Долина Герата и персидская граница от Герируда до Сеистана. Доклад полковника Стюарта 14 декабря 1885 г.

В 1881 г. я имел честь докладывать королевскому географическому обществу о Текинских туркменах и вскоре затем был послан правительством с специальным назначением на Персидско-Афганскую границу. Без замедления отправился я в Хаф (Khaf, на названной границе) и прибыл туда в момент большого возбуждения. Сардар-Эйюб-хан, соперник настоящего Афганского Эмира, был разбит Эмиром при Кандагаре и изгнан за персидскую границу. Эйюб-Ханская крепость в Герате была также захвачена Сардар-Абдул-Кудус-Ханом. Сам Эмир имел тогда слабый гарнизон в Герате, и население этого города было более склонно к Эйюб-Хану, чем к Эмиру.

Сардар-Эйюб-хан со своими разбитыми последователями вступил в Хаф вскоре по моем прибытии в этот пункт. Хаф маленький пограничный городок, приблизительно в 75 мил. от афганской крепости Гуриан. Персидский наместник города имел в своем распоряжении около 150 чел. иррегулярной кавалерии, так что был не в состоянии удержать в порядке значительное число афганских войск, приютившихся в Хафе. Афганцы были необузданны и вызывали на крайние меры. Наместник удалился в маленький форт вблиз Хафа, и я его сопровождал. Некоторые мои слуги, персы родом, остались в городе и афганцы угрожали им, танцуя вокруг с обнаженными ножами. Двери в здание, где хранилось мое имущество, были разломаны, но дальнейшие беды были остановлены братом наместника, который, услышав о происходящем, пришел на выручку моих слуг и изгнал афганцев. В продолжении недели маленький городок был в полном смятении; наместник, по приказу из Тегерана, старался отправить Сардар Эйюб-хана дальше во внутрь страны, так как его пребывание на крайнем пункте персидской границы, угрожавшее Герату, было нарушением нейтралитета; а Эйюб-хан вызывающе отвечал, что он не подчинится предписаниям наместника и [159] англичанина, а что его намерение оставить Персию и напасть на Герат. Дело приняло очень серьезный оборот, но наконец наместник приказал, чтобы Персы не продавали афганцам никаких припасов, и т. п. Этот приказ был строго исполнен, и афганцы, после 2 дневного голода, согласились уйти к Тегерану. Как скоро часть афганцев вышла из города, наместник, которого я сопровождал, снова въехал в Хаф и восстановил порядок, хотя значительная часть афганцев еще оставалась. Я после этого оставался в Хафе несколько месяцев, пока все не уладилось.

Мне очень хотелось исследовать местность к югу от Хафа до северной границы Сеистана. Эта страна на всех картах обозначена соленой пустыней и на всем своем протяжении не была пройдена ни одним европейцем. Ханыков, с русской миссией, бывшей в Герате в 1861 г., прошел часть этой пустыни, также как и Сэр Чарльз Макгрегор; но оставалось еще около 100 миль Персидско-Афганской границы, совершенно не посещенной европейцами, и я стремился заполнить пустоту на картах между местностью, обозренной миссией сэра Фредрика Гольдсмита в Сеистан и рекою Гери-рудом. Эта часть страны, хотя непривлекательна и не плодородна, но далеко не пустыня; соленой пустыни, за исключением одной или двух узких незначительных полос, я не встретил на всем протяжении. Вообще местность гористая, исключая афганской границы, где горы ниже и есть песчаные и глинистые долины.

Около 18 миль в югу от Хафа, у небольшой деревни Зузан, я встретил остатки большого города. Развалины покрывали большое пространство и много людей занималось добыванием селитры; для этого они копали землю и промывали ее.

