-

НАЙТ Е. Ф.

МЕСТО ВСТРЕЧИ ТРЕХ ИМПЕРИЙ

WHERE THREE EMPIRES MEET

Место встречи трех империй. Е. Ф. Найта.

(Where three empires meet. By E. P. Knight. 1893 г.)

(С приложением Карты и вида на форт Нильт).

Извлечение сделано генерального штаба подполковником Десино.

Сочинение Найта об его путешествии по Кашмиру, западному Тибету, Гильгиту и по прилежащим странам, совершенном в 1891 году, по характеру можно разделить на две половины. Первая половина трактует исключительно о географии пройденной местности, правительстве и населении, а вторая, главным образом, о Гунзо-Нагарской экспедиции англичан и ее политическом значении для Индии и только всколзь описывается местность. В данном извлечении, сообразно с задачею Сборника, излагаются, главным образом, сведения о местности, населении и средствах страны, а также и об отношениях разных мелких народов к англичанам; но надо добавить, что последнее Найт обрисовывает в слишком благоприятном цвете для своих соотечественников. Извлечение начинается с главы, в которой описывается выступление из Сринагара, так как путь от Равальпинди до Сринагара хорошо известен.

Прилагаемая карта представляет собою точную копию с карты, приложенной к подлинному сочинению. Как в подлинной, так и в копии многие мелочи для ясности заведомо пропущены. Так, например, указаны только главнейшие долины и хребты, а водораздельные линии Гинду-Куша и западных Гималаев оттенены сильнее в ущерб другим параллельным хребтам и проч.

В 1819 году Кашмир был отнят от патанов (Pathan) [67] сиками (sikh) и присоединен к Пенджабу. По окончании Сэтледжской кампании и после занятия англичанами Лагора, он попал в руки последних.

Трактатом 16 марта 1846 года англичане передали Кашмир Голабу Сину (Golab Singh), магарадже Джуммо (Jummuo), за заслуги, оказанные индийскому правительству. Взамен этого, новый магараджа должен был выплатить известную сумму денег и обязался помогать англичанам всею своею армиею в случае войны последних с какими бы то ни было пограничными народами. Кроме этого, ему было поставлено в обязанность признавать главенство индийского правительства и платить небольшую ежегодную дань, состоящую, по преимуществу, из кашмирских шалей. По упомянутому трактату, помимо Кашмирской долины, к магарадже отошли и все другие страны, покоренные сиками, включая Ладак, Балтистан и округа Астор и Гильгит.

Во время правления нынешнего магараджи, Пертаба Сина (Pertab Singh), индийское правительство послало в Кашмир несколько избранных чиновников для наблюдения за наиболее нужными реформами в администрации страны. Без этого вмешательства Кашмир, по словам автора, не был бы в состоянии выполнить обязательств, наложенных на него трактатом. Ему угрожало банкротство и полная дезорганизация, а в то же время неоплаченная и недовольная армия ни коим образом не могла бы защищать границу.

Далее Найт высказывает, что содействие английских чиновников в деле реформ обогатит государственную казну Кашмира и улучшит благосостояние страны и что кашмирское правительство и народ относятся весьма сочувственно в их деятельности. Им противодействует только незначительный класс туземных чиновников, назначаемых из индусов, так как со введением реформ, нельзя будет хищничать.

Главную часть населения собственного Кашмира составляют магометане-земледельцы, народ очень умный, мирный, нефанатичный, но любящий деньги, а правительство и правящий класс — индусы. [68] 26-го апреля нов. стиля 1891 года Найт прибыл в Сринагар на лодке по реке Джелам, а 17-го мая выступил, вместе с известным по своему путешествию по Тибету капитаном Бауером, по направлению к городу Лех, находящемуся в расстоянии 260 миль от Сринагара. Это расстояние обыкновенно разделяется на 19 переходов; дорога годна для вьючных животных, но в это время она так испортилась после суровой зимы, что путешественникам пришлось нанимать носильщиков для переноски багажа вместо вьючных лошадей.

Означенный путь служит главной торговой дорогой между Индией и Яркендом через Каракорумский (Karakoram), проход а также между Кашмиром и Лассой и другими коммерческими центрами Тибета и Туркестана. В лучших местах эта дорога представляет собою вьючную тропу, местами опасную для лошадей, и потому и здесь, как и на всякой дороге Кашмира, путешественник должен рассчитывать на возможность потери своих вьючных животных и запастись носильщиками.

Обыкновенно первая станция от Сринагара до Гундербаля (Gunderbal) совершается водою, вследствие чего лошади с багажом были посланы вперед рано утром 17 мая, а путешественники отправились на лодке попозднее. Миновав красивые каналы озера Доль (Dal), лодки вошли в узкий, грязный и вонючий канал, извивающийся через город. Не смотря на его загрязнение, туземные обитатели Сринагара в нем не только купаются, но и берут воду для питья, вследствие чего холерные взрывы там доходят до грандиозных размеров. Европейцы для своих нужд обыкновенно пользуются водою чистого озера Доль.

Выйдя из предместий, лодки поплыли по заросшему травою озеру Анкар (Anchar) к цветущему пастбищу, где река Синд (Sind), вырвавшись из ущелий, разделяется на большое число каналов, а затем впадает в озеро Вулар (Woolar). Вода реки в то время изменила свой цвет благодаря таянию снега и была холодна как лед.

Путники постепенно приближались к гористой местности и наконец прибыли в д. Гундербаль (Gunderbal), расположенную [69] в самом устье Синдской долины, а затем и в Канган.

Надо заметить, что благодаря капитану Бауеру, имевшему от Кашмирского правительства полномочие на требование носильщиков и жизненных припасов, ни в том ни в другом недостатка не было на всем пути до Леха; частному же человеку там путешествовать трудно, так как пришлось бы платить за все втридорога.

Следующие пять переходов были совершены вверх по живописной Синдской долине. Дорога извивалась по скатам на некоторой высоте над порывистым потоком, текущим по дну. Здесь, как и повсюду в Кашмире и в большей части Гималайских гор, южные скаты возвышенностей резко отличаются от северных, — первые покрыты густыми лесами, а вторые совершенно безлесны и безводны, вследствие чего гребень ясно обозначается темной каймой опушки лесов.

19 мая путешественники прибыли в д. Гунд (Goond), раскинувшуюся в самой живописной местности Синдской долины. В этом месте дно долины широко и волнисто, местами хорошо возделано и изобилует фруктовыми садами, окружающими отдельно разбросанные фермерские домики. Река часто разделяется на рукава, образующие острова, поросшие изумрудной травою и запутанным кустарником. Несколько позднее, когда зацветут розы, жасмин и жимолость, вид должен быть восхитительным. Горы, окаймляющие долину, своими лесами и глубокими лощинами напоминают Юру.

Следующей станцией считается Гаганджир (Gagangir), но Найт и Бауер 20-го числа предпочли сделать двойной переход до Сонамерга (Sonamerg). Тропа все восходила выше, приближаясь к снеговой линии, то по берегу реки, то по скату высоко над нею. Долина постепенно сужалась до ущелья, спертого высокими утесами, а дорога становилась заметно труднее и близко ночлега встречались чаще и чаще боковые рассеянны, по которым скатывались снеговые лавины, загромождавшие русло. У Сонамерга, представляющего собою очень жалкую деревню, долина расширяется и река течет широким руслом по пастбищам. [70] Окружающие горы очень высоки; их глубокие долины, в нижних своих частях, изобилуют пастбищами; выше — склоны покрыты темными сосновыми лесами, а еще выше, между утесами, виднеются блестящие ледники.

