-

СЕРЕБРЕННИКОВ А. Г.

ОЧЕРК ШУГНАНА

(Окончание)

(См. «Военный Сборник» 1895 г., № 11)

III.

Характеристика таджиков. — Образ их жизни и занятия. — Одежда и вооружение. — Устройство жилищ. — Воспитание и образование. — Совершеннолетие и супружество. — Религия и нравственность. — Преступления и пороки. — Подати. — Количество народонаселения.

Народонаселение Шугнана составляют почти исключительно таджики, представляющие одну из разновидностей арийского племени. Слово «таджик» производят от персидского существительного «таджь», что значит корона, посредством прибавления окончания «ик». Полученное таким образом название «таджик», т.е. человек, носящий корону, было известно за несколько веков до Р. X.; но, по свидетельству Ханыкова, первоначально оно не было именем этническим, т.е. именем какого-либо отдельного племени, а означало вообще всех последователей Зороастра и название напоминает не о царском венце, а о том, который имеет такое важное и мистическое значение в Зороастровом учении и коим, несомненно, прежде отличались последователи этой веры от неверных, подобно тому, как христиане отличаются ношением креста, а мусульмане чалмою.

Предания почти всех народов старого света указывают на Памир, как на первоначальную родину арийских племён, разошедшихся отсюда по разным направлениям, а Зенд-Авеста, этот древнейший памятник письменности арийцев, свидетельствует, что расселение их из «первой обители благословения, сотворенной Ормуздом»,произошло в очень отдалённые от нас времена. По определению исследователей арийской древности Бюрнуфа [406] и Шпигеля, расселение арийцев из предгорий Памира совершилось не ранее 3.000 лет до Р. X.

Если справедливо мнение о Памире, как колыбели арийского племени, то горцы-таджики Шугнана, живущие в глубоких и узких долинах, примыкающих с одной стороны к совершенно почти безлюдному и пустынному Памирскому нагорью и окруженных чрезвычайно труднодоступными горами, отделяющими их от соседних стран, уже благодаря одному этому обстоятельству менее других представителей арийского племени подвергались смешению и потому являются разновидностью, наиболее сохранившею чистоту своего типа. Но кроме изолированности положения Шугнана сохранению типа его обитателей способствовало также и то обстоятельство, что горцы-таджики исповедуют магометанскую религию шиитского толка, верят в Али и вследствие этого преследуются своими соседями, магометанами-суннитами, считающими их еретиками и избегающими смешения с ними. А.Ф. Миддендорф в своём сочинении: «Очерки Ферганской долины» приводит следующие типические признаки таджиков: высокий и ёмкий череп, спереди назад короткий, настолько брахицефалический, что диаметр по ширине почти равен диаметру по длине, высокое круглосводчатое темя и овальное очертание лица, благородный высокий и широкий лоб, выступающие, густо и дугообразно покрытые волосами надбровные дуги, возвышенное межбровье и впадистое переносье, европейские глаза и губы, нос толстый, высоко-выступающий, горбатый (еврейский), сдавленные на европейский лад челюсти, каштаново-черные вьющиеся волоса, очень густая борода, волосяной покров на щеках вокруг рта и на подбородке, средне-толстый затылок, руки и ноги умеренной величины, тощие икры и европейский таз. Эти характерные признаки горцев-таджиков Ферганы вполне подходят и к таджикам Шугнана, антропологические признаки которых свидетельствуют о сохранении ими в чистоте своего типа и об отсутствии примеси в них тюрко-монгольской крови. Само собою разумеется, что существуют незначительные отклонения от только что перечисленных типических особенностей таджиков, о которых будет упомянуто в последующем изложении.

Относительно наружного вида обитателей Шугнана можно сказать, что мужчины в большинстве случаев бывают среднего и выше среднего роста, более, или менее стройны, красивы и довольно крепкого телосложения. Почти все без исключения мужчины [407] бреют голову и только лишь очень редко можно встретить таджиков, носящих длинные, вьющиеся волосы и заимствовавших этот обычай у афганцев. Ношение усов и бороды, этого священного по понятиям мусульман предмета, считается обязательным и нередко можно встретить таджиков, особенно стариков, украшенных большими, окладистыми, седыми бородами, придающими им чрезвычайно степенный вид и делающих их похожими на древних библейских старцев. Чрезвычайно характерный вид имеют короткие, вьющиеся бакенбарды у молодых таджиков, совершенно похожие на еврейские пейсы.

Что касается женщин, то по типу они более всего напоминают грузинок и в большинстве случаев могут быть названы красивыми; нередко между ними встречаются молодые женщины и девушки, стройные, с нежными правильными чертами лица, чёрными как смоль волосами, с хорошо развитыми формами, красивыми глазами и матовым цветом кожи, которых положительно можно назвать красавицами. К сожалению, непосильные домашние и полевые работы, которые женщины исполняют вместе с мужчинами, заставляют их рано стариться, принимать болезненный вид и обращаться из молодых и красивых в отвратительных старух, напоминающих по наружному виду цыганок. Вопреки обычаям востока женщины-таджички ходят открыто, держатся в мужском обществе довольно свободно, хотя при встрече с европейцами некоторые из них стараются закрыть свое лицо рукою, или платьем. Как и все женщины, таджички щеголяют волосами, не бреют головы и носят волосы или распущенными. или же заплетают их в косы. Маленькие дети большею частью очень красивы и между ними нередко попадаются белокурые, тогда как у взрослых преобладает цвет волос каштаново-чёрный и чёрный, в особенности у женщин, хотя встречаются изредка и рыжие субъекты.

В настоящее время у таджиков Шугнана нет высшего или привилегированного сословия и даже прямые потомки прежних правителей, так называемые «Ша», всего лишь лет 12 тому назад составлявшие аристократию страны, не имеют теперь почти никакого значения и совершенно ничем не отличаются от остальных таджиков, общественное положение которых определяется или служебным постом, занимаемым ими, или принадлежностью к разряду учёных, или же, главным образом, богатством. Впрочем, даже и в отношении богатства не существует особенно [408] резкого различия, так как в Шугнане нет богачей в том смысле, как принято понимать у нас и из общей массы бедняков можно выделить сравнительно немного людей, которых можно назвать лишь зажиточными. По этому всё, что будет сказано ниже об образе жизни, характере, занятиях таджиков и т. п., почти одинаково относится ко всем жителям Шугнана без различия.

Население Шугнана ведёт чрезвычайно деятельную, трудовую жизнь и занимается главным образом хлебопашеством и скотоводством. Обрабатывая всякий ничтожный клочок земли своих узких долин и теснин и пася свой скот на высоких местах, где имеются пастбища и где невозможна культура, таджики сумели обставить свою жизнь далеко не блестяще, а разве только более или менее сносно, благодаря лишь замечательной способности их к упорному труду и удивительной привязанности к оседлости и к земледелию, этим двум превосходным качествам, в отношении которых они не имеют себе равных во всем свете. Как уже было сказано, главные занятия таджиков — земледелие и скотоводство. В зависимости от абсолютной высоты места и сопряжённых с нею климатических условий, в верхних частях долин рек Гунта и Шах-дары засевают только ячмень и горох, а в нижних — пшеницу, просо, репу, лук, дыни, арбузы, бобы, тыквы, мак, морковь, табак, лен и клевер. Многие из перечисленных злаков произрастают только в самых нижних частях долин и на Пяндже, а в верхних и даже средних частях их не сеют, так как там они не успевают созревать. Так, например, дыни на Шах-даре растут только не выше кишлака Риджист, тыквы в Харохе, а виноград на Пяндже и т. п. Все поля исключительно поливные.

Орошение производится посредством арыков, по которым вода проводится обыкновенно из боковых ущелий, из речек и ручьёв, впадающих в большие реки Шах-дару, Гунт и Пяндж. Нередко приходится проводить воду издалека, употребляя немало труда для рытья арыка, а в некоторых случаях, например, при обходе арыком голых скал, прибегают к устройству искусственных оснований для арыков, или проводят воду по деревянным желобам, положенным на выступы в скале, или же поддерживаемым деревянными подпорками из жердей и брёвен. Земледельческие орудия, разумеется, самые первобытные — [409] деревянный плуг (сыпор), возимый, обыкновенно, двумя волами или лошадьми, и деревянная же борона с железными гвоздями. В виду того, что мест, годных под пашни, очень немного, приходится дорожить каждым таким клочком земли, взбираясь иногда довольно высоко на откосы гор и увеличивая крошечные площадки искусственно, делая их из приносной земли. В подобных местах невозможно уже производить вспашку плугом и волами, а потому в этих случаях прибегают к помощи особого инструмента, называемого «чок», которым действуют в ручную.

