ЧЕРНЯК А.

ЗАМЕТКИ

ОБ ЭКСПЕДИЦИИ ГЕНЕРАЛА СКОБЕЛЕВА В АХАЛ-ТЕКЕ.

Третий стрелок, с наиболее совершенным ружьем, от состязания благоразумно уклонился. Тогда решил показать свое [429] искусство и командир работавшей роты, для чего ему принесли бывшую у него турецкую магазинку, в рассверленный патронник которой входили патроны Смитовского револьвера. Шагах во 100 за служившею нухурцам мишенью доской была поставлена бутылка из-под сельтерской воды, которая и разлетелась в дребезги после первого же выстрела магазинки. Нухурцы только молча покачали головой.

Покончив с постройкой в Арчмане, колонна двинулась дальше, оставив гарнизоном возведенного укрепления роту при двух орудиях. Следующее укрепление было построено в Дуруне, около имевшейся там мечети, причем укрепление это не было еще совершенно закончено к тому времени, как в Дурун прошла наша колонна. Вследствие этого я получил приказание отстать от колонны и заняться окончанием дурунского укрепления, причем мне был оставлен и весь захваченный с собою колонною инструмент; но верблюды, шедшие под инструментом, не смотря на все мои убеждения в необходимости инструмента впереди, а следовательно и необходимости для меня в верблюдах, чтобы везти его дальше по окончании здесь работы, — были взяты и я остался без всяких средств для дальнейшего передвижения.

Работа состояла главным образом в некотором увеличении размеров бруствера, а главным образом в приспособлении к обороне, вошедшей одной из своих стен в фас укрепления обширной и прочной мечети, которая могла служить редюитом, способным, при хорошей огневой обороне, притупить когти какой угодно громадной партии неприятеля. Работы были окончены, и тут же как раз подоспела четвертая колонна двигающихся из Бами войск, при которой, между прочим, на отделении колесного транспорта следовал инженерный парк. Моим двум ящикам с инструментом и чемодану с несложным собственным имуществом нашлось место на идущих при транспорте запасных фургонах, и 4-го декабря я добрался до Келяте.

Передовой пункт расположения наших войск был в это время в занятом еще 30-го ноября селении Еген-Батырь-кала, в 10-12 верстах от Геок-Тепе. Колонна полковника Гайдарова, выслав предварительно часть своих войск в помощь расположенной в Келяте кавалерии, ранним вечером 29-го же прибыла к этому же пункту, и генерал Скобелев решил с имеющимися у него войсками в ту же ночь продвинуться дальше, в глубь оазиса, и занять последнее перед Геок-Тепе селение [430] Еген-Батырь-кала. Назначенные для этого войска, в составе 10-ти рот (рота сапер, красноводская рота, команда охотников, 1-я, 2-я, 3-я и 4-я самурские роты, 13-я, 14-я, 15-я апшеронские роты), семи сотен и эскадронов и 21-го орудия, были разделены на четыре колонны: капитана Баранка — две роты; полковника князя Эрнстова — два эскадрона, 1 1/2 сотни и конно-горный взвод; подполковника Навроцкого — четыре роты, 1/2-батареи и 1/2-сотни, и полковника Гайдарова — четыре роты, 1/2-сотни и две батареи.

Задачей первой колонны было поставлено отрезать Еген-Батырь-калу от Копет-Дага, для чего колонна эта и двинулась близ подошвы последнего; выступление ее назначено в девять часов вечера. Вторая колонна, обойдя Еген-Батырь-калу по пескам с севера, должна была затем зайти в тыл селения и, встав между последним и Геок-Тепе, прервать всякое сообщение между ними. Третья и четвертая колонны направляются к Еген-Батырь-кала: третья — в час пополуночи, а четвертая — в восемь часов утра.