Сонамерг в переводе означает «Золотой Луг», каковое название эта деревня получила благодаря изобилию шафрана, густо покрывающего луга. Луга прорезаны множеством мелких потоков, ниспадающих с гор, воды которых поддерживают свежесть травы и цветов даже и в летние жары. От самого Гундербаля был подъем и у Сонамерга путники постепенно поднялись на высоту 8,650 фут над уровнем океана; в Кашмире местности с таким превышением по климатическим условиям считаются лучшими для жизни летом.

Переход 21 мая, в Балталу (Baltal), находящемуся в 10 милях от ночлега и у подножия перевала Зоджи Ля (Zoji La), был очень труден, пришлось идти по неровному мягкому снегу. Балтал не населен и состоит из трех-четырех каменных домиков, служащих местом остановки носильщиков, переходящих через упомянутый перевал. Здесь путников ожидали носильщики, высланные с той стороны перевала из Драсского округа, на помощь в переноске багажа. Эти люди совершенно отличались от красивых кашмирцев и имели монгольский тип. Старший из прибывших носильщиков сообщил, что два дня тому назад он пытался перейти Зоджи Ля, но безуспешно и что в этом году еще ни одна лошадь не могла быть переведена через перевал; вместе с этим он рассчитывал, что можно будет перевалить по прекращении снега, который густо падал когда Найт и Бауер прибыли в Балтал, и притом часа в три утра, чтобы пройти худшую часть пути раньше, чем солнце успеет размягчить снег.

В Гималаях надо быть очень внимательным к состоянию погоды зимою и весною и не терять времени, потому что внезапные и яростные ветры, которые часто там подымаются, бывают чрезвычайно гибельны для переваливающих караванов. Таким образом, месяц тому назад, 300 мулов с погонщиками [71] погибли на Гильгитской дороге. Зоджи Ля имеет дурную репутацию вследствие частых ледяных штормов.

Западные Гималаи прорезывают территорию магараджи в направлении с северо-запада на юго-восток, от долины Инда у Чиласской границы до Китайской границы близ Спити (Spiti), и перевал Зоджи Ля, имея только 11,500 фут абсолютной высоты, самый низкий в хребте, вследствие чего все ветры там и сосредоточиваются.

Эта горная цепь, имея среднее абс. превышение 17.000 фут, с отдельными вершинами, достигающими высот 26,620 фут (Нанга Парбат), разделяет Кашмир почти на две равные части, не только разные по климату и физическому устройству, но и по расе и религии жителей.

Южнее хребта живут арийцы; севернее, за исключением Дардских округов близ Гильгита, — народы монгольского племени. В Ладаке, куда теперь путешественники направляются, население исповедует Буддизм и, хотя находится в подданстве кашмирскому магараджи, считает великого ламу (в Лассе) за действительного повелителя. Разницы между Ладаком и Тибетом не замечается: те же общий вид, климат, язык, одежда и обычаи.

Догрские и Сикские (Dogra and Sikh) правители Кашмира перешли западные Гималаи, образующие естественную границу государства, и по очереди покорили все страны, простирающиеся в северу от него до Каракорумской и Гиндукушской водораздельной линии. Ладак был покорен в промежуток времени между 1834 и 1842 годами. До того времени он управлялся туземным раджей, который признавал Китай своим сюзереном, а великого ламу в Лассе как духовную главу. Естественного разделения между Ладаком и Китайским Тибетом не существует; высоты одного служат продолжением высот другого и те же самые реки орошают обе страны. Граница между западным Тибетом, как иногда называют Ладак, и Китайским Тибетом определена только несколько лет тому назад.

В Кашмире дождь выпадает регулярно и хотя его в общем не много, но сильные снега в зимнее время [72] обеспечивают запас влаги необходимой для освежения страны в летние месяцы, вследствие чего леса и пастбища окрашены в свежий зеленый цвет. Контраст между Кашмиром и страною за горным хребтом замечателен. Дождевые облака, несущиеся с отдаленных южных морей через Индию, перехватываются этими высокими горами, вследствие чего за ними расстилаются обширные, мрачные пустыни Центральной Азии, страдающие совершенным бездождием летом и почти бесснежием зимою, так что даже на высотах, поднимающихся на 16.000 фут над уровнем моря, часто нет снега летом.

Ладак, подобно китайскому Тибету, представляет собою обширное и пустынное плоскогорие, очень большого абсолютного превышения и по большей части перерезанное обнаженными утесами и покрытое гранитною пылью; лесов и пастбищ, можно сказать, совершенно нет, — случается, на протяжении целого перехода в летний день, не встретить по пути ни листика. Однако, в некоторых местах, незначительные пространства гранитной пыли орошаются искуственными каналами, приносящими воду с высоких снеговых вершин, и возделываются, таким образом представляя своим видом чрезвычайный контраст с окружающею пустынею. Вследствие отсутствия облаков и крайней сухости атмосферы разница в температуре очень велика, так, в то время как скалы, подверженные действию солнечных лучей, до того нагреты, что нельзя приложить руки, в тени чувствуется холод и даже мороз; точно также, здесь сплошь да рядом путник испытывает ощущение жары в одной части своего тела, и холода — в другой.

Из населенных стран, Ладак выше других в свете. Зерно возделывается даже на высотах в 15,000 фут над морем. Его столица, Лех, расположена на высоте в 11,500 ф. выше моря и тем не менее считается жителями округа Рупшу (Rupshu) лежащею в местности через чур низкой и потому нездоровой для летнего жилья, вследствие чего они отваживаются посещать его только зимою. Жители этой местности настолько сроднились с разреженной атмосферой, что страдают удушьем, когда им случается бывать в Кашмирской долине. [73]

На всем протяжении Лехской дороги, перевал Зоджи Ля представляет наибольшие трудности, потому что именно здесь южные ветры отлагают массы снега; за перевалом дорога хотя но большей части и идет по высотам, превышающим его (в одном месте дорога пролегает на 13,400 фут абс. высоты), но зато нет снега даже и раннею весною.

Близ Балтала дорога оставляет Синдскую долину и поднимается по боковой лощине, с дном, заваленным снегом, под которым как в туннеле струится поток. Через Зоджи Ля ведут две дороги — летняя и зимняя: первая и вместе с тем длиннейшая восходит зигзагами по лощине к гребню, вторая и кратчайшая, по которой перевалили Найт и Бауер, идет по крутому оврагу прямо к вершине перевала, возвышающейся на 2000 фут над его устьем. Каждую зиму в этом овраге скопляется масса снега, по крутой поверхности которого можно безопасно взобраться тогда, когда он тверд; летом же там пройти невозможно, так как раздувшийся поток подмывает снег и потому легко провалиться.

Из Балтала путешественники выступили рано утром при лунном свете; на счастье в этому времени снег почти перестал. От Балтала через перевал и до следующей станции Матаюн (Matayun) считается 16 миль. Снегу в овраге, накопившегося за прошлую суровую зиму, было чрезвычайно много, но поверхность его, как носильщик и предсказывал, сначала была настолько тверда, что даже и лошади много не вязли. Подъем был очень крут, а спуск, по другую сторону гор, настолько полог, что едва заметен. Матаюн всего на 500 фут ниже Зоджи Ля и потому этот перевал скорей похож на гигантскую ступеньку, возвышающуюся с южной стороны на 2000 фут и ведущую на возвышенное плато Тибета.