Селитра находится в развалинах большей части восточных городов и вообще собирается; я ходил по развалинам Зузана со стариком, предки которого тут постоянно жили. По его словам это была в древние времена столица Персии и он мне указал на развалины укреплений. Эта часть называлась новым дворцом и по его словам была построена Каианской династией персидских шахов; нового в этом сообщении впрочем не [160] было ничего, ибо почти все древние персидские постройки приписываются этой династии. Развалины покрывали довольно обширное пространство, укрепления выделялись совершенно ясно и были глиняные, как почти все в Персии, за исключением очень уже первобытных. Он показал мне красивый сад, где было умерщвлено все население по повелению Чингиз-хана. По его словам, ничто теперь не растет на этой земле, пропитанной кровью. Старик остался очень недоволен, когда я ему сказал, что сам Чингиз-хан никогда тут не был, и успокоился только услыхав, что Зузан был разрушен сыном Чингиз-хана Тулуи-ханом в 1220-1221 г.

Зузан, разрушенный монголами, был частью снова застроен потомками Эмира Тимура. Настоящая крепость, из обожженного кирпича, очевидно, принадлежит Тимурийскому периоду, также как и красивая мечеть с цветной черепицей. Сводчатая кровля этой мечети провалилась только за несколько недель до моего прибытия. Кажется, что есть год на этой мечети, но к сожалению я не мог его разобрать. Мечеть обширна и крепко построена, вероятно шахом Руком, сыном Эмира Тимура.

Мне хотелось купить несколько монет, но люди, добывающие селитру, объявили, что они ничего не находят, хотя я им и не поверил. В Персии очень жестокие законы относительно отрывателей кладов, так что человек, нашедший что-либо и даже отдавший найденное наместнику, разорен, ибо его всегда обвинят в укрывательстве и дело обыкновенно кончается побоями и конфискациею имущества. Я приобрел в этой части Персии несколько хороших монет, но покупал их почти всегда у золотых дел мастеров в маленьких городах; самая старая монета из находящихся у меня принадлежит ко временам царя Дария, вероятно первая персидская.

В Персии ежегодно плавят значительное число золотых и серебряных монет, неоцененных для нумизматов.

Я предполагаю, что Зузан есть место, названное Арианом Зузией, где Александр Великий был встречен Сартебарзанесом, наместником Ария.

В немногих милях за Зузаном возвышается кряж [161] довольно высоких гор, называемый Киберку. Следы Монгольского разорения XIII века никогда не были исправлены; так меня уверяли, что в окрестностях одного Зузана существуют остатки 70 подземных каналов, проводивших воду с гор, а в настоящее время исправны только три или четыре.

Далее возвышаются кряжи гор Квайя-Шахаз-Ку и Ахингуран-ку; на главной вершине — находится гробница, посещаемая дальними пилигримами, и несмотря на то, что в долине было очень жарко и был конец апреля, вершина была покрыта глубоким снегом. Я не мог измерить высоты, достигающей вероятно 8.000 футов.

Я прошел через Ахингуренский кряж по каменистому ущелью и после перехода в несколько дней по гористой местности, достиг города Биръянд, резиденции Каинского Эмира, Мир-Алам-Хана.

Он управляет 9 1/2 персидскими болуками или округами, Сеистан один из них. Он могущественный вождь и пользуется большим авторитетом в своей местности.

Шах предоставил Каинскому Эмиру гораздо больше независимости, чем другим Хорасанским правителям. Он пользуется от шаха титулом и состоит генерал-майором в персидской армии. Эмир арабского происхождения, как почти все население Каинского округа. Прежде резиденция правительства находилась в Каине, а потом перевелась в Бирьянд, город с 14.000 жителей, не окруженный стенами и с очень худой цитаделью. Каинские Эмиры назначаются шахом подобно правителям Тоббосе, Буйнурда, Кухана, Дерегеза и Хафа. Они подчиняются Хорасанскому генерал-губернатору в Мешхеде и увольняются по желанию шаха, причем обыкновенно назначаются члены той же семьи.

Вся северная часть провинции Эмира Каинского очень гориста, горы не особенно высоки, высшая точка доходит до 8.000 ф., но вся местность едва ли ниже 4.000 ф., и большею частью достигает 5.000 ф.

