№ 70

1740 г. августа 19 — сентября 1. — Журнальная запись переговоров генерал-лейтенанта князя В. Урусова с представителями Малого и Среднего жузов во время их приезда в г. Оренбург для принятия присяги на подданство России.

Августа 19. Меньшей киргис-кайсацкой орды Абулхаир-хана дети Нурали и Ерали салтаны и с ними главнейший киргис-кайсацкой старшина Джанбек-батыр приехали в разстояние от лагеря генерал-лейтенанта князя Урусова семи верст и прислали от себя с ведомостью о приезде своем нарочных посламцов, между оными был свойственник помянутого Абулхаир-хана.

Против чего послан к ним от генерала-лейтенанта за штабквартирмейстера полковой квартермистр Новойсченов поздравить их с прибытием и для показания оным салтаном места под лагирь, которой сего ж числа возвратился и от оных владельцов генерала-лейтенанта по приказу их поздравлял.

Под вечер приехал от помянутых салтанов и Джанбек-батыря прапорсчик Дмитрей Гладышев и с ним толмач князь Максютов, которой генералу-лейтенанту словесно о разных усмотрениях своих в бытность ево в орде доносил, и оному приказано для обстоятельнейшаго [135] уведомления журнал свой, держанной в его пути, исправя, в немедленном времяни подать. И сей же день оной Гладышев обратно отправлен к тем салтаном со объявлением того, что за утро прислана к ним будет от генерала-лейтенанта для покою их палатка и народной офицер для поздравления их з благополучным приездом, также и на пропитание их бараны присланы имеют быть.

Августа 20. К показанным салтанам и к Джанбек-батырю посылан был порутчик Спиридов и при нем драгун 12 человек поздравить от генерала-лейтенанта з благополучным их приездом и уведомиться, когда они изволят к генералу-лейтенанту приезжать. Со оным порутчиком послано было к помянутым салтанам полатка и десеть баранов на писчю им и Джанбек-батырю и находящимся при них киргис-кайсаком. Притом велено было реченному порутчику спросить Джаябек-батыря, с салтанами ли он вместе приехать похочет или особо, которой возвратясь репортовал, что салтаны за поздравление от генерала-лейтенанта весьма благодарили и присланным с ним довольны были и приказали при отдании своего поклона донести, что они к нему, генералу-лейтенанту, после завтрея, то есть 22-числа сего, приедут.

Между разговорами с ним, Спиридовым, спрашивали они про обретающагося в Оренбурге брата своего Кузахмет-салтана, и когда Спиридов донес, что оной находится в добром здоровье, тогда они благодарили генерала-лейтенанта за все показыванные к нему благодеянии и неоставлении.

Джанбек же ему, Спиридову, объявил: как ему приезжать — отдается на волю генерала-лейтенанта и по ево повелению исполнить готов; но когда ему донесено, что то отдается на ево произволение — с салтанами ль приезжать или особо, тогда напоследок сказал, что приедет обще с салтанами.

Августа 21. Чинены были приготовлении к принятию салтанов.

Поутру приезжал к генералу-лейтенанту киргис-кайсацкой старшина Идельбай, брат двоюродной знатному Джанбек-батырю, которой поздравлял ему, генералу-лейтенанту, с приездом в Оренбург и притом, прося о содержании ево в милости, подарил ему одну лошадь серую, против чего генерал-лейтенант оного бия подарил сукном.

После полудни приехал прежде бывшей у генерала-лейтенанта киргис-кайсацкой Средней орды Букенбай-батыр, которой доносил, что, по прежде данному ему приказу для сыску ушедшаго вора Карасакала, ездил и нашел ево в ближних отсель улусах в киргис-кайсацкой Большой орде, в Усинской волости, токмо ево держатели не отдали, а сказали: «Когда-де привести, то-де и сами привезем, а буде хочешь-де брать насильно, то бери, только ево, Букенбаевой мочи, чтоб насильно взять, не было».

Августа 22. Прииманы Нурали и Ерали салтаны дети Абулхаир-хана следуюсчим порядком: 1-е. Посыланы были капитан, порутчик, гранодиров дватцеть четыре, мушкатеров шестьдесят человек с трубами и литаврами, и притом переводчик и прапорщик Гладышев, конюшей и шесть лошадей заводных в богатом уборе, которые доехав до отъезжаго караула остановилися, а к салтаном дано знать, чтоб ехали. 2-е. Как дождались их, салтанов, к караулу, то капитан отдал им честь и, поздравя, объявил им, что оное все прислано от генерала-лейтенанта для их чести. 3-ё. Потом ехали наперед урядник з двенатцатью гранодирами, конюшей, лошади заводные, затем драгуны, за драгунами трубы и литавры, затем салтаны и близ их капитан и переводчики, за ними ево киргисцы, а в замке капрал и двенатцать гранодир. 4-е. Полки и казаки все стояли в параде и держали ружье у ноги, а знамены не развертываны, их прямо вели к казачью лагарю и, не доехав сажен за пятьдесят, поворотился прямо возле полков и ехали, как приближились к левому флангу, то отдана салютация из семи пушек. 5-е. Как приехали ко двору, то салтаны въехали одни на двор и [136] стоячей караул отдал им честь, но без барабанного бою, и у лошадей встретил их капитан Останков, посреди намету, которой услан был весь перситскими коврами — майор Дмитриев, пред полаткою, которая также услана коврами, где партрет е. и. в. и зеркалы поставлены были — полк, князь Еделев.

Когда оные салтаны пришли в шатер, тот, где генерал-лейтенант был, тогда, по обыкновению своему, они, также и Джанбек, говорили краткую речь и, обняв ево, поздравили. Против чего генерал-лейтенант кратко ж ответствовал, что к е. и. в. верностарательные поступки родителя их Абулхаир-хана, також и их, салтанов, не токмо ему, но и самой е. и. в. довольно известны, за что всегда имеют ожидать высочайшей е. и. в. милости; а он, генерал-лейтенант, от себя поздравляет их з благополучным приездом и, видя их, радуется, сие выслушав.

Оба салтаны ответствовали, что они за высочайшие е. и. в. оказуемые к ним милости достойно возблагодарить не могут, ибо есче они не показав никакой своей службы, кроме одной верности и готовности исполнять указы е. и. в. многими милостями награждены и пожалованы. И то, выговоря, сказали: даждь боже е. и. в. многолетнее здравие!