С вершины перевала путники двинулись по ровному дну снегом покрытой долины, которая постепенно расширяется между горами, поросшими малорослой березой. В этой долине берет начало р. Драс, берегом которой Лехская дорога идет на протяжении пяти следующих переходов. Из живых существ в верховьях долины встретился только сурок. [74]

23 мая путешественники направились по снегу в с. Драс, отстоящее на 15 миль от Матаюна и состоящее всего из нескольких хижин. Округ Драс населен разнообразными народностями, так что в обращении, по крайней мере, четыре языка — кашмирский, тибетский, балтский (Balti) и Брокпский (Brokpa), из коих последним говорит пастушеское население высоких долин. Туземцы хотя и исповедуют Ислам, но часто встречающиеся буддийские идолы служат указанием, что буддизм когда-то господствовал в этом округе, также как и в остальных странах, лежащих между западными Гималаями и Гиндукушем, из которых Балтистан принял магометанство в сравнительно недавнее время.

Драс расположен среди утесистых гор в безлесной и бесплодной местности, хотя тибетцы считают его скорее богатою страною, так как здесь все-таки то тут, то там, между скалами, растет невысокая трава, а вокруг деревни — несколько тополей и при помощи искуственного орошения возделывается небольшое количество ячменя.

За Драсом снега почти не было, хотя на следующих двух переходах путешественникам пришлось пересечь морены, состоящие из снега и камней; в общем движение не трудно, так что, начиная от Драса, багаж везли на вьючных лошадях, а носильщики были отпущены.

24 мая караван спустился по долине в следующей станции, Ташгаму (Tashgam). Окружающая местность с движением в глубь все более и более принимала характер Тибета. Вершины гор здесь более плоски, чем в Кашмире; характеристичные Тибетские высокие плато сменили острые зубчатые хребты, встречающиеся по ту сторону Зоджи Ля; на склонах гор и в долинах Ладака нет ни лесов, ни пастбищ, и только изредка можно видеть на высотах отдельные деревья чахлого ведра (Juniperus excelsa) и по берегам речек редкие кусты крыжовника и роз. Кроме этой растительности, повсюду, даже в самых бесплодных местах, произрастает особое растение с запахом камфоры похожее на укроп и называемое Boortsa или Eurotia (Boorsta горит тем лучше, чем зеленее.), без [75] которого Тибетские пустыни были бы непроходимы для человека и животного, так как оно представляет единственный материал для топлива и пищи травоядным животным. Из животного царства здесь обитают жаворонки, особый род галки, голуби, сурки и ящерицы. В течение дня температура подвержена большим колебаниям, то очень холодно, то очень жарко, и такая перемена бывает по несколько раз в день, что зависит от большей или меньшей силы ветра; кроме этого, и в один и тот же момент, как уже было упомянуто, с одной стороны сильно греет, а с другой чувствуется чуть ни мороз.

Ташган тоже населен магометанами, говорящими на тибетском языке.

25 мая пройдено две станции (24 мили) до д. Каргыл (Kargil), столицы обширного округа того же названия; по пути был сделан привал у деревушки Чангунд (Changund). В этой местности заслуживает внимания система искусственного орошения безводных и крутых скатов гор, окаймляющих долину. На высоте нескольких тысяч фут над рекою, что составляет приблизительно половину высоты гор, по скату устроена не широкая горизонтальная площадка, тянущаяся в виде ленты на многие мили и орошаемая искусственным каналом, который наполняется водою, ниспадающею с ледника. Эта площадка сильно бросается в глаза, так как зеленый цвет ее посевов представляет сильный контраст с серовато-желтою поверхностью бесплодных и сухих покатостей.

От Чангунда путь пролегает по пустынной лощине, спертой высокими утесами. Узкая, местами испорченная, вьючная тропа извивается вдоль крутизны высоко над рекою. Не в далеке от Чангунда р. Драс впадает в р. Суру (Suru), которая в свою очередь, в 12 милях от места слияния, вливается в р. Инд. Казалось бы, что эти долины и должны бы были служить естественным путем в Леху; но р. Инд на протяжении почти 25 миль вблизи устья р. Суру настолько стеснена высокими, вертикальными утесами, что даже и туземцы, привычные к такой местности, не нашли возможным устроить там тропу для [76] носильщиков. Вследствие сего, у слияния р. Суру с Драс дорога на Лех направляется вверх по боковому оврагу р. Суру и, перевалив по пути два перевала, спускается в долину р. Инда близ с. Хальзи (Khalsi), в пяти переходах от Чангунда. С целью избежать ту же трудную местность, дорога от Леха в Скарду (Skardu), по которой позднее проследовал Найт, уклоняется от долины р. Инда у с. Гану (Hanu) и идет в горы через перевал почти в 17,000 фут абсолютной высоты.

Во время своего путешествия Найту пришлось пройти по всей долине р. Инда от Леха до границы с неисследованной страной Чилас, за исключением сравнительно незначительного протяжения уже упомянутого недоступного ущелья. Найт полагает, что такой серии глубоких ущелий не существует нигде в мире. На так называемых дорогах, пролегающих по этим оврагам, приходится цепляться по крутизнам помощью деревянных кольев, втыкаемых в скалы, или карабкаться по стволам деревьев с одного узкого выступа на другой. Местами надо влезать почти по вертикальному скату, цепляясь руками и ногами за трещины, с опасностью ежеминутно сорваться вниз. Иногда, чтобы обойти некоторые совершенно непроходимые места долины реки, дорога круто подымается тысяч на шесть футов выше, с тем чтобы также круто спуститься по миновании препятствия. По сравнению с этими путями, Лехская дорога чрезвычайно легка и удобна.

Возле слияния р. Драс с р. Суру путники миновали типичный тибетский оазис, величиною не более как в двести квадратных ярдов (1 кв. ярд = 9 кв. футам.). Этот оазис пересечен ирригационными канавами со свежею горною водою и представляет собою роскошный сад из роз, крыжовника, из и плодовых деревьев, вперемежку с небольшими клочками густо поросшего травой и цветами луга и вспаханной земли с зеленеющими всходами. Птиц и бабочек здесь множество, тогда как в окружающей пустыне их нет. Оазис отделяется от пустыни полосою, поросшею голубым касатиком (iris). [77]

На большей части пути в Лех дорога извивается по глубоким и узким ущельям, лишенным растительности. Местами ущелья внезапно расширяются, образуя широкие долины с плоским дном, в которых только и возможна искусственная культура почвы. После многих часов ходьбы по темным и обнаженным дефиле, весьма приятно выйти в эти открытые и освещенные солнцем места, зеленые от всходов хлебов и листвы плодовых садов.

Каргыл представляет самый обширный оазис в той местности и заполняет собою котловину, в которую р. Суру входит и из которой выходит узкими ущельями. Окруженная совершенно обнаженными и бесплодными горами, тем не менее эта котловина служит большою отрадою путнику после голой пустыни и потому туземцы считают ее наиплодороднейшею местностью во всей вселенной.

