О ПРОИСШЕСТВИЯХ, СЛУЧИВШИХСЯ ПРИ ОСНОВАНИИ РУССКОГО СЕЛЕНИЯ НА БЕРЕГУ АСТРАБАТСКОГО ЗАЛИВА В 1781 ГОДУ.

В манифесте Ее Величества Императрицы Екатерины II, изданном в Марте 1796 года, при вступлении войск наших в Персидские пределы, сказано между прочим, что властитель Персии Ага-Магомет-Хан, будучи владетелем Астрабата, дерзнул, вопреки народного права и доброй веры, причинить флота нашего капитану Графу Войновичу разные обиды и оскорбления.

Некоторые сведения о сей наглости помянутого Хана находятся в предуведомлении к книжке «Исторический Журнал бывшей в 1781 и 1782 годах на Каспийском море эскадры», в сочинении покойного Габлица, напечатанном в Москве 1809 года; но мы сообщаем теперь [10] публике, с пояснениями нашими, более подробное и более откровенное известие о том же самом происшествии другого очевидца.

————

Выписка из журнала флота капитан-лейтенанта Радинга, составленная в июне 1787 года.

В 1778 году, по данному адмиралтейской Коллегии именному Ее Императорского величества указу, начато в Казанском адмиралтействе строение трех военных фрегатов, каждый о 20 пушках шести фунтового калибра, одного бомбардирского корабля о двух трех-пудовых гаубицах и 12-ти шести-фунтовых пушках, да четырех транспортных ботов о 8-ми и 10-ти трех-фунтовых пушках; а для чего именно те суда построить, и имеющую составиться из оных эскадру с отменною поспешностию вооружить повелено было, вообще никому не было известно.

В 1779 году, когда из помянутых судов два фрегата и два транспортные бота строением окончены, тогда приняты были оные нарочно присланными для того из Санктпетербурга капитан-лейтенантами Баскаковым и Келениным, которые и снабжены были командою отборных людей; и по спуске тех судов, [11] при способной полой воде, посредством рек Казанки и Волги, препровождены в Астрахань, где их, уже надлежащим образом вооружив, к походу приготовили.

В 1780 году, по построении последнего фрегата, бомбардирского корабля и остальных транспортных судов, прибыли в Казань для принятия их отправленные из Санктпетербурга, с надлежащею командою, лейтенанты Денисов и Бардаков, с коими и я (Радинг) находился, и ими те суда также доставлены в Астрахань, где их к походу не медля изготовили.

Таким образом составившаяся из тех судов эскадра, а именно: из трех военных фрегатов, одного бомбардирского корабля, и четырех транспортных ботов, в том же 1780 году появилась на Астраханском рейде к походу готовою. Крайняя поспешность, с каковою строение сих судов и всеконечное оной морской силы к походу приготовление производимо было, а более всего выбор наилучших к тому людей и таинственный обряд, который в течение всех относящихся к тому дел наитщательнейшим образом наблюдаем был, подал повод ко многоразличным о намерениях оной экспедиции толкам. Знатнейшие из чинов военных, а наипаче его Превосходительство Александр Васильевич Суворов, [12] заключая, по обстоятельствам приготовления, нарочитую в предприятиях Правительства важность, ожидал себе наверное доверенности главного в той экспедиции начальства 1. В сем году не воспоследовало однако ничего решительного; а в последующем 1781 году (11 Июня) приехал из Санктпетербурга флота капитан 2-го ранга Граф Войнович, и к не малому удивлению всех — не только с повелением принять ту эскадру в начальство свое со стороны знания его в морской службе, но и с особенным полномочием во всех требованиях его, и с полною доверенностию главного тою экспедициею управления, которое обнаружилось только в том, чтобы отправиться ему с оною эскадрою к Персидским берегам. Для чего же сие именно, о том предписано было в дайной ему собственно от Ее Императорского Величества инструкуии, о содержании которой никому кроме его, Графа Войновича, знать было не позволено 2.

В том же году, капитан Граф Войнович, снабдив эскадру всем тем, что только, по мнению его, к известному ему делу нужным быть казалось, и посадив также на суда 50 человек солдат Астраханского пехотного полка, 29 Июня снялся с якоря и поплыл к устью Волги, а 8 Июля пустился в открытое [13] море 3. На другой день плавания нашего, находились мы, по исчислению своему, на параллели с городом Дербентом. Вытерпевшая нами противу оного места жестокая буря подтвердила справедливость того заключения, что причиною почитай всегдашних на месте том погод есть гористое положение Дербентской бухты. Чрез трое суток, подошед к острову, по названию Жилому, легли мы по южную сторону оного на якорь. Сей остров казался нам чрезвычайно каменистым; но когда из любопытства подъехали мы к нему на шлюпке ближе, то увидели, что казавшееся нам каменьями, было несчетное множество тюленей, кои по приближении нашем все побросались в воду; впрочем нашли мы остров сей песчаным и вовсе пустым. На другой день, снявшись с якоря, взяли ход поперег моря, к восточному его берегу. Чрез трех-суточное плавание увидели мы впереди берег. Подошед ближе, узнали, что то был остров Огурчинский. Название сие получил он от прежних времен, по причине весьма обильного на нем посева огурцов; ибо Персияне почитали землю его к тому за способнейшую 4. Мы же нашли его совершенно пустым: кроме терновника, солончака и ракушек ничего на нем не видно было; пресную же воду местами, и то сокрытую в недре [14] земли доставать было можно. Чрез двое суток, по сделании острову сему описания, и около его промеру глубины, направили мы путь свой к Астрабату. Сей-то самый Астрабад, как последствием доказано, был главный и окончательный предмет плавания нашего; ибо положение находящейся пред ним бухты, на карте, обещало нам гавань, весьма способную и выгодную, в чем действительно и не ошиблись. Издали открывается Астрабат горами столь чрезвычайной вышины, что на иных лежит вечный снег. Вход в залив, или, так сказать, самородную гавань, легко мог нам казаться сопряженным, ежели не с опасностию, то по меньшей мере с затруднениями; почему и отправлены были гребные суда для подробного описания и промера. По учинении сего, пошли мы благополучно в залив, и легли на якорь, где на карте показано 5. Место сие от самого города Астрабата, отстояло на 60 верст; пространство залива столь велико, что несколько сот кораблей могут весьма способно в нем расположиться, а положение таково, что находящиеся в заливе суда могут почитать себя защищенными наибезопаснейшим образом.

