№ 96

1742 г. сентября 22. — Протокольная запись переговоров начальника Оренбургской комиссии И. Неплюева с ханом Абулхаиром и другими казахскими феодалами, а также с джунгарскими и каракалпакскими послами во время их приезда в Орск.

Месяц август, число 20. По многобывшей до того с Абулхаир-ханом пересылке он, хан, и при нем Джанбек-батыр, приехал к Орской крепости и стал близ лагиря тайного советника и ковалера Неплюева на реке Орь при урочище, называемом Каменной Брод.

21 [августа]. Приехал к нему, хану, и сын ево Ерали-салтан. [230]

23 [августа]. Был прием оного хана и сына ево Ерали-салтана, також дву свойственников ево, ханских, салтанов Джанбека и Дербишалея (сей последний ему, хану, зять) с протчими киргис-кайсацкими старшинами, при котором были и зюнгорские два посланца — Кошка и Бурун да каракал пацкие — Момор-батыр и Кушак-батыр. Причем, как он, хан, так и все кайсацкие старшины присягу верности е. и. в. чинили, и зюнгорские посланцы при том стояли. После присяги все они трактованы, о чем значит в особливой церемониальной записке. И весь тот день во угощении оных препровожден, а о делах разсуждать оставлено было до другаго случая. Того ж числа ввечеру приехали от порутчика князя Уракова (при Абулмамет-хане находящегося) два казака с доношениями и при них два киргисца с письмом от помянутого хана, в которых объявлено, что оной хан, конечно, того числа к Орску покочевать намерение положил. А переводчик Уразин поехал к Барак-салтану, дабы и оного склонить к езде в Орскую крепость и чтоб все происходимые там по притчине от зюнгорского владельца присланных к ним посланцом непостоянностях пресечь.

24 [августа]. Понеже оные прибывшие от порутчика князя Уракова казаки объявляли, что находящиеся у Абулмамет-хана зюнгорские посланцы в Орск ехать намерения не имеют, того ради послан к Абулхаир-хану секунд-майэор Миллер с тем, чтоб хана с Ерали-салтаном, Джанбек-батырем и с находящимися при нем зюнгорскими посланцами к тайному советнику попросить в том намерении, дабы несколько о, зюнгорских делах поговоря, склонить тех посланцов пристойными резонами, дабы они к тем, кои у Абулмамет-хана обретаются, о приезде в Орск отписали, и нарочного человека послали, и таким бы образом с ними, посланцами, надлежащее по указом е. и. в. исполнить.

По которому в 5-м часу после полудни хан, при нем Ерали и малой Чингис-салтан, Джанбек-батыр, также и зюнгорские посланцы приехали. Ис которых тайный советник, оставя в средней ставке зюнгорских посланцов с штап-афицерами (которых тут приказано было трактовать), с ханом, салтаном и Джанбек-батырем пошли в заднюю ставку, где он, тайной советник, начал разговор о вышеупомянутых посланцах таким образом, что ис писем ево, ханских, известно ему, тайному советнику, о приезжих гостях (то есть о посланцах), с какими требованиями они к нему, хану, приехали, и понеже их, зюнгорские, толь непристойно чинимые требования с высочайшими е. и. в. интересы и с их киргис-кайсацкою присяжного должностию и пользою зело несходственны, того ради он, тайный советник, нарочно ево, хана, призгвал, дабы о тех делах с ним, также с салтаном и з Джанбек-батырем переговорить.

Хан за то весьма благодарил и сказывал, что их главная нужда в том же состоит. Притом подтверждал себя, что он, какия б откэль привношении и требовании ни были, от всемилостивейшей государыни не отстанет, кто б как ни делал. И понеже в присланной к нему от е. и. в. всемилостивейшей грамоте повелено о всем, ему, тайному советнику, представлять и требовать, то он, по содержанию той всемилостивейшей прамоты, в волю ево, тайного советника, предается и посланцов нарочного с собою привес, чтоб те зюнгорские дела, будучи здесь, надлежащим порядком окончать. На то тайный советник говорил, что он от Абулмамет-хана вчерашняго числа известие получил, что он вскоре також-де прибыть сюда имеет, у которого-де, как ему, хану, не безизвестно, такие ж зюнгорские посланцы и с такими ж требованиями находятся, только оные, как слышно, приезжать сюда не склонны, и для того хочет он, тайный советник, здешними зюнгорскими посланцами говорить и представлять им, чтоб они от себя человека своего послали, дабы без опасения ехали, истолковав ему, хану, что когда все те посланцы зберутся, также Абулмамет-хан и киргиские старшины все съедутся, тогда оные дела удобнее и тверже окончать будет можно. И [231] ежели нужда востребует, то он, тайной советник, с приличным ответом к зюнгорскому владельцу от себя и с своим нарочным человеком писать и представлять будет.

Хан тем объявлением весьма доволен был и благодарил вы-сочайше к ним е. и. в. милости, говоря, что у него в свете вся надежда на бога и на е. и. в., причем уверял о всегдашней своей верности, которую он с детьми своими и с людьми непременно продолжать должен, что он и бывшему при том Джанбек-батырю истолковал потом.

Тайный советник, призвав полковников — правящаго за брегадира Останкова и Павлуцкого — приказал, чтоб они с ханом посидели (причем подаван был чай), а сам вышел в среднюю ставку, в которой с штаб-афицеры сидели зюнгорские посланцы, для разговоров с теми посланцами.

Тайный советник разговор с ними тем начал, что ему не безизвестно о давной их в Киргис-кайсацкой орде бытности, ибо о том, от подданных е. и. в. киргис-кайсацких владельцов, донесено. А понеже он в здешних местах по высочайшему е. и. в. указу главным командиром определен и киргис-кайсацкие дела ему поручены, того требует от них, чтоб они о порученных им от их владельца, Галдан-Чирина, комисиях объявили, почему б он, о всем том с кайсацкими владельцами разсудя, мог им надлежащую отповедь учинить.

На то первой посланец Кошка ответствовал, что они не сумневаются о сем, яко приезд их х кайсаком без донесения ему, тайному советнику, не оставлен, и объявил тому нижеписанные притчины: когда-де у их зюнгороского владельца Гаддан-Чируна происходила с китайцами долговремянная и кровопролитная война, тогда-де киргис-кайсаки, в зюнгорские границы вбегая, причиняли многие раззорении; как-де помянутой их владелец с китайцами замирился, того получа случай, отправил войска своего для отмщения тем кайсакам в трех партиях по десяти, итого тритцать тысяч человек, ис которых-де одна — десять тысяч, зашед от Ташкента, чинила за оными кайсаками поиск и прогнали их до самой реки Ори. И по таковом-де поиске киргис-кайсаки к их зюнгорскому владельцу приказывали от себя такие слова: «будучи-де в войне — кости белеют, а живучи в миру и покое — волосы седеют», и просили, чтоб с ними помириться и взять бы от них аманатов. А понеже-де киргис-кайсаки на три сотни, то есть орды, разделяются и имянуются Большая, Средняя и Малая, ис которых-де от Большой и у их владетеля аманаты всегда содержатся, по которому примеру, желая тот их владелец всегдашняго покоя, приказал им от помянутых кайсацких Средней и Меньшей орд аманатов требовать, и затем они в кайсацкие орды присланы, а более никакого приказания им не было.

Напротив того, тайный советник говорил им, что Абулхаир-хан со всею ево ордою обретается в подданство е. и. в. и двенатцать тому лет как уже присягою утвердился, как и третьево дни сами они, посланцы, могли видеть, что он е. и. в. с народом своим торжественно присягал же. Равно же и Абулмамет-хан с ево старшинами и народами в подданстве ж е. и. в. находится и тому три года назад как присягу учинил, а ныне по прибытии сюда то ж учинить не отречется, что они, посланцы, потому ж увидеть могут. Итако, весьма им невозможно никакую отповедь учинить на все чинимые от них, посланцов, представлении, толь более неприлично аманатов дать без воли и указу е. и. в. Что же касается до прекращения происходивших между зюнгорцами и кайсаками ссор, то он, тайный советник, по высочайшему е. и. в. указу, имеет ханам наисильнейшим образом объявить и в том их утверждать, дабы с стороны киргисцов в зюнгорские границы никаких нападеней чинено не было, и уповает, что ево слова в том народе действительны быть имеют, о чем он, тайной советник, может тамо ж-де и их зюнгорскому владетелю от себя письменно и чрез своего посланного представить. [232]

На оное посланец Кошка ответствовал, что они тем ево, тайного советника, посредством весьма довольны, только-де на словах ханских утверждаться ни в чем невозможно, ибо-де он, что поутру говорить, то к вечеру уже не сдержит и в другом состоянии находится. Итак-де, им гораздо лучше с такими людьми разсуждать, кои разсуждение и постоянство имеют, а не с ветреннььми киргисцами, которых-де подобно как шелудивой волк, бегая по степи, таких мест ищет, где о чем раскладывать, чтоб шолуди свои чесать, ц севодни то, а завтре другое говорит и желает.

На оное тайный советник говорил, что подлинно киргис-кайсацкой народ лехкомыслен и непостоянен, да чаятельно, что и под властию их владетеля подобные им народы имеются. Но понеже они, киргисцы, уже подданные е. и. в., надлежит их владетелю о случающихся их воровствах и впадениях в границы зюнгорские к нему, тайному советнику, представлять и требовать удовольствия, как то от него с сибирской стороны и делается, и о всем том под Орском тамошнему губернатору представлении чинятся (ибо и у него, зюнгорского владельца, своевольные люди и воры, как и у кайсаков, имеются), почему всегда не оставлено будет надлежащую справедливость учинить. А военные наступлений и чинимые ныне требовании соседственной дружбе несходственны.

На то посланец Кошка ответствовал, что кагда-де киргис-кайсаки, е. и. в. подданные, то не говоря о прежних их своевольствах, для чего-де из них и прошлой год Барак-салтан на другой неведомо какой человек, коего иные называют Шуною, а другие другим именем, собравшись человеках в трехстах, подходили под их, зюнгорские, владение и причинили разорении.

На то сказано, что Барак-салтан здесь еще не бывал, а другой, о котором посланец упомянул, — известной вор и беглец из Башкирии, — и может быть, что они, подозвав к себе таких же людей, то воровство чинили. Итако, довольно из сего разсудить, что протчие киргис-кайсацкие владельцы и народы, подданные е. и. в., никакой к тому притчины не имеют, и обвинять их за то невозможно, чего ради он, тайный советник, и их посланцов желал видеть и особливо в том стараться, чтоб все такие происходящия затруднении добрым порядком прекратить. Причем упомянуто им о тех зюнгорских посланцах, которые при Абулмамет-хане находятся, что о них слышно, акибы к езде сюда имеют опасение. А понеже к лутчему тех дел разсуждению и решению потребно, чтоб и они сюда обще с Абулмамет-ханом приехали, и требовано, дабы они к тем, при Абулмамет-хане находящимся посланцом нарочного от себя человека отправили и уверели, дабы они, не опасаясь ничего, приезжали, дав им знать, в каком почтении они при Абулхаир-хане находящиеся содержатся.