Лето бывает очень жаркое, зима холодная, снег выпадает в большом количестве и держится долго в высоких местах. [162] На юге от Белуджистана и персидских округов Бама и Кармана, Каинская провинция отделяется пустыней Лут, которая на востоке граничит с Афганистаном, а на западе с персидской соленой пустыней и персидскими округами Жуна и Таббоса. В южной чисти Каинского округа жара в летние месяцы ужасная и я сомневаюсь, чтобы в какой либо стране света было жарче некоторых частей Лутской пустыни. Воды мало, а подземные каналы летом часто высыхают. Местность не производит хлеба для продовольствия населения, так что много ввозится из Сеистана, где производство выше потребности. Вода, доставляемая подземными каналами, служит для обработки продуктов, которые годятся для вывоза и продаются за хорошую цену, а именно: табак, мак для опиума, бумага и шафран. Шафран особенно хорошо растет в Каинском округе и ценится дороже другого, исключая Кашмирского. Когда я был в Бирьянде, его продавали по 5 шил. за унц, но эта цена очень высока, обыкновенная 2 шил. за унц.

Мануфактурой население занимается больше чем в других местах Хорасана. Многие села изготовляют ковры, особенно в Дуруке, около которого я проезжал, и Баске, где я был. Каинские ковры очень хороших цветов и высокого достоинства; но их красят анилиновыми красками и подмешивают много бумаги, так что эти ковры менее прочны, чем прежние персидские. Много также производится материй из тонкой козьей шерсти, называемой курак, а в Индии пашмина, которая и вывозится туда и в Афганистан. Много опиума вывозится из округов, управляемых эмиром Каинским, огромное количество также употребляется в стране. Мущины, женщины и дети курят опиум в большом количестве, и меня уверяли, что сотни народа ежегодно умирают от отравления опиумом.

Каинский эмир не отличался любезностью к миссии сэра Фредр. Голдсмита для проведения Сеистанской границы, — но я не имею повода жаловаться, ибо был принят очень вежливо и при моих поездках мне было оказано полное содействие. Мне хотелось пересечь Лут или пустыню, которая расстилается к [163] югу от Бирьянда к Карману. Со времен Марко Поло она была, кажется, только однажды пройдена европейцами, а именно русской миссией Ханыкова в 1861 г., и отчет об этом путешествии был не особенно приятен. Часть этой пустыни, в месте менее негостеприимном, чем где проходил Ханыков, была пройдена миссией сэра Фред. Голдсмита. Но я хотел ее пройти или по пути Ханыкова или, если возможно, западнее. Эмир послал со мной двух собственных своих служителей, и я оставил Биръянд 25 мая 1882 г. — Погода была ужасно жаркая. Первый день я сделал переход в Кусф, маленькое цветущее местечко с 5-6 т. жителей. По Кусфу протекает река, исток которой выше Бирьянда, и которая дальше в степи образует соленое высыхающее летом болото. В нижнем своем течении река очень солона и все ее русло покрыто соленой корой. У Кусфа река значительно ниже окружающей местности, но высокие берега орошаются подземными каналами, несущими воды из верховьев реки, где вода еще свежа. Замечательное терпение персов при выкапывании этих подземных туннелей для воды — достойно всякого удивления. Надо пробуравить и прорыть огромные расстояния, чтобы драгоценная жидкость достигла предназначенного места. В этой бесплодной земле ничто не растет без искусственного орошения.

На следующий день я перешел в Кур, последнее обитаемое место. Его я избрал своим местом отправления, потому что здесь пустыня несколько уже того места, где переходил ее Ханыков. Мой путь шел немного западнее. Речка с очень солёной водою вытекает из большого болота (солончака) около Кура и пропадает в пустыне вблизи места, где исчезает также река Кусфа. Я достал 2-х верховых проводников на (яко бы) быстроногих балукских верблюдах. Люди эти утверждали, что хорошо знают путь и на расстоянии первых 80 миль пустыни могут указать мне два пункта, где есть солоноватая вода, что устраняет необходимость брать с собой большой запас воды для людей и для животных, как то делал Ханыков.