Занятие Еген-Батырь-кала совершилось без особых затруднений, так как аул совершенно не был занят неприятелем. Это движение наших войск было на столько неожиданно для неприятеля, что текинцы не позаботились даже отогнать пасшееся между Еген-Батырь-кала и Геок-Тепе стадо тысяч в шесть баранты, которое и было захвачено колонной капитана Баранка. Допустив беспрепятственно занять Еген-Батырь-кала, текинцы утром охватили его со всех сторон лентою многочисленной конницы и заняли лежащий в тылу Кара-карыз, что впрочем, не помешало движению быстро прогнавшей неприятеля колонны полковника Гайдарова. В Келяте остался гарнизон из двух рот при четырех орудиях. Еген-Батырь-кала получила название укрепления Самурского».

4-го декабря колонна, с которой мне пришлось следовать из Дуруна, расположилась на ночлег в Келяте, где в это время циркулировали уже неведомо как донесшиеся туда слухи о том, что в этот день под стенами Геок-Тепе что то произошло. Всем до такой степени хотелось узнать подробности происшедшего, что бывшее в этот день полное лунное затмение не привлекло ничьего почти внимания, вызвав лишь замечание, что текинцы, как магометане, по всей вероятности, считают это не особенно благоприятным для них предзнаменованием.

На следующий день колонна наша пришла в Самурское, где мы и узнали все подробности бывшего накануне дела, [431] оказавшегося весьма обстоятельной и смелой рекогносцировкой южного и западного фронтов Геок-Тепе.

Около шести часов утра, отряд из 10-ти рот (охотники, ширванцы, апшеронцы и саперы), трех сотен и 2 1/2 батарей (подвижная, морская и 1/2-бат. дальнобойной) направился на лежащую южнее Геок-Тепе Янги-калу, которая, в виду движения наших войск, была быстро занята вышедшими из крепости текинцами, впрочем быстро очистившими занятую ими западную окраину аула, когда против них открыт был артилерийский и пехотный огонь. Затем войска двинулись к северу и, став паралельно западному фронту крепости в расстоянии от 1,500 до 2,000 шагов от него, открыли ружейный и артилерийский огонь по занимавшему стены неприятелю, который сначала, весьма впрочем недолго, отвечал на этот огонь, но затем быстро очистил стены. Осмотрев фронт крепости, отряд начал отступать сначала никем не преследуемый, а затем вынужденный время от времени останавливаться и сдерживать огнем артилерии опомнившихся и вышедших вслед за отрядом из крепости конных и пеших текинцев. Потери наши состояли из двух офицеров и 23-х нижних чинов, из которых четверо были убиты.

Мне удалось прибыть как раз к началу работ по приведению Самурского в оборонительное положение, которые особого интереса не представляли и состояли в возведении траншеи, охватывающей северную, восточную и часть южной окраины селения. В северо и юго-восточных углах сходящиеся траншеи примыкали к люнетам с барбетами на одно и на два орудия, на люнет же с тремя барбетами опиралась и траншея северного фаса своею западной оконечностью. Общая линия огня этих укреплений простиралась до 500 сажен. Кроме того, возведены были люнеты на двух холмиках, лежащих к югу от Самурского, в расстоянии 60-70 сажен к стороне Копет-Дага.

Значительно более интереса представляли опыты, предпринятые для выяснения разрушительного действия динамита на глинобитные стены, опыты по пробитию этих стен в ручную и опыты, предпринятые с целью выяснения степени возможности ведения неодетых минных галерей в глинистом грунте оазиса, равно как и для выяснения успеха этой работы. Первым предметом для опытов с динамитом была избрана круглая глинобитная башня со стенкою в 3 фута толщиною при основании. Для помещения первого заряда динамита, весом около 2 1/2 фунтов, в стене была [432] выбита камера на высоте 1 1/2 фута от горизонта. Взрыв расположенного таким образом заряда произвел в стене башни брешь около 4-х квадратных фут. Связь стены вокруг бреши была в значительной степени нарушена, так что большие куски глины без труда выламывались без всякого инструмента, прямо руками. Затем в камеры у основания башни, с некоторым понижением под горизонт, заложены были три заряда, около 3-х фунтов каждый, при расстоянии между крайними зарядами в 4 1/2 фута и средним зарядом, в расстоянии 1 1/2 фута от одного из крайних. Заряды были соединены в цепь. Один из проводников был прирощен к машинке, а другой — просто лежал еще на земле, т. е. цепь была по-видимому еще разомкнута, когда бывшему у машинки поручику Сандецкому вздумалось зачем то повернуть рукоятку машинки. Раздался взрыв.