Переход 26 числа привел путешественников в местность, характер которой вполне тибетский. Близко к Каргылу дорога на время оставляет долины и подымается по обнаженному склону на высокое плоскогорие, с которого открывается вид на многие другие подобные плато, разъединенные глубокими дефилеями потоков и редкими зеленеющими оазисами. Вдали как в тумане представляются взорам обнаженные силуеты высоких снежных вершин, не видных из долин. На плоскогорье дул сильный, абсолютно сухой и острый ветер, свойственный Тибету. Воздух настолько прозрачен, что отдаленные предметы кажутся увеличенными в размерах и в одинаковом расстоянии с близкими, вследствие чего является полное нарушение перспективы. Перейдя плато, дорога спускается в долину р. Вакка (Wakka), небольшого притока р. Суру, а затем, миновав деревню и оазис Паскиль (Paskil), вступает в узкое ущелье, спертое остроконечными вершинами. По ущелью пришлось ехать на протяжении многих миль; дорога несколько раз пересекала поток и часто восходила зигзагами высоко по боковым крутизнам для обхода более трудных препятствий. Близ буддийского селения Шерголь (Shergol) дорога выходит в сравнительно широкую и обработанную долину. Возле этой деревни, [78] представляющей как бы самый дальний передовой пост западного буддизма, на высоте расположен буддийский монастырь, населенный ламами. На местном наречии подобные убежища лам называются «Гомпа» (Gompa).

27 числа переход был в 18 миль до Харбу (Kharbu). В трех милях от Шерголя путники прошли д. Мульбек (Mulbek), вблизи которой поставлен колоссальный идол; за деревней дорога шла сначала по глубокой лощине, а потом по боковому оврагу на гребень хребта, служащего водоразделом р. Вакка и другого незначительного притока р. Инд. Этот перевал, называемый Намика Ля (Namika La), возвышается 13,000 фут. над уровнем океана и на 1,500 фут. выше перевала Зоджи Ля. Снега совсем не было и он настолько удобен для движения, что Найт считает путь через него самым легким на всем протяжении от Сринагара. Самый гребень носит платообразный характер и почва его покрыта отложениями селитры или какой либо другой соли. Спуск идет по лощине, стесненной обнаженными горами, мимо двух или трех буддийских деревень с гомпами, укрывающимися в скалистых дебрях. Возле Харбу высоко на крутой и зубчатой вершине виднеются развалины значительного города и крепкого замка.

28 мая выступили в Ламайюру (Lamayuru); солнце страшно пекло, а ветер пронизывал до костей (явление обыденное в Ладаке). Вся эта часть местности выше перевала Зоджи Ля, так — долина Харбу возвышается на 12,000 фут. над морем, а Ламайюру — на 11,520. Не далеко по выходе из д. Гиннискут (Hinniscoot) путь направляется на перевал Фоту Ля (Fotu La), представляющий высшую точку Лехской дороги (13,400 фут. абс. высоты). Более высокие окрестные горы покрыты снегом, а перевал был чист не смотря на то, что он на 2,000 фут. выше Зоджи Ля. Найту пришлось испытать на перевале сильный шторм. Местность чрезвычайно дикая и пустынная, — жизни нет никакой, — ни животной, ни растительной, — кругом только скалы, а на вершинах снег. Спуск с хребта идет по мрачному и узкому дефиле, по плоскому дну которого пролегает сухое русло потока. Бока дефиле возвышаются почти [79] перпендикулярно, закрывая весь вид на окружающую местность. У конца оно расширяется в широкую, бесплодную и каменистую долину, на обнаженном склоне которой и у того места, где она опять суживается в ущелье, расположена д. Ламайюру с монастырем.

29 мая переход был в 18 миль до д. Нурла (Nurla). Ниже д. Ламайюру, как уже сказано, долина обращается в ущелье, по которому дорога следует на протяжении первых нескольких миль, извиваясь и перебрасываясь по деревянным мостам через поток то на одну сторону скатов, то на другую. На встречу попался караван из Лассы, нагруженный кирпичным чаем, предназначенным в Сринагар. Кашмирцы вообще предпочитают кирпичный чай Индийскому и потому последний там не в ходу. Несколько спустя, встретился второй караван с шерстью, торговля которой между Индией и Китайским Тибетом развивается все более и более и приносит значительные барыши ведущим ее. Ущелье выводит в широкую долину р. Инда, по которой пролегает дорога до самого Леха. В это время Инд был сильно вздувшись и вода его мутна от таяния снегов в Тибете.

Путешественники переправились на другой берег Инда по деревянному мосту, прошли форт, защищающий переправу, и начали подъем вверх по долине. Привал был сделан у д. Хальзи, расположенной на обширном и цветущем оазисе с искусственным орошением. Оазис производит горох, ячмень, клевер и абрикосы, а между скалами произрастают в дивом состоянии лавенда и касатик. Культивированная местность резко отделяется от совершенной пустыни ирригационной канавой, шириною всего в восемнадцать дюймов; за этой границей только песок и камень и ни одной травинки.

Деревня Нурла расположена также на цветущем оазисе.

Следующий переход (30 мая) был в 17 миль, на всем протяжении которого только в одном месте встретилась незначительная площадка с растительностью, а то повсюду гравий, песок и пыль. Заночевали в Саспуле (Saspul), расположенной на оазисе. [80]

На этой части пути, дорога пролегает по местности однообразного характера: пустынные овраги, плато и редкие оазисы.

Марш 31 мая был до Ниму (Nimu). Так как р. Инд на некотором протяжении сильно сперт крутым ущельем, то дорога на некоторое время оставляет его долину и восходит на каменистое плато. Полуденный отдых был среди абрикосовых дерев у д. Бацго (Bazgo), расположенной на склоне скалистой горы и вблизи которой находятся развалины древней крепостцы и два буддийских монастыря.

1-го июня, т. е. на шестнадцатый день по выступлении из Сринагара, путешественники сделали две станции и прибыли в г. Лех. Дорога хотя и пролегает по палящей, каменистой и безжизненной пустыни, но признаки набожности в виде часовен и надгробных камней встречаются повсюду. Следуя долиной Инда, Найт и Бауер под конец перехода прибыли в отдельной скале Пайтак (Pitak), упирающейся в русло и увенчанной древним монастырем и фортом. Недалеко от этого места, на северном берегу простирается обширная песчаная равнина, в конце которой и в пяти милях от Инда расположен г. Лех, окруженный возделанными полями и группами тополей и других деревьев. Потоки, ниспадающие с гор и орошающие этот оазис, по выходе из него поглощаются песками равнины, не достигая Инда. Р. Инд у Пайтака находится на высоте 10,500 фут над уровнем моря, а г. Лех на высоте 11,500 фут, так что, направляясь от Пайтака приходится совершить подъем по пескам, на протяжении пяти миль, на тысячу фут.

Г. Лех, удобно расположенный почти на пол пути между рынками Индии и Центральной Азии, сделался конечным пунктом караванов, направляющихся с той и с другой стороны. Летом торговцы прибывают в Лех из Индии, Туркестана, Тибета, Сибири и отдаленнейших округов Центральной Азии, для размена товаров юга на товары севера. Весьма редко случается, чтобы караван, направляющийся из Индии, прошел бы далее Леха на север, или таковой же из Центральной Азии — южнее Леха. Купцы, съехавшиеся из отдаленнейших мест, здесь встречаются и ведут, по большей части, меновой торг, а [81] затем отдыхают месяц или два перед утомительным путешествием по дурным дорогам, вследствие чего базары и окрестности города кишат всевозможными народами Азии, верблюдами, яками и другими вьючными животными. Такого смешения типов, костюмов и языков как здесь во время съезда вряд ли где можно найти в другом месте. Лех в сентябре один из самых торговых и многолюдных городов и содержатели магазинов и фермеры, снабжая приезжих своими товарами, делают прекрасные обороты.

