ШАХОВСКОЙ В.

ЭКСПЕДИЦИЯ ПРОТИВ АХАЛ-ТЕКИНЦЕВ

В 1879-1880-1881 гг.

Посвящается памяти М. Д. Скобелева.

Исторический очерк очевидца и участника.

(См. «Русскую Старину» изд. 1885 г., т. XLVI, апрель, стр. 161-286.)

V.

Поход кавалерии с конно-горной артиллерией в горах Копет-Даг.

Этой операцией генерала Скобелева начинается решительный период экспедиции 1880-1881 гг.

21 ноября 1880 г. командующий войсками решил двинуться лично с кавалерией и 2 конно-горными орудиями на рекогносцировку по горам Дамана и Куха, дабы осветить правый фланг операционной линии при наступлении наших войск на текинскую крепость Геок-тепе — оборонительный ряд укреплений (поперек оазиса) под названиями (с юга на север) Янги-кала, Денгли-тепе и Куня-Геок-тепе.

Выступив с кавалерийским резервом из Дуз-олума вдоль по р. Чандырю, притоку р. Сумбара, мы в полдень 22-го ноября прибыли к развалинам крепостцы Ярты-кала, где некогда было очень большое селение.

Богатейшие луга, степные привольные и в то же время дикие пространства тянутся вдоль всего Чандыря. Здесь в ту пору года имелось на корню много травы, а потому и решено было сделать дневку, чтобы подкормить наших коней для предстоящего карабканья по горам. [378]

Из Дуз-олума с нами вышел не весь кавалерийский резерв: полтавский дивизион подполковника кн. Голицына присоединился к нам уже в Ярты-кала, куда он прибыл несколько раньше нас, пройдя из местечка Терсакана прямиком чрез снеговые вершины. В Ярты-кала мы соединились также с таманским дивизионом, который застали уже на этом месте.

Утром 23-го ноября весь наш летучий кавалерийский отряд (два эскадрона 15-го Тверского драгунского полка, четыре сотни казаков и конно-горный взвод) двинулся далее вверх по Чандырю в его верховью, откуда мы круто повернули на север к р. Сумбару, притоку Атрека, по ущельям, ведущим в оставленной текинцами кр. Кара-кала, затем шли все время вдоль Сумбара до его верховья; с этого места мы должны были двинуться по родникам в снежной полосе, ибо никакой другой воды там нет. Нам приходилось утолять свою жажду болотистою влагою черного цвета, в которой ясно различалась масса пузырчатых пиявок. Роднив от родника наводится на расстоянии целого перехода, а не достигнув следующего ключа, мы без воды, очевидно, не могли сделать и ночлега. Впрочем и этой жалкой влаги едва хватало для солдат, — мы осушали до дна все, что ключ мог насочить по капле; столь медленно струится вода в этих диких горах, в которых до нас еще иногда не ступала нога европейца и где даже азияты снуют очень редко. Крутые обрывы, бездны и пропасти представлял наш путь в тесных ущельях; впереди виднелась узенькая тропинка, по которой в один конь шли наши джигиты-туркмены, служившие нам чапарами или путеуказателями и следившие за дорогою сами только ощупью, каждое мгновение рискуя сбиться с пути.

Мы то поднимались в область снегов, то спускались в полосу гранат, винных ягод и растений, свойственных жаркой Персии, где долины между грядами горных цепей не знают зимы; крутые подъемы и спуски сильно донимали наших коней.

Далее мы двигались в естественных каменистых пробоях в горах; с утесов этих обрывов грозит ежеминутная опасность быть раздавленным каменьями, которые в виде громадных глыб постоянно обваливаются от тамошних сильных [379] ураганов. На всем нашем пути царила совершенно девственная природа, какою она была еще в отдаленный период седой старины.

Многократное эхо всюду вторит нашим голосам; звук отражается гранитными свалами, покрытыми густым зеленым мхом и плесенью. С высоты открываются величественные панорамы природы. Рельефные горные покатости то спускаются, то подымаются, то совершенно теряются в далекой лазури неба. Чудные кряжи гор затейливо вьются далеко ниже нас.

Наконец, ни одного деревца мы уже не находим, кругом — одни дикие грани; нигде, повидимому, нет жизни; нигде не находим уже и следов травы или бурьяна, а наши кони сильно голодают, ибо овес, взятый с собою, уже истощился. Сухари также кончаются, а баранов давно съели. О главных силах и вообще, в каком положении находятся дела в Бами, не имеем сведений; таким образом наш кавалерийский отряд предоставлен самому себе.

Густой туман заволакивал лунное небо ахал-текинской страны, когда в сумерки 28-го ноября 1880 г. мы спустились с надоевших нам вершин Дамана и Куха и на крупных рысях двигались из ущелья мимо Дуруна (текинский аул) в пески, а оттуда в обход на аулы Нур-Верды-Хана. В первом часу ночи мы подошли к башням Келяты, которые оказались запертыми изнутри занимавшим их неприятелем. Еще несколько мгновений и текинцы открыли сильный огонь; нам пришлось в глубокую, темную и дождливую ночь разыграть кровавый штурм, кончившийся пленением гарнизона и завладением окрестных аулов. Нашею добычею было несколько тысяч баранов, что оказалось как нельзя более кстати. Кроме того, для своих коней мы добыли много саману, зарытого неприятелем в глубоких и больших ямах. На занятой с бою позиции мы сделали ночлег и дневку 29-го ноября. В этот день и накануне его над нашим отрядом начальствовал полковник Навроцкий; ибо генерал Скобелев отстал от отряда на походе и со своею небольшою свитою, без особого конвоя, очутился в совершенно изолированном положении ночью в горах, откуда он должен был послать джигита за охотниками (команда пехоты), находившимися далеко в степи. Охотники, [380] получив приказание спешить к командующему войсками, сделали громадный ночной форсированный переход и на заре прибыли на выручку генерала из опасного и рискованного положения. Наши же разъезды, посланные по разным направлениям, не могли найти, где остановился командующий войсками. Утром 29-го ноября, в нашей великой радости, с песнями охотников, в нам в Келяту прибыл Михаил Дмитриевич, за участь которого мы все время находились в большом опасения.

Генерал Скобелев в походах имел привычки, напоминающие приемы Наполеона Первого. Часто говаривал М. Д., что он в походе только тогда чувствует себя спокойным, когда уверен, что у него ни один солдат не отстал, для чего он всегда ездил позади всех. В походах ген. Скобелев вставал с ночлега не рано. Обыкновенно авангард уходил с бивака в часа 4 утра, затем в 6 часов выходили главные силы и спустя час — ариергард, за которым следовал генерал, но на походе эти три части колонны обыкновенно значительно сближались, потому что авангард в то же время имел импровизованных конных сапер из драгунов и должен был несколько исправлять дорогу. Тогда М. Д. со своей свитой галопом обгоняет ариергард и подскакивает в главным силам, поздоровается с солдатами и мчится далее к авангарду, здоровается и рысью проезжает еще вперед версту или две, затем останавливается, слезает с коня на бугре, садится на складной стул и в бинокли осматривает местность и подходящие войска, все время беседуя со свитою, и от поры до времени высылает адъютанта то в той, то к другой из проходящих мимо частей с различными приказаниями частного характера, замечаниями или за справками. Но иногда генерал, еще находясь за ариергардом, чем либо бывал отвлечен, а между тем отдал приказание ариергарду продолжать движение. Так, в описываемом походе, в нему выехали с поклоном и благодарностью нухурцы за то, что 10-го октября они были выручены нашим отрядом из блокады Тыкма-сардаря. Генерал с ними долго заговорился, а потому и очутился в описанном критическом положении. Особенно грустно ему было на душе, когда он ночью слышал вдали раскаты наших выстрелов при штурме Келяты-Нур-Верды-Хана, как об этом он нам потом рассказывал, и не мог к нам поспеть. [381]

В этом походе восемь дней мы шли по горам, то подымаясь на возвышенности, то спускаясь в лощины. Каждодневно проходили по трущобам не менее 50 верст; часто шли по 60 и, наконец, в последний день вашего испытания, сделали 80 верст, двигаясь то рысью, то галопом. Таким образом мы по горам прошли 500 верст. Ежедневно мы выступали с бивуака на самом раннем рассвете, а приходили на ночлег в поздние сумерки, так что по дороге должны были разводить костры передовые разъезды для идущих позади войск.

VI.

Занятие аулов Егян-Батырь-Кала. — Отдых кавалерии. — Атака янги-калинской позиции.

В то время, когда мы совершали операции на юге оазиса, в совершенно противоположном от нас конце на михайловской линии, 25-го ноября, Тыкма-сардарь сделал решительное нападете на наш транспорт у Узун-Су и тут было успешное дело полусотни Лабинского конного полка, под командой сотника Алейникова.