На то посланец долго отговаривался тем, что они посланы не к российским камандирам, но х кайсацким владельцам и опасны в том от своего владельца штрафа. К тому же оной, пребывающий у Абулмамет-хана посланец, не есть главной, а главной он, Кашка, и он один в состоянии есть о всем с ним, тайным советником, говорить и бес того, у Абулмамет-хана находящегося. Однак нопоследок склонился, чтоб к нему послать от себя нарочного, дабы он с Абулмамет-ханом был. Притом подтверждал, что весьма то изрядно, ежели тайный советник свое письмо и с тем нарочного к их зюнгорскому владельцу отправит.

Напоследок оной посланец еще довольно говорил о непостоястве киргис-кайсацкого народа и чтоб-де оной лехкомысленной народ до развратного дела не привел, чим и розговор кончился.

Потом тайный советник, оставя посланцов в среднем шатре с штап-афицеры, пошел в заднюю ставку, где хан, салтан и Джанбек сидели, и объявлял им, что он в пользу их с их не очень приятными гостьми говорил, [233] и что они показали, яко приехали аманатов требовать по призыву киргис-кайсаков,

Хан на то говорил, что он никогда того им, зюнгорцам, не обещал, разве-де то, кто без ведома ево делал, как он находился за рекою Сыр-Дарьею, а он и дети ево от всемилостивейшей государыни никогда не отступят. И, показав на Джанбека, говорил, что он в народе старшина и может народное состояние довольно знать, разве-де то от других кого чинено, а он про то ничего не знает.

Джанбек говорил, что когда-де зюнгорское войско утесняло киргис-кайсаков и многие-де в их, зюнгорские, руки попались, тогда-де такие, их рукам подпавшие, говорили, чтоб аманатов дать и жить в покое. Только-де от других такого обнадеживания не было.

Против чего тайный советник как хану, салтану, так и Джанбек-батырю представлял, чтоб они, яко главные люди, народ свой от своевольства удерживали и не допущали б для воровства под зюнгорцов, ибо то сущее, что их з зюнгорцами в сору приводит. И притом доведена речь да находящегося в их кайсацких улусах беглого башкирца Карасакала, которого они Шунею (братом зюнгорского владельца) называют, каким образом зюнгорские посланцы жалобу на него приносили и что сей злой человек явно покой и благополучие их раздирает и ссорит их со всеми соседними народами, от которого они, с одной стороны, могут возбудить на себя всех соседей, как то уже и привел, а з другой стороны, будет то и воли е. и. в. противно, что такому злому человеку в улусах своих дали не токмо пристанище, но еще и усиливаться допущают к раздражению вышепомянутого владельца, что действительно уже происходит, чрез которого Карасакала могут они до того приведены быть, что вместо милости — гнев е. и. в. на себя подвигнут.

Хан на то говорил, что около оного Карасакала большая часть таких воров, каисов он и сам и им неподвластных людей, также и ушедших башкирцов, которые-де подлинно возмущении в народе их чинят, что роосийские-де люди и киргис-кайсаками не инаково, но так, как и с ними, башкирцами, поступят. О которых-де возмутительных словах уведомясь, он, хан, некоторых сысков, сказал, чтоб они того не плодили, шли б на прежняя жилища, а иначе он велит им языки вырезать, чрез что их спокойнее учинил. И при отъезде ево сюда главные ис таких беглецов люди, Савловат с товарыщи, просили ево, хана, чтоб о. них тайному советнику доложить и попросить, которое он не для них, но в разговор представляет. Притом разсуждал, в таком ветреном и лехкомысленным состоянии народы их и что он не властен все по своему разсуждению и как должность их велит исправлять, и утверждал старшину Джанбека, чтоб он все слова тайного советника внимательно слушал и тщился повелении е. и. в. исполнять, понеже-де означенные воры все более между Среднею ордою кочевки свои имеют.

На оные ханские слова тайный советник толковал о помянутом Карасакале, что в нем здесь никакой потребности нет, но все, что о нем говорится и представляется, оное чинится для их и всего киргис-кайсацкого народа пользы, ибо от так злого человека никакого добра надеятся им невозможно, но более опасность, что их благополучие вредит, а о башкирцах сказао, что все такие выходцы от е. и. в. прощение получают и живут в преждних своих местах по-прежнему.

Хан, выслушав оные речи, просил тайного советника, чтоб то истолковал он при всех киргис-кайсацких старшинах, когда все при нем имеющияся и при Абулмамет-хане находящияся старшины зберутся, и так оное дело лучше и успех воэимеют, что и Джанбек-батыр подтвердил, чим сей разговор кончился.

Потом тайный советник говорил хану о прибывших каракалпацких [234] посланцах и о поданном от них листе, которым они о подданстве своем объявляют.

Хан. на то ответствовал, что они в подданстве е. и. в. еще при бывшем здесь полк. Тевкелеве вступили, только к приезду в Оренбурх, за разными неспособностьми, случая не имели, а как порутчик Гладышев в прошлом 1741 г. у них был, то они присягу свою, всего десять тысяч кибиток, возобновили и в подданстве е. и. в. пребывать желают.

На то тайный советник ответствовал, что он высочайшее е. и. в повеление имеет, чтоб их в действительное подданство привел и е. и. в. протекциею обнадежить. Токмо им надлежит именем всего своего народа присягу верности учинить и прилично-де одному из них здесь остаться, чтоб таким образом с ними корреспонденцию основать, а другой может домой возвратиться и о том народ их уверить. А он, тайный советник, с таким объявлением и особливого от себя человека отправит.

Хан и салтан сказали, что все изрядно, токмо-де ежели из них одного здесь оставить, то народ в разные размышлении придет, а они-де по исполнении сего могут от себя и ко двору е. и. в. прсланцов отправить и положеность, чтоб их привесть к присяге на другой день. Итако, хан, салтан, Джанбек-батыр и посланцы поехали в свой лагирь.

Поутру [25 августа] отравлены посланцы, приезжавшее от Абулмамет-хана с ответным письмом, в котором к нему писано, чтоб он, хан, скоряе приезжал и зюнгорских посланцов с собою, привез, о чем и в указе отправленном з двумя орскими казаками к порутчику князю Уракову и переводчику Уразину з довольным подтверждением писано ж.

С ними ж поехал и от зюнгорских посланцов посланной человек.

Абулхаир-хан присылал с порутчиком Гладышевым находящагося при нем абыза Алмухамметя Урнеева (которой ему, Абулхаир-хану, дан от тайного советника Татищева для письма из башкирского народа) с тем, что он вчерашняго числа для быешаго с ним Джанбек-батыря некоторых речей не мог творить, а имеет нечто тайному советнику наодине представить, требовал письменно ль ему то дозволено будет представить или одному приезжать, на что сказано, чтоб изволил того ж дни под вечер сам приехать.

Вышеозначенной абыз, как при хане давно обретающейся и в верности известной, спрашивая тайным советником о киргис-кайсацких состояниях, которой ничего иного не объявил, что Абулхаир-хан в верности своей состоит, токмо-де более ево усиливаются Абулмамет-хан, и ис того-де у них и в народе некоторые несогласии разсуждаются; также и от сего, что Карасакал в народе многие возмущении чинит, и хочется-де киргис-кайсаком владения Абулмаметева кочевать более к Ташкенту и Туркестанту, где они и напредь сего кочевывали.

Оному абызу истолкована, какая там киргис-кайсаком опасность и трудность от зюнгор и персиян и польза от блиского кочевания к Оренбурху, и наставлен был от тайного советника, как он должен, будучи у хана, службу и верность свою продолжать.

Того ж числа хан и с ним сын ево Ерали-салтан приехали к тайному советнику в 6-м часу пополудни, причем были тогда подполковники Останков — командующей яицкими крепостьми и Куроедов — заседающей в канцелярии.

Тайный советник спрашивал хана, довольны ль они правлением подп. Осташкова. На что хан и салтан ответствовали, что весьма им довольны и благодарили. На то им тайный советник ответствовал, что он уже, яко сведомой человек, и ныне для удовольствия их при той своей команде оставляется, чим они были довольны ж.

Потом тайный советник ис той ставки выходил увидеть ханшу, которая купно с ханом прцехала, калмыцкой природы, а паче для того, чтоб [235] подп. Останков с ханом о некоторых их народных делах, а имянно, об отогнанных от них башкирцами лошадях, кои отысканы, но между хозяевами споры произошли, говорить мог, в чем он, подполковник, с ним ханом, и согласился.

Как тайный советник, паки в ставку вошел, тогда предупомянутые два подполковника выступили, ибо хан просил, чтоб наодине говорить остался токмо секретарь и два переводчика, итако, разговор начался.

Тайный советник хану говорил, яко весьма рад тому, что с ним, ханом, уединенной случай нашел к разговору и чтоб он по своему желанию изволил с ним поговорить о интересах е. и. в. и о пользе своей и народной.

Хан, в-первых, стал представлять о своем верном подданстве и с каким добрым намерением он службы свои продолжать намерен, только-де власть ево начала ныне разделяться, от чего он указов е. и. в. безпрепятственно исполнять не может. А как спрошен, в чем и от кого то разделение происходит, то привел речь на Абулмамет-хана, х которому лехкомысленной народ пристав, учинили ево ханом и поступают весьма несостоятельно и что при нем говорят, то все, в степь отъехав, переменяют. И привел речь об ограбленном короване, что он, Абулхаир-хан, тот корован от тайного советника Татищева взял на свои руки и отправил з добрыми людьми из Средней ррды, но помянутой-де Абулмамет, з Барак-салтаном и з другими недобрыми людьми согласясь, тот корован приказали разграбить. А он, Абулхаир, за все то пред всемилостивейшей государынею в великом стыду остался и просил, чтоб ко обузданию таких лехкомысленных людей учинено ему было здешнее вспоможение.

Тайный советник на то ответствовал, что Абулмамет-хана еще никогда не видывал, и тако об нем прямо разсудить еще ничего ему неможно, а о верности ево, Абулхаирха-новой, известно и никакого сумнения нет. Что же до разграбленнаго корована касается, то оной тогда ограблен, когда помянутой хан в подданстве е. и. в. еще не был, и хотя оной по се время еще не отискан, однак на него, Абулхаир-хана, надежда имеется, что он прилежным своим трудом отискивать не оставит.

