СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

МУХАММАД ЮСУФ БАЯНИ

РОДОСЛОВНОЕ ДРЕВО ХОРЕЗМШАХОВ

ШАДЖОРА-И-ХОРЕЗМШАХИ

СОЧИНЕНИЕ БАЯНИ «ШАДЖАРА-ЙИ ХОРЕЗМШАХИ» КАК ИСТОЧНИК ПО ИСТОРИИ ТУРКМЕН

Круг источников на восточных языках по истории туркмен в XIX в. (особенно хорезмских туркмен) весьма ограничен. Пространные извлечения из основных источников по этому периоду — хивинских хроник Муниса и Агехи, а также некоторых персидских и бухарских исторических сочинений — были изданы в русском переводе и пересказе еще в 1938 г ¹. Текст этих хроник до сих пор не издан ²; таким образом, в научный обиход они должным образом не введены. После 1938 г. не было опубликовано каких-либо новых источников по поздней истории туркмен, что в сильной степени затрудняет ее изучение. Это относится в особенности к туркменам Хорезма. Сведения об истории последних до 1873 г, в русской литературе отрывочны и противоречивы, а хроники Муниса и Агехи, несмотря на большое внимание, которое они уделяют туркменам, дают хотя и обильный на первый взгляд, но довольно односторонний и чрезвычайно тенденциозный материал.

В значительной степени вследствие недостатка источников в вышедших до сего времени общих работах по истории Туркмении и Узбекистана история хорезмских туркмен (составлявших не менее ¼ туркменского народа) освещена совершенно неудовлетворительно ³. До сих пор, в частности, остается неизученным такое важное событие в истории Средней Азии XIX в., как восстания хорезмских туркмен в 50-60-х годах. Тем большее значение приобретает каждый новый источник, который позволяет дополнить известный ранее фактический материал по этому периоду. К таким источникам относится позднее хивинское историческое сочинение, написанное Баяни в 1911-1914 гг., под названием Шаджара-йи хорезмшахи (Родословная хорезмшахов).

Уникальная рукопись сочинения Баяни была приобретена Я. Г. Гулямовым в 1936 г. и в 1954 г. передана им Институту востоковедения АН Узбекской ССР, где она и хранится в настоящее время под № 9596. [126] Я. Г. Гулямов дал высокую оценку этому сочинению и широко использовал его в своей работе «История орошения Хорезма с древнейших времен до наших дней», где он в следующих словах характеризует значение труда Баяни как исторического источника:

«...Хан (Исфендияр. — Ю. Б.) поручил Баяни упростить язык изложения Муниса и Агехи и сделать их труды общедоступными. Автор мастерски справился с этой задачей и без ущерба для содержания упростил язык, сократил излишние аллегории, метафоры и восхваления. Поэтому после тщательного сличения сочинений Баяни с трудами Муниса и Агехи, мы до событий 1846 г. смело ограничиваемся в настоящей работе ссылкой на Баяни.

Всю историю ханства с 1846 г. по 1912 г. Баяни написал на основании сведений, собранных им лично. При сопоставлении сведений, которые находятся в трудах Агехи, хранящихся в Институте востоковедения АН СССР, больших расхождений со сведениями Баяни не обнаруживается, однако некоторых заслуживающих внимания подробностей, встречающихся у Баяни, у Агехи нет» ⁴.

Кроме Я. Г. Гулямова, сочинение Баяни использовал также в своей докторской диссертации М. Ю. Юлдашев. Он оценивает это сочинение еще более высоко, утверждая, что оно «по подробности изложения и количеству фактического материала во много раз ценнее многотомных рукописей Муниса и Агехи» ⁵. По мнению М. Ю. Юлдашева, «несомненно, что эта рукопись (Баяни. — Ю. Б.) станет отныне основным источником по истории народов Средней Азии XIX века» ⁶.

К. Муниров посвятил Баяни специальную статью и несколько разделов в своей книге об исторических сочинениях Муниса, Агехи и Баяни ⁷. Им приведены данные о биографии Баяни, а также сведения о его трудах — оригинальных и переводах. К. Муниров более осторожен в оценке Шаджара-йи хорезмшахи. К сожалению, он совершенно не дает анализа этого сочинения с точки зрения его содержания.

Я. Г. Гулямов и М. Ю. Юлдашев также не попытались более детально рассмотреть сведения, сообщаемые Баяни в различных частях его труда, и сопоставить их с другими известными нам источниками, вследствие чего их мнение о значении этого труда не было должным образом обосновано. Поэтому, прежде чем характеризовать сочинение Баяни как источник по истории туркмен, необходимо сказать несколько слов об этом труде в целом и о его авторе.

Баяни — поэтический псевдоним (тахаллус) Мухаммед-Юсуф-бека, сына Бабаджан-бека; он принадлежал к хивинской знати: его прадедом [127] был Эльтузер-хан ⁸. Его отец, Бабаджан-бек, сын Алла-Берды-торе, умер в 1288/1872 г. в возрасте 64 лет, оставив двух сыновей: старшего — Яхши-Мурад-бека и младшего — Мухаммед-Юсуфа ⁹. Последнему было в то время 13 лет ¹⁰. Очевидно, он получил хорошее образование и сравнительно рано стал известен как поэт и знаток персидского языка.

Баяни оставил сравнительно большой диван, который известен как в рукописях, так и в хивинском литографированном издании.

С середины 80-х или с начала 90-х годов Баяни стал заниматься переводом на хивинско-узбекский язык (главным образом с персидского) различных исторических сочинений. В частности, он перевел по поручению Сейид Мухаммед-Рахим-хана II персидскую редакцию Тарих-и Табари Баллами ¹¹.

О начале придворной карьеры Мухаммед-Юсуф-бека у нас нет сведений. По словам М. Ю. Юлдашева, Баяни был «диваном во дворце хивинского хана» и «музыкантом» (уста созонда) ¹². Это утверждение не соответствует действительности и неверно характеризует социальное положение Баяни. А. Н. Самойлович, бывший в Хиве в 1908 г., перечисляя поэтов, стихи которых вошли в составленный в Хиве сборник *** , говорит о Баяни следующее: *** Мухаммед (Мет)-Юсуф-бег, хивинский министр (***) и капитан русской службы; знает русский язык, выписывает мусульманские и русские журналы и газеты» ¹³. Таким образом, Баяни был отнюдь не простым чиновником (диваном) и даже чуть ли не ремесленником («музыкант» или «мастер музыкальных инструментов»), а одним из высших чинов ханской администрации — диванбеги. Сам Баяни в Шаджара-йи хорезмшахи ничего не пишет о своей административной деятельности и не сообщает, что он занимал пост диванбеги. Можно предположить, что он был приближен к хану и постоянно находился при дворе с начала 1900-х годов, так как в Шаджара-йи хорезмшахи именно с этого [128] времени появляются собственные стихи Баяни (главным образом тарихи, а также касыды, газели и пр.), посвященные различным событиям придворной жизни. Говоря о событиях 1326-1327/1908-1909 гг., Баяни, между прочим, сообщает, что Сейид Мухаммед-Рахим-хан II два раза в неделю собирал у себя ученых: Юсуф-хаджи-ахунда, Исмаил-ходжу-ахунда, Худай-Берген-ахунда, алима Мулла Мухаммед-Расуля ¹⁴ и Баяни, — и они читали вслух различные книги (***) ¹⁵ . Иногда к хану приходили только двое — Баяни и Мулла Мухаммед-Расуль. По-видимому, Баяни считался одним из самых просвещенных людей в Хиве в это время.

По словам Баяни, 22 джумади I 1329 г. (21. V. 1911 г.) Талиб-ходжа, сын Эвез-Берды-ишана, передал ему приказ Исфендияр-хана о том, чтобы он приступил к составлению истории его династии. Полученное им задание Баяни излагает следующим образом: «[Хан приказал:] Занеси на страницы истории кратко и сжато все события и обстоятельства жизни наших великих и благородных предков вплоть до наших Дней, воздерживаясь от метафор и аллегорий, обыкновенным слогом, свободным от стилистических ухищрений, с тем чтобы простые тюрки, как только услышат [эту историю], понимали [ее] без сомнений» ¹⁶.

Дальнейший рассказ Баяни поясняет эту фразу. Как пишет Баяни, в свое время Эльтузер-хан приказал Мунис-мирабу написать историю хивинских ханов, и тот написал сочинение под названием Фирдаус ал-икбал, в котором употреблял различные искусные обороты, метафоры и аллегории с таким изяществом и красноречием, что читающего охватывало изумление ¹⁷. Баяни сообщает, из каких частей состояло сочинение Муниса, и выражает сожаление, что Мухаммед-Рахим-хан поручил Мунису переводить Раузат ас-сафа Мирхонда и тем самым не дал ему закончить свой собственный труд. Агехи продолжил труд Муниса; он писал в таком же стиле, употребляя аллегории и метафоры, так что вследствие утонченности его языка простой народ не мог его понять ¹⁸. Агехи умер через год после похода «губернатора Кауфмана» (***) в Хорезм (т. е. в 1874 г.), и к моменту, когда Баяни начал писать свой труд, события около сорока двух лет оставались [129] незаписанными ¹⁹. Далее Баяни снова подчеркивает, что он, в соответствии с высочайшим приказом, обязался изложить содержание этих сочинений (*** — т. е., очевидно, сочинений Муниса и Агехи) в одном томе (***), так чтобы оно было понятно простому народу ²⁰.

