№ 32

1731 г. августа 26. — Донесение М. Тевкелева в Коллегию ин. дел о приезде его к хану Абулхаиру для переговоров о подданстве казахов.

В нынешнем 1731-м г. апреля 30 числа из Гос. колл. ин. дел отправлен я, нижайший, с е. и. в. всемилостивейшей государыни императрицы грамотою в Киргиз-кайсацкую орду к Абулхаир-хану. И прибыл я, нижайший, в город Уфу и при мне киргиз-кайсацкие посланцы минувшего июля в 4 число благополучно. Того же числа е. и. в. из Гос. колл. иц. дел указ брегадиру и уфинскому воеводе господину Ботурлину об отправлении моем в Киргиз-кайсацкую орду подал. И по оному указу г-н брегадир Ботурлин из Уфинской провинцияльной канцелярии августа 14 числа прислал ко мне для караулу в Киргиз-кайсацкую орду салдат 10 человек, а для конвою 10 человек дворян, 10 человек казаков, 30 человек башкирцов да в подводы двести лошадей, десять верблюдов. А оные лошади в подводы взяты с мещереков, из тептерей, из бобылей.

То есть мещереки-татара, сходцы из данных лет из верховых городов, подотей в город Уфу никаких не платят, токмо-де из давних лет по наряду служили службу. [46]

А тептери — те ж татара, сходцы же из Казанской, из Воронежеской губерен, живут из найму на башкирцких землях, в город Уфу платят ясак по малому числу.

Бобыли — беглые татара, чуваша, черемиса живут на башкирцких же землях из найму, податей никаких не платят, а некоторые-де из них кунишной и медовой ясак платят.