При аккуратной поливке полей и тщательной их обработке урожаи редко бывают менее сам-пять, в среднем — сам-восемь, а при благоприятных обстоятельствах, в более низких местах долин урожаи достигают величины сам-12 и даже 16. В высоких же местах долин рек Шах-дары и Гунта бывает иногда так, что посевы погибают от случайных холодов, но в таких местах в настоящее время не имеется поселений, хотя и сохранились развалины кишлаков и следы обработанных полей. Распашка полей и посев хлеба производится мужчинами, и женщины принимают участие только в уборке полей. Жнут хлеб и траву инструментом вроде нашего серпа, называемым по-таджикски «зерп». Сжатый хлеб связывается в снопы, в которых и высыхает, после чего производят молотьбу его посредством волов, которых связывают для этой цели штук по 5-7.

За неимением волов, или в случае незначительности количества хлеба, который нужно вымолотить, прибегают к пособию инструмента, называемого «джумачук» и представляющего из себя гладко обструганную круглую палку, длиною около 1 1/4 аршина и толщиною 2 — 2 1/2 дюйма, с ручкой на одном конце. Этим инструментом выколачивают зерна в ручную. Полученные после молотьбы зерна просеваются через сита обыкновенного устройства, с сетками, сделанными из тонких ремешков. Подобные сита имеют диаметр около 3/4 аршина. Переноска людьми снопов к току, где предполагается производить молотьбу, делается при помощи оригинального инструмента, состоящего из широкой доски, или двух узких, сколоченных в одну, и из круглой жерди, один конец которой прикрепляется к концу доски таким образом, что другие концы их могут раздвигаться. Сухие снопы, весом каждый около 8-10 фунтов, укладываются между доскою и жердью: в узкий клин — один, выше его два, три и т. д., [410] всего до 35-ти штук. Свободный конец жерди притягивается верёвкой к другому концу доски и, таким образом, снопы зажимаются между ними. Рабочий кладёт всё это себе доскою на спину, захватывает плечами за особо устроенные петли и переносит сразу до 35-ти штук снопов, или от 7 до 8 пудов груза. Зерна перемалываются в муку на небольших водяных мельницах примитивного устройства, имеющихся во многих даже незначительных кишлаках.

Время посевов, а также и время уборки хлеба с полей зависит всецело от климатических условий известной местности, а эти последние обусловливаются, главным образом, абсолютною высотою места. В самых низких местах ханства, на реке Пяндже и Харохе, начинают сеять гораздо раньше, чем, например, у кишлаков Сардыма и Сеижа, крайних кишлаков на реках Гунте и Шах-даре. Уборка хлеба с полей около кишлака Вэз-дара, расположенного на Шах-даре верстах в 40-50 выше слияния её с Гунтом, начинается в первой половине августа, тогда как около развалин крепости Кой-Куват, где поспевает только ячмень, сбор его делают в сентябре. Земледелием и скотоводством занимаются безусловно все и нельзя определённо сказать, которое из этих занятий важнее, так как всё зависит от абсолютной высоты известного места, а именно, в низких местах, близ слияния рек Шах-дары и Гунта, а также на реках Харохе и Пяндже больше занимаются земледелием, а в местах более возвышенных, ближе к истокам Шах-дары и Гунта, первенствующее значение приобретает скотоводство, так как климатические условия, суровые зимы и короткое лето делают занятие земледелием если не совсем невозможным, то,во всяком случае, мало выгодным.

В начале лета, тотчас же после посева хлеба, большая часть народонаселения Шугнана оставляет зимние жилища, кишлаки, и уходит на летовки со всеми стадами, где и находится почти всё лето. Возвращаются с летовок, называемых по-таджикски «ель», а по-киргизски «джайляу», ко времени уборки хлеба с полей. Для наблюдения за полями и для поливки их остаётся, обыкновенно, кто-нибудь из мужчин, а женщины, дети и старики уходят все на летовки, где живут в шалашах, сделанных из ветвей деревьев и пасут скот. Жители каждого кишлака имеют определённое место летовки, отстоящее иногда довольно далеко от самого кишлака. [411]

Из домашних животных более всего разводят особый вид баранов с хвостом без курдюка, так называемых, гадиков. Даже у самых бедных имеется по 10-20-30 штук этих животных, а у богатых количество их достигает до 200 и более. Бараны-гадики ягнятся по два раза в год и играют большую роль в хозяйстве таджиков, так как они дают мясо и сало в пищу, шерсть для приготовления материй для платья и шкуры для шуб. Можно сказать, что для большинства стада баранов являются главным богатством и от благополучия стад зависит благосостояние их владельца и его семьи.

Козлы разводятся тоже в значительном количестве, немного разве менее, чем бараны. Коровы и волы имеются у всех, причём количество их у бедных колеблется между 5-10, а у богатых достигает 40-50 и более. Эти животные играют тоже большую роль в жизни таджиков: коровы дают одно из главных кушаний — молоко и другие молочные продукты, а волами пашут поля.

Лошади разводятся в незначительном количестве и даже у зажиточных людей их имеется 3-4, а у бедных обыкновенно только по одной. Эти животные служат, главным образом, для езды, а так как потребность в этом у таджиков невелика, то они и ограничиваются незначительным количеством лошадей, причём предпочтительно держат кобыл, а жеребцов продают в Бадахшан и, главным образом, на Памир, где, по климатическим условиям, кобылы совершенно бесполезны, так как жеребята или не родятся, или не выживают. Передвижения производятся на лошадях исключительно верхом и об экипажах таджик не имеет даже никакого понятия. Ездят таджики на сёдлах с деревянными ленчиками с высокой передней лукой, напоминающими отчасти сартовское седло, распространённое в Фергане, а отчасти киргизское, Сбрую обыкновенно украшают металлическими бляхами и побрякушками, у бедных — жестяными и железными, а у богатых — серебряными. Необходимую принадлежность сбруи составляет попона, которою закрывают лошадь во время езды и поверх которой кладётся седло. Многие имеют попоны, сделанные из паласа (род ковра) и украшенные бахромою. Подобные попоны очень красивы, стоят довольно дорого и привозятся обыкновенно из Ферганы и Кашгара. Таджики ездят на длинных стременах и могут быть названы отличными наездниками, но не за красивую посадку, а за смелость и лёгкость, [412] с которою они преодолевают разного рода препятствия, встречающиеся положительно на каждом шагу в узких горных ущельях, где тропа то взбирается на крутую каменистую осыпь, из крупных и мелких остроребрых камней, оползающих по откосу под давлением идущего животного, то круто спускается по совершенно голой скале, на поверхности которой выделаны отчасти природой, отчасти людьми ступени, то пересекает глубокие и бурные речки, с глубокими бродами, в которых вода подходит под седло, то теряется в зарослях тальника, облепихи и шиповника, то, наконец, проходит через животрепещущий мостик, висящий на несколько сажен над шумным потоком и качающийся во всех направлениях при движении по нём даже пешехода.

Привычные горные лошади, невзрачные на вид, но замечательно выносливые, положительно незаменимы во время путешествия по таким дорогам, как в Шугнане, и таджики знают им цену. Что касается выносливости, то трудно даже сказать, кому принадлежит пальма первенства, самому наезднику или его коню. Нужно заметить, что таджики отличные пешеходы и могут делать пешком без особенного напряжения такие громадные переходы в горах, о которых жителю долины и не снилось. При передвижениях на большие расстояния горцы-таджики делят со своим конем труд пополам, проходя большую часть пути пешком. Сберегая, таким образом, силы лошади, они могут делать переходы положительно баснословные. На этих же лошадях, при этих же сёдлах таджики перевозят свои семейства и тяжести во время перекочевок на летовки и обратно.

Чтобы покончить с домашними животными, нужно упомянуть, что из птиц разводят в незначительном количестве и далеко не все только куриц, а гусей и уток можно было бы встретить в прежнее время разве только у беков, державших этих птиц, как роскошь.

Следующим после хлебопашества, огородничества и скотоводства занятием таджиков Шугнана будет садоводство, которым занимаются в местах с небольшою сравнительно абсолютною высотою, а именно, в самых нижних частях рек Гунта и Шах-дары, на Харохе и на Пяндже. Из садовых деревьев нужно указать на урюк, яблоки, груши, тут, орех и виноград. Плоды этих деревьев употребляются в виде лакомства непосредственно [413] в сыром виде и в пищу в виде некоторых кушаний, преимущественно сладких.