Затем хан еще о неверностях Абулмаметевых говорил, что он, согласясь с Бараком и Батырем салтанами и с Карасакалом, совсем умыслил, чтоб податей зюнгорскому владельцу Голдан-Чирину и аманатов дать, и ежели б он, Абулхаир-хан, такого их худова совету угрозами не разорвал, то б то и, действительно, было учинено. А ныне хотя-де он, Абулмамет, сюда и едет, то-де он чинил от страху, а выехав в степь, паки в свои прежния намерении уклониться и советовал, чтоб для утверждения верности самово ево удержать или, по крайней мере, сына ево. в аманату взять, также б и некоторых старшин в аманатах оставить, а для обуздания б народа ему три тысячи человек войска дать, чрез то-де лехкомысленной их народ в подобающем страхе и послушании останется, и по всем е. и. в. указом исполнять возможно будет.

Тайный советник ответствовал, что он все ево ханские советы за благо приемлет и в памяти своей иметь будет, притом толковал им, какая б неполезность могла последовать от той, ежели б владельцы и народы кайсацкие в подданство зюнгорского владельца подвергнулись, изъясняя ему, хану, все того владельца за темные претензии, также разсуждал им и о той пользе, которую они, пребывая под державою е. и. в., получают, и что, поддавшись тому владельцу, не токмо от е. и. в. гневу себя и весь свой народ подвергнут, которой их поступок ея величеству не инаково, как весьма чувствителен быть имеет, и, конечно, то без отмщения оставлено не будет, что он, тайный советник, ежели хан хочет, пред всеми их старшинами, не обинуясь, скажет. А о Карасакале говорено на прежднем основании, то есть, что в нем здесь никакой особливой потребности нет, и представлено было и ныне представляется, чтоб он не опровергнул всего их покоя и [236] благополучия, так то уже от него и чинится. А что касается до удержания Абулмамет-хана и до дачи ему, Абулхаир-хану, войска, то по-нынешнему их состоянию не разсуждается еще запотребно, ибо великие государи, яко и е. и. в., не обыкли за малые дела народу гибели чинить, но прежде потребно к поправлению способы добрые употребить и с чем уповательно их установить. А ежели и по тому не утвердятся, то тогда уже надлежащие меры приняты будут, как заблагоразсудится, о чем он, тайный советник, им по указу е. и. в. объявляет и советует.

На оные слова хан говорил, .что он владелец самого лехкомысленного народа и, не имея довольной своей силы к содержанию онаго, всегда принужден к стыду один он оставаться, того ради просил, чтоб ему, хану, для твердого содержания дать военных людей три тысячи, с которыми он все в надлежащем порядке содержать возможен, а ежели того своего желания не исполнит, то он сам со всем своим домом прибегнет к российской границе, и ежели всемилостивейшая государыня укажет, то он готов в городе жить и от е. и. в. никогда не отстанет, а бес подмоги-де никогда народ свой ему, хану, в постоянство привесть будет невозможно.

На то тайный советник ответствовал паки, что к их установлению лучше потребно прежде добрые способы употребить и тем приводить, которые и употребляются, а к тому ж нынешним зимним временем дать российских людей неудобно, а чтоб он, хан, в народе своем наибольшую силу и почтение имел, то советано ему, чтоб кочевал с ордою своею ближе х крестьянам, а именно: по рекам Илеку и Берде. А самому ему дозволяется и во все крепости свободно приезжать, почему народ о нем не инаково разсуждать будет, как сие, что он всегда в особливой е. и. в. милости находится. А будущаго лета он, тайный советник, и сам уже не в Самаре, но в Бердской крепости на устье реки Сакмары жить будет, где по способности главной город строиться будет, итако, будет случай ко всегдашнему с ним, ханом, свиданию и сношению иметь. Что же до военных людей принадлежит, то сказано, что их к потребному случаю всегда найдется довольно.

Оное представление хану весьма было угодно и, встав, купно с салтаном благодарил за высочайшую к нему е. и. в. милость, которую он всегда сохранить желает. И притом о своевольностях народа своего, притворяясь, плакал, говорил, сожалея о своем состоянии и опасаясь, чтоб как милости е. и. в. оказуемой не утратить, и, обнимая тайного советника, просил, чтоб он ево всегда так не оставлял.

Ерали-салтан притом говорил, что он по милости е. и. в. свет увидел и хотя многих наук не получил, однак о некоторых малое понятие имеет, и потому он отцу, своему, также и народу всегда к пользе высочайших е. и. в. интересов представляет. Но народ их лехкомысленной, своей пользы не знает и не чувствует, и чтоб по своей должности поступали они, к тому привесть их не бес труда, а ежелиб-де от Абулмамет-хана и от других знатных людей так, как и отца ево, служба продолжалась, в российских местах дети держаны были, то б из-за него все лутче было.

Тайный советник на то сказал, что он все добрые советы в памяти содержать имеет, и ежели хану не противно, то он при отпуске всех кайсацких старшин о народной их пользе и о протчем, собрав всех, истолковать не оставит. На что хан весьма удовольственно отозвался, что то изрядно, однако бы-де оное учинить таким видом, чтоб они не подумали, яко то по ево требованию чинится, ибо-де народ легкомысленной и, отъехав, могут обратиться в прежние свои непотребства и продерзости, и обещал тех старшин показать, с которыми б о том говорить. На что ему сказано, чтоб он и сам того внушать и натолковывать не оставил.

После того был разговор о кочевании. Хан просил, чтоб позволено было кочевать киргис-кайсаком ево вблизость к Яицкому казачьему городку и ниже оного, где кормов скотских довольно. Но на то отвествовано ему, [237] что от такого их кочевания могут трудности происходить; своевольные киргис-кайсаки, паче чаяния поссорятся с яицкими казаками, между которыми так, как и между киргис-кайсаками, продерзостных людей немало. А особливо лехко могут калмыцкие с койсаками прежние ссоры вновь воздвигнуты быть, отчего ему, хану, предосуждение последовать может, а е. и. в. высочайшее повеление есть, чтоб киргис-кайсаки и волские калмыки, яко подданные, между собою во всяком добром согласии и миру пребывали, и чтоб недавно уста/новленной их с колмыками мир ненарушимо продолжен был. А буде б за тем, чтоб кайсаком у яицких казаков хлеб выменивать, то оное они в яицких новых крепостях удобнее получать могут, о чем камандиром и указы даны.

Притом же говорено ему и о посылке посланцов в Астрахань для утверждения того мира.

И хотя хан довольно предлагал, чтоб ему тамо кочевать, однак тайный советник, своими резонами представляя, и многия из того трудности отводил. А о посланцах в Астрахань объявил хан, что послан брат старшины Кашбая, с которым-де и ясыри калмыцкие отправлены, и утверждал себя довольно, что он о содержании всегдашняго согласия с теми калмыками стараться и народ в том утверждать будет. Притом просил он, хан, чтоб в зимнее время, когда близ крепостей кочевать будет, снабдевать ево орду (то есть ево дом) казенным хлебом. На что ему сказано, что в том, еже до ево персоны принадлежит, удовольствован быть .имеет, за что весьма благодарил.

Потом начата речь о пленниках, чтоб хан о сыску и о высвобождении оных по верности своей к е. и. в. особливое свое старание приложил.

На то хан ответствовал, что он всевозможное в том старание свое прилагать готов, только при том извиняясь непостоянством своего народа. А ежели б-де от всех владельцов аманаты были из их детей и ему дано было российских людей хотя тысячи три, а имянно: русских — тысячу, калмык — тысячу, башкирцов — тысячу, то б он все то скоряе действом исполнить мог.

На оное говорено ему, что на все то пристойнее напредь добрые способы употребить, ибо то более служить может к засвидетельствованию их верности и е. и. в. по своему природному милосердию всегда такие меры напредь употреблять соизволяет, как то и з башкирцами чинено, о чем ему, хану, известно. Ибо когда уже тем оные башкирцы довольны не были, тогда войски е. и. в. введены, и их воров тысяч тритцать кажнено, и протчие жестокости с ними показаны. Итако, к наилутчему представляется, чтоб хан потрудился добрыми своими поступками одше во исполнение привесть, а когда уже сие не успеет, тогда, по ево представлению, меры взяты быть могут.

Хан на то сказал со извинением, что он все то представляет по силе присланной к нему от е. и. в. всемилостивейшей грамоты, которою повелено о всем ему, тайному советнику, представлять и обещался в том всякое старание прилагать и перво находящихся между киргис-кайсаками башкирцов выслать, и впредь, как он и дети ево, ежели к ним из Башкирии такие уходы будут, высылать, а у себя пристанища отнюдь не довать

После того тайный советник, экскузовав себя, говорил хану, что он известен, яко у самово у нево, хана, один рус[с]кой беглой салдат находится, о чем-де от прежних камандиров и ко двору е. и. в. донесено.

Хан на то говорил, что один человек из давних лет между кайсаками у него есть, которой-де их магометанской закон добровольно принял и своим домом живет по воле. Но как ему истолковано, что самое малое дело и за такое неприличное ему на себя нарекание наводить не надлежит, то он, хан, склонился и обещал ево выслать.

Потом, по объявлению порутчика Гладышева, на помянутого хана, что [238] стороною уведомлено, якобы в ево, ханском, лагере шесть человек волских калмык имеется и будто кайсаки для того их держат, чтоб отдать зюнгорским калмыкам, говорено.

Хан на то объявил, что он про сие ничего не знает, разве-де кто без ево ведома делает, и хотел сего смотреть. А тайный советник сказал, что он от себя вышепомянутому порутчику прикажет смотреть же и как усмотрит, то б ему, хану, донес.

По сем тайный советник (под видом того, яко он по дружбе честь ево предстерегает) дал знать, что отправленно бывшие от него ко двору е. и. в. продерзость учинили, но из высочайшей е. и. в. милости и для ево, ханской, верности в том прощены. И хотя хан желал ведать, какая б то оноя продерзость была, но тайный советник, сказав, что когда они в том от е. и. в. прощение получили, то уже он о том упоминать не хочет, до объявил сие для единой с ним, ханом, дружбы и дабы он знал впредь, каких людей к делам своим употреблять, а о верности ево никакого сумнения нет. За что хан тачного советника благодарил.

После того хан еще говорил о Абулмамет-хане, что-де он изготовил сына своего в аманаты к зюнгорскому владельцу и советовал, чтоб тово сына по примеру ево Абулхаирхановых людей взять в Россию. На что тайный советник ответствовал, чтоб все то отложить ныне до приезду ево, Абулмаметева.

Затем тайный советник хану представливал, чтоб приезжающих чрез их улусы хивинским, ташкентским и другим купцам от кайсаков никаких обид и грабительств показывано не было, а были б во всяком сберегательстве, толкуя, яко сие народная их польза. Хан притом еще о подмоге напоминал, чтоб хотя о том слава была, а те-де можно одним страхом, не озлобляя людей, все противности вывесть. Но тайный советник тем отозвался, что ныне на все то полезнее добрые способы, а ежели сие невозможет, то он, тайный советник, на весну сам паки сюда будет и уже отсель не выедет, итако, о всем том найдется способ к довольному разсуждению, а чтоб он, хан, толь удобнее по указом е. и. в. исполнять и в народе своем надлежащим образом почитаем быть мог, то определится к нему ныне паки афицер, за что он благодарил.