Во время описанного нашего похода в горах Дамана и Куха, главные силы, под начальством помощника командующего войсками, генерала Петрусевича, совершали движение из Бами в занятую нами Келяту. Все пространство от Бами до Келяты представляет одну сплошную равнину. Не долго мы в Келяте ожидали подхода главных сил. Они прибывали и стягивались, хотя и постепенно, но без особенных замедлений, благодаря энергии, ныне также покойного, генерала Петрусевича.

В час пополуночи с 29-го на 30-е ноября кавалерийский отряд с конно-горным взводом, под личным начальством генерала Скобелева, выступил из Келяты и в темноте двинулся в пески по направлению к северо-востоку, чтобы с тылу обойти текинские укрепления Егян-Батырь-Кала.

В густой эскадронной колонне, с близкими разъездами, переменным и быстрым аллюром двигался наш летучий отряд, каждое мгновение готовый наткнуться на неприятельские секреты. Вся местность изрыта водопроводными каналами и балками. Винтовки наши вынуты из чахлов, орудия заряжены картечью. [382]

То рысь, то карьер чередовали мы и торопились с восходом зари подоспеть в аулам. Нигде, невидимому, не ошивалось и следа текинцев на нашем пути; только при выходе из Келяты в стороне сверкнул огонек. Это был сигнал неприятельских разъездов; текинцы всегда и всюду принимали все военные предосторожности, благодаря своему боевому инстинкту, который исторически с древних времен выработался у них при постоянных аламанах, служивших единственным признаваемым средством разбогатеть.

Но вот на востоке уже начинает заниматься утренняя заря; первые отблески лучей солнца начинают рисоваться на чудном фоне средне-азиятского неба; грудь широко дышет свежим и приятным утренним воздухом после продолжительного галопа.

Мы подходим верст на пять к завалам и выстраиваем боевой порядок, в котором начинаем быстрое, — все время— карьер, — наступление с тылу, т. е. со стороны Геок-тепе, дабы отрезать текинцам путь отступления; с другой же стороны уже подходят наши пешие охотники, высланные еще ночью; оказывается, что текинцы заблаговременно очистили аулы Егян-Батырь-кала, а потому наше движение представляет собою лишь блестяще выполненный тактический маневр кавалерии и конногорной артиллерии. Мы заняли эти аулы без боя, а в окрестных горах захватили несколько тысяч баранов.

Заняв Батырь-кала, мы приблизили свой передовой опорный пункт на 9 верст к цели всех операций — Геок-тепе. Егян-Батырь-кала впоследствии названо укр. Самурским, в честь одного из наших пехотных полков.

В тот же день сюда подтянулась часть нашей пехоты и полубатарея 4-й батареи 20-й артиллерийской бригады; с этими частями прибыл большой верблюжий транспорт с провиантом и фуражем.

По занятии Егян-Батырь-кала были доставлены генералу Скобелеву чрез Яр-Магомед-хана буджнурского сведения, что текинцы ожидают обещанной им помощи от Великобритании. Генерал Скобелев упоминает об этом в своем рапорте от 20-го февраля 1881 года за № 2,037, говоря: «...замечательно, что лошадь временно-командующего войсками, взятая при [383] нападения на охотников на бендесенском перевале 18-го августа, хранилась под попонами в Денгли-тепе, для поднесения в подарок английскому генералу, имеющему прибыть на выручку с войском».

Думаем, что это важный исторический факт.

Но лишь только мы расположились на занятом пункте, чтобы готовить себе пищу, как тотчас же несколько тысяч текинцев постепенно начали вываливать из Денгли-тепе и Янги-кала и так сильно донимали нас своими пулями, что мы должны были сделать по неприятелю несколько пушечных выстрелов, которые заставили текинцев угомониться, но перестрелка все-таки продолжалась до наступления сумерек. Ночью же неприятель развел до 20-ти больших костров на поле между Геок-тепе и Батырь-кала; у этих огней сосредоточились отдельные кучи текинцев, наблюдавших за нашим расположением. Намереваясь произвести рекогносцировку нашего расположения, неприятель к заре потушил почти все свои костры, а группы отдельных смельчаков начали приближаться в нам без выстрела, подползая шагов на 80, так что мы различали их силуеты. Наши охотники, находившиеся с конно-горным взводом в передовых ближайших в неприятелю завалах, открыли по противнику редкий огонь, в ответ на который текинцы с другого фланга начали поражать нас близкими пулями; тогда конно-горный взвод должен был выпустить одну картечь, которая ошеломила и отбросила неприятеля, а с восходом зари в догонку бегущим текинцам была послана граната; действие было эффектное: уставшие в ночном бодрствовании противники быстро начали очищать поле и потянулись в Геок-тепе.

1-го декабря 1880 г. наша кавалерия с конно-горным взводом двинулась обратно из Самурского в Келяту, конвоируя первый обратный транспорт освободившихся верблюдов и всю нашу военную добычу, отбитую у неприятеля. Текинцы сильно донимали и преследовали нас на всем пути. Генерал Скобелев из Самурского зорко следил за движением вашей колонны. Видя как назойливо преследует нас неприятель, рассыпавшийся по всему полю, чтобы атаковать наш ариергард, генерал вышел из Самурского с таманским дивизионом казаков и сам [384] атаковал текинцев с тылу, чем и заставил их бежать в пески, а оттуда в крепость.

Придя в Келяту, мы загнали всех животных, по обыкновению, в завалы и приспособили укрепление на случай ночного нападения текинцев; неприятель небольшими конными шайками рыскал и джигитовал вокруг, но нас не осмелился беспокоить в эту ночь.

Утром 2-го декабря мы выступили далее в Дурун, в котором в этому времени был уже поставлен русский гарнизон (рота пехоты, сотня казаков и два горных орудия). На пути нам встретилась одна из колонн с верблюжьим транспортом, двигавшимся из Бами в виду сосредоточения главных сил в Самурское.

В Дуруне мы сделали дневку и, отправив наш транспорт далее в Арчман с небольшим прикрытием, сами 4-го декабря были уже опять в Келяте.

Русское укрепление, под названием Крымское, в честь пехотного полка, было устроено тут в стороне от аулов под горами, на двух очень удачно выбранных буграх. Здесь-то мы расположились слишком на две недели, поправляя наших коней добываемым в окрестностях саманом, который был тщательно зарыт текинцами в ямах; овес у нас уже кончился; ненадолго хватило нам и саману, а тогда мы вынуждены были довольствовать лошадей одним жалким бурьяном-колючкою, от которой кони сильно болели. Верблюды также сильно падали от истощения и изнурения.

Еще в горах мы начали растягивать обыкновенную суточную дачу солдата; теперь продолжалось то же, ибо перевозка сделалась крайне трудною.

Наконец, к 19-му декабря 1880 года, почти весь русский экспедиционный отряд подтянулся в Самурское; довольствия сюда было подвезено на некоторое время достаточно; снаряды и патроны также доставлены. В этот же день вся кавалерия с конно-горным взводом выступила из Келяты в Самурское, где и была встречена генералом Петрусевичем, который, осмотрев наших коней, пригласил в себе подъехать командиров частей и объяснил нам, в чем будет состоять сущность завтрашнего боя и что собственно послужит задачею кавалерии. [385]

В Самурском мы сделали ночлег, а главное — получили довольствие дли людей, овес и галеты дли лошадей, хоти и в ограниченных пропорциях, из образовавшегося подвозом сюда интендантского склада.

В Келяте войска добывали дрова, разрушай брошенные текинцами постройки; в Самурском же ничего подобного не было, а пищу варили на бурьяне, которого было чрезвычайно мало, и наше положение в этом отношении было критическое.

Утром 20-го декабря 1880 г. на поле впереди Самурского выстроился весь наш закаспийский действующий отряд: ставропольцы, ширванцы, апшеронцы, дагестанцы, самурцы, крымцы, красноводский местный баталион, таманцы, лабинцы, оренбуржцы, тверские драгуны и артиллерия в 70 орудий всяких сортов. Кроме того, некоторая часть войск была оставлена, по необходимости, в гарнизонах на пунктах двух военных дорог: михайловской и атрекской, а также на линии от Бами до Самурского.

Командующий войсками генерал Скобелев объехал наши ряды и поздравлял отряд с предстоящим боем — штурмом янгикалинской позиции. Генерал был серьезен и только на мгновения улыбка проскальзывала на его симпатичнейшем лице, когда он, подскакивая то в той, то к другой части, произносил: «здорово, молодцы», присовокупляя название части. Громадная и блестящая свита, человек 60, сопровождала Михаила Дмитриевича. Он был, по обыкновению, на белом коне, в кирасирском сюртуке и покрыт николаевской летнею шинелью, которая развевалась за ним на галопе, как боевой плащ Сан-Сира, знаменитого полководца Франции.

Затем генерал, по обыкновению, пригласил в себе подъехать всех офицеров и подробно изложил перед нами, в чем состоит его план действий и чего он желает от офицеров.