Довольно распространенным занятием, служащим для некоторых жителей забавой, является охота, отчасти на дикого зверя, главным же образом на горных козлов, мясо которых составляет лакомое блюдо, а кожи употребляются на обувь. Благодаря низким качествам своих мултуков, стреляющих на незначительное расстояние, таджики-охотники выбирают те места в зарослях, куда козлы приходят пастись или на водопой, поджидают здесь их прихода, спрятавшись в особо устроенных шалашах, из ветвей и травы, и бьют их почти всегда без промаха. Охота на таких зверей, как: лисицы, рыси и т. п., представляет, разумеется, гораздо больший интерес, так как меха этих зверей, употребляемые на шубы и шапки памирскими киргизами, ценятся весьма дорого. Во времена ханов охотники обязаны были доставлять дорогие шкуры хану, или беку, которые выдавали им столько, сколько вздумается, вследствие чего этот вид промысла в прежнее время почти не существовал. Весьма немногие занимаются рыбною ловлей, употребляя для этого крючки чрезвычайно грубой работы, благодаря чему результаты ловли бывают почти всегда незначительны.

Что касается кустарных производств, то нужно указать на гончарное, кожевенное, ткацкое, изготовление жерновов для мельниц, изготовление пороха и седел. Гончарным производством в Шугнане занимаются, главным образом, женщины, приготовляющие глиняную посуду различной величины и формы и превосходного качества. Хорошая глина, годная для целей гончарного дела, имеется далеко не повсюду и нередко ее достают издалека, из глубины поперечных ущелий. Особенно славится огнеупорная глина, добываемая неподалёку от границы с Рошаном на правом берегу реки Пянджа. Эта глина употребляется при выплавке железа из руды, месторождение которой находится на левом берегу этой реки в пределах Рошана. Мне случалось видеть много образцов разного рода посуды, как готовой и бывшей уже в употреблении, так и подготовленной только к обжиганию. В большинстве случаев видна весьма искусная работа, чистота выделки и, что особенно бросается в глаза, так это замечательная у некоторых образцов тонкость стенок и, вместе с тем, прочность их. Особенно тонкие стенки делаются у котлов, так что они имеют вид металлических, и при постукивании по ним издают [414] металлический звук. Обжигание глиняной посуды производится в особо устроенных печах, нагреваемых кизяком (сухой помет животных) и продолжается около суток. Кроме посуды, из глины же приготовляются светильники для сожигания в них сала.

Кожевенное производство стоит на низкой степени развития. Кожи выделываются неудовлетворительно, не выдерживают сырости и потому таджики предпочитают приобретать кожи для шуб с Памира, а кожи собственного изготовления употребляют только для обуви.

Пряжа шерсти производится женщинами, а ткут из неё материи обыкновенно мужчины на особых станках. Красок не употребляют, а подбирают шерсть по цветам соответствующим образом, вследствие чего шерстяные материи местного производства не отличаются разнообразием рисунков и цветов, выбор которых ограничивается черным, белым и серым. Преимущественно изготовляются грубые материи, в которых цвета шерсти недостаточно тщательно подобраны, вследствие чего цвет их получается бурый. Впрочем, встречаются образцы материй, преимущественно белых, настолько тонких, мягких и с таким ровным цветом, что не оставляют желать лучшего.

Выделкою жерновов для мельниц занимаются весьма немногие мастера и на весь Шугнан их наберётся всего 4—5; жерновый камень встречается в горах повсюду.

Заслуживает внимания ещё один род кустарного производства, существующего в Шугнане, — изготовление пороха для ружей. В настоящее время порох изготовляется в незначительном количестве для целей охоты и промысел этот почти совершенно выводится, так как порох домашнего изготовления не выдерживает конкуренции с привозным, отличающимся несравненно лучшими качествами и не особенно дорогим, благодаря тому, что ввоз его облегчился. Во времена ханов производство пороха было в более значительных размерах, так как им снабжались войска хана, так называемые, наукеры. Из трёх обыкновенных составных частей пороха — селитры, угля и серы первые две получались в пределах Шугнана, а последняя, сера, привозилась из Бадахшана, из Зебака. Уголь обжигается из таловых деревьев на месте, а селитра привозилась из её месторождения на Шах-даре.

Чтобы покончить с кустарными производствами, нужно сказать ещё, что обыкновенные, простейшие, плотничные и столярные [415] работы исполняются обыкновенно всеми таджиками, а более сложные и требующие навыка исполняются особыми мастерами-специалистами, число которых крайне ограничено. Эти мастера занимаются изготовлением деревянных ленчиков для седел, делают чистые дверные полотна в домах людей зажиточных, устраивают галереи с разными резными украшениями и т. п.

Торговля таджиков Шугнана с памирскими киргизами и с жителями соседнего Бадахшана, ведётся почти исключительно меновая. Отдавая памирским киргизам баранов, рогатый скот, лошадей и, главным образом, хлеб, они получают в обмен: соль, шубы, мату, арканы, ситец, куржумы, попоны, капы и другие предметы, получаемые из Кашгара и Ферганы. Из Бадахшана они получают: соль, мату, бязь, ситцы, а отдают халаты и чекмени, сделанные из шерстяных материй местного изготовления. Из Ферганы через Каратегин и Дарваз, а отчасти через Памир, получают: ситцы, халаты, ножи, холодное оружие, порох и ружья (мултуки). За последнее время владычества афганцев стали входить в употребление серебряные афганские деньги, рупии, но количество их весьма ограничено, так как подати с населения собирались, между прочим, и рупиями, и всё, что поступало к населению, возвращалось обыкновенно в казну эмира. При ханах были в обращении бухарские, коканские и китайские монеты-коканы и ямбы, а в последние годы стали проникать в русские деньги. Справедливость требует сказать, что таджики очень неохотно берут наше низкопробное серебро и, считая его поддельным, относятся к нему с недоверием. Они предпочитают наши бумажные деньги серебряным, особенно старым, вытертым и потерявшим даже вид серебра, монетам. Базар имеется только в крепости Кала-и-Бар-Пяндж, да и то, по всей вероятности, благодаря тому, что там расположен афганский гарнизон.

Кстати здесь будет сказать несколько слов относительно единиц мер, употребляемых таджиками. Зерно измеряется не по весу, а по объёму, причём единицею меры служит «сэр», мерка в виде деревянной чашки известного размера. Два сэра составляют «кауш», соответствующий приблизительно нашему пуду. В общежитии наиболее употребительная мера сыпучих тел эта «такэ», или тюбетейка, какие носят на голове все восточные люди. Шесть такэ составляют один сэр, или около 20 фунт., а следовательно одна такэ соответствует 3-4 фунтам. Само собою [416] разумеется, что подобная мера не может, в сущности говоря, даже быть названа единицей меры, так как она величина не постоянная и зависит, прежде всего, от величины головы владельца тюбетейки, но для несложных торговых операций таджиков она является вполне удовлетворительной. Материи, например, мата, измеряются обыкновенно кусками, имеющими почти всегда одинаковый размер. Такие предметы, как саман (рубленая солома) измеряются капами (мешками). расстояния между пунктами измеряются по времени езды. Так, например, говорят, что от такого-то до такого-то места три дня езды, или: «если выедешь утром, то в полдень можно приехать», и т. п. Нередко определяют даже, какая считается езда — хорошая, быстрая или же плохая.

Исполнением различных домашних хозяйственных работ и уборкой жилищ, приготовлением пищи, уходом за детьми и домашним скотом занимаются исключительно женщины, которые вместе с тем принимают участие в полевых работах почти наравне с мужчинами. Уборка помещений не отнимает много времени, так как жилища таджиков Шугнана не отличаются благоустройством и, напоминая собою скорее хлева для животных, особого ухода не требуют. Приготовление пищи тоже отнимает не особенно много времени у женщин, так как, вследствие крайней бедности большинства жителей Шугнана, пища их не отличается разнообразием. Наиболее употребительное кушанье, которое можно встретить и у бедняков, и у людей достатотных, это — аталя, приготовляемое из гороха, иногда с прибавлением муки и мяса. Затем из кушаний, более или менее часто употребляемых, можно указать на следующие: омач — кусочки теста (клецки), сваренные в воде с прибавлением катыка и подболтки из крута; нон — лепёшки из ячменной или пшеничной муки; буляман — нечто вроде киселя из пшеничной муки; бат — катык; пай, или айран — кислое кипячёное молоко с прибавлением воды. Этот напиток, по мнению таджиков, утоляет жажду и освежает. Сохраняется и перевозится он в турсуках; алиах — сыр; марууп — каймак (сливки); альвоо, или хальвоо — сладкое кушанье, приготовленное из сушеных плодов тута, растертых в муку и смешанных с маслом. Кроме того, туземцы в большом количестве употребляют в сыром виде фрукты и овощи, которые произрастают в Шугнане. Такие общеизвестные на всем востоке кушанья, как: палау (плов) и шурпа, употребляются, [417] разумеется, и в Шугнане, но только далеко не всеми и не во всякое время, так как эти кушанья дорогие, употребляемые лишь по праздникам, или в торжественных случаях, когда приходится встречать важных гостей.