В протчем тайный советник спрашивал о состоянии каракалпацкого народа, и какая б польза ис того могла последовать, когда оной народ будет в подданстве е. и. в. и возможно ли здесь их в том совершенно утвердить.

Хан весьма их тщился одобривать и что они кой час в верности к е. и. в. пребудут, а чрез них-де возможно будет и протчих, то есть дальнейших каракалпак, под власть е. и. в. подобрать, ибо-де вышепомянутые каракалпаки под ево, ханскою, рукою состоят, а потому-де можно Хиву и Бухары в подданстве е. и. в. привесть, они ж-де народ, хлебопашество и торги имеющей, и в торгах немалой пользы от них надеятельно.

Тайный советник представлял, что они народ не военной, то он не разсудит ли, чтоб для содержания их в добром порядке и в защите определить к ним сына своего Нурали-салтана, из Хивы прибывшаго, а он, тайный советник, пошлет к ним от себя нарочного человека, возьмет ли он ево на свои руки, чтоб он туда доехать и тамо безопасно быть мог, и сходнее было, чтоб для того из находящихся здесь каракалпацких посланцов для верности один остался.

Хан на то говорил, что он не только сьгна своего послать, но и сам туда ехать охотно б желал, только-де верхние каракалпаки не суть подданные и с нижними имеют частые ссоры, и затем бы-де, когда сын ево будет там, надчаяние ссор не произошло. А о посылке нарочного обнадеживал, что он безопасен быть может. Ежели ж-де, паче чаяния, какой ему вред причинится, то он всех их за то искоренить может, и положенось о том [239] говорить с посланцами, а удерживать посланца не советовал, ибо-де чрез то народ их в сумнение может притти.

Напоследок хан объявлял о вышепомянутом сыне своем Нурали-салтане, что он был в Хиве ханом, а потом-де персицкой шах ис Хивы ево выслал не показав ему никакого озлобления, и то-де знатно учинил он за дружбу с е. и. в., ведая, что тот ево сын — подданной е. и. в. Однако-де тот ево сын Нурали-салтан зимою намерен на Хиву иттить и, прогнав персиян, оною паки овладеть, на что требовал совета.

На то тайный советник ответствовал ему, что о том надлежит донесть е. и. в., и обнадежил доносить, а между тем бы он приказал тому своему сыну оного не чинить, на что хан и согласился.

После того разговор окончался.

26 [августа] приезжал Джанбек-батыр, с которым говорено: в-первых, тайный советник говорил, чтоб он, Джанбек, яко знатной и умной человек по верности своей к е. и. в. объявил ему все те способы, чрез которые киргис-кайсацкой народ в надлежащем покое содержать, и часто чинимые от них воровства пресечь удобнее, и утвердить их в подданстве е. и. в. непоколебимо. Ибо противные их поступки е. и. в. восчувствовать, и они все гневу е. и. в. подпасть могут, представляя им в пример то, коим образом зюнгорской владелец и немалые притчины военных своих людей на них поднял, и немалое кайсаком разорение причинил, а е. и. в. уже толь многие противности кайсацкого народа, как ему, Джанбеку, известно, из единого своего великодушия оставляет.

На то он, Джанбек, тайному советнику ответствовал, что, по ево мнению, (наилутшей к тому способ есть, чтоб он, тайный советник, когда все старшины в собрании будут публиковал и надлежащее к тому наставление от себя учинил, а он, Джанбек, с своей стороны, елико в том возможности ево будет простираться, всегда готов. И чтоб им, кайсаком, подвергнуться подданству зюнгорскому владельцу, то-де никогда не станется, ибо все кайсаки, как бы кто глуп ни был, пользы своей, получаемой от подданства е. и. в. не чувствовать не может, понеже-де у кого кафтана не было, у того стали два, а у кого один был — у того ньине и более. Так же-де и всякую свою потребу з довольством получают, чего им нигде сыскать невозможно.

Между тем, о способах к доброму порядку разсуждая, дошла речь до находящегося у них вора Карасакала, которой, живучи у них, ничего, кроме худа и народного беспокойства зделать не может, как то уже от него и делается. На что он, Джанбек, ответствовал, ежеле-де повелено будет, то они ево отсюда выгонят, а буде можно то б у них пока кормился. И как ему, Джанбеку, о помянутом Карасакале было толковано, что от сего плута весь их народной покой опровержен быть может и пр., то он о поимке ево, хотя крепко обнадеживать и не отказывался, однако хотел ево утвердить, чтоб он, кончае, ехал и в винах своих у е. и. в. всемилостивейшаго прощения просил. А буде того он учинить не похочет, то ево, по крайней мере, от себя выгонят.

Потом говорено ему, Джанбеку, чтоб киргис-кайсаки под зюнгорское владение ни для какого воровства не ходили, толкуя им, что сие главнейшая притчина есть, отчего между ими и теми зюнгорцами ссоры происходят, и о блиском к тому владению не кочевали, ибо немногие плуты со обоих сторон великие неспокойства поднять могут, а кочевали б они к новым оренбургским крепостям по реке Илеку и Берде, также и по Яику, токмо б в самую близость х крепостям не подходили, представляя, что ныне в тех крепостях против прежнего людей великое излишество и могут над чаяние между меньшими и их людьми ссоры происходить, чим он, Джанбек, был доволен.

И хотя, как примечено, клонил он на то, чтоб ему около Яицкого городка кочевать ню от него отвращен. И притом ему объявлено было и сие: [240] ежели им хлеб выменивать будет потребно (как то он прежде под Яицким городком будучи требовал), то оного могут получать в новых крепостях, чим он был доволен.

После того говорено и толковано о том, чтоб с калмыками волскими в покое и согласии пребыли, также б киргис-кайсаки за Яик и в Башкирию не входили и, кончае б, все происходившие воровства, отгонами из Башкирии лошадей с их стороны прекращены были. Причем упомянуто и о тех лошадех, кои с сибирской дороги от башкирцов прошедшей весны отогнаны, также и об отгоне лошадей от яицкого войска, о чем яицкие казаки поданным доношением просили.

На то он, Джанбек, ответствовал, что всякое в том старание прилагать будет. А об отогнанных башкирских лошадях объявил, что отгоняли Найманской волости и, сказывали башкирцы-де, прежде того от кайсаков лошадей отгонили, почему в кайсаки к ним ходили, и написано-де на них много излишняго. Однако-де те отогнанные лошади отысканы, и ежели хозяева приедут, то отданы будут, а о казачьих лошадях просил, чтоб к нему прислать яицких казаков, с которыми он о том говорить будет.

Тайный советник весьма ево, Джанбека, утверждал, чтоб впредь киргис-кайсаки таких своевольств не чинили, представляя, что з башкирской стороны ныне никакого воровства не делается и крепкое имеется смотрение, чтоб бакширцы за Яик не переходили, а ежели какие обиды, паче чаяния, произойдут, то б приносили жалобу, ибо для того, он, тайной советник, от е. и. в. нарочно с полною властию определен.

Впротчем говорено о способах к тому, также о недержании у себя беглых башкирцов, о сыску и о высылке российских пленников, у киргис-кайсаков находящихся. Против чего напоследок сказал он, что имеет намерение, согласившись с ханом, о всем том, также и о полонениках, публиковать, а буде не будут слушать и отдовать, то их с страхом к тому приводить. Тайный советник похвалил ево намерение и обнадежил, что он о всех ево добрых разсуждениях е. и. в. засвидетельствует.

После того был разговор об отискании ограбленного корована и о купечестве, также б и на гостиной двор для всякого между кайсаками розбору ясаула определить. На что Джанбек ответствовал, что он о короване всевозможное старание прилагать будет, извиня себя притом своевольством кайсацкого народа. А о ясауле хотел с ханом говорить и по согласию определить добраго человека.

Потом говорено о каракалпаках по содержанию того, как накануне с ханом разговор был , и возможно ль к ним нарочного отсель человека без опасности отправить. На что он ответствовал по тому ж, как и хан объявлял, и что в отправлении к ним нарочного никакой опасности нет и никто тронуть не может.

Наконец, Джанбек, встав, просил тайного советника, чтоб ево за верность и на память ево потомкам пожаловать тарханством, дабы он тако в повелениях командирских свободнее поступать мог, и то себе причтет за особливую е. и. в. милость.

На то тайный советник ответствовал, что он о сем с Абулхаир-ханом поговорит, а он, тайный советник, к тому склонен, токмо б хан о том за него прошение учинил и обнадежил, что то ему, Джанбеку, за службы и верности ево к е. и. в. исполнится, чим он весьма был довэлен и благодарил.

Того ж числа пополудни в приезд Абулхаир-хана, Ерали-салтана и Джанбек-батыря, и протчих кайсацких старшин человек с тритцать, приехавшие от каракалпак посланцы Мамор-батыр и Кушак-батыр именем своего Губайдуллы-салтана, старшин и всего народа е. и. в. присягу верности чинили, о чем обстоятельнее значит в особливой церемониальной записке.

Потом тайный советник выходил с ханом за зановес и объявлял ему [241] о том, что Джанбек об определении ево в тарханы гтросил, можно ль то ему по заслугам учинить и достоин ли он того звания. На что хан с великою охотою согласился и к тому ево, Джанбека, удостоил. Итако, вышед он, тайный советник, обще с ханом объявил, что е. и. в. Джанбековы службы жалует ево тарханом, на что ему и указ дан быть имеет.

За что он, Джанбек, благодарил, а хан и салтаны, и другие, бывшие при том, с тем ево, Джанбека, поздравили.

После того как вышепомянутые хан, салтан, Джанбек-тархан, так и кайсацкие старшины и оные каракалпацкие посланцы трактованы, причем при столе чрез некоторое время тайный советник, усмотря удобность, объявил старшинам все то, чтоб к наставлению их и ко утверждению кайсацкого народа в верности е. и. в. служить могло, говорил им следующее.