Даже и в тихое время Лех представляет собою чрезвычайно космополитический город, так как там остаются на жительстве многие агенты купцов, принадлежащие к самым разнообразным расам и верованиям. И как сравнительно ни мало постоянное население, однако среди него в употреблении, помимо прочих, по крайней мере четыре главных языка — индусский (Hindostani), тибетский (Tibetan), тюркский (Turki) и кашмирский (Kashmiri). Жители Леха принадлежат в шести вероисповеданиям: буддийскому, трем сектам магометанского (суниты, шииты и maulais), индусскому (Hindoos) и сикскому (Sikhs). Веротерпимость служит отличительным признаком жителей Леха и результатом ее являются браки между лицами разных верований и взаимное усвоение обычаев и предрассудков. Таким образом, столкнувшиеся здесь многоженство магометан и многомужество Ладакских женщин, под влиянием друг друга, в конце концов, обращаются в одноженство для магометан и в одномужество для уроженок Ладака.

Найт, проводив Бауера, отправившегося в Тибет, избрал целью своего путешествия Гильгит. Расстояние от Леха до Гильгита, считая по дороге, выбранной Найтом, в грубых цифрах 370 миль, или 32 перехода, из коих первые четыре — долиною Инда. Дорога пролегает по поверхности, изменяющей свое превышение над уровнем океана от 4,400 фут до 17,000 фут и во многих местах труднопроходима даже для ненагруженных животных. В виду сего последнего, Найт решил пройти весь путь пешком.

27 июня Найт выступил из Леха в сопровождении [82] небольшого числа носильщиков. Теперь, в летнюю жару, было много труднее идти по пескам и гравию долины Иида, чем на пути в Лех; но зато освежающие оазисы получили еще большее значение в глазах путешественника, тем более, что в это время цветы были в полном цвету.

Далее Найт распространяется об уважении и доверии туземцев к англичанам и, между прочим, говорит, что даже в русском Туркестане жители скорее готовы обратиться за разрешением спорного вопроса к английскому путешественнику, чем к местной администрации,

В полдень 80 июня Найт прибыл в Хальзи, проследовав по той же дороге, по которой он шел в Лех, а в вечеру долиной Инда в с. Думха (Doomkha), славящуюся многими часовнями, разбросанными по пустыни кругом оазиса и находящуюся в 10 милях от Хальзи. Дальнейший путь Найта совпадал с трактом Балтских (Balti) торговцев сушеными абрикосами. По пути на оазисах устроены особые дома для отдыха проходящих, чего на сринагорской дороге и в помине не было.

Миновав живописное селение Скербичан (Skirbichan) с монастырем, дорога вследствие сужения долины р. Инда подымается в горы и приводит в д. Эчинатан (Acheenatang), в которой Найт остановился на ночлег 1 июля.

Далее дорога идет на некотором протяжении по косогору крутых склонов узкой и бесплодной долины р. Инда, а затем отклоняется в горы и ведет долиною р. Хану (Hanu), через перевал Чорбат (Chorbat), в долину р. Шайок (Shayok), берущей начало у Каракорумского перевала и впадающей в р. Инд. Р. Хану берет начало в вечных снегах Чорбата и путешественнику предстояло в течение двух дней карабкаться по ее крутому ущелью. Ночлег 2 июля был у последней буддийской д. Гома Хану (Goma Hanu), за которой в течение трех дней пути, т. е. до долины р. Шайок, не встречается ни одного жилища. За перевалом начинается Балтистан, жители которого магометане.

3 июля продолжался подъем по ущелью к подножию [83] перевала, у которого путешественник и заночевал среди снегов на площадке, служащей местом ночлега носильщиков.

4 числа начался подъем на перевал; сначала было легко идти по обледенелому снегу, но чем выше, тем снег становился мягче, покатость круче (уклон на последних 2,000 фут достиг 45°), а воздух реже. Привал был на самом гребне перевала, на высоте 16,700 фут над уровнем моря. Отсюда представились взорам громадные хребты скалистых снеговых гор и обширные снежные поля; на севере сквозь долину р. Шайок можно было видеть отдаленные (на расстоянии около 50 миль) вершины Каракорумского хребта, составляющего границу Балтистана с Китайским Туркестаном и который, можно сказать, непроходим на пространстве от Каракорума до верховьев реки Гунзы.

Провинция Балтистан, в которую теперь предстояло спуститься с перевала, покорена сиками (Sikh) в 1840 году. До этих пор во главе ее управления стояли раджа из г. Скарду (Skardu) и некоторые другие подвластные ему раджи; потомки этих радж сохраняют и теперь, но только номинально, свои титулы и кой-какие прерогативы; туземные же жители относятся к ним с большим уважением, так как они, подобно всем восточным народам, придают большое значение крови.

Балтистан, расположенный между Гималаями и хребтами Гиндукуша, Каракорума и Тибета, окружен со всех сторон высочайшими горами в свете, и в зимнее время, когда перевалы завалены снегом, он совершенно изолирован от внешнего мира. Самым естественным выходом из этой страны в низменность, по-видимому, является долина р. Инда, но этот путь для путешественника более опасен, нежели высочайшие перевалы, так как часть Индской долины между Балтистаном и Индией населена кровожадными и фанатичными племенами, принадлежащими к суннитскому толку. Балты (Baltis) по большей части исповедуют магометанство шиитского толка, а у этих народов в обычае перерезывать горло шиитам, и обращать в рабство сунитов, не принадлежащих в их племени, осмелившихся пробраться в их страну. Населению Балтистана живется [84] чрезвычайно худо: победители обременяют непосильными налогами и отрывают от дома принудительным нарядом на работы на Гильгитскую дорогу; канджутские разбойники производят нападения и уводят в плен для продажи в рабство на рынках Центральной Азии; а соседи суниты при каждом удобном случае избивают их. Бедность царствует повсеместно; большинство никогда не имеет достатка в пище и одежде. Найт рассчитывает, что вскоре положение балтов улучшится, благодаря вмешательству англичан в кашмирские дела.

Балты принадлежат к монгольскому племени с некоторою примесью арийской крови; в общем имеют сходство с населением Ладака.

Перевал Чорбат затруднений для перехода не представляет, но очень утомительно постоянно подыматься и опускаться по волнистой поверхности мягкого снега.

Спуск с перевала легок, путь пролегает вдоль небольшого потока, берущего начало близ перевала; Найт остановился на ночлег на месте, где постоянно останавливаются носильщики, — топлива не было, а траву можно было найти по берегам ручья и то там, то сям по склонам гор, чего на той стороне (Ладакской) и в помине не было.

5 числа пошел снег, но после крутого спуска в течение нескольких часов на низкий уровень, путешественник очутился в жаркой летней атмосфере. Переход был очень длинный по долине, которая по мере спуска превращается в узкое ущелье; дорога во многих местах размыта и обвалилась. Остановились на ночлег в д. Чорбат, расположенной у устья ущелья, выходящего в широкую песчаную долину р. Шайок.