И проводники и верблюды оказались самозванцами, первые не знали дороги, а быстроногие верблюды не поспевали за [164] лошадью, идущей шагом, и мой маленький отряд чуть не погиб от доверия к путеводителям. В первую ночь я послал одного из проводников с вьючными мулами к месту, наз. Балабунд, где должна была находиться первая вода, а сам выступил позже с двумя слугами верхами и с другим проводником. Когда день занялся, проводник объявил, что он решительно не знает где он находится и где находятся колодцы. Жара была сильная и мы 2 часа бродили отыскивая колодезь. Наконец, мы наткнулись на своих людей, отдыхающих у двух мелких колодцев очень солёной воды на краю лощины, куда их привел первый проводник, ничего не знающий о дороге. В этой лощине мы провели день страшного зноя. Мои слуги, лошади и мулы сильно страдали. Я не раскинул палатки, а натянул на двух шестах толстое двойное одеяло; жаркий ветер пустыни дул как из печи.

В 5 часов, не смотря на сильную жару, мы снова выступили, хотя люди и животные сильно страдали. Вскоре за Бальбундом мы видели антилопу с 2-мя детьми, единственное живое существо встреченное нами на 80 мил. пустыни. Страдания людей и животных усиливались еще от необходимости пить весьма соленую воду, которая получила к тому же еще более гнилой вкус от худо выделанных бурдюков, в которых пришлось ее везти. На другое утро мы достигли места, около 40 миль от нашей последней стоянки, где должна была находиться вторая вода.

Оба мои проводника оказались окончательно несостоятельными; один говорил: «я здесь никогда в жизни не был и ничего не знаю»; другой говорил: «я был здесь только однажды и то 15 лет тому назад и я не знаю где вода». Я был в полном смущении; люди и животные были совершенно утомлены длинным переходом, было невозможно идти вперед и одинаково невозможно идти назад. У меня оставалось еще немного воды, но наша партия состояла из 13 челов. и стольких же животных, так что каждому хватило бы едва ли более, чем по глотку, а солнце еще только подымалось, днем же оно жгло как огонь. Один из всадников, данных мне Эмиром [165] Каинским, хотя никогда тут раньше не был, принялся за работу, отыскал следы верблюдов и мы рассыпались в стороны, некоторые пошли по руслу высохшего потока. Наконец, в этом русле, в песке нашли три маленьких впадины, на дне которых было немного воды, цвета ревеня и магнезии; мы попробовали и вода оказалась совершенно пресной. Искренно поблагодарил я Бога, ибо немногие из нас, да едва ли кто-либо мог выжить, еслибы мы не попали на эту воду. Мы вычистили отверстия и хотя вода была неглубока, мы все-таки начерпали ее достаточно для людей и животных. Эта вода называется Шанд-Али-Резах. Шанд значит неглубокий колодезь на здешнем балукско-персидском наречии. Жара, хотя менее сильная чем накануне, была все-таки ужасна; дул сирокко, который угрожал снести мою единственную палатку. Я все-таки доволен был жгучему ветру, хотя он и покрывал нас песком и пылью. Вода выглядела слишком грязной, чтобы в ней выкупаться или вымыться, но вкус ее был лучше цвета.

В 6 час. по полуночи мы оставили колодцы. До сих пор мы изредка встречали редкие кусты, верблюды кое где щипали траву, но тут всякая растительность прекратилась. Через 8 миль мы перешли узкое русло солёной реки; воды не было, но все русло было покрыто толстым слоем чудной белой соли, подобно снегу. В 20 мил. от колодцев мы достигли деревни Найбанда, расположенной на одной из вершин Найбандского хребта, который нам был виден последние два дня. Самая высокая точка, в 5 мил. от деревни и достигает 6.000 ф., хотя видна очень издалека. Мы прибыли незадолго до полуночи, но не вошли в деревню до следующего утра, чтобы не переполошить население, напуганное частыми мародерствами Балуков. Я достал в деревне комнату, и хотя она была очень неказиста, но как было хорошо под крышею, защищавшею от палящего солнца. Найбанд деревня с 400 жителями, по ней протекает маленькая речка с хорошей водой. Почвы, годной для обработки, очень мало. Главный предмет торговли составляют финики. Хотя финиковых деревьев там было много, но на несколько лет нельзя предвидеть хорошего [166] урожая, ибо выпавший снег погубил многие из них. Кажется необъяснимым, чтобы в местности со столь высокой летней температурой могли выпадать глубокие снега, но иногда это бывает. Местность к северу и востоку представляет из себя каменистую и выжженную пустыню, где, по уверению жителей, ничто не может произростать, даже если бы была вода для орошения. Солончаков нет, исключая небольших участков, где протекает соленая речка. Вся эта выжженная солнцем равнина лежит на высоте около 3.000 ф. над уровнем моря и пересечена каменистыми рядами кряжей, поднимающихся на высоту от 1.000 до 1.200 ф. над нею. По рассказам туземцев неизбежная гибель ожидает тех людей, которые рискнули бы углубиться в степь Лут (Lut) в летние месяцы.

