-

ОСВОБОЖДЕНИЕ ЧИТРАЛА

Извлечение сделано капитаном Генерального Штаба Миллер.

ГЛАВА I.

Причины войны.

Индия ограничена на севере несколькими рядами весьма высоких гор, между которыми лежит государство Читрал, протяжением несколько более Валлиса и имеющее 70-80.000 жителей. Главный город, тоже носящий название Читрала, обороняется Читральским фортом и расположен в 47 милях от главного водораздельного хребта Гиндукуша, отделяющего воды Индии от притоков Аму-Дарьи (Оксуса) и от вод текущих в Туркестан и Центральную Азию.

Читрал весьма важное государство по своему положению на окраине сферы влияния индийского правительства; в течение нескольких лет уже стремления индийского правительства клонились в тому, чтобы подчинить себе направление внешней политики Читрала, обеспечить за собой охрану северных горных проходов и иметь постоянное наблюдение за тем, что происходит по ту сторону пограничных горных хребтов. Майор Биддульф был послан в 1877 году впервые в Читрал с целью войти в непосредственные сношения с правителем Читрала (метаром); однако какого-либо определенного соглашения не последовало. В 1885 году, когда война России с Англией казалась неизбежною, лорд Дюфферин отправил в Читрал сэра Локхардт во главе многочисленного посольства для вступления в более определенные отношения с метаром и для осмотра оборонительных средств страны. Полковник Локхардт провел более года в Читрале и соседних с ним государствах, [84] как к югу, так и к северу от главного Гиндукушского хребта, и с тех пор между индийским правительством и правителями Читрала установились самые дружественные отношения. В то время метаром был Аман-уль-Мульк, строгий старик, неразборчивый в средствах для удаления своих соперников и увеличения своих владений на счет своих соседей до настоящих пределов государства. Благодаря его железной воле, при жизни его страна пользовалась относительно спокойствием; но сейчас же после его смерти, в августе 1892 года, начались смуты. Из его семнадцати сыновей двое имели право на престол, по родовитости своих матерей. Оба несколько лет перед тем посетили вице-короля и получали небольшие субсидии от индийского правительства. Младший из них Афзул-уль-Мульк, бывший в Читрале во время смерти старого метара, воспользовался отсутствием своего старшего брата Низам-уль-Мулька, правившего в Ясине (160 миль от Читрала), чтобы захватить власть в свои руки и устранить всех возможных соперников. Он двинулся затем против Низама. Будучи смелым и популярным предводителем, он легко разбил никогда не отличавшегося храбростью Низама и принудил его бежать в Гильгит, резиденцию британского политического агента, и искать покровительства британских властей. Победоносный Афзул-уль-Мульк вернулся в свою столицу, признанный метаром всем народом. Индийское правительство, верное своему принципу признавать правителем того, кого выберет сам народ, немедленно поздравило его с восшествием на престол. Однако восстановленное спокойствие продолжалось недолго. Избавившись в свое время от тех своих братьев, которые ему казались опасными, Афзуль-уль-Мульк упустил из виду одного серьезного соперника — своего дядю Шер-Афзуля, который раньше неудачно оспаривал престол у старого метара и с тех пор жил в Афганистане.

Войдя предварительно в сношения с некоторыми недовольными читральцами, он быстро прошел 47 миль от границы Бадахшана и внезапно появился под стенами Читральского форта в сопровождении сотни конных людей. [85]

Афзул-уль-Мульк, услыша шум под стенами форта, выехал за ворота, чтоб угнать причину его, и был немедленно убит выстрелом.

Читральцы, с свойственным им непостоянством, сейчас же признали Шер-Афзуля своим метаром. Между тем Низам-уль-Мульк, старший сын старого метара, услышав о смерти своего брата, решился добывать престол силой и обратился к полковнику Дюрэнт, британскому агенту в Гильгите, с просьбой о содействии, обещая, в случае успеха, разрешить британским офицерам жить в Читрале, установить телеграфное сообщение и вообще исполнять все желания британского правительства. Благодаря отчасти поддержке англичан, отчасти вследствие перехода на его сторону высланных против него 1.200 человек, Низам-уль-Мульк быстро и беспрепятственно подвигался в Читралу, легко занял Мастудж и 1-го декабря вошел в Дразан. Шер-Афзуль, видя свое дело проигранным, скрылся в Афганистан также быстро, как появился оттуда.

Низам-уль-Мульк по утверждении своем на престоле немедленно обратился к индийскому правительству с просьбой, чтоб британский офицер постоянно пребывал около него в Читрале. Во исполнение сего, а также для принесения поздравлений по случаю восшествия на престол и для передачи обещания поддерживать и субсидировать его, как его покойного отца, была послана специальная миссия под предводительством майора д-ра Робертсона, состоявшая из лейтенанта Брюс, лейтенанта Гордон и капитана Ионгхёсбэнд, в сопровождении 50 сейков 15-го полка.

В середине января 1893 года этот отряд перевалил чрез Шандурский проход (12400') и, несмотря на холод и непогоду, благополучно прибыл в Читрал 25 января. Здесь миссия пробыла до мая месяца, содействуя упрочению власти метара. Д-р Робертсон и лейтенант Брюс вернулись в Гильгит в конце мая; между тем как лейтенант Гордон и капитан Ионгхёсбэнд с конвоем остались в Читрале до конца сентября, когда было признано возможным им вернуться в местечко Мастудж (в 65 милях от Гильгита), которое [86] Индийское правительство имело в виду назначить постоянным местопребыванием британского политического агента.

Следующий год на этой границе прошел спокойно за исключением нескольких нападений, совершенных на Читральские деревни южным соседом метара — беспокойным Умра-Ханом.

Осенью 1894 года сэр Кёрзон, ныне второй секретарь Министерства Иностранных Дел, направился в Читрал со стороны Памира, в сопровождении капитана Ионгхёсбэнд.

Они были приняты метаром весьма радушно и гостеприимно играли с ним в поло, и, когда они 11 октября покинули столицу метара, никто не мог бы предположить, что страна, казавшаяся столь спокойной, чрез несколько месяцев превратится в арену кровавых стычек. Не будучи примерным правителем, не отличаясь храбростью и, благодаря своей алчности, не пользуясь особой любовью своего народа, Низам-уль-Мульк тем не менее был верным союзником англичан и безусловно подчинялся им во всех вопросах иностранной политики.

Поэтому, когда 1 января 1895 года Низам-уль-Мульк был убит во время соколиной охоты соумышленниками своего сводного брата Амир-уль-Мулька, бесхарактерного 19 летнего юноши, все, знакомые с положением дел, поняли, что это большая потеря для Англии.

Одним ударом этот злосчастный юноша уничтожил результаты двухлетних тщательных трудов индийского правительства и его агентов и обратил мирную страну в театр кровавых столкновений.

Во время этого несчастного события в Читрале находился заменивший за несколько недель перед тем капитана Ионгхёсбэнда в качестве политического агента, лейтенант Гордон с 8 сейками, остальные 92 человека конвоя находились в Мастудже, в 65 милях к северо-востоку от Читрала; Амир-уль-Мульк немедленно послал к Гордону депутацию, прося признать его метаром; доказательством престижа и авторитета индийского правительства служит то обстоятельство, что этот легкомысленный юноша во время самого разгара кровавых смут искал покровительства и поддержка у молодого британского [87] офицера, имевшего эскорт всего из каких нибудь 8 туземных солдат. Л. Гордон ответил, что лично может только снестись с правительством и должен ожидать дальнейших приказаний; в виду же затруднительности своего положения, требовавшего от него полного хладнокровия и такта, Л. Гордон одновременно с этим распорядился о присылке ему 50 сейков из Мастуджи, которые и прибыли благополучно в Читрал 8 января, не подвергшись в пути никаким враждебным действиям со стороны туземного населения, — новое доказательство полнейшего отсутствия в то время какого-либо неприязненного настроения по отношению к англичанам.

В предвидении беспорядков, однако, 100 чел. были посланы для подкрепления гарнизона в Мастудж, 200 чел. отправлены в Гизр (Ghizr), а в середине января д-р Робертсон, британский агент в Гильгите, сам отправился в Читрал для ознакомления на месте с положением дел. Прибыв в Читрал в конце января, он на время облегчил положение Гордона, который, действуя с замечательным хладнокровием, согласно инструкциям, полученным им от индийского правительства, занял дом, удобно расположенный для обороны, на случай надобности и каких-либо смут, и собрал в нем большое количество всяких запасов.

Между тем Умра-Хан, глава Яндульского государства, непосредственно прилегающего к Читралу с юга, воспользовался происшедшими в Читрале смутами, чтобы вторгнуться в страну, якобы для поддержки Амир-уль-Мулька, но в сущности с целью присоединить ее к своим владениям.

Убив своего старшего брата, Умра-Хан в 1881 году объявил себя правителем Яндула и с тех пор все время провел в непрерывных войнах, присоединяя в своим владениям одну долину за другой; вместе с успехом росло и его непомерное честолюбие, и теперь он считал минуту благоприятной для овладения Читралом.

Без сомнения он был сообщником Амир-уль-Мулька при убийстве последнего метара; но едва ли он связал себя какими-либо определенными обязательствами, кроме обещания общей [88] поддержки; так как, если бы он был непосредственно замешан в заговоре, то наверное выбрал бы более благоприятное время года, а не январь, когда высокий горный проход, ведущий из его владений в Читрал, был завален снегом. Тем не менее, раз убийство было совершено, и, зная, что страна, оставшись без предводителя, неминуемо станет театром раздора различных партий, он, не колеблясь ни минуты, решил воспользоваться благоприятными обстоятельствами и, несмотря на глубокий снег, покрывавший горный проход (10.000' высоты), перевалил в Читрал с 3.000 войском.

