилу Джигангира. Не хотел Аллах, чтобы нашли люди богатства Джигангира и, исполняя свое обещание, направляет он по долине быстрые струи Аму, которая с каждым годом всё больше и больше забрасывает песком могилу, находящуюся под водою, отрывая для этого землю с берегов. И никто из людей не знает, где лежит Искандер, окруженный своими богатствами. Говорят старые люди, что Аллах откроет эту тайну новому Джигангиру, который покорит весь мир».

«Как видите легенда не лишена доли поэзии и напоминает собою предания о смерти Аттилы и Чингиз-хана, которых, говорят, похоронили так же: первого, чуть не на дне этого Окса, а второго в Монголии, для чего, как говорит предание, река была отведена в сторону, а затем вода снова пущена по прежнему руслу».

Между тем, прибрежная долина, постепенно расширяясь, приняла [174] характер песчаной пустыни без всякого признака растительности. Горный хребет, изменив направление, протянулся перпендикулярно к реке, которая делала около Келифа довольно крутой поворот. Небольшая цепь холмов, постепенно понижаясь, доходила до Келифа, где у самого берега оканчивалась высокою скалою. На противоположном афганском берегу снова начинался тот же хребет. Видимо, в этом месте в отдаленную эпоху произошел разрыв гор и река устремилась по новому руслу.

Вправо от нас, на афганской стороне виднелась довольно высокая гора, на вершине которой скалы имели вид человека колоссального роста, который как будто держал что-то в руках.

«По поводу этой горы существует такая легенда», – сообщил нам N. – «Когда-то на той стороне, где теперь песчаная пустыня, было огромное пространство плодородной земли, принадлежавшей одному страшно богатому баю (купец-богач). Всё свое богатство этот бай создал, продавая по очень высоким ценам зерновой хлеб, который ему приносили его плодородные поля. Ничего не любил он так на свете, как деньги, и из-за них готов был даже отдать свою душу шайтану. Не было у него благодаря этому никакой жалости к людям. Одинаково брал он деньги и с богатого и с бедного и с бая и с байгуша (нищего), стремясь лишь собрать возможно больше золотых тилла (золотая монета). И Аллах по своему милосердию долго терпел. Одна за другой падали слезы обиженных баем на чашу весов, на которых Аллах взвешивает грехи каждого. Наступил страшный голодный год, а бай поставил вооруженную стражу около своих амбаров с хлебом и начал продавать зерно еще дороже, с каждым проданным батманом (8 пудов) всё больше увеличивая цену. Уже немного у него оставалось непроданного хлеба. По цене золота стал он продавать его, наполняя свои амбары золотою монетою. И все-таки казалось баю мало тех богатств, которые он приобрел. Оставалось у него немного зерна дурного, неочищенного и перемешанного с землею. Но и его решил продать алчный бай. Нужно было лишь просеять остатки. Но не посылал Аллах ветров в эти дни в долину. Решил тогда бай подняться на высокую гору и там начать просеивание негодного зерна. Взошел он на вершину, которая видна на том берегу, и начал свою работу. Переполнилась в это время чаша весов, взвешивавших грехи бая и настал час воли Аллаха. Гневным взором взглянул Аллах на грешника и разом окаменел бай от [175] страшного для каждого смертного взгляда. Не позволил даже Аллах вынуть ангелу Азраилу душу грешника из окаменевшего тела. И стоит на вершине горы обращенный в камень бай, держа в руках решето, через которое он просеивал зерно... И будет стоять грешник до скончания веков, напоминая всем живущим, что долготерпению Аллаха есть предел. И страшно мучится душа грешного бая в своем каменном теле...»

Между тем показался Келиф, до которого всё же оставалось ещё несколько верст. Ряд построек этого маленького городка окружал высокую скалу, вдававшуюся в реку. На самой вершине её виднелись древние, сильно выветрившиеся высокие стены крепости, в которой живет келифский бек. Верстах в трех от Келифа на равнине показалась большая группа всадников, одетых в яркие, всех цветов халаты. Впереди всех на высоком коне, покрытом богатою парчовою попоною, в золотом парчовом халате, виден был пожилой бухарец – келифский бек, окруженный свитою, состоявшей из амлекдаров, юз-баши, аксакалов и т. п. административных бухарских властей и почетных стариков, выехавших нам навстречу. Характерная картина так и просилась на полотно художника. Невольно глядя на эту красивую группу, вспоминалась старая до-Петровская Русь с её богатыми яркими одеждами, во многом позаимствованными нами у востока. Несколько человек имели на правой руке соколов, сидевших с колпачками на головке. У бека и всей его свиты были надеты кривые шашки бухарского образца, украшенные серебром, бирюзою и различными цветными украшениями.