В-первых, о том, что им уже довольно явно и известно о всех оказуемых к ним е. и. в. высочайших милостей и о всем их благополучии, которое они руководством Абулхаир-хана получить удостоились. И тако б они, как лутшие люди, оное преобретенное их благополучие старалися на всегдашнее время себе и потомкам своим сохранить, служа е. и. в. по учиненной от них присяге со всякой верности. Ибо е. и. в. всемилостивейшая государыня инаго ничего не требует от них, как токмо сего одного, чтоб они верность свою и присягу сохраняли и особливое свое высокомонаршеское удовольствие в том имеет, чтоб все подданные е. и. в. во всяком покое и благополучии пребывали. Причем примером и то наведено, коим образом зюнгорской владелец, и никакого права до них не имея, требует от них аманатов, дани и чтоб кочевали на том месте, где от него приказано будет. Напротив того, е. и. в. природная их государыня ничего от них не требует, но ис природного своего великодушия всегда о их токмо довольствии и благополучии печется и для защищения их своих генералов определить им изволит. И хотя от киргис-кайсаков с начала их подданства немалые продерзости учинены, а особливо отправленной в Ташкент корован ограблен, немалое число противных башкирцев в их улусы убежало, где они с киргис-кайсаками, несмотря на то, что противники е. и. в. приняты, а некоторые и поныне еще у них находятся, также и разные воровства в Башкирии и в их улусах правительства российским купцам причинены, но за все то е. и. в., всемилостивейшая государыня, по природному своему милосердию и, ведая новости киргис-кайсацкого народа не токмо отмещения, но и никакого озлобления им учинить не изволила. Хотя по своей высокомонаршеской власти все то несравненно сильняя, нежели зюнгорской владелец (которой за старые и, как чаятельно, малые обиды войною на них наступил и великое было раззорение причинил) учинить всегда может, уповая, что киргис-кайсацкой народ, восчувствовав высочайшие е. и. в. милости и свое благополучие, такие подданству непристойные поступки покинуть, о чем от сего времени она, всемилостивейшая государыня, на их, кайсацкой народ, особливо уже надеяться изволит, яко они по присяжной своей к е. и. в. должности всего того не оставят, верностию своею наградит и все прежде бывшие киргис-кайсацкие к подданству и верности неприличные поступки они, старшины, тчтатся в лучшее состояние привесть. А ежели того исполняемо не будет, то следовательно, сами они уже своего неблагополучия будут притчиною.

Оное все старшины весьма внимательно слушали, и как тайный советник речь окончал, то Джанбек-тархан, встав, говорил, что они высочайшую е. и. в. милость довольно прославить не могут, но должны о здравии е. и. в. бога молить, ибо-де и бедные из нас ныне все богатыми людьми учинены. Притом хан ко всем тем старшинам довольно говорил, утверждая их в верности, и чтоб они чувствовали оказуемые к ним е. и. в. милости.

Тайный советник говорил еще бывшим при столе старшинам, чтоб [242] они беглецов из Башкирии, кончае, у себя не держали, толкуя им то, что оные плуты ничего инаго, живучи у них, учинить не могут, как вредить их койсацкие благополучии, ибо, о одной стороны, как и сами они жалобы приносят, убегая от них, лошадей крадут, а может статься, что и людей убивать будут; з другой же стороны — воруя при российских крепостях, на них нарекание наносить, отчего они и гневу е. и. в. подпасть могут; третие то, что держание их указом е. и. в. противно, и для того б они, кончае, всех их собрав, выслали, а он, тайный советник, за их киргис-кайсацкую верность обнадеживает, что все они в винах их прощены будут и отпустятся на прежний их жилища, где жить по-прежнему могут, как то со всеми таковыми ныне по указом е. и. в. и поступается. А ежели пойманы будут, то уже без всякого милосердия, яко противники почтутся. Притом же гбворено и о Карасакале, как и к хану выше сего писано, чтоб они всех рус[с]ких, также и других российских подданных людей, какого б звания они ни были, у себя в полону отнюдь не держали и всех бы, собрав, отдали, чим верность свою к е. и. в. особливо засвидетельствуют. Также б и жили во всякой спокойности, не враждуя с соседственными народами, ибо в том наибольшее их благополучие состоит, и кочевали б ближа к российской границе, где они от всех своих неприятелей безопаснее будут, яко то по рекам Илеку, Берде и по Яику, только б в близости к крепостям не подходили, для избежания могущим из сего происходить между ими и рус[с]кими людьми ссор. И ежели они в таком состоянии пребудут, то он, тайный советник, всегда будет их киргис-кайсаков защищать, как то ему и указом е. и. в. повелено. И для того, он, тайный советник, з будущаго года сам на Яике безотлучно уже будет. Что они, старшины, слушав весьма внимательно, исполнять все обещались. И как некоторые старшины стали было о своих свойственниках, в русских городах находящихся, представлять, то сказано, чтоб они подали роспись на письме, по которой о сыску старание прилагаемо быть имеет, токмо б они российских людей и башкирцов, у них имеющихся, отискав, выслали, почему они и согласовались.

Как встали из-за стола, тайный советник объявил всем бывшим тут старшинам, что е. и. в. всемилостивейшая государыня Джанбек-батыря за ево верные службы пожаловала тарханом, и обнадеживал их е. и. в. милостию, что каждой по своим заслугам и во время свое получить имеет, за что все те старшины благодарили.

При отпуске объявленных каракалпацких посланцов объявлено им, что тайный советник с ними к их каракалпацкому народу особливого человека отправит, которого б они здесь ожидали.

27 [августа]. Абулхаир-хан присылал с «ведомостью, что акибы Абулмамет-хан, ехав в Орск, возвратился паки вдовой улусы, и для свидания не приедет, и будто сей день приедут обретающияся при нем афицеры, и просил он, хан, о своем отпуске.

Приехал к Орску Салтанбет-салтан, родной брат Аблая-салтана (которой находится в полону у зюнгорского владельца Галдаи-Чирина).

От посыланного в лагерь к хану маэора Миллера, для званья ево к тайному советнику назавтрея обедать, которому велено притом проведать и о состоянии кайсаков и по разглашенным известиям о Абулмамет-хане, что иныя, говорят, для свидания будет, а другие — не будет, донесено, что о помянутом Абулмамет-хане у кайсаков разные вести и утвердиться не на чем подлинно невозможно. А Абулхаир-хана разговоры в том состоянии, что он утверждает себя в подданстве е. и. в. и старшинам изъяснял оказуемые к ним е. и. в. милости.

28 [августа]. Поутру приезжали и обедали у тайного советника два зюнгорские посламца и при них находящейся Большей орды киргис-кайсаченин Эбалак Тлевкелев, с которыми разговор был о приезде их х киргис-кайсакам, и о происходивших между ими и кайсаками ссорах, и о [243] прекращении оных. На что посланцы ответствовали, что-де нуждно с их владельцам корреспонденцию основать и дорогу проложить, и для того требовали, дабы с ними отправить искусного человека, которой-де владельцу их все здешние состоянии изъяснить довольно мог, и чтоб их скоряя отправление учинить.

На то ответствованно им, что же оное остановилось ныне за ожидаемым приездом Абулмамет-хана и дабы они обождали до 30 числа того месяца, в которое число о их отправлении с ним говорено быть имеет, что они и обещали. И хотя притом говорено, не лучше ли им, ежель отсель посланной с ними будет для безопасности и пособнейшей дороги ехать чрез Сибирь, однако объявил, что то будет весьма долеко и неспособно и что они и чрез киргиские улусы ехать опасения не имеют. Потом говорено было о Аблае-салтане, которой к зюнгорцам в последнюю их войну в полон попал. На что ответствовали они, что-де он убил у них знатного и свойственнаго Галдан-Чирина и за то-де он более удержан, однако-де со всякою честию содержится. К тому ж-де попались х киргис-кайсакам знатных зюнгорцов дочери, и ежели оные выданы будут, то чаятельная-де, что и он отпустится.

Тайный советник объявил посланцам о аманатах по объявлению Абулхаир-хана и Джанбек-батыря, что обещали их зюнгорскому владельцу, были от тех киргис-кайсаков, кои к зюнгорцам в руки было попались, а от других ни от кого таких обещаней не было. На что посланец Кашка ответствовал, что то правда, ибо-де они от их зюнгорского войска так были утешены, что им деваться было некуда, и то обещать они были принуждены.

Тайный советник изъяснял им, каким образом киргис-кайсаки в подданство е. и. в. приняты, и что их владельцу о сем напред знать дано не было, то они могут разсудить, что никакой притчины к тому не было, ибо что прежде прошлогодского у киргис-кайсаков з зюнгорцами происходило, о том здесь никакова известия не было и чаятельно, что оной владелец на помянутых кайсаков войско свое посылал, не зная, что они е. и. в. подданные, подобно тому, как и с российской стороны еще нынешняго года уведомленось, что киргис-кайсацкая Большая орда их зюнгорскому владельцу приклонна.

Напоследок реченной посланец сказал, что-де к пресечению происходимых между ими и киргис-кайсаками ссор другаго средства лутшаго нет, как отсель отправить нарочного и искусного человека. А ежели того не учинено будет, то их владелец по тех пор кайсаков раззорять будет, пока розобьет на лошедях седла. На то, по учинении им пристойного ответа, они и отпущены

После полудни в пятом часу приехал Абулхаир-хан, при нем Ерали-салтан, Джанбек-тархан и новоприбывшей Салтанбет-салтан (прежде у присяги не бывшей, которой и присягу е. и. в. учинил. После онаго салтана присягало старшин тритцать пять человек.

С ханом, с салтанами и Джанбек-тарханом говорено было об отправлении зюнгорских посланиов по силе преждних разсужденей и притом упомянуто о Аблай-салтане, находящемся в полону у зюнгорцов, как о нем посланцы объявили с представлением того, чтоб киргис-кайсаки имеющихся у них в плене зюнгорцов им отдали, чрез что и своих от них скоряе высвободить могут, а впредь никаких бы уже ссор они зюнгорцами не учиняли, ибо бес того в покое быть не могут, и что тайный советник намерен к тому владельцу от себя нарочного отправить, а о них хан, салтаны и кайсацкие старшины дали надежное ему провожание, дабы оной отправленной утратиться не мог. Ежели же тот посланной утратится, то уже, конечно, гневу е. и. в. подвергнут и нигде от того укрыться никому будет неможно. [244]

Против чего ответствовали они, что тому посланному никакой противности и опасности не будет, и объявили, что многие и от них поедут знатные люди нарочно для достования своих людей, кои к зюнгорцам попали в полон.

Тайный советник представлял хану, яко намерен он о всем том публично народу говорить, что третьево дня старшинам толковано было, чим хан зело доволен был. Итако, он, тайный советник, с ханом и с салтанами вышед за двор, где кайсацкого народа с триста человек было, довольно толковал им, какое они, будучи под державою е. и. в., благополучие имеют, и каким образом оное хранить должны, и в чем воля е. и. в. состоит. Притом же объявлено им, где им кочевать, и что не надлежит им ни под каким видом за Яик переезжать, и яко в противном случае все ослушники за сущих воров почитаемы быть имеют, о высвобождении находящихся у них в полону российских подданных, о спокойном и мирном житье с пограничными народами, о недержани у себя беглых башкирцев и других людей, о почтении хана и о протчем по сдержанию прежде бывшаго с старшинами разговора, с подтверждением, что они, поступая тако, не только свое благополучие умножить и на сегодняшнее время утверждать, но и высочайшею е. и. в. милостию награждаемы быть имеют. А будет исполнять не будут, то всему своем злу и высочайшему е. и. в. гневу сами уже будут притчиною.