Читральцы сначала сопротивлялись этому нашествию патанцев, так как они привыкли смотреть на них, как на врагов, и не раз уже с успехом отражали их нападения. Будь у них смелый предводитель, способный их соединить и воодушевить, они бы и на этот раз отбросили патанцев. Если бы британские офицеры могли поддерживать их, как это сделал Гордон с несколькими человеками при первоначальных стычках, они бы тоже воспрянули духом и, при способности читральцев увлекаться, они наверно разбили бы Умра-Хана. Амир-уль-Мульк, их тогдашний предводитель, был совершенно неспособен воодушевить их; он не был признан метаром британскими офицерами и едва ли мог надеяться и в будущем на подобное признание; поэтому ему естественнее было возлагать свои надежды скорее на Умра-хана, чем на англичан; к тому же британские офицеры не могли оказать читральцам какой либо помощи в борьбе с этими соседями без прямого приказания своего правительства. Сопротивление читральцев было поэтому быстро сломлено, Умра-Хан занял Кила-Дрош, главный форт на южной границе Читрала, и сейчас же приступил в усилению его укреплений, дабы стать твердой ногой на читральской территории. И вот в эту минуту общей сумятицы, когда читральцы остались без предводителя и страна их подверглась нападению, снова появляется на сцену злой дух Читрала и вечный претендент на престол — Шер-Афзул, проведший 2 года во владениях Афганского эмира, который торжественно заявил британскому правительству, что Шер-Афзул будет находиться [89] под строгим надзором. Шер-Афзул около Дроша присоединяется к Умра-Хану в половине февраля.

Д-р Робертсон не имел никаких достоверных сведений о появлении Шер-Афзуля в Читрале до конца февраля, когда вдруг 27-го числа последний прислал Робертсону требование немедленно уехать в Мастудж; при этом он обещал жить в дружбе с правительством на тех же основаниях, как и прежние метары, т. е. при получении известной субсидии, но с тем ограничением, что британские офицеры впредь не имеют права жить в стране. Эти предложения сопровождались угрозой, что, в случае их непринятия, Умра-Хан немедленно двинется вперед. Действительно, Умра-хан и Шер-Афзуль заключили союз, направленный против британского правительства, с целью принудить британских офицеров покинуть Читрал; затем кто бы из обоих ни был провозглашен метаром, ясно было, что правителем de facto будет Умра-хан. Д-р Робертсон ответил, что кашмирский магараджа — сюзерен Читрала, поэтому ни Умра-хан, ни кто другой не может ставить метара без разрешения правительства; в ожидании же ответа от правительства, который он не замедлит передать Шер-Афзулю, он его предупреждает, что, в случае начала каких либо открыто неприязненных действий, вся ответственность за последствия падет на Шера-Афзуля.

До конца февраля читральцы занимали позицию в 12 милях южнее Читрала, а Умра-хан укреплялся в Кила-Дрош, ежеминутно ожидая нападения читральцев, из которых пока только немногие — низшего сословия — перешли на сторону Шер-Афзуля. Но внезапно произошла резкая перемена в настроении умов, читральцы с свойственным им непостоянством, думая что Умра-хан, как более близкий, есть в то же время и более сильный, перешли массами на его сторону, вместо того, чтобы присоединиться к английским офицерам, и толпами двинулись под предводительством патанского вождя к читральскому форту, который Д-р Робертсон принужден был оборонять с 400 человек приведенного их с собой конвоя. Амир-уль-Мульк был свержен и находился под охраной [90] британских офицеров, метаром же Д-р Робертсон признал временно Шуя-уль-Мулька, интеллигентного 9 или 10 летнего мальчика.

3-го марта соединенные силы читральцев и патанцев появились под стенами Читрала, произошло столкновение, в котором 1 английский офицер был смертельно ранен, другой тоже серьезно ранен; один генерал, один майор и 21 человек кашмирской пехоты убиты и 28 чел. ранены. После этого британские войска были заперты в форте, и в течение многих недель всякое сообщение с правительством стало совершенно невозможным.

7-го марта правительство получило первые сведения о неблагоприятном положении дел в Читрале и немедленно решило принять предварительные меры на случай необходимости похода против Умра-хана из Пешавера. Предполагалось, что гарнизон Читрала в состоянии будет держаться против соединенных сил Шер-Афзуля и Умра-хана, пока хватит продовольствия и боевых припасов, но так как всякие сообщения были прерваны и отступление гарнизона невозможно, то предстояла настоятельная необходимость снять осаду не позже конца апреля.

14-го марта было послано Умра-хану решительное заявление, что, если в 1-му апрелю он не отступит в свои владения, то правительство Индии принудит его в тому силой. Одновременно была обнародована следующая прокламация:

Всем народам Свата и Баджаура, которые не перешли на сторону Умра-хана.

«Да будет вам известно, что Умра-хан, правитель Яндула, вопреки уверениям в дружбе к британскому правительству, и, несмотря на неоднократные предупреждения, чтоб он не вмешивался в дела Читрала, сюзереном которого есть кашмирский магараджа, силой вторгся в читральскую долину и напал на читральский народ.

Правительство Индии предупредило ныне Умра-хана, что, буде он не отступит из Читрала в 1-му апреля, т. е. в 5-му дню [91] Шавала 1312 г., оно заставит его к тому силой; в виду чего на пешаверской границе собирается отряд достаточной силы, чтобы побороть всякое сопротивление и пройти сквозь владения Умра-хана к Читралу.

Единственная цель правительства Индии восстановить порядок и предупредить на будущее время повторение подобных беззаконных нападений на читральскую территорию; по достижении этой цели войска будут отозваны.

Правительство Индии не имеет намерения занимать постоянно какую либо из территорий, чрез которые отряду придется теперь проходить вследствие образа действий Умра-хана, и влиять на независимость племен. Британский отряд будет тщательно избегать всяких враждебных действий по отношению в местным жителям, если они с своей стороны воздержатся от нападения или противодействия движению войск. За продовольственные запасы и доставку их будет уплочено, и все могут свободно в полной безопасности предаваться своим обычным занятиям».

Вместе с сим был отдан приказ о мобилизации 1-й дивизии Действующей Армии под предводительством генерал-майора Ло.

Вскоре до правительства дошли сведения о поражении, понесенном отрядом, шедшим в Читрал под предводительством капитана Росса, причем сам капитан Росс был убит, лейтенант Джонс ранен и из числа 71 чел. убито 56; другой отряд — лейтенантов Фоулера и Эдуардса, был окружен в горах, и, наконец, сообщение с мастуджским гарнизоном было прервано. Эти известия доказывали, что Умра-хан фактически уже открыл военные действия против индийских и кашмирских войск.

Необходимо было немедленно приступить в освобождению читральского гарнизона, так как исчезли причины, побуждавшие дать Умра-хану срок для добровольного отступления от Читрала. Полковник Келли, командир 32-го пионерного полка, будучи старшим офицером в Гильгитском округе, был назначен начальником на Гильгитском театре с самыми [92] широкими полномочиями; тем не менее, едвали можно было рассчитывать на освобождение Читрала со стороны Гильгита. Гильгит отстоит от Читрала на 220 миль и в это время года сам совершенно отрезан от остальной Индии горными проходами в 13,000' вышиной, покрытыми глубоким снегом, переход чрез которые для войск возможен не раньше июня. С другой стороны, дорога из Пешавера в Читрал менее 200 миль и ведет только чрез один горный проход в 10,000', конечно тоже покрытый снегом; все же этот проход допускал движение войск. Поэтому было отдано приказание отряду генерала Ло двинуться немедленно по окончании мобилизации. Предварительно описания похода генерала Ло, необходимо однако изложить при каких обстоятельствах отряды капитана Росса и лейтенанта Эдуардса потерпели упомянутые выше поражения.

ГЛАВА II.

Капитан Росс и лейтенант Эдуардс.

1-го марта, т. е. в то время, когда Робертсон со своим конвоем был в Читрале и военные действия еще не начались, выступил из Мастуджа отряд из сорока человек под начальством туземного офицера для доставления в Читрал 60 ящиков с боевыми припасами.

По достижения Буни, после нескольких переходов, отряд нашел дорогу испорченной и до него дошли слухи о готовящемся нападении. Немедленно было послано донесение лейтенанту Моберлей, командовавшему в Мастудже кашмирскими войсками. Между тем до Мастуджа тоже уже дошли слухи о появлении Шер-Афзуля на читральской территории и о присоединении к нему многих читральцев; хотя намерения его, по слухам, были дружественные по отношению в Англии, тем не менее, в виду чувствовавшегося волнения, Моберлей просил капитана Росса, шедшего с отрядом из 14 сейков и лейтенантом Джонс из Ласпура, поспешить в Мастудж. Сделав два перехода (от Ласпура до Мастуджа) в 1 день, Росс уже 4-го [93] марта вечером мог выступить из Мастуджа с отрядом из 50 сейков на выручку осажденных в Буни. В тот-же день прибыл в Мастудж отряд из 20 сапер под начальством лейтенанта Эдуардса с шанцевым инструментом для Читрала.

5-го утром они покинули Мастудж с намерением, захватив первую партию в Буни, продолжать путь до Читрала вместе. 5-го же вечером Росс вернулся в Мастудж с известием, что в Буни все спокойно и 6-го соединившиеся в Буни отряды намерены продолжать марш в Читралу. 6-го вечером Моберлей получил записку от Эдуардса, писанную в полдень 6-го же из Корага, маленькой деревушки несколько миль за Буни, в которой сообщалось, что по слухам он должен ожидать нападения около Решунь, первый ночлег за Буни. Услышав это, капитан Росс немедленно снова двинулся из Мастуджа, и вместе с тем написал офицеру, командовавшему в Гизре, прося прислать в Мастудж сколь возможно больше подкреплений.