Найбанд сам по себе представляет род оазиса, делающий возможным в летнее время переход из Бир-янда в Карман. Прямой путь из Кармана, через Хабис, в летнее время совершенно непроходим, вследствие отсутствия воды на протяжении 150 миль. С Найбандского холма я мог увидать Мургабский пик и еще другой, упомянутый Ханыковым.

Найбандский пик показан на большинстве карт совершенно неверно, на 150 миль в сторону от своего настоящего положения; очевидно наносили его по расспросам.

В деревушке никогда не видали европейца и целая толпа окружила меня с любопытством. — Во время моего пребывания, в Найбанд прибыл большой верблюжий караван из Ку-банана из провинции Карман. Мне интересно было разузнать что либо о Ку-банане, как месте, упоминаемом еще Марко-Поло. Ку-банан представляет из себя группу деревень, расположенных в 26 милях от города Равара (Ravara), Карманской провинции. Мне кажется, что Марко-Поло шел в Каин (Kain) из Кармана через Найбанд. Марко-Поло упоминает о Тун-о-Каине (Tun-o-Cain), указанном полковником Юл (Yule), без сомнения это Тун и Каин (Tun and Kain). В настоящее время Тун не принадлежит к Каинской провинции, а к Таббаской и всегда называется Тун-о-Таббас; если же прежде, как я думаю, Тун принадлежал Каинской провинции, то [167] его бы и называли Тун-о-Каин, как именно и говорит Марко-Поло.

Лучшая дорога в Тун или Каин идет через Найбанд.

Местность к югу от Найбанда пустынная, но не пустыня, так как на определенных расстояниях в местах привалов везде находились колодцы, а во многих местах и деревни. Полагая, что бесполезно идти далее к Карману, т. к. я собрал о пути к нему все необходимые сведения, я остался на 3 дня в Найбанде, чтобы дать отдых моим животным. Затем я вернулся назад в Бир-янд, где около 10 дней провалялся больной от страшного зноя и дурной воды.

Потом я направился на персидскую границу к Лаш-Жовайну (Lash-Jovain) и путешествовал по пограничной полосе, посетив Дуру (Duruh), Таббас, Газик и Яздун. Меня очень интересовал вопрос куда впадают речки и оросительные каналы (дренаж), текущие в восточном направлении, и близ персидской крепостцы Яздуна мне удалось разрешить это сомнение. Между Яздуном и персидской деревнею Чераксом (Charaks) я переправился через глубокую впадину, наполненную сильно соленою водою. Впадина эта была шириною около 7, а длиною около 26 миль и в нее, носившую название Дак-и-Куршаб (Dak-i-Khurshab), впадали все окрестные речки. Во всякой другой стране, кроме Персии, впадина эта представляла бы из себя озеро, но здесь оно похоже на озеро только зимою, а летом высыхает. Сперва мы переправились совершенно беспрепятственно вброд близ северной оконечности впадины, но на другой день, переправляясь в этом же месте обратно, мы не могли перейти, ибо выпавший в соседних горах дождь повысил значительно уровень воды.

По персидской границе от Сеистана до Герируда находятся несколько подобных озер. Мне известно одно в Дашт-и-наюмиде, или «Долине Отчаяния» и, как мне кажется, большое Сеистанское болото принадлежит к таковым же озерам.

Я вернулся обратно в мою главную квартиру в Хафе в конце июля после почти 4-х месячного отсутствия и вскоре затем вернулся в Англию, откуда, через короткое время, вновь [168] был послан на Персидско-Афганскую границу. Я тогда сопровождал Персидского шаха в его путешествии по новой пограничной линии между Персиею и Россиею в северном Хорасане. Оставив квартиру шаха, я направился в д. Мозинабад, лежащую в 80 милях от Герата. Здесь я прожил около 9 месяцев и в 1883 году совершил дальнюю экспедицию в Бадгиз между р. Геррирудом и Мургабом.