Июля в 7 день пришел ко мне, нижайшему, башкирец Алдарбай и при нем киргиз-кайсацкого Абулхаир-хана один знатной человек, а имя ему — Махомет-ходжа, у которого-де в Киргиз-кайсацкой орде дядя в духовенстве первой человек, которого все ханы и киргиз-кайсацкие старшина в великом почтении содержат. И оной ходжа обевил, мне, нижайшему, что Киргиз-кайсацкой орды Абулхаир-хан обретаетца при реке Торгай и при реке Иргиз, которые реки разстоянием от Уфы недель пять или шесть, и желает, де Абулхаир-хан со всякою своею охотою быть в подданстве е. и. в., и другие-де ханы качуют при нем. Июля в 8 дня был у меня он же, башкирец Алдарбай. Между протчих слов говорил я ему, Алдару, не будет ли опасность в пути от набегов киргиз-кайсаков и протчих тамошних народов нам обиды, ежели не будет знать о приезде моем Абулхаир-хан. И оной башкирец Алдарбай сказал: «Конечно, надобно послать наскора, ежели-де в пути что зделаетца, чтобы он, Абулхаир-хан, неведением не отговаревался». Того ради июля 9 числа отправил Алдарбай своего сына да одного из киргиз-кайсацких посланцов, называемого Росбая. А я, нижайши, от своей стороны отправил одного доброжелательного башкирца Кидиряса Моллакаева, которой был в Москве с киргиз-кайсацкими посланцы. И приказал я, нижайши, оному башкирцу Кидирясу доведоватца искусным образом о намерении Абулхаир-хана и протчих ханов и киргиз-кайсацких старшин, сущёя они в том намерении содержатца, о чем послали своего посланца Кутлумбетя Коштаева или иную какую намерению имеют, понеже оной башкирец Кидиряс Моллакаев зело к российской стороне доброжелателен и человек неглупой. Июля в 14 день Абулхаир-хана посланец Кутлумбет Коштаев обевил мне, нижайшему, что после-де ево отъезду из Кизгиз-кайсацкой орды в Москву многократно набегами ездели башкирцы в Киргиз-кайсацкую орду, брали в плен людей и отгоняли лошадей и верблюдов немалое число. А от них-де, киргиз-кайсаков, напротив того, башкирцам такими же набегами никакого разорения не учинено. Чтоб ему, посланцу Коштаеву, оных взятых башкирцами в плен ясырей, лошадей, верблюдов, возвратно отдать ныне. На что я, нижайши, ему, посланцу Коштаеву, ответствовал следующе, что взятых башкирцами у киргиз-кайсаков ясырей, лошадей, верблюдов ныне ему, посланцу Коштаеву, отдать невозможно за многи притчинами. Первая, что ближе трех или четырех месяцев ясырей, лошадей, верблюдов за дальностию из четырех дорог от башкирцов отобрать отнють невозможно, и затем жить в городе Уфе ему, Тевкелеву, и посланцу Коштаеву будет немалое продолжение; вторая: может быть, и киргиз-кайсаки у них, башкирцов також-де брали в плен ясырей и отгоняли лошадей, и оные от обеех стран обиды розыскования прежде времени невозможно; а как он, Абулхаир-хан, и протчия ханы и киригиз-кайсацкия старшина е. и. в. в подданстве быть присягою своею утвердяца, и росиских пленников возвратят и их взятые башкирцами ясыри и лошади возвращены будут. А что ныне в Киргиз-кайсацкую орду башкирцам войною и набегами не ходить и взятых ясырей на сторону не продовать, и им, киргиз-кайсакам, на окоп не отдавать до указу, ко всем башкирцам е. и. в. всемилостивейшей государыни императрицы указ пошлетца. И оной посланец Коштаев тем учинился доволен. Сего августа в 22 день оной мой посланной в Киргиз-кайсацкую орду доброжелательной башкирец Кидиряс Моллакаев и с ним посланцы от Абулхаир-хана и от Батур-салтана [47] 4 человека прибыли. А главному посланцу имя Сиюндюк. И оной Кидиряс мне словесно объевил, что он у Аублхаир-хана был и о прибытие моем и посланцов ево в город Уфу обевил, и Абулхаир-хан безмерно-де радовался. И он, Абулхаир-хан, ему, Кидирясу, сказал, что слышал-де он, бутто ево посланцы были в Рассии одержаны, и е. и. в. всемилостивейшая государыня императрица ево, Абулхаир-хана, в подданство принять не указала. К тому же-де башкирцы многократными набегами ясырей в плен брали, лошадей отгоняли. И он-де, Абулхар-хан, думал тако, что башкирцы на них набегают не собою, знатно, по указу е. и. в., и были-де в великом опасении, того ради откочевали было-де дале. И он, башкирец Кидиряс, ему, Абулхаир-хану, обевил, что-де сказывали, якобы ево посланцы были в Рассии одержаны и е. и. в. в подданство все росийское принять ево, Абулхаир-хана; не указала, то-де неправда понеже он, башкирец Кидиряс, сам был с ево посланцами в Москве, и посланцы его приняты в Москве милостиво, и жалованием е. и. в. награждены довольно, и в российских городех одержани никогда не бывали. А что в Казани они жили, ожидали Тевкелева, и тамо были во всяком довольстве. О чем он, Абулхаир-хан, известен быть может через своего посланца Росбая, которой приехал к нему, Абулхаир-хану, с ним, башкирцом Кидирясом. И как-де уведомился он, Абулхаир-хан, что е. и. в. милостивейшая государыня императрица милостиво соизволила указать ево, Абулхаир-хана, в подданство всероссийское принять, и для того-де отправлен к нему, Абулхаир-хану, перевотчик Тевкелев, и возвратился-де он, Абулхаир-хан, со всеми своими улусы паки назат к реке Иргизу и наредил-де сына своего Нурадин-салтана да зятя своего Батур-салтана навстречю ко мне, нижайшему, с тысечи человеки. И будут-де сын ево и зять встречать на границе того ради, чтоб мне не было от киргиз-кайсаков или от других народов какая в пути нападения. И с оным посланцом Сиюндюком прислал Абулхаир-хан ко мне письмо за ево печатью, которого письмо с переводами при сем посылаю. При том же оной посланец ево, Абулхаир-хана, подал мне, нижайшему, неписаной лист за двумя ево, Абулхаир-хана, печатью и обевил словесно прислоной оной неписаной лист в такой силе, якобы он, Абулхаир-хан, показуя свою верность, не токмо что он желает быть в подданстве всероссийской, но трудитца и других народов привести в подданство е. и. в., чтобы на том неписаном листе к е. и. в. написал своею рукою именем ево, Абулхаир-хана, объявля верность ево и что-де он, Тевкелев, напишет, Абулхаир-хан спорить не будет. Також-де оной посланец Сиюндюк обевил мне, нижайшему, словесно же, что в Хиве ныне ханом брат двоеродной ево, Абулхаир-хана, и желает-де быть в подданстве е. и. в. всемилостивешей государыни императрицы всеросийской. Також-де и другие владельцы, которые написаны в присланном письме ко мне, нижайшему, от него, Абулхаир-хана, в подданстве быть всероссийском желают же-де. Ежели же письмо Абулхаир-хана и словесной ево ко мне приказ будет правда, и подлинно пожелают бухарской хан и хивинской хан и протчие владельцы е. и. в. быть в подданстве, а сами к нему, Абулхаир-хану, не будут, и пришлют своих посланцов для договору и для присяги просить меня в Бухару и в Хиву, мне, нижайшему, туды ехать ли, или требовать у них, чтоб они прислали своих полномочных посланцов за руками их и за печатьми грамотами учинить с ними довогор и присягою утвердить у Абулхаир-хана. А по моему слабому мнению, пока я иижайши, у Абулхаир-хана буду и достоверно уведомлюсь, что бухарской хан и хивинской хан подлинно желают быть в подданстве е и. в. или то неправдо, до того времени бухарского посланника из Москвы отпустить не надлежит? А ежели же хотя из Москвы он и отправлен, то можно ево и в Астрахани удержать, чтоб он, приехав туда, не учинил какое помешательство. А как я. нижайши, прибуду к [48] Абулхаир-хану и, уведов подлинно, в Гос. колл. ин. дел с нарочным немедленно писать буду. Однако ж других владельцов, усмотря ко интересу е. и. в. всемилостивейшей государыни пользу, в подданство принимать и присягою утверждать буду.

Бухар[а] и Хива от Абулхаир-хана ростоянием-де недели две или три. Того ради высокоучрежденную Колл. ин. дел всепокорнейше прошу о вышепоказанных о немедленном резолюции, и для того оставил я, нижайши, у уфинского воеводы полк, г-на Кошелева двух доброжелателных башкирцов. Ежели соизволет Гос. колл. ин. дел ко мне, нижайшему, повелительные указы отправить, и оныя башкирцы до меня привезут в целости.

А отправился я, нижайши, из Уфы в Киргиз-кайсацкую орду сего августа в 26 день.

О сем донося, остаюся высокоучрежденной Гос. колл. ин. дел.

Всепокорнейши раб Мамет Тевкелев.

АВПР, ф. 122, 1731 г., д. б/н., лл. 116-119 об.

В. Лебедев. Из истории сношений казахов с царской Россией в XVIII в. «Красный архив», 1936, т. 5 (78), стр. 194-196.