Скоро весь отряд в боевом порядке двинулся вперед. Местность вокруг совершенно открытая и ровная. День солнечный и было очень жарко. Две отдельные пехотные колонны с пропорциональным числом орудий были направлены: одна с южной стороны Янги-калы, другая — с северной, т. е. обе шли в обход, а фронтальной атаки не было. Вся кавалерия с [386] конно-горным взводом двигалась на левом фланге наших войск; ее роль заключалась в том, чтобы, воспользовавшись удобным моментом, атаковать полчища текинцев, если бы они вздумали выйти из Денгли-тепе на выручку янгикалинского гарнизона; вторая задача кавалерии, которую и пришлось выполнить, это — преследовать бегущих текинцев, составлявших гарнизон Янги-калы, если бы он дрогнул.

Состав войск при штурме кишлака Янги-калы был следующий:

1-я колонна, полковника Куропаткина: туркестанский (Три роты, две сотни, два горных орудия и ракетный взвод.) отряд, 4-я батарея 20-й артиллерийской бригады, 1-й батальон 84-го Ширванского полка, взвод саперной роты; итого: 87 1/4 рот, 2 сотни, 10 орудий и два ракетных станка.

Предмет атаки этой колонны были: юговосточная окраина Янги-кала и круглая башня.

2— я колонна, полковника Козелкова: закаспийский местной баталион, 3-й батальон 74-го Ставропольского полка, взвод саперной роты; команды: осетин, моряков и охотничья эсаула Церенджалова; 6-я горная батарея 21-й артиллерийской бригады и две картечницы; итого: 8 1/4 рот, три эскадрона и 10 орудий.

Предмет атаки — северная окраина Янги-кала.

Главные силы, под личным начальством генерала Скобелева: 4-й батальон 81-го Апшеронского полка, 1-я, 13-я и 14-я роты 82-го Дагестанского полка, 1-й батальон 83-го Самурского полка, три роты 3-го батальона 83-го Самурского полка, 3-й батальон 84-го Ширванского полка, 3-я батарея 19-й артиллерийской бригады, 4-я батарея 19-й артиллерийской бригады, 1-я и 3-я подвижные батареи (по шести орудий), полурота саперной роты, семь эскадронов и сотен, конно-горный взвод, две картечницы; итого: 18 с половиной рот, семь эскадронов и сотен и 32 орудия.

Направление главных сил — на Опорное.

Гарнизон в Самурском был оставлен следующий: 1-я рота 73-го Крымского полка, 1-я рота 3-го батальона 83-го Самурского полка, две сотни, 2-я подвижная батарея (7 орудий), два орудия 1-й подвижной батареи, два орудия 3-й подвижной батарея, мортирная полубатарея, одна картечница и одна пушка Энгстрема; итого: две роты, две сотни и 19 орудий. [387]

Всего с госпитальною командою, нестроевыми и деньщиками около 500 штыков, 200 шашек, 19 орудий. Комендантом укр. Самурского был назначен войсковой старшина Верещагин. Гелиографы были распределены по всем колоннам. Люди имели на себе: сухарей на 4 дня; чай, сахар, соль, по два фунта вареного мяса, котелки, мундиры, шинели, 120 патронов и линемановский инструмент. В кавалерии, артиллерии и транспорте фуража на два дня. Артиллерия подняла комплект снарядов на орудие.

За войсками следовали: инженерный парк, перевязочные пункты на каждую колонну, лазареты Самурского пехотного и Тверского драгунского полков, летучий лазарет Красного креста на 100 кроватей, одноколка и фургоны.

Значение Янги-кала выясняется в письме генерала Скобелева в начальнику штаба кавказского военного округа от 19-го июля 1880 г. за № 4: «Пункт начала атаки, можно даже сказать, определился. Это на Янги-кала или, как теперь его величают, на Янги-тепе. Отсюда мы имеем путь в Персию в Джермаву; владеем истоком воды; становимся на пути отступления в Асхабаду, наконец местность и грунт благоприятствуют атаке».

Скоро завязался оживленный артиллерийский огонь в обеих колоннах; наша пехота близко залегла от валов и завалов янгикалинских; горячая перестрелка кипит по всей линии; текинцы выдвигают вперед укреплений свою лихую кавалерию, которая метко стреляет с коней.

Ко всякому своему ружью текинцы приделывали, близь дула, железные подпорки из двух стоек, помощью которых ружье утверждается неподвижно на шее коня во время стрельбы. Великолепные текинские скакуны отличаются своим смирным, послушным нравом и смелостью, т. е. полным отсутствием всякой пугливости.

Когда наша кавалерия подошла в Маячной вале, что перед Денгли-тепе, то масса, тысяч двадцать, конного неприятеля вывалила из крепости Денгли-тепе, начала сильно наседать и густо обстреливать наш левый фланг, особенно же донимала боковые левофланговые разъезды и их поддержки, а потому наступил момент ввести в дело конную артиллерию, т. е. [388] конно-горный взвод, который, сделав поворот налево, выскакал карьером вперед на близкую дистанцию, снялся с передков и, обсыпаемый пулями и ядрами текинцев, открыл стрельбу: сначала пристрелялся гранатами, а потом действовал шрапнелью.

Результатом 15 выстрелов было то, что текинская кавалерия отхлынула по всей линии; в это самое время полтавский дивизион кн. Голицына благополучно отошел от Маячной калы, которую раньше занял и выжидал в ней, пока не подтянулся весь отряд с обозом.

После двухчасового боя гарнизон Янги-калы бежал в Денгли-тепе. Во фланг бегущей массе неприятеля был пущен в атаку Таманский казачий полк, которым командовал, ныне уже покойный, граф Орлов-Денисов.

Наша кавалерия продвинулась на правый фланг взятой позиции.

Завладение этими укрепленными пунктами обошлось нам, сравнительно с их значением, очень дешево. Потери наши были невелики. К вечеру 20-го декабря мы уже окопались на взятой с бою позиции и, по обыкновению, приготовились на случай ночного нападения текинцев.

Еще раньше, при прежних движениях русских войск, текинцы решили раз навсегда держаться с урусами такой тактики, чтобы делать нападения исключительно ночью. Но тут случился следующий факт, который разъяснился нам, к сожалению, уже после взятия Геок-тепе. По занятии янгикалинской позиции, фронтом к Денгли-тепе, в известный час вечера засветло у нас игралась заря четырьмя оркестрами с боевыми залпами всей артиллерии по Денгли-тепе. Залпом 20-го декабря суждено было бы иметь роковое для текинцев значение. В этот день в Денгли-тепе, собравшиеся в числе до 40,000, текинцы еще не окопались; они не устроили еще для своего житья ни глубоких ям, ни боковых траверзов-завалов против действия наших снарядов, а потому сделанные залпы, метко попав в самую середину крепости на площадь, на которой по азиатскому обычаю копошилась масса текинцев, — сразу истребили до 2,000 неприятеля. Всю эту ночь раздавался в Денгли-тепе страшный вой азиатских собак и ужасный шум [389] и стоны от массы раненых и искалеченных нашими выстрелами текинцев. Неприятелю теперь было уже не до того, чтобы нападать на нас; наоборот, наш противник уверенно думал, что мы сделаем в сегодняшнюю ночь штурм крепости. На ночь мы, конечно, окружили себя аванпостами и секретами; в темноте текинская кавалерия тщательно наблюдала за нашим расположением и ее разъезды Сновали вокруг наших бивуаков.

При взятии Янли-кала мы понесли следующие потери: убит 1 нижний чин, 10 ранено, контужено 5; лошадей убито 9, ранено 10. Патронов выпущено: на пехотное ружье — 6, кавалерийскую винтовку — 7, на картечницу — 100, снарядов на орудие выпущено по 8.

VII.

Сражение с текинцами 21-го декабря 1880 г.

В этот день была назначена рекогносцировка всеми нашими кавалерийскими частями и конно-горным взводом, под главным начальством генерала Петрусевича, который должен был обойти Денгли-тепе кругом и выдержать отчаянные и стремительные атаки текинцев по ту сторону крепости, при чем было предположено непременно зайти в укрепление старое (Куня) Геок-тепе, снять план всех окрестностей, определить место стоянки неприятельской кавалерии и дать возможность нашему начальнику инженеров, тогда подполковнику, Рутковскому, хорошо и отчетливо осмотреть верки и расположение крепостных фронтов.

Еще раньше из Самурского генералом Скобелевым было сделано четыре рекогносцировки Денгли-тепе и тогда, [390] главным образом, Янги-калы, но никогда рекогносцировки эти не имели тех широких и важных задач, как 21-го декабря 1880 г.