Сложный церемониал встречи, при котором первым слезает с лошади ниже стоящий по общественному положению, был выполнен, благодаря опытности сопровождавшего нас N благополучно. Первый слез с лошади бек и, подойдя к нашему генералу, сказал цветистую речь на сартовском языке и поздравил его с благополучным прибытием в Келиф. Поздоровавшись затем со всеми нашими спутниками, бек и вся его свита, окружив экипаж генерала, живописной толпою двинулись за нами следом. Несколько джигитов, одетых в ярко-красные халаты, поскакали карьером вперед, чтобы дать знать в Келиф о нашем прибытии.

«Вам смешно, что я так пунктуально отнесся к выполнению церемониала встречи», – прервал продолжительное молчание N, обращаясь ко мне. – «Вы не можете себе представить, что это за [176] народ здешние азиаты. Достаточио, например, было по забывчивости при встрече генералу слезть раньше на землю, чтобы сам бек и его свита считали бека гораздо старше и более значительной особой по занимаемому положению. Для того, чтобы возвысить себя в глазах толпы и указать, что русский офицер ниже их, они проделывают даже фокусы. Подъедет обыкновенно бухарец и сделает вид, что хочет слезть, т.е. нагнется даже и ногу вынимает пз стремени. Ну, а у наших есть эдакая любезная предупредительность. Сейчас, как увидел, что тот собирается с седла слезать, ногу из стремени, да и спрыгнет на землю. Ну, а бухарец, как ни в чём не бывало, оправится на седле и протягивает руку. Вся же толпа, конечно, тогда считает русского ниже стоящим. Подобные фокусы, да наша предупредительность зачастую портили многое при сношениях с ними.

У подножья скалы, на которой расположена Келифская крепость, была выстроена бухарская пехотная рота, взявшая при нашем приближении «на караул». Люди роты были одеты в черные мундиры русского образца, с красными погонами, в черные же шаровары с красным кантом и высокие сапоги. Головным убором служила черная мерлушковая шапка, также отчасти русского пехотного образца. Разница в ней была лишь та, что взамен суконного, верх шапки был барашковый. В общем издали рота имела вид русской пехотной роты, состоящей из только что обмундированных новобранцев. К нашему удивлению, офицер, командовавший ротою, имел на плечах золотые полковничьи погоны с номером одного из Туркестанских стрелковых батальонов. Люди держали ружья «на караул» крайне разнообразно, причем многие стояли расставив ноги, а офицер, провожая генерала по фронту, держал в правой руке шашку, опущенную к земле, а левую руку приложил к козырьку.

Армия эмира бухарского, переформированная по русскому образцу в восьмидесятых годах, в настоящее время достигает численности около трех тысяч человек и разделяется на пехоту, кавалерию и артиллерию. Пехота состоит из нескольких четырехротных батальонов, которые целыми батальонами, а также и по-ротно, размещены в городах Бухары, где имеют местопребывание бухарские беки (губернаторы). Вооружена пехота винтовками частью Крнка, но таковых немного, и частью 7-ми-линейными, заряжающимися с дула. Кавалерия же состоит из сотни конвоя эмира, расположенного в г. Бухаре, имеющего [177] форму обмундироваиия одинаковую с нашими кавказскими казачьими войсками.

1.JPG (108310 Byte)

Там же стоит артиллерия, насчитывающая в своих рядах десятка два, три орудий различных систем и калибров. Пехотные [178] части комплектуются преимущественно из людей, совершивших какое-либо преступление и в наказание зачисленных в войска. Благодаря подобной системе возраст солдат крайне неопределенный: от 16-17 лет и до 60 и больше лет. Срока службы не существует и каждый зачисленный в войска служит в них до глубокой старости. Нижние чины пехотных частей, расположенных по городам Бухары, содержат в них при бекских тюрьмах и при въезде в бекские крепости караулы. Строевые же учения производятся крайне редко; о стрельбе же понятия почти никакого не имеют, команды употребляются русские. Почти всё время нижние чины, свободные от службы, употребляются на казенные работы, за что никакого добавочного вознаграждения не получают. В свободное время каждый занимается своим делом, причем многие из солдат имеют мелочные или меняльные лавки, в которых торгуют сами. Все люди каждой роты живут на особом ротном дворе, где на каждых 5-6 человек отводится небольшая комната туземного типа.

Д. Логофет.

(Продолжение следует).

Текст воспроизведен по изданию: По авганской границе (Путевые очерки по Средней Азии) // Военный сборник, № 11. 1904

© текст - Логофет Д. Н. 1904
© сетевая версия - Тhietmar. 2023

© OCR - Бабичев М. 2023
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Военный сборник. 1904