Общественной жизни в том смысле, как понимаем мы, в Шугнане, разумеется, не знают, а, вследствие отсутствия в стране базаров, таджики Шугнана почти совершенно незнакомы даже и с «базарной» жизнью сартов Ферганы, которые проводят нередко дни и ночи в чай-ханэ, где всегда можно встретить большое общество и за чашкой чая или за кальяном узнать всевозможные новости, до которых восточные люди большие охотники. Редкость населения, разбросанность кишлаков на большом сравнительно расстоянии, а главное, постоянные работы лишают жителей Шугнана возможности пользоваться обществом и заставляют их проводить большую часть времени дома, на своём поле, или в своей хате, в кругу своей семьи. Имея, бесспорно, хорошие стороны, такой образ жизни вместе с тем способствует тому, что у таджиков выработался характер замкнутый и крайне недоверчивый. Хождение в гости, чрезвычайно развитое у жителей Ферганы, особенно среди женщин, здесь практикуется сравнительно редко. В случае прибытия какого-либо важного гостя, его обыкновенно угощают дастарханом и режут барана. Разумеется, это делается только людьми состоятельными, у которых в домах имеются нередко даже отдельные комнаты для приезжающих гостей, бедняки же ограничиваются более дешёвым угощением, так как сами едят мясо всего несколько раз в год.

Изредка жители ближайших кишлаков собираются вместе и развлекаются музыкой, танцами и пением, которое они все очень любят. Поводом для таких собраний большею частью служат свадьбы и праздничные дни. Мотивы песен горцев-таджиков очень мелодичны и отличаются задушевностью с непременным оттенком грусти, являющимся результатом тяжёлой, полной разных невзгод жизни.

Нельзя не упомянуть о чрезвычайно оригинальном и характерном обычае таджиков приветствовать друг друга при встречах. Обыкновенно, при встрече со старшими по годам, младший берет руку его одной или обеими своими и целует её, а старый отвечает ему поцелуем в лоб, или посылает воздушный поцелуй, что исполняется некоторыми не без грации и достоинства. Старшие по общественному положению просто подают свою руку [418] для поцелуя. Иногда младший, взявши в свои руки руку старшего, тотчас же опускает её и подносит к губам свою руку, делая вид, что целует её. Равные между собою целуют друг у друга руки, или прикладывают кулак ко лбу. Этот обычай, исполняемый всеми таджиками Шугнана, свидетельствует, прежде всего, об уважении ими старших и он настолько распространён, что в первое время таджики, приветствуя нас, своих освободителей и благодетелей, непременно хотели выразить нам своё уважение, целуя наши руки, и согласились не делать этого только после того, как мы убедили их, что «у нас другой закон» и мы желаем исполнять его.

Кроме местного наречия, на котором жители Шугнана. объясняются почти исключительно только между собою, когда не желают, чтобы их понимали посторонние люди, они говорят преимущественно на персидском языке с небольшою примесью арабских слов, вошедших в язык, по всей вероятности, благодаря чтению корана. Говор их мягкий, звучный, мелодичный, особенно у жителей кишлаков, расположенных на Пяндже и в нижних частях долин Шах-дары и Гунта, где почти совершенно не слышны киргизские слова, довольно часто употребляемые в разговоре жителями верхних частей названных рек, соседних с Памиром. Шугнанцы говорят всегда немного нараспев, сопровождая свою речь жестами и придавая ей несколько странную для европейского уха интонацию. Для характеристики языка таджиков Шугнана, кроме слов, приведённых выше (в предыдущей статье), здесь приводятся еще следующие: 1 — iw, 2 — zeun, 3 — haray, 4 — zoboor, 5 — pindz, 6 — hoyoы, 7 — oыte, 8 — oыwachte, 9 — nayoы, 10 — dhies, 11 — dhies-at-iw, 12 — dhies-at-zeun, 15 — dhies-at-pindz, 20 — zo-dhies, 30- haray-dhies, 50 — pindz-dhies и 100 — dhies-dhies.

В слове dhies (10) буквы dh произносятся чрезвычайно своеобразно и произношение их напоминает произношение английского the. Подобный звук слышится в речи шугнанцев довольно часто, например, в следующих собственных именах: Вэз-дара, Медынь-Вэд, Парзуд и т. п.

Главную часть костюма таджиков, начиная с бедняков и кончая богатыми и самим ханом, составляет халат, который носится и зимою, и летом, заменяя все одеяния: сюртук, фрак, пальто, шубу, парадный мундир и т. п. Покрой халатов у таджиков всегда одинаковый, немного отличающийся от покроя халатов киргизов и сартов Ферганы и Туркестана. Халаты шьются [419] из разных материй, преимущественно же из грубой шерстяной, изготовляемой самими туземцами. Благодаря почти повсеместной и поголовной бедности, редко можно встретить таджика в халате, сшитом из ситца, одраса и т. п. фабричных материй. Имеющий возможность обзавестись таким халатом, всегда старается заменить свой скромный тёмно-серый халат сделанным из материй самых ярких цветов, нисколько не смущаясь тем обстоятельством, что какой-нибудь ярко-жёлтый, или нежно-голубой цвет халата не совсем гармонирует со старческой физиономией его владельца.

Летом большинство ходит без халатов, в одних только рубахах, сделанных из грубой бумажной материи, приготовляемой самими таджиками, или привозимой из соседних стран. Из такой же материи делаются и шаровары, составляющие необходимую часть костюма не только мужчин, но также женщин и детей. Необходимую же принадлежность головного убора мужчин составляет токэ — ермолка, тюбетейка, сшитая из ситца,одраса и т. п. материй. Токэ надевается на бритую голову и никогда не снимается. Поверх токэ носят чалму-салля, навиваемую из длинного куска различных материй — кисеи, шерстяной материи или кашемира, в зависимости от времени года и от степени достатка владельца чалмы. Любимый цвет чалмы светло-синий и пёстрый, полосатый. Главное достоинство чалмы состоит в длине и толщине её материи и самыми лучшими считаются кисейные, ношение которых, благодаря дороговизне, доступно лишь весьма немногим. Большинство же носит чалмы из более дешёвых и более грубых материй, а зимою носятся тёплые шерстяные чалмы.

По мнению не только таджиков, но вообще всех мусульман, громадные размеры чалмы и значительный вес её, представляя большое неудобство, являются в высшей степени полезными, так как предохраняют голову от солнечного удара. Хотя подобное мнение и не доказано, но по всей вероятности оно справедливо, что подтверждается отчасти существующим у кавказских народов, у туркмен, киргизов и др. обычаем носить летом в жару тёплые, тяжёлые меховые папахи. Повязывание чалмы производится обыкновенно очень тщательно и один конец её немного выпускается с левой стороны головы, чуть-чуть позади, чтобы не закрывать левое ухо. Чтобы предохранить глаза от сильного солнечного света, особенно во время продолжительной езды против [420] солнца, этот конец повёртывают на лоб и закрывают им глаза, как козырьком. За неимением чалмы, что случается с бедняками очень часто, голову повязывают платком, или куском маты, а некоторые, впрочем довольно редко, носят меховые шапки, какие носят памирские киргизы и которые здесь называются сарыкольскими.

Обувь таджиков составляют сапоги на мягкой подошве, сделанные из некрашеной, жёлтой кожи туземного изготовления. Только очень немногие, преимущественно люди состоятельные, носят сапоги из чёрного товара с каблуками, привозимые из Ферганы. Мне случалось два — три раза видеть таджиков, носящих кожаные калоши афганского образца, с загнутыми вверх острыми носками и с толстыми подошвами, почти сплошь покрытыми широкими и плоскими шляпками железных гвоздей, вбитых в подошву и сильно способствующих сохранению обуви при ходьбе по камням. Уверяют, что подобные калоши выдерживают носку в продолжении двух-трех лет, тогда как от наших подошв и следа не останется после носки их в течение каких нибудь 1 1/2 — 2-х месяцев.

