№ 210

1755 г. сентября 3. — Письмо хана Нурали оренбургскому губернатору И. Неплюеву о поимке и выдаче участников башкирского восстания, бежавших в Казахстан.

Высокородному и высокопревосходительному г-ну, действительному тайному советнику, кавалеру и Оренбургской губернии губернатору Ивану Ивановичу Неплюеву многих благ и всецелаго здравия желаю.

Вашего высчва писании о разговоре Вашем с Ералеем-салтаном и потом другое присланное получил и по них, хотя я, поруча то оному Ералею, брату моему, возвращений капитана [Яковлева] ¹⁷⁹, князя Максютова, и срядился было ехать в орду мою, токмо тою ж ночью получил известие о пришедших башкирцах и потому, не возвращался, в одном часу собрался с тысячею человеки и с братьяме моими — Ералеем, Айчуваком и Чингизом салтанами — в самой скорости в то место, где те башкирцы пристали, выехали, чрез двои сутки туда прибыли и тамо с своими киргис-кайсаками дрались четыре дни для того, что нижеписанныя люди, а имянно: Табынского [рода] — Алданазар-бий, Байдевлет Ишикгакят-батыр, Гузя и Бекбаул и батыри, Юмангул-бий, Кутур-батыр с киргисцами в тысяче кибитках Табынского да в пятистах — Джатал-Байлинского родов и Серка-батыр с улусом своим, к которым те беглецы пришли и с ними по переговоре присягою утвердились. Тем беглецам дали слово, чтоб им вреда, не чинить и всякое их желание мне доносить, и ежели они к ним пристанут, то [539] б их досмерти не выдавать и не грабить. За что те беглецы им, киргисцам, дочерей своих и хорошие (вещи из пажити своей отдали и с тем договором к ним пристали, и киргисцы приняли, а без того б они обмануть их не могли; и ежели бы киргисцы лошадей у них не ночью перекрали, то б их силою им взять было неможно, но только как они чрез куран утвердились, так потом ,и детей своих малолетних в горах и каменьях также в вершинах речек Ирбайты, Караган, Ори и Камшика по сту душ да и лошадей роспрятали по той притчине, что я к ним ехал. Однако киргисцы мои, что при них ни было, то все взяли и их самих розобрали, как же я по приезде туда спросил, по какой притчине те башкирцы к ним прибежали, то те киргисцы оных башкирцов до разговору со мною не допустили, но только слова их мне те, с ними присягою утвердившияся, объявили, что они, башкирцы, сказывали им, яко бежали они от того в прежние-де времяна, в подданство е. и. в. вступили они с своею волею и с тоговремжни рабскии немалые служ)бы отправляли и по прежнему обыкновению ясак платили. Но потом стали быть с них (взыскиваемы больше чиненных дедами и отцами их дела, и они-де, башкирцы, прежде также, как и они, киргисцы, жалованы бывали. А ныне-де в такое истощение приведены, что у них и к пропитанию их возможности их ничего не осталось и год от году пришли в несостояние, и желание-де их до е. и. в. не дошло, да и господин-де генерал прошения их не послушал и к е. и. в. не отпустил, и людей-де их, забирая, всячески мучить и губить и в землях-де их и водах воли им нестало. А без земли-де, где им жить; и полки-де, пришед, их раззорили и медовые их дерева повалили, и в разных местах крепости построили, а к рубке бревен и к копанию земли, к теске камня, к подводной гоньбе на службу и в караулы они, башкирцы, употребляемы были, и последнее дело — соль по тритцати по пяти копеек пуд продавать стали, из них-де один бежит, то вместо ево оотавших набежавших людей искореняют и за одного по одному убивают. Итако-де они, будучи в каждодневном страхе и в разсуждении того, чтоб им, хотя один день, до смерти в покое побыть, к побегу и отважились; и когда-де государыне рабы стали быть непотребны, то-де и им, башкирцам, тамошние места не вознадобились и в сие смертное пришли, да сие-де приключившееся и им, киргисцам, со временем последует. И притом, слезно плакав, говорили, что хотя-де у них главные их и померли, однако-де дети их в своей вере пребыть имеют, ибо-де тамо скудных, которые давать ничего не в состоянии, в веру свою приводят. Итак-де, многих людей тем образом в веру привели и, одним-де словом сказать, никакой милости они не получили, итак-де, горы Уральские оставя, к ним, киргисцам, и пришли, и просили, чтоб они их, не лиша голов их, к себе призрили, и те, присягою утвердившияся люди, отдать их мне нимало склонны не (были, но еще и воспротивились. Итако, я, посоветовав с братьями моими и в разсуждении того, что ежели они и будут здесь особливо жить, то могут и еще бунтовать, и киргиоцов возмущать, и, предводительствуя, всякие «плутовства чинить, и нас тем в стыд приводить, приказал прибывшим со мною киргисцам бежать и их грабить, толкуя что хотя при том и лошади их, киргиские, падут или некоторыя сами умрут, однако же вместо того они тех башкирцов получить могут. И потому из оных конные и пешие, побежав в кибитки, их грабить и начали. Причем многие кибитки поломили и людей и робят подавили немало, а имянно: Мамут [и] Тютя Китянского роду умерли, а Амангул-батыр из ружья пулею ранен; Чумекейского — Тюка Исянгулов и Бердыгай умерли, а Унеев сын из ружья ранен; ведомства Серки-батыря Джагалбайлинского роду Тюрюкменьбаев и Кучукбаев дети и дочь умерли, а один ранен. И всего со обоих сторон, то есть с стороны приемщиков тех башкирцов и с нашей, от стрельбы пятнатцать человек умерло, а ранено более ста человек, ис которых некоторым глаза выколоты, некоторым головы розбиты, [540] и руки переломаны, и саблями изрублены, у некоторых же и ребра переломаны, битьем палками прибиты. И со всем тем тех башкирцов розобрали и оценя мужиков по десяти, женок и девок — по лятнатцати, а младенцов — по две кобылы, каждого по себе розделили и их всех мест прибегших, отискав, разбили ж, разлуча отцов от детей, а матерей от дочерей. Которым образом и над всеми находящимися тамо беглецами-башкирцами поступать приказал брату моему Ерали-салтану, а сам возвратился. Итако, ис тех башкирцов ни единаго не ограбленого и здороваго не осталось. Однако видя то, некоторые и к вам бежали: сперва двое, а потом один; и уповательно, что Вам о сем уже известно учинилось. Но притом многие люди, и по Яику кочующие, ограблены да и некоторых киргисцов и родные дочери под имянем башкирских захвачены и ко мне прибежали, однако я их матерям их отдал. Из онаго, Ваше выс-во, мое усердие изволите усмотреть, что я то из моей к е. и. в. верности учинил, держався данному от меня слову.