Таким образом, Баяни получил задание пересказать хроники Муниса и Агехи более простым слогом и продолжить их, доведя до правления Исфендияр-хана включительно. Следует заметить, что это была уже не первая попытка «популяризации» трудов Муниса и Агехи в Хивинском ханстве. Оба придворных хрониста писали весьма вычурным слогом, в духе традиций поздней иранской и среднеазиатской историографии, и их произведения, по-видимому, были понятны лишь узкому кругу образованных людей, к которым не всегда принадлежали и представители господствующего класса — особенно во второй половине XIX в., когда Хивинское ханство вступило в полосу политического и экономического упадка. Только этим и можно объяснить то, что уже Сейид Мухаммед-хан (1856-1865) — в то время, когда Агехи был еще жив и оставался придворным историографом, — приказал другому лицу написать историю Хивинского ханства.

Рукопись сочинения, написанного по приказу Сейид Мухаммед-хана, хранится в настоящее время в Ленинградском отделении Института народов Азии АН СССР под Шифром С 573 (590 ое). Автор этого сочинения (носящего название Тарих-и Сейид Мухаммед-хани) — Иш-Мурад-ахунд, сын Мулла Адина-Мухаммеда алави; 27-го раби I 1278 г. (2.Х.1861 г.) он был назначен мударрисом медресе Кутлуг-Мурад-инака в Хиве, и вскоре после этого Сейид Мухаммед-хан приказал ему написать историю царствующей династии ²¹. Эта история (до вступления на престол Сейид Мухаммед-хана) была им написана в течение одного года; копия, хранящаяся в Ленинграде, как явствует из колофона, была переписана в 1279/1862-63 г. ²².

В Ленинградском отделении Института народов Азии имеется также рукопись, которая является продолжением Тарих-и Сейид Мухаммед-хани и охватывает историю правления Сейид Мухаммед-хана, Она значится под шифром С 574 (590 oе) и описана К. Г. Залеманом под названием Тарихче-йи Myхаммед-Якуб-ходжа. Этого названия, однако, нет в самом тексте рукописи; оно написано перед началом рукописи на л. 1а и дано ошибочно — видимо, владельцем или лицом, знакомившимся с рукописью ²³. В тексте (лл. 2б-3а) говорится лишь о том, что данное сочинение является продолжением другого сочинения того же автора, посвященного предкам Сейид Мухаммед-хана, и пишется по [130] поручению хана, переданному через дивана Мухаммед-Якуб-ходжу (***). Автор здесь не назван. Неизвестны также дата окончания труда и дата переписки, так как конец рукописи утерян — последний лист (1126) обрывается на середине фразы. На лл. 93б-94а говорится о смерти Сейид Мухаммед-хана и вступлении на престол Сейид Мухаммед-Рахим-хана II в то время, когда писалось это сочинение; на л. 95а сообщается, что новый хан поручил автору продолжать и закончить его труд. Отсюда следует, что окончание труда относится не ранее чем к 1281/1865 г. Трудно сказать, охватывал ли он также правление Сейид Мухаммед-Рахим-хана II; характер текста на последних сохранившихся листах позволяет предположить, что изложение на этом заканчивается и, следовательно, что утеряны всего лишь одна или несколько заключительных страниц.

Очевидно, оба сочинения принадлежат одному и тому же автору — названному выше Иш-Мурад-ахунду. О первом сочинении (С 573) в каталожной карточке К. Г Залемана говорится, что это компиляция из трудов Муниса и Агехи («compiliert aus den werken des *** und ***). Беглое сопоставление с соответствующими трудами Муниса и Агехи, произведенное А. М. Мугиновым и мною, вполне подтвердило этот вывод и позволило отнести его также ко второму сочинению (С 574). Труд Иш-Мурад-ахунда является, по-видимому, сильно сокращенным и упрощенным пересказом Муниса и Агехи, хотя в самом тексте нет ссылок на источники. В нем ничего не говорится и о причинах составления такого пересказа. Тем не менее вряд ли можно сомневаться, что эти причины были теми же, которые 45 лет спустя побудили Исфендияр-хана поручить аналогичную работу Баяни.

Должно быть, с сочинения Иш-Мурад-ахунда совсем не было сделано копий, кроме той, которая в 1873 г. попала в руки A. Л. Куна, или было сделано всего несколько, и они были утеряны; иначе Баяни не было бы никакой необходимости проделать заново всю работу, которая однажды уже была осуществлена.

Сочинение Баяни Шаджара-йи хорезмигахи ²⁴ было написано в течение трех лет: 1329/1911-1332 1914 ²⁵. Оно состоит из введения (лл. 1б-5б), которое не имеет особого заглавия (хотя сам автор в конце книги называет его дибаче ²⁶), и шестнадцати глав ²⁷. Первые три главы посвящены родословной (начиная от Адама) династии Арабшахидов, правившей в Хиве до Кунгратов. В четвертой главе приводится родословная Кунгратов, а с пятой главы излагается история этой династии, причем каждому правителю — первым двум инакам, начиная с Мухаммед-Эмина, и последующим ханам — посвящена особая глава.

Об источниках, использованных Баяни в различных частях его труда, он сам в заключении говорит следующее: [131]

*** (л. 509б) *** (л. 509а) *** .

«Его величество хан [Исфендияр] приказал мне составить эту «Родословную хорезмшахов» Отбросив все непонятные выражения в относящихся к этому рукописях, я ясным слогом свел их воедино и расположил по порядку в шестнадцати главах. Агехи — да будет над ним милость [Аллаха] — записал события [времен] Мухаммед-Эмин-хана, — [ныне] обитающего в раю, — Абдулла-хана, — [ныне] живущего в райском саду, — и покойного Кутлы-Мурад-хана, однако эти сочинения не были найдены. Мне пришлось разыскать стариков, которые служили этим [ханам], и, расспросив их и тщательно проверив [их слова], я [сам] написал историю упомянутых трех ханов. Агехи — да будет над ним милость [Аллаха] — записал также события [первых] семи лет [правления ныне] обитающего в раю Мухаммед-Рахим-хана II; это [сочинение] также не было найдено. Мне поневоле пришлось расспрашивать у сведущих людей о [событиях правления] этого государя от его вступления на престол и до кончины, и я написал [его историю] в соответствии с тем, что я нашел и узнал».

Эти слова Баяни (в сочетании с приведенными ранее его же словами из предисловия к Шаджара-йи хорезмшахи) не оставляют сомнений в том, что вся история Хивинского ханства была им пересказана по хроникам Муниса и Агехи, и лишь для истории четырех ханов (не считая Исфендияра), т. е. для периода с 1846 по 1856 г. и с 1865 г. и далее, Баяни был вынужден, за неимением рукописей сочинений Агехи ²⁸, пользоваться другими источниками.

Здесь нет нужды подробно рассматривать ту часть труда Баяни, которая представляет собой пересказ Муниса и Агехи. Она занимает большую часть рукописи (лл. 56-327б, 378а-428б). Пересказ Баяни в целом весьма добросовестный. Баяни не только в точности сохраняет порядок изложения Муниса и Агехи, но и их лексику и даже отдельные обороты, выбрасывая лишь наиболее высокопарные выражения, излишние эпитеты, большинство стихов и т. п. Вот типичный пример такого сокращения:

Агехи, Гульшен-и девлет,
рук Ин-та народов Азии
В 1891, лл. 816 — 82а: ***
Баяни, л. 392б: *** [132]

He следует думать, однако, что Баяни сокращал только всевозможные стилистические украшения, сохраняя полностью весь фактический материал Агехи. Этот материал он также заимствовал не полностью, не упоминая о таких событиях, которые ему представлялись второстепенными. В результате в изложении Баяни воспроизведена лишь политическая история Хивинского ханства, а сведения социально-экономического характера (которых было сравнительно мало и в оригинале — у Муниса и Агехи) почти целиком отсутствуют ²⁹.

Вместе с тем Баяни не пытался дополнять и уточнять Муниса и Агехи по каким-либо другим источникам. К последним он вынужден был обратиться, по его собственным словам, лишь «поневоле» (***), когда соответствующих частей хроники Агехи не оказалось в наличии. Характерно, что Баяни, написав историю правления Мухаммед-Эмин- хана, Абдулла-хана и Кутлы-Мурад-хана по сведениям, собранным им самим, историю Сейид Мухаммед-хана вновь излагает в точности по хронике Агехи, так как соответствующая ее часть (Гульшен-и девлет) была в его распоряжении. Между тем вряд ли можно сомневаться, что Баяни мог располагать (и располагал) собственными источниками информации и по этому, более позднему периоду хивинской истории. Но критическое сопоставление сочинений Муниса и Агехи с другими источниками не входило в задание, полученное Баяни, и он ни в малейшей степени не ставил перед собой столь серьезных целей ³⁰. [133]

Все это позволяет заключить, что значительная часть сочинения Баяни, представляющая собой простой пересказ Муниса и Агехи, не имеет никакого самостоятельного значения и не является источником по истории Хивинского ханства. Быть может, эта часть Шаджара-йи хорезмшахи окажется в какой-то степени полезной лишь как подсобный материал при составлении критического текста хроник Муниса и Агехи.