Каким образом цепь оказалась замкнутой — объяснить не берусь, но в результате оказалось, что ближайший к среднему крайний заряд взорвался и произвел в башне обвал около сажени по ее окружности; средний заряд сгорел без взрыва, а другой, крайний, остался совершенно целым. Перемещенный в новую камеру в расстоянии приблизительно 6 фут от бывшего расположения противоположного, крайнего, взорвавшегося заряда, заряд этот при взрыве произвел обвал около 4 фут, занявший вместе с первым обвалом половину всей окружности башни. Затем заложены были два заряда динамита, около 9 фунтов весом каждый, и каждый в расстоянии сажени от образуемого стенками угла. Заряды эти были положены под стены калыкарыза Нур-Верды-хана, в камеры, выбитые в стенах близ горизонта земли и углублявшиеся в стены на 1 1/2 фута.

Соединенные в переплет заряды при взрыве пробили в угле брешь, обрушив обе стенки. Ширина бреши простиралась до 11 фут при 5 футах высоты, равном утроенной высоте наружном заложении и равном высоте внутреннем заложении. Толщина стены у основания достигала до 5 фут при 15 футах высоты и 1 футе толщины по верху. Хотя по своей пологости брешь и была удобовосходимой, но этому в значительной степени мешали большие размеры осколков, на которые стена разрушилась. Затем минной командой моряков произведены были опыты приложения к разрушению тех же стен пироксилина, который был заложен в количестве около 6 фунтов в камеру, около 1 1/2 фута глубиною, на высоте 5 фут от горизонта, где стена достигала [433] более 3 1/2 фут толщины. Действие взрыва направилось главным образом в сторону стены противоположную той, с которой была пробита камера, так как размеры пролома с этой стороны достигали 5 1/2 фут ширины при такой же высоте, между тем как ширина пролома со стороны камеры была всего в 4 1/2 фута при 3 1/2 футах высоты.

Под этот пролом заложено было около 2-х фунтов динамита на высоте 1 1/2 фута от горизонта и ближе к одному из боков пролома. Взрыв динамита не произвел в данном случае сквозного пролома, обрушив стенку лишь до половины ее толщины. Такое неудачное действие взрыва может быть, по всей вероятности, объяснено до некоторой степени тем, что взрыв произошел в среде, разрыхленной уже предыдущим действием пироксилина, вследствие чего для выхода газов было весьма много путей. Эти опыты доказали возможность с пользою применить динамит и пироксилин для производства небольших проломов в не толстых глинобитных стенах, но в какой степени этот же самый динамит мог быть применен нами впоследствии для производства обширной бреши в преграде, насколько было известно — совершенно иной конструкции, осталось делом нерешенным. Главные и исключительные надежды возлагались вследствие этого на испытанный уже не раз в данном направлении порох, почему и приступили к производству опытов, выясняющих большую или меньшую возможность проведения требуемых манипуляций при закладке снаряженных порохом горнов. Так как легко могло случиться, что обстоятельства вынудят отказаться от ведения минной галереи с более или менее дальнего расстояния и заставят, занявши ров и прикрывшись легким блиндажом, приступить прямо к работам, начинающимся у эскарпа, прикрытым хорошей стрелковой цепью, расположенной на ближайшей к крепости позиции и расположенными во рву вправо и влево от места работ охотниками, то решено было произвести опыт и относительно скорости пробития глинобитных стен, так как тогда полагали еще, что глинобитные одежды спускаются в Геок-Тепе вплоть до дна рва. С указанной целью приступлено было к пробитию стен калыкарыза Нур-Верды-хана, что и было исполнено в двух местах, причем для пробития каждого отверстия в 3 1/2 фута вышины и 2 1/2 фута в свету, при толщине стены на средней высоте отверстия в 5 фут, потребовалось час и 20 минут.