Костюм женщин мало отличается от мужского, но только, разумеется, они не носят токэ и салля, а повязывают головы платком. Большею частью женщины ходят босыми и редко летом носят верхнюю одежду, ограничиваясь только бельём — рубахой и шароварами. Вообще, нужно сказать, что костюм женщины бывает почти всегда беднее и проще, чем у мужчин.

В настоящее время встречаются иногда таджики, одетые в старые форменные афганские мундиры, которые они покупают на базаре в Кала-и-Бар-Пяндже, где квартирует около 400 афганских солдат. Тут можно встретить и скромные мундиры нижних чинов и расшитые золотом и серебром офицеров кавалерии.

Вооружение таджиков состоит из шашек, привезенных в Шугнан из Бадахшана и мултуков (ружей), доставленных главным образом из Кокана и Яркенда. Мултуки у них гладкоствольные, большого калибра, длинные, тяжелые, дурной работы. Стреляют из них при помощи рогаток, составляющих одно целое с самим мултуком и вращающихся одним концом около мултука на шарнире. Порох в настоящее время привозится, а прежде, при ханах, его приготовляли на Шах-даре из местных материалов, причём уголь обжигался из тала, называемого [421] по-таджикски «вэд». Пули приготовлялись тоже на месте из свинца, привозимого из Кокана и Бадахшана.

Несмотря на несовершенство и примитивное устройство ружей, части которых скреплены нередко верёвками, несмотря на самодельный порох, неопределённого и непостоянного состава, таджики стреляют очень искусно и метко. Стреляют из мултуков на расстояния, не превосходящие 200-300 шагов. Благодаря частым набегам на киргизов во времена ханов, для таджиков представлялось немало случаев попрактиковаться в стрельбе из мултуков; в настоящее же время удаётся стрелять только на охоте, причём приходится дорожить всяким зарядом, так как он и дорог, да и достать его не всегда возможно.

Живут таджики в саклях, сложенных из камня на глинистом растворе под земляными крышами. Окон или совсем не имеется, или имеются крошечные оконца и освещение производится главным образом посредством четырёхугольного отверстия в потолке, служащего вместе с тем для выхода дыма из кухонного очага, устраиваемого обыкновенно у одной из боковых стен. Отверстие это называемое по таджикски «рууз», остаётся почти всегда открытым и закрывается только во время холодов и на ночь, когда жилища освещаются светильниками, чирау, в которых сжигают сало. Полы земляные и нередко углублены ниже горизонта. Двери, обыкновенно небольшого размера, закрываются щитами грубой работы, сделанными из досок, сколоченных шпонками. Потолок, состоящий из ряда балок, настила, поверх их, из накатника и ветвей, и из слоя земли и камней со смазкой из глины с саманом, поддерживается грубыми стойками. Вдоль стен тянутся широкие нары, носящие название «нэх», на которых обитатели этих жилищ спят, сидят, едят и пьют, так как мебели никакой у них не имеется.

В общем жилища таджиков, в особенности бедняков, имеют грубый вид и напоминают скорее хлева для скота, чем жилье людей. Нечистота в связи с сыростью, отсутствием света и затхлым воздухом в жилищах вредно действует на здоровье людей и в гигиеническом отношении. К жилым саклям примыкают хозяйственные постройки, как, например: конюшни, кладовые для хранения жизненных припасов и т. п.

Говоря о постройках, необходимо упомянуть о так называемых «топ-хана», представляющих из себя четырёхугольные [422] башни, сложенные из камня и предназначенные для защиты от неприятеля. Такие башни встречаются повсюду, а на Гунте, близ кишлака Чарпыма, имеется даже крепость, представляющая группу из семи таких башен. Место для этих оборонительных башен выбиралось всегда, по возможности, труднодоступное, командующее над окружающей местностью. При приближении превосходного в силах неприятеля жители кишлаков прятались со всеми своими семействами и богатствами в «топ-ханы» и отсиживались в них до тех пор, пока неприятель не уходил.

Общественных построек, кроме мечетей,совсем не имеется, а эти последние почти ничем не отличаются от обыкновенных хижин.

Главными материалами, из которых возводятся всевозможные постройки в Шугнане, являются: камень, глина и дерево. Из камня, преимущественно плитняка, которого много повсеместно возводят стены; глина, нередко с саманом, употребляется как, цемент и для обмазки стен и крыш, а дерево идёт на потолки. Несмотря на то, что материалы, употребляемые при возведении построек, весьма грубые и их немного, жилища зажиточных людей имеют даже щеголеватый вид. Стены внутри помещений оштукатурены гладко и чисто, деревянные части гладко обтёсаны, оструганы, а иногда даже украшены резьбою, очаг, необходимая принадлежность каждой сакли, настолько хорошо обмазан огнеупорной глиной, что даже блестит; в стенах понаделано много ниш, которые, выполняя известное полезное назначение, разнообразят скучный вид гладких серых стен.

При устройстве хозяйственных построек их всегда стараются приткнуть к косогору, к скале, или просто к большой каменной глыбе, чтобы не делать целой стены, или хотя бы части её. Довольно часто встречаются небольшие амбары для зерна, поставленные целиком на громадных глыбах, высоко над землёю, так что добраться до них можно лишь по приставной лестнице. В конюшнях для каждой лошади имеется своё место с яслями, в виде ящика, куда насыпают ячмень.

Живут таджики обыкновенно отдельными семействами, располагая сакли далеко одна от другой посреди своих полей и огородов, благодаря чему кишлаки, состоящие всего только из 5-ти — 10-ти дворов, растягиваются на большое протяжение.

Воспитание детей и уход за ними всецело лежит на женщинах, [423] так что мужчины даже мало вмешиваются в это дело, хотя могут быть названы чадолюбивыми. Как только ребёнок немного подрастёт, его начинают постепенно приучать к работе, заставляют пасти скот, водить волов во время пахания полей и уборки с них хлеба, и вообще помогать взрослым, причём мальчики помогают отцам, а девочки — матерям. Зажиточные люди отдают своих детей школу в период между восемью и 12-ю годами, где их обучают чтению и письму. Высший курс ученья, чтение и толкование корана, можно проходить только под руководством какого-либо пирра, а имеющиеся школы относятся к разряду низших. Грамотность в Шугнане развита вообще весьма мало и, например, на всю Шах-дару имеется одна только школа в кишлаке Туссьене, где учится восемь мальчиков и четыре девочки.

Мальчики и девочки считаются совершеннолетними по достижении ими 15-ти-летнего возраста и могут вступать в брак. Впрочем, нередко женятся и выходят замуж и ранее этого возраста, начиная с 10-ти лет, но только в этом случае молодые супруги не вступают в отправление супружеских обязанностей, пока не подрастут, и живут в семьях своих родных как дети, исполняя мелкие хозяйственные работы, и только по достижении законного возраста получают право жить самостоятельно.

Религия разрешает мусульманам иметь одновременно не более четырёх жён, разновременно же по шариату правоверный может иметь неограниченное число их. Точно также и женщина может выходить замуж неограниченное число раз. Для этого необходимо только произвести формальный развод, что у мусульман совершается более, чем просто. Крайняя и почти поголовная бедность таджиков Шугнана и невозможность содержать несколько жён заставляет таджиков довольствоваться одной женой, и только люди состоятельные имеют по две жены, но таких насчитывается на всей Шах-даре не более 4-х — 5-ти человек. Браки не соответственные по возрасту супругов совершаются сравнительно не редко, причём чаще случается, что старики лет 50-ти — 60-ти женятся на молодых девушках, чем наоборот.

До женитьбы родные жениха должны сделать отцу невесты подарки, уплатить за невесту калым, или, как говорят таджики, калинь, размер которого определяется по обоюдному согласию, в зависимости от состоятельности жениха. Почти необходимую часть [424] калиня составляет несколько кусков маты, грубой бумажной материи, имеющей весьма важное значение в обиходе таджиков, затем очень часто дарят лошадь, штук пять баранов, а также принято дарить отцу невесты мултук (ружье). В общем эти подарки состоят из 30-ти и более предметов, и чем больше их число, чем дороже они стоят, тем почётнее свадьба. Обряд венчания совершает казий, который получает вознаграждение 4 тенги за венчание девушки и 2 тенги за венчание вдовы. Жена подчиняется мужу, как главе дома и её властелину в полном смысле слова, и он может с нею развестись, для чего вполне достаточной и уважительной причиной является то, что жена просто не нравится мужу. Разводы совершает также казий, за что он получает две тенги. В том случае, когда развод совершается только потому, что жена не нравится мужу, этот последний обязан одеть жену с головы до ног, посадить её на осёдланного коня и в таком виде отвести к дому её родителей. В случае же, если муж узнает от посторонних о том, что жена ему изменяет и убедится в этом, он может без всяких разговоров прогнать её от себя к её родителям и считать себя разведённым с нею. В этом случае муж даже не обязан снабжать жену одеждой и лошадью. Если пожелает развестись жена, то она может сделать это только с согласия мужа, или же представить доказательства его неверности посредством свидетелей. В обоих случаях жена обязана предварительно вознаградить своего мужа, за все расходы, которые он сделал и вернуть ему полностью уплаченный им её отцу калинь.