Совершенно иначе должны быть оценены главы, написанные Баяни самостоятельно. Судя по приведенным выше словам Баяни в заключении, источниками для этих глав послужили в первую очередь рассказы «стариков» и «сведущих людей», принимавших непосредственное участие в описываемых событиях. Лишь в восьми случаях Баяни называет имена своих информаторов. Главным из них был, по-видимому, Джума-Нияз-диван, на которого Баяни ссылается шесть раз (лл. 347б, 348а, 357а, 370б-371а, 372б, 374а). Этот Джума-Нияз был чиновником (диваном) в Хиве, по-видимому, при диванбеги ³¹; он собирал налоги и выполнял другие поручения своих начальников ³². Один раз Баяни ссылается на некоего Хасан-баджбана ³³ и один раз — на Сейид-Нияза Токлука ³⁴. Последние два имени мне не удалось обнаружить в других источниках.

К сожалению, в большинстве случаев почти невозможно выделить определенные части текста, написанные со слов каждого из этих лиц. Бесспорно, Баяни использовал также рассказы других очевидцев, которых он не называет ³⁵. Трудно сказать, имелись ли в его распоряжении какие-либо письменные источники хивинского происхождения — документы или записи современников. Скорее можно прийти к [134] отрицательному выводу, исходя из имеющихся в Шаджара-йи хорезмшахи неточностей в части хронологии событий (о чем будет сказано далее). Единственный письменный источник, который Баяни упоминает и цитирует. — это Насих ат-таварих (Мирза Мухаммед-Таги-хана). Из этого источника Баяни целиком заимствовал (с некоторыми сокращениями) описание похода на Серахс в 1855 г. Мухаммед-Эмин-хана, его сражения с персами и текинцами и гибели ³⁶. Это описание вводится словами ..... *** («В Насих ат-таварих написано, что...») и заканчивается *** («закончились его слова») ³⁷. С какой целью

Баяни привел версию персидского автора — неясно; во всяком случае, следом за этим он дает собственное изложение тех же событий, значительно более подробное ³⁸ , а своего отношения к цитируемому им отрывку Насих ат-таварих никак не высказывает.

Не все главы, которые Баяни написал самостоятельно, равноценны по объему и характеру содержащегося в них материала. Первая из них (11-я), посвященная правлению Мухаммед-Эмин-хана (1846-1855), значительно меньше по объему, нежели соответствующая часть хроники Агехи (Джами' ал-ваки'ат-и султани) ³⁹; Баяни здесь излагает почти исключительно события политической истории; он описывает преимущественно походы хана в Южную Туркмению ⁴⁰, причем гораздо менее подробно, чем это сделано Агехи. Изложение построено, как и у Агехи, по годам правления хана, однако хронология Баяни в этой главе, видимо, не всегда точна. Так, в разделе о втором годе правления Мухаммед-Эмина (1263/1847 г.) он сообщает о набеге на Теджен хивинских войск под командованием Мир Ахмед-хана джемшида; на самом деле, как показывает хроника Агехи ⁴¹, этот набег состоялся годом раньше (и на Мерв, а не на Теджен). Первый поход самого Мухаммед-Эмин-хана на Мерв Баяни — явно ошибочно — датирует не 1263/1847, а 1265/1849 годом ⁴².

В остальном даты, которые приводит Баяни в этой главе, совпадают с датами у Агехи, однако их значительно меньше, чем у последнего. Баяни приводит три тариха Агехи ⁴³, заимствованные, очевидно, из его дивана, а также один тарих, составленный Мир Ахмед-ханом джемшидом ⁴⁴.

Несмотря на то, что эта глава Шаджара-йи хорезмшахи намного меньше по объему, чем соответствующее сочинение Агехи, и не содержит многих фактов, упомянутых в последнем, она представляет все же большой интерес, прежде всего потому, что дает параллельную и независимую от Агехи версию истории правления Мухаммед-Эмина. Но особенно важны приводимые Баяни эпизоды и детали (они будут рассмотрены ниже), которых нет у Агехи; в некоторых случаях они позволяют по-новому представить отдельные важные события этого периода хивинской истории. [135]

Наибольшее значение имеют 12-я глава Шаджара-йи хорезмшахи (о правлении Абдулла-хана) ⁴⁵ и 13-я (о правлении Кутлы-Мурад-хана) ⁴⁶. В этих главах Баяни дает много новых фактов, отсутствующих у Агехи, и в ряде случаев его рассказу можно, по-видимому, отдать предпочтение перед рассказом Агехи, который о многих немаловажных деталях умалчивает — скорее всего, не без умысла. Однако в отношении хронологии и в этих главах сказывается характер источников, использованных Баяни: он приводит всего несколько дат, так что время и продолжительность отдельных событий остаются неясными и могут быть установлены только в тех случаях, когда они упоминаются и у Агехи.

По характеру изложения все эти три главы (11-13) Шаджара-йи хорезмшахи заметно отличаются от тех глав, которые представляют собой простой пересказ Муниса и Агехи. Правда, Баяни, естественно, стоит на тех же классовых позициях, что и его предшественники; он почти всегда одобряет действия ханов и осуждает их врагов, которых называет «смутьянами» и «мятежниками». Однако тон повествования Баяни более сдержанный и объективный, в нем значительно меньше панегиризма по отношению к ханам, правление которых он описывает ⁴⁷ Баяни довольно подробно сообщает о раздорах в правящей верхушке Хивинского ханства после смерти Мухаммед-Эмин-хана, о чем Агехи почти умалчивает. В его описании действий Абдулла-хана и Кутлы-Мурад-хана нередко сквозит неодобрение и осуждение. По-видимому, это объясняется тем, что Баяни были ближе интересы той ветви ханской династии, к которой принадлежали Сейид Мухаммед-хан, Сейид Мухаммед-Рахим-хаи II и Исфендияр-хан и представители которой считали «узурпаторами» Абдулла-хана и Кутлы-Мурад-хана, занявших престол с помощью Мухаммед-Якуб-мехтера в обход «законных» наследников. Агехи в отличие от Баяни придерживался, видимо, более «легитимистских» взглядов и не считал возможным в своей хронике осуждать кого бы то ни было из правивших ханов или же сообщать факты, не способствовавшие их прославлению. Только этим можно объяснить его молчание о таких эпизодах, о которых он. как очевидец и участник, был осведомлен несомненно лучше, чем Баяни.

15-я глава Шаджара-йи хорезмшахи, посвященная правлению Сейид Мухаммед-Рахим-хана II ⁴⁸, серьезно уступает по своему значению главам 11-13. По объему фактического материала она в несколько раз меньше, чем соответствующая хроника (шахид-и икбал) Агехи ⁴⁹. К тому же события изложены в ней более фрагментарно, малозначительные эпизоды освещены довольно подробно, в то время как о более важных сказано очень мало. События до 1288/1872 г. излагаются (в отличие от главы о Мухаммед-Эмине) не по годам правления, и в этой части главы имеются всего три даты: 1282 (1865) г. — дата вступления [136] на престол Сейид Мухаммед-Рахим-хана II (лл. 430а, 434а), 1284 (1867-68) г. — дата смерти Мухаммед-Юсуфа-кушбеги (л. 437а) и 1285 (1868-69) г. (л. 442а).

Самостоятельный интерес представляет только тот раздел 15-й главы, в котором описывается поход русских войск на Хиву в 1873 г. ⁵⁰. Как известно, Агехи прервал свою хронику, доведя ее лишь до начала 1873 г.; повествование Баяни о хивинском походе любопытно не столько сообщаемыми им фактами — они достаточно хорошо известны по русским источникам (впрочем, у Баяни, как увидим далее, есть некоторые небезынтересные штрихи и детали), — сколько тем, что это единственное описание похода, сделанное хивинцем причем в общем в довольно объективном духе.

Новый материал (хотя и в небольшом объеме) встречается в следующих разделах, посвященных событиям в ханстве в 1873-1880 гг. ⁵¹. По-видимому, о них Баяни частично писал уже по собственным воспоминаниям. Однако все последующее повествование, которое написано Баяни, очевидно, целиком по личным впечатлениям (вплоть до времени окончания Шаджара-йи хорезмшахи, т. е. 1914 г.), не представляет почти никакого интереса. Здесь Баяни почти ничего не сообщает о внутренней жизни ханства — даже о событиях политической истории, если не считать беглых упоминаний о волнениях среди туркмен. Последние 20 с лишним листов Шаджара-йи хорезмшахи заполнены главным образом сообщениями о смерти, назначении и смещении различных сановников, строительстве мечетей и медресе, о поездках Исфендияра в Петербург, стихами самого Баяни (преимущественно хронограммами), написанными большей частью в связи с различными событиями придворной жизни, и т. п. Несколько меняется и тон повествования: появляется больше панегирических нот, что, впрочем, вполне естественно для придворного по отношению к царствующему хану и его отцу ⁵².

* * *

Анализ содержания Шаджара-йи хорезмшахи позволяет прийти к выводу, что значение этого труда для изучения истории Хивинского ханства весьма ограниченно. Он может послужить источником дополнительных сведений (по сравнению с хроникой Агехи) лишь для небольшого периода — с 1846 по 1856 г. и, в значительно меньшей степени, после 1865 г.