Токмо прежде прибытия присланного от Вас капитана Яковлева, но их по возвращении моем до Вас отправил, а я вверх, то есть к зимнему кочевью, еще по притчине сего откочевать не мог. Итако, ежели мне ныне близ Яика зимовать, то скот мой будет паки шод присмотром, а буде самому в службе е. и. в. находиться, повинующимся мне вдаль откочевать, то у них в неприсутствии моем усердие собственно быть может. Буде же близ Вас кочевать, то и двум лошедям корму тамо не найдется, а при Яике изволите определять баранов и лошадей не так содержать, как мне желательно. К тому ж подтверждает, чтоб чрез Яик и не перегонять, и так теперь не знаю я, что орде своей приказать. А понеже я от Вас и приказание имею, чтоб, не получа от Вас известия, вдаль не откочевывал. Того ради на сие, а особливо о зимнем кочевье, ожидаю от Вас ответа, а усердие мое изволите знать таковым же, какое и от Вас к нам продолжается.

До услуг Ваших послал Атантай-бия (от которого бежали два пленника, а имянами Надыр да Мамбет, и оных прошу ему отискать) да другаго Куджея, приобща их к капитанам вашим.

И во уверение сего печать мою приложил.

Писано сентября 3 дня 1755 г.

На оном письме ево, Нурали-хана, чернильная печать приложена.

Переводил переводчик Петр Чучалов, в чем он к подлинному и подписался.

Канцелярист Андрей Портнягин.

АВПР, ф. 122, 1755 г., д. 4, лл. 30-33 об. Перевод.