(4-го, 11-го, 12-го и 18-го декабря. Состав войск русского отряда на рекогносцировке 4-го декабря был следующий (семь рот, команда, три сотни, 16-ть орудий и рота сапер): 4-й баталион 81-го Апшеронского полка (13, 14 и 15-я роты), командор подполк. кн. Магалов, 1-й баталион 84-го Ширванского полка, команд. подполк. Гогоберидзе; рота 2-го кавказского саперного батальона (штабс-капит. Васильев); команда охотников (подпоручик Воропанов); полубатарея 4-й батареи 20-й артил. бригады (капитан Полковников); подвижная № 3 батарея (капитан Михайлов); морская батарея (лейтенант Шеман); 1 1/2 сотни Оренбургского полка; 1 1/2 сотни Таманского полка. Начальником артиллерии был подполковник Бобриков. Целью действий была — рекогносцировка западного фронта Геок-тепе.

Наши потери на этой рекогносцировке следующие: убито нижних чинов 4; ранены: командир охотничьей команды Апшеронского полка подпоручик Воропанов и Дагестанского полка прапорщик Попов (ныне скончавшийся в Бами); нижних чинов 19; контужены: флигель адъютант, войсковой старшина граф Орлов-Денисов; хорунжий Таманского пода Черный и 8 нижних чинов. Лошадей убито 13, ранено 18. Выпущено патронов: на кавалерийскую винтовку 75, на пехотное ружье 12, снарядов на орудие 15.

Потерю неприятеля мы считаем около 500 человек.

С 5-го по 11-е декабря 1880 г. войска наши занимались репетициями штурма, укрепляли Самурское, приучались к взрывам динамита и конвоировали транспорты.

Наши потери 12 го декабря; убит один нижний чин; ранены: врач Малышевский и 3 нижних чина. Лошадей убито 3, ранено 7. Выпущено патронов на пехотное ружье 13, на кавалерийскую винтовку — 80; картечницы израсходовали по 200 патронов, а орудия по 25 снарядов.

На рекогносцировке 18-го декабря ранены: генерал-лейтенант Анненков и 4 нижних чина; лошадей убито и ранено по одной. Выпущено патронов: на пехотное ружье — 1, на кавалерийскую винтовку — 15. Ш.)

В полдень означенного числа мы выстроились на правом фланге янгикалинской позиции и с прибытием к фронту нашего доблестного начальника, генерала Петрусевича, двинулись в северо-востоку между Великокняжескою и Ольгинскою калами...

С подходом наших близких боковых разъездов, на триста сажень к крепостному валу, неприятельский огонь поражал наши колонны как ядрами, так и пулями. Ядра то перелетали, то не долетали, или же попадали в интервалы между эскадронами и конно-горным взводом, но все-таки производили моральное впечатление. Наши разъезды, после продолжительной выдержки, наконец начали отстреливаться с коней, а между тем авангард уже поровнялся с правофланговою валою и занял ее, [391] выжидая подхода ваших главных кавалерийских сил и ариергарда. В этот момент из северных крепостных ворот вышла масса текинской конницы с целью не допустить нас совершить круговой обход; она начала быстро занимать все местные препятствия от северо-восточного шпица крепостных верков до садов, впоследствии названных именем нашего кавалерийского предводителя. Тогда стало ясно, что уже созрел тот момент боя, когда по идеям тактики необходимо ввести в дело артиллерию, и вот, по приказанию генерала Петрусевича, конно-горный взвод чрез массу, хотя и не очень больших балок, арыков и завалов, выехал в авангард (дивизион Оренбургского казачьего полка, под начальством самого командующего полком, подполковника Мореншильда) колонны и затем карьером на позицию... Десять метко пущенных сначала гранат, а потом шрапнелей, заставили неприятельскую кавалерию, уже хорошо против нас пристрелявшуюся, быстро очистить завалы и отойти. В это время денгли-тепенский гарнизон из своих фальконетов непрерывно обстреливал нас с крепостных верков. Конно-горный взвод берет в передки и с оренбургскими сотнями рысью переходит на новую, только что вырванную у текинцев, позицию, с которой открывает усиленный и меткий огонь по впереди лежащим садам и кале — которые служат второю линиею обороны текинцев. Через четверть часа, благодаря действительному огню конно-горных орудий, текинцы отступают от завалов и отходят на другую позицию, с которой открывают сильный ружейный огонь; тогда наш авангард с конно-горными пушками, в свою очередь, переезжает на предпоследнюю позицию неприятеля и открывает губительнейший огонь, результатом которого было отступление текинцев по всей последней занимаемой ими линии местных опорных препятствий. Таким-то образом мы, буквально, вырывали у неприятеля целый ряд временных позиций и только этим способом могли прочищать себе путь вперед.

С последней позиции генерал Петрусевич командировал войскового старшину, графа Орлова-Денисова, с двумя таманскими сотнями, осветить и рекогносцировать Куня-Геок-тепе, находившееся от нас на несколько верст вправо. [392]

Полтавский дивизион, под начальством подполковника флигель-адъютанта князя Голицына, шел все время в боковой цепи разъездами вдоль вала Денгли-тепе, под густым и частым неприятельским огнем гарнизона крепости, не смотря па что, движение этих казаков было самое образцовое.

Дивизион тверских драгун шел теперь в арьергарде; при нем ехал полковник князь Эрнстов. Генерал Петрусевич находился при конно-горном взводе, т. е. в авангарде. Текинцы начали сильнейшим образом наседать на наш последний ариергардный взвод драгун прапорщика Измайлова и бросались в рукопашную, другая же куча их, прикрывшись местным завалом, обстреливала Измайлова губительными залпами, а потому он принужден был спешить своих драгун, залпами же выбил текинцев из завалов и отразил атаковавших, благодаря содействию вернувшегося к нему на выручку эскадрона капитана князя Чавчавадзе. Затем весь драгунский дивизион подошел к нашему авангарду, в котором между тем происходило следующее:

Когда полтавский дивизион подошел к знаменитой мельничной кале (у которой в 1879 г. был отбит 28-го августа штурм русских войск кр. Геок-тепе), то там неожиданно наткнулся на большую кучу неприятеля, который, сильно заняв этот пункт и воодушевляемый преданием самого места, решился отчаянно защищаться и во что бы то ни стало удержать эту калу за собою. Сильнейшие неприятельские залпы принудили наших полтавцев спешиться. В этот момент конно-горный взвод галопом подъезжает в означенной вале, спеша на выручку полтавцев; но текинцы уже дрогнули и отошли от калы, поражаемые залпами казаков. Неприятель был на расстоянии 50 сажен, когда картечь конно-горного взвода начала поражать его. Текинцы, отойдя далее, засели в рытвинах и обстреливали нас метким огнем, а потому мы начали выгонять их из канав шрапнелью. Действие этого снаряда было тут, по истине, эффектное: разрываясь над головами неприятеля, хотя и на несколько большей высоте, чем следовало, шрапнель производила сильное моральное впечатление и неприятель быстро обратился в бегство. [393]

Наши снаряды уже почти все оказались израсходованными, следовательно наше положение становилось критическим, а потому мы хотя и продолжали стрелять, но значительно реже. Во время интервалов между выстрелами текинцы снова начинали собираться в толпы и хотели атаковать нас, но неумолимая, меткая шрапнель заставляла их каждый раз отказываться от этих попыток. Мы же, не теряя времени, начали отрывать зарытый на нашей позиции саман и кормили своих голодных коней, которые уже другие сутки питались только одною водой, потому что овес в кавалерии кончился, а о траве или сене не могло быть и речи. Таким образом дожидались мы подхода драгун. В этот самый момент на вашем правом фланге за песчаными буграми раздается гул орудийных выстрелов. Оказалось, что генерал Скобелев с небольшим отрядом, но все-таки с целою дальнобойною батареею, вышел на выручку нас, догадываясь о нашем критическом положении по усиленной стрельбе конно-горного взвода в тылу Денгли-тепе; эти выстрелы вместе с кавалерийскими залпами были резко слышны на янги-калинской позиции. Затем наш отряд, напутствуемый сердечною благодарностью генерала Скобелева, двинулся далее в Самурское, где мы имели ночлег, а Михаил Дмитриевич с своим отрядом возвратился на янги-калинскую позицию.

Из нашей рекогносцировки выяснилось, что Куня-Геок-тепе не занято текинцами; на асхабадской дороге не была сосредоточена неприятельская кавалерия, а вся она находилась в Денгли-тепе; план крепости и окрестностей был отчетливо и подробно снят находившимися при нашей колонне топографами. Самое главное, мы сильно озадачили текинцев с небольшим кавалерийским отрядом, смело пройдя вокруг грозной твердыни.

Для рекогносцировки 21-го декабря кавалерийский отряд генерал-маиора Петрусевича имел следующий состав: дивизион 15-го Тверского драгунского полка, две сотни Таманского, сотня Полтавского, сотня Лабинского казачьих полков и конно-горный взвод; итого шесть эскадронов и сотен и два орудия (Дивизионов драгун командовал маиор Мотерно, таманцами — гр. Орлов-Денисов и полковник Арцишевский, полтавцами — князь Голицын, конно-горн. взводом — пор. Шаховской, лабинцами-сотник Алейников. То же и 23-го числа, но графа Орлова тогда не было. Ш.). [394]

Вспомогательный отряд, вышедший на выручку отряда Петрусевича, состоял: из одного баталиона 83-го пехотного Самурского полка, 3-й батареи 19-й артиллерийской бригады и одной сотни Оренбургского № 1-го полка, под личным начальством генерал-адъютанта Скобелева.