Рассматривая более детально те дополнительные факты, которые мы находим у Баяни по сравнению с ранее известными источниками, нетрудно убедиться, что они представляют интерес прежде всего с точки зрения истории туркмен. Это и не удивительно. Баяни, как уже говорилось выше, излагает почти исключительно политическую историю [137] Хивинского ханства, а взаимоотношения с туркменами в это время играли чрезвычайно большую роль в политической жизни страны. Все правление Мухаммед-Эмин-хана прошло под знаком ежегодных походов против туркмен Мерва и Теджена, а правление Абдулла-хана и Кутлы-Мурад-хана было заполнено безуспешной борьбой с восставшими хорезмскими туркменами. Наконец, на первые годы правления Сейид Мухаммед-Рахим-хана II пришлась последняя вспышка туркменского восстания в ханстве. Естественно, что именно эти события и оказались в первую очередь отраженными в труде Баяни. В общем объеме «самостоятельных» глав Баяни вопросы взаимоотношений с туркменами занимают больше места, нежели в соответствующих хрониках Агёхи, и можно предположить, что Баяни особо интересовался такими вопросами или был лучше информирован в этой части. События, связанные с туркменами, излагаются Баяни подробнее всех остальных, причем эти рассказы, как видно, всегда (или почти всегда) заимствованы «из первых рук». Благодаря этому даже в тех случаях, когда дополнительный материал по истории туркмен, который дает Баяни по сравнению с Агехи, невелик по объему, он представляет значительную ценность.

Переходя к характеристике нового фактического материала по истории туркмен, который может быть извлечен из Шаджара-йи хорезмшахи, нужно отметить прежде всего два места, в которых Баяни, против своего обыкновения, сообщает чрезвычайно интересные сведения социально-экономического порядка — об оросительных работах в бассейне Дарьялыка и о поселении туркменских племен в этом районе ⁵³. Пересказ содержания обоих этих мест был приведен в книге Я. Г. Гулямова ⁵⁴, почему здесь и не имеет смысла останавливаться на этом подробно. Однако, так как в пересказе Я. Г. Гулямова были некоторые неточности, я приведу текст второго из этих отрывков ⁵⁵.

Излагая события 3-го года правления Мухаммед-Эмин-хана (1264/1848 г.), Баяни сообщает, что весной после начала «большого казу» на канале Палван-арна хан в сопровождении всех сановников (следует большой список) отправился в Ханабад (л. 3326). Далее Баяни говорит (л. 333а):

*** [138] ***

Этот отрывок интересен с нескольких точек зрения. Во-первых, это единственное известное мне упоминание термина атлык (или атлык ер) — «атлычная земля» — в хивинских нарративных источниках. Во-вторых, только здесь мы находим сведения о районах расселения отдельных туркменских племен в западной части ханства. В-третьих, слова Баяни дают некоторое представление и о численности этих племен ⁵⁶.

В главе о правлении Мухаммед-Эмин-хана значительный интерес представляет также описание походов Мухаммед-Эмина на Мерв. Говоря о начале первого похода (который он, как упоминалось выше, ошибочно относит к 1265/1849 г.), Баяни (лл. 334а-334б) сообщает, что при выступлении войска из Хивы знаменосцы (***) вынесли пять знамен: 1) знамя Палван-ата (***), 2) знамя Эльтузер-хана; 3) знамя Мухаммед-Рахим-хана; 4) знамя Алла-Кули-хана; 5) знамя Рахим-Кули-хана. Хивинским войском командовали 25 военачальников — серкерде, каждый из которых имел свое знамя (***) Из этих 25 отрядов Баяни перечисляет 15: 1) 600 нукеров кунгратов; 2) 2000 каракалпакских нукеров; 3) 2000 йомутов — серкерде Рахматулла-ясаулбаши ⁵⁷; 4) 700 имрели — серкерде Ходжаш-мехрем ⁵⁸ 5) 1000 гокленов — серкерде Худаяр-бий ⁵⁹; 6) 1000 чоудоров — серкерде Мухаммед-Мурад-бай Калмак ⁶⁰; 7) 600 сакаров — серкерде Эр-Нияз-мехрем; 8) 700 кара-чока — серкерде Махмуд-ясаулбаши ⁶¹; 9) 700 тазе-кунгратов ⁶² — серкерде Девлет-Яр-бек, сын Аллаш-бия; 10) 650 человек из племен агар, иве (***) ⁶³, али-или и тивечи — серкерде Аллаяр-бек, сын Аллаш-бия; 11) 450 нукеров ата — серкерде Алла-Кули-бек джемшид; 12) 2000 джемшидов во главе с Мир Ахмед-ханом; 13) 300 мангытов; 14) 300 кипчаков; 15) 400 карадашлы — серкерде Шах-Мурад-инак.

Таким образом, общая численность туркменских отрядов в хивинском войске во время первого похода Мухаммед-Эмин-хана на Мерв, [139] по данным Баяни, достигала 8200 человек. Это была если и не большая часть хивинского войска (общей численности которого Баяни не сообщает), то во всяком случае весьма значительная часть. Из 25 отрядов, имевших особых серкерде, 10 отрядов были туркменскими. То обстоятельство, что Баяни перечисляет все туркменские отряды и лишь три узбекских, несомненно говорит о значении туркмен в хивинском войске. Трудно сказать, насколько верны цифры, приводимые Баяни. Их «округленность» дает основание предположить, что Баяни и в данном случае опирался на рассказы «сведущих людей», а не на документальные источники. Правда, некоторые из этих цифр подтверждаются данными конца XIX в. ⁶⁴. Если считать, что в среднем цифры Баяни близки к истине, и сопоставить их с количеством туркменских нукеров в 20-х годах XIX в., которое дают документы архива хивинских ханов ⁶⁵, то получится следующая картина:

Отсюда можно заключить, что роль туркменских нукеров в хивинском войске, постепенно увеличиваясь, к середине XIX в. стала особенно большой.

Любопытные подробности сообщает Баяни о борьбе Мухаммед-Эмин-хана с мервскими сарыками. По его словам, во время очередного похода хивинцев на Мерв в 1267/1851 г. (шестой год правления Мухаммед-Эмина) сарык Хак-Назар откочевал из Мерва и явился на Теджен к хивинскому хакиму Бекешу-халифе ⁶⁶. Хак-Назар посоветовал хивинцам «взять Мерв изнутри» (***). «В Мерве есть Максуд-хан, — сказал Хак-Назар, — если вы приберете его к рукам, то он сдаст Мерв» (***) ⁶⁷. Мухаммед-Эмин-хан обласкал. Хак-Назара и приказал Бекешу-халифе отправить его в Хиву, что и было исполнено. Затем Мухаммед-Эмин, посоветовавшись с сановниками, приказал своему мунши написать письмо Максуд-хану; письмо было послано с одним из пленных сарыков (содержание его Баяни не сообщает). Получив письмо, Максуд-хан ответил, что в этот раз он советует Мухаммед-Эмину уйти из-под Мерва в Хиву, а к следующему году он надеется сдать Мерв (*** ), если же это не удастся — перейти к хивинцам со своими «подданными» ⁶⁸. [140]

Когда Мухаммед-Эмин-хан вернулся из этого похода в Хиву, к нему явился сарык Хак-Назар. «Его величество хан, — пишет Баяни, — оказав ему милость, дал ему ярлык на 200 танапов земли в Ханабаде и приказал Мухаммед-Эмину-юзбаши отвести ему эту землю, построив на ней усадьбу (хаули). Хак-Назар, обрадованный, поселился там» ⁶⁹.

После того как хивинское войско ушло из-под Мерва, Максуд-хан созвал население Мерва и призвал всех сарыков подчиниться хивинскому хану, говоря, что иначе они будут окончательно разорены ежегодными набегами хивинцев. Однако все собравшиеся молчали. Тогда против Максуд-хана выступил Абдуррахман-халифе, и предложение подчиниться Хиве было отклонено. Не найдя поддержки у других родов сарыков, Максуд-хан весной 1268/1852 г. с 2000 семей «своих подданных» (***l) откочевал из Мерва в Кара-яб. Когда Мухаммед-Эмин-хан вновь осадил Мерв, Максуд-хан пришел к нему из Кара-яба. «Его величество хан, обласкав Максуд-хана, дал ему и его нукерам коней, почетную одежду и [денежные] подарки» ⁷⁰. После безрезультатной осады Мерва хивинцы решили оставить в Кара-ябе Махмуда-ясаулбаши и джемшида Мир Ахмед-хана с войском.

Излагая события 9-го года правления Мухаммед-Эмин-хана (1270/1853-54 г.), Баяни сообщает, что весной этого года Мир Ахмед-хан джемшид занял Мерв. Это произошло после того, как умер Абдуррахман-халифе и мервские сарыки остались «без главы» (***); тогда все старшины (кедхуда), собравшись на маслахат, решили подчиниться Хиве ⁷¹.

Сопоставляя рассказы об осаде Мерва у Агехи и Баяни, нетрудно убедиться, что последний сообщает ряд новых и, по-видимому, достоверных деталей. Агехи ни словом не упоминает о Хак-Назаре и Максуд-хане, как и о смерти Абдуррахмана-халифе. В тот год, к которому Баяни относит переход Максуд-хана на сторону хивинцев (1268/1852), согласно Агехи, перешел к хивинцам со своим родом Тенгри-Берды-бек, предводитель рода алаша, предварительно начавший переговоры с Мухаммед-Эмин-ханом через посредство своего младшего брата ⁷².