Потом сели за стол в кресла: генерал-лейтенант по правую, а Нурали-салтан по левую руку под персоною е. и, в., а Ерали-салтан — с стороны подле брата своего, а Джанбек-батыр стоял напротив их. Причем, генерал-лейтенант, взглянув на Джанбек-батыря, говорил ему, что е. и. в., всемилостивейшая государыня о службах ево довольно известна ж, и он за то должен ожидать высокую е. и. в. милость к себе иметь; а после, оборотясь к салтаном, что с ним, Джанбеком, он в бытность уже при Оренбургской комисии довольные дела имел и о ево имеади довольно слышал и знает. На то Джанбек благодарил е. и. в. оказуемую к нему милость, также и благодаря ево, генерала-лейтенанта, сказал: «Нам-де паче всего по присяге нашей должно е. и. в. по крайней возможности служить». По выговорении сего приехал из крепости брат вышеимянованных салтанов Кузахмет-салтан, к которому наперед подошел Джанбек и по своему обыкновению поздравлял ево, а он, Кузахмет, оборотясь к нему, положил на него токмо руку свою, после здоровался он з братьями, и посажен на кресла против Ерали-салтана с правой стороны от генерала-лейтенанта.

Генерал-лейтенант спрашивал первых салтанов — ради ли они, видя ево, Кузахмет-салтана. На что они сказали, что весьма радуются, а наипаче ж тому, что он счастие улучил видеть е. и. в. и, как им известно, пожалован от е. и. в. многою милостию и содержав во всяком довольстве. На то генерал-лейтенант объявил им, Нурали и Ерали салтанам, что он поступками и поведением ево, Кузахмет-салтана, весьма доволен и то им засвидетельствует, что же до высочайшей е. и. в. милости касается, то и сам Нурали-салтан, оборотясь к нему, сказал, когда пожелает видеть очи е. и. в., лишен оного не будет. Против чего он, Нурали-салтан, нечего не говоря кланелся.

Потом предложено было от генерала-лейтенанта, что о учиненной ими, салтанами, также и Джанбековой присяге и что они тем совершенные е. и. в. подданные, о том он, генерал-лейтенант, довольно известен, но о приехавших с ними старшинах — все ль они присяжные е. и. в. подданные, о том подлинно о всех не знает, и ежели-де такия есть, которые у присяги не были, а подданными е. и. в. быть совершенно желают, то он предлагает им, чтоб они, по всенародному обыкновению, присягу верности ныне учинили. На то, взглянувши они друг на друга, зачал говорить Джанбек-батыр, что-де мы почти все таких с собою имеем, которые е. и. в. есче не присягали и для того-де норочно приехали, чтоб присягнуть и быть совершенно подданными», — которую ево, Джанбекову, речь и салтаны, встав ис [137] кресел, подтвердили. И того ради просил их генерал-лейтенант в свою кибитку, дабы в шатре для учинения присяги место пространнее оставить, и приказал полк, князю Еделеву объявленных старшин чрез ахуна по их махометанскому закону к присяге приводить, а сам с салтанами и з Джанбек-батырем пошли в кибитку, где все и при них полковники сели за стол, на котором поставлены были конвекты. При выходе из шатра Джанбек-батыр экскузовал себя, что он головою и ногою болен и на великую силу стоит, а в самой вещи примечено, что ему при седящих салтанах стоять не хотелось.

Чрез полчаса, пришед, предупомянутой полк, князь Еделев доносил, что киргис-кайсацкие старшины к присяге приведены — всего 106 человек.

Оное делалось следующим порядком: посажены они были все в шатре по их обыкновению -на колена и сперва читал им ахун переведенную на татарской язык генеральную присягу вслух всем, после того краткие клятвенные ж слова ис курана, кои выписаны были на особливой лист, и долженствовали каждой, прочетши оные за ахуном, поцеловать их и есче приличную к тому главу из курана целовать же.

А понеже сей день была ненасная и дождливая погода часа до четвертого пополудни, то генерал-лейтенант, вшед в кибитку, сказал: «Жаль-де, что сегодня не светло, но дождливой день». Против чего Нурали-салтан и Джанбек-батыр говорили: «У нас-де всегда при знатных случаях, яко при свадьбах и на советах и тому подобных днях, такую погоду за счастливой знак почитают, почему мы и ныне надеемся счастливыми и милостию е. и. в. не оставлены быть». На что генерал-лейтенант, смеяся, ответствовал, что у нас такая же-де пословица есть.

Полк. Пальчиков и подп. Останков, яко имевшие с Ерали-салтаном знакомство, между партикулярными с ними разговорами, видя ево в лице пред прежним не так здорова, спрашивали, все ли он в добром здоровье находился, ис чево так исхудал, к чему генерал-лейтенант примолвил: «А наш-де Кузахмет-салтан здоров и дороден». На то Нурали и Ерали салтаны, посмотря друг на друга веселым лицем, говорили: «Он-де не токмо по высочайшей е. и. в. милости здоров, но вдруг вырос и раздобрел, мы-де ево оставили робенком, и таперь-де видим человеком». Против которых слов оной Кузахмет-салтан, встав, говорил: «Я-де с великою радостию получил видеть очи е. и. в. в Петербурге и от того-де самого времяни мое сердце непременно весело и всегда по милости е. и. в. всем доволен и здоров».

Джанбек-батыр, увидя доктора Грифа, подал ему письмо от агличан Гока ⁸⁶ и Томсена, кои пред недавным времянем по данным им ис Прав, сената пошпортам поехали в Бухары и в другие томошние места, и, оборотясь к генералу-лейтенанту, доносил, что он, дав им от себя несколько верблюдов и лошадей и в провожание надежных людей, свойственников своих, отправил в Хиву. Причем и Ерали-салтан представлял, что о неоставлении их послал он письмо к тестю своему хивинскому Юлбарс-хану и надеется, что они оставлены не будут. За что их генерал-лейтенант, похвалив, сказал, что сие их доброе дело е. и. в. весьма угодно.

После того Джанбек-батыр спрашивал, где кочует калмыцкой хан Дандук-Омбо. На что ему генерал-лейтенант сказал, что он кочует в прежних местах по той стороне Волги, и разговору о сем до другаго случая более не продолжал.

Как доложено было, что кушанье на стол поставлено, тогда ис кибитки паки пошли в шатер за стол и сели: генерал-лейтенант в средине, подле ево, с правой стороны, Нурали и Кузахмет салтаны, а с левой — Ерали-салтан и Джанбек-батыр, за стулом ево. генерала-лейтенанта, стояли секретарь [138] и переводчик, а у салтанов — ахун и гайдуки; притом же обедали полковники и подполковники, а протчие штапы, также и киргис-кайсацкие старшины обедали напротив того в большом шатре за дву длинными столами, коих было числом сорок четыре человека, но понеже за теми столами все киргис-кайсаки поместиться не могли, то с тритцать человек посажены были есче в караульной офицерской палатке, а протчим поставлено было за воротами бишбармак, вино и пиво. Во время обеда питы здоровье: 1) е. и. в. — выпалено 17 пушек; 2) фамилии е. и .в. — 13; 3) счастливого оружия -9; 4) ханское и все орды -7; 5) против того Нурали-салтан зачал здоровье верных е. и. в. подданных -7; 6) за здоровье ханши и салтанов -7; 7) всех желаюсчих подданства е. и. в. — 5.