В течение последнего времени Найту не приходилось быть на столь сравнительно низком уровне, как у д. Чорбат, и разница в климате была заметна по состоянию посевов: ячмень уже пожелтел, а тутовая ягода поспела. При дальнейшем путешествии по Балтистану повсюду встречалось обилие фруктов и особенно абрикосов и тутовых ягод, которые в сушеном виде составляют главный предмет экспорта страны. [85]

Р. Шайок, в этом месте, по-видимому, такого же объема, как и р. Инд у д. Скербичан, но течет гораздо медленнее в своем широком, песчаном русле. Местность по пути следования в Балтистане живописнее Ладакских долин, — горы более разнообразных очертаний и оазисы более часты и обширнее. Дорога то вьется по горячим и ровным пескам вдоль берега реки и у подошвы покатости ее долины, то подымается высоко на утесы и затем опять спускается в виде тропы, скорее напоминающей лестницу. В Балтистане жар сильнее, чем в Ладаке и с каждым днем пути становилось знойнее, пока, наконец, Найт не прибыл в Скарду, где температура столь же высока, как и в Индии, но зато здесь повсюду можно найти свежую, почти ледяную, воду и фрукты.

После Чорбата ночлег был в с. Лунха (Lunkha); на этом переходе Найт испытал неприятный ветер, подымающий облака пыли и обыкновенно дующий вверх по долине реки около полудня. Следующий переход до д. Капалу (Kapalu) был длинен и труден. Вследствие недавнего обвала по нижней дороге нельзя было следовать, поэтому пришлось подняться по крутой и извилистой тропе на волнистое плато, находящееся на несколько тысяч фут выше реки. Поверхность плато камениста и бесплодна, только изредка можно встретить небольшие пространства, поросшие желтой травой, в которой шелестят ящерицы — единственные представители живых существ. Отсюда открылся величественный вид на большой горный хребет за рекой Шайок, в котором, если смотреть в направлении широкой долины р. Муш (Mushe), среди других ледниковых вершин резко выделяется огромная и покрытая ледниками гора Машербрум (Masherbrum), возносящаяся на 25,676 фут над уровнем океана.

Путь лежал через плато и выводил в его краю, откуда можно было видеть далеко внизу долину с извивающеюся по ее песчаному дну р. Шайок и окаймляющие ее снежные хребты, а прямо под ногами оазис, по размерам больше, чем все встреченные до сих пор. Оазис представляет собою почти непрерывный, с роскошною растительностью, сад, тянущийся вдоль берега реки на многие мили, а в ширину [86] распространяющийся до и даже местами захватывающий нижние части склонов долины. Из числа плодовых деревьев особенно изобилуют абрикосы, вишни и грецкий орех, а поля обработаны под зерновые хлеба, горох и клевер. Среди зелени разбросаны хижины селения Капалу, служащего центром управления богатейшего округа Балтистана и называемого также Капалу. В Капалу живет наследственный правитель округа — раджа, к которому, как уже было сказано выше, туземное население относится с большим почтением.

Сделав одиннадцать трудных переходов от г. Леха, Найту было очень приятно часть пути совершить водою; но туземцы предпочитают переправляться на пароме из бурдюков у с. Капалу и затем следовать сухопутно по правому берегу р. Шайок до ее впадения в р. Инд. У места переправы река течет многими руслами, образуя мели и острова; течение быстро, но опасностей для паромов не представляет. Замечательно, что в Балтистане паромы приводятся в движение посредством отталкиваний от два длинными шестами, а не веслами, которых и в заводе нет. Для большей скорости движения паром Найта держался середины реки, где течение быстрее. По пути картины быстро сменялись, — то виднелись сыпучие пески и за ними дрожащие в мираже горы, то скалистые утесы близко подступали в руслу и стесняли течение, то, наконец, цветущие и богатые оазисы, а за ними снеговые горы, на которых местами были заметны, даже на больших высотах, клочки почвы, поросшие ячменем или травою. У д. Карку (Karku) русло сильно стесняется скалами и образуется быстрина, на которой паром чуть не потерпел крушения. Миновав д. Довани (Dowani), паром остановился на ночлег у д. Брагар (Bragar), находящейся у начала ущелья, образующего опасные пороги.

Путешествие от Брагара до Скарду заняло три дня. С каждым переходом местность понижалась и климат становился теплее; ячмень уже собран в амбары. 10 июля, миновав слияние рек Шайок с Индом, Найт на пароме переправился на другую сторону и у д. Голь (Gol) вышел на перекресток дорог из Сринагара в Скарду и из Капалу в Скарду, из [87] коих первая сопровождается телеграфной линией. 11-го июля Найт прибыл на равнину Скарду, имеющую абсолютное превышение в 7,250 фут. В этом месте горы обоих берегов Инда отступают, образуя песчаный бассейн шириною несколько более пяти миль и бывший в древности дном озера, чрез которое протекал Инд. Д. Скарду расположена на наносном, хорошо орошенном и возделанном плато, возвышающемся на 150 фут над уровнем дна бассейна. Скарду хотя и древняя столица Балтистана, однако ничего особенного не представляет и состоит из разбросанных групп низеньких глиняных домов, с небольшим базаром, на котором торгуют преимущественно кашмирцы и с крепостцею, расположенною на командующей скале.

Долиною Инда пролегает самая прямая и кратчайшая дорога из Скарду в Гильгит, но она трудна для движения и потому Найт избрал более легкий путь, который идет долиною Инда на протяжении 29 миль до д. Кацура (Katsura), откуда сворачивает на перевал Баннок Ля (Bannok La) и спускается на Гильгитскую дорогу близ крепости Астор. По причине дурной погоды, задержавшей Найта у подошвы Баннок Ля; на путешествие до Астора потребовалось девять дней.