Про Бадгиз все известно из интересного доклада Сэра Питера Лемсдена, так что я про свое путешествие могу сказать лишь, что оно было полно разных приключений, так как при мне был конвой из 10 персидских всадников, а в это время всюду рыскали туркменские разбойничьи шайки, в руки которых я однажды едва не попал. Случайно напав на их след, я успел во время уйдти.

Во время моего пребывания в Мазинабаде мне довелось несколько раз сопровождать персидскую конницу в погоне за туркменскими шайками, которые с сентября 1883 по май 1884 года увели в неволю около 30 человек, в числе коих было несколько из Мозинабада.

Достойно удивления то крайнее презрение, которое оказывают туркмены к персидской коннице. Лично я не считаю туркмен храбрым народом. Они редко нападали на афганские деревни; незначительное число афганской конницы всегда готово достойно встретить превосходные силы туркмен. Персы обнаруживают большой страх перед туркменами; афганцы, напротив, относятся к ним с презрением, а потому набеги туркмен на афганские деревни сравнительно с персидскими гораздо реже.

На афганской границе расположено несколько, персидских деревень, как-то: Кузан и Шабаш, на которые туркмены часто производят набеги, так как жители оказывают им весьма слабое сопротивление.

Интересно, что туркмены, отличные наездники, пробегающие на своих конях большие пространства, в случае горячей схватки предпочитают драться пешком. В большинстве стычек с персами, туркмены или спешивались, или с ними была пехота, которая и вела бой. [169]

Один персидский офицер говорил мне: «мы можем всегда разбить туркмен, пока они на коне, но вот их обыкновенный способ действий: сперва они бросают на нас конницу, которая отступая наводить нас на пехотную засаду, спрятанную в какой либо складке местности. Засада дает по нас несколько залпов и бросается в рукопашную. Последнего мы не можем вынести». Таким образом следует считать туркмен скорее пехотою, посаженною на коней, чем конницею.

Однажды во время моего пребывания в Мозинабаде, туркмены увели с гератской дороги, недалеко от селения, целую партию путешественников. Известие об этом скоро дошло до персидского поста, который и поскакал в погоню. Туркмены с пленными переправлялись через Герируд, бывший в то время в разливе, устроив плот из бурдюков и ветвей, на который и посадили пленных и имущество их. Сами же переправлялись кто в брод, кто вплавь. Персидская конница могла бы напасть и освободить пленных, но предпочла остаться зрительницею переправы и удовольствовалась захватом 2-х или 3-х брошенных туркменами верблюдов и некоторыми вещами, в числе коих были женский шиньон и туфли, указывавшие на присутствие женщин в числе уведенных в неволю.

В прошлом мае я был в лагере Сэра Питра Лемсдена в Тирпуле и в качестве состоящего при афганской пограничной коммисии был послан в Герат с двумя инженерными офицерами маиором Гольдишем и капитаном Пикоком. С 1860 года, когда там был Сэр Льюз Пелли (Lewis Pelly), ни один англичанин не посещал Герата.

В первый день мы дошли до дер. Розанак, а на следующий до большого цветущего поселения Шикебана. Вся страна была возделана как сад. Жители этого поселения, принадлежащие к мервскому племени, потомки обитателей Мерва, которые после взятия этого города Эмиром Мазум-оф-Бохара в 1784 г., бежали в Афганистан и получили здесь земли. На следующий день дошли до дер. Сахар-киз, а 7-го мая прибыли в Герат и стали лагерем в чудном фруктовом саду, принадлежащем Эмиру. Здесь мы простояли несколько дней, делая экскурсии в разных [170] направлениях для изучения окружающей местности. К числу примечательностей принадлежит храм в Газер-Гах, в котором находится могила магометанского святого Абдулла-Анзари. Храм был построен шахом Рухом, сыном Эмира Тимура. Здесь же находится могила Дост-Магомет-Хана, первого Эмира царствующей ныне в Афгане династии. Он умер в Герате вскоре после взятия этого города в мае 1863 года. Страж этого храма один из влиятельнейших духовных лиц страны.