Отряд капитана Росса состоял из:

2 британских офицеров,

1 туземного офицера,

6 гавильдаров (сержантов),

3 наиков (капралов),

2 горнистов,

82 сипаев,

9 чел. госпитальной прислуги и

8 нестроевых.

Продовольствие взято на 9 дней, патронов по 140 на человека.

Выступив из Мастуджа 7-го марта утром, капитан Росс прибыл в Буни, 18 миль пути, в 11 час. вечера того же дня. Здесь он оставил одного туземного офицера со взводом в 33 человека, сам же с остальными и с лейтенантом Джонс двинулся в Рэшун, местечко в 13 милях вниз по долине, где задержан был отряд лейтенанта Эдуардса. Имея при себе трехдневный запас вареной пищи, отряд около часу дня [94] прибыл в Кораг, маленькую деревушку на пол-дороге в Рэшун, где был сделан привал.

Примерно пол-мили пройдя Кораг, дорога входит в узкое дефиле; горы на левом берегу состоят из ряда больших каменистых откосов. Дорога при входе в дефиле, на протяжении шагов полутораста, тянется вплотную вдоль реки; затем на протяжении полумили она идет вдоль неширокого уступа, до 30-40 фут шириной; после чего довольно круто начинает подыматься в гору. Когда авангард достиг примерно половины подъема, он был встречен огнем из-за каменного завала, поперег дороги, и одновременно показались люди на всех окружающих высотах, скатывая вниз камни. Капитан Росс, бывший в авангарде, отступил с ним к главным силам. При первом выстреле все кули (носильщики) побросали свои ноши. Осмотрев позицию противника, капитан Росс решился отступить к Корагу, считая бесполезным дальнейшее движение вперед к Рэшуну, раз противник останется на пути отступления. С этой целью лейтенант Джонс был послан с 10 чел. для захвата выхода из дефиле по направлению в Корагу; но он не прошел и ста шагов, как из 10 человек осталось всего двое не раненых, узнав о чем капитан Росс приказал ему вернуться в отряду, который в это время скрылся от выстрелов в пещеры на самом берегу реки. Капитан Росс намеревался обождать здесь восхода луны и затем попробовать пробиться. Попытка эта, произведенная в 8 час. вечера, была безуспешна, так как противник сбрасывал сверху такую массу камней, что движение по дороге было совершенно невозможно. Отряд снова вернулся в пещеры. Вторая попытка пробиться прямо в верх чрез горы также не удалась, как вследствие пересеченности местности, прорезанной глубокими оврагами, так и по неимению проводника. В три часа ночи снова вернулись в пещеры. В виду общей усталости отряд оставался здесь весь день 9-го марта. Противник не беспокоил отряда, ограничиваясь несколькими безвредными выстрелами. Капитан Росс решил 10-го в 2 часа ночи сделать последнюю попытку и во что бы то ни стало пробиться к Корагу. [95]

Завалы были взяты стремительным натиском; противник, не ожидавший нападения, отступил в горы, но оттуда продолжал сильный огонь, поддержанный также из-за завалов правого берега. Много сипаев было убито и тяжело ранено; капит. Росс был убит. Лейт. Джонс и всего 17 чел. достигли выхода из дефиле; остановившись здесь минут на десять, чтобы дать возможность еще кому-либо в ним присоединиться, они должны были выдержать две атаки противника, отбиться залпами, и, потеряв еще 2-х человек, начали наконец медленно отступать в Буни, куда прибыли около 6 час. утра. Из этих 15 человек, лейтенант Джонс и 9 сипаев были ранены. Вследствие полной невозможности унести с собой раненых, не бывших в состоянии ходить, или ружья, нужно полагать, что около 40 ружей попало в руки противника. Численность противника лейт. Джонс определял примерно в 1,000 человек, повидимому понесших значительные потери. С 10 по 17 марта лейт. Джонс оставался в Буни, когда ему был очищен путь в Мастудж лейтенантом Моберлей.

Обратимся теперь к отряду лейт. Эдуардса. Этот отряд, как сказано выше, выступил из Мастуджа 5 марта, раньше получения сведений о неприязненных намерениях читральцев; он конвоировал транспорт боевых припасов и инженерных инструментов для войск читральского гарнизона и состоял из:

20 чел. бенгальских сапер и минеров,

42 чел. кашмирской пехоты,

1 ординарца и 5 нестроевых.

6-го отряд достиг Решуна; это большая, разбросанная деревня, расположенная на покатой равнине между левым берегом р. Читрала и крутыми скатами гор. Каждый из разбросанных домов окружен огородом. На краю обрыва, нависшего над рекой, была устроена каменная траншея, в которой расположилась часть отряда на отдых, пока другая часть, состоявшая из 20 сапер и 10 чел. кашмирской пехоты под начальством обоих британских офицеров, продвинулась вперед для исправления дороги в нескольких милях за Решуном. [96] Сейчас же за деревней дорога в Читрал идет в гору, достигает высоты 1000', и затем, снова опускаясь до уровня реки, около полумили пролегает по равнине, а затем входит в узкое дефиле — с одной стороны река, непроходимая в брод, с другой — неприступно крутые склоны гор. Хотя британские офицеры и не знали еще об осаде Читрала, начавшейся три дня тому назад, но все же видимо неприязненное настроение жителей обязывало их в величайшей осторожности при входе в ото дефиле. Все склоны гор были тщательно осмотрены в бинокль, и, так как были замечены завалы, лейт. Фоулер был послан на левый берег с целью осмотреть с высот его, заняты ли завалы правого берега. Но едва лейт. Фоулер успел с трудом взобраться на достаточную высоту, как раздались выстрелы, и неприятель в числе до 200 человек выскочил из-за деревни, в которой скрывался, и бросился в завалам. Лейт. Фоулер открыл по нем усиленный огонь с большим успехом, так как он находился выше завалов. Но когда противник стал лезть на гору у него в тылу с целью отрезать его от лейт. Эдуардса, он принужден был начать отступление. Положение его еще ухудшилось, когда противнику удалось взобраться выше его, и в него полетел целый дождь камней. Лейт. Фоулер сам был ранен, один чел. убит, двое ранены; однако ему удалось все же отвести свой отряд с ранеными к полянке, на которой стоял лейт. Эдуардс с главными силами, прикрывая свой путь отступления. Читральцы очевидно хотели завлечь лейт. Эдуардса в дефиле, где бы он пострадал также, как кап. Росс; но Эдуардс был настолько осторожен, что решился не двигаться далее, пока не получит уведомления от Фоулера, что путь свободен; теперь же, по присоединении Фоулера, он решил отвести весь отряд в Решун. Однако до Решуна было более двух миль и предстояло пройти сперва по открытой равнине, а затем взобраться на высоту 1000' по узкому гребню, имея с собой нескольких раненых. Читральцы старались охватить маленький отряд с обеих сторон и отрезать ему путь отступления, но благодаря выдержанному, меткому огню, удалось избежать почти неминуемой [97] катастрофы, и отряд без серьезных потерь достиг завала впереди д. Решун, где ожидали его оставшиеся люди (Нельзя не обратить внимания на следующий факт, случившийся во время отступления, характеризующий отношения британских офицеров к местным войскам и объясняющий, почему туземные солдаты с таким слепым самопожертвованием всюду следуют за британскими офицерами: у спуска с горы раненого лейт-та Фоулера ожидал его пони; предстоял тяжелый подъем на высоту 1000', но лейт. Фоулер не сел на своего пони, а предоставил его в распоряжение нескольких раненых сипаев.).

После первой пролитой крови, местное население тоже начало проявлять свои враждебные чувства. В первоначально занятом завале нельзя было оставаться, так как он был открыт для выстрелов с другого берега. Поэтому было решено перебраться в группу домов, расположенных около места для игры в поло; здесь можно было лучше укрыться и найти кое-какие продовольственные запасы и топливо; единственный недостаток — было удаление от воды; река протекала на расстоянии более 100 ярдов (Ярд = 1,286 аршина.), но офицеры надеялись, что им удастся отстоять дорогу к реке. Немедленно было приступлено к приведению занятой позиции в оборонительное положение: на плоских крышах домов были устроены укрытия для стрелков, в стенах проделаны бойницы, входы загорожены, внутри устроены укрытые пути сообщения; материалом служили кирпичи, доски, балки и т. д. В ту же ночь ожидали атаки, и все меры предосторожности были приняты; до наступления темноты раненые и все боевые припасы были перенесены из завала около реки в дом. Несколько кашмирских сипаев добровольно вызвались для этой опасной работы; ибо пространство около 100 ярдов, от траншеи до вала, окружавшего сад выбранного дома, все время обстреливалось противником.

Осаждающий весь день беспокоил работавших огнем и прекратил его только к закату солнца, идя к ужину (во время рамазана магометане не едят ничего между восходом и закатом солнца).

Обороняющийся всю ночь провел на ногах; все люди были на местах в ожидании внезапного появления противника из-за [98] домов и садовых стен, со всех сторон окружавших позицию обороняющегося. Несмотря на настоятельную необходимость снести эти окружающие постройки, дававшие хорошие прикрытия осаждающему, этого нельзя было сделать без явного риску, что посланные для этого люди будут отрезаны; поджечь — тоже, помимо трудности, было опасно, так как очевидно противник атаковал бы с противоположной стороны и поставил бы обороняющегося в критическое положение между собой и пылающими домами.