Переход до д. Кацуры был утомителен, потому что на большей части пути пришлось идти под палящими лучами солнца, по сыпучим пескам равнины Скарду. 13-го июля, оставя долину р. Инда, Найт начал подыматься по очень неровному дну Шикарсангского оврага (Shikarthang) и остановился на ночлег у д. Стокхун (Stokehun), расположенной на берегу стремительного потока, пробивающегося сквозь густую чащу роз и других кустарных растений. Вблизи деревни каскад, спадающий с вертикальной скалы и затем исчезающий в обширном скоплении снега, представляющем остаток прошлогодней лавины. 14-го июля продолжался подъем по оврагу. Склоны оврага густо поросли сосною, вязом, можжевельником и розами, а его дно — гиацинтами, ятрышником, ветряницею и другими полевыми цветами. С подъемом выше растительность понемногу становилась беднее, а у д. Шикарсанг, представляющей конечный пункт [88] человеческого жилья в направлении оврага и послужившей местом ночлега Найту, окрестная местность совершенно безлесна. Деревня состоит из нескольких мизерных лачуг, сконцентрировавшихся у места соединения четырех сходящихся оврагов, вследствие чего она подвержена действию всевозможных ветров. Кругом деревни хорошие летние пастбища. К ночи начал идти снег с дождем, задержавший Найта на два дня, так как в такую погоду местные жители не советывали пускаться в путь. 17-го июня Найт начал восхождение по каменистому оврагу и, добравшись до истова ручья, протекающего по оврагу, остановился на ночлег биваком среди лишенных растительности, если не считать незначительного количества ревеня, скал и ледников. 18-го числа при легком снеге Найт продолжал утомительный подъем по крутой снежной покатости в вершине перевала, представляющей собою обширное волнистое пространство, на котором местами возвышаются скалистые пики. Впереди виднелись последовательные снеговые горные хребты, но облачная погода мешала Найту уловить абрис величественного массива Нанга Парбат (Nanga Parbat), который при большем освещении должен был бы быть виден. Перейдя сверкающую белизной снега плоскую возвышенность перевала, Найт вышел к верховью глубокого оврага, по дну которого пролегает путь в Астору. Трудный спуск почти на тысячу фут привел к истоку ручья, у которого путешественник раскинул свой бивак на небольшой площадке, поросшей травой, фиалками и незабудками. 19 июля, пройдя несколько миль по камням и снегу, Найт спустился в совершенно другую местность и климат. Сосновые леса и пастбища покрывают горные склоны от вершины до самого русла, в которое впадает множество побочных ручьев, ниспадающих с гор и образующих местами небольшие болота, которых до сих пор Найту не приходилось встречать в только что оставленных им безводных местах. Из этой долины Найту впервые открылся вид на величественный Дайямир (Diyamir) или Нанга Парбат, возвышающийся на 26629 фут над уровнем моря и находящийся в расстоянии около двадцати миль от места, избранного для [89] ночлега. Хребет, к которому принадлежит названный массив, образует границу территории магараджи, а вместе с тем, можно сказать, что и исследованной местности, так как за ним простирается неизвестная еще страна чиласов, которую никто из иностранцев не решается посетить. На ночлеге в деревушке, наконец, пришлось увидеть деревянные постройки, указывающие на достаток в лесе и которых Найт давно уже не встречал.

20-го числа, рано утром, путешественник выступил в г. Астор вниз по красивой долине, через заросшие тростником и камышом плоскости, кишащие голубями, через сосновые леса, обильные пастбища и разбросанные деревеньки. Эта местность называется Дардистан и жители его отличаются типом и одеждой от всех прочих до сих пор встреченных. Дарды, живущие вблизи Гильгита, очень бедны и их лица носят отпечаток грусти, вследствие того, что они подвергаются постоянным нападениям соседних народностей. Наименования Дардистан и дарды, употребляемые географами, туземцам совершенно неизвестны. Под именем дардов географы подразумевают сходные по типу народности арийского происхождения, населяющие округа Астор и Гильгит, небольшие королевства Гунза и Нагар, Ясин, независимые республики долины р. Инда и другие местности к югу от Гинду-Куша. С запада они соприкасаются Кафиристаном, с юга — с народностями, говорящими на Языке «пушту» (Pushtoo), а на востоке — с Кашмиром.

К концу перехода Найт вышел боковым оврагом в широкую, бесплодную и унылую Асторскую долину с рекой значительного объема, вдоль которой извивается Гильгитская дорога, кишевшая в то время носильщиками, нагруженными зерном, предназначенным для заготовления войсковых запасов для отрядов в Гильгите и в других пунктах.

В миле или около этого, на противуположном берегу реки, на крутой скале расположена крепость Астор, обнесенная стеною с башнями. Перейдя реку по деревянному мосту, Найт поднялся по крутой тропинке в крепость с узкими и грязными улицами, казармами и глиняными домиками. Внутри [90] толпились кашмирские сипаи, носильщики, караваны мулов и проч. Путешественник в Асторе не остановился, а направился в лагерь г-на Аплифорда (Appleford), разбитый в 4-х милях ниже по долине для большого удобства для строющих дорогу.

До сих пор Найт следовал большим торговым трактом Кашмира, ведущим через Лех на рынки центральной Азии, теперь же ему предстояло проехать по другой большой дороге страны в данную минуту более деятельной и людной, но не купцами и их караванами, а двигающимися войсками и бесконечными военными транспортами.

В виду важного стратегического значения дороги, связывающей Сринагар с Гильгитом, кашмирское правительство решило провести новую и удобную для следования войск и тяжестей и возложило устройство ее на г-на Спеддинга. Согласно заключенного контракта, эта дорога должна быть окончена к 1 июлю 1893 года и иметь ширину полотна в десять фут при наибольшем уклоне как один к десяти. На деле, вследствие рвения строющих, две трети дороги были уже окончены в течение лета 1891 года. Старая Гильгитская дорога, пролегающая по горам, будучи очень не ровною и в самых крутых местах настолько узкою, что два встречных мула не могут разойтись, почти недоступна для горной артиллерии на мулах.

Никто, кто не был в этой негостеприимной местности, не может себе представить в полности те затруднения, которыми сопровождается организация даже самой небольшой военной экспедиции. Дорога из Кашмира в Гильгит, длиною приблизительно 240 миль, пролегает по большей части по совершенно пустынной местности; все запасы приходится доставлять из Кашмира, даже сено для корма транспортных животных надо привозить издалека. Летом жара в бесплодных ущельях нестерпима и на некоторых безводных переходах постоянно можно видеть скелеты павших мулов. Дорога делается непроходимою раннею зимою, потому что на встречающихся на пути двух перевалах, весьма часто подымаются леденящие штормы, которые ежегодно замораживают нескольких путников, [91] застигнутых врасплох. Прошлою осенью (1890 года), во время такого шторма на Радждианганском (Rajdiangan) перевале погиб целый транспорт из 300 муллов, совместно со всеми погонщиками, сопровождавшими его. Эти несчастия могли бы быть до некоторой степени уменьшены устройством в соответствующих пунктах домов для отдыха. Этот пробел в настоящее время пополняется.

В течение целого лета направляются вверх по дороге караваны мулов, лошадей, волов и носильщиков с зерном и другими предметами жизненной необходимости для заготовления для войск девятимесячного запаса, потому что эта страна, почти ничего не производя, две трети года совершенно изолирована благодаря снежным завалам на перевалах, и тогда нет никакой возможности подвезти что-либо из Кашмира. Все сношения с внешним миром прекращаются, за исключением редкой почты, доставляемой пешими людьми, хорошо знающими местность и признаки, по которым можно судить о предстоящей погоде; но и те бывают часто задержаны у подошвы перевалов на целые недели, в ожидании благоприятного времени.

Несомненно, что на пустынность страны по Гильгитской дороге, в значительной степени, повлияло то обстоятельство, что преследуемые жители побросали свои обработанные земли. Найт высказывает надежду, что теперь, под наблюдением англичан, восторжествует новый порядок и земледельцы, уверенные, что больше нечего опасаться каких либо притеснений, возвратятся к своему пепелищу и начнут возделывать землю, тем более, что им будут оказаны разные поощрения, побуждающие к обработке возможно больших участков, и помощь в восстановлении ирригационных канав. Поэтому можно полагать, что там окажется значительный избыток в предметах продовольствия и Гильгитский гарнизон в отношении запасов пищи перестанет так рабски зависеть от местностей, лежащих по ту сторону перевалов.

Значение, придаваемое Найтом Гильгиту, и его взгляд на [92] настоящее положение дел в пограничной полосе видны из нижеследующего теиста, приведенного здесь буквально.

