№ 66

1786 г. — Письмо генерал-губернатора Симбирского и Уфимского наместничества барона О. Игельстрома султану Младшего жуза Ерали по поводу внутреннего положения в жузе.

Присланец Ваш почтенный Артук-султан вручил мне письмо Ваше, на которое Вам, высокопочтенному султану, изъяснить имею следующее:

Небезызвестно Вам в каком разврате при вступлении моем прошедшего году в начальствование здешним краем нашел я народ киргизский. Народ, который, забыв долг подданных и преступив обет верности высочайшему престолу, набеги, грабительство, хищничество и воровство главным упражнением имел. Доказательством сему в свежей памяти злодейский поступок оных, то есть: захват майора Рештейнера с его командою, да и многие суть прочие дерзости очевидно свидетельствуют, то в таких гнусных порочных и противных законам бога и государя обращениях видя народ наш, первое мое помышление и заботы были, чтоб погрязших в сей неизмеримой подлой привычке, коей воспротивлясь, судьба готовила уже неизбежимое наказание чрез правосуднейшую, могущую и род Ваш покровительствующую монархиню, возвесть на степень беспорочной жизни. С таковым желанием я адресовался при самом начале к высокостепенному Нурали-хану и к Вам, высокопочтенному султану, яко вождям народа и верным подданным е.и.в. Я просил вас обоих о усмирении рассвирепевшего до беспамятства народа, в ведении в него, сими злодеяниями вытесненного порядка или по крайнем мере подать мне помощь подкреплением советами вашими, в приведении во исполнение высочайшую волю августейшей нашей монархини е.и.в. о благе вашего киргис-кайсацкого народа пекущейся. Но на все мои о том предложении его сиятельству Нурали-хану не получал я иных отзывов, как только с прискорбием слушал от него, что он бессилен в народе и не имеет потому ни власти, ни способов укротить или воздержать вредоносные своевольных беспокойства. Вы же, высокопочтенный султан, отозвались во многих ко мне письмах, что воздержание народа и его успокоение есть дело для Вас постороннее, в которое Вы не входите, поелику народ состоит под управлением хана, какового достоинства Вы не имеете, следовательно и народ не под Вашими повелениями, изъявили притом сами некоторое против брата Вашего, высокостепенного Нурали-хана неудовольство, говоря прямо в одном из писем Ваших ко мне, что непрелично Вам приписывать пороки народа, когда имеется над оным хан. Но хан такой, которой в повелениях своих слаб, к воздержанию подчиненных своих и к возвращению хищничеством им приобретенного неспособен и не годится и питается только понапрасну поблизости стороны нашей кочевьем; причем предлагали в совет, чтоб ему приказать взять пребывание свое в средине орды, что бы служило, по мнению Вашему, лучшим способом к обузданию и приведению в порядок народа.

Когда, таким образом, ни просьбы ни советы мои к вам, первоначальствующим в Орде, не возымели желаемого мною действия, осталось [119] мне последнее средство — говорить с самим народом, к которому я и приступил, разослав сообразно высочайший воли е.и.в. во все рода открытые листы, увещевающие всех и каждого обратиться к верности к высочайшему престолу и к долгу подданных и обращающие всякому, который то исполнит в прежних злодеяниях всемилостивейшее е.и.в. прощение. После чего самые те, которые пред тем были незлейшие и обращались в наипорочнейших деяниях, возприяли благонамерение навсегда от оных отстать, и, сделав собрание, объявили мне о том письменно, прося, чтобы им позволено было клятвою утвердить всегдашнюю свою к высочайшему е.и.в. престолу верность и что на вечные времена в спокойствия пребудут.