В 15 верстах от входа, залив сей с южной стороны окружен, во все пространство берега, неразрывным хребтом высочайшей [15] горы; от подошвы же того хребта и до воды — вся земля ровная, представляющая то густые леса, то обширные луга, цветами и зеленью тучною покрытые. Воздух там чист; вода во многих местах течет с гор в чрезвычайном изобилии, самая холодная и легкая; словом, место сие, да и почитай вся Астрабатская провинция, по причине множества естественных украшений и выгод, почитается приятнейшим и благополучнейшим из многих, в подобном смысле выхваляемых земель 6.

Хан Астрабатский, по имени Ага-Могамет, находился тогда на войне под городом Казбином да и все прочие, подобные ему частные владельцы, в сие время, так как и всегда, со времен Персидского Шаха Надыра, находятся в беспрестанной междоусобной войне, домогался каждый овладеть всею Персиею и сделаться Шахом 7.

По прошествии некоторого времени, употребленного на обстоятельнейшее осмотрение места, и на узнание хотя некоторых, для начала необходимо нужных обстоятельств Правительства тамошнего, отправил начальник наш Граф Войнович к сему Астрабатскому Хану, с одним полевым капитаном и переводчиком, письмо, в котором погасил его, чтобы он, во исполнение воли Всероссийской Императрицы, [16] приехал к нему для переговора о всем том, что он Граф Войнович, по повелению Ее Величества, предложить ему имеет. Хан ответствовал ему наиучтивейшим образом, что самому ему быть нельзя, да и не почитает сего за нужное; потому что он имеет также поверенных особ, коим поручить может переговор их дать им полномочие к соглашению от имени его на все то, что только к удовлетворению требований Российского Двора сделать удобно. При том сказал, что сею доверенностию снабжает он Астрабатского Губернатора 8, послав к нему повеление, чтобы он с Графом Войновичем вступил в переговор, и узнав намерения Российского Двора, во всем согласовался даже до того, что если бы Граф Войнович, по данному ему от Двора предписанию, вздумал на землях, ему, Хану, принадлежащих, где-либо завесть селение, или строить город, во всем том не токмо не препятствовать, но еще делать всевозможное, дружественное вспомоществование.

По окончании сего переговора и по утверждении от Астрабатского Губернатора обещанного Ханом его на все предприятия наши согласия, построили мы на назначенном месте пристань, а потом и несколько домов, нарочито достаточных для пристанища торгующим [17] Россиянам и для поклажи товаров их. Из сего начала надлежало уже заключить, что Графу Войновичу поручено было, отыскав на Персидских берегах способную гавань, построить там, или хотя положить основание торговому для Россиян городу. Избранное на сей конец место есть по справедливости способнейшее и выгоднейшее из всех прочих, на берегах Каспийского моря находящихся; ибо во первых: естеством укрепленная гавань, как по внутреннему, так и внешнему положению, своему, весьма удобна для всегдашнего безопасного пребывания судов, какого бы рода и в каком бы числе они ни были; во вторых: место сие есть самое ближайшее к богатейшим торговым Персидским городам и к Трухменцам и Бухарцам, да и к самым Индейцам, с которыми выгоднейшей торговли ожидать можно. Сверх того оно имеет великую выгоду здорового воздуха, которая самым опытом доказана; ибо в эскадре нашей, в течение 16 месяцев, не померло и 20-ти человек, и то в болезнях весьма обычайных и нашему народу свойственных 9.

В продолжение всего времени Персияне вообще, как знатные, так и простолюдины, были нами весьма довольны: ибо, сверх всевозможной в обращении с ними нашей ласки и [18] вежливости, получали они при всех, хотя мало пристойных случаях, каждый по состоянию своему, значительные подарки, коими Граф Войнович на сей конец изобильно снабжен был; простому же народу великое делало удовольствие и то, что все привозимое ими К нам, как живность и прочие к пище потребные вещи, покупаемо было нами в большом количестве, и вместо наших денег, кои у них не употребительны, плачено было всего приятнейшими и дорожайшими для них разного рода металлическими вещами.

Так как место сие в соседстве своем имеет Трухменцев, народ весьма к грабительству обыкший, и к удержанию себя от оного никаких правил, ни законов не признающий, да и на самом опыте видели уже мы, сколь часто и сколь легко и самые всегдашние соседы их Персияне подвержены бывают опасности, и страждут от разорительных и разбойнических набегов их; то сие самое побудило Графа Войновича, для приведения себя в безопасность от таковых незапных нападений сего открыто-злодейственного народа, укрепить построенные жилища ретраншаментом. Персияне не только не препятствовали сему, но еще и сами советовали и похваляли такую предосторожность. В том же году ретраншамент наш [19] был сделан и усажен пушками; а Граф Войнович отправил в Россию курьера с подробным донесением о своих действиях, и мы по уведомлениям узнали, что все то принято было с отменным благоволением 10.

Чрез время нашего там пребывания имели мы много случаев с знатнейшими и чиновными Персиянами весьма тесно познакомиться, наипаче присовокупляя к ласке и подарки вещей, у них весьма дорого почитаемых, как то: хороших сукон, сабель, кинжалов, перстней и прочего, и вид ев признательность их и взаимные ласки и искренность, имели по справедливости причину надежно сыпать себя живущими посреди дружественнейшего к нам народа; ибо и самая чернь их, не имея возможности иначе изъявлять нам привязанность свою, оказывала то чрез совершенное во всяких случаях усердное повиновение.