Интересно, что в рукописной истории сарыков (составлена в 1319/1901-02 г.), найденной А. Н. Самойловичем в Иолотани ⁷³, также говорится о Тенгри-Берды-беке как главе перебежчиков и не упоминаются Максуд-хан и Хак-Назар ⁷⁴. В целом версия, которую сообщает это сочинение, — не считая весьма неясной хронологии, — близка к версии Агехи. Однако и версия Баяни прямо или косвенно подтверждается [141] некоторыми другими материалами. Имя сарыка Хак-Назара несколько раз встречается в документах архива хивинских ханов. В частности, в документе, датированном 1278/1861-62 г., отмечается выдача Хак-Назару 100 танапов земли в районе Уйгура (или из земель уйгуров) ⁷⁵. По-видимому, получив землю от хивинского хана в 1851 г., он остался жить в Хивинском ханстве ⁷⁶. Имя Максуд-хана упоминается в стихотворении текинского поэта 60-х годов XIX в. Даван-шаира, опубликованном А. Н. Самойловичем. Даван-шаир говорил, обращаясь к сарыкам:

«Тому, у кого в хивинской стране есть земля,
на которой выстроен дом,
Максуд-хану скажи, чтобы он откочевал в Хорезм» ⁷⁷.

Из этих слов можно заключить, что и Максуд-хан, подобно Хак-Назару, получил землю и усадьбу в Хиве — очевидно, после откочевки из Мерва к Кара-ябу, — однако сам в Хиве не жил, во всяком случае в 60-х годах XIX в., когда Даван-шаир написал приведенные здесь стихи.

По сведениям А. Н. Самойловича, Максуд-хан принадлежал к роду кулджа отдела херзеки ⁷⁸. По словам автора упомянутой выше истории сарыков, отдел херзеки, как и род алаша, возглавляемый Тенгри-Берды-беком, перешел на сторону хивинцев к Кара-ябу ⁷⁹. Таким образом, версии Агехи и Баяни не противоречат друг другу; просто эти авторы называют предводителей двух разных родов в качестве главы сарыков, откочевавших из Мерва. На самом деле, очевидно, в этой партии были и тот и другой ⁸⁰. Сведения Баяни о смерти Абдуррахмана-халифе также подтверждаются автором истории сарыков, который сообщает, что занятие Мерва Мухаммед-Эмином произошло вскоре после смерти халифе, когда вследствие начавшейся чумы и ухода каджарского войска все сарыки перешли к «Мир Мету» (т. е. Мир Ахмед-хану джемшиду) в Кара-яб ⁸¹.

Особенный интерес представляют изложение у Баяни событий последнего похода Мухаммед-Эмин-хана в 1855 г. в Мерв и Серахс и описание сражения под Серахсом, закончившегося поражением хивинцев и гибелью хана. Баяни говорит об этом походе значительно подробней, чем все другие известные до сих пор источники, в том числе и Агехи. Особенное внимание он уделяет роли туркмен в этих событиях. Еще в разделе о втором годе правления Мухаммед-Эмина (1263/1847) Баяни говорит о казни йомутского предводителя Аман-Нияз-сердара, отказавшегося подчиниться Мир Ахмед-хану джемшиду во время похода на Теджен и самовольно вернувшегося в Хиву с отрядом йомутов в 500 человек ⁸². С тех пор, как замечает Баяни, говоря о серахском походе Мухаммед-Эмина, отношения между йомутами и хивинским [142] ханом испортились и последний стал выдвигать джемшидов в противовес йомутам ⁸³.

Первое столкновение между йомутскими предводителями и Мухаммед-Эмином в 1855 г. произошло в Мерве, когда хивинский хан по совету джемшида Мир Ахмед-хана решил идти на Серахс против Коушут-хана. Все хивинские вельможи во главе с Якуб-мехтером, а также старшины йомутов — Берды-бек салах, Баба-бахши, Ходжа-Нияз-векиль, Ата-Мурад-бек ушак, Ораз-Мухаммед-хан коджук — просили хана отказаться от этого похода. Но хан разгневался и сказал: «Я иду на Серахс, а если кто просит позволения остаться — пусть остается». Эмиры ответили, что они подчиняются высочайшему приказу ⁸⁴.

Однако вслед за этим возник новый конфликт с йомутами, о котором Баяни говорит следующее:

***

«Его величество хан приказал Кара-Оглану ⁸⁶: «Отправляйся в Ахал, возьми тысячу всадников и пятьсот пехотинцев и приходи на помощь», йомутские старшины снова обратились [к хану, говоря]: „Чтобы идти на Серахс, достаточно этого войска. Получать помощь от текинцев — нехорошо, потому что текинцы — наши враги. Если же эти текинцы придут на помощь, то мы во время битвы не будем знать, кто друг, а кто враг; и еще возможно, что эти текинцы изменят нам, став на сторону своих сородичей текинцев» [Однако] его величество хан и на эти слова не обратил внимания».

Вслед за тем Кара-Оглан отправился в Ахал, а Мухаммед-Эмин-хан на следующий день выступил в Серахс. Так как в дальнейшем ничего не говорится об участии в сражении Кара-Оглана и ахальских текинцев, можно полагать, что они так и не пришли на помощь к хивинцам. Зато мервские сарыки, по словам Баяни, прислали Мухаммед- Эмину 3000 пеших стрелков (***) ⁸⁷.

В начале сражения под Серахсом Мухаммед-Эмин-хан поставил в авангарде хивинского войска джемшидов, несмотря на то, что со [143] времен Эльтузер-хана это было привилегией йомутов ⁸⁸. йомуты обратились к хану с просьбой поставить их впереди джемшидов, но тот отказался. Когда Мир Ахмед-хан, возглавлявший джемшидский авангард, был разбит и его младший брат Суфи-хан пришел к Мухаммед-Эмину, прося подкреплений, последний приказал йомутам идти на помощь; однако йомутские старшины сказали: «Мы еще более негодные нукеры, сражаться не умеем» (***). Хан дважды посылал к йомутам Абдулла-мехрема, угрожая, что непослушание кончится для них плохо; наконец йомутские старшины устроили маслахат и решили идти в бой. Йомуты разбили кызылбашей и текинцев и преследовали их до самой крепости (Серахса). И все же Мухаммед-Эмин-хан после этого роздал джемшидам больше почетных халатов (***) и подарков (***), чем йомутам, так что йомуты были весьма опечалены (***) ⁸⁹ .

На второй день сражения хан устроил сенгир с северной стороны Серахса и, послав все войско осаждать крепость, расположился на холме Канлы-тепе и смотрел оттуда в подзорную трубу (***). С ханом было 14 сановников, кази, два мехрема и гератский посол ⁹⁰. Далее Баяни говорит: ***

«Текинские же старшины, заискивая перед йомутами, которые были обижены его величеством ханом, сказали им: «О братья йомуты, мы надеемся на вас, что вы не допустите унижения наших жен и окажете покровительство нашим детям!» йомуты, согласившись [на это], без [всякой] причины обратились в бегство и ушли от хана в сенгир. Вслед за ними одни за другими бежали имрели и остальное войско» ⁹². [144]

С Мухаммед-Эмин-ханом на Канлы-тепе осталось не более 1000 человек; на них напали около 3000 пеших текинцев. Тогда йомуты пришли на помощь хану, атаковали текинцев и открыли Мухаммед-Эмину дорогу в сенгир. Однако он не захотел бежать в сенгир и послал туда Абдулазиза-торе, чтобы тот вызвал мехтера. Все же, после того как был убит пулей гератский посол, хан сел на коня и направился в сенгир; но тут и его настигла пуля, он упал с коня, и подоспевшие текинцы убили его ⁹³.

Этим рассказом заканчивается 11-я глава Шаджара-йи Хорезм-шахи. Следующая глава начинается с довольно подробного изложения обстоятельств вступления на престол Абдулла-хана ⁹⁴. После гибели Мухаммед-Эмин-хана, по словам Баяни, Якуб-мехтер и Мир Ахмед-хан джемшид, посовещавшись, прямо на поле боя объявили ханом Абдулла-бека ⁹⁵, надели ему на голову шапку с султаном (***) и на плечи красный чекмен (***) ⁹⁶, приказали играть на карнаях и зурнах и, посадив нового хана на коня, подвели его к воротам сенгира. Все находившиеся здесь хивинские торе и беки были поражены, увидев, что ханом стал Абдулла-бек, однако возразить никто не решился ⁹⁷. Далее Баяни сообщает историю заговора против Абдулла-хана, устроенного Сейид Махмудом-торе, Бек-Ниязом-диванбеги, Мухаммед-Керимом-кушбеги, Рахметуллой-ясаулбаши и Тенгри-Кули-торе в то время, когда хан с войском возвращался в Хиву, и о казни Бек-Нияза-диванбеги по дороге в Хиву ⁹⁹, а затем о казни Тенгри-Кули-торе в соответствии с фетвой хивинского духовенства

Основное содержание 12-й и 13-й глав, как уже говорилось выше, составляет описание борьбы хивинских ханов против восставших туркмен (а также каракалпаков) в 1855-1856 гг. Изложить здесь весь новый фактический материал, который в этой части дает нам Баяни, не представляется возможным. Целесообразно остановиться лишь на нескольких интересных эпизодах, которые в хронике Агехи совсем не освещены, или освещены иначе и менее подробно. [145]

В начале 13-й главы, сообщая о положении в ханстве после вступления на престол Кутлы-Мурад-хана ¹⁰⁰, Баяни говорит следующее: *** ¹⁰¹

«Иомуты, увеличивая [свои] злодейства, сделали своим ханом йи-гита по имени Ата-Мурад, из окузов, из тире кутлы-бай, и стали убивать и грабить окрестное население. Мехди-Кули-бек джемшид увел свой народ к Куба-тагу, а сам с некоторым числом всадников явился в Хиву. Чоудоры откочевали и отправились к Чаш-тепе ¹⁰². Имрели, собравшись к северу от Хилали (Ильялы), построили [там] крепость. Али-или, построив крепость, поселились в Кызыл-такыре...»