Случаи выхода таджичек Шугнана замуж за киргизов Памира бывают довольно редко, хотя киргизы женятся на таджичках весьма охотно, так как они хорошие, работящие хозяйки. Обратные же случаи, случаи женитьбы таджиков Шугнана на киргизских девушках, бывают чрезвычайно редки и киргизы очень неохотно выдают своих дочерей за таджиков, так как, по их мнению, жены таджиков обременены непосильными работами и вообще содержатся настолько дурно, что не имеют даже приличной одежды, которая, как уже упоминалось, у женщин Шугнана бывает всегда несравненно хуже, чем у их мужей.

Как уже было сказано, таджики Шугнана исповедуют магометанскую религию шиитского толка. Они не отличаются особенною религиозностью, хотя и имеют немало святых и очень много [425] «наставников в вере», так называемых «халифа», деятельность которых в смысле религиозного просвещения своей паствы ограничивается в большинстве случаев лишь сбором подаяний, часть которых они отсылают главному духовному лицу «пирру», не забывая вместе с тем и себя. Недостаток религиозности в том смысле, как её понимает большинство, или, лучше сказать, недостаток набожности, не мешает таджикам быть в довольно высокой степени нравственными. Такие преступления, как убийство, воровство, случаются у них весьма редко и наказываются очень строго; ещё реже преступления против супружеской верности, а некоторые же виды преступлений, как, например, детоубийство, можно сказать, совершенно неизвестны, так что подобных случаев не запомнят даже старожилы. Если сопоставить только что сказанное о недостаточной набожности таджиков и нравственной их чистоте с тем, что говорилось раньше об их трудолюбии и любви к земледелию, то, разумеется, можно простить им не только недостаток набожности, но и многие другие недостатки, основываясь на словах пророка, который сказал, что «честная работа настолько выше поста и молитвы, что грехи, которые не могут быть отпущены, несмотря на пост и молитву, будут прощены за труд для прокормления семьи, ибо работающий для хорошего дела не попадёт в ад», и что «хотя грехи земледельца подобны песчаным волнам, но птицы замолят все грехи его».

Первоначальною религиею таджиков было, по всей вероятности, огнепоклонство (парсизм). Древние арийцы не знали идолов и единственным изображением божества у них был огонь, как символ небесного огня, анги, который был для них в одно и тоже время принципом души и материи. Как на остаток подобных верований, можно указать на то обстоятельство, что в настоящее время огонь пользуется почетом у таджиков и они считают грехом плевать в огонь и избегают тушить его.

В первом столетии после Р. X. парсизм уступил место буддийской религии, проповедники которой, проходя по всем областям, расположенным по течению рек Аму-дарьи и Сыр-дарьи, основали многие монастыри, о чём свидетельствует известный китайский путешественник,буддийский монах Сюань-Цзань, посетивший Памир в VII столетии. Трудно сказать, проникло-ли к таджикам Шугнана христианское учение, начавшееся распространяться [426] между туркестанскими народами с IV века и имевшее такой успех среди арийских народов, что в 505 году было устроено уже патриаршество в Самарканде, а по свидетельству знаменитого путешественника Марко Поло, посетившего Памир в 1272-1275 годах, христианские общины Несторианского толка были уже в Кашгаре, Яркенде и Хотане, и во многих городах несториане имели свои церкви.

Во всяком случае христианство процветало в этих странах недолго и исчезло при появлении в VIII веке на исторической сцене новой религии — магометанской, которая сумела согласовать идею монотеизма с благами земного мира и, введя в кодекс религиозных понятий учение о фатализме, освободила человека от необходимости думать о будущей жизни и оценять нравственность своих поступков. Вполне доступное пониманию мало культурных народов и вводимое при том огнём и мечом, магометанское учение распространилось с поразительною быстротою, так что христианское и буддийское учения не в состоянии были удержаться.

В основании магометанской религии лежит коран, это евангелие мусульман, представляющее сборник проповедей и поучений Магомета. Сжатость изложения корана вызвала необходимость в комментариях, сделанных разными представителями мусульманства и собранных в одну книгу, носящую название «шариата». Содержа в себе указания, как должен поступать правоверный мусульманин в различных случаях своей не только общественной, но даже и частной жизни, и регулируя таким образом жизнь до мельчайших подробностей, эта книга, представляющая из себя и библию, и юридический кодекс, является самою главною, без которой мусульманину нельзя ступить и шагу и к которой обращаются за разрешением всевозможнейших жизненных вопросов не только простые смертные, но также и учёные лица, изучившие шариат до тонкости.

Главными представителями и хранителями религии в среде таджиков являются духовные лица — муллы, халифы и пирры. Всякий грамотный, умеющий читать и писать, носит название муллы и может совершать богослужение и исправлять требы, но за неимением достаточного числа грамотных, обязанности муллы нередко исправляются людьми совсем неграмотными, избираемыми из лиц почтенных, стариков. Каждый район имеет своего наставника в вере, так называемого «халифа», назначенного на [427] этот пост высшим духовным лицом, «пирром». Халифы в большинстве случаев имеют сильное влияние на граждан своего прихода, которые обращаются к ним за советом во всех сколько-нибудь выходящих из ряда обыкновенных случаях. Так, например, мне известно, что халифа Кадам-Ша, приход которого составляют кишлаки по реке Шах-даре, имеет такое большое значение у таджиков, что они всегда прежде являлись ему и советовались с ним, и только после этого уже шли исполнять приказание нашего начальника отряда, или сообщали какое-нибудь сведение. Халифы собирают подаяния с лиц своего прихода и отсылают их пирру, который выделяет им часть всего собранного. Подати эти собираются или натурою, в виде баранов, молока, арканов и т. п., или же деньгами, в виде монет, причём размер этих податей не определяется кем-либо и они делаются по желанию жертвующего. Богослужений халифа обыкновенно не совершает.

В настоящее время имеется в Шугнане 12 халифа, из которых девять живут в наиболее населённых кишлаках по реке Пянджу. На всю же Шах-дару имеется только два халифа, а на Гунт — один. Высших духовных лиц, носящих название «пирр», на весь Шугнан имеется только три. Из них один, Мирза-Ошраф, в настоящее время живёт в Сучане на реке Гунте; другой же, Юсуф-Али-Ша, раньше жил в кишлаке Поршинефе, на Пяндже, а в настоящее время бежал от афганцев в Дарваз; третий пирр, Сеид-Ахмет, в ведении которого находятся местности по всей Шах-даре, Хароху и округ Дармарах, тоже бежал от афганцев и живёт в настоящее время в Читрале.

Лица, носящие титул пирра, обыкновенно отличаются строгим аскетическим образом жизни и правилами нравственности и пользуются гораздо большим уважением у таджиков, чем халифы, среди которых нередко можно встретить лиц сомнительной нравственности. Пирры не ограничиваются обязательными для каждого правоверного постами, а возлагают на себя добровольные посты, тогда как не только обыкновенные смертные, но даже и халифы, довольно равнодушно относятся к постановлениям религии, избегают намазов и хождения в мечеть.

Только богомольные люди совершают моления по одному разу в день, утром, а большинство не молится дома даже по пятницам. [428]

Общественные богослужения в мечетях бывают чрезвычайно редко, иногда только два раза в год: в праздники Курбан-Байрам и Руза-Хаид (Ураза). Впрочем, совершению общественных богослужений немало мешает отсутствие во многих местностях молитвенных домов и мечетей, так что желающим приходится идти далеко, чтобы присутствовать при богослужении. Благодаря бедности таджиков и индифферентному отношению их к вопросам религии, существующие мечети отличаются крайней бедностью и, во всём напоминая обыкновенные постройки, похожие на хлева для скота, далеко не соответствуют своему назначению и не удовлетворяют даже невзыскательному вкусу бедняков горцев, которые, быть может безотчётно, чувствуют отсутствие в своих храмах благолепия, подобающего этого рода постройкам. Религия обязывает мусульман совершать омовения ежедневно по пяти раз и соблюдать посты, но большинство не исполняет этого требования, не совершает так часто омовения, а из постов соблюдает только самый главный, называемый Раза или Ураза, и продолжающийся целый месяц.