Чтобы испытать прочность и вязкость грунта на случай [434] ведения в нем неодетых минных галерей и скорость продвижения подобных галерей со дна рва той же калы поведены были две галереи таких же поперечных размеров, как и указанные выше отверстия в стенах. Галереи были начаты в расстоянии 25-ти футов друг от друга и через три часа продвинулись вперед на 30 фут каждая, т. е. двигались средним числом по 4 с лишним фута в час. Такая большая скорость, кроме отсутствия одежды, в значительной степени зависела еще и от незначительной сравнительно длины самих галерей, что делало удаление из них отрываемой земли весьма легким и скорым, приток свежего воздуха извне вполне достаточным, а следовательно и работу не весьма быстро утомляющею, как то обыкновенно бывает при работе в небогатом кислородом воздухе длинных минных галерей. Таким образом на приведенные выше цифры успеха работы полагаться было совершенно немыслимо, да и правду сказать — не эти цифры главным образом и интересовали нас, а главный вопрос состоял в том, возможно ли ведение минных галерей без одежды, которою было весьма трудно запастись в нашем положении. Вопрос этот разрешился в смысле совершенно утвердительном, в пользу чего говорил и находящийся недалеко от места производства работ карыз, об устройстве которого я говорил уже раньше.

Кроме этих несколько мирных занятий, не было у нас недостатка и в чисто боевой деятельности, какою являлись производимые по направлению к Геок-Тепе рекогносцировки. Первая (после рекогносцировки 4-го декабря) из этих рекогносцировок предпринята была 11-го декабря и была вызвана каким то происходившим у текинцев движением и переполохом, замеченными бывшими недалеко от крепости джигитами-туркменами. Для разъяснения причины этого организована была рекогносцировочная колонна, в состав которой вошли шесть рот, полторы сотни, четыре дальнобойных орудия и две картечницы морской батареи. В пять часов пополудни пехота и артилерия, верстах в четырех от крепости, присоединились к вышедшей раньше их кавалерии.

На стенах крепости, по которой артилерия открыла огонь, виднелась масса народа; масса же конницы и сопровождавшей ее пехоты вышли из крепости на встречу нашим войскам. Пехота встретила наседавшего неприятеля сильным огнем, на который текинцы отвечали тоже с большею против обыкновения силой, сопровождая свою стрельбу криками, что они теперь уж [435] совершенно таки не боятся нас, так как к ним пришло много народа из Мерва, что нам наверное несдобровать и чтобы мы оставили и думать о мире. При отступлении текинцы не преследовали отряд, и он без потерь вернулся, когда было уже темно.

На следующий день, 12-го декабря, предпринята была новая рекогносцировка отрядом из четырех рот, дальнобойной полубатареи, двух картечниц морской батареи и сотни казаков. Неприятель встретил отряд, верстах в двух от крепости, в таких значительных силах, в каких этого еще не случалось, и потому из Самурского гелиограмою вызвано было подкрепление из трех рот, полсотни казаков и двух картечниц, которое и двинулось на встречу нашим отступающим войскам

Между рекогносцировками и работами войска время от времени производили еще и ученья, направленные главным образом к ознакомлению войск с штурмом обвалов. Объектом таких упражнений служил обыкновенно обвал, произведенный в кале при описанных выше опытах с динамитом, вслед за которыми тогда же было произведено и первое подобное ученье. Кроме того, войска исподволь приготовляли для себя штурмовые лестницы и учились при помощи их штурмовать стены. При крайнем недостатке в материале лестницы были не длинны, неуклюжи и тяжелы, что не мешало им сослужить в свое время требуемую от них службу.