Посланными от меня в орду дважды оная от них отобрана, и я по справедливости могу сказать, что раскаяние их есть истинно, и они хранят ненарушимо обет свой, ибо после того, как при Таналыцкой крепости майор и прочие с ним бывшие злодейски увлечены были, доныне ни малейшей уже вред жителям сея стороны Урала не коснулся. Я нахожу пространным и почитая излишним изъявить Вам здесь, высокопочтенному султану, кто они именно из старшин народа киргизского, которые в верности и спокойствии присягу учинили; Вам самим они довольно известны; буде же отсутствие и отдаленность Вашего пребывания восприпятствовали доходу к Вам оных сведения, приближаясь ныне и находясь по уведомлению Вашему между каракисяцами и алимчуманцами, Вы от них самих, поелику они в числе прочих, узнаете, что от всех родов орды, исключая под управлением Вашим состоящим, знаменитейшие старшины, раскаясь в своих преступлениях, присягу приняли и тем обратили себе всемилостивейше прощение в прежних злодеяниях и отверзли паки покров и защиту е.и.в., ныне их осеняемый, в доказательство чему уже многими воспользовались милостьми от щедроты монаршей. Опыты же сии довольно уверительны, сколь полезно для них и для всех быть верными в подданстве и устраняется всех порочных поползновений. И е.и.в., зря благосклонным оком на обновляющееся их блаженство десницею ее воздвигнутое, не требует других и воздаяние жертв, как непоколебимой от них верности спокойствия и междоусобного согласия.

В прошедшую осень, когда в первый раз посланы были от меня избранные к освидетельствованию раскаяния и клятвы в том старшинами и многим народом принесших, известил я о том Вас, высокопочтенный султан, и имел удовольство из ответного Вашего ко мне письма видеть, что Вы находите сие полезным и в оном же паки Вы повторили, что народ дел своих на Вас не полагает и Вы силою ни к чему его принудить не можете; какие же причины и право имеете Вы теперь изъявлять неудовольствие Ваше против тех старшин, которые, презрев побуждении свету омерзительных страстей и преклонясь, сами преклонили множество единоверных своих к верному подданству и не мятежному, но миролюбивому и согласному житию? Вы называете их ворами и разбойниками. Правда, что они между однородными вашими, к великому огорчению соседей, существовали. Но раскаяние и клятва, над алкораном ими учиненная, запрещает же Вам тем наносить их, а особливо, когда е.и.в. державы, коея и Вы есть подданный, благоугодно было всемилостивейше их во всем простить.

Сырым-батырь не единый есть, который учинил присягу; он имеет всю почти орду, кроме подвластных Вам родов, себе последователями, из которых других может быть и не были никогда злыми, но если хотя и были, то они удостоены во всех своих преступлениях всемилостивейшего е.и.в. прощения, как я говорил Вам, и приняты под покров и защиту монаршую. Неприлично потому никому наименовать их порочными названиями и ведайте, что кто их обидит, тот должен быть почитаем [120] нарушителем спокойствия и блага общества и не избегнет наказания, поелику они во всякое время будут сильно защищаемы. Ежели Вашему против их неудовольству причиною утеснение ими брата Вашего высокостепенного Нурали-хана и Вы намерены за него народу мстить, побуждаемы будучи к тому свойствам, сие будет безрассудно и тщетное предприятие, ибо Вы допущены к тому быть не можете. Старшины и народ, которые ныне чрез обращение свое к безмятежной жизни навлекли себе негодование Ваше, при учинений о том клятвы подали на высокостепенного Нурали-хана письменные в притеснении народ жалобы.

Поелику не мне принадлежит разбирательство оных, я, при всеподданнейшим моем донесении, представил их и общую о отрешении хана просьбу на высочайшее благорассмотрение е.и.в., ее решение должно сделать конец всем неудовольствам противу хана, а доколе сие невоспоследует, никто не имеет права и не может отважиться сделать какое-либо принуждение народу. Когда же Вы желаете исправить состояние брата Вашего, не насилие Вам к тому употребить должно, но надлежит, чтоб Вы, разведав наперед о настоящих причинах народного против него негодования, ласкою и полезными внушениями старались преклонить народ паки к нему и довести оной к тому, чтоб, изгнав его, ныне просили о возвращении его им. Он же, приняв от народного утеснения убежище свое сюда, находится под защитою здешнею и пребудет по высочайшему повелению е.и.в. жизнь его спасающая под оной, доколе злоба и ненависть народная к нему в истинную паки преданность и любовь буде возможно превратится.