Удостоверены будучи в себе, что к неудовольствию Персиян не подали ни малейшей причины, но напротив снискивали всячески их любовь, и видя, что поведение наше действительно имело желаемый успех в самой высочайшей степени, расположились мы к ним с таковою сильною в душе своей доверенностию, что, кажется, не имели нужды оставить место хотя малейшей предосторожности, которая [20] однако, в том нашем положении, тем скорее должна бы придти на мысль Графу Войновичу; потому что примеры несчастных Бековича и Зимбулатова 11, единственно от их легковерия сбывшиеся, нам довольно были известны. Граф Войнович, единый имевший в поручении своем истинное сведение о прямом намерении сей экспедиции, и следовательно единый бывший сведущим до подробности о всех обстоятельствах, как способствовать, так и препятствовать намерению тому могущих, по справедливости должен был, да и был в самом деле почитаем нами не иначе, как такою особою, которая все свои действия располагала с основанием и по известному ей одной Высочайшему плану; а от сего-то самого, хотя впрочем весьма крайнего, однако должного толь доверенной особе подобострастия и выходило, что и то самое, что действительно и в самом существе было не иное что, как действие собственного его произвола, нам казалось поступком, который Верховною Властию был ему позволен. Прямо сказать: мы приучили себя, взирая на него, думать, что мы столько же мало имеем причины чего-либо опасаться со стороны Персов, как бы и в недре отечества нашего от своих соотчичей. Более двух месяцев, по утверждении теснейшего в [21] приязни союза, протекли во взаимных у старшин Персидских с Графом Войновичем друг к другу посещениях. Губернатор Астрабатский и сами братьи владеющего Хана не однократно угощаемы были от Графа Войновича на судах, и взаимно угощали его в домах своих.

Все сие происходило с столь уверительною искренностию, что не могло быть взято ни малейшего подозрения на какое-либо кроющееся в душах их противу нас зло.

Декабря 15 число есть день презнаменитого у них торжества, в честь отменно почитаемого ими пророка их. К сему торжеству, так как и ко многим сему предшествовавшим, просили они Графа Войновича к себе с обыкновенным усердием и вежливостию. Граф Войнович по обыкновению на то согласился. В день праздника прислали они к нему множество оседланных лошадей, прося, чтобы он сколь возможно большее число из его подкомандующих с собою взял; а место торжества, собственно для нас, назначено было к нам ближе, именно в четырех верстах 12.

Граф Войнович пригласил с собою всех начальников судов и меня [Радинга]. В 10 часов утра, взяв с собою переводчика, все вместе отправились. В продолжение пути, не [22] имев ни малейшего подозрения, не приметили мы, что в нескольких местах, вдоль дороги, засевши были целые кучи вооруженных Персиян. По прибытии нашем в местечко, к торжеству назначенное, увидали мы более 5,000 Персиян вооруженных. Необычайный крик и радостные восклицания, с каковыми весь народ вообще нас принял, подали каждому из нас некоторое подозрение; но как то уже было поздно, то и не оставалось нам делать ничего более, как со страхом ожидать последствия. Старшины притворствовали быть к нам по обыкновенному ласковыми; но на лицах их написана уже была зверская радость о получении жертв лютости своей в полную свою власть. В одно мгновение познал Граф Войнович свое заблуждение, и все, на что он ни взирал, представляло ему бедственное его легковерие и неразумие, и возвещало нам всем всеконечную гибель. Персияне все еще продолжали притворствовать и не подавали нам ясного знака злодейства своего. С час времени прошло в нелепых обрядах торжества их, кои в путешествии профессора Гмелина довольно подробно описаны. Между тем, страхом и стыдом объятые, пребывали мы в совершенном недоумении, как Граф Войнович решился удостовериться о настоящей нашей участи; чрез переводчика сказал он [23] Губернатору, чтоб он нас извинил, что на сей день, ради нужного в эскадре упражнения, долее пробыть у них не можем, и потому с благодарностию за приглашение их оставляем.

То был способ, мгновенно разрешивший притворство, и совершенно обнаруживший злодейственное их на нас намерение. С видом зверского величества ответствовал Губернатор, что Государь его повелел ему его Войновича и со всею свитою задержать под стражею.

Едва произнесены были слова сии, как вся толпа злодеев с наглою лютостию бросилась на нас, а более на Графа Войновича, и подхватив нас, бросила в грязную и мерзкую хижину, как в темницу, для нас назначенную. Отчаяние вложило-было Графу Войновичу ту мысль, чтобы каждому из нас, приехавших без всякого оружия, схватя у злодеев по сабле, стараться продраться сквозь всю толпу их: но здравый рассудок не позволял надеяться того, при столь великом числе вооруженного народа.

Думаю, что не нужно подробное описание душевного состояния нашего на тот час, а скажу только, что живое чувствование крайнего бесчестия, собственным неразумием нашим имени Россиян причиненного, терзало нас несравненно более, нежели страх настоящего мучения и самой смерти. Сие самое и доказано тем, что [24] когда чрез два часа, по заключении нашем, внесли в темницу нашу деревянную плаху с лежащим на ней топором, то каждый из нас, почитая сие за приготовление для нас смертной казни, с радостию благодарил Бога. Толико-то смерть, в противоположении ее с чувствованием вины отечественного бесславия, была для нас любезна.

Принесенная плаха и другие таковой же величины обращены были в колодки, и каждому из нас, по снятии обуви, наложены на ноги, так что тягость их не позволяла нам не только вставать, ниже двигаться, а боль от весьма тесного щемления чрез несколько часов причинила на ногах вид совершенного антонова огня. Ужасный стон, сим бесчеловечным мучением вырываемый, не приводил злодеев ни к малейшему сожалению.