Когда выпили за здоровье победоносного е. и. в. оружия, тогда генерал-лейтенант говорил салтанам и Джанбек-батырю, толкуя сперва о многочисленном турецком войске и каким образом оное во время бывшей с турками войны во всех сражениях, не токмо победено было, но и многия городы в самом турецком владении принуждены были оружию е. и. в. покориться, и что по таковым благополучным е. и. в. успехам турки принуждены с Россиею такой мир заключить, какой е. и. в. сама требовала, и кои отдаленные завоеванный места те туркам паки уступлены, а кои е. и. в. похотела у себя оставить, те оставить изволила, что, выговоря, спрашивал салтанов и Джанбека, известны ли они про оное.

На то Нурали-салтан говорил: «Мы-де, как дикие тарпаны (род степных лошадей), про такие главные е. и. в. дела, также и про турецкое войско, как оное сильно и многолюдно, подлинно ничего не знаем, токмо славу и велелепие е. и. в., видя здесь Вас, генерала-лейтенанта, довольно осчюсчаем и в том мнении стоим, что никакое войско против силы е. и. в. стоять не может; однак-де про то, что с турками у е. и. в. вечной мир заключен, у нас слышно и ведаем, что у е. и. в. противу своих неприятелей силы много, однак, ежели б-де указом е. и. в. повелено было и нам служить против ея неприятелей, то-де и мы готовы».

К тому, пристав, Джанбек-батыр спрашивал об Азове, где-де этот город остался; и как ему сказано, что не токмо оной, но есче и другие места к российской стороне присовокуплены, то оной Джанбек сказал: «По том-де можно совершенно узнать, как благополучно сия война окончилась».

После того генерал-лейтенант рассказывал о бывшей пред турецкого польской войне, в которой також-де по намерениям е. и. в. все исполнилось, что они, салтаны и Джанбек с великим вниманием и удовольствием слушали. Потом поставлен был кофе и чай, коего пивши, из шатра пошли в кибитку, где все по-прежнему сели в креслах. Тогда генерал-лейтенант зачал салтанам и Джанбеку говорить: «Таперь-де мы меж собой познакомились и все подданные е. и. в. раби, и для того надлежит-де нам уже бесцеремонии по приатству меж собою поступать и говорить». Тогда Нурали и Ерали салтаны зачели речь: «Мы-де между подданными е. и. в. подобны есче диким зверем и никаких российских обхожденей не знаем». И для того просили, чтоб на их дикие нравы не позазрить и их российкому обхождению поучить, а они, видя ево, генерала-лейтенанта, и получая к себе указы е. и. в., приемлют, так как бы истое е. и. в. повеление; и чтоб им невозбранно было к нему, генералу-лейтенанту, часчее приезжать, ибо-де «мы приехали о разных делах доносить и научиться, коим бы образом наших своевольных людей от худых поступок дурачества удерживать, чтоб все могло быть по указу е. и. в., однак-де мы о сем будем особо представлять, ибо-де топерь шумны». — которые слова и Джанбек подтвердил.

Потом зашла речь о разграбленном ташкенском караване и о купеческих обозах. На что генерал-лейтенант, оборотясь к Джанбеку, сказал, что хотя-де стараниями ево, Джанбека, несколько тех товаров и отыскано, однак надлежит и об остальном крайнейшее старание иметь, наипаче ж [139] всего нужно то установить, чтоб впредь таких грабительств, какие прежде произошли, быть не могли, и о сем-де надлежит нам довольно поговорить. На то салтаны и Джанбек говорили, что они нарочно для того приехали, дабы о всем оном поговорить и установить, а что установлено и им приказано будет, в том они по крайней своей возможности между подвластными своими людьми предстерегать и охранять будут.

После говорено было об Абулмамет-хане — будет ли он или нет. На оное сказывали, что он всегда им то обесчал, токмо дожидаться им ево было невозможно, боялись, чтоб не опоздать и не задержать бы ево, генерала-лейтенанта, при Оренбурге.

Потом принесены были им подарки и подарено: Нурали-салтану — сабля, оправленая серебром ценою, штуцер с медною оправою, 4 аршина сукна красного, 1 лисица чернобурая, 4 аршина парчи золотой. Ерали-салтану против того ж равно. Джанбек-батырю: сабля с серебреною оправою ценою, 1 пара пистолет, 4 аршина сукна красного, 1 косяк голи, 1 лисица чернобурая.

При даче вышеписанного ружья, как салтаном, так и Джанбек-батырю говорено, что е. и. в. оным их жалует, которое должны они употреблять во отмщение противником е. и. в., а в заочищение е. и. в. верных подданных.

За сие они, салтаны и Джанбек, весьма благодарили, и салтаны, скинув с себя бывшия на них прежде сабли, подпоясали ныне данныя, а на Джанбеке прежде сабли никакой не было и подпоясав нынешную обще, прославляли оказуемые к ним без их заслуг е и. в. высочайшие милости, я что они сим от е. и. в. пожалованным оружием должны приятелем по приятельски, а неприятелем по-неприятельски действовать. И окончав речь, лаки сели в кресла и посидя немного, просили, чтоб их уволить, объявляя о себе, что стали шумны и притом докладывали, чтоб им позволено было посетить брата своего Кузахмет-салтана. Почему генерал-лейтенант приказал немедленно приготовить для провожания команду из заводных лошадей, и к Кузахмет-салтану всегда ездить не запрещал, что выслушав, они благодарили.

Джанбек говорил притом: «Мы-де, вдали будучи, думали по чюжим словам все не так, а таперь, видя к себе высочайшие е. и. в. милости и снисхождение командиров, нарадоваться не можем», — и просил о всегдашнем неоставлении. На что генерал-лейтенант ответствовал ему, что он всегда им служить рад, и указы е. и. в. охранять их повелевают, притом просил их, чтоб они, доколе здесь будут, часчее к нему и безо зву по дружбе приезжали, «а я-де и сам у вас в гостях побываю». Особливо просил, чтоб они в воскресенье с старшими своими людьми обедать приехали. За что возблагодаря, обесчались исполнять и говорили: «Мы только-де стыдимся, что у нас подчивать будет нечим, ибо все наше убранство состоит по степному в том, у кого есть хорошая лошадь, седло и плеть». На то генерал-лейтенант говорил им, что сие их обыкновение и осуждать нечево.