Изъяснив Вам, таким образом, высокопочтенный султан, все то, что по мнению моему к ведению Вашему принадлежит, нужным еще нахожу дружески Вам советовать, чтобы Вы, оставив вражду, присоединились в общество тех благомыслящих старшин, которые о учинении всю орду на вечные времена благополучною, возымели уже попечение и по первенству способствовали бы оным, во всем, что только в вожделеннейшему народа вашего благоденствию требоваться может и благоугодно есть е.и.в., другого не желающая, как только, чтоб народ киргизский под покровом ее наслаждался беспрерывным благополучием. Для облегчения же трудов, кои по обширному в орде дел течению при разборе всяких распрь или ссор случаются, имеет быть по высочайшему е.и.в. соизволению учрежден в Оренбурге пограничный суд; в нем должны иметь заседание с нашей стороны шесть, и с вашей стороны шесть же достойных особ да один султан. О чем думать надобно, Вы от своих уже получили понятие. К тому я уведомляю Вас, что судии, в сем месте заседающие; ко одних киргизцсв, но и российских людей дела имеют наравне согласно с законом разбирать. Ежели Вы присоединяетися, выосокопчтенный султан, к сему, в чем есть и воля е.и.в., то в доказательство, что Вы в благоугодность ее величества как верный подданный предпринимаете всякое попечение посредствовать блаженству своих единоверных, поспешите с согласия прочих старшин и народа предложение мое о том уже имеющих выбрать надобное число к сему суду старшин и адресовать ко мне. В сем постановлении весьма скоро узрите Вы и ближние Ваши пользу, покой и выгоды, кои при настоящем положении Вашей орды при всех попечениях без сего суда еще мало и почти не чувствительны пред начинанием сего.

Всего было бы удобнее, ежели бы брат Ваш, его сиятельство, и Вы по неоднократному предместников моих приглашению и еще в нынешнем году моем ²³ прибыли для свидания и необходимых нужных правил в орде постановления. Но поелику Вы, как выше я говорил, отзываясь [121] посторонним Вашим положением, а высокостепенный Нурали-хан — бессилием своим в народе, не токмо не согласились на приезд сюда, но и в сотрудиях моих нимало не возучаствовали будучи на месте, то время, переменив обстоятельства, преобразило в другой вид и все положение; Вы от народа удалились; хан, Ваш почтеннейший брат, почти неведомыми судьбами подвержден будучи народному неудовольствию, искал сам убежища в пределах здешних, которое со всевозможными выгодами, почестями и удовольством е.и.в. благоволила всемилостивейшие ему сделать; народ же, учинив в верности подданства присягу, следует сам по себе добропорядочному поведению и желает быть спокойным. Посему же, ежели Вам, высокопочтенный султан, противным кажется, что большая часть из народа вопреки прежнему их порочному состоянию, ныне по собственным советам действует, то могу сказать Вам, что государю не начальники, но народ и верность его нужны.

Я хотя не сумневаюсь в благоразумии Вашем, которое во всяком добродетельном успехе вам способствует, однакоже, ежели паче всего моего чаяния не будете преклонны к сему моему предложению и не последуете искренный моим до общего народа Вашего блага относительным советам, то имею Вам еще предложить, что Вы, когда не желаете вступить в согласное с прочими старшинами сотрудие, отделились от них и народа их с покорящимися Вам и под управлением Вашим ныне состоящим родами дюрткаринским и чумекейским и, избрав, где пожелаете, на пространстве степи Вашей место, утвердили между ими Ваше беспосредственное правление, с обязательством воздерживать их от всего того, что способно нарушить благо и спокойствие общее, как-то: от грабительства, хищничества и от других своевольств, вместо милости гнев монархини по себе влекущих и его исполнение уверьте е.и.в., что Вы, уклонясь от одного, поступили в другом деле такою для народа вашего пользою, какой матернее ее величества о благе их попечение желает, и с тем благомысленным устройством и благоразумием, какое в Вас нашел не лестный Ваш доброжелатель —

барон Игельстром.

Комментарии

23. Так в тексте.