Но сколько ни жалостно было состояние всех нас и болезнено от крайнего мучения, однако состояние Графа Войновича было действительно всех горестнее; ибо, сверх равного с нами в телесной муке страдания, преимущественно терзался он признанием собственно себя самого виною всему несчастному приключению, а наипаче рвался, воображая ту страшную разность, которую сделал он в участи своей чрез сие падение. [25]

На другой день получили мы, чрез пришедших к нам старшин, и то по требованию нашему, объяснение о причине такового с нами поступка; оно состояло в следующем: «Хотя Государь наш, говорили они, и согласился позволить вам на своих берегах делать всякого рода заведения; по народ, увидев построенное вами регулярное укрепление, возъимел подозрение на вас, и заключил, что вы действительно со вредным государству нашему умыслом, здесь себя утверждаете; почему счел вас опасными для себя, и просил правительство о успокоении себя с сей подозрительной для него стороны. Не могши народа в том разуверить и укротить ропот, нашелся он принужденным, чтобы сим именно способом принудить вас к совершенному разорению всего вами заведенного, чего мы теперь от вас и требуем, иначе удовлетворены не будем, как чтоб вы сей час послали в эскадру приказание, дабы действительно все то исполнено было».

Граф Войнович ответствовал им на сие, что хотя объявленная ими причина могла подвигнуть владетеля их к толь бесчеловечному поступку с подданными Всероссийской Императрицы, которая, ежелиб хоть мало попускала себя чаять от Персов столь неслыханного по [26] несправедливости поступка, то всеконечно не подпали бы и мы сему несчастному жребию; по при всем том, предоставляя все сие Монаршему Ее суждению, на сей случай, конечно бы он Войнович волю их исполнил, однако закон Российской Державы воспрещает оставшемуся в эскадре нашей старшим исполнять повеление его, хотя и начальника, по уже содержимого в плену.

По таковом отзыве неоднократно покушались Персияне разорить крепость и заведения наши силою, но не могши получить ни малейшего успеха, вторично приступили к нам с подтверждением того требования; по как всегда равный и одинаковый получали ответ, то стали угрожать, что они принудят к тому страшными мучениями.

Граф Войнович единожды навсегда уверил их, что не только угрозы, по и самое тех угроз на деле исполнение не заставит его поступить противу государственных узаконений; а предложил им, что ежели сие, требуемое ими укрепления и строений наших разорение для них необходимо нужно, и притом составляет единственный способ к освобождению нас, то отпустили бы они не его самого, а по меньшей мере кого-нибудь из старших начальников судов, и что тот уже, яко свободный и [27] прямой эскадры командир, может тогда, прибыв к месту тому, ради освобождения нашего, желаемое исполнить. Долго они колебались; однако наконец согласились освободить капитан-лейтенанта Баскакова, уверяя притом, что ежели по прибытии его к пристани, туж минуту требуемое разорение не воспоследует, то мы оставшиеся неизбежно и с жестокою мукою преданы будем смерти.

Граф Войнович дал Баскакову следующее наставление, или лучше сказать объяснение, что так как заведенное им на Персидском берегу укрепление, да и самое строение возведено им без всякого на то повеления, а единственно из надежды, что когда бы все сие утвердилось со временем с видом нарочитой прочности, то всеконечно не противно бы было намерениям Ее Величества; то он Баскаков властен, при столь достоверной делу тому неудаче, паки обратить заведения наши в ничто 13.

Баскаков, получа свободу, отправился к селению нашему, и тот же час исполнил все по данному от Графа Войновича наставлению, разорив как укрепление, так и строения наши. Персияне, будучи удостоверены в желании своем, облегчили мучение наше, сняв с нас несносные колодки, и вместо оных заковав нас [28] в железа. В чаянии же нашем получить совершенную свободу мы весьма ошиблись; ибо, хотя по видимому показываемая ими причина плену нашему и совсем уничтожена была, но мы вместо освобождения отвезены были в город Сари, от того места в 86 верстах отстоящий, куда прибыл и сам владетельный Хан Астрабатский. Нас представили к нему пред окнами жилища его, Графа же Войновича позвали к нему в покои.

Ага-Магомет-Хан уверял его, что он сам неипаче, как с крайним неудовольствием, должен был приступить к приказанию такового с нами поступка, и что сей случай вечно останется к сожалению его; ибо воля его не имела в том ни малого участия, Но соседи и собственные подданные его неотступно твердили ему, что он данным нам о поселении на берегах его позволением явно впустил в Персию постороннюю силу, которая и по самым первым видам угрожала быть опасною всему государству их. Впрочем, говорил он, мы не имеем опасаться теперь ни малейшего для себя худа, и что он напротив того охотно расположен к деланию Россиянам всевозможных услуг. Но сии и другие подобные уверения не могли быть приняты нами, обычаи их уже совершенно знавшими, как за пустые [29] приветствия, коими Персияне при свиданиях весьма щедро друг друга осыпают. Содержание наше хотя и было тогда несравненно лучшее, но к получению свободы однакож мы не предвидели ни малейшей надежды. Ежедневные того обещания меньше были для нас вероятными; ибо беспокойные поступки народа и многих знатных устрашали нас участию совсем тому противною.

Две недели провели мы таким образом между страхом и надеждою, не замечая однако же ни малейших видов к исполнению обещанного; но в течение сего времени, стараясь изыскивать все возможные средства, к освобождению нас способствовать могущие, открыли мы, что ночные собрания у Персиян, во время которых они обыкновенно упражняются в пьянстве, суть наиспособнейшие средства, и притом единственные к приобретению себе дружества вельмож их и прочих знатных чиновников.

Граф Войнович и мы все, видев ясно, что иной надежды к свободе не оставалось, как употребить хитрость, не щадили ничего, чтоб могло склонить их к допущению нас к сим дружеским беседам их, и сим-то образом, пользуясь обращением несравненно вольнейшим, склонили мы тех, кто в правительстве [30] наисильнейшими были, на свою сторону, частию многими подарками, а того более обещаниями; и на них-то уже надеждою опирался, 2 Генваря (1782) приступили мы и к самому Хану с усильною просьбою о всеконечном исполнении толикократ обещанной свободы.