Наши потери 21-го декабря были следующие: убит 1 нижний чин, ранено 5; патронов выпущено: на пехотное ружье — 1, на кавалерийскую винтовку — 8, снарядов выпущено по 4 на орудие.

VIII.

Сражение с текинцами 23-го декабря 1880 года.

22-го декабря произошло занятие отрядом, под начальством командующего туркестанскою стрелковою бригадою, полковника Куропаткина, Ольгинской и Правофланговой кал, при чем было дело у сада.

Отряд Куропаткина понес следующие потери: убит один нижний чин, ранены: один штаб-офицер (подполковник Гогоберидзе), один обер-офицер (сотник Кременец) и четыре нижних чина.

Мы же 22-го числа снова возвратились из Самурского на янги-калинскую позицию, конвоируя большой транспорт со всякого рода довольствием, перевозимым из Самурского интендантского склада. Ночлег на 23-е декабря был сделан нами в Янги-кала, но нам не суждено было отдохнуть.

В третьем часу ночи наша кавалерия с конно-горной артиллерией, совершенно неожиданно, была поднята с ночлега и нам было приказано немедленно строиться, взявши с собою сухарей на сутки. Через полчаса в густом мраке наши ряды объезжал генерал Петрусевич. Спустя еще четверть часа, мы уже двигались по калам правого фланга обложения; шли с соблюдением всевозможной тишины и не давали текинцам никакого повода заметить наш отряд. Ни разговоров, ни курения [395] табаку не было. Впрочем, колеса конно-горных пушек ничем не были обернуты, а потому стук их о мерзлую землю раздавался в Денгли-тепе также, как и топот четырехсот наших коней. У Ольгинской калы мы сделали полуторачасовой привал и напоили лошадей в арыке, сами же немного вздремнули. Наконец, тихо поднялись и двинулись на асхабадскую дорогу в обход садов, начав приближаться к ним с тылу... Густой и низкий туман заволакивал перед нами все, когда мы совершенно неожиданно наткнулись, в полном смысле этого слова, на означенные сады. До того момента нигде не было заметно присутствия неприятеля; по бокам спокойно шли наши густые и близкие цепи... Еще проходит одно, два мгновения и несколько выдержанных сильнейших залпов сразу наносят нам громадные потери. В это время драгуны и конно-горный взвод были уже под самою стенкою калы. В одну секунду наша кавалерия спешивается и храбро идет на штурм занятых текинцами садов. Вскоре генерал Петрусевич въезжает сам в завалы, за ним врывается эскадрон маиора Булыгина. В это же самое время справа раздаются против нас меткие залпы... заря уже начала заниматься и мы рельефно видим толпы неприятельской кавалерии, которая энергично атакует и стремится ударить на наш правый фланг; другая партия конных текинцев скачет на наш тыл, чтобы отрезать и окружить нас. Положение критически-роковое! В одно мгновение конногорный взвод снимается с передков и картечным залпом встречает несущегося карьером противника, человек 200 текинцев в 50 шагах от дула пушек... Неприятельская кавалерия не выдержала, дрогнула и не успел рассеяться пороховой дым, как текинцы во весь опор скакали уже обратно. Конногорный взвод затем стреляет шрапнелью по удалившейся неприятельской кавалерии, которая, сверх ожидания, снова массируется, поворачивает на нас и атакует вторично. Картечный залп отбивает и эту атаку. Неприятель, как бы ошалевши, сначала приостанавливается, а потом быстро поворачивает назад.

В описываемые мгновения, между тем, в вале, в двух шагах от нас, налево, идет кровавая рукопашная схватка [396] драгун с пешими текинцами, засевшими за стенками. Отбивши так блистательно и счастливо две неприятельских атаки, конно-горный взвод быстро поворачивает левое орудие на штурмуемые сады, гранатами заставляет текинскую пехоту очистить их тыл и не дозволяет денгли-тепенскому гарнизону выходить из крепости на поддержку и выручку своих в означенных валах. Неприятельский гарнизон штурмуемых укреплений таким образом был совершенно отрезан от крепости Денгли-тепе, ибо ловко пристрелянные гранаты конно-горного орудия отлично ложились и рвались как раз на пункте сообщения крепости с этими садами. В то же самое время другое орудие (правое) стреляло шрапнелью по правым садам и выгоняло оттуда текинскую кавалерию, которая с этой стороны донимала нас своими пулями.

Во время описываемого боя конно-горный взвод оставался без всякого прикрытия, потому что вся спешенная кавалерия вошла в калы на выручку и поддержку драгун. Шагах слишком в 200 за позицией конно-горного взвода находились коноводы: у каждого солдата по 4, по 5 и более лошадей, вследствие потери от неприятельского огня, а также и потому, что все пошли на пополнение убыли в садах. Конно-горный взвод, не имея прикрытия, сам служил им для всего отряда, так геройски обеспечивая правый фланг. Только к концу боя на позицию конно-горного взвода прибыл прапорщик Форстен с двенадцатью драгунами, назначенными в прикрытие.

В кале между тем происходило следующее: как только в нее въехал генерал Петрусевич, тотчас же был смертельно ранен, но умирая, он геройски воодушевлял солдат; «драгуны, не робейте» — было последним возгласом доблестного боевого предводителя.

Текинцы, заметив, что убили важного генерала, набрасываются на тело Петрусевича, который еще минут пять был жив. Полковник, князь Эристов, находившийся при генерале, отстреливаясь из револьвера и отмахиваясь шашкою, личным примером способствовал тому, что после нескольких переливов рукопашного боя, наконец, тело генерала было вынесено из калы казаками, положено на носилки и прикрыто буркою... [397] По рядам проносятся роковые слова: «генерала убили!» и «патроны кончаются!» Таким образом, благодаря мужественной распорядительности князя Эристова, под градом метких пуль текинцев, нам с громадными потерями все-таки удалось отстоять труп нашего героя-генерала, который испустил последний жизненный вздох в пылу горячей битвы, своим личным примером воодушевляя солдат. Драгуны и все вообще солдаты и казаки, а тем более и офицеры, действительно, не пожалели себя. Одна треть всего личного состава нашего кавалерийского отряда выбыла из строя, кто убитым, кто раненым. Когда маиор Булыгин со своим эскадроном вошел в калу, вслед за генералом, то не успел он два раза скомандовать: «пли», стреляя залпами, как уже был убит на повал пулею в сердце. В этой же свалке был убит и эсаул Иванов, командир 1-й сотни Таманского казачьего полка.

Несколько минут спустя по смерти генерала Петрусевича, полковник князь Эрнстов, в качестве начальника «кавалерийского резерва», прибыл на позицию конно-горного взвода и горячо благодарил его за оказанную важную услугу отряду, за самоотвержение и геройский подвиг: без прикрытия отбиты картечью две атаки чуть ли не у самых дул орудий (50 шагов)!

Начальство над отрядом в бою, по смерти Петрусевича, принял старший по нем полковник Арцишевский, который продолжал наше наступление в садах дальше. Когда текинцы были изрублены в передних калах, то драгуны и казаки начали проникать в глубину садов; все проходы были завалены трупами убитых текинцев и целыми кучами раненых; наконец, драгуны подошли к задней поперечной стене в валах. Одновременно с этим конно-горный взвод передвинулся вперед и выехал на новую позицию, откуда и продолжал стрельбу гранатами из левого орудия и шрапнелями из правого по тем же самым пунктам, на которых текинцы хотели оказать поддержку своему гарнизону, теперь уже изрубленному нашей спешенной кавалерией. Наконец, все гранаты и шрапнели в конно-горном взводе кончились. В этот момент драгуны дошли уже до самой последней стены в глубине садов; тут [398] имелись большие ворота, чрезвычайно толстые и крепкие, которые можно было прошибить только гранатами; поэтому конно-горный взвод тут уже не мог помочь, не смотря на то, что полковник (ныне генерал) Арцишевский прислал к нам ординарца, сотника Есакова, Полтавского конного полка, с приказанием привезти одно орудие для пробития ворот. Находившийся в этот момент при конно-горном взводе полковник князь Эрнстов, видя такое отчаянное положение, сам поскакал сообщить об этом полковнику Арцишевскому.