Когда тайный советник означенную речь окончал, то оному народу для лутчей внятности о должности подданства читана присяга, и потом хан, салтан и все старшины читали молитву о здрави[и] е. и. в., а по проч-тени оной народ сказал аминь.

Хан представлял о старшинах, что многие уже в домы просятся, на что сказано, что до них более дел нет. Но получя назавтрее е. и. в. милость, что хочет — может и ехать, только б он, хан, с салтанами, также и с Джанбек-тархан подождали до понедельника ведомости от Абулмамет-хана, будет ли он или нет. На чем хан и основался, только притом объявлял, что он приезду того хана не надеется, и сказывал, что он тово дни ведомость получил, акибы помянутой хан занемог и находящияся-де при нем афицеры на сих днях сюда прибудут.

Приехал бывшей у Абулмамет-хана башкирец Тукаш Балтасев, которой доносил, что оной хан к езде в Орск во всякой готовности был, только-де одержали ево Барак и Батыр салтаны и бутто приклонили, чтоб находящихся у него зюнгорских посланцов отправить, дав им сына своего. А понеже оной башкирец объявил, что тот хан кочует от Орска не весьма в дальном разстоянии и может завтрее, ежель послан будет, ответ привести, то отправлен он с указом к порутчику князю Уракову и переводчику Уразину, которым велено обстоятельно с тем башкирцом не репортовать, и хана, ежели для находящегося Абулхаир-хана (с которым у него несогласии происходят) сюда не едет, склонить к приезду в Орской или в новой Оренбурх. И кончае б, он аманатов от себя зюнгорскому владетелю передавал, объявить, что отселева к тому зюнгорскому владетелю для их кайсацкого защищения отправляются нарочной посланец.

Посыланной от зюнгорских посланцов при Абулхаир-хане к товарыщам их калмык возвратился и привес ведомость, акибы тех посланцов сюда ехать не допустил Барак-салтан и увес их с собою.

Ввечеру явились два киргис-кайсаченина, кои объявили, что они присланы были с письмами к тайному советнику от Батыр-салтана, только-де те письма вручив, у них Абулхаир-хан изодрал, а после хан чрез порутчика Гладышева объявил, что он те письма изодрал для того, что оной Батыр-салтан прислал одно письмо на имя е. и. в. тайного советника и ево, Абулхаир-хана, что-де весьма непристойно видно, что то учинил он по происходимым между ими ссор. [245]

30 [августа]. Приехал хан к тайному советнику, с ним Ерали, Салтан-бет и протчие салтаны, так же Джанбек-тархан и другие кайсацкие старшины, между которыми были новоприезжие, кочующие к сибирской стороне Увакгирейскаго и Кипчатского родов, двое знатных и несколько рядовых, которые в верности е. и. в. присягали.

С ханом, в-первых, говорено о приезжих от Батыра-салтана киргисцах, что они с собою никакова письма не привезли, на что хан объявил, что тот салтан к нему пишет, яко он во всем полагается на ево, ханское, разсуждение, и что он, хан, учинит, тем он, Батыр-салтан, будет доволен.

После того говорено было еще об отправлении маэора Миллера к зюнгорокому владельцу Галдан-Чирину, причем тайной советник довольно истолковывал хану, салтану и всем тут случившимся старшинам, что он, маэор, по указу е. и. в. посылается в тот образ, чтоб зюнгорской владелец известен был, что киргис-кайсаки суть подданные е. и. в. Летом он, от сего времени про то ведая, никаких на них неприятельских наступленей не чинил и содержащегося у него в полону Аблая-салтана и киргис-кайсаков, с ним, Аблаем, взятых, освободил. И утверждаемы были, чтоб они, хан и протчие, впредь никаких подбегов под границы того зюнгорского владельца не чинили и подвластных своих людей от того весьма удерживать старались, ибо без того спокойности основать будет невозможно, чим все они по премногу довольны быть казались и благодарили за оказуемые к ним высочайшие е. и. в. милости. А с стороны своей по приказу ево, тайного советника, исполнять обещались. Особливо же Абулхаир-хан ревностно себя в том оказывал и говорил, что он от е. и. в. пожалованную саблю имеет и ежели кто повелений е. и. в. исполнять не будет, то он ту саблю, хотя б и брат или сын ево был, против ево употребить не пожалеет.

Из-за того говорено было о провожатых, чтоб даны были люди надежные как от хана, так от [Д]Жанбек-тархана и от других знатных родов, а особливо б Салтанбет-салтан, брат Аблаев, от себя да самого зюнгорского владельца верного и доброго человека отправил. На что все они согласились, и хан для наилутшей безопасности обещал чрез кайсацкие улусы для препровождения помянутого маэора Миллера отправить сына своего Ерали-салтана, на то ответствовано, что то будет изрядно. И притом хан и протчие весьма были утверждены, чтоб оной маэор безопасно препровожден был с подтверждением, ежели, паче чаяния, ему, Миллеру, какая опасность и вред приключится, то они, хан и протчие, конечно, подвергнут себя высочайшему е. и. в. гневу, ибо оной маэор от е. и. в., да еще для их пользы и охранения посылается.

Потом говорено было о Абулмамет-хане, что он к свиданию приезжать отменил и бутто находящихся у него зюнгорских посланцов отправляет и, по довольном о том разсуждении, соглашенось, чтоб тот день ехать к нему, хану, Салтанбет-салтану, а заутра — Джанбек-тархану и от посылки помянутых посланцов удержать.

Тайный советник, желая с ханом наодине поговорить, вызвал ево в заднюю ставку, где спрашивал, имеет ли он еще о каких своих потребностях представлять. Против чего хан благодарил за милость е. и. в. и говорил, что он такую избрал себе гасударыню, которая, яко мать, ево жалует, и что он все свои народные нужды почти уже исполнил.

Потом просил он, чтоб пожаловать из старшин ево шесть человек тарханами по примеру тому, как Джанбек-тархан пожалован. Но тайный советник, желая, чтоб произведение тарханов между киргис-кайсаками в наибольшее почтение привести, ответствовал, что он о сем будет описываться, а между тем хан удостоенных людей обнадежил, дабы он е. и. в. во всякой верности служили и что, кончае, пожалованы будут. А что Джанбек произведен, то ево службы и е. и. в. довольно уже известны, за которые тем тарханским достоинством и пожалован. Но как хан еще о том [246] же прилежно просил, объявляя, что то для добраго порядку и исполнения по указом е. и. в. потребно, то сказано, чтоб он о них ко всем пожаловать роспись прислал, по которой ему, хану, письменной ответ пришлет же, чтоб он их обнадежил, яко они, действительно, пожалованы будут, чим хан доволен был, и так оное осталось.

После того хан говорил, акибы киргис-кайсацким старшинам Средней орды пред теми, кои ево Меньшей орды большая честь чинится, и просил, чтоб их тайной советник особливо призвал и о послушании ему, хану, и о протчем им натолковал, что им весьма будет приятно и по повелениям ево, ханским, лутшее они исполнять будут, что тайной советник учинить и обещал.

По обеде хан еще о Абулмамет-хане объявлял в ту силу, что он в непостоянстве находится и сына своего зюнгорскому владельцу отдавать хочет, ищего он, Абулхаир-хан, в стыду один остается. А когда он сына своего отдаст, то-де ему уже здесь не кочевать. И представлял, чтоб к нему, Абулмаметю, писать тайному советику от себя, дабы он такие противные намерении переменил. На что тайный советник, зная, что у него, Абулхаира, с ним, Абулмаметем, несогласно, ответствовал в посредственных терминах, и что ему, Абулхаир-хану, от непостоянства Абулмаметханова никакова стыда быть не может, ибо та ево противность в ево и обещестие обратится, а писать к нему, по совету ево, Абулхаирову, будет.

31 [августа]. Поутру приезжал Джанбек-тархан проститься с тайным советником, которому по содержанию преждних разговоров о верности к е. и. в. и о протчем довольное представление чинено. С ним же и о безопасном провожании маэора Миллера, также и о том, чтоб он, Абулмамет хана, утвердил, дабы он сына своего к зюнгорскому владельцу, кончае, не посылал и к свиданию б с тайным советником в Озерную крепость приезжал, говорено, что все он, Джанбек, исполнить обещался.

Приехал от порутчика князь Уракова и переводчика Уразина вахмистр Лихачев и с ним от Абулмамет-хана с письмом трое старшин, в котором письме помянутой хан пишет, что он приехать не мог за разглашенными у него с стороны Абулхаир-хана известиями и воротился з дороги, что и вышепомянутые порутчик и переводчик в доношении своем объявили, якобы ево удержать хотят.

Против чего к хану ответствовано с теми прибывшими, чтоб он, хан, не веря никаким пустым разглашениям, надеелся б на милость е. и. в. и от себя к зюнгорскому владельцу никаких посланцов, толь менее сына своего, не посылал с объявлением, что то будет е. и. в. и ево присяжной должности противно. Притом писано и о сем, что для защищения их и для высвобождения Аблая-салтана с протчими посылается к зюнгорскому владельцу часто памянутой маэор Миллер, с которым бы он от себя послал верного человека с таким токмо объявлением, что он, хан, в подданстве и верности состоит е. и. в. А что до дел принадлежит, в том сослался б на показанного маэора. Также б и находящихся у киргис-кайсаков в полону зюнгорцов, околыко возможно собрав, с ним же маэором Миллером, отправил, чрез что брата ево Аблая и киргисцов у зюнгорского владельца содержащихся лехчае и удобнее будет высвободить, а сам, конечно б, для свидания с тайным советником, хотя в Озерную крепость, приезжал, где ему е. и. в. милость показана быть имеет, о которой ему и в грамоте е. и. в. объявлено. И для того б все привносимые от недоброжелательных ему разглашений уничтожал и уповал на милость е. и, в со объявлением того, что он не с меньшим, но с равным почтением, как и Абулхаир-хан, почитается, как то и оная всемилостивейшая грамота ему свидетельствует, что тако ж-де и вышепомянутым порутчику и переводчику в указе рекомендовано и о всевозможном старании подтверждено. [247]

Приехали киргис-кайсаки с письмом от Барак-салтана, в котором он пишет, что состоит в верности е. и. в., только нынешним летом для свидания прибыть не мог, а во всем полагается он на дедов своих, Абулхаир и Абулмамет ханов.

Пред обедом приехали к тайному советнику зюнгорские посланцы, с которыми говорено об отправлении с ними секунд-маэора Миллера и условленось, чтоб им завтрея купно и со оным маэором Миллером поехать; еще довольно с ними разсуждал о подданстве киргис-кайсаков и на каком основании он ханов, салтанов и старшин ныне утвердил, чим они, посланцы, были весьма довольный. Притом им же и сие представлено, что ежели б по непостоянству киргис-кайсацкого народа некоторые и на то поползнулись, чтоб поддаться их владетелю, то таковых по доброму их с российскою империею соседству принимать весьма не надлежит, что и с российской стороны всегда наблюдаемо быть имеет.