Нас приняли с почетом, показали храм и пригласили пить чай к старшему мулле.

Другую экскурсию мы сделали в мечеть Массула, лежащую сейчас же за городом. Стены мечети покрыты замечательными изразцами, секрет приготовления подобных потерян в Персии и на востоке. После нескольких дней стоянки в саду, мы заняли квартиры в новом дворце, построенном на случай приезда Эмира.

Меня очень поразила одежда части Афганских войск.

Они были одеты подобно нашим Тайландским полкам, только клетчатая юбка не гармонировала с белыми штанами. На голове были надеты войлочные коричневые шапки с черным остроконечным султаном.

После обильного завтрака от губернатора, гостями которого мы были все время, мы выехали за город.

Герат построен на высоком искуственном возвышении (?) среди плодородной долины. Возвышение это, около 1 кв. мили, вышиною в 60 ф., видимо искуственное и по большей части состоит из остатков прежних поселений. Настоящий город, говорят, 7-й, на этом месте. Местность сейчас за городским рвом значительно ниже окружающей; очевидно, много земли было снято для возведения укреплений и для искуственного возвышения места, на котором стоит город. Город почти квадратный, несколько растянут с востока на запад. Стороны квадрата около 1 мили. Разделяется на 4 квартала двумя главными улицами, из коих одна ведет от цитадели к кандагарским воротам, а другая от Кушкских ворот к Иракским. Улицы шириною около 16 футов, окаймлены лавками, [171] образующими 4 больших базара. Место пересечения улиц называется Чахар-су или 4 улицы. Здесь центр торговли и лучшие лавки. Базары в хорошем порядке, почти все лавки заняты, но выставка товаров уступала виденным нами в Мешхеде и других значительных персидских городах.

Население большею частью персы, шииты; настоящих афганцев мало. Племя Чахар-ай-Мака, населяющее, главным образом, Гератскую провинцию, имеет своих представителей в городе. Они сунниты, хотя не афганского происхождения.

Племя Чахар-ай-Мака или 4 номада очень смешанное. К нему принадлежат тимуры, ямшиды, фируцкухи, таемуни, хазары и кипчаки. Главный центр Тимуров в Хафе в Персии, но многие из них остались в Афганистане близ Сабзавара. Их и теперь довольно много, а прежде они составляли могущественное племя, жившее около Бадхига. Тимуры претендуют на арабское происхождение и самое название свое ведут от своего вождя, женившегося на дочери Эмира Тимура. Противники Тимуров обзывают их джутами (Jut); по наружности они смахивают на джутов из Пенджаба, и мне кажется, что они потомки древних Гетов (Gete).

Ямшиды живут теперь в Бадхизе, особенно по р. Кушке. Говорят, что они пришли из Сеистана, а следовательно родом персы.

Фируцкухи тоже могущественное племя, которое, полагают вышло из гор Фируц-Куха к северу от Тегерана.

Хазары поселились, главным образом, около Кала-нау и Мозинабада. Говорят, они пришли первоначально из западного Китая. Их татарские лица, приподнятые глаза и отсутствие бороды обличают их туранское происхождение.

Замечательно, что все эти племена говорят только по персидски, а не по турецки, монгольски и афгански. Хазары Гератской провинции не в ладах с горными хазарами, обитающими в гористой местности Афганистана.

Кипчаки небольшое оседлое племя около Обеха (Obeh). Прежде Герат имел 100.000 жителей; теперь же не более 12.000, не считая сильного афганского гарнизона. [172]

Окружающая город местность густо населена. Вся гератская долина от Обеха до Кусана (длиною в 120 и шириною в 12 миль) представляет из себя сад. Все растет с замечательной роскошью. Пшеница и ячмень произрастает в большом количестве. Персики, абрикосы, виноград, миндаль, сливы, тутовое дерево, орехи растут в изобилии. Фисташки растут в диком состоянии на скатах гор, покрытых тучными пастбищами на несчетные стада овец.