Хан повелел нас освободить и отпустить в тот же самый день. Но сколь мало полезно было бы для нас сие повеление его без содействия дружбы из первейших старшин, то доказано тем самым, что Хан, сомневаясь, чтобы народ допустил приказанию его исполниться, и убоясь имеющего воспоследовать возмущения, туж минуту тайно из города отлучился. И действительно; народ, проведав о сем повелении, окружил дом наш многочисленными толпами, и угрожал нам конечною бедою; но оный старшина скрыв от народа преданность свою к нам, успокоил его, а между тем, взяв нас к себе в дом, посадил на приготовленных тайно лошадей, и дав нам проводника, отпустил нас. Можно вообразить, какова была радость наша, увидев себя свободными, равно какова была поспешность езды нашей, когда весьма справедливо должны были ожидать ежеминутного преследования. 86 верст проскакали мы сколько без памяти, столькож и без отдохновения. Возвращение наше в эскадру [31] ознаменовано было крайним восторгом взаимной радости между нами и командою, когда с обеих сторон равно отчаявались друг друга видеть. Граф Войнович претерпел потом пресильную горячку и был отчаян в жизни, однакож выздоровел. Сим образом кончен мучения исполненный плен наш 14.

Хан Астрабатский, при случае воспоследовавшего вскоре на город Сари от неприятелей нападения, показывал великое раскаяние, что не употребил нас и орудий наших к защищенно своему 15. Не меньшего же труда стоило ему успокоить и недовольный освобождением нашим народ. А как нам с эскадрою своею в Астрахань, по причине холодного времени, нельзя было еще отправиться, то Хан употреблял всевозможное старание, как бы уловить нас снова 16. Но видев неудачу, стал нам делать разные притеснения, запрещая под смертною казнию, чтоб никто из его подданных не доставлял нам никаких съестных припасов; однако прибыток, действующий над Персами весьма, более всякого страха, приводил их к нам со всеми нужными вещьми, в великом количестве, по ночам.

Враждебное Аги-Магомет-Хана к нам чувствование вскоре погасло, и он чрез несколько [32] недель, посредством новых ласк и искательств, не только что вновь с Войновичем примирился, но еще просил о совете, как бы и при Дворе нашем бесчеловечный поступок свой с нами загладить.

Граф Войнович советовал ему отправить ко Двору нашему нарочного посла, с описанием всех принудивших его к тому обстоятельств и с прошением о прощении. Сие исполнено было Ханом весьма торопко. Он избрал одного из своих, и снабдив его письмами, куда за нужное почитал, отправил его на нарочно определенном к тому от Графа Войновича транспортном судне.

В Июле месяце (8 числа) пустились мы со всею своею эскадрою из Астрабатского залива 17 к восточному берегу Каспийского моря, для исследования справедливости карты и делания примечаний. Чрез двое суток проходили мы мимо Серебряного бугра, названного так по причине особенной белизны песка и глины, из коих он состоит. Потом вошли мы в Балханский залив (11 числа), коему Граф Войнович заблагорассудил учинить новое описание аккуратным промером глубины; ибо хотя оный уже и прежде описан был, но как Каспийское море [33] имеет свойство изменять положение берегов своих, то отрывая, то вновь насыпая их, потому и карта сего залива чрез долгое время с натурою оказалась не сходною. Между многими островами, в заливе сем находящимися, один достоин особенного замечания по причине нефтяных ключей, коими он обилен. Чрез две недели, окончив описание, отправились мы к месту, называемому Красные воды; тут не нашли ничего, стоющего примечания, а местами можно находить там источники воды, токмо нарочито соленой.

Далее не рассудил Граф Войнович продолжать примечаний своих по сему берегу, не смотря что Карабугаский залив нужно бы было описать; ибо оный ни на какой карте не описан, и ни кем еще посещаем не был. Хотя сие кажется сопряжено с некоторою трудностию врассуждении множества подводных камней, при входе в оный лежащих, однако невозможностию почесть нельзя. И по сю пору [1787 г.] плавающая по Каспийскому морю эскадра к тому еще не приступила, пребывая ныне со всем праздною в Астрахани.

От Красных вод отправились мы поперег моря к западному оного берегу. В исходе Июля (26 числа) прибыли к городу Баке, из [34] коего салютовано нам из пушек. Залив, над которым стоит Баку, может служить нарочитым убежищем для судов. Владетель сего места находится под защитою и покровительством Хана Дербентского; ибо собственными силами безопасности своей утвердить не может. Главный его доход составляет изобилие соли и нефти; области его весьма богаты оными; во многих местах находятся неисчерпаемые ключи нефтяные, да и почитай вся земля нефтью напитана. Тут виден от древности еще стоящий храм, в честь священному огню воздвигнутый, в коем на жертвеннике, посредством трубки, до недр земли проведенной, содержится неугасаемый огонь (На Апшеронском полуострове). К сему огню стекаются на поклонение дервиши из отдаленных краев Индии. Глупейшего и нелепейшего богослужения, кажется, быть не может; молитва их состоит в том что каждый, вступая в храм, избирает по произволу своему какой-нибудь изломанный и безобразный телу своему вид, и пребывает в таком положении до конца молитвы.

Прибытие наше привело жителей Баки, непривыкших видеть военные суда, в ужасный страх; немедленно послано было от них о том к Дербентскому Хану известие, который [35] скоро приехал в Баку (9 Августа). По прибытии своем прислал он к нам послов с принесением поздравления и с предложением своих услуг. Граф Войнович отблагодарив его со всякою вежливостию, послал с своей стороны нарочных со взаимным приветствием, и велел притом сказать ему, что он желает сделать с ним известные положения, касательно купцев наших, в сем городе и в Дербенте торгующих. Для сходбища на сей переговор поставлена была на берегу палатка, в которую Хан и Граф Войнович в условленное время съехались (13 Августа). Сначала казалось, что сим переговором с обеих сторон были довольны; но потом открылось, что Граф Войнович считал себя недовольным, и угрожал Хану бомбардированием города, ежели он в известных пунктах, касающихся до удовлетворения купцев Российских, его не удовольствует. Хан ответствовал весьма спокойным духом, что ежели таковой поступок ему, Войновичу, предписан, то чтоб он приступал к действию; но что он, Хан, с своей стороны, остается при прежнем своем правиле, как отнюдь необидном для купечества Российского.