Здесь необходимо добавить, что духовенство у мусульман не рукоположённое, не посвящённое высшими духовными лицами, а избранное гражданами своего прихода,и что вообще все духовные лица, муллы, халифы и пирры являются на половину духовными, на половину светскими. Деятельность их тоже отличается от деятельности нашего духовенства и, например, все требы совершаются муллою, т.е. всяким грамотным и даже неграмотным человеком; халифа не совершает треб и богослужений, и является каким-то обязательным для всех советчиком и наставником, а пирр — это прежде всего учёный богослов, изучивший не только грамотность, но кроме того и толкование догматов и обрядов религии, изучивший законы и человек, отличающийся строгим аскетическим образом жизни и правилами нравственности. Проповедуя религиозное учение, пирры имеют нередко массу последователей, которые, не оставляя ни своих семейств, ни своих обычных занятий, собираются для бесед со своими наставниками и для совершения общественных богослужений. Наиболее достойных учеников своих, искусившихся в религии, пирры назначают «наставниками в вере» в какой-нибудь район с титулом «халифа» и поддерживают с ними связь, благодаря доброхотным [429] приношениям граждан, собираемым и отправляемым к пирру при пособии халифа.

У таджиков Шугнана имеется несколько святых и всякая местность имеет своего патрона. Некоторые из них пользуются большою известностью и почётом не только в своём округе, но и далеко за пределами его. Так, например, большою известностью пользуются святые Баба-Абдаль на Шах-даре, Хазрет-Имам на Гунте и Хазрет-Али на Пяндже, близ устья Хароха. Гробницы этих святых посещаются верующими, приносящими сюда разные вещи для украшения их и масло для сожигания в особых светильниках. Необходимою принадлежностью таких гробниц являются бунчуки из хвостов кутасов (яков), высоко развевающиеся и видимые издалека.

Над гробницей Хазрет-Имама возвышается на длинном шесте полумесяц, сделанный, по уверениям туземцев, из чистого золота, а над гробницей Хазрет-Али на Пяндже тоже на высоком шесте приделана кисть человеческой руки, вырезанная из жести. В камне, который лежит над могилой внутри гробницы, высечено подобное же изображение кисти руки и относительно этого существует даже легенда, будто бы след пятерни оставил пророк Хазрет-Али во время посещения им Шугнана, когда он обратил бывших здесь огнепоклонников в ислам, Такая же пятерня имеется в Вахане, недалеко от Кала-и-Пянджа про которую существует подобная же легенда, о чём упоминает Троттер и высказывает даже предположение, что название реки «Пяндж», или как произносят таджики «Панжа», происходит именно от этой пятерни. Эти «большие святые» пользуются и большим почётом у туземцев, что выражается, между прочим, тем, что, проезжая мимо могилы, хотя бы и довольно далеко, они слезают с коней и некоторое пространство идут пешком. Святые эти известны не только у таджиков Шугнана, но также и среди памирских киргизов.

А. Д. Гребенкин говорит относительно населения Самаркандской области, что «масса таджикского народа нерелигиозна; она равнодушно относится к постановлениям своей религии, избегает намазов и хождения в мечеть, если видит, что от такого образа действий не пострадает материально». Всё сказанное вполне применимо, если только не в большей степени, и к таджикам Шугнана, среди которых редко можно встретить истинно и горячо [430] верующих. Зато суеверие сильно распространено, причём можно сказать, что верят почти во всё тоже, во что верит и наше простонародье. Чрезвычайно оригинален и интересен обычай носить талисманы, называемые таджиками «тумар». Тумар представляет из себя молитву, написанную халифой на обыкновенной бумаге, завёрнутую для сохранности в восковую бумагу и зашитую в мешочек из материи, или из кожи. В этих молитвах испрашивается у Бога и святых выздоровление от разных болезней. Тумары носят и мужчины, и женщины, привязывая их верёвочками и шнурками, украшенными бусами, против больных мест. В случае общего недомогания,тумар носится на шее и чаще всего можно встретить именно такие талисманы, помогающие от всех болезней. Многие носят несколько штук тумаров сразу. За написание тумара халифа получает, конечно, подарок. Нравственная природа человека так сложна, что уловить черты её характера и дать ей полную и верную оценку является делом чрезвычайно затруднительным даже в том случае, когда условия для изучения этой стороны человека благоприятны и когда наблюдения производятся продолжительное время. Что же касается оценки характера и нравственного развития целого народа, то затруднения являются несравненно более трудными и сколько-нибудь правильная оценка становится почти совершенно невозможной, по крайней мере в то время, когда народ ещё не окончил своего исторического поприща и не сошёл с мировой сцены. Вот почему всё то, что будет сказано ниже о нравственных качествах таджиков, не претендует на безусловную достоверность и близость к истине, а представляет ни более, ни менее, как только личное мнение пишущего эти строки, хотя и старавшегося подойти к истине, но имевшего слишком ничтожный промежуток времени для наблюдений и изучения столь важного и сложного вопроса.

Главным, основным качеством таджиков Шугнана, не подлежащим сомнению, является, бесспорно, трудолюбие.

А. фон-Миддендорф говорит относительно таджиков Ферганы, что они «представляют единственный на нашей планете пример столь упорного существования, пробивая себе путь, несмотря на враждебные в течение столетий воздействия против них».

Сказанное ещё в большей мере относится к таджикам Шугнана, так как им приходилось и приходится в настоящее время бороться не только с враждебными воздействиями со стороны людей, [431] но, кроме того, ещё и со стороны природы, дававшей им очень мало и далеко не всегда, хотя бы скудно, вознаграждавшей труд их, между тем как таджики Ферганы никоим образом не могут пожаловаться на природу. Затем, можно смело сказать, что в большинстве случаев таджики Шугнана честны, правдивы, послушны, отличаются большою нетребовательностью и хозяйственностью, и имеют, подобно евреям, некоторую склонность к торгашеству и страсть к наживе, превосходя этих последних в ремёслах и промыслах, а главным образом, в способности к земледелию и садоводству. Некоторые неблагоприятные условия жизни и, главным образом, деспотизм завоевателей и правителей имели, разумеется, дурное влияние на нравственность таджиков и сделали их в высокой степени замкнутыми и недоверчивыми, льстецами, низкопоклонными и мстительными.

Уже раньше было сказано, что в общем таджики Шугнана могут быть названы нравственными, что преступления в их среде совершаются довольно редко и что многие виды преступлений им совершенно неизвестны. Разбирательства всех дел о преступлениях производят народные судьи — казии, которые при ханах, до появления в стране афганцев, занимали вместе с тем и административные должности, состояли сборщиками податей и в деятельность их никто, кроме хана, не вмешивался. Афганцы же, в лице своих чиновников, управляющих Шугнаном, стали вмешиваться в судебные дела и, например, в случае убийства налагали, сверх приговора казия, ещё с своей стороны штраф в размере 1.000 рупий в пользу казны, причём штраф этот должно уплатить то общество, к которому принадлежит убийца и которому предоставлялось право разделаться с ним как угодно.

Случаи воровства бывают очень редки и, например, среди всего населения Шах-дары бывают не более 2-3 раз в год. По суду казия, виновный обязан возвратить пострадавшему в 1 1/2 раза более украденного и уплатить самому казию за разбирательство дела 2 тенги. При этом, разумеется, похитителю делается наставление, сопровождаемое иногда даже телесным наказанием.

Ещё реже бывают случаи убийства, повторяющиеся 1-2 раза в 10 лет и наказываемые штрафом в 1.000 тенег в пользу семьи убитого. За разбирательство дел об убийствах казий получает вола или его стоимость. В случае несостоятельности убийцы, у него отбирается всё движимое и недвижимое имущество. [432]

Хотя по понятиям бедняков-таджиков сумма в 1.000 тенег, т.е. около 250 р., является весьма значительной, тем не менее и она считается недостаточной оценкой человеческой жизни, вследствие чего допускается и нередко практикуется в этих случаях кровная месть — хун. Самоубийство и детоубийство, по уверениям таджиков, никогда не бывают среди них.

Чрезвычайно интересны взгляды шугнанцев на преступления против супружеской верности, кстати сказать, случающиеся весьма редко. Муж, заставший свою жену с любовником на месте преступления, имеет право убить и её, и её любовника, и не преследуется как убийца, но если он убьёт только одного из виновников прелюбодеяния, то считается убийцей, и обязан уплатить штраф в пользу семьи любовника в 1.000 тенег, а в случае убийства жены, в пользу её семьи — 500 тенег.