15-го декабря в Самурское пришли войска туркестанского отряда, начальник которого, полковник Куропаткин, прибыл сюда ранее. С приходом их силы наши возрасли на три роты пехоты, не считая прибавившейся еще охотничьей команды, на две сотни кавалерии и два горных орудия.

Наступало время дальнейшего движения, назначенного на 20-е декабря. В войска был роздан план крепости и ее окрестностей, составленный на основании добытых рекогносцировками данных. 18-го декабря из Самурского выступил по направлению к крепости отряд, состоящий из пяти сотен казаков и ракетной команды, под прикрытием которого генералы Скобелев и Анненков и все начальники отдельных частей должны были последний раз осмотреть неприятельское расположение и, кроме того, начальники частей должны были на месте получить от генерала Скобелева указания относительно предстоящего дела, целью которого было занятие Янги-Кала — последнего главного этапа по пути к крепости Геок-Тепе. В час дня отряд [436] выступил из Самурского и быстро начал продвигаться к Янги-Кала, не доезжая до которого верст четырех отряд был остановлен около вала-аквадука, с которого и предстояло осмотреть лежащую впереди местность и самое Янги-Кала. Неприятель, не сразу заметивший движение отряда, начал к этому времени занимать Янги-Кала. На аквадуке была прочтена диспозиция предстоящего дела и даны разъяснения для действий отдельным начальникам, после чего, для более подробного осмотра места предстоящих действий, отряд продвинулся еще несколько вперед. Затем отряд начал отступать, преследуемый наседавшею неприятельскою кавалериею, что и продолжалось до тех пор, пока вышедшая на встречу часть туркестанских войск не прогнала текинцев огнем. Генерал Анненков во время этой рекогносцировки был ранен в руку.

Раньше чем продолжать описание дальнейшего хода действий, вернусь несколько назад, к одному из эпизодов, связанных с приходом к нам туркестанских войск.

Генералу Скобелеву необходимо нужно было, по-видимому, сообщить нечто полковнику Куропаткину раньше движения последнего через отделявшую его от нас пустыню. Доставить требуемое известие вызвался Таманского полка хорунжий Стеценко, в ночь на 1-е ноября выехавший с этою целью из Дуз-Олума в Кизил-Арват с тем, чтобы из этого пункта двинуться дальше в пустыню. Проводниками служили четыре киргиза, репутация которых в крае была, по-видимому, не совсем безупречна; по словам Стеценко, по крайней мере, проводники его попросту смахивали на разбойников, и он крепко подозревал, что на самом деле они таковы и были. Передневав в Кизил-Арвате и получив здесь бурдюки, фураж и двух баранов, Стеценко двинулся дальше.

За себя проводники его, по-видимому, не особенно-то опасались в случае какой-либо встречи, но встреча эта могла кончиться весьма дурно для их спутника, почему тот и был преображен в киргиза, а чтобы лицо и неуменье говорить по-киргизски не испортили всего дела, он преобразился не просто в киргиза, а в киргиза больного, который, во избежание вредных атмосферических влияний, был закутан до копчика носа и совершенно не мог говорить от слабости. Таким образом двигался он, пока не миновала опасность встреч с текинцами, после чего маскарад кончился.

Кроме верховых лошадей, у Стеценко было еще восемь [437] лошадей под необходимыми вьюками. Около колодцев Игды путники натолкнулись на кочевавших там текинцев, которых благополучно миновали и недалеко от которых остановились ночевать.

К вечеру 7-го ноября, через три дня по выходе из Кизил-Арвата, положение путников было таково: движение продолжалось пешком, так как ослабевшие от голода и жажды лошади еле могли передвигать сами себя, почему все, что можно было бросить, было уже брошено. Остатки воды были разделены между путниками, и киргизы, нимало не задумываясь, выпили все, что приходилось на их долю, так что оставалась только доля Стеценко.