Неизвестно, принес ли сей переговор [36] торгующим нашим какую ни есть выгоду; но мы пошли в путь без бомбардирования города 18.

Оттуда направили мы ход свой прямо к Астрахани (27 Августа), куда, по претерпенин двух сильных бурь в Сентябре (16 числа), прибыли на рейд благополучно 19.

Отсюда Граф Войнович отправил меня [Радинга] с депешами в Санктпетербург, к Его Светлости Князю Григорию Александровичу Потемкину.

По отъезде моем, хотел Граф Войнович, один из бывших в походе фрегатов снова приготовить для отправления в Персию на зиму; но к крайнему удивлению, все те суда оказались за гнилостию к употреблению впредь негодными. Адмиралтейская Коллегия, не удостоверяясь на его о том донесении, прислала для свидетельства бригадира Повалишина и мастера Селянинова; но и они нашли их таковыми же, почему и последовало повеление строить в Казани со всевозможною деятельностию новые фрегаты и бомбардирский корабль, которые там и построены, и в Астрахань с крайнею поспешностию приведены.

Вскоре по приезде в Санктпетербург посланника Астрабатского Аги-Магомет-Хана, [37] прибыл туда и сам Граф Войнович. По наружности казалось, что он принят был не неприятным для него образом, ибо получил в дар перстень знатной цены 20; однако за всем тем с поста своего сменен и командирован был в Херсон. Посланник же Персидский, пробыв в Санктпетербурге четыре месяца и не быв допущен до Ее Величества, отправлен с ответом не весьма приятным 21.


Комментарии.

1. Персиею обладал с 1763 года, под титлом Векиля, т. е. правителя, Керим-Хан, из Фамилии Зенд, один из любимцев Шаха Надира, по укрощении смятений, терзавших Персию с 1747 года. Когда же осмидесяти-летний Керим, в Феврале 1779 года, в Ширасе скончался, тотчас новые треволнения в Персии возникли. Российский Двор обращал на то особенное внимание, и к наблюдению за тамошними происшествиями назначил Генерал-Поручика Суворова, Александр Васильевич прибыл в Астрахань в начале 1780 года. Приняв в начальство свое Казанскую дивизию, он собирал сведения, как об обстоятельствах Персидских, Армянских и Грузинских, так и о путях, ведущих из пределов Российских, по разным направлениям, к Испагану и Ширасу, Первые донесения его по сим предметам, отправленные к Князю Григорию Александровичу Потемкину, Государеву Наместнику Астраханскому с 23 Ноября 1775 года, писаны были 15 Февраля 1780 года. Уже Суворов готовился на подвиги в Иране, как Двор наш решился присоединить Крым к своей Державе, и чрез то истребить гнездо хищников, которые не один век грабительствовали в пределах России. Тогда Суворову дано, 24 Августа 1782 года, предписание отправиться из Астрахани на Кубань. Он прибыл в Ейское укрепление около 7 Октября, и 19 числа, приняв в команду корпус Кубанский, действовал в нижних частях Кубани и в Тамани, где кочевало в то время Нагайцев Едисанских, Джембай-улуских и Едичкульских 56 т. казанов. Суворов находился в этой стороне до 16 Апреля 1784 года, или дотоле, как конвенция, заключенная 28 Декабря 1783 года между Дворами Российским и Турецким, коею Порта признала за Россиею Крым, Таман и Кубань, разменена была 11 Марта 1784 года. Суворов после того определен был к Владимирской дивизии, а в 1785 году получил повеление быть при дивизии Санктпетербургской (По анекдоту, напечатанному в Отеч. Зап. 1839 г. N. 2, Суворов не имел участия в присоединении Крыма: ибо издатель сего анекдота отправил Суворова из Астрахани к Кавказу не раньше Декабря 1784 года, т. е. когда все Крымские дела давно уже были кончены).

2. Граф Марко Войнович родился во владениях республики Венецианской, Ему дан ордер 10 Мая 1781 года от Князя Григория Александровича Потемкина: о принятии в ведение свое флотилии Каспийской, и о следовании к Персидским берегам. Наружный вид поручения сего состоял в устрашении и наказании Ханов Бакийского и Гилянского, за чинимые ими Российскому купечеству притеснения; прямая же цель заключалась в том, чтобы основать на Каспийском море Российское коммерческое селение для распространения до самой Ост-Индии нашей торговли. Граф Войнович руководствовался во всем повелениями Князя Потемкина, и к нему единственно относился.

3. Всех служителей на Эскадре состояло 443, и в том числе при одном Офицере 50 солдат Астраханского пехотного полка. К Графу же Войновичу прикомандированы были два офицера из Греков, знавшие Турецкий язык (Один на них был известный Варваки, или Варнаций), для поручений, и служивший тогда в Астраханской Садовой Контор Директорским помощником, коллежский переводчик Габлиц, для ведения исторического журнала и для разных физических наблюдений, Габлиц еще с 1768 года сопровождал Академика Гмелина в путешествии его по областям Персидским; он скончался 9 Октября 1821 года, в чине Тайного Советника.

4. Радинг ошибся: Туркменцы называют Огурчинские острова Огурджали, в смысле притона морских разбойников.

5. Эскадра приплыла в Астрабатский залив 26 Июля. В сем заливе суда могут стоять безопасно на глубине от 2 до 4 сажен; но проход туда с моря опасен по причине мели, далеко распространившейся, и от подводных камней.

6. В Асграбате только 12 Декабря и 1 февраля (1781—2 года) ртуть в Реомюровом термометре опускалась на 2 градуса ниже точки замерзания, и по поутру; в полдень же теплота восходила от 13 до 15 градусов. Области Астрабатская и Мизандронская уступлены были России от Шаха Тахмасиба трактатом, заключенным 12 Сентября 1723 года; но войсками нашими никогда не занимались, и по договору, постановленному при Императоре Петре II, 13 Февраля 1729 года, возвращены Персам.