После объявил генерал-лейтенант, что он намерен приехавших с ними старшин милостию е. и. в. пожаловать, токмо как они, салтаны и Джанбек, хотят, здесь ли им то награждение учинить или отослать к ним, салтаном и Джанбеку, чтоб они сами по рассмотрению своему и по достоинству каждого разделили. На то ответствовали, что оные-де старшины шумны и когда таперь им давать, то разздорят яко своевольной народ, и представляли к лутчему, дабы все оное, чим их пожаловать надлежит, прислано было к нам, а они уже им по достоинствам разделят, что так и оставлено.

Салтаны ж и Джанбек опасаяся, чтоб подареное им киргис-кайсаки в шумстве своем от них не отняли, того ради просили, чтоб то до другаго случая было у генерала-лейтенанта, а с собою взяли только одни сабли. [140]

При выходе из кибитки, просчаясь з генералом-лейтенантом, экскузовали себя, ежели они какие проступки учинили, в том бы их не позазрить, а причесть необыклости их, ибо они народ дикой и есче необыкшей. И как пришли к шатру, где присягавшие старшины сидели, тогда генерал-лейтенант чрез переводчика поздравлял их со учиненною ими присягою и яко совершенных уже подданных, обнадеживая их е. и. в. милостию, за что они все по их обыкновению благодарили. Генерал-лейтенант, у большаго шатра с салтанами простясь, пошел в кибитку, а салтаны провожены до ворот штаб-офицерами и, сев на лошадей у ворот, а Джанбек за воротами, поехали в крепость (причем от генерала-лейтенанта для слушания разговоров послан был секунд-майор Мюллер и толмач) такою ж церемониею, как и прежде, а оттоль провожены до отъезжаго караула и отпущены были в их лагирь.

Ввечеру приехал посыланный к Абулмамет-хану с верным башкирским старшиною Таймасом-батырем яицкой казак Иван Харкин ⁸⁷, которой словесно доносил: от помянутого Таймаса прислан он с тем, что Абулмамет-хан дня через три или четыре будет, ибо-де он хотя и не намерен, чтоб ехать уведомясь, что салтаны прежде ево поехали, токмо быть с ним, Таймасом, обесчал.

В бытность ево, Харки, у оного Абулмаметя, оной Таймас-тархан говорил о воре Карасакале, чтоб он, сыскав, отвез к генералу-лейтенанту. На что он, Абулмамет, оказал, что он у себя ево не имеет, а имеется-де в Большой орде и достать-де как — не знает, для того что с тою ордою он, Абулмамет, никакого согласия не имеет.

Августа 23. Поутру посылан был от генерала-лейтенанта адьютант Теряев и прапорсчик Гладышев поздравить салтанов. И с ними послано к ним чаю 1 фунт и голова большая сахару, к Джанбеку — чаю ж фунт и одна голова сахару поменьше да на писчю четыре барана. С ним же, Теряевым, послано на подарки бывшим вчерашняго числа у присяги старшинам сукон ценою от 2 руб. 50 коп. аршин -16, от 1 руб. 50 коп.-36, от 57 коп.-92, камок семиланных-1, камок пятиланных-13, да свойственникам ханским Клы и Тевкелу салтаном особо сукна ценою по 2 руб. 50 коп. каждому — по 4 аршина. Из камок — по семиланной одной.

Адьютант Теряев, возвратясь, доносил, что салтаны и Джанбек благодарили за милость е. и. в., а о подарках объявил, что сперва хотели было разделить салтаны, но Джанбек тем был недоволен и представлял, чтоб разделить на все имеющиеся при них три рода, почему вышеписаяные вещи по их прошению отвезены были на гору и, отпусти оного адьютанта и прапорщика, делили, токмо объявленное ханским свойственникам по прозьбе салтанской отдали все.

Ввечеру приехал Таймас-тархан (о котором выше упомянуто) и с ним пять посланцов от Абулмамет-хана и Аблая-салтана со объявлением, что они, хан и салтан, для свидания с генералом-лейтенантом едут.

Оной Таймас генералом-лейтенантом секретно спрашиван и доносил, что он в орде никаких худых умышлений не приметил, а о Карасакале известился он, что живет в Большой орде и называется-де Шуною-батырем, братом зюнгорского владельца Галдан-Чирина, возмусчая киргисцов против зюнгорского владельца Галдан-Чирина, и прежде киргисцы тому верили, а ныне-де сумневаются, токмо за отдаленностию и опасностию от находящихся тамо воров-башкирцов ехать ему, Таймасу-тархану, в те места, «где он, Карасакал, живет, было невозможно. И говорят-де они, киргисцы, ежели он подлинно Шунай-батыр, то не отдадим, а буде-де, уведаем заподлинно, что башкирец, — привезут. Барак-де-салтан кочюет весьма далеко, а к тому ж и очень болен, зачем-де и не поехал, однак [141] состоит в добром намерении противных замыслов от него он, Таймас, не приметил.

Объявленной же Таймас объявил, что он о плуте Карасакале довольно киргисцам натолковывал, что он подлинно башкирец Юрматынской волости, а о Шунае-батыре он сам совершенно ведает, что он в калмыцкой орде умер, и тем в кайсаках немалое о нем размышление учинил, да и посыланные-де от Абулмамет-хана для осмотру ево, Карасакала, объявили, что ко упомянутому Шунаю-батырю ни малого подобия не имеет.

Августа 24. Послан был штаб-квартермистр Новоксченов и с ним драгун двенатцать человек для встречи Абулмамет-хана и Аблая-салтана и для показания им квартиры, которой их всгретя, от того места, где Нурали и Ерали оалтаны стояли верстах в трех, поздравлял именем генерала-лейтенанта и объявил, что он по своей должности прислан назначить место для их лагеря, за что они весьма благодарили и приказали генералу-лейтенанту кланяться. Сего ж числа прибыли на то место, где ханской и салтанские лагири учреждены, знатные в киргис-кайсацкой Меньшей орде Исет и Букенбай батыри. И присылали о себе с ведомостью Исет — сына своего, а Букенбай — киргис-кайсака Кутур-батыря, После обедни в первом часу пополудни приехали салтаны Нурали и Ерали, да из крепости Кузахмет, Джанбек-батыр и при них киргис-кайсацких старшин человек с тритцать. При въезде Ерали-салтана во двор генерала-лейтенанта, лошадь, испужавшись, зацепила и повалила стоящие полотняные ворота, причем салтан вежливо себя экскузовал. И как генерал-лейтенант сказал ему, что он удивляется дикости киргис-кайсацких лошадей, на оное салтан ответствовал, что «каковы-де наши люди, таковы и лошади, ибо-де и народ наш, равно как лошади, всего ж боятся».