Однако ночь прошла спокойно. Утром 8-го марта, по миновании опасности немедленной атаки, половина людей была снята с постов, и был приготовлен завтрак из найденной в домах муки; также была роздана вода, с запасом которой отныне нужно было быть весьма бережливым; затем людям было разрешено спать по очереди. В течение дня читральцы все время стреляли из-за завалов, набросанных ими на склонах гор. В сумерки остальные запасы и вьюки были перенесены из траншеи в дом; приходилось думать о пополнении запаса воды. Две большие глиняные посудины были связаны вместе, и лейт. Фоулер отправился к реке в сопровождении нескольких волонтеров, каждый с бутылками для воды, и одного бисти (водоноши) с бурдюком. К счастью, противник не заметил их и им удалось в два приема наполнить водой все имевшиеся у гарнизона посудины.

Следующую ночь снова ожидали атаки, и все были на своих постах; ночь прошла спокойно, но за несколько времени до восхода солнца и уже по закате луны, в самое темное время, осаждающие вдруг бросились из-за домов и стен. Лейт. Фоулер встретил читральцев сильным огнем на расстоянии 20 ярдов; осаждающие же с криками и громкими ругательствами, ударами в там-там старались возбудить друг друга в атаке, но никто из них не мог перейти за черту — 20 ярдов и, когда взошло солнце, обороняющемуся стало очевидно, что у читральцев не достанет энергии для дальнейших атак. Особенно заметно было, как некоторые из патанцев старались воодушевить читральцев, но в 9 час. утра все [99] принуждены были отступить и в течение дня раздавались только удары в там-там и дикие крики. При отражении атаки туземные солдаты выказали большую стойкость, но 4 из них было убито и 6 ранено. По случаю темноты трудно было определить численность атаковавших или размер его потери, но вероятно их было несколько сот человек, из которых многие были вооружены ружьями Снайдера и Генри-Мартини.

После отражения штурма была роздана вода, сварен обед и было разрешено спать по очереди. При наступлении темноты снова усилены были меры предосторожности: люди были так уставши, что, по отзыву офицеров, часовые с трудом и часто безуспешно боролись со сном. Ночь прошла спокойно, и к утру стало видно, что осаждающий очистил окружающие высоты, оставив только несколько стрелков в завалах на расстоянии 50-200 ярдов. Лейт. Эдуардс приступил в перевязке раненых, причем давали себя чувствовать отсутствие медицинских принадлежностей и недостаток воды. Тела шести умерших были вынесены и приготовлены в сожжению. В сумерки снова была сделана попытка добыть воды; но противник успел уже выстроить несколько каменных завалов вдоль обрыва на берегу реки, почему предприятие на этот раз было сопряжено с большим риском. Лейт-ту Фоулеру удалось однако с 20-ю сипаями незаметно приблизиться на расстояние 10 ярдов от первого завала и 5-ти ярдов от часового. Видно было, как человек двадцать сидело вокруг огня, отложив ружья. Лейт. Фоулер дал залп и затем бросился в штыки; немногим из них удалось спастись бегством к реке. Между тем читральцы, занимавшие другой завал, всполошились и открыли огонь прямо перед собой. Но лейт. Фоулер, прикрываясь каменной стеной, обошел их фланг и бросился на завал с тылу, предварительно дав залп; половина читральцев осталась на месте, остальные разбежались. У Фоулера не было ни одного раненого; дорога в реке была открыта; но в это время Фоулер услыхал в направлении укрепленного поста усиленную стрельбу и призывные крики в атаке патанцев, почему, собрав своих людей, он быстро двинулся обратно на соединение с [100] Эдуардсом; однако последний успел отбить штурм еще до его подхода; таких образом все же попытка добыть воды не увенчалась успехом. Следующий день прошел спокойно, и ночью осажденным удалось наконец принести из реки новый запас воды, пополняемый кроме того тщательно собираемой дождевой водой; пробовали рыть колодезь, но тщетно: на глубине 12' найдена была скала.

13-го марта утром читральцы выкинули белый флаг, и патанцы начали кричать: «перестань стрелять». Осажденные тоже подняли белый флаг. После некоторых переговоров чрез парламентеров, было условлено, что лейт. Эдуардс и только что прибывший из Читрала Магомет-Иза, правая рука Шер-Афзуля, встретятся у отверстия в стене, окружающей поло-гроунд со внутренней стороны, в расстоянии 60 ярдов от дома, запертого британскими офицерами; лейт. Фоулер и все люди были на готове на случай измены.

Магомет-Иза сообщил Эдуардсу, что Д-р Робертсон и Шер-Афзуль находятся в переговорах, относительно признания последнего метаром, что все военные действия прекращены и что главное желание его жить в мире с индийским правительством. Затем были установлены условия перемирия; британский отряд остается в занимаемой им позиции, открывать огонь безусловно воспрещено, читральцы не смеют приближаться к стенам, занятым британским отрядом, последнему предоставляется свободный доступ в реке, читральцы обязуются доставить продовольственные запасы. Лейт. Эдуардс написал письмо Д-ру Робертсону в Читрал и офицеру, командующему в Мастудже, объявляя, по-английски, о заключенном перемирии, и прибавляя по-французски о величине своих потерь и трудности отстоять еще один штурм.

Действительно, в тот же день читральцы доставили осажденным всякие припасы, и бисти беспрепятственно ходили за водой. Ночью шел дождь, благодаря чему был собран большой запас воды. Днем 14-го марта лейт. Эдуардс снова имел свидание с Магометом-Иза, приведшим с собой другого [101] читральского принца Ядгар-Бега; оба они рассыпались в уверениях дружбы к индийскому правительству.

В то же время посланные снова за водой бисти донесли, что, проходя сквозь деревню, они видели, что все дома полны патанцами. Лейт. Эдуардс немедленно сообщил письмом Д-ру Робертсону о кажущемся усилении противника и прибавил, что продовольствия хватит у него всего еще на 3 дня, т. е. до 17 марта.

На следующий день Магомет-Иза прислал просить разрешения, ввиду установившихся мирных и дружественных отношений, устроить игру в поло на площади, непосредственно примыкавшей к позиции осажденного. Британские офицеры согласились, так как плац хорошо обстреливался с британской позиции. Тогда Магомет-Иза пригласил обоих офицеров принять участие в игре и предложил им пони. Хотя офицеры и отказались от участия в игре, но все же они вышли читральцам на встречу и, усевшись вместе с Ядгар-Бегом и еще одним читральцем в палатке, поставленной на месте прежних встреч, смотрели на игру, в которой Магомет-Иза принимал участие. После игры читральцы начали плясать и под предлогом, что в одном месте, как раз перед палаткой, грунт сырой и неудобный для пляски, палатку перенесли на противоположный конец плаца, укрытый от выстрелов с британской позиции. Офицеры проследовали туда, но, когда по прошествии некоторого времени они увидели, что число читральцев на плацу все увеличивается, причем они сплошной массой окружали офицеров со стороны форта, Эдуардс заявил, что они устали и хотят идти домой; в эту минуту Магомет-Иза сам внезапно схватил британских офицеров, и их отвели за ограду. Сипаи дали залп, начался сильный огонь; обоим офицерам связали руки и ноги, затем разъяренные патанцы сорвали с них оружие, одежду; с лейт. Фоулера даже сняли сапоги; наконец их, отвели в дом, занятый Магометом-Иза. Что случилось с гарнизоном, они узнали только впоследствии; читральцы ворвались в форт, убили большую часть гарнизона, а остальных увели в плен. [102]

В руки читральцев достался также весь запас патронов и боевых припасов, предназначенный для Читрала (Некоторые упрекали британских офицеров за то, что они своевременно не уничтожили эти запасы; в свое оправдание те привели следующие доводи: 1) в первую же ночь, в ожидании штурма, ящики с патронами служили для постройки укрытий для войск, их засыпали землей, щебнем, кирпичами, глиной и т. д. и затем уже очень трудно было их извлечь опять, не разрушая самого укрепления; подобной работе особенно не благоприятствовали светлые лунные ночи; 2) нужно было беречь их в ожидании туземной милиции из Гильгита, которая без них была бы совершенно бесполезна; 3) наконец, они нужны были для производства вылазок.).

После ночи, проведенной связанными в Решуне, лейтенанта Фоулера повели на веревке в Читрал под конвоем 2-х патанцев и 2-х читральцев. Днем позже был отправлен по тому же направлению и лейт. Эдуардс; по дороге они встретили разъезд из 10 человек Умра-Хана, которые отобрали британских офицеров от читральцев и 19 марта привели их в Читралу. Здесь они были сначала приняты Майнд-Ханом, сводным братом Умра-Хана, который встретил их очень любезно, выразил им сожаление о случившейся измене и обещал им хорошее обращение; затем под конвоем 40 человек их отвели в Шер-Афзулу, который угостил их чаем и повторил более или менее все сказанное Майндом. Далее он обещал сделать все от него зависящее, чтобы отыскать тех из людей отряда Эдуардса, которые остались живы и были в плену.

Обоим офицерам было разрешено переписываться с офицерами читральского форта, но видеться было запрещено; Умра-Хан рассчитывал, что несомненное сведение о поражении, понесенном британским отрядом, подействует деморализующе на осажденных. Вечером 20 марта Эдуардс и Фоулер видели писаря британского политического агента из туземцев; разговор должен был вестись в присутствии патанцев и читральцев на индустанском языке и должен был ограничиться просьбой о присылке платья, ножей, вилок и т. д.

21-го марта все желаемое было получено из форта. Затем Шер-Афзуль и Майнд-Хан беседовали с пленными [103] офицерами и объясняли им, что не желают воевать с британцами, лишь бы последние отступили в Гильгит или Пешавер, и просили Эдуардса снестись с осажденными офицерами, дабы кто-нибудь из них вышел для переговоров. Письмо соответствующего содержания было написано и послано лейтенанту Гердон, но последний ничего на него не ответил; очевидно читральцы хотели только выманить офицеров из форта, чтобы тем же изменническим образом захватить их.