Оные посланцы и вышеписанные приезжие киргис-кайсаки и каракалпацкие посланцы обедали при столе тайного советника, причем также и после стола он, тайный советник, довольно всем им разсуждал и представлял, каким спокойным образом должны они между собою жительствовать и что в том всенародное благополучие состоит. Особливо же киргис-кайсаком нарочно для зюнгорских посланцов толковано со многим подтверждением, также и о верности их к е. и. в. и о благополучии, которое они от подданства своего получают по содержанию прежних разговоров.

Ввечеру отпущены приехавшие с сибирской староны старшины.

Месяц сентябрь, 1. Поутру отправлены двое киргис-кайсаков, приезжавшие с письмом от Барак-салтана с ответным к нему от тайного советника письмом, в котором ему представлено, что он в объявленной от него к е. и. в. верности неприменно состоял и повелении е. и. в. исполнял, о коих высочайших повелениях дедом ево, Абулхаиру и Абулмамет ханом, довольно знать дано. И когда он ныне для свидания приехать не возмог, то б будущаго лета приезжал и е. и. в. присягу верности (у которой он еще не был) учинил. Ежели же, между тем случился быть близ Яика, то б х командующему подп. Осташкову для того приехал. А буде б с Абулмамет-ханом в, Озерную крепость к тайному советнику почтился быть ныне, то б и того сходнее, где ему знаки е. и. в. милости показаны быть имеют.

2 [сентября]. Поутру приезжал к тайному советнику Абулхаир-хан и с ним сын ево, Ерали-салтан,

Сиерва тайной советник объявлял хану о лриезде накануне от Абулмамет-хана посланцов, и за какими притчинами объявляет он, хан, что к свиданию не приехал, на что Абулхаир более не ответствовал, как токмо то, что оной хая m воли ево не выступает, но все исполнять будет.

Потом говорено о провожании отправляемаго к Зюнгорскому владельцу Галдан-Чирину маэора Миллера, и хан, для наибольшой ему, Миллеру, безопасности, хотел до Большой орды дать в провожание сына своего Ердди-салтана, также и зюншрцов, в полону у каргис-кайсаков находящихся, сколько можно собрать хотел, чтоб с помянутым маэором к показанному владельцу отправить из-за того.

Объявлен был хану ушедшей недавно у киргис-кайсацкого лагеря бухарец, которой, бежав, у киргисцов лощадь увел, которого хан спрашивал, где он желает быть, и как он ответствовал, что имеет желание жить в Бузулуцкой крепости, где у него свойственники есть, то хан ево на житье в ту крепость уволил и уведеную лошадь ему отдал, сказав, что кто свободы своей не желает, а лошадь, живучи у хозяина, заработал.

После того говорено еще о воре Карасакале со истолкованием, что весьма потребно для спокойства и благополучия народного, дабы тот [248] злой человек между народом их не был, на что хан говорил, что он сперва ево будет уговаривать, дабы, кончае, пришел х командиром и е. и. в. принес повинную, а буде того не послушает, то он объявит народу, чтоб ево, кончае, поймали или ево весьма б убить. На то сказано, что он давно то заслужил и всемерно о том ему, хану, старание приложить надлежит, чтоб тот непотребной человек у них не был, и тем он, хан, верность свою к е. и. в. засвидетельствует.

Просил хан, чтоб повелено было кочующим подле реки Яика киргисцам скот их перегонять на внутренную сторону Яика-реки, на то ему отказано с представлением, что на той стороне луга потребны на регулярные и нерегулярные команды.

Как вышеписанное все было переговорено, то хан объявил тайному советнику, что он намерен сына своего Кузахмет-салтана переменить и вместо ево оставить сына ж своего Чингиза, прижитаго от калмыцкой ево жены и с той ево женою.

Тайный советник ответствовал на то, что сего ему без указу учинить невозможно, и для чего он, хан, прежде о том к цему, тайному советнику, не писал, почему ко двору е. и. в. описаться было возможно.

Хан на то говорил, что не писал, надеяся, что ему, тайному советнику, и не описываясь возможно учинить, ибо-дё дети все равный. Но тайный советник против всего оного отговаривался, объявляя, что ему того учинить невозможно, ибо-де о содержании в службе Кузахмет-салтана точной указ есть, а о перемене описываться должен. Буде ему, хану, потребно, то он, тайный советник, о сем ко двору е. и. в. будет доносить и требовать указа, а между тем, оной Ходжаахмет может оставлен быть в Орской крепости, и когда о перемене евэ указ получен будет, то он немедленно отпустится. А буде ему, хану, угодно, чтоб сына ево Чингиза и с матерью в Орску или в которой-нибудь из других крепостей содержать, оное оставляется ему на волю, ибо ему, хану, приезд всюду не возбранен. И как тем заключено, что оной перемены без указу учинить ему, тайному советнику, невозможно, то хан с великим неудовольствием стал говорить, что он в подданство е. и. в. своею волею пришел, также и детей своих в службу е. и. в., а не в полоненики отдает. И осердившись, ничего более не говоря, встав с места, пошел из ставки вон, и седши на лошадь, уехал, не простившись с тайным советником сказав токмо сие, что в присланной к нему грамоте от е. и. в. повелено требовании ево исполнять, а знатно-де о том указа у тайного советника нет, и хотел ту грамоту с сыном своим, Ералеем, прислать. По такой нечаянной перемене тайный советник, призвав подп. Останкова, которому заграничные дела поручены, также и подп. Куроедова, присутствующаго в походной канцелярии, имел разсуждение, каким образом в том с ним, ханом, поступить. И при том разсуждении был имянной указ, присланной к тайному советнику Татищеву из бывшего кабинета от 16 сентября 1738 г., которым повелено при смене прежде содержанного во образ аманатства вышепомянутого Ерали-салтана смотреть, чтоб другой был прямой ево, Абулхаиров, сын и от единой матери с Ерали-салтаном рожденой, также б и в равном люблении был у родителей как и тот, Ерали-салтан. А понеже показанной Чингис, как выше упомянуто, не той матери, от которой Ерали и Ходжаахмет родились, но от вышепомянутой калмыики, пленницы Абулхаировой, которая и с тем сыном ея, Чингисом, по засвидетельствованию бывших при Абулхаир-хане афицеров, весьма не в таком содержании, как настоящая ево жена, яко содержится в образе рабыни, она ж, как о том от пода. Осташкова донесено, из орды присылала к нему, подполковнику, что намерена бежать, и просила, чтоб ее в крепость принять яко подданную е. и. в. калмычку, того ради по довольном о всем том разсуждении соглашенось, что, конечно, в требовании того хана надлежит отговорку иметь, что того Ходжуахметя тем от [249] калмынки рожденым сыном переменить невозможно, разве по нужде без указу таким, которой бы Ералею и Ходжеахметю родной брат был, яко оных меньших еще два, а именно: Айчувак да Адель. Ибо по всем окресностям усмотрено, что хан за оного Чингиза и с матерью, хотя б они и век свой окончали в крепости, стоять не будет и во всякия противности впасть ничто уже ево удерживать не будет. А особливо к воздержанию детей ево, Нурали и Ерали салтанов, которые в орде и ныне сильняе отца, никакого способа не останется. И из настоящих ево детей, ежели того Ходжуахметя отпустить, впредь получить никоими мерами будет невозможно.

Между тем разсуждением приехал сын ево Ерали-салтан и привез к тайному советнику для показания недавно присланную к нему грамоту, представлял еще об отпуске вышепомянутого брата своего, Ходжуахметя. Но тайный советник, показав ему вышеобъявленной указ, ответствовал, что то без особливого указа учинить ему никак невозможно, разве хан на место Ходжиахметя пришлет родного ево брата, то он по нужде, за верность отцом ево, учинит. Причем ему, Ерали-салтану, толковал о состоянии указов е. и. в. и что ему, тайному советнику, без указу и сверх повеления учинить ничего невозможно, а будет описываться. С чим оной Ерали-салтан и поехал, прося к отцу своему прислать ответ, однако ж все со всякою учтивостию говорили. С ним посланым были порутчик Гладышев да толмач, чтоб хану истолковать, дабы он вышеписанное невозможное свое намерение переменил, а буде тем объявлениям недоволен будет, то б он ежели хочет, с надлежащим прошением послал от себя, как то он и напредь сего о перемене Ерали-салтана чрез тайного советника Татищева чинил заблаговременно, хотя посланцев своих ко двору е. и. в. И притом приказано было ево, хана, к завтрею звать обедать с старшинами и с каракалпацкими посланцами.

Оной порутчик и толмач, возвратясь, тайному советнику доносили» что хан против всего их объявления казался несклонным и недовольным и велел тайному советнику донесть, что ему приезжать к нему незачем и обеда не желает, а каракалпаки-де, как хотят. Притом еще толковал, что он волею своею в подданстве е. и. в. пришел и ныне остался он один в здешнем углу, уподобя себя аркану привязанному, с теми словами: пускай-де тайный советник оной аркан ныне или завтре удержит или оторвет, и требовал, чтоб на те ево слова к нему, хану, ответ прислал, а он хочет токмо одно письмо к сыну своему Хаджеахметю написать и потом ехать.

Тайный советник, видя не того оного хана явную противность и грозы, разсудил к нему, хану, послать подп. Осташкова, которому приказано, в-первых, истолковывать ему, как невозможно требование ево, и ежели останется в своем упрямстве, то б он прислал с ним, подполковником, о себе ответ, как ево, хана, признавать, а между тем, в Орскую крепость приказано за Ходжиахметем, чтоб он нечаянным образом уйти не мог, прилежное смотрение иметь и киргисцов в крепость не впущать.

По отправлении онаго подполковника послан к нему, подполковнику, маэор с приказом, ежели хан объявит себя недобросостоятельна, то ему сказать, что хотя он и так себя оказал, однак без явных противностей ево, народа с стороны е. и. в. ничего вредительного ему и людем ево чинено не будет.

Вышепомянутой подполковник, приехав, репортовал, что как он с имевшеюся при нем командою к ханскому лагирю подъезжать стал, то киргис-кайсаки, бывшие при хане, в великую было робость пришли и многие, оседлав было лошадей, уезжать хотели, но хан от того их удержал, и когда он, подполковник, приехав к нему, хану, истолковал ему все окрестности и невозможности в показанном ево требовании то он склонился, [250] что в том разсуждении был, якобы то тайному советнику учинить можно, а когда невозможно, то он более утруждать не хочет, а просил, чтоб описаться и дабы ево пред тайным советником за то, что так горячо поступил, извинить. Итако, все оное стало успокоено.

Оной хан зван обедать, и дабы уже с ним проститься.

Пред полуднем оной хан, и с ним Ерали-салтан, и несколько киргис-кайсацких старшин, и каракалпащиие посланцы приехал[и], также приехал ис крепости и Ходжаахмет-салтан.