Не смотря на громадные потери, понесенные нами в описываемом бою, дух солдат и офицеров был очень высок и каждый из нас готов был лечь костьми в этом знаменитом и роковом среднеазиятском сражении, которое на всю жизнь запечатлелось в нашей памяти и нашем сердце. В 9 часов утра мы были уже в лагере на янги-калинской позиции; в этот же день хоронили своих убитых. Все мы, которые хорошо знали генерала Петрусевича и бывали с ним в боях, горько плакали о том, что наша армия утратила одного из своих храбрейших и способнейших генералов. В этот же день во время самого штурма садов нашей кавалерией, пользуясь отвлечением сил и внимания денгли-тепенского гарнизона, была заложена пехотою впереди янги-калинской позиции первая параллель-траншея против южного угла крепости; таким образом, дело 23-го декабря 1880 года послужило началом осады Денгли-тепе. В этом сражении нами было отбито у текинцев много ружей, особенно бельгийских, принесенных мервцами, прибывшими на подкрепление ахал-текинцев, вследствие влияния, которым Тыкма-сардарь пользовался в Мерве.

В рапорте генерала Скобелева говорится: «для производства осадных работ на 23-е число были назначены в распоряжение начальника инженеров отряда, полковника Рутковского: 1-й баталион 83-го пехотного Самарского, 3-й баталион 84-го пехотного Ширванского, две роты 3-го баталиона 81-го пехотного Апшеронского и две роты 4-го баталиона 82-го пехотного Дагестанского полков, а всего 12 рот или 1,250 человек рабочих».

23-го декабря отряд Петрусевича состоял из: дивизиона [399] Тверского драгунского полка и по одной сотне Таманского, Полтавского и Лабинского полков с конно-горным взводом, всего пять эскадронов и сотен, два орудия.

Потери, понесенные в этом бою отрядом Петрусевича, были: упомянутые убитые — генерал, штаб-офицер, обер-офицер, нижних чинов убито — 19; ранены: обер-офицер (сотник Алейников) и нижних чинов 49, из числа которых многие потом умерли. Лошадей убито 12, ранено 16.

Выпущено патронов: на пехотное ружье — 5, на кавалерийскую винтовку — 16. Артиллерия выпустила по 4 снаряда средним числом на орудие, так как из лагеря также вышла часть нашей артиллерии и помогала конно-горному взводу. В одном саду Петрусевича текинцы потеряли до 400 человек.

Распределение войск на время осадных работ, как видно из рапорта М. Д., было следующее: левый фланг атаки (полковник Козелков) — 3-й баталион 74-го пехотного Ставропольского полка, закаспийский местный баталион, 3-й баталион 81— го пехотного Апшеронского полка, 1-я, 13-я и 14-я роты 82— го пехотного Дагестанского полка, охотничья команда эсаула Церенджалова; итого 15 рот, 1 команда; правый фланг атаки (полковник Куропаткин) — пехота туркестанского отряда, охотничья команда подпоручика Воропанова, 4-й баталион 81-го пехотного Апшеронского полка, 1-й и 3-й баталионы 84-го пехотного Ширванского полка; итого 15 рот, 1 команда.

В распоряжении коменданта лагеря находились: 15-я и 16-я роты 82-го пехотного Дагестанского полка, 1-й баталион и 1-я рота 3-го баталиона 83-го пехотного Самурского полка; итого 7 рот. Для занятия Опорного и Правофланговой калы назначалось по одной роте 3-го баталиона 83-го пехотного Самурского полка. [400]

IX.

Кавалерийские фуражировки. — Вылазки текинцев. — Среднеазиятская тактика русских войск. — Военные качества текинцев.

Голодные наши кони заставили нас 24-го декабря пойти на фуражировку по асхабадской дороге, на которой в аулах Емишан, Корджу и Изган мы нашли громадные склады саману, пшеницы, частью ячменя и сена... Текинцы, жители этих мест, завидя приближение нашей кавалерии с конно-горным взводом, быстро забирали свои пожитки, лишь только самые необходимые, и убегали в пески, посылая нам пули, на что получали в ответ меткие шрапнели. Набравши, сколько могли увезти, фуражу, мы возвращались в ночи на янгикалинскую позицию. Такого рода фуражировки занимали нас все время до 12-го января 1881 г. Иногда мы ходили на двое суток, причем ночь проводили в том ауле, в котором фуражировали, а на другой день утром возвращались в себе в лагерь; при последующих фуражировках мы брали с собою много порожних фургонов, а возвращались домой с полными, так что четверки лошадей едва тащили их; забирали в аулах все кибитки, разбирали сакли и дерево увозили в себе в лагерь; из частей кибиток у нас выходило прекрасное топливо; их же мы употребляли на устройство гатей, мостов и частью на туры и фашины для осады. Всякого такого добра мы навозили дня на три, на четыре для всего отряда. Когда мы выходили из очищенных нами аулов, то текинцы возвращались в них и, конечно, находили там одни развалины. Таким-то образом с каждою новою фуражировкою мы подвигались все дальше и дальше вперед от Геок-тепе и все ближе и ближе к Асхабаду; наконец, вся асхабадская дорога уже находилась в наших руках, хотя мы доходили только до аула Бозмеина.

Кроме фуражировок, деятельность русской кавалерия при осаде Денгли-тепе заключалась еще в конвоировании транспортов, через два дня в третий, из Самурского в траншеи и обратно из траншей в Самурское; транспорты состояли из [401] верблюдов и фургонов временно-сформированного, так называемого, ахал-текинского конно-колесного транспорта; этим последним заведывал пехотный подполковник Шкуркин. Вообще вопрос о конвоировании в Ахал-теке имел чрезвычайно серьезное значение. При всех рейсах мы постоянно были вынуждаемы на значительные перестрелки с текинскою кавалерией, имевшей неизменное, но ни разу неосуществившееся, намерение и отчаянное стремление отбить у нас обозы.

Третья обязанность кавалерии при осаде была: выходить ночью для дежурства на флангах траншей и содержать разъезды через весь тыл от правой до левой оконечности параллелей. То и дело по целым ночам раздавались разъездные сигналы, доказывавшие, что кавалерия бодрствует.

С 23-го декабря на 24-е устроены ходы сообщения к первой параллели и батареи ее. С 25-го на 26-е была окончена первая параллель и устроены подступы во второй параллели. С 26-го на 27-е устроена вторая параллель. С 27-го на 28-е окончательно отделана вторая параллель и батареи в ней. С 28-го на 29-е декабря совершилось нечто ужасное. Видя упорное и безостановочное, хотя и постепенное, приближение русских войск в южному крепостному валу Денгли-тепе и воспользовавшись темными сумерками, благодаря позднему восходу луны, текинцы сделали сильную и самую отчаянную вылазку, решившись изрубить всех «урусов»... Незаметно достигли они наших траншей на правом фланге и у «правофланговой» калы, и тут произошла горячая рукопашная схватка..., но, благодаря подоспевшим нашим резервам, благодаря выдержанным и метким артиллерийским и ружейным залпам, неприятель с большим уроном был отбит. Так как с нашей стороны все таки был упущен первый момент отпора, то текинцы успели похозяйничать в траншеях... Мы лишились одного горного орудия 6-й батареи 21-й артиллерийской бригады; эта пушка была увезена неприятелем в крепость, при чем было захвачено также и несколько снарядов, но замок остался в наших руках, благодаря тому обстоятельству, что расторопная и нерастерявшаяся орудийная прислуга вовремя припрятала его в траншеях. Пехотное прикрытие при горном взводе почти [402] все было изрублено и лишь немногие отступили; артиллерийская же прислуга все-таки продолжала ожесточенно рубиться шашками с насевшими текинцами и вся, до одного, была изрублена, защищая до последней капли крови свои орудия. Знамя апшеронского баталиона было захвачено неприятелем после того, как командир батальона, подполковник князь Магалов, офицеры, знаменщик, ассистент и почти вся рота были изрублены, защищая великую святыню своего баталиона. В этом же сражении был изрублен подполковник Мамацев, командир 4-й батареи 20-й артиллерийской бригады, который, в качестве начальника артиллерии правого фланга осады, все время находился в траншеях. Сделавши вылазку на фортификационные наши работы пешими силами, поддерживаемыми стреляющею через головы кавалерией, текинцы направили другую часть своей кавалерии в тыл нашего лагеря, на Янги-кала, но там она была лихо встречена ружейными залпами обозных нижних чинов нашей конницы, оставшихся при кибитках, а наша кавалерия с конно-горным взводом во время вылазки была выдвинута на правый фланг траншей. Ночью же, по отражении текинцев, приступили в работам по устройству ходов-сообщений к «Великокняжеской» позиции и в третьей параллели.

В деле 28-го декабря части траншей были заняты 4-м батальоном 81-го пехотного Апшеронского полка, двумя горными орудиями 6-й батареи 21-й артиллерийской бригады и тремя мортирами 1-й батареи 21-й артиллерийской бригады.

Самая сильная атака текинцев была направлена на участки второй параллели, где были мортирная батарея № 5 и редут № 2.

Наши потери в этом сражении: убито штаб-офицеров два (Мамацев, Магалов), обер-офицеров три (подпоручики: Сандецкий, Чикарев и Готте), нижних чинов 91; ранено: обер-офицеров 1 (штабс-капитан Ирогульбицкий), нижних чинов 30.

Выпущено патронов: на пехотное ружье — 14 1/2, на кавалерийскую винтовку — 1/2. Снарядов на орудие — 11.