Проводники отказались от всяких попыток определить свое настоящее местоположение, равно как отказались и вести куда нибудь, предоставив Стеценко самому розыскивать дорогу. Стеценко упорно продолжал двигаться вперед, придерживаясь северо-восточного направления. Утомление заставляло делать весьма частые остановки и, отойдя во время одной из этих остановок в сторону при своем возвращении к проводникам, умирающий от жажды Стеценко имел удовольствие видеть, как его спутники допивали его скудную долю воды. Он поспешил отнять у них чашку, но в ней не оказалось даже порядочного глотка. Положение было отчаянное, но оставаться на месте — значило делать его еще хуже, и потому хотя и медленно, но движение продолжалось.

Утром 8-го ноября дошли до каких-то пресных колодцев, проводникам совершенно неизвестных, и, отдохнув здесь, двинулись в том же направлении дальше. Шаг за шагом продвигаясь вперед, перед рассветом 9-го ноября путники совершенно неожиданно услышали громкий оклик: «стой, кто идет?»

Стеценко не раз говаривал потом, что ему в жизнь свою не приходилось испытывать радости больше той, какая охватила его, чуть только донесся до его слуха этот немудрый оклик, указывающий на присутствие солдата. Испытаниям пришел конец. Судьба и настойчивость вывели Стеценко на шестой день его пути к одной из рот отряда генерала Глуховского. Отдохнувший и снабженный всем необходимым, Стеценко отправился в отряд генерала Глуховского, а оттуда — в Петро-Александровск, где рассчитывал застать отряд полковника Куропаткина. Оказалось, что отряд из Петро-Александровска уже выступил по пути в Закаспийский край, и Стеценко, пустившись за ним, нагнал, наконец, отряд 18-го ноября. [438]

Стеценко был награжден за выполнение этого из ряда выходящего поручения орденом Св. Георгия 4-й степени.

Около семи часов утра 20-го декабря войска самурского гарнизона, общая численность которого доходила до 35-ти рот, не считая двух команд охотников, девяти сотен и 52-х орудий, выделив две роты, две сотни и 19 орудий, организовались в три колонны: полковника Куропаткина, полковника Козелкова и главные силы, под личным начальством генерала Скобелева.

Сообразно предстоящему порядку наступления, на правом фланге расположились 8 1/4 рот, две сотни и 10 орудий колонны полковника Куропаткина, которой было назначено, отрезав неприятеля от гор, действовать против Янги-Кала с южной его стороны. Центр заняла колонна полковника Козелкова, в составе 8 1/4 рот, 10-ти орудий и команд: снабженной взрывчатым материалом морской, охотничьей и осетин; левее этой колонны расположились 18 1/2 рот, семь сотен и 32 орудия главных сил. Наша рота разделилась по всем трем колоннам, выделив по взводу в колонны полковников Куропаткина и Козелкова и полроты — в главные силы. В каждом из этих подразделений было по несколько человек, снабженных совершенно готовыми к взрыву пачками динамитных патронов, уложенными в котелки, которые были пригнаны для носки на поясном ремне сзади.

К восьми часам утра был отслужен молебен, и колонна полковника Куропаткина первая двинулась вперед.

Все это совершалось на глазах неприятеля, который при самом начале выстраивания войск перед Самурским был приглашен к внимательности обыкновенным в таких случаях у него выстрелом стоящей на холме в Геок-Тепе пушки. Час спустя по выступлении первой колонны, двинулись и остальные войска, а за ними инженерный парк, Красный Крест, перевязочные пункты и лазареты частей, словом — все необходимое для первого устройства на новом месте.