По приходе, оные салтаны и с ними Джанбек-батыр, посажены были в кресла, причем никаких особливых разговоров не было, как токмо салтаны и Джанбек благодарили за прежде оказанную к ним милость, а Джанбек сверх того благодарил за учиненное ему от доктора пользование (был болен ушми), ибо-де ему стало свободнее. Между тем изготовлен был стол в большом шатре, и, как зачали кушать, между протчим[и] партикулярными разговорами, салтаны весьма дивились различию и множеству еств, а паче удивлялись, видя богатой платдеменаже и многое серебро, сказуя, что того они во сне не видывали и на ум им не приходило, а ныне-де, по милости е. и. в., все видят.

Генерал-лейтенант, указав на Ерали-салтана, говорил Нуралею-салтану, что он довольно таких убранств видал и бывал в летних е. и. в. домех в Петербурге и в протчих, также и в Кронстате, где довольно диковинок. На то оной Ерали-салтан говорил, что он во оных местах по высочайшей е. и. в. милости был и видал многие воды, кои течение свое кверху имеют, также-де и в Кронстате многое удивительное видал, чего подробно сказать не можно. Старшины, а паче Джанбек-батыр, с великим вниманием и удивлением оное слушали, наипаче ж Ерали рас[с]казывал о караблях, обьявляя своим старшинам, что на оных тысяч по двенатцети людей умесчаются и многие-де пушки имеются. Против оного генерал-лейтенант объявил салтаном и Джанбеку, что он во флоте лет з дватцать служил и всякое лето, также и против неприятеля на море бывал, и притом разтолковывал им, каким образом толь великия суда против неприятеля употребляются, и как баталии бывают, и что таких военных судов у е. и. в. как в Кронстате (где Ерали-султан видел), так и в других местах множество. Все оное Нурали-салтан и старшины с великим удивлением слушали, а Ерали-салтан, выслушав оное, говорил: «Я-де о сем довольно в орде расказывал, но на словах-де ево, генерала-лейтенанта, наши люди более утвердятся». Джанбек-батыр, так как (по-видимому) с природы военной и неглупой человек, в речь вступился и хотел, чтоб далее о таких военных [142] делах говорить, рас[с]казывал, как он слышал, что Азов не только сухим: путем, но как то-де поделаны были доски и таким образом со всех сторон окружен был и взят. На то генерал-лейтенант, смеяся, сказал: «То-де карабли, которые вы по незнаемости своей досками называете, и это-де такие доски, на которых (как Ерали-салтан сказывал) тысяч двенатцать людей сажается и пушек по сту бывает, ис которых каждая на своем месте стоит и действовать ей способно, хотя-де таковых караблей под Азовом турки немало ж имели, однак их от российских побеждены, и как стены градские розбиваны были ядрами со всех сторон, то-де и городы принуждены были здаваться». После того генерал-лейтенант объявил им, как взят Очаков, и оставлен был во оном российской гарнизон не более пяти тысяч человек, от которого турки, в великом числе пришедшие в том намерении, чтоб город возвратить, разбиты и побиты, и многое число их в плен побрано и в С.-Петербург, также и в другие российские городы отвезено при одном их знатном сераскере. К чему Кузахмет-салтан примолвил, что он, в бытность ево в С.-Петербурге, тех пленных турков видал. Все оное салтаны и старшины, наипаче ж Джанбек-батыр, со вниманием и удивлением слушали. И потом Джанбек сказал: «Мы-де токмо знаем, что е. и. в. во всем свете славнейшая и сильнейшая монархиня есть и государствование ея благополучно, даждь же, боже, е. и. в. многолетное здравие, а мы счастливы тем, что имеемся в подданстве такой славной и сильной государыни». Потом Нурали-салтан сказал тихонько толмачю, дабы им з генералом-лейтенантом наедине поговорить и чтоб тут никто, кроме Джанбека, не был. И того ради генерал-лейтенант, встав из-за стола, с ними, салтанами и Джанбек-батырем, да при них секретарь и толмач, пошли в кибитку, и тамо говорено.

В-первых, о ташкентском разграбленном караване. Генерал-лейтенант начал об оном тем порядком, что е. и. в. особливыми имянными своими указами изволила повелеть, чтоб ему, генералу-лейтенанту как с Абулхаир-ханом, так и знатными киргис-кайсацкими старшинами (ис которых яко с первым с ним, Джанбеком) при свидании говорить и наисильнейшим образом стараться, дабы ограбленыя товары из воровских рук достать и хозяевам возвратить, объявляя им, что чрез то грабительство многия росеийския купцы пришли в раззорение, е. и. в. знатную службу они учинят, ежели старанием их те товары отысканы будут; и потом спрашивал их, какия они способы для удобнейшаго тех товаров отыскания находят. На оное салтаны ответствовали: отец их Абулхаир-хан наипаче о сем приказывал ему, генералу-лейтенанту, доносить, что грабители находятся не в ево ведомстве, но в дальном от него разстоянии — в Большой киргис-кайсацкой орде, к которым-де он пред их салтанским отъездом нарочных послал от себя, с письмом уведать — хотят ли они добровольно те грабленыя товары возвратить или нет, и какую на то ведомость получит, потому хотел требовать указа, и что ему повелено будет, то исполнит, и оные-де ево посланцы уповательно, что не в продолжительном времяни с подлинною ведомостью возвратятся после их.

Джанбек-батыр говорил, что и он от себя с таким же письмом к тем грабителям нарочных послал, есче в то время, как генерал-лейтенант в Сакмарске был, и ожидает ведомости ж — будут ли добровольно оные товары платить или нет, ежели-де не будут, и указом повелено будет, то он готов иттить на них войною и всех их рубить.

На оное генерал-лейтенант говорил: то, что они посланцов своих к показанным грабителям отправили, оное весьма изрядно, «токмо-де таперь надлежит нам всемерно уговориться и намере поставить благовременно, каким образом те товары доставить», — ибо он, генерал-лейтенант, о всем том, что с ними говорить и учинить долженствует, е. и. в. обстоятельно доносит; а возврасчения посланцев дожидаться долго, а к тому ж и переписываться с ними из Самары по отдаленности не без великого труда, особливо ж [143] зимою неспособно, и для того ныне о всем том надлежит больше говорить и какия-нибудь для того способы изыскать. И хотя салтаны на оное вышеписанное ж свое предложение объявляли, но Джанбек есче подтвердил, что он готов на тех воров с оружием иттить, ибо-де они — люди отдаленный и им неподвластныя, ежели чего сами не захотят, то иначе от них достать будет невозможно.