24-го марта обоих пленников отправили в Дрош, где они на следующий день были приняты грозным вождем патанцев Умра-Ханом. Он обошелся с ними любезно и почтительно, и предложил им на выбор — вернуться к Читралу или отправиться с ним на его родину в Яндул, в 7-8 переходах в югу; но так как пленным сипаям не было разрешено вернуться в Читралу, офицеры предпочли отправиться всем вместе в Яндул, куда и выступили на следующий день. Умра-Хан хотя и приказал, чтобы все, что можно было получить, подавалось пленным офицерам раньше его самого, но это далеко не исполнялось, и офицеры часто терпели от дурной пищи и скверных ночлежных квартир. Конвой с заряженными ружьями всюду следовал за ними и не отходил от них ни на шаг, как для предупреждения возможности бегства с их стороны, так и для охранения их жизни от покушения какого-нибудь фанатика. На ночлегах конвой располагался в той же избе, как и офицеры. Сипаи получали на походе ту же пищу, как и люди Умра-Хана. Трем пленникам из индусов были острижены волосы, но их не заставляли объявить себя мусульманами; также не было заметно никакого фанатического чувства по отношению к британским офицерам. Патанцы удивлялись, как они могли жить без вина, а читральцы предлагали им раньше, в виде подкрепительного напитка, все бутылки с медикаментами, захваченные ими в читральском госпитале, лежавшем вне форта.

Умра-Хан, все время относившийся в офицерам с величайшей предупредительностью, часто, раза два в день, приглашал их к себе и весьма любил с ними разговаривать. [104]

28-го марта отряд Умра-Хана достиг Ловарайского прохода (10,000'), покрытого глубоким снегом. Оставив Ашрет, последнюю читральскую деревню к северу от прохода, отряд стал подыматься по глубокой, узкой, скалистой долине. 4 мили не доходя вершины прохода, пришлось отправить пони обратно, так как рыхлый снег не выдерживал их тяжести; дальнейший подъем был очень крут, а на вершине их застала сильная буря со снегом и градом. Холодный ветер дул с ужасной силой. Скоро по наступлении темноты, отряд прибыл в Дир, сделав 24 мили и перевалив чрез очень трудный проход. Но здесь им дали лучшую пищу и лучшие квартиры.

30-го марта отряд двинулся к Барве, главному укрепленному пункту Умра-Хана, чрез Янбатайский проход (7,000'), откуда открывался вид на долину — родину патанского вождя. Здесь на самой вершине Умра-Хан подозвал британских офицеров, усадил их рядом с собой, угощал их разными сладкими блюдами и долго беседовал с ними о своей родине, расстилавшейся у его ног.

При въезде в Барву, он был восторженно встречен массой народа, конных и пеших. Офицеры остались в Барве около 2 недель; но сипаям-магометанам уже 1 апреля было объявлено, что они свободны; один офицер из туземцев воспользовался этим разрешением и приехал в Пешавер, привез туда известие о понесенном поражении. В это время начали доходить слухи о столкновениях генер. Ло с патанцами; жители были в большом возбуждении и начали уходить в горы, скрывая свое добро. Замечательно, что чем ближе подходили британские войска и чем более росла паника среди жителей, тем большим почетом и уважением стали пользоваться пленные офицеры. 12 апреля обоих офицеров увели в Мунда, наилучший укрепленный форт Умра-Хана. Там они встретили туземного политического офицера, посланного британскими властями для переговоров с Умра-Ханом. Результатом продолжительного разговора между Умра-Ханом и этим посланным явилось то, что лейт. Эдуардсу была возвращена свобода с поручением доставить два письма британскому генералу. Умра-Хан [105] обстоятельно объяснял ему свои виды и намерения и, выехав в полночь под конвоем обходным путем во избежание всегда возможного столкновения с бродягами в долине, лейт. Эдуардс в 10 час. утра прибыл в Саду, место расположения главной квартиры британской армии, наступавшей ж Читралу. Умра-Хан надеялся, что, освобождая британских офицеров, он избегнет наказания, которым угрожали ему наступающие британские войска, и с этой целью именно он освободил лейт. Эдуардса. Но ген. Ло ни на минуту не остановил своего наступления; он неуклонно подвигался к Мунде, главному укреплению Умра-Хана, и 16 апреля Умра-Хан сыграл своего второго козыря, освободив лейт. Фоулера, но опять таки без желаемого результата — наступление британцев продолжалось.

Обоим офицерам была таким образом неожиданно возвращена свобода; хотя они много претерпели во всех отношениях за время своего плена и даже жизнь их часто подвергалась опасности, они восторженно отзывались об обращении с ними Умра-Хана. Ему часто было не легко уберечь их от оскорблений со стороны фанатизированной грубой толпы и после отъезда Эдуардса воины Умра-Хана даже вступили раз прямо в рукопашный бой с толпой возбужденных ненавистью к англичанам бродяг, чтобы не допустить их до жилища лейт. Фоулера. Не ограничиваясь охраной их жизни, Умра-Хан вернул лейт. Эдуардсу его шпагу, отнятую в Решуне и полученную им самим в подарок от читральцев и обещал сделать то же для Фоулера, если удастся найти его шпагу. В заключение своего донесения, офицеры писали: «Мы оба удостоверяем, что Умра-Хан обращался с нами очень хорошо и что никогда не выказывал намерения каким-нибудь образом нас оскорбить». Таким образом благополучно окончились удивительные похождения двух британских субалтерн-офицеров. Теперь обратимся к рассмотрению наступления генерала Ло. [106]

ГЛАВА III.

Наступление генерала Ло.

Со времени знаменитого похода лорда Робертса от Кабула к Кандагару, индийская армия не запомнит столь быстрой, блестящей и удачной кампании, какой оказалась операция, приведшая к освобождению читральского гарнизона.

Общий план похода был следующий. Первая дивизия из всех родов оружия силой до 15,000 человек, принадлежащая к 1-му корпусу, была мобилизована в Пешаваре и, двигаясь с возможной быстротой чрез Сват и Дир, должна была напасть на Умра-Хана с тылу. Одновременно небольшая колонна, силою около 400 человек, выступив из Чилас (Chilas) кружным путем на Гильгит и Мастудж, должна была пробиться к Читралу с северо-востока.

До открытия кампании наши сведения о театре предстоящих военных действий — между Пешаварской долиной и Читралом ограничивались исключительно известиями, собранными от местных жителей. Эти сведения, хотя и во многом неполные, давали все же довольно верное понятие о трудностях и препятствиях, которые предстояло преодолеть. Вообще говоря, театр военных действий был пересечен несколькими цепями высоких гор и быстрыми реками, из коих каждая представляла собой серьезное препятствие; главным из них был хребет, чрез который вел единственный путь в Читрал по горному проходу в 10,450 фут. О местности, же лежащей между (Chilas) Чилас и Читралом, по которой лежал путь полковника Келли, англичане имели самые точные сведения, так как отряды британских войск неоднократно его проходили и были сделаны подробные разведки. В это время года однако трудно было рассчитывать на успешное выполнение полковником Келли возложенной на него баснословно трудной задачи.

Ныне имеющиеся сведения дают возможность сделать более подробное описание рельефа местности, по которой прошла Пешаварская колонна. Широкая, открытая равнина, в которой [107] лежит Пешавар, окаймляется цепью гор, высотой от 3,000 до 6,000', известных под названием «пограничных гор», так как вообще граница британских владений тянется вдоль подошвы этих гор. По ту сторону гор лежит богатая, хорошо обработанная долина Сват, шириной от 2 до 3 миль и длиной около 36 миль. Вдоль долины течет река Сват, — довольно значительный поток во всякое время года, но после таяния снегов и во время летних дождей она обращается в широкую и быструю реку. В месте наводки моста британскими войсками ширина реки достигает полумили от берега до берега, так как в этом месте река делится на 7 рукавов, требующих каждый по мосту. Северную сторону долины Свата образует цепь гор Ларам, от 5 до 6,000' высотой. По ту сторону к Ларамской цепи примыкает южная часть княжества Дир, по главной долине которого протекает грозная и обманчивая река Пянджхора. Проходимая в брод сегодня, она завтра обращается в дикий шумящий поток, более сажени глубиной; был случай, что без всякой видимой причины в несколько часов воды прибавилось на 14'. Долина реки узка, с крутыми скалистыми берегами, и без дороги войска могут двигаться вдоль нее только зимой, когда вода наиболее низка.

К востоку от Пянджхорской долины, отделенные от нее высокими горами, лежат широкие плодородные долины — Яндула и Бажаура; первая из них — родина Умра-Хана, против которого главным образом направлена была экспедиция. Яндульская долина с севера ограничена Янбатайским хребтом от 6-10,000 фут, за которым тянется целый ряд узких горных долин, предвещающих близость большого хребта; таковы долины Бараула и Верхнего Дира, совершенно неудобные для обработки и едва дающие возможность жить редкому нищему населению. Севернее Дирской территории тянется главный высокий хребет от 10 до 20,000' вышины, чрез который ведет единственный проход — Ловарайский — в Читральскую долину. Сама Читральская долина очень узка и скалиста, подобно Пянджхорской, и до постройки дороги была трудно проходима для войск. [108]

Таким образом, колонне, шедшей с юга на освобождение Читрала, приходилось пересечь четыре высоких горных хребта и три значительные реки, не считая горных потоков.

Местность, по которой должен был пройти северный отряд полковника Келли, была еще более бесплодная и пересеченная; в тому же он был совершенно изолирован и должен был рассчитывать исключительно на собственные средства отряда для преодоления страшных препятствий при самых неблагоприятных климатических условиях. Переход отряда чрез Шандурский проход — 12,000' является геройским подвигом, на котором мы остановимся далее, при подробном изложении движения этой колонны. Вообще говоря, этот театр представляет из себя скученную массу гор, перерезанных глубокими и быстрыми потоками и кое-где разбросанными небольшими долинами, едва способными пропитать местное население.