Значение Герата весьма важное в особенности для пришельцев с севера. Гератская долина, единственное место в этой части центральной Азии, способное прокормить большое количество народа. Владеющий этою долиною будет иметь решающее значение на дела Персии и Афганистана. Русские строят железную дорогу от Каспийского моря через Асхабад и Мерв на Самарканд. Эта линия, которую надеются окончить через 3 года, не пойдет прямо на Бухару, к ней проведут ветвь.

Я полагаю, что продолжение нами Кветтской ж. дороги на Герат должно прочно установить мир и спокойствие в Средней Азии, а затем возможно примкнуть эту линию к русской дороге.

Если на глобусе соединить ниткою Англию с Индиею, то нитка пройдет по России через Владикавказ у подножья Кавказского хребта (теперь здесь оканчивается русская ж. д. сеть, но вскоре будет продолжена до Петровска на Каспийском море), затем проследует близ Закаспийской ж. д. и пройдет через Герат в Кветту. Я знаю, что придется преодолеть много затруднений при постройке дороги на Герат, но затруднения эти не физического свойства, а чисто нравственного, заключающегося в предубеждениях англичан и афганцев. Во всяком случае я постараюсь исследовать возможность постройки этой железнодорожной линии и рассеять предубеждения Англии. Мне кажется, что трудности, которые придется одолеть Англии при проведении дороги, менее тех, которые одолевает Россия при прокладке железной дороги через Бухару в Самарканд.

Возможность проведения ж. дорог в Средней Азии значительно облегчилась открытием неограниченного количества [173] топлива, в виде нефти. Весь северо-восточный Кавказ от Черного моря до Баку на Каспийском заключает в недрах своих неисчислимые запасы нефти. Все пароходы на Каспии и локомотивы на закаспийской ж. д. отапливаются нефтью. Выгода этого топлива сравнительно с каменным углем весьма значительна, т. напр. пароход требует только 90 тонн нефти вместо 240 тонн угля. Нефть продается в Баку по цене менее 1/2 пенни за пуд в 36 фунтов.

В 1881 году, последний год, за который я имею сведения, в Баку было добыто 30.000.000 пудов нефти. Это было до открытия железной дороги между Черным и Каспийским морем, теперь же, я полагаю, в текущем году добыча нефти увеличилась почти вдвое.

Для топлива употребляется нефть и ее остатки, получающиеся при выделке керосина. Минеральная сера (Mineral wax) находится в большом количестве на острове Челекене на Каспийском море.

В Закаспийской области, в окрестностях железной дороги, между Михайловским и Асхабадом при помощи бурения найдено большое количество нефти. Здесь устроен завод, соединенный ветвью с железною дорогою. Количество нефти в Новороссийске и на Кубани очень значительно и доступ его для Европы удобнее, так как Черноморское побережье ближе.

Мне кажется, что добыть нефть возможно и в Бирме, а близ Кветты она уже найдена. Если здесь ее окажется много, то она окажет большую услугу при проведении ж. д. на Герат. Я полагаю, что лучшею гарантиею спокойствия Средней Азии было бы соединение сетей индийских и русских ж. дорог.

От Лондона до Кветты по дуге большого круга 3.165 геогр. миль или 3.640 английских миль. При постройке железных дорог расстояние это может быть пройдено в 8 дней, при чем было бы только два перерыва Па-де-Кале и Каспийское море между Петровском и Красноводском. Русские пароходы употребляют 18 часов на переезд, но пароходы эти малосильные. Ирландские пароходы прошли бы это расстояние в 9-10 часов. [174]

Медь и свинец добываются в больших количествах в восточной Персии близ Афганской границы, но в настоящее время недостаток топлива препятствует их обработке. С привозом же нефти в Герат неудобство это будет устранено.

Текст воспроизведен по изданию: Долина Герата и персидская граница от Герируда до Сеистана. Доклад полковника Стюарта 14 декабря 1885 г. // Сборник географических, топографических и статистических материалов по Азии, Выпуск XXI. СПб. 1892

© текст - Петров ?. ?. 1892
© сетевая версия - Тhietmar. 2018
© OCR - Иванов А. 2018
© дизайн - Войтехович А. 2001
© СМА. 1892