На то генерал-лейтенант сказал, что когда с теми грабительми поступать им военною рукою, то могут у них между собою ссоры и народныя раззорении произойтить, е. ж. и. в., яко всемилостивейшая государыня того желает, дабы все ея подданный в покое жили, и для того не лутче ли, когда б из тех грабителей кого-нибудь, каким ни есть образом, достать и задержать до тех пор, пока оные товары возвратят, объявив им, салтанам, притом, что Абулхаир-хан к нему, генералу-лейтенанту, сам пишет, дабы таких воров ловить и задерживать.

На то ответствовали они: «Когда-де отец наш Абулхаир-хан так пишет, что нам за воров стоять нечего, кто-де противен е. и. в., тот-де противен и нам», — которые слова Джанбек батыр подтвердил.

На оное генерал-лейтенант сказал им: «Ежели-де такие грабители приехали в Оренбург впредь или б между прибывшими ныне явились, то не противно ли им будет и не причинится ли из того какой канфузии, ежели задержать, объявляя им, что хотя они и задержатся, однак во всяком довольстве содержаны будут токмо до тех пор, пока ограбленное возвратят».

На то Джанбек сказал: «Может-де быть, что из приехавших такие воры иногда и найдутся, и как мы, так и вся наша орда иных жалеть и за них стоять не будет, только-де мы их не знаем, а лутче-де про них ведает секунд-майор Миллер и купцы, бывшия в том караване». И представляли как салтаны, так и Джанбек, чтоб генерал-лейтенант поволил, акиб для угосчения, всех киргис-кайсаков к себе позвать, и как оные грабители из них опознаны будут, то б их задержать, подтвердя, что они за тех плутов, также и Абулмамет-хан, стоять не будут, точно б сие так учинить, дабы киргис-кайсаки того уведать не могли, что оное с их ведома делается.

Оное генерал-лейтенант весьма им похвалил и обесчал о сем е. и. в. доносить, и в заключении того сказал, что-де «мы все е. и. в. присяжные и подданные раби и должны по крайнейшей возможности высочайший е. и. в. интерес наблюдать», — и для того он не надеется, чтоб оным грабителем, буде они подлинно здесь есть, показанное о них намерение каким-либо образом прежде времяни открылось и чтоб то содержано было секретно. На то салтаны, утверждая ево, говорили, что того они ни под каким образом и никому не объявят и «больше-де четверых нас никто знать не будет». К тому генерал-лейтенант примолвил: «А у меня-де про оное таперь, кроме секретаря и переводчика, никто не ведают». Итако, сию речь об оном ташкентском караване окончали. Потом зачинал генерал-лейтенант говорить о тех купеческих обозах, которые розбиты кайсаками, как шли из Оренбурга в Самару, следуюсчим образом: е. и. в. довольно известна, что старанием Абулхаир-хана, особливо ж Джанбек-батыря, оных товаров несколько отыскано и купцам возвращено, однок-де есче несколько в разбойнических руках осталось, и для того спрашивал, какие они, салтаны и Джанбек, ко отысканию достального способы имеют, притом объявлено им о пойманном на гостином дворе киргис-кайсаке с лошадью, которой опознан, что был в числе грабителей и лошадь была купеческая, и для того отослан в крепость к Кузахмет-салтану для содержания до приезду их.

На оное Джанбек в первых вступился отвечать: «Эти-де товары, хотя грабителей удерживать или не удерживать, однак-де я отыскать надеюсь, понеже-де грабители не такие, как первые, но им подвластные и под [144] руками, я-де прежде с ними уже по рус[с]ки поступил и некоторым-де, которые возврасчать «грабленого не хотели, руки назад связывал». И обнадеживал, что отисчет, токмо-де вдруг все зделать невозможно, для того, что «народ-де наш своевольной и необыкновенной», — что також-де и салтаны подтвердили.

Оное генерал-лейтенант похваля, сказал, что он на них в том надежду имеет и е. и. в. о сем донесет, и вышеобъявленного пойманного киргис-кайсака в той надежде отпустит, и впредь для их верности и такого обнадеживания задерживать их не велит, уповая, что они, салтаны, наипаче ж Джанбек, об отыскании тех разграбленных товаров старание свое приложить не оставит. За что они, встав с стулов, благодарили и обесчались во оном всевозможнейшее старание иметь. По окончании сего генерал-лейтенант говорил: «Каким бы образом утвердить безопасность, чтоб караваны впредь безпрепятственно ходить могли, и сие начато тем образом, что е. и. в. для удовольствия верных своих подданных особливое высочайшее свое намерение имеет, дабы те караваны безпрепятственно продолжаться могли, и о том имянным своим указом повелела при свидании с ними говорить, дабы оную безопасность твердо основать, чтоб впредь грабительств быть не могло». Оное Джанбек выслушав, и перехватя речь, думая, что такой караван ныне отправлен будет, сказал: «Правда-де не без опасности и не надежно таперь оной караван отправить, и так-де мы пред е. и. в. много стыда имеем, я-де сие на себя беру, что в наших Меньшей и Средней ордах никакого худа не зделается, токмо на Большую орду надежды не имеем».

На то генерал-лейтенант ответствовал, что нынешней-де год посылать тот караван уже некогда, да и купцы ныне товаров для такого отпуска не имеют, однак-де к будусчему году весьма потребно о той безопасности учреждение учинить, и притом представлено было, что купцы иначе ехать опасаются, ежели им не исполнено будет по их требованию: 1) чтоб в продолжение оного каравана дано им было из знатнейших улусов лутчие люди; 2) чтоб те провожатые больши того, как договореность будет, за провожание свое излишняго ничего не требовали и дорогою б отнюдь не вымогали; 3) оным провожатым оставить бы здесь до возврасчения каравана под видом акиб аманатства своих отцов, братей или сыновей, которые будут содержаться без всякого утеснения на довольном корму; 4) чтоб для бережения того ж каравана и нарочных караулов отпустить с ними яко обыкновенных к тому рус[с]ких людей человек до трйтцети и в запас легкие пушки.