Как выше было сказано, план кампании для освобождения Читрала состоял из совместного движения двух отрядов — северного и южного; южная колонна была настолько сильна, что могла противодействовать всяким случайностям; между тем, как северная — состояла из горсти людей, легко снаряженных, целью которых было прибыть возможно быстро и не столько своей силой, сколько произведенным моральным впечатлением продлить осаду до подхода главных сил. Южная колонна базировалась на Ноушеру (близ Пешавара), северная — на Гильгит. Главная база противника была в долине Яндул. Здесь Умра-Хан хранил свою казну, оружие и всякие запасы, отсюда были его лучшие люди.

Взглянув на карту, на относительное положение Яндула, Читрала и Пешавара, мы увидим, что удар, направленный из Пешавара, должен непременно пройти сквозь базу Умра-Хана, вероятным результатом чего явится вынужденное отступление его от Читрала для обороны собственных владений. Стратегическое значение выбранного Пешаварской колонной направления проявлялось тем, что Умра-Хан ставился перед вопросом: или предоставить свои владения нашествию противника, в надежде нанести сперва решительный удар в Читрале и затем [109] уже идти на встречу генералу Ло, или же — снять осаду, сосредоточить свои силы и встретить англичан ранее, чем они утвердятся в его владениях. В виду такого относительного положения сторон, ясно, что первой целью для наступающей колонны должна была быть долина Яндула. Но хотя на первый взгляд выгоды положения были на стороне англичан, все же один важный фактор был не в их пользу — это время. Было известно, что гарнизон Читрала снабжен продовольствием до конца апреля, а потому в целях освобождения его, решительный удар должен был быть нанесен до истечения этого срока. Между тем, регулярные войска движутся медленно, предвиделись громадные естественные препятствия и, наконец, приходилось считаться с неприязненными отношениями 30,000 туземных жителей. Таким образом, в деле, где все зависело от дней и даже часов, очевидная выгода была на стороне осаждавших.

Приказание о мобилизации 1-й дивизии в Пешаваре была отдано 19 марта; позже база перенесена в Ноушер. Это был первый опыт серьезной мобилизации части армии, и поэтому все военные критики с интересом следили за ней. Нужно помнить, что мобилизация отряда на индийской границе дело гораздо более сложное, чем мобилизация в Меце или Страсбурге. В Европе масса железных дорог ведут в главным пунктам сосредоточения, расстояния сравнительно короткие, местность, служащая театром войны, во всех направлениях пересечена железными дорогами, приспособленными для перевозки тяжестей. Каждый переход оканчивается либо в городе, либо в большой деревне, и занятая страна может доставить все нужное войскам, как в отношении продовольствия, так и перевозочных средств. Совсем в другом положении находятся войска за границе Индии, назначенные для перехода чрез негостеприимные горы, тянущиеся от Бенгальского залива до Белуджистана. Для подобного отряда почти все зерно, даже часть сена, должны быть подвозимы в наступающим войскам с базы из Индии, по горным тропинкам, на вьюках.

Существует совершенно ошибочное мнение, что обоз индийской дивизии очень велик: в этот поход людям было [110] разрешено взять по 10 ф. багажу, офицерам по 40 ф., палаток взято не было. Если принять во внимание, что обыкновенное солдатское одеяло весит 4-5 фунтов, то нельзя назвать чрезмерно великим багаж в 10 фунтов, особенно в стране, где снег и лед, проливные дожди и знойные жары так быстро сменяют друг друга. И все же даже при таком легком снаряжении требовалось собрать 28,000 вьючных животных для подъема тяжестей и запасов продовольствия. Ясно, насколько это должно затруднить задачу мобилизации на индийской границе. Не только войска и тяжести должны быть сосредоточены, но нужно еще собрать много тысяч вьючных животных и запасы продовольствия для людей и животных на все время кампании. Если прибавить в этому громадные расстояния, существование одной только железнодорожной линии и совершенную неприспособленность конечной станции в высадке людей, лошадей и тяжестей, то получится картина тех трудностей, с которыми приходилось бороться при выполнении плана мобилизации.

1 апреля дивизия, вполне снаряженная, со всеми обозами, сделала первый переход. Она состояла из трех пехотных бригад, каждая по 4 полка, из коих 2 британских и 2 туземных; двух полков дивизионной кавалерии, 4-х горных батарей, одного пионерного полка и 3-х рот сапер и минеров. Кроме того, три полка пехоты были отряжены на коммуникационные линии. Главнокомандующим был назначен ген.-лейтенант Сэр Роберт Ло; его начальником штаба — бригадный генерал Биндон-Блёд; бригадами командовали бригадные генералы — Кинлок, Уотерфильд и Гэтэкр; коммуникационные линии в ведении бриг. генерала Хаммонд.

ГЛАВА IV.

Действия на Малакандском перевале и на Пянджхоре.

На театре предстоявших военных действий три горных прохода пересекают границу и ведут в долину Сват: проход Мора — наиболее восточный, далее пр. Шакот и, наконец, пр. [111] Малаканд. По сведениям все три были одинаковы трудны, около 3,500' высоты; по каждому вела тропинка, проходимая для вьючных животных. По политическим соображениям было решено не пользоваться пр. Мора, дабы напрасно не волновать на фланге племена, вероятно враждебные. Оставались для движения пр. Шакот и Малаканд. Племенам Свата была послана прокламация, в которой они извещались, что индийское правительство не имеет никаких неприязненных намерений относительно их и просит, в виде исключения, пропустить отряд через их территорию, за это обещает уплатить денежное вознаграждение. Еслибы сватские племена изъявили на это согласие, то наступление велось бы одновременно по обоим проходам; но по полученным сведениям проходы строго оборонялись, в особенности пр. Шакот. Ген. Ло решил поэтому направить главную атаку на Малакандский перевал и ограничиться демонстрацией против прочих двух; во исполнение чего 1-я бригада бивуакировала в Лундкваре в виду Шакота, которому она непосредственно угрожала, а против Моры была послана кавалерия с целью отвлечь внимание противника от пункта настоящей атаки.

Перевалы отстоят друг от друга примерно на 7 миль (Миля = 1,508 версты.) и, как, только окончательно выяснилось, что неприятель намерен оборонять все три перевала, ген. Ло немедленно отдал приказание для сосредоточения своих сил в левому флангу против Малаканда.

3-го апреля, в день перехода полковником Келли Шандурского перевала, 2-я бригада, поддерживаемая 1-й, атаковала противника; 3-я бригада оставалась в резерве. Неприятель расположился на позиции на самом гребне перевала, заняв также фланкирующие высоты; кроме того, целый ряд каменных брустверов, из коих каждый командовал нижележащим, были расположены впереди позиции на главных тропинках, ведущих вверх. Позиция была необыкновенно сильна и в руках хорошо организованного противника могла бы задержать на целую неделю. Как узнали впоследствии, силы противника простирались [112] до 12,000 чел., из коих половина была вооружена, остальные же заняты были уборкой раненых и убитых, доставкой воды, сбрасыванием камней на атакующие колонны и т. п. Протяжение позиции — до полутора миль. Тяжесть боя главным образом пала на полки 2-й бригады: Королевский Шотландский, Горцы Гордона, Гиды и 4-й сейков, и на полки 1-й бригады: Бедфордшайрский, 60-й стрелковый, 15-й сейков и 37-й Дограсский (King’s Own Scottish Borderers, Gordon Highlanders, Guides, 4th Sikhs. Bedfordshire-Regiment, 60th Rifles, 15th Sikhs, 37th Dogras.). Три горные батареи, сосредоточенные под начальством майора Куннингама, приняли также деятельное участие в бою; наконец, не мало содействовали поражению противника три пушки Максима.

План атаки был следующий: гиды, поддержанные 4-м полком сейков, должны были взобраться на крутизну высоты против крайнего правого фланга противника, и затем, повернув направо, взять позицию противника во фланге, одновременно с фронтальной атакой. Было рассчитано, что гидам потребуется 3 часа времени на восхождение, но встреченное ими сопротивление было настолько упорно и подъем был настолько крут, что даже этим привычным горцам потребовалось пять часов времени, пока они, наконец, взяли последний завал и добрались до вершины перевала. Между тем время шло и была решено не откладывать долее фронтальной атаки, так как неприятель более трех часов находился под непрерывным метким огнем трех батарей и был потрясен, как значительными потерями, так и угрожающим наступлением гидов на его правый фланг.

Шотландцам и горцам было отдано приказание наступать, каждому полку по отдельной тропе.

Из долины до гребня перевала высота подъема меняется от 1,000 до 1,500', сам же подъем кажется почти отвесным. Эта крутизна была отчасти причиной малых потерь, понесенных англичанами от огня и от града огромных камней, сбрасываемых на атакующие колонны; но, главным образом, незначительность потерь нужно приписать той удивительной быстроте [113] натиска, с которой эти два полка, беря завал за завалом, достигли вершины перевала ранее, чем противник успел очнуться.

Одновременно было послано приказание полкам 1-й бригады: 60-му стрелковому заполнить промежуток, образовавшийся между шотландцами и гидами, 15-му сейков следовать за стрелками; Бедфордшайскому полку и 37-му Дограс — пройти поперег долины в тылу горцев и, предварительно охватив, атаковать крайний левый фланг противника. 60-й стрелковый полк после небольшого подъема наткнулся на старую буддистскую дорогу и, свернув по ней направо, скоро очутился на одной высоте с передовыми ротами шотландцев. Вся линия теперь на минуту остановилась, чтоб дать время подойти отставшим, взбиравшимся небольшими кучками, и чтобы перевести дух перед решительным натиском.