Далее Баяни сообщает о действиях Ата-Мурад-хана, с помощью старшин племени ата, против хивинской крепости Ханабад и об отказе сакаров подчиняться Ата-Мураду ¹⁰³.

В рассказе Баяни особенно интересны сведения о вожде туркменского восстания — Ата-Мурад-хане; Агехи сообщает о нем очень скупо. Только у Баяни, в частности, мы находим точные данные о том, что Ата-Мурад принадлежал к роду окуз. Русские авторы, писавшие об Ата-Мурад-хане, не сообщали о его родовой принадлежности; лишь Вельяминов-Зернов упомянул, что Ата-Мурад принадлежал к «колену ашрефи» ¹⁰⁴, какового среди йомутских подразделений на самом деле не существует.

Чрезвычайно интересна история борьбы йомутов во главе с Ата-Мурад-ханом с текинцами и сакарами, укрепившимися в Уазе (Васе) и поддерживавшими хивинцев ¹⁰⁵. Данные, которые имеются об этом у Баяни ¹⁰⁶, мы не находим ни в каких других источниках.

Существенные новые подробности сообщает Баяни и о восстании каракалпаков, начавшемся в ноябре 1856 г. под предводительством Ер-Назар-бия. Соответствующий раздел сочинения Баяни озаглавлен: *** «[О том, как] Зарлык-торе стал ханом в Чимбае и, взяв Нукус и сделав его своей столицей, преисполнился высокомерием и гордостью» ¹⁰⁷. Баяни рассказывает, в частности, о том, что Зарлык-хан, приглашенный [146] Чимбай каракалпаками, восставшими под руководством Ер-Назара Алагбза (***), внука Айдост-бия, схватил хивинского баджбана, собиравшего зекат с каракалпаков, отобрал у него собранные деньги, а его самого приказал повесить на воротах Чимбая; Зарлык-хан приказал также повесить хытая Фазил-бека, который пытался противодействовать восставшим ¹⁰⁸. Далее Баяни сообщает, что на службу к Зарлык-хану пришел отряд мятежных чоудоров и отовсюду к нему собирались «воры и разбойники» ¹⁰⁹.

Вскоре Зарлык-хан, собрав войско, отправился против Куня-Ургенча и осадил этот город, гарнизоном которого командовал Юсуф-бай ¹¹⁰. Об этой осаде Баяни пишет следующее:

*** ¹¹¹

«Спустя некоторое время жители Куня-Ургенча оказались в тяжелом положении и решили подчиниться Зарлык-хану, выдав ему Юсуф-бая. [Услышав] об этом, йомут Баба-бахши передал с одним человеком куня-ургенчским старшинам, чтобы они подождали: если они сдадут крепость, то Зарлык-хан разграбит Куня[-Ургенч], потому что его войско [состоит] из чоудоров и йомутов; если же они простоят [у города] некоторое время, между ними в конце концов обязательно возникнут раздоры из-за имущества (***), они не смогут больше оставаться и уйдут. Куня[-ургенчские] старшины признали эти слова разумными и стали выжидать. Через некоторое время, как и говорил бахши, туркмены стали грабить скот (***) [кара]калпаков, которые выходили [из лагеря?] собирать корм; между ними вспыхнула ссора, войско Зарлык-хана распалось, и Зарлык-хан поневоле вернулся в Нукус».

Как показывает этот эпизод, один из виднейших туркменских предводителей — Баба-бахши ¹¹² — в момент подъема туркменского восстания в ханстве занимал весьма двусмысленную позицию, поддерживая связь с хивинцами в Куня-Ургенче и советуя им не сдаваться осаждавшим город каракалпакам и туркменам.

Одно из наиболее интересных мест в сочинении Баяни — это рассказ о пребывании среди восставших туркмен хивинского посольства [147] во главе с Мулла Ибрахимом-диванбеги ¹¹³ в декабре 1855 г. Об этой посольстве Агехи говорит всего в нескольких фразах ¹¹⁴. Рассказ Баяни, напротив, отличается большим числом интересных деталей; по-видимому, это объясняется тем, что сведения о посольстве Баяни получил от своего главного информатора, Джума-Нияз-дивана, который в та время состоял в свите диванбеги.

По словам Баяни, Кутлы-Мурад-хан приказал Мулла Ибрахиму-диванбеги, который незадолго перед тем вернулся с посольством из Бухары, присоединиться с отрядом в 1000 человек к беглербеги, находившемуся в Ташаузе ¹¹⁵, и вместе с ним следовать в Ильялы. Там они должны были собрать туркменских ишанов, а Кутлы-Мурад-хан должен был прислать туда ишанов из Хивы, и всем вместе им надлежало отправиться в качестве послов к туркменам — прежде всего к имрели Эвез-Мухаммед-векилю, а затем (взяв последнего с собой) и ко всем остальным туркменским предводителям ¹¹⁶.

Исполняя этот приказ, Мулла Ибрахим-диванбеги и беглербеги-совсем хивинским войском двинулись в Ильялы и устроили лагерь (***) к востоку от этого города. Туда они вызвали, послав специального гонца, туркменских ишанов ¹¹⁷. Одновременно из Хивы прибыли Убайдулла-ишан, Омар-ишан, Мухаммед-Керим-ишан с Узбек-яба, Мухаммед-Керим-ишан из Зере (***) и Джума-Нияз-ишан из Юмри (***) ¹¹⁸. Затем посольство отправилось в путь. Рассказ Баяни об этом посольстве я привожу здесь полностью.

*** ¹¹⁹ *** (л. 370б) *** (sic) *** (л. 371а) *** [148] *** (л. 372а) *** [149]

«(Л. 370б). Беглербеги ласково принял их (ишанов). Мулла Ибрахим, взяв с собой Джума-Нияз-дивана, [а также] ишаны, суфи ¹²⁰ и [их] конюхи — всего 25 всадников — отправились к крепости имрели ¹²¹. Когда они приблизились к крепости, из крепости внезапно вылетело около пятисот всадников, каждого человека [из посольства] окружило по 10-15 человек, (л. 371а) и некоторые уже замахнулись саблями [на послов]. [Однако] другие, запретив им (расправиться с послами], сказали: «Это послы, а послов нельзя убивать». Ишаны были спасены от избиения, и их привели в крепость. Джума-Нияз-диван рассказывает: Когда нас повели в их крепость, каждому [из нас] указали место и усадили с почетом и уважением. Эвез-Мухаммед-векиль явился к их услугам. Мулла Ибрахим сказал: «Его величество хан говорит: Эвез-Мухаммед-векиль с давних пор был нашим уважаемым другом; не подобает ему творить зло по отношению к нам. Как только дойдет [до него этот] наш приказ, пусть он, пребывая в надежде на нашу благосклонность и великодушие, отправится впереди этого диванбеги и ишанов и, встречаясь по очереди со всеми туркменами, призывает их к миру, [разъясняя,] что все они — наши старые слуги и старинные нукеры и что мы простили их проступки, а они также должны отказаться от своих дурных дел».

Векиль оказывал им гостеприимство в течение трех дней, а потом сказал: „[Теперь] возвращайтесь к войску. Сейчас зима, а у нас нет ни шубы, ни продовольствия, — как же нам ехать вместе с вами? Сообщите об этой нашей просьбе его величеству хану и через четыре дня приходите. Мы же к тому времени, как вы вернетесь, посоветуемся что делать».