7. Ага-Магомет-Хан, из Фамилии Каджар, основатель династии, царствующей ныне в Персии, был внук Астрабатского Фетали-Хана, имевшего важные должности в 1726 году при Шахе Тахмасибе, сын Астрабатского Магмат-Хана, убитого Керим-Ханом в 1760 году. Ага-Магомет-Хан содержался с того времени в Ширасе в качестве аманата, а Астрабатом управлял брат его от другой матери Муртаза-Кули-Хан. Но в ночь кончины Керим-Хана, Ага-Магомет-Хан бежал из Шираса, и достигши Астрабата, по праву старшинства в своем семейств, принял там власть, и в 1780 году покорил себе силою оружия Мизандрон. После того он устремился на Гилянь, и весною 1781 года выгнал из Ряще тамошнего владельца Гедает-Хана; поручив же управление сею страною брату своему Муртазе-Кули-Хану, отправился на Казбин, овладел сим городом, и старался далее простирать свои завоевания у Али-Мурат-Хана Испаганского; но осенью того же 1781 года он из Казбина вытеснен, а 2 Января1782 г. и брат его Муртаза-Кули-Хан выгнан из Ряще Гедает-Ханом, с помощию 6,000 человек, присланных от Хана Дербентского, от Уцмия Каранайдацкого и от Тарковского Шамхала.

8. Тогда был в Астрабате Губернатором Рени-Хан.

9. Граф Войнович, как видно из рапорта его Князю Потемкину, по прибытии своем в залив Астрабатский, обозрев окольности, вошел в письменное сношение с Агою-Магомет-Ханом, который тогда и в Сентябре месяце находился еще в Казбине. Граф Войнович старался, чрез разные доводы, лаская и стращая, склонить Хана к тому, чтобы он, для заведения Российского коммерческого селения, уступил часть своей земли на тамошнем берегу. Граф Войнович избирал на то город Ашраф, отстоящий от залива прямою дорогою на 5 верст (В журнале Габлица, 10 верст). Ашраф хотя называется городом, но там только увеселительные сады и дворцы, основанные Шахом Аббасом. Вся окружность Ашрафа, занимающая до 7 верст, обведена каменною высокою стеною, с башнями, и имеет внутри цитадель. В обитателях тамошних считается до 300 семейств Персидских, а вблизи живет много Грузин, переселенных сюда Шахом Аббасом. Граф Войнович хотел переименовать Ашраф в Мелиссополь, т. е. Пчельный город. Ага-Магомет-Хан не решился на отдачу Ашрафа, как имущества государственного; но охотно уступал на Астрабатском берегу всякое другое место, какое бы Войнович ни избрал, и даже обещал помогать ему разными материалами и дать работников до 500 человек. Граф Войнович назначил под селение, на берегу залива, урочище, называемое по Персидски Городовин, а для крепости удобное возвышение в 470 саженях от моря. Река, тут текущая, хотя не велика, но она могла быть усилена чрез пресечение взимаемого из нее напоения полей. Граф Войнович немедленно заложил, в 80 саженях от моря, батарею, столь обширную, как ретраншемент, под видом безопасности от хищных Туркменцов, кочующих вдоль восточного берега моря Каспийского, от Астрабата до Балханского залива, которые однако оказывали тогда ласки и готовность на услуги России. К Ноябрю 1781 года батарея сия устроена и вооружена восьмнадцатью шести-фунтовыми пушками, снятыми с фрегатов и ботов; в ней могли защищаться до 1 ,000 человек, и Граф Войнович построил там, на первый раз из тростника, госпиталь, казарму для караульных, амбар для провизии, базар и несколько домиков для житья, и сделал пристань в длину на 50 сажен от берега в море, для причала судам; полуостров, противоположной! береговому селению он назвал Потемкинским (Это имя и теперь приписывается сему полуострову на картах). Оставалось поднять на батареи флаг Российский, и Граф Войнович испрашивал на это повеления от Князя Потемкина, представляя ему притом, что с Агою-Магомет-Ханом надобно заключить особый договор о новом селении нашем, и что на водворение в оном изъявили согласие несколько семей из Армян Бакийских. Далее Граф Войнович начертал Князю Потемкину обширные виды торговли. Какая в сем нашем пункте может быть производима чрез посредство сухопутных караванов, всеми произведениями Персии, Индии, Бухарии, Хивы, Балка, Бадакшана, Тибета и Кашемира.

10. Князь Потемкин писал Графу Войновичу, 29 Апреля 1782 года, что все подвиги его удостоены Монаршего одобрения. У Князя Потемкина был уже готов и герб для нового селения. Тогда еще неизвестно было в Петербурге, что случилось с Графом Войновичем в Декабре 1781 года.

11. Гвардии капитан-поручик Князь Александр Бекович Черкасский погиб в Хиве в 1717 году, от руки вероломного Хивинского Хана Ширгази, со многими из своих спутников; а Зимбулатов, подполковник, стоявший в 1723 году с баталионом драгун на одном из островов Сальянских, зазван будучи с офицерами своими на приятельский обед к тамошнему Наибу, зарезан среди пирушки со всеми товарищами своими, толпою приготовленных убийц.

12. В кратком описании жизни и службы Тайн. Сов. Габлица, напечатанном в Сыне Отеч. 1821 г. 43 N., не верно показаны: день Персидского празднества 10 число Декабря, а место, где это происходило, в 12 верстах от Русского селения.

13. И действительно Граф Войнович, при отправлении его из Санктпетербурга, не имел повеления основывать коммерческое селение именно на материм Астрабатском, а на одном из островов, с наименованием селения того Мелитонис, т. е. Пчельный остров.