Как только были примкнуты штыки и все было готово, раздался сигнал к атаке и, казавшаяся снизу неприступной, позиция была взята одним ударом в штыки; все три полка дочти одновременно взошли на гребень перевала. Тем временем гиды и 4-й полк сейков штурмовали высокую гору на левом фланге атакующего и были готовы ударить во фланг, если бы то было нужно; Бедфордшайрский полк и 37-й Дограс, взобравшись на высоты, спустились в долину по ту сторону гор и горячо преследовали противника до укрепленной деревни Кар на р. Свате.

Итак исключительно сильная позиция была взята блестящим образом, и первая преграда, на пути в Читралу не существовала более. Бой продолжался пять часов, и следует отдать справедливость смелости и решительности атаки; тем более, что нужно принять во внимание храбрость противника, имевшего достаточно выдержки, чтобы после пятичасового меткого артиллерийского огня, встретить штыковую атаку грудью. Потери его простирались убитыми до 500 человек и ранеными, вероятно, около 1,000; всего же от 1,250 до 1,500 человек. Англичане потеряли менее 70 чел. убитыми и ранеными. Скалы, кусты и разбросанные всюду отдельно камни доставляли как [114] обороняющемуся, так и атакующему отличные укрытия от выстрелов, крутизна подъема тоже способствовала незначительности потерь англичан. Дисциплина огня у последних доведена да высокой степени, что подтверждается малым расходом патронов — всего по 7 на человека.

В ночь после боя гребень перевала был занят 1-й бригадой, два полка которой были высланы вперед к м. Кар; 2-я бригада бивуакировала у южного входа в проход. На следующее утро приступили к тяжелой работе — перевозке через перевал артиллерийских парков и продовольственных запасов. Единственным проходимым путем через перевал была крутая тропинка, усеянная камнями, наскоро проделанная саперами и пионерами. С раннего утра и до позднего вечера тянулись по ней нагруженные мулы, но только очень медленно подвигалось дело перевозки тяжестей. К счастью, в это время узнали, что старая буддийская дорога, случайно открытая 60-м стрелковым полком во время штурма, вела тоже в долину по ту сторону перевала по довольно пологому спуску. Немедленно были приняты меры к улучшению этих остатков 2,000-летней цивилизации, и в результате чрез 24 часа бригады готовы были к дальнейшему движению. Если бы однако не эта буддийская дорога, о существовании которой, казалось, забыли современные жители, переправа дивизии чрез Малакандский перевал заняла бы много дней.

Пока производилась вышеописанная переправа, 1-я бригада двинулась в долину Свата, где была атакована несколькими тысячами неприятеля, спешившего на запад с обойденных перевалов Шакот и Мора. Толпы неприятеля виднелись на тропинках, фланкировавших путь наступления 1-й бригады и для удержания их до выхода всей бригады с обозом в открытую долину были высланы в сторону 37-й полк Дограс и горная артиллерия. К вечеру однако неприятель, приняв оборонительные действия англичан за признак слабости, решился спуститься в долину в числе 2,000 человек с целью атаковать колонну англичан с фронта и с фланга. По получении известия об этом обходном движении противника, немедленно [115] было сделано распоряжение о вызове вперед части кавалерии, успевшей уже перебраться через перевал. 50 челов. конных гидов, под начальством кап. Адамса, быстро проскакав в голову колонны, застали неприятеля в открытой долине, прижимавшегося однако, по привычке горцев, к подножию холмов; быстрая и стремительная атака кавалерии увенчалась полным успехом и противник бросился назад в горы. Моральное действие атаки было громадно: противник не знал, что кавалерия уже успела переправиться и затем, как всякий народ, не привыкший к лошадям, имел преувеличенное понятие о силе конницы. Теперь же, когда худшие опасения его, казалось, оправдались и он увидел, как 50 человек, ни минуты не колеблясь, бросились на тысячную массу пехоты и совершенно изменили ход боя, престиж кавалерии был установлен на всю кампанию. Даже до Эдуардса и Фоулера дошли рассказы об этой кавалерийской атаке. Непосредственным результатом атаки явилось полное отступление противника даже с вершин гор, так что на следующее утро не было видно ни одного неприятеля. Потери англичан, включая 7-8 кон. гидов, были не велики; противник потерял до 250 чел. убитыми.

5-го и 6-го апреля начальник штаба генерал Блёд произвел рекогносцировки вверх по долине, для отыскания брода чрез р. Сват и для сохранения соприкосновения с неприятелем, видневшимся в больших массах за м. Тана. По отыскании удобных для переправы мест, генералу Уотерфильду со 2-й бригадой было поручено форсировать переправу. Противник между тем отступил за реку и, получив значительное подкрепление, посланное Умра-Ханом под начальством своего брата, в числе 4,500 чел., занял сильную позицию для обороны реки. Небольшие скалистые холмы, подходившие к самой реке на правом берегу, вполне командовали плоским, открытым южным берегом, с которого должна была быть ведена атака. Фронтальная атака стоила бы больших потерь; но благодаря искусным распоряжениям ген. Уотерфильда цель была достигнута с весьма небольшим уроном. Артиллерия и главная масса пехоты расположились перед фронтом позиции и открыли [116] сильный огонь; между тех, конные гиды и 11-й Бенгальский Уланский полк, переправившись в брод, вверх по реке, должны были внезапно броситься в тыл и во фланг противника. Для поддержки этой атаки был послан 15-й сейкский пех. полк. Эффект был моментальный: едва только обороняющийся увидел страшных улан, переправлявшихся частью вплавь, частью в брод в расстоянии около одной мили вверх по реке, как он начал отступать, сначала медленно — частями, а затем все быстрее, пока не обратился в полное бегство, вместе с братом Умра-Хана, окруженным конным конвоем, во главе. Уланы и гиды бросились на бегущую в паническом страхе толпу и произвели страшное опустошение в ее рядах. Противник потерял до 400 чел. убитыми, из коих около ста пали под ударами конницы.

Северный берег был занят двумя баталионами пехоты; было отыскано несколько бродов и пехота, снабженная надутыми воздухом кожами (бурдюками), при помощи местных береговых жителей, начала переправу, далеко не безопасную вследствие бурного течения и местами большой глубины реки.

Во время преследования один из эскадронов 11-го Батальского Уланского полка едва не взял в плен брата Умра-Хана, что было бы большим козырем в руках англичан, в виду возможности в таком случае обменять на него пленных Эдуардса и Фоулера.

В дер. Хакдара, лежащей на северном берегу близ главного брода, была найдена масса оружия, в числе коего оказалась, между прочим, офицерская кавалерийская сабля, купленная у Уилкинсона в Лондоне; по справкам оказалось, что сабля эта в свое время принадлежала одному офицеру 10-го гусарского полка, который служил в Афганистане в 1878-79 годах. Здесь англичане впервые убедились в крепости и солидности построенных Умра-Ханом каменных фортов. К востоку от Хакдара лежал форт Рамора, — передовой форт Умра-Хана, из которого он фактически владел всей долиной Свата. Он был взят после короткого сопротивления и обречен на снос саперами. Но это приказание оказалось не легко исполнимым. [117] Большой заряд был забит у подножия одной из башен и все ожидали, что вся постройка взлетит на воздух. Раздался гром взрыва, но башня осталась недвижимой. По тщательном осмотре оказалось, что фундамент каждой из башен был выведен в высшей степени солидной каменной кладкой на 15 фут над поверхностью земли, стены же были громадной толщины. Все форты Умра-Хана были выстроены по тому же образцу, а именно: четырехугольные с сильной башней на каждом углу и с высокими, очень толстыми стенами, снабженными бойницами. Артиллерия англичан была бессильна против них. В открытых долинах места расположения фортов были выбраны весьма удачно; но в узких долинах они обыкновенно командовались с окружающих высот. На р. Сват позиция противника была необыкновенно сильна: на одном фланге — форт Рамора, на другом — скалистые холмы, приспособленные для обороны, в центре дер. Хакдара, впереди которой тянется широкая полоса болот, переход через которые возможен только по немногим хорошо известным тропинкам.

В настоящее время построены три моста: один великолепный висячий мост, один понтонный и один на козлах; последние два при половодий легко могут быть снесены.

Сейчас же после переправы, саперы приступили в постройке моста на козлах; в то же время усиленные рекогносцировки были произведены для сохранения соприкосновения с противником.

Перевал Катгола чрез Ларамский хребет был найден незанятым и кавалерия, брошенная вперед, спустилась к р. Пянджхоре, миль на 20 впереди главных сил отряда.