После этого они (т. е. послы) вернулись к войску и, (л. 371б) встретившись с беглербеги, рассказали ему обо всем происшедшем. Беглербеги приказал послать письмо [об этом] в Хиву. И когда через три дня пришел ответ на письмо от его величества хана: „Пусть отправляются и дадут им деньги на продовольствие и шубу», [послы] на четвертый день отправились и вручили [векилю] деньги на продовольствие и шубу. После этого к ним присоединился один лишь Эвез-Мухаммед-векиль, и они направились в Кызыл-такыр в сторону али-или ¹²². Когда они прибыли к али-или, глава али-или Аба-юзбаши ¹²³ отвел им место и вечером хорошо угостил. Аба-юзбаши тайно от векиля со слезами говорил им: «Что нам говорить? Мы все — подданные его величества хана, [но] сейчас, между йомутами и имрели, мы в стесненном положении». На следующий день они сели на коней и отправились к сенгиру Шир-ата ¹²⁴ на канале Шах-Мурад ¹²⁵. Те (т. е. атинцы) говорили [150] то же самое, что али-или, и сказали: «Мы его (хана) подданные». На следующий день они сели на коней и отправились к оба орус-кошчи Ходжа-Нияз-векиля к северу от Ханабада. Ходжа-Нияз-векиль, встретив их с почетом и уважением и проявив гостеприимство, сказал: «Наш хан — Кутлы-Мурад-хан, мы — его старые подданные». Он послал человека к своему сыну Ата-векилю и к другим своим родичам, требуя, чтобы они подчинились. [Но] они все сказали: «Мы не помиримся и не хотим встречаться с ишанами. Если наш отец ¹²⁶ собирается мириться, пусть сам откочевывает и отправляется в Хиву». Ходжа-Нияз-векиль, продержав их (т. е. послов) двенадцать дней (л. 372а) , обращался к йомутам с увещаниями, [но те] ни с чем не согласились. После этого они (послы) сели на коней и отправились [дальше]; Ходжа-Нияз-векиль послал с ними одного человека. Они направились в Чаш-тепе и остановились на стоянке (кош) Ходжа-Мухаммеда чоудора ¹²⁷; [там] они пробыли один вечер. На следующий день Ходжа-Мухаммед сказал: „Как будут действовать йомуты, так и мы». Потом они сели на коней [и отправились в путь]. Чоудоры, напав на них, хотели их всех ограбить и забрать их имущество. Ходжа-Мухаммед, помешав им, сказал: «Послов нельзя убивать! Если вы ограбите нескольких ишанов и заберете их имущество, вы от этого не разбогатеете». Он с трудом их утихомирил. Подле этого они (послы) вернулись и опять пришли к Ходжа-Нияз-векилю. Ходжа-Нияз-векиль вновь стал увещевать свое племя (иль), [но] они [с ним] не согласились. Ходжа-Нияз-векиль объявил: «Если вы не согласны, то я [сам] подчиняюсь хану; все, кто на моей стороне, пусть следуют за мной!» Из его сородичей пришли четыре человека. Ходжа-Нияз-векиль вместе с ними — всего пятеро всадников — присоединился к послам и вернулся к стоянке (кош) Шир-ата. Затем они прибыли в Кызыл-такыр к али-или. Потом они пришли к имрели на стоянку (кош) Эвез-Мухаммед-векиля. Векиль сказал: «Мы тоже не будем мириться». Выйдя оттуда, они прибыли в Ильялы и, увидев беглербеги, рассказали ему о том, что произошло».

Далее Баяни сообщает о прибытии послов вместе с Ходжа-Нияз-векилем в Хиву и о происшедших вслед за тем событиях. Этот рассказ также представляет большой интерес и заслуживает того, чтобы. быть приведенным полностью ¹²⁸.

*** (л. 372б) *** [151] *** (л. 373а) *** ¹²⁹.

«(Л. 372б). Кутлы-Мурад-хан, оказав гостеприимство Ходжа-Нияз-векилю, наградил его полной почетной одеждой ¹³⁰ и двумястами тилля. Каждому из четырех его спутников также выдали почетную одежду и по десять тилля. Ходжа-Нияз-векиль написал письмо йомутским старшинам и приложил [к нему] свою печать, сообщая: «Его величество хан вашу вину простил. Помиритесь [с ханом], приходите, и вы будете осчастливлены великодушием и милостью [ханской]». Полученные им почетную одежду и деньги векиль переслал своей семье. Спустя неделю после этого Мааден-сердар из орус-кошчи пришел с 25 всадниками. Мехтер послал им конук ¹³¹ по 12 теньга на коня ¹³², сердару — 12 тилля и один чекмен, а двадцати пяти [его спутникам] — 25 тегилеев (***) ¹³³. После этого от каждого из четырех подразделений (***) орус-кошчи стали приходить по 20 и по 30 всадников, надевали почетную одежду, получали конук и уходили. Джума- Нияз-диван говорит: «Я сам сидел около Голубого минарета перед медресе Мухаммед-Эмин-хана и выдавал конук йомутам» ¹³⁴. Салахи, окузы, ушаки и коджуки — эти четыре (л. 373а) рода йомутов стали совещаться ¹³⁵: мол, орус-кошчи, получив деньги от хана, стали богатыми; что же нам оставаться [дома]? Потом они стали приходить отрядами по 150 и по 200 всадников. Каждый из них посылал вперед пять всадников в качестве гонцов, [которые объявляли], что из такого-то рода такой-то сердар с таким-то числом всадников помирился и прибывает приветствовать хана. Этим пяти всадникам давали по пять тегилеев (***), сердарам давали почетную одежду и [денежные] подарки (***) и всем их [людям] давали конук. Некоторые из них получали конук и не уходили, говоря: „Пока все мюхирдары не придут, мы останемся (здесь]». За двадцать дней 7000 тилля ушло на конук, и город (Хива) был полон йомутов». [152]

Вслед за этим в сочинении Баяни следует рассказ о прибытии в Хиву Мухаммед-Нияз-бия с туркменами, об убийстве Кутлы-Мурад-хана и избиении туркмен в Хиве ¹³⁶. И здесь Баяни сообщает ряд подробностей, отсутствующих у Агехи. Так, он указывает, что Мухаммед-Нияз-бий находился в плену у салаха по имени Туйли-батыр ¹³⁷-Когда Мухаммед-Нияз-бий узнал о том, что Кутлы-Мурад-инак стал ханом, а Рахим-Берды-бек — инак-бием (т. е. наследником хана), он пришел в ярость и предложил Туйли-батыру идти с ним в Хиву, убить хана и возвести на престол его самого (Мухаммед-Нияз-бия), в награду за что он разрешит Туйли-батыру разграбить Хиву ¹³⁸. Таким образом, инициатором этого заговора Баяни считает Мухаммед-Нияз-бия, тогда как Агехи утверждает, будто Мухаммед-Нияз-бий «согласился с мятежниками» (туркменами) лишь после длительных уговоров ¹³⁹.

Далее Баяни говорит, что брат Мухаммед-Нияз-бия Сейид-Назар-бек обратился к хану с просьбой, чтобы тот написал Баба-бахши об освобождении из плена Мухаммед-Нияз-бия ¹⁴⁰; мехтер послал Баба-бахши соответствующее письмо. Получив письмо, бахши созвал пять мюхирдаров (***) ¹⁴¹ и устроил маслахат. Мюхирдары послали человека к Туйли-батыру, взяли Мухаммед-Нияз-бия и повезли его в Хиву. Вместе с ними отправились пять сердаров и Туйли-батыр со своими людьми (***). Ата-Мурад-хан уговаривал старшин на этот раз не идти в Хиву, но те его не послушали ¹⁴². Среди йомутов распространился слух, что йомуты помирились с ханом, возвращают Мухаммед-Нияз-бия, а хан всем, кто к нему приходит, дает конук и награды (***). После этого йомуты все до единого отправились в Хиву; в их селениях остались только женщины и дети ¹⁴³.

С Мухаммед-Нияз-бием пришло в Хиву, по словам Баяни, более 5000 йомутов. Они расположились в домах жителей Хивы, по два-три человека в каждом доме, намереваясь впоследствии ограбить своих хозяев. Вместе с йомутами было много и других туркмен (***) ¹⁴⁴ . Когда Мухаммед-Нияз-бий в день убийства Кутлы-Мурад-хана вошел в ханскую приемную (гдрюнюш-хане), с ним вместе вошло много людей из родового подразделения Туйли-батыра (***) ¹⁴⁵ .

После убийства Кутлы-Мурад-хана Якуб-мехтер, призвавший [153] горожан истреблять йомутов, объявил, что за голову убитого йомута будут давать 10 тилля, за кожу (***) — 20 тилля, а раб, убивший йомута, станет свободным ¹⁴⁶. В последовавшей за этим резне было убито всего, по словам Баяни, 1280 йомутов ¹⁴⁷. Эта цифра, несомненно, более правдоподобна, нежели та, которую сообщает Агехи (около 5000 убитых и около 1000 пленных) ¹⁴⁸.

Этим заканчивается 13-я глава Шаджара-йи хорезмшахи. Как уже говорилось выше, 14-я глава — правление Сейид Мухаммед-хана — является пересказом соответствующей части хроники Агехи. В 15-й главе, посвященной правлению Сейид Мухаммед-Рахим-хана II, сведений, представляющих самостоятельный интерес, — в том числе сведений о туркменах, — значительно меньше. Заслуживают быть отмеченными рассказы Баяни о двух набегах восставших йомутов на Хиву в 1867 г. ¹⁴⁹. Первый из этих набегов, как видно из хроники Агехи, имел место в последних числах апреля 1867 г. Сражение с йомутами описано подробно как у Агехи, так и у Баяни, однако последний сообщает значительно более подробные сведения о составе войск той и другой стороны, в частности о туркменских отрядах, входивших в хивинское войско, и о предводителях йомутов в этом набеге; он сообщает также о некоторых любопытных эпизодах сражения, характеризующих отношения между хивинскими властями и туркменскими предводителями. В набеге участвовало, по словам Агехи, около 1000 конных йомутов, а по словам Баяни — 2000 конных ¹⁵⁰. Потери йомутов Агехи определяет в размере более 200 убитых; число пленных он не указывает ¹⁵¹. Баяни дает, по-видимому, более точные цифры: 114 пленных и 175 убитых; все пленники, по его словам, были казнены в хивинском арке ¹⁵².

О следующем набеге ¹⁵³ Агехи говорит как о незначительном событии. По его словам, он окончился «небольшой стычкой», в которой «враги» потеряли 2-3 человек, а хивинцы — одного лишь йомута Херзе-векиля. Рассказ Баяни гораздо более подробен. Он сообщает» что в набеге участвовало 1000 джигитов во главе с Отуз-бахши, Джан-Мухаммедом Чаканом (***) и Клыч-Огры. Набег был неудачным, так как хивинцы успели заранее послать гарнизоны во все крепости. Однако, когда хивинцы напали на йомутов в то время, когда те возвращались, сражение окончилось победой йомутов. Из хивинского войска погибло много людей (***), в том числе кунграт Султан-Мурад-бек, Херзе-векиль ¹⁵⁴, Сейид-Мухаммед, сын [154] Ходжаш-мехрема, и чоудор Батыр-юзбаши; хивинское войско потерпело позорное поражение (***). Хан, узнав об этом, был чрезвычайно расстроен ¹⁵⁵. Как видим, Баяни в этом случае, как и в ряде других, оказывается объективнее Агехи.