Кроме того был убит врач 4-го батальона Апшеронского полка Троицкий. [403]

До 29-го декабря наше расположение было значительно растянуто в глубину, а потому, после вылазки текинцев 28-го числа, на следующий день мы перенесли весь наш Яломеечный лагерь к самой первой параллели — траншее. Решено было в этот же день завладеть Великокняжескою калою, имевшею важное значение опорного пункта для ведения осады и подступов. Обстреливание этого пункта началось около полудня, а к вечеру, благодаря действительной стрельбе трех стальных массированных на одной позиции, у Ольгинской калы, батарей, он был взят штурмом. Из траншей действовали орудия 6-й горной батареи и митральезы морской артиллерии, а с левого фланга осады развлекала гарнизон самого Денгли-тепе наша осадная артиллерия... В ту же ночь устроены полупараллель и ход сообщения с Великокняжескою калою. 30-го декабря в ночной темноте до восхода луны в том же порядке, как и 28-го числа, но по другому направлению, а именно на левый фланг осадных работ и лагерь, неприятель незаметно сделал вылазку. В траншеях ему опять удалось похозяйничать... одно орудие той же горной батареи опять увезено и артиллеристы этой пушки также все легли костьми на месте под лихими и молодецкими ударами текинских шашек. Бой был самый ужасный и кровопролитный... Только благодаря сильнейшим залпам всей артиллерии и пехоты, нам пришлось доконать фанатизированные массы текинцев, потери которых были громадны. Наш урон 30-го декабря, также как и 28-го числа, был значителен и все больше от холодного оружия; трупы наших солдат были изуродованы; со всех убитых текинцы снимали обувь и панталоны, в которых у них чувствовался большой недостаток; врываясь в некоторые яломейки, неприятель забирал посуду, шкатулки, у нижних чинов захватывал шинели. В ту же ночь с 29-го на 30-е декабря были окончены, вслед за отбитием текинцев, работы по устройству полупараллели и хода сообщения из второй параллели в Великокняжескую калу; с 30-го на 31-е декабря окончено было устройство третьей параллели. С 31-го декабря 1880 г. на 1-е января 1881 г. произведено устройство ходов сообщения на великокняжеской позиции и траншеи вдоль великокняжеского ручья. [404]

В деле 29-го декабря — штурм великокняжеской позиции — участвовали: полурота сапер, морские охотники в распоряжении полковника Куропаткина. Резерв, находившийся в непосредственном распоряжении генер. Скобелева, составляли: две роты 3-го ставропольского батальона, три роты самурского батальона и закаспийский местный баталион, 3-я батарея 19-й, 4-я батарея 20-й артиллерийских бригад и полубатарея 1-й батареи 21-й бригады, дивизион драгун, 1-я полтавская сотня; всего: 9 рот, 20 орудий, 3 эскадрона и сотни. Сам Михаил Дмитриевич во время этого штурма находился в редуте № 1, перевязочный пункт был у Ольгинской калы, инициатива операции принадлежала полковнику Куропаткину.

Потерю наш отряд 29-го декабря имел следующую: убито — обер-офицеров 1 (поручик Нелепов), нижних чинов 16; ранены — штаб-офицеров 2 (флигель-адъютант подполковник князь Голицын, подполковник Вильде) и обер-офицеров 5 (штабс-капитан Бартош, поручик Гранников, впоследствии умерший от ран, подпоручик Войнов, прапорщик Вагабов, хорунжий Ассиер), нижних чинов — 46. Выпущено патронов: на пехотное ружье — 13, на кавалерийскую винтовку — 3 1/2. На орудие — 15 1/2 снарядов.

В бою 30-го декабря наши потери были следующие: убит 1 обер-офицер (поручик Яновский), нижних чинов 52; ранено: обер-офицеров 2 (есаул Сибирского казачьего войска Нуджевский, 84 полка штабс-капитан Харькевич) и 96 нижних чинов.

Патронов выпущено на пехотное ружье — 16, на кавалерийскую винтовку — 3/4; снарядов на орудие — 13.

Потери русских войск 31-го декабря от стрельбы гарнизона крепости — убит 1 нижний чин. Ранено: обер-офицер 1 (инженер-капитан Яблочков, впоследствии умерший от ран), нижних чинов — 5. Ранено лошадей — 5. Выпущено патронов на пехотное ружье по 2 1/3, на кавалерийскую винтовку по 1/3. Снарядов на орудие — 7.

Наученные опытом сражения 30-го декабря, мы утром 31-го числа снова сделали перемещение своего лагеря и передвинули все кибитки к правому своему флангу, чем уничтожили [405] растянутость нашего расположения по фронту, которое, нужно правду сказать, было значительно ненормально. Прежде мы всегда ставили кибитки на некотором расстоянии друг от друга, по нашей привычке располагаться широко и просторно; теперь же мы разбивали свои яломейки совсем вплотную друг в другу, а потому наше положение теперь сделалось вполне сомкнутым и имело общий контур, представлявшийся в виде каре, на каждом фасе которого была своя артиллерия; каждый фас имел, так сказать, свой фронт и мог сам за себя постоять, а резервы — быстро явиться на подкрепление. Передовой фас этого каре составляли траншеи; этот-то фас все ближе и ближе подступал к Денгли-тепе. Остальные три фаса также устроили себе траншею с бруствером. Все наши полевые управления и учреждения, как-то: парки, склады, штабы, интендантство, казначейство, почта, госпиталь и Красный крест — все это было сосредоточено в центре нашего каре, и так как мы не могли растягиваться в глубину, то очевидно, что все это отлично обстреливалось неприятелем с крепостных верков. В тылу пули и ядра текинцев густо ложились в течение всей осады и всюду находили свои жертвы. Для уменьшения потерь было сделано распоряжение, чтобы все кибитки и палатки были окопаны землею, но людям все-таки нельзя было оставаться без движения, а вследствие того продолжались и потери.

С 1-го на 2-е января ведена была сапа из Охотничьей калы. С 2-го на 3-е устроен новый ход сообщения из «Охотничьей» валы на «Великокняжескую», занят «Ширванский» редут, устроена батарея у «Ставропольского» редута. Вообще с 30-го декабря по 4-е января в траншеях было затишье в том смысле, что неприятель не рисковал уже более отчаянно бросаться на наши фортификационные работы, которые поэтому шли без всяких замедлений.

4-го января 1881 года текинцы опять сделали вылазку на наш левый фланг осадных работ, но она им совершенно не удалась, потому что мы ее предвидели и не упустили первого момента отпора; хотя мы и понесли потери, но неприятель еще в самых передних траншеях был уже весь перебит [406] ставропольцами и своевременным блестящим действием артиллерийских залпов.

1— го января: убито нижних чинов 4, ранено 12. Лошадей убито 2, ранено 3.

Выпущено патронов на пехотное ружье — 1/2, на кавалерийскую винтовку — 1 1/3. Снарядов — 9/17 на орудие.

2-го января: ранено 10, контужено 2 нижних чина. Лошадей убито б, ранено 8.

Выпущено патронов: пехотных 940, по 2 1/2 на ружье; кавалерийских 443, по 1/2 на винтовку; артиллерийских снарядов 103, по 1 1/2 на орудие.

3-го января — убито нижних чинов 2; ранено обер-офицеров 1 (прапорщик Абадзиев), нижних чинов 14; выпущено пехотных патронов 24,687 (по 5 на ружье); снарядов 203. Потери 4-го января: убито обер-офицеров 1 (прапорщик Ходкевич 74-го полка), нижних чинов 10; ранено обер-офицеров три (артиллерии штабс-капитан Ростовцев, Ставропольского полка поручик Руновский, умерший от ран, и прапорщик Лопатинский), нижних чинов 54; контужено 11 нижних чинов. Лошадей убито 4, ранено 10. Выпущено пехотных патронов 65,158, кавалерийских 480. Снарядов 625 и 42 ракеты.

Таким образом боевой опыт научил нас, что первое требование тактики регулярных войск в Средней Азии должно заключаться в полной сомкнутости не только в строю, но и в лагере, а затем в метких и хорошо выдержанных залпах пехоты и артиллерии. Очень рисковано нам было драться с текинцами в рукопашную. Тяжелая, кривая азиятская шашка в искусных руках нашего противника оказывается самым прекрасным рубящим оружием и очень трудно штыком парировать удары такой шашки.