«Значение Гильгита в отношении Кашмира, как господствующего над долиной р. Инда и устьем р. Гунзы и таким образом держащего в страхе непокорные племена по обоим берегам, очевидно; но его великая стратегическая важность для империи вполне обнаружена только недавно. Эта страна в настоящее время начала привлекать на себя внимание. Русские экспедиции исследывают перевалы через Гниду-Куш с северной стороны. Они даже перешли этот хребет в нескольких пунктах и вторглись во владения наших союзников. Так, например, Ионов с казаками перевалил по перевалу Корабаут (Karabaut) в Читрал; другой отряд, под начальством Громбчевского, спустился с Памира в долину Гунзы и, если верить слухам, возбуждал население против нас; кроме того, мы постоянно слышим о новых движениях и сборах царских войск на нашей границе.

Какое бы положение мы ни занимали относительно спорных земель за Гинду-Кушем, в настоящее время не может быть и сомнения как нам следует действовать на южной стороне. Наше влияние должно быть распространено до этого великого горного хребта, составляющего естественную границу Индии. Для спокойствия нашей империи безусловно необходимо удерживать за собою выходы из гор и если мы не позаботимся о них, русские не преминут воспользоваться этим и займут их.

Русские до сих пор безнаказанно нарушали все договоры и двинув войска в Читрал, которому мы платим субсидии и, покровительствуем, преднамеренно сделали шаг равносильный объявлению войны. Некоторые в Англии не придают значения этому инциденту, население же этих стран смотрит на дело совсем в ином цвете. Если мы примиримся с вторжением русских войск в государства, которым мы гарантировали помощь на случай нашествия чужеземцев, то несомненно, что они потеряют всякую веру в нас; они придут к заключению, что Россия сильнее и что мы боимся ее, и так как азиаты всегда дружат с сильнейшим, то результатом нашей апатии [93] мы должны ожидать не только происков, но, быть может, и более открытых враждебных действий.

Убеждение, что преграды, представляемые пустынными горами этой местности, делают не выполнимым сколько-нибудь грозное нашествие, в данном случае не имеет места. Русские доказали, что небольшие отряды войск могут перейти Гинду-Куш, а здесь и очень незначительные силы могут оказаться зародышем широкораспространяющегося зла. Если мы будем настолько небрежны и не подчиним своему влиянию народы, живущие к югу от великого водораздела, то вне всякого сомнения, что эти последние примут сторону очевидно сильнейшего государства. Предводимые русскими офицерами, эти племена будут драться хорошо и легко возможно, что в случае вооруженного столкновения двух империй, ими воспользуются для весьма серьезной для нас диверсии. Насколько далеко зайдет отложение наших нынешних друзей — предвидеть трудно. Несомненно, что такое нападение могло бы быть отражено, если только в других местах наши дела будут хороши (наши индийские офицеры не страшатся решительных результатов); но нам придется отправить в эту страну значительные силы, которые нам трудно уделить, и тем поможем русским в выполнении, весьма вероятно, их единственной задачи, поставленной на этой части границы.

Мало сомнения, что приведенные выше опасности весьма просто могут быть устранены, если запереть выходы на нашу сторону. Горсть таких британских офицеров, каких мы имеем в Гильгите, сумеют выполнить это, если только приняться за дело надлежащим образом и вовремя. Эти замечательные двери империи легко удерживать и охранять. Весь вопрос заключается в уменье внушить туземцам, что мы в состоянии их защитить. Твердая политика в этом направлении уменьшит шансы для войны, в которую, однако же, так легко быть вовлеченым колебанием.

Гильгит, самый северный передовой пост Индийской империи, прикрывает все проходы в Гинду-куш, начиная от самого восточного Шимшала (Shimshal), до пролегающих у верховьев [94] р. Ясин, на западе. При взгляде на хорошую карту легко видеть что все эти перевалы ведут в долины р. Гильгит и ее притоков. Обладание Гильгитской долиной предоставляет еще большие выгоды: оно дает нам средства прямого сообщения через территорию Кашмира с покровительствуемым нами Читралом, который иначе был бы удален от нашего влияния промежуточными странами, которые в настоящее время наделе для нас заперты. Теперь мы гарантируем независимость Читрала от Авганистана и этого последнего от русского посягательства. Наша дружба с Читралом началась со времени миссии Локхарта (Lockhart) в 1886 году, когда эти страны были вполне исследованы. Собранные тогда сведения о дорогах и перевалах не были опубликованы, но теперь они не могут долее держаться в тайне, так как французы и русские исследователи недавно посетили те же самые земли.

Во время царствования покойного Метара Читральского (умер несколько месяцев тому назад), самого прозорливого из правителей, это государство было увеличено подчинением себе нескольких племен, отдавшихся под покровительство своего могущественного соседа. Чрезвычайно важно для нас, что Авганистан не приобрел Читрала, и, конечно, также безотлагательно необходимо, чтобы русское влияние не распространилось в этом направлении.

Постоянные сношения поддерживаются между Гильгитским агентством и Читралом и мы снабжали читральцев оружием для обороны их пограничных постов. Но Читральская долина должна была бы быть в таком же полном подчинении у нас, как и Гильгитская, потому что она господствует некоторыми нижайшими и легчайшими перевалами через Гинду-Куш и открывает готовую дорогу в Индию из Бухары через Бадахшан. Известно, что русские военные авторитеты считают ее удобным путем для вторжения в Индию, так как при этом представляется возможность обойти естественные препятствия возвышенного и негостеприимного Памира и, сверх того, там пролегает очень легкая и оживленная движением караванная [95] дорога, направляющаяся непосредственно из Читрала через Баджур (Bajur) в Пешавер.

Город Читрал, будучи расположен в узле нескольких долин, ведущих к перевалам, со стороны которых можно ожидать вторжения, господствует над всеми. Нет сомнения, что нам следует учредить там агентство, так же, как и в Гильгите. Над этим долго размышляли и покойный Метар сам неоднократно выражал желание, чтобы был назначен в его государство британский резидент. Стратегическая дорога, связывающая Гильгит с Индией, почти окончена и некоторые авторитеты полагают, что она должна быть продолжена вверх по Гильгитской долине через г. Ясин в Читрал. Тогда бы у нас были в руках ключи к Гинду-Кушу и, кроме того, господствуя над нижней Читральской долиной, мы бы могли напасть на фланг русской армии, наступающей от Герата. Можно бы было войти в такие соглашения с туземными пограничными государствами которые бы давали нам возможность построить еще другие стратегические дороги и учредить где надо передовые посты.

К несчастию, наша дорога в Гильгит должна пройти через Кашмир, через перевалы, запертые снегом в течение двух третей года, тогда как имеется прямой и естественный путь долиной р. Инда в Британскую Индию, не переваливающий через горные проходы и открытый целый год, но который в настоящее время совершенно закрыт для нас, вследствие враждебности племен Шинака и других, населяющих страну между Бунджи и нашей территорией (Когда эта глава была напечатана, возникли беспорядки в Читрале и Чиласе. Учреждено Британское агентство в Чиласе, управляемом ныне Низам-ул-Мульком. Столица Чиласа занята теперь войсками императорской службы и без сомнения, что дорога будет вскоре проложена через эту страну в Индию. Тогда Гильгит будет на десять дней ближе к Абботабаду и железной дороге, чем теперь, и опасные перевалы на Кашмирской дороге останутся в стороне.).

Текст воспроизведен по изданию: Место встречи трех империй // Сборник географических, топографических и статистических материалов по Азии. Выпуск LIV. СПб. 1893