Описание военных действий между восставшими туркменами и хивинцами летом 1867 г. у Баяни значительно более сжато, чем у Агехи, и не дает ничего существенно нового.

Агехи не упоминает о каких-либо волнениях туркмен после заключения мира в августе 1867 г., вплоть до 1873 г. Однако Баяни сообщает, что спустя некоторое время (точных дат он не указывает) «йомутские мятежники» опять устроили набег на узбекские районы со стороны низовьев Зея, после чего хан приказал закрыть доступ воды йомутам. Пять йомутских мюхирдаров явились в Хиву с повинной, и вода была пущена ¹⁵⁶. Вскоре после этого, по словам Баяни, в связи с убийством узбеками нескольких йомутов около Газавата, йомуты опять возмутились и, собравшись у Муз-Кумгана, стали грабить окрестности. Бои между ними и хивинским войском, в которое входили также чоудоры, гоклены, карадашлы и ата, продолжались три месяца, после чего йомуты запросили мира. В дальнейшем уже йомуты вели себя спокойно (***) ¹⁵⁷.

В разделе о походе русских войск в Хиву в 1873 г. ¹⁵⁸ наибольший интерес представляют, пожалуй, также сведения о поведении туркмен во время этой кампании. Они вполне подтверждают мнение русских участников похода и иностранных наблюдателей о том, что более или менее серьезное сопротивление русским войскам пытались оказать только туркмены.

Войско Мухаммед-Мурада-диванбеги, действовавшее против туркестанского отряда во главе с Кауфманом, состояло из чоудоров, гокленов и узбеков; войско Эльтузер-инака, посланное против оренбургского отряда ген. Веревкина, состояло из йомутов, имрели и узбеков ¹⁵⁹. Когда отряд Веревкина двинулся к Мангыту, узбекское войско, по словам Баяни, разбежалось, инак-бек и кушбеги вернулись в Хиву, а йомуты и чоудоры объединились и выступили против русского войска (***). Внезапно напав на русских, они убили несколько человек. Чоудоры, захватив добычу — лошадей, верблюдов и оружие, — ушли в Мангыт; йомуты сделали то же самое. Оставив добычу в Мангыте, они вновь напали на русских, но, не выдержав артиллерийского и ружейного огня, бежали ¹⁶⁰. Далее Баяни еще несколько раз сообщает о нападении туркмен на русские войска. К тому времени, когда русские подходили к Хиве, в составе хивинских войск оставались только отряды туркмен — йомутов, гокленов, чоудоров, имрели, карадашлы, ата и али-или ¹⁶¹.

Бежавший из Хивы Сейид Мухаммед-Рахим-хан, как сообщает Баяни, нашел убежище около Измухшира в оба ак-салаха [155] Сары-сердара, сына Менгли-Али-сердара ¹⁶². Тот же Сары-сердар посоветовал хану вернуться в Хиву после того, как хан получил письмо от Кауфмана ¹⁶³.

В целом объективно, не во враждебном по отношению к туркменам духе (чего можно было бы ожидать от придворного хивинского историка) описана у Баяни карательная экспедиция генерала Головачева. Баяни, между прочим, указывает, что на стороне йомутов сражались имрели во главе с Джинли-векилем (***) ¹⁶⁴.

В дальнейшем изложении Баяни отмечает, кроме событий придворной жизни и постройки мечетей и медресе, почти исключительно те факты из истории Хивинского ханства, которые связаны с туркменами, — это очень лаконичные эпизодические упоминания о восстаниях и возмущениях хивинских туркмен и об их подавлении. Упомянуты, в частности: нападения туркмен на казахов и жителей Аму-Дарьинского отдела и Бухарского ханства в 1291/1874-75, 1294/1877 и 1297/1880 гг., повлекшие за собой выплату денежной компенсации русским властям, которая была взыскана с туркмен хивинским ханом ¹⁶⁵; возмущение чоудоров во главе с Хал-Мухаммед-ишаном в 1299/1881-82 г. ¹⁶⁶; волнения йомутов во главе с Уста Сафар-Али в 1320/1902-03 г. ¹⁶⁷.

Любопытен рассказ о нападении йомутов на возвращавшихся на родину освобожденных персидских рабов в 1292/1875 г. ¹⁶⁸. По словам Баяни, персов было свыше 5000 человек, причем они везли много имущества, награбленного ими в Хиве после освобождения. Йомут Эвез-Гельды-хан взялся быть их сердаром и провести их в Иран, а сам тайно известил йомутов о том, что он ведет персов, у которых много всякого добра и денег. Йомуты в количестве более 12 тыс. человек напали на персов, остановившихся в безводной местности около Еген-Клыч-бента (на Дарьялыке); все персы были перебиты, а йомуты захватили огромную добычу ¹⁶⁹.

В целом все же сведения о туркменах после 1873 г. в сочинении Баяни весьма отрывочны и не представляют большой ценности, в особенности по сравнению с тем материалом, который имеется в предыдущих разделах Шаджара-йи хорезмшахи. [156]

* * *

Подводя итоги нашему обзору, можно следующим образом характеризовать значение сочинения Баяни как исторического источника.

1. При написании своего труда Баяни, в соответствии с полученным им от хана Исфендияра заданием, ставил перед собой весьма ограниченные цели: во-первых, изложить хроники Муниса и Агехи более простым языком, сделав их доступными для понимания широкого круга читателей (*** — «простых тюрок»); во-вторых, дополнить этот пересказ изложением событий с 1873 г. (т. е. с того момента, до которого довел свою хронику Агехи) до 1911 г. Лишь вследствие того, что три части хроники Агехи не были им найдены, Баяни вынужден был описывать события соответствующих лет по рассказам очевидцев.

2. Сочинение Баяни в целом написано в традиционном для позднефеодальной среднеазиатской историографии духе, как с точки зрения отбора материала, так и метода его изложения. Знакомство Баяни с русской литературой и прессой (о чем упоминает А. Н. Самойлович) в этом отношении совершенно не отразилось на Шаджара-йи Хорезмшахи. Некоторый «либерализм» Баяни по сравнению с Агехи сказывается в несколько менее панегирическом тоне и местами в более объективном характере изложения — в главах, которые Баяни написал самостоятельно. Однако классовые позиции Баяни, бесспорно, те же, что и у Агехи, что объясняется его социальным положением как представителя хивинской знати и одного из высших чинов ханской администрации.

3. Значительная часть труда Баяни (¾ по объему), представляющая сильно сокращенный пересказ хроник Муниса и Агехи, не имеет какого-либо самостоятельного значения. Отбирая материал для изложения, Баяни зачастую наряду с различными стилистическими украшениями опускал и многие ценные детали, важные для изучения социально-экономической истории ханства. Естественно, что эта часть ни в какой степени не может заменить для историка трудов Муниса и Агехи. Нужно признать совершенно ошибочным приведенное выше мнение Я. Г Гулямова, будто при изучении истории Хивинского ханства можно «смело ограничиваться» сочинением Баяни, не обращаясь к хроникам Муниса и Агехи. Общепризнанной и давно установленной истиной в востоковедении является то, что не следует пользоваться поздними компилятивными сочинениями восточных авторов (или пользоваться ими в ограниченной степени), если нам известны и доступны их источники; тем более это относится к простым пересказам.

В свете всего сказанного выше представляется также абсолютно необоснованным мнение М. Ю. Юлдашева, будто сочинение Баяни «во много раз ценнее» трудов Муниса и Агехи и должно стать отныне основным нарративным источником по истории «народов Средней Азии (!) XIX века».

4. Ценность Шаджара-йи хорезмшахи как исторического источника, таким образом, является весьма ограниченной. Интерес для Историка представляют только главы, написанные Баяни самостоятельно, главным образом главы 11-13 и, в меньшей степени, 15-я и 16-я, Эти главы дают нередко дополнительный, ранее неизвестный материал по истории Хивинского ханства преимущественно в 1846-1856 гг. Все же основным источником даже для этого периода по Хивинскому ханству [157] в целом по-прежнему остается хроника Агехи. Из нового материала, который нам дает Баяни, наибольший интерес представляют сведения по истории туркмен — главным образом хорезмских, но отчасти и южных. Баяни сообщает немало фактов, характеризующих взаимоотношения Хивинского ханства с туркменскими племенами Южной Туркмении и Хорезма, расселение туркмен в Хивинском ханстве, их положение в ханстве, общественный строй туркмен, межплеменные отношения и т. п. Первостепенное значение имеют сведения Баяни о туркменском восстании в Хивинском ханстве, особенно о его первом этапе (1855-1856 гг.); в этой части труд Баяни имеет, пожалуй, не меньшее значение, чем хроника Агехи.

Таким образом, для истории туркмен в XIX в., особенно хорезмских, сочинение Баяни должно быть признано важным источником, ценность которого определяется как содержащимися в нем фактами, так и недостатком материала, имеющегося во всех остальных известных в настоящее время источниках