Вместе с диспозицией войскам дана была еще и инструкция, в которой отдавалось должное боевым качествам неприятеля, указывались недостатки его боевых приемов и приемы, пригодные в предстоящей борьбе для наших войск. В этом отношении пехоте указывалось действовать непременно в сомкнутом строе, восстановляя строгий порядок его при каждой малейшей возможности. Стрельба указывалась преимущественно залповая, против же кавалерии неприятеля — исключительно залповая, причем как [439] против пехоты, так и против кавалерии залпы должны производиться не далее 600 шагов. Против больших масс неприятеля указывался навесный залповый огонь сомкнутых частей не менее роты; стрельба эта допускалась с расстояния 3,000 шагов. Навесная же (вернее перекидная) стрельба должна была применяться и для поражения закрыто стоящего неприятеля с тех же дистанций, при совершенно поднятом прицеле и с точкой цели на гребне прикрытия. Для кавалерии указывалось массовое действие при условии лишь зависящего от чего-либо предварительного морального расстройства неприятельской кавалерии; при действии же против пехоты требовалась всевозможная решительность натиска.

Артилерии до начала атаки пехотою предоставлялся полный простор в выборе цели действия и места расположения. Подобная свобода действий давалась ей лишь до начала атаки пехоты, — в этот же момент артилерия должна была, ни на что не обращая внимания, выноситься перед пехоту, подойдя на самую близкую дистанцию к неприятелю, подготовить огнем своим почву для удара пехоты.

Затем указывался порядок охранения и означение заранее отмеренных расстояний впереди расположения частей для более успешной стрельбы их.

Обозы инженерного парка, Красного Креста, перевязочных пунктов и лазаретов следовали за отрядом.

В 8 1/2 часов утра двинулся вперед авангард колонны полковника Куропаткина в составе двух рот ширванцев, роты охотников и взвода сапер, двух дальнобойных орудий и двух сотен. Авангард находился под непосредственным начальством полковника Куропаткина и двигался вдоль направления Копет-Дага, чтобы обратиться затем против южной стороны Янги-Кала. За впереди идущей ротой охотников следовала артилерия и саперы между двигающимися справа и слева ротами пехоты. Движение это прикрывалось выдвинутыми в сторону Копет-Дага и несколько вперед пехоты двумя сотнями кавалерии, освещавшей местность высланными вдоль гор разъездами. За авангардом следовали главные силы, придерживаясь ближе к горам.

Отойдя верст 6-7 от Самурского, авангард прикрылся с фронта и левого фланга цепью охотников, начавшей перестрелку с отдельными конными текинцами. Полковник Куропаткин обратился к бывшему тут командиру 4-й батареи 20-й бригады с предложением сняться с передков и сделать несколько [440] выстрелов по неприятельским всадникам, если это найдено будет полезным. По отсутствию какой-либо серьезной цели, предложение это было отклонено командовавшим батареей капитаном Полковниковым.

Около 12-ти часов две спешенные сотни сбили значительные неприятельские силы с лежащих верстах в полутора к югозападу от Янги-Кала холмов, на которых расположен был взвод артилерии, прикрывший своим огнем переправу через ручей Секиз-яб авангарда и подошедших к этому времени главных сил колонны полковника Куропаткина. Переправа представляла затруднение лишь для артилерии и следовавших за колонною обозов, так как пехота и кавалерия могли перейти этот узкий, но в глубоком русле протекающий ручей.

Подошедшие главные силы дали возможность воспользоваться имеющимися при них на фургонах инженерного парка кое-какими заранее приготовленными материалами, из которых через ручей и был накинут мостик. На постройку его пошло, между прочим, и несколько штурмовых лестниц. Переправившись через ручей, артилерия снялась с передков на занятой уже для нее ширванцами и охотниками второй позиции, для обеспечения которой охотничья цепь была продвинута на расстояние сажен 250 от опушки Инги-Кала. Справа и слева расположение артилерии обеспечивалось двумя ротами ширванцев и двумя ротами туркестанцев; войска эти при дальнейшем наступлении организовались в две колонны, целью которым было поставлено действие на югозападную, южную и восточную стороны Янги-Кала. Справа движение это прикрывалось кавалерией и опиралось на резерв из трех рот. Движение пехоты подготовлено было энергичным огнем артилерии, которая вместе с движением пехоты на штурм опушек селения перешла на третью позицию и огнем своим вместе с огнем пехоты сделала положение текинцев в Янги-Кала до такой степени трудным, что они не приняли атаки и очистили свои позиции при приближении наших колонн.