14. С донесением о поступке Аги-Магомет-Хана, Граф Войнович не мог своевременно послать водою курьера к Князю Потемкину потому, что устья Волги, до исхода Марта месяца, бывают покрыты льдом; он отправил рапорт свой уже 28 Апреля 1782 года, описав плен свой следующими словами:

«Около половины Декабря (1781 г.) Ага-Магомет-Хан предписал одному из начальников ближних деревень, чтобы, зазвав меня в гости, захватить, и держать потуда, пока я соглашусь пушки с батареи перевезть на фрегаты, а батарею и пристань разломать. Начальник сей не умедлил исполнением того. 15 Декабря приглашен я был от него под видом какого-то празднества, с Габлицом, с двумя капитан-лейтенантами и тремя лейтенантами. Но мы не успели туда приехать, как нас окружило множество вооруженных, и нам всем от имени Хана объявлен был полон. Потом заперли нас в одну хижину, заковали в кандалы и колодки; наконец объявили мне ханские требования, с тем, что если на оные соглашусь, получу свободу, а нет, то еще хуже с нами поступлено будет. Команда наша на берегу, услышав о том, приведена была в замешательство. 50 человек служителей морских, посланные в тоже самое время в лес на работу, взяты были также в плен. Все мое сухопутное войско состоит из 50 солдат Астраханского полка. Соображая все сие, я принужден был согласиться на их требование, и мне позволено было на другой день послать из моих одного капитан-лейтенанта в эскадру. Он батарею и пристань разломал, а пушки попрежнему свез на фрегаты. С нас сняты оковы, и оные 50 человек отпущены в эскадру. Чрез три дня Ага-Магомет-Хан, прибывший тогда в Сару, пожелал со мною видеться. Я со всеми бывшими со мною туда поехал. Он ласково меня принял и извинялся в рассуждении своего противу меня поступка тем, что будучи в отдаленности не мог входить ни в какие разбирательства, а принужден был утверждаться на том, что ему от своих подчиненных донесено было. Сверх же того дошел до него слух, что все торгующие в Астрахани Персияне захвачены; да и Бакийский Хан уверял его чрез письмо, что Россия не для чего иного на Астрабатском берегу поселение сделать желает, как для неприятельских предприятий (Об этом разглашении доносил Князю Потемкину и Астраханский Губернатор, от 14 Июня 1782 года), почему и должен был взять свои меры; но ныне он постарается проступок свой исправить. Велел мне дать в городе лучшую квартиру. 2 Января (1782 г.) судьба освободила нас из рук его, и я со всеми прибыл благополучно в эскадру. Для всякого пристанища занял я один из лежащих на другой стороне здешнего залива остров, в коем великое изобилие в пресной воде, так что и здесь коммерческому селению быть можно. Лесу однако нет (Длина сего острова 5 верст, а ширина 300 сажен). Туркменцы озлоблены поступком против меня Персиян, и предприняли обыкновенные свои промыслы. Поступку со мною Аги-Магомет-Хана способствовало и дружеское обращение нашего консула в Зинзилях (Тумановского) с Гедает-Ханом, неприятелем Аги-Магомет-Хана. Консул даже давал Гедает-Хану несколько солдат (В команде консула состояло тогда 40 человек из Астраханского гарнизона) из своей команды, когда мне велено было наказать Гедаета за разные оскорбления торговым».

15. На город Сару нападал Домганский Хан в Апреле 1782 года,

16. Граф Войнович доносил Князю Потемкину от 5 Июля 1782 года: «Ага-Магомет-Хан раскаевается в своем поступке и несколько раз присылал ко мне уверение о своей дружбе, и даже писал, что он по прежнему дает место для Российского селения на своих землях; но я уже не хотел иметь никакого дела с сим вероломным человеком».

17. Граф Войнович оставался так долго в Acтрабатском заливе, во ожидании дальнейших повелений Князя Потемкина, коих однако не получил.

18. Тогда владел Бакою Аджи-Мелик-Мамат-Хан, имевший в числе жен своих сестру Фетали-Хана Кубинского и Дербентского. Бакийский Хан, в 1779 году, наложил арест на всех бывших в Баку Русских купцев и на их товары, единственно за то, что два Бакийские мальчика, захваченные Лезгинами, проданы были в Астрахань. Он тогда только снял арест с Русских, когда Астраханский Губернатор прислал к нему одного из тех мальчиков. Фетали-Хан Дербентский в 1783 г. писал Российскому Министерству, между прочим, что Граф Войнович, три, или четыре судна, вооруженные артиллериею, подведя близко к Баке, куда и он Фетали-Хан был им вызван, будто бы стрелял из пушек, и кричал изо всей силы, что Государыня повелела ему с Бакийского Хана взять 50 т. руб., Баку пушками разбить, или же его Хана из Города выгнать, и управление поручить другому начальнику.

19. Граф Войнович, по прибытии в Астрахань, получил от Князя Потемкина повеление, писанное 29 Августа, приехать в Ноябре в С. Петербург для принятия наставлений о действиях дальнейших.

20. Граф Войнович явился к Князю Потемкину В С. Петербурге 19 Декабря, и 25 Января 1783 года пожалован от Ее Величества Императрицы перстнем, за труды в бытность на Каспийском море и берегах Персидских. Все экстра-ординарные издержки Графа Войновича составляли 14.545 рублей.

21. Посланцу Аги-Магомет-Хана, присланному ко Двору Российскому, дана, 11 Апреля 1783 года, нота следующего содержания: «Как Высочайший Императорский Всероссийский Двор не может признавать Агу-Магомет-Хана, управляющего в Астрабате и Мизандроне, законным того края обладателем, То и не почитает обязанностию входить в какое-либо сношение с находящимся здесь поверенным его. Недостойный поступок сего Аги против Флотского Российского начальника умножает сие неудобство и самую притом опасность строгого ему возмездия, буде опытами совершенного усердия и покорности не потщится, как он, Ага-Магомет-Хан, так и прочие владельцы, загладить дерзновенный свой проступок». — П. Б.

Текст воспроизведен по изданию: О происшествиях, случившихся при основании русского селения на берегу Астрабатского залива, в 1781 г. // Журнал министерства внутренних дел, № 7. 1839

© текст - Бутков П. Г. 1839
© сетевая версия - Thietmar. 2019
© OCR - Андреев-Попович И. 2019
© дизайн - Войтехович А. 2001
© ЖМВД. 1839