Прежде стола тайный советник с ханом довольно говорил, подтверждая ему, чтоб отправленной к зюнгорскому владельцу Галдан-Чирину маэор Миллер безопасно препровожден был, истолковывая ему, что он, как то и ему, хану, известно, для пользы ево и всего кайсацкого народа отправляется. Хан обещал, что чрез все кайсащкие улусы, даже до Большой орды, сын ево Ерали-салтан препровождать будет, и обнадежил несумненною безопасностию.

Еще говорено о каракалпацком народе, чтоб хан обижать оной никому не допустил и велел присматривать сыну свсрему Нурали-салтану, и чтоб будущею весною от оного караван и лутшия люди к нему, тайному советнику, приезжали, к которому разговору и каракалпацкие посланцы были призваны, что как хан, так и оные посланцы исполнить обещали. Притом объявлено и сее, что ко оному народу посылается порутчик Гладышев.

Притом пристойно выговорено было ему, хану, о горячих ево непристойных поступках и о пребывании Ходжиахмет-салтана до тех пор, пока о смене ево указ пришлется. Разсуждаемо было — хан хотя желал, чтоб быть ему в Самару, однак более полагался на волю Ходжиахметеву и Ерали салтановы, где похотят, которые по долгому между собою совету (для которого они в крепость ездили) положились на то, чтоб ему быть в Сорочинске 123.

После обеда тайный советник с ханом говорил о верности ево к е. и. в., также и о том, чтоб он, яко первый между всеми киргис-кайсацкими владельцами, на поступки протчих смотрел и от противностей воздерживал. Хан на те слова говорил, что у них нагайская пословица есть: «которая-де змея имеет одну голову, а хотя многие хвосты, то-де за головою все хвосты в нору легко проходят, а буде многое число голов, а хвост хотя и один, то-де в том затруднение, по которому примеру надеется он, хан, что за ним все будут последовать и в противности уклоняться им будет невозможно.

Тайный советник против того объявил хану, что он к Галдан-Чирину и о сем писал в таком случае, ежели бы кто ис киргис-кайсацких владельцав или старшин преклонился и прибежал к нему, чтоб он их за противников и изменников е. и. в. почитал, у себя б атнюдь их не удержал, которое он всячески и учинить не оставит. На оное хан сказал, что то весьма изрядно, и он хотел было о сем ему, тайному советнику, представлять.

Между тем хан зачинал говорить о предприятиях на Хиву и Бухары и как напредь сего о том он намерении имел в ту силу, чтоб ему от тех городов некоторую пользу иметь. На то ему ответствовано, что он сам видит, в каком намерении внутреннее ево народа состояние, которое наперед и ставить ему надлежит, а потом о тех предприятиях разсуждать. На то он ответствовал, что то правда, и он сие с ним, тайным советником, как з [251] другом своим говорит, и всеми ево советами доволен, и полагается во всем на волю е. и. в.

После того зашла речь о Абулмамет-хане и каким образом он ханом учинился, которое ево ханство ныне уже и указом е. и. в. подтверждено. На то хан ответствовал, когда он, Абулхаир, кочевал за рекою Сыр-Дарьею, то-де некоторые люди, не желая быть бес хана, ево ханом и изобрали.

Потом приведена речь к детям ево, что он достойных сыновей имеет. И тайный советник говорил ему, что он по ево справедливости, так как друг ему, представляет от себя, ежели ему угодно, из детей ево, которого он хочет по себе наследником ханства учинить, и е. и. в. бить челом станет, то он ему по ево с ним дружбе помогать подщится и надеется, что е. и. в. тем ево, хана, за ево службы и верность наградит.

Хан безмерно тем доволен был и спрашивал, когда он такую челобитную прикажет написать. Тайный советник ответствовал, что то ево собственная потребность, когда хочет и учинит. И положился, прибыв в свой дом и поговоря с Нурали-салтаном, которой у него старшей сын и в Хиве несколько времени за хана правил, пришлет то свое прошение чрез посылаемого к нему прапорщика Муравина.

Тайный советник представлял ему еще о Карасакале, кроющемся между киргисцами, о котором хан говорил, что он ныне может надеяться оного вора искоренить, ибо у него на то таковские люди уже припасены. Ерали-салтан просил тайного советника, чтоб брата ево Ходжуахмет-салтана, когда он будет жить в Сорочинской крепости, сверх определенного ему жалованья хлебом не оставить, что ему тайный советник учинить и обещал.

И когда уже не осталось ничего, как токмо с ними, ханом и салтаном, проститься, то по учинении им е. и. в. милости, тайной советник с ними, ханом и Ерали-салтаном, простился, и утверждая их в верности к е. и. в., и обещал к нему, хану, на завтрее в лагирь приезжать.

Ввечеру приезжали к тайному советнику для прощения зюнгорские посланцы, коим представляемо было о засвидетельствовании сего того, что с ними прежде говорено и о неоставлении посылаемого с ними маэора Миллера зюнгорскому владельцу.

Что все они исполнить обещались.

4 [сентября]. Тайный советник ездил в ханской лагерь, где чрез несколько времени говорил с ханом и Ерали-салтаном при собрании к ханской полатке всех бывших при нем старшин о том, что до утверждения их верности е. и. в. надлежало, также и о безопасном препровождении маэора Миллера довольно подтверждал.

Хан еще тайного советника просил, чтоб киргис-кайсацких старшин Тюлебая и Колыбая тарханами определить, на что ему сказано, чтоб служили в верности во всем том, о чем им и от тайного советника объявлено, а будущим годом при свидании могут пожалованы быть. Чим остались они довольны и притом читали молитву о здравии е. и. в. и хана.

Затем тайный советник с ханом, с Ерали-салтаном простился и поехал в лагирь.

Отправлены: к зюнгорскому владельцу Галдан-Чирину секунд-маэор Миллер с товарыщи, которым даны надлежащие инструкции, к нижним каракалпакам — порутчик Дмитрий Гладышев с толмачем, которому також-де дана им инструкция и письмо к тамошнему Губайдулле-салтану и старшинам, а сверх той инструкции словесно приказано по обнадеживанию посланцов домогаться, чтоб от оного народа в знак их подданства будущаго лета прислано было несколько бобров или чего другаго у них находящегося.

Быть при Абулхаир-хане определен и купно с ним, ханом, отправлен геодезии прапорщик Муравин, которому инструкции, кроме краткого [252] ордера, не дано, а приказано от тайного советника словесно, будучи тамо:

1-е. Примечать на поступки ханские и репортовать.

2-е. Разведывать с каким намерением он, хан, усильно о перемене сына своего просил.

3-е. О поимке вора Карасакала, что сам он, хан, какую вышепоказано обещал.

4-е. Чтоб киргисцы никуда для воровства не ходили, также и чрез Яик ходить не дерзали.

5-е. Чтоб беглецов башкирцев хан выслал и впредь жить им между киргисцами не допущал.

6-е. Чтоб проезжим в Оренбург купцам, какие б юные ни бьши, от киргисцов обид чинено не было.

5 [сентября]. Приехал от порутчика князя Уракова и переводчика Уразина вахмистр Лихачев з доношением, что Абулмамет-хан не будет.

6 [сентября]. По переправлении главной команды чрез Яик приехали от Абулмамет-хана порутчик князь Ураков и переводчик Уразин, привезли от него, хана, письмо, коим объявляет, что он для свидания прибыть не мог и чтоб ево в том извинить. А оные порутчик и переводчик тайному советнику доносили, что хан, ехав в Орак и не «доехав до крепости зашолдни, возвратился больши для того, что ему сказали, акибы ево хотят кончав в крепости удержать, а сие знатно разглашено чрез Абулхаир-хана, ибо хотя того никогда не думано, но он, Абулхаир, представлял и весьма того ему хотелось, и чаятельно, что он то нарочно велел разгласить.

Они ж, князь Ураков и Уразин, доносили, что помянутой хан, конечно, сына своего в аманаты к зюнгорскому владельцу посылает и притом несколько лошадей собирает, чтобы к нему ж, зюнгорскому владельцу, послать. Сия ево преклонность от того-де больши происходит, акибы оной зюнгорской владелец хочет ему, хану, город Туркестан и другие некоторые прежде ево, Абулмаметевы, предки ево содержали и дань брали, ему, хану, возвратить. А более-де на то приводит ево киргиской старшина житель туркестанской, Ияс-батыр, коего-де хан весьма слушает, а их, князя Уракова и Уразина, при себе держать не похотел. Они ж доносили, что помянутой хан от зюнгорского владельца великую опасность имеет и говорит, ежели ему сына своего к нему не посылать, то нигде места будет не найтить, и как-де он тки войско свое на него пошлет, то-де рус[с]кие его охранить не могут, и никаких против того резонов не принимает.

С ними приехало от того хана киргис-кайсаков пять человек.

7 [сентября]. К Абулмамет-хану отравлен переводчик Уразин, с ним, дворянином, вахмистр Лихачев, толмач и два казака.

Отправление онаго переводчика в той силе учинено, чтоб помянутого хана, также и Барак-салтана и других владельцев и старшин, кои в Орск не приезжали, в верности е. и. в. привесть и присягам, о чем к хану и салтану писано и переводчику присяжные листы даны.

По учинении оных присяг велено ему, переводчику, посланные с ним две сабли с серебреною оправою и два пансыря оным, хану и салтану, отдать с объявлением е. и. в. милости и защищения.

Особливо велено ему, переводчику, всевозможное старание приложить, чтоб предупомянутой хан сына своего к зюнгорскому владельцу, также никаких аманатов не посылал, истолковывая, что он чрез то высочайши е. и. в. гнев на себя подвигнет, о чем о всем з довольным наставлением дан ему, Уразину, ордер, по которому велено посланного с ним вахмистра Лихачева в совет употреблять. А словесно приказано, ежели хан присягу учинит, то б оную прислать с ним, Лихачевым, а сам бы он, Уразин, всячески старался о том, чтоб ему при хане на зиму остаться. [253]

Подлинной за подписанием тайного советника и кавалера Неплюева. За закрепою по листам секретаря Петра Рычкова. За справою канцеляриста Ивана Коптяжева.

Помета: Отправлен при доношении в Прав, сенат из Сорочинской крепости сентября 22 числа 1742 г.

АВПР, ф. 122, 1742 г., д. 2, ал. 23-69. Копия.


Комментарии

123. Против абзаца «Притом пристойно... в Сорочинске» помета: «Оной Ходжаахмет-салтан, прибыв в показанную Сорочинскую крепость, оное желание отменил и просил тайного советника, чтоб ему пребывание свое иметь паки в Самаре, что ему и позволено, чего ради он туда при главной команде и взят быть имеет, о чем и к Абулхаир-хану при ево, Ходжиахметевом, письме чрез Илецкой городок знать дастся».