АБДУРРАХМАН-ХАН

(Из воспоминаний о нем).

IX.

(Окончание).

Николай Григорьевич Столетов, приехавший в Самарканд, часто бывал у Абдуррахман-хана, но ни разу не заикнулся, что специальное назначение его состояло в поездке в Кабул. Он расспрашивал хана о пути, по которому ему проходилось проезжать в Кабул, о характере Шир-Али-хана и окружающих его лиц, словом, обо всем, что касалось Афганистана. Столетов даже хотел изучить языки пушту, на котором говорит в Афганистане, но, узнавши, что этот язык не имеет алфавита и услыхавши произношение (в языке пушту есть буква лра, которую он произносил как ура), он оставил это намерение. Отъезд Столетова и уведомление, полученное о нем из Ширабада, привели хана в бешенство. От рвал и метал и решительно не знал, что с собой делать.

- Если б я знал, что Столетов поедет в Афганистан, то я уговорил бы его взять меня с собою, с раздражением и скорбью говорил хан своим окружающим, - я воспользовался бы его влиянием, которое, конечно, он будет иметь на Шир-Али, примирился бы с дядею и впоследствии успел бы что нибудь для себя сделать! Что мне русские деньги: я похож на корову, лежащую среди прекрасного луга и от довольства не знающую, что в двух шагах находятся еще лучшие пастьбища.

Столетов, вернувшись из Кабула в Самарканд, проехал прямо в Ташкент, не повидавшись с ханом. Вскоре пришло известия о кончине Шир-Али-хана в Балхе и о занятии его престола старшим сыном его, Якуб-ханом. Абдуррахман-хан настаивал на свидании с генерал-губернатором, последний от этого уклонился. Наконец, когда Кауфман был в Самарканде, он вынужден был дать аудиенцию и Абдуррахман-хану.

- Что же вы со мной делаете: ведь теперь двоюродный брат мой занял мое место в Кабуле! Отпустите меня, у меня есть до ста тысяч капитала, который я накопил от милостей Белого Даря, - хоть этих денег будет и мало, но я все-таки готов оставить Самарканд, явиться в Афганский Туркестан, где я встречу большую поддержку, и могу начать борьбу с Якуб-ханом, ничем еще не заявившим себя и занятым войною с англичанами.

- Успокойтесь, мне кажется, что вам придется недолго ожидать, говорил генерал Кауфман, положивши руку на плечо [***] хана, - терпение есть мать всякого успеха. Ведь лучше было бы, если б вы начали ваше дело под нашим покровительством, чем оставлять ваше убежище без нашего согласия, я уже предупреждал вас, какие могут быть следствия вашей неудачи.

- Да я отовсюду получаю теперь много писем и в каждом из них заключается приглашение явиться в Афганистан и выражается полное неудовольствие на то, что я сижу здесь в бездействии.

- Жалею, что вы получаете подобные письма, но, во всяком случае, прошу вас положиться на мое слово и оставаться спокойным в ожидании, когда я вас сам призову, если настанет время. Уж, поверьте мне, что я вас не обманываю, заключил свою речь генерал Кауфман.

Однако, переписка Абдуррахман-хана произвела свое действие на Кабул: проданный нам, не менее своего отца, Якуб-хан заключал с англичанами договор в Гандамаке, на основании которого в г. Кабуле осталось несколько англичан и во главе их Льюис Каваньяри. После катастрофы, жертвою которой был несчастный Каваньяри, по слухам незаконнорожденный сын Наполеона Третьего, Якуб-хан, вследствие народного волнения в пользу его меньшого брата Эюб-хана, бежал к англичанам и, как кажется, навсегда остался в Индия. Эюб же разбил английскую армию под Кандагаром, а потом, вследствие неудачной стычки с войсками генерала Робертса, скрылся в Герат и оттуда должен был спасаться и нашел себе убежище в Персии, при дворе шаха.

Когда происходили переговоры в Гайдамаке англичан с Якуб-ханом, в то же время генерал Кауфман подготовлял Абдуррахман-хана к движению в Афганистан, но только не через афганский Туркестан, а чрез Бадахшан. К счастию Абдуррахман-хана, в это время, губернатором там был афганец Мир-Баба-хан, который находился в переписке с Абдуррахман-ханом и обещал ему отпереть ворота и передать весь гарнизон. Мы снабдили Абдуррахман-хана десятью тысячами полуимпериалов, обменяли ему на золото, по номинальной цене сто тысяч рублей, скопленных им во время самаркандского сиденья, подарила несколько берданок, дали несколько бухарских или коканских орудий, приведя их в порядок и отрядили к нему сотню джигитов из кара-киргизов (дикокаменных), населяющих южные склоны гор, находящихся за Ферганою. По [***] слухам, у генерал-адъютанта Кауфмана не оказалось в наличности ста тысяч золотом и недостающее количество выдано хану серебряными рублями.

В знак признательности эмир дал клятву быть всегда другом России, насколько это не будет противоречить его собственным интересам и пользе Афганистана.

Остальное о движении Абдуррахман-хана до Кабула и его воцарении известно из английских газет.

В заключение я изложу здесь свое скромное мнение о недоразумениях, возникших в настоящее время между Россиею и Англиею. Теперь поставлен на карту вопрос, кому будет принадлежать влияние в Азии - России или Англии, вопрос чрезвычайно важный и неудобосогласимый для обеих сторон. Единственный удачный исход, который я могу предвидеть в этом деле, будет заключаться в том, что если Англия не желает войны и с честию хочет отретироваться, ей следовало бы возложить решение задачи на голову Абдуррахман-хана. Это тем более удобно, в настоящее время, для англичан, что мы занимаем местности, лежащие на границах Афганистана, законным повелителем которого мы признаем Абдуррахман-хана, а не Англию, которой собственно не зачем и вмешиваться в это дело, так как до Индии еще около тысячи верст и о ней мы и на думаем. С ханом до сих пор отношения наши были очень хороши и нарушить их поездка хана в Равуль-Пинд для переговоров с вице-королем никак не могла. Это в особенности важно для англичан, так как мы в закрытую игру не играем и секретных договоров с эмиром заключать по намерены, а все, что сделаем, будет гласно и честно.

О.

Текст воспроизведен по изданию: Абдуррахман-хан (Из воспоминаний о нем) // Новое время, № 3269 от 9(21).IV. 1885