Текинцы очень проворны, сильны и ловки, что они доказали на вылазках. Чтобы им легче добежать до траншей, они были одеты только в одних рубахах (подвязанных) и папахе; рукава были засучены по локти, чтобы удобнее рубиться. Пригнувши туловище, они замечательно быстро бегали, особенно же, когда их мы выгоняли прикладами из траншей: как бомбы вскакивали они в амбразуры на батареях. [407]

У неприятеля, не считая двух отнятых у нас пушек, было орудие, называемое «четверть-пудовый единорог», конструкции и литья начала нынешнего столетия; оно было в старину отнято у персиян на одном из аламанов. Лафет и колеса сделаны уже текинцами, ибо старые давно потрескались и рассыпались от жаров оазиса. У нашего неприятеля было очень много фальвонетов, т. е. коротких и длинных крепостных ружей большого калибра, заряжаемых с дула и с кремневыми замками. Затем у текинцев было еще много систем ружей: берданки, отнятые у отряда генерала Ломакина во время неудачного штурма; ружья бельгийской системы и разные другие. Безоружные выходили в бой с деревянными шестами, на конце которых привязывались обломанные ножницы; таким образом являлось нечто в роде пики. Не смотря на ничтожество своей артиллерии, текинцы, пользуясь нашим сомкнутым расположением, отлично пристрелялись по нас и могли попадать почти на выбор. Жутко пришлось бы нам, если бы неприятельские снаряды были разрывные. У противника были только одни сплошные ядра, которые однако скоро кончились; тогда текинцы поступили следующим образом. В числе снарядов, которыми стреляли каши 4-х фунтовые медные пушки, были между прочим и шарохи, масса которых разорвалась внутри крепости Денгли-тепе, а шаровые головные части, конечно, остались совершенно целыми. Вот эти-то шары, с очками для ударных и дистанционных трубок, были подбираемы текинцами, которые заряжали ими свой единорог и выстреливали в наш лагерь, т. е. посылали нам наше добро обратно. Сильный и громкий свист раздавался в воздухе во время полета этих сфер, благодаря очку. В своем каре мы находили множество таких головных частей наших шарох. Кроме того, текинцы неоднократно пускали в ход, захваченные во время вылазок, наши 3-х фунтовые снаряды, заряжая ими свое орудие. К нашему счастью с ними неприятель не умел обращаться, а потому, прилетевши к нам, наши гранаты и шрапнели не разрывались, что возбуждало смех и остроты артиллерийских солдат: «ишь, узнает наших, не рвется, знать Тика не понял в ней толку».

Приведу один из многих примеров храбрости и ожесточения текинцев. Все повреждения, которые наши снаряды [408] производили в неприятельской стене, были непременно исправляемы нашими врагами, в первое время, преимущественно ночью; со временем же, когда противник был уже, так сказать, хорошо обстрелян нами и свыкся с меткими разрывами наших снарядов, тогда текинцы сделались до того смелыми, что на виду всей нашей артиллерии и отряда хладнокровно тотчас днем засыпали лопатами те выбоины в стене, которые причинила группа только что разорвавшихся гранат. Не раз можно было видеть, как меткий снаряд, попадая в таких фанатиков, отбрасывал сажень на пять вверх туловища и далеко в сторону ноги.

Вообще текинцы заявили себя вполне способными военными людьми, как в смысле мужества, характера и решимости, так и в отношении сообразительности, вполне обстоятельной. Эта последняя черта ясно обнаружилась бы перед читателями, если бы я сделал подробный анализ и строгий военно-критический разбор всех операций русского отряда.

С 4-го на 6-е января 1881 г. мы занимались ведением тихих сап с плотины и из «Ширванского» редута и была построена овальная траншея; все это было выполнено тотчас за отбитием вылазки текинцев. 5-го января неприятель сделал совершенно неудачную вылазку на «великокняжеские» позиции. С 5-го на 6-е января устроен редут № 3 и ведены перекидные сапы из овальной траншеи. 6-го числа начались минные работы, а с 6-го на 7-е продолжали минные и саперные работы, при чем устроили брешь-батарею на четыре орудия. С 7-го на 8-е января устроен «Саперный» редут и увеличена брешь-батарея еще на четыре орудия. 8-го января пробита брешь с брешь-батареи. С 8-го на 9-е число ведена перекидная сапа из «Саперного» редута и увеличена брешь-батарея еще на четыре орудия. 9-го января мы совершенно окончили надземные осадные работы, а 11-го числа — минные и зарядили камеры; с 11-го же на 12-е забивали минные камеры.

Убыль 5-го января: убито нижних чинов — 4; ранено: обер-офицеров — 1 (подпоручик артиллерии Херхеулидзе, впоследствии умерший от ран), нижних чинов — 17 и контужен 1. Лошадей убито — 2, ранено — 6. Выпущено патронов: пехотных — 51,203, кавалерийских — 400. Снарядов — 175, ракет — 76. [409]

6-го января: убито нижних чинов — 1; ранено: обер-офицеров — 1 (Ширванского полна поручив Зродловский), нижних чинов — 4, контужено 3 нижних чина. Лошадей убито — 4, ранено — 3. Выпущено патронов: пехотных — 11,686, кавалерийских — 100, снарядов — 147 и 15 ракет.

7-го января: убито нижних чинов — 3, ранено — 4, контужен 1. Лошадей убито — 13, ранено — 8. Выпущено патронов: пехотных — 14,971, снарядов-212 и 48 ракет.

8-го января: убит нижний чин — 1, ранено — 7 и контужен — 1. Лошадей убито — 9, ранено — 3. Выпущено патронов: пехотных — 22,372, снарядов — 538, ракет — 46.

9-го января: убит нижний чин — 1; ранено: обер-офицеров — 1 (лейтенант Шеман), нижних чинов — 13; контужен 1 н. ч. Лошадей убито — 5, ранено — 7. Выпущено патронов: пехотных — 15,429, снарядов — 224, ракет — 50.

10-го января: убито нижних чинов — 2, ранено — 11. Лошадей убито — 9, ранено — 4. Выпущено патронов — 71,116, снарядов — 362 и 29 ракет.

11-го января: убит 1 нижний чин, ранено — 3. Выпущено патронов: пехотных — 13,979, снарядов — 114.

Состав артиллерии закаспийского отряда: 3-я и 4-я батареи 19-й артиллерийской бригады, 4-я батарея 20-й артиллерийской бригады, 1-я и 6-я батареи 21-й артиллерийской ее высочества бригады, итого пять батарей. Все батареи восьми-орудийного состава, за исключением 1-й батареи 21-й бригады, которая имела четыре батарейные пушки и шесть мортир; эти последние составляли в сущности особую, так называемую, мортирную полубатарею (1/2 пуд. морт.). Кроме того, в самом Закаспийском крае были сформированы, по плану генерала Скобелева, следующие артиллерийские части: 1) конно-горный взвод, единственный представитель конной артиллерии в отряде; 2) № 1 подвижная батарея — 8 орудий 4 фунт.; 3) № 2 подвижная батарея — 8 орудий 9 фунт.; 4) № 3 подвижная батарея — 8 орудий 4 фунт.; 5) ракетная батарея — 16 боевых станков; 6) морская батарея — 6 картечниц. Сверх того были доставлены под Геок-тепе еще 10 гладких полупудовых мортир, а на различные пункты военных дорог: 8 орудий 4 фунт., 8 [410] картечниц и 2 горных пушки. В Красноводске находилось на вооружении 4 пушки 4 фунт. нарезных, заражаемых с дула, в Александровском форте 4 гаубицы.

Туркестанский отряд полковника Куропаткина привел с собою две горных пушки.

Всего в Закаспийском крае было до 100 орудий разных родов и калибров.

(Почти вся матерьяльная часть нештатных наших закаспийских батарей была доставлена из бакинского отдела тифлисского окружного артиллерийского склада в Бами, и тут эти батареи мобилизовались и обучались.

От Чикишляра до Бами перевозка орудий производилась на лошадях штатных батарей, именно: 6-й батареи 21-й бригады и 4-й батареи 20-й бригады, которые раньше других находились уже в Закаспийском крае. Зарядные ящики перевозились на верблюдах, которых мы запрягали по тройке при помощи простых войлочных и веревочных шорок. Этого рода приспособление верблюдов к артиллерийской запряжке оказалось достаточно удобным; мы даже и орудия с передками перевозили на четверке верблюдов, запряженных попарно с выносом при помощи таких же шорок.

Движение подобного транспорта отличалось медленностью, обусловливаемою характером верблюдов. В глубоких песках, окружающих Чикишляр, перевозка была затруднительна, но на ровной поверхности Атрекской военной дороги верблюды с полевыми зарядными ящиками и орудиями двигались превосходно, хотя и не быстро, но за то верно, без остановок. Для побуждения верблюдов необходимы были большие кнуты, которыми погоняли их солдаты, шедшие сзади, а передние нижние чины вели верблюдов за веревочки, служившие поводьями и продетые в ноздри этих животных. При этом в стороне всегда имелись запасные верблюды.)

Ш.

(Окончание следует).

Текст воспроизведен по изданию: Экспедиция против ахал-текинцев в 1879-1880- 1881 гг. Посвящается памяти М. Д. Скобелева. Исторический очерк очевидца и участника // Русская старина, № 5. 1885

© текст - Шаховской В. 1885
© сетевая версия - Thietmar. 2017
© OCR - Иванов А. 2017
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Русская старина. 1885