Оные салтаны и Джанбек весьма внимательно слушали. И сперва Джанбек говорил, что оной караван отдать на руки знатным киргис-кайсацким старшинам, но когда генерал-лейтенант представил, что купцы тем будут недовольны и не похотят, ежели по вышеписанным их требованиям исполнено не будет, то Джанбек сказал: «Весьма-де и то хорошо, мы-де о сем будем между собою говорить»; а салтаны сказали, что они отцу своему Абулхаир-хану скажут и потому исполнять готовы. И как примечено было, что небольшое затруднение показывали в даче аманатов, однак и оное напоследок уничтожено было, и тем речь о предписанных купеческих делах окончалась.

По сем между немногими партикулярными разговорами начал генерал-лейтенант говорить о российских пленниках, объявляя наперед, что по их присяжной подданнической должности наиглавнейшее старание надлежит иметь, что им российских, у них в плене имеющихся людей не только не держать, но, повсюду сыскивая, возврасчать в Россию, которая их служба е. и. в. всего приятнее быть имеет. Напротивно с российской стороны велено всех киргис-кайсаков, где б оныя не были, сыскивать и присылать в Самару для отсылки к ним в орду, из которых, как им уже [145] известно, несколько и отискано и к ним чрез Кузяхмет салтана возвращены, и ныне он, генерал-лейтенант, несколько человек имеет у себя киргис-кайсаков, пойманных на воровствах и в других местах, которые по допросом и изобличением по правам е. и. в. хотя наказанию повинны, однак, для их салтанской и джанбековой к е. и. в. верности, он их отпустит, и того б ради они, исполняя е. и. в. повелении, крайнейше старание приложили, чтоб всех имеющихся у них в орде российских пленников собрав, возвратить. Что выслушав, они, и встав ис кресел, обесчали в том всевозможнейшее старание иметь, сказуя: «Когда-де мы стали подданные е. и. в. раби, то всемерно оное исполнять должны». И притом за то, что генерал-лейтенант обесчал содержащихся под караулом киргис-кайсаков им возвратить и из других мест оных собирать, высочайшую е. и. в. милость весьма благодарили, и, выговоря оное, подали салтаны и Джанбек по письму, в которых, по переводе, явилось, что они просят о некоторых киргис-кайсаках в данном времяни взятых в полон в Тобольск и в Астрахань, по которым их письмам генерал-лейтенант обесчал в немедленном времяни как в Тобольск, так и в Астрахань с нарочными о присылке оных писать, за что они весьма благодарили и тем были довольны. Потом говорили они о разных своих пленниках, в России имеющихся, но генерал-лейтенант, чтоб прекратить их предложении и прозбы, сказал им, что он пришлет к ним нарочно толмача, чрез которого б они все свои нужды записали, а он потому всевозможнейшее учинить не оставит. После окончания сей речи генерал-лейтенант зачал говорить, смотря на Джанбек-батыря.

О примирении калмыцких ссор. Представлено было, что как они, киргис-кайсаки, так и калмыки — оба сие народы е. и. в. подданные, а всегда между ими ссоры и задоры произходят и таким образом друг от друга раззоряются. И для того надлежит всеми мерами о том ему, генерал-лейтенанту, по силе указов е. и. в. старание приложить, чтоб оные ссоры между ими прекращены были, ибо е. и. в. весьма неприятно есть слышать о таких между подданными ея ссорах.

На то салтаны ответствовали, что всем отец их, Абулхаир-хан, приказывал особливо ему, генералу-лейтенанту, доносить: хотя-де от калмык им великие и несносные обиды происходят, но они таперь усоветовали и просят, чтоб к Дундук-Омбе позволено было послать посланцов с тем, чтоб учинить примирение и затем бы уже никаких ссор не взчинать.

Генерал-лейтенант похвалил их намерение и обнадежил, что ежели им потребно, то,он о показанных их посланцах к хану Дондук-Омбе и ко всем тамошним командиром станет писать и всячески стараться будет, чтоб между ими согласие возставить, а посланцом их даст указ, чтоб их везде пропусчали без задержания и обид бы им нигде чинено не было.

За оное салтаны и Джанбек весьма благодарили и обесчали прислать роспись кого они посылают, объявляя притом, что они с теми своими посланцами посылают одного из имеющихся у них в полону калмыченина, и просили, чтоб им с Яику дать для провожания до вышереченного хана одного казака, что им генерал-лейтенант обесчал и обнадежил к яицкому войску о том с теми ж их посланцами указом определить. За что они, встав с кресел, благодарили и оказуемыя к ним от е. и. в. милости прославляли.

Генерал-лейтенант, хотя намерен был есче с Джанбеком говорить о взятых пленниках из-под Астрахани, однак, видя, что то при салтанах Джанбеку будет не без стыда, оставил до другова случая, к тому ж и салтаны просили увольнения и чтоб им позволено было заехать к брату, к Кузахмет-салтану, в город, а время уже было около седьмаго часа, пополудни. И как салтаны вышли, то Джанбек поостался с своими старшинами и тут ему сказано было чрез толмача тайно, чтоб он приехал завтра [146] после полудня, объявя, что генерал-лейтенант имеет нужды с ним наодине говорить, что он и обесчал.

При всех вышеписанных разсуждениях салтаны и Джанбек были веселы и немалое удовольствие в себе оказывали, и как они однажды, прославляя милости е. и. в., сказали, что они прежде в неведении своем как во тьме были, а ныне по высочайшей е. и. в. милости свет видят. Под те слова генерал-лейтенант, смотря на салтанов, смеяся, сказал им: «Я бы-де надеялся, что есче больши свету познали, когда б кто из вас был в регулярной е и. в. службе». На то салтаны засмеялись, и Ерали сказал: «Мы-де всегда и везде е. и. в. по возможности своей служить готовы, я-де, правда, довольно порядков в бытность мою в С.-Петербурге видел и знаю де гвардию е. и. в., однак-де чаю, что е. и. в. служба везде равна, как там, так и здесь». Что и генерал-лейтенант им також-де подтвердил, объявя на сие, что оное-де только для шутки говорил так, как с своими приятельми, чим они весьма довольны были.

Ввечеру послана была к Абулмамет-хану и Аблаю-салтану одна большая полатка с толмачем Максютовым, которой, приехав, доносил, что хан за оную благодарил, а Аблай-де-салтан с своими людьми переговаривал, «для чего-де мне особливой палатки не прислано, ибо-де я вместе с ханом не стою».

Августа 25. Поутру посылан к Абулмамет-хану, к Аблай, Нурали и Ерали салтаном, також и к Джанбек и к Исет батырям порутчик Спиридов с поздравлением, и с ним посылано на писчю скота и протчаго, а имянно: к Абулмамет-хану — одна корова и два барана, голова сахару, один фунт чая черного; к Аблаю-салтану — два барана, голова ж сахару и один фунт чаю ж черного; к Нурали и Ерали салтаном и Джанбек-батырю — одна корова и один баран; к Исет-батырю — два барана; к Букенбай-батырю — два барана, которые все за оное благодарили.