Здесь оказалось самое серьезное препятствие из всех до сих пор преодоленных. 9-го апреля река была проходима в брод для кавалерии и с трудом для пехоты; 11-го апреля она едва была проходима для коней и совершенно непроходима для пехоты; но, начиная с этого дня, она обратилась в бешеный ревущий поток, совершенно непроходимый в брод и невозможный для переправы вплавь даже для привыкшей индийской кавалерии. Необходимо было построить мост. [118]

Единственным материалом, имевшимся под рукой, были большие стволы деревьев, которые в это время года сплавляются вниз по реке в Индию для продажи. Из них были сделаны козлы, плоты, которые были затем укреплены на месте при помощи телеграфной проволоки и в ночи 12-го апреля мост для перехода пехоты был готов; первыми переправились гиды и сейчас же укрепились на противоположном берегу. Ночь прошла спокойно, но под утро новый прилив воды нанес сразу большое количество стволов, которые прорвали мост, оставив гидов отрезанными на неприятельском берегу. Положение было критическое, так как кавалерийские разъезды донесли, что противник в числе до 9,000 сосредоточился всего в 7 милях к западу от места переправы и весть о прорыве моста неминуемо должна была быстро дойти до него. Однако в делах с подобными племенами никогда не следует колебаться или казаться смущенным, что бы ни случилось. Поэтому полковник Батти, командовавший гидами, решил исполнять приказания, полученные им до прорыва моста, а именно обойти и прогнать неприятельских стрелков, день и ночь мешавших своим огнем рабочим партиям, и сжечь прибрежные деревни, доставлявшие им закрытия. Смелая атака гидов произвела бесспорно сильное впечатление. Рано утром они, сделав большой круг, заставили отступить неприятельских стрелков, укрывавшихся между скалами, и сожгли деревни, население которых принимало активное участие в военных действиях. Это была не трудная задача для войск, привыкших к горной войне, действительное же серьезное испытание настало для них только тогда, когда нужно было начать отступление к головному мостовому укреплению в виду превосходного в числе, храброго, фанатизированного противника, считающего жизнь ни во что, не просящего, но и не дающего пощады. Отступление перед таким противником должно быть совершено с невозмутимым хладнокровием и спокойствием, так как малейший признак поспешности, а тем более беспорядка даст возможность массам противника ворваться в ряды отступающего и, неизбежно, искусство должно будет уступить численности. [119]

Исполнив возложенную на них задачу, гиды начали отступать по гребню невысокого холма, лежащего к югу от р. Яндула около места впадения Яндула в Пянджхору; мост находился севернее впадения Яндула, почему, для достижения его, гидам приходилось спуститься с горы и перейти чрез р. Яндул. Около полудня показались две густые колонны неприятеля, спускавшиеся по долине р. Яндула, одна по правому, другая по левому берегу реки. Первая из них, благодаря пересеченной местности, поднялась на гору, занятую гидами и, достигнув вершины, смело атаковала гидов. Вторая колонна, спускаясь по долине, намеревалась атаковать гидов во фланг и в тыл и отрезать им путь отступления. Шаг за шагом отступали роты гидов по очередно, одна за другой, спокойно оставляя одну позицию, чтобы сейчас же занять другую; атакованные со всех сторон, они отвечали залпами; меткий огонь горной батареи оказал неоцененные услуги; дисциплина огня была настолько развита, что, несмотря на критическое положение, ни одного выстрела не было сделано без команды. Между тем две роты, оставленные у мостового укрепления, двинулись, чтобы задержать наступление второй колонны, начавшей уже обходить с тылу отступавших гидов. Вся 2-я бригада, одна батарея и одно орудие Максима были выстроены на восточном берегу Пянджхоры, дабы при первой возможности поддержать гидов огнем. Благодаря весьма пересеченной местности, доставлявшей массу закрытий ловким гидам, потери их в минуту достижения подошвы горы были весьма незначительны. Но здесь предстояло пройти несколько сот шагов по открытой, ровной местности, покрытой зеленым ячменем по пояс, перейти чрез р. Яндул, глубиной до трех фут и двигаться далее большею частью полями. К несчастью, как раз в минуту благополучного окончания спуска с горы, начальник отряда полк. Батти был смертельно ранен.

Во время прохождения гидами открытой равнины, особенно ярко проявилась безумная отвага патанцев; они бросались густыми толпами, с знаменщиками впереди, на стройные линии гидов и падали массами под меткими залпами; некоторые [120] израсходовав свои патроны, подбегали к англичанах и бросали в них каменья, причем, конечно, тут же делались жертвой огня. Ничто не могло сломить их энергии и остановить стремительность их атак. Даже после перехода гидами р. Яндул, когда они были подвержены сильному фланговому огню остальных полков 2-й бригады, они бросались в реку и стремились настигнуть отступавших. Но благодаря меткому огню Гордонских горцев и шотландцев с другого берега р. Пянджхоры, ни один из них не перешел Яндула. На этот день бой фактически окончился, когда гиды достигли мостового укрепления; огонь понемногу прекратился и гиды немедленно приступили к усилению своей позиции. Неприятель потерял в течение дня из 5,000 человек от 500 до 600; гиды потеряли не более 20 человек, что следует приписать искусному отступлению и благоприятной местности.

Настал вечер и ночью следовало ожидать новой атаки, так как неприятель, силою в несколько тысяч, скрытно расположился вокруг, за низкими холмами. Две роты 4-го полка сейков и одно орудие Максима были перевезены на пароме в подкрепление гидам; остальные полки 2-й бригады и горная батарея расположились на береговой возвышенности, командовавшей мостовым укреплением с расстояния 1,000 шагов. Ежеминутно можно было ожидать ночной атаки и, как узнали впоследствии, подобная атака действительно была предположена и едва не приведена в исполнение; появление на небе особенной звезды смутило однако патанских вождей, будучи принято ими за дурное предзнаменование, и атаки не последовало; но 2,000 отборных воинов всю ночь провели спрятавшись во ржи в нескольких шагах от линии английских пикетов в ожидании сигнала к атаке. Ночной бой, стоивший бы обеим сторонам больших потерь, таким образом не состоялся. Но до окончательного отступления патанцев англичане понесли еще одну чувствительную потерю в лице капитана Пибльса, командовавшего орудием Максима.

Очевидно было, что плавучий мост не мог выдержать течения Пянджхорн, а потому было решено выстроить висячий мост, [121] выбрав подходящее место несколько ниже по течению реки. Странно, что именно в этом месте, где скалистые берега приближаются друг к другу на расстояние всего каких-либо 100 фут и, стесняя течение реки, превращают ее как бы в громадный мельничный водослив, были найдены материалы, собранные Умра-ханом для постройки моста. Постройкой моста руководил майор Айлмер, имевший большой опыт по постройке подобных мостов в Гильгитском округе. Материалами служили телеграфная проволока и балки разобранных домов. Чрез 48 часов был готов висячий мост с пролетом в 100 фут, по которому могли переправиться даже нагруженные верблюды, кавалерия и конная артиллерия.

(Во время постройки моста майор Айлмер, благодаря своей смелости и присутствию духа, спас жизнь одного солдата. На месте первого моста, около одной мили вверх, сообщение с гидами производилось при помощи паромов и плотов. Один из таких плотов, на котором было два артиллериста, перевернулся. Солдаты долго тщетно старались снова выбраться на плот, который, между тем, быстро несло вниз по темению; наконец, один из них, отпустив плот, попробовал выскочить на берег, но был сейчас же унесен волнами, другой же все быстрее приближался в стремнине. Когда майор Айльмер, не теряя ни минуты, бросился вниз с моста, держась за слабую проволоку, переброшенную поперег реки, и ухватил солдата в то мгновение, когда плот, увлекаемый водоворотом, разбивался в щепки о пороги. Майора и солдата с трудом вытащили на берег, причем майор Айльмер был в нескольких местах серьезно порезан проволокой.)

В это же время дошли положительные сведения, что лейтенанты Эдуардс и Фоулер находятся у д. Барва в небольшом форте, в 18 милях от места переправы, на правом берегу Пянджхоры. Это обстоятельство значительно усложняло дальнейшие действия, так как опыт прежних войн с патанцами подсказывал, что с каждым дальнейшим шагом вперед жизнь пленников подвергалась неминуемой опасности, и в случае новой успешной атаки англичан можно было с уверенностью ждать известий об убиении пленников. Записка следующего, содержания была получена от пленников из Барвы: «Фоулер, военный инженер и Эдуардс 2-го Бомбайского гренадерского полка заперты в Барве; можете ли нас [122] освободить. Уплатите подателю 100 рупий. 7.4.95. P. S. Попытаемся произвести здесь панику в народе». Написано наскоро на листке, вырванном из записной книжки. Звание «Политического» офицера пользуется незавидной репутацией в Индийской армии, но в лице майора Дин отряд ген. Ло имел проводника, советника и друга, услуги которого были просто неоценимы. Он основательно знал страну, язык и обычаи народа и отлично умел обращаться с ним. Эдуардс и Фоулер, главным образом, обязаны своею жизнью дипломатическому искусству майора Дин; освобождение их развязало руки генералу Ло, который мог продолжать наступление, не опасаясь, что малейшее движение его будет причиной смерти обоих пленных офицеров. С другой стороны, Умра-хан, придя охотно на встречу желаниям майора Дин, доказал, что он на много превышал всех окружавших его, как по ясности и проницательности ума, так и по культурности своих понятий. Не спрашивая никакого вознаграждения, он вернул пленникам свободу, сделав с своей стороны все возможное, дабы обеспечить им во время плена сносную жизнь.

Пока саперы заняты постройкой моста, подведем итоги тому, что до сих пор было сделано и достигнуто с целью освобождения осажденного гарнизона. Все усилия получить какое-либо известие от осажденных остались тщетными; также неудачными оказались все попытки известить каким-либо образом гарнизон о приближающейся помощи. Но все же были достигнуты серьезные результаты: Умра-хан, главный предводитель и руководитель осады, был вынужден отступить от Читрала с 1,000 своих лучших людей, вооруженных скорострельными ружьями, и спешить на юг для организации обороны и поднятия племен против наступавшей английской армии. Того же числа, 13 апреля, полковник Келли прибыл в Мастудж со своей горстью людей, благополучно окончив знаменитый переход чрез Шандурский перевал. До сих пор он встретил только слабое сопротивление. По положительным сведениям, можно было рассчитывать, что гарнизон Читрала имеет запасы продовольствия только до 22 апреля; оставалась, [123] следовательно, всего одна неделя, а перед южной армией стоял Умра-хан с 9,000 войском и два высоких горных хребта; северному же отряду, хотя и отдаленному от Читрала всего на 60 миль, предстояло двигаться по узкому дефиле и скверной дороге, где неприятель на каждом шагу мог оказать серьезное сопротивление на неприступных позициях.

Текст воспроизведен по изданию: Оборона Читрала // Сборник географических, топографических и статистических материалов по Азии, Выпуск LXX. СПб. 1896