Чтобы покончить с вопросом о преступлениях, необходимо упомянуть о баранте, существовавшей ещё очень недавно, всего лет 10 тому назад, и совершенно прекратившейся с появлением русских на Памире. В прежнее время, при ханах, бывали частые набеги памирских киргизов на таджиков, с целью грабежа, причём они старались, прежде всего, угнать скот, главное богатство кочевников. Разумеется, таджики платили киргизам тою же монетой и потому баранта происходила почти непрерывно и достигала иногда значительных размеров. В сущности, баранта ничто иное, как разбой и грабёж, но, в виду того, что взаимные набеги происходили не между жителями одного и того же ханства, на баранту смотрели не как на преступление, а как на нечто вроде войны, считали её удальством, своего рода рыцарством, и дело доходило до того, что в этих постоянных распрях принимали деятельное участие даже сами правители Шугнана, ханы, снаряжавшие целые экспедиции на Памир,с целью наказать киргизов за их набеги на Шугнан, или вступавшие в соглашение с известным памирским разбойником Саиб-Назаром, с целью совместного грабежа караванов, проходивших через Памир.

Переходя к вопросу о пороках, распространённых среди шугнанцев, нужно сказать, что пьянство у них совершенно отсутствует и в настоящее время даже не употребляется никаких спиртных напитков. Во время ханов выделывалось в ничтожном количестве виноградное вино, предназначавшееся для самого [433] хана и его приближенных, а простой народ и тогда, как и теперь, не имел даже понятия о вине и других спиртных напитках, запрещённых к тому же кораном. Запрещение кораном употребления спиртных напитков заставило вообще всех мусульман обратиться к разным наркотическим средствам; эти последние имеют весьма незначительное распространение среди населения Шугнана. Из них наиболее распространён табак, произрастающий почти повсеместно в Шугнане. Курят табак при помощи особого приспособления, сделанного из тыквы, или через воду, посредством инструмента, называемого чилим. Табак употребляется не только мужчинами, но и женщинами.

Курение опиума распространено весьма мало. Приготовляется опиум из мака, для чего берут головки недозревшего мака, разрезают их на части, собирают сок, сушат его и растирают вроде замазки. Наша или анаша употребляется ещё реже и привозится большею частью из Рошана, где разводится много конопли, из которой приготовляют это весьма распространённое во многих местностях и чрезвычайно вредное наркотическое средство, губительно действующее на здоровье людей.

Чтобы дать понятие о степени обложения таджиков Шугнана податями, здесь приводится размер этих последних, существовавший прежде, во времена ханов и при афганцах. Трудно наверно сказать, когда таджикам Шугнана жилось лучше и когда подати были менее обременительны, так как в вопросе об обложении податями и ханы, и афганцы руководились лишь желанием добыть, по возможности, больше, хотя бы при этом выжимались последние соки из порабощённого и угнетённого народа. По словам старожилов, во времена ханов подати собирались ежемесячно, натурой. Брали баранов, масло, сыр, саман, кошмы, верёвки, посуду, различные предметы хозяйства;словом,брали всё, что только было возможно. Податями облагался каждый дом, и сбор производился аксакалами, которые назначались ханом и которые получали себе за труд часть всего собранного. При такой постановке дела аксакал, заинтересованный материально в увеличении размера податей, был, конечно, достойным помощником своего повелителя и творил волю пославшего его с изобретательностью, доходившею до виртуозности.

Кроме этих, так сказать, постоянных налогов существовали ещё налоги случайные, едва ли не более обременительные. [434] Так, например, вздумал хан отправиться в поход — делался новый налог; приехал в Шугнан русский учёный доктор Регель — хан пользуется случаем, чтобы содрать с населения ещё кое-что, якобы для приёма важного гостя, делает, так называемый, «русский налог» и т. п. Будучи деспотическим повелителем и владетелем земли и народа, хан, благодаря миниатюрности своих владений, становился непосредственным доходчиком с народного труда и оставлял народу лишь столько, сколько необходимо для того, чтобы не умереть с голода.

Особым видом натуральной повинности, кроме общественных работ по исправлению дорог и мостов, по постройке зданий для хана и т. п., была служба в ханском войске, в наукерах. Хан содержал постоянно наукеров лишь в незначительном количестве, всего около 12-ти человек, и эти люди за всё время службы освобождались от других повинностей, получали от хана довольствие и вооружение во время действительной службы и походов, и облагались податями в том лишь случае, если сидели без дела более года. Наукеры все должны были быть конные. Заслуги, оказанные наукером хану, вознаграждались подарками халатов, а иногда хан дарил особенно заслуженным даже лошадей.

Как ни тяжела была жизнь таджиков Шугнана при ханах, как ни велики и обременительны были платимые ими подати, всё-таки при появлении афганцев их участь ещё более ухудшилась. Если собственные правители и теснили народ в материальном отношении, то они не помыкали ими, не считали их еретиками и были всё-таки настоящими природными ханами, тогда как сунниты-афганцы, не уменьшив, а даже увеличив налоги, вдобавок, ещё третировали шиитов-таджиков, как еретиков, которые, по их понятиям, едва ли не хуже собаки. К натуральным податям прибавились гораздо более тяжёлые подати денежные. Каждый взрослый и женатый мужчина должен был уплачивать по 4 рупии в год и освобождался от подати только в случае смерти жены. Мальчики 12-ти-14-ти лет и вообще все неженатые уплачивали до женитьбы только по 2 рупия. Кроме этого, афганцы брали два раза в год с каждого дома по 15 капов самана для войсковых лошадей, расположенных в Кала-и-Бар-Пяндже, от 8 до 40 сэр ячменя или пшеницы с семьи, смотря по зажиточности, и дрова. [435]

Но едва ли не самою трудною повинностью была обязанность доставлять для прокормления войск баранов, коров, масло, молоко, сыр и т. п. продукты, за которые хотя и платили, но чрезвычайно мало. Если в определении податей существовала известная равномерность (подоходный налог), то здесь этого не было и действовали совершенно произвольно.

Сбор податей производил назначенный из местных жителей аксакал, положение которого было крайне незавидное, так как ему редко удавалось угодить требовательным завоевателям.

Надо думать, что тяжёлое положение таджиков окончилось, что с занятием Шугнана русскими для них начнётся в полном смысле слова «золотой век» и такая жизнь, которой они ещё не знали и о которой им едва ли даже снилось. При условии полного освобождения таджиков от податей в течение 5—10 лет, они крепко станут на ноги и благосостояние страны, благодаря трудолюбию её жителей, изменится до неузнаваемого.

Вполне точных и определённых сведений о количестве народонаселения в Шугнане в настоящее время не имеется и об этом можно судить лишь по приблизительным данным; вообще же нельзя не заметить, что, вопреки общему закону, в Шугнане преобладает мужской пол и преобладание выражается 2-3% всего количества народонаселения. Подобное же явление замечено и у киргизов, и у сартов Ферганы, где преобладание мужского пола над женским достигает 10%, и объясняется тем, что,согласно с законом, открытым Дюзингом, при полигамии рождается больше мальчиков, чем девочек. Так как полигамия у таджиков Шугнана на практике почти совсем не существует, то преобладание мужского пола над женским нужно объяснять не законом Дюзинга, а большею смертностью женщин, являющеюся результатом непосильных трудов.

Чтобы покончить с вопросом о народонаселении, необходимо упомянуть также о том, что, кроме горцев-таджиков, в пределах Шугнана имеется ещё незначительное количество кочевников киргизов, живущих со своими стадами на верховьях реки Шах-дары, близ урочища Джау-Шангуз. Количество этих представителей монгольского племени, приходящих сюда с высот Памира и родственных алайским кара-киргизам, в настоящее время весьма ограничено и не превышает 7-8 кибиток, [436] или 50-80 человек. При ханах количество киргизов, кочевавших в пределах Шугнана, было значительно более и доходило до 40 кибиток. Кочевники платили подати наравне с оседлыми жителями-таджиками, поселения которых лет 30-40 тому назад доходили на реке Шах-даре до урочища Джау-Шангуз, выше которого становятся уже невозможными даже посевы ячменя, о чём свидетельствует и самое название «Джау-шангуз», что значит: «здесь сеют ячмень».

А. Серебренников.

Текст воспроизведен по изданию: Очерк Шугнана // Военный сборник, № 12. 1895