Колонна полковника Козелкова, верстах в полутора от западного края Янги-Кала, организовала батарею в 20 слишком орудий, которая в продолжение двух почти часов обстреливала Янги-Кала, частями продвигаясь вперед до расстояния сажен в 150 от селения. Огнем этим неприятель был совершенно сбит с своей продольно обстреливаемой еще и из колонны полковника Куропаткина позиции и отошел в крепость. [441]

Против этих отходящих масс неприятеля произведена была весьма удачная атака двумя сотнями казаков. Против казаков вышли было значительные силы неприятеля из самой крепости, вследствие чего наша конница отошла назад, а артилерия открыла по неприятелю сильный огонь, которым он и был отброшен.

Вслед затем через Секиз-яб был накинут легкий мостик, перейдя через который войска колонны полковника Козелкова окончательно отбросили неприятеля в крепость и вошли в связь с войсками колонны полковника Куропаткина.

Прикрывшись цепью, войска стали биваком. Крепость была в полутора верстах перед нами. Центр расположения заняли главные силы, перед которыми встала артилерия; правый фланг заняла колонна полковника Куропаткина, правее которой встала кавалерия; колонна полковника Козелкова расположилась на левом фланге. Фронт был усилен, хотя и далеко не сплошной траншеей, и войска довольно покойно провели первую ночь окончательного периода их действий под Геок-Тепе.

Оборона текинцами Янги-Кала далеко не была упорной, так как селению этому они не придавали по-видимому особого значения, почему оно и досталось нам без больших потерь. Убитых у нас был только один, да человек 15 раненых.

21-го с бивака отправлен был в Самурское за оставленными там тяжестями фургонный транспорт под прикрытием 4-х рот, сотни казаков и 2-х орудий. Другая колонна, исключительно кавалерийская, в составе четырех сотен, двух эскадронов и двух конно-горных орудий, под начальством генерала Петрусевича, двинулась вдоль восточного фронта крепости и затем повернула паралельно северному фронту ее. Во время этого инженер-полковником Рутковским произведен был осмотр местности и характера неприятельских оборонительных построек в видах выработки деталей атаки.

Звуки горячего боя на северной стороне крепости заставили генерала Скобелева двинуться с 4-мя ротами, сотней и 8-мью орудиями на помощь генералу Петрусевичу вдоль западного фронта крепости. Близ северной оконечности этого фронта артилерия этой колонны заняла позицию в версте от крепости. Действия этой колонны отвлекли внимание текинцев от колонны генерала Петрусевича, который мог теперь продолжать движение на Самурское, после чего обратно вернулась и колонна генерала Скобелева.

На следующий день, 22-го, все необходимые тяжести были [442] доставлены из Самурского и войска наши расположились на занятой ими позиции лагерем. 21-го же полковник Куропаткин с сотней казаков произвел осмотр местности перед восточным фронтом крепости, по направлению от Ольгинской калы до Правофланговой, и, убедившись, что последняя не занята неприятелем, снова вернулся к Ольгинской кале, стоящей почти что на продолжении южного фронта крепости.

На обратном пути к Ольгинской одному из казаков, откликнувшихся на вызов полковника Куропаткина, поручено было проехать по направлению к крепости до первого русла (впоследствии называвшегося Туркестанским ручьем или туркестанской водой) и посмотреть, есть ли в нем вода. Вернувшийся казак