Ввечеру у генерала-лейтенанта был Джанбек-батыр один и с ним, генерал-лейтенантом, между протчим, говорил секретно о возвращении взятых ис-под Астрахани в плен русских людей, татар и калмык.

Оное начато ему, Джанбеку, представлять тем порядком, что астраханские командиры в высочайший е. и. в. кабинет имянно доносили, коликое число им, Джанбеком, также и Исет-батырем взято ис-под Астрахани в полон, как калмык, татар, так и руских людей, и притом, какие подданным е. и. в. раззорении и грабительства причинены. От оных командиров в тот высочайший кабинет, также и к нему, генералу-лейтенанту, подробно сообщено, и потому прислан к нему, генералу-лейтенанту, особливо имянной указ с тем повелением, чтоб объявленных пленных людей, также и грабленое все чрез всякие удобвозможные способы отискивать. И хотя ему, генералу-лейтенанту, довольно ведомо, что они, киргис-кайсаки, с калмыками таким образом поступать некоторые свои притчины имеют, токмо он весьма сожалеет и опасается, чтоб чрез такие поступки ему, Джанбеку, не подпасть гневу е. и. в. Однак он, генерал-лейтенант, ведая ево многия к е. и. в. верности и службы, охранять не оставит, сие ж все представляет в ево охранение. И по таковом представлении требовано от него, Джанбека, ответствия, чтоб имеющихся у них показанных пленников и пограбленое возвратить, а притом ему, Джанбеку, сообщена на татарском языке выписка в Киргис-кайсацкой орде имеющимся пленником, сколько их по делам означается, также и о всех грабительствах, в которой и сообщение Астраханской губернской канцелярии подробно ж прописано и требовано, чтоб оной Джанбек, разсмотря ту выписку, ответ учинил и о сыску пленников, также и грабленого, старание приложил.

На оное помянутой Джаибек ответствовал, что-де до калмык надлежит, то терпеть от них никоими образы невозможно, ибо-де о.ни безпрестанно от киргис-кайсаков конские табуны отгоняют и людей в полон [147] берут, отчего он, Джанбек, стоя за свой род и мстя свои обиды, принужден на них войною ходить, только-де бедные нагайские татара между калмыками попались к ним безвинно, ибо-де они, незнамо каким образом, во время нападения их на калмык с теми калмыками находились вместе и так то обсче с ними захвачены; и акиб он, Джанбек, нарочно близ Астрахани дня с три стоял и к астраханскому командиру послал от себя лошадь да лисицу в гостинец и думал, что за оными татарами к нему, Джанбеку, кто-либо пришлется, но никто за ними не приезжал, и так то-де оные напрасно увезены; а руских людей тогда никого им, Джанбеком, не ограблено и в полон не взято, может-де быть разве то Исет-батырем учинено; и ныне он, Джанбек-батыр, по приказу ево, генерала-лейтенанта, за калмычками более не поедет и людей своих не допустит, только б от тех калмык им, киргиз-кайсаком, грабительств и раззорение не было, объявляя притом, что кайсаки народ своевольной и ежели калмыки их позадорят, то удерживать их невозможно.

На оное генерал-лейтенант говорил ему, Джанбеку, что то все изрядно, однак он ему по указу е. и. в. представлял, чтоб как можно объявленных полоненных калмык, также руских, татар и все взятое под Астраханью он, Джанбек, собрав, возвратил, представляя, ежели киргиз-кайсаки или их пожитки в калмыцких руках имеются, то он, генерал-лейтенант, возможнейшее старание иметь будет, дабы то к ним, киргиз-кайсакам, возвратить. Особливо ж подтверждено ему при сем о рус[с]ких и татарах и представлено, что пленные киргиз-кайсаки повсюду собираются и к ним отсылаются, так как к подданным е. и. в., да и впредь, оные всегда выискиваны и к ним присыланы будут, и ныне которые имеются при команде кайсаки, пойманные на воровствах, для ево, Джанбековой, также и других верности он, генерал-лейтенант, отдать намерен. За что он, Джанбек-батыр, встав с стула, благодарил й притом говорил: «Какие-де мы верные подданные будем, когда уже рус[с]ких людей, разумея в том числе и татар, не отдадим? Я де посоветую с Исет[ом] и з другими батырями и их сыскивать и отдавать должны и будем, ибо-де, они, бедные, напрасно захвачены». К чему генерал-лейтенант примолвил ему, Джанбеку, что и калмык также, хотя на обмен имеющимся в калмыцких руках киргисцов отпусчать надобно, ибо-де они также, как и киргиз-кайсаки, е. и. в. подданные. Против чего ответствовал он, Джанбек: «Я-де лутче люблю правду говорить, а не льстить; а от сего-де времяни мы с ними, калмыками, по указу е. и. в. неприятельски поступать не будем, но чтоб взяться за то, чтоб калмык всех возвратить — того-де нам учинить никоими образы невозможно, для того что из оных многие развезены и разпроданы в Хиву, в Бухары и в другие тамошние места, неможно-де и обесчать, чего делом исполнить уже нельзя; может-де быть, что калмыки и всех старых пленников запросят, коих-де как взять негде, и по таким запросам согласиться нам с ними никоими образы будет неможно». На оное генерал-лейтенант ответствовал: за то он ево, Джанбека, особливо хвалит и любит, что он более правду говорит и то, что делом исполнить можно; правда-де, что старых пленников отискивать не без труда, однак, сколько можно, по силе указов е. и. в. должен он, Джанбек, старание прилагать, дабы наличных калмык отискать и отдать и впредь уже с калмыками никаких ссор не вчинать. На оное он, Джанбек, ответствовал, что хотя он в том старание свое прилагать будет, только, чтобы все исполнено было, по своевольности киргис-кайсацкого народа обнадежить не может, ибо-де кайсаки на калмык великия злобы имеют и скоро переменить оное невозможно, да и ныне-де весть имеется, что калмыки под осень великим числом на киргиз-кайсацкие улусы нападать намерены, от чего-де в немалой опасности. И просил он, Джанбек, чтоб в таком случае повелено было ему в близость Оренбурга прикочевать, а старуху, мать ево, взять бы зимою в крепость и тут содержать, что [148] ему генерал-лейтенант и позволил, обесчав градскому командиру о сем указ дать.

86. См. документ № 88.

87. Ниже и в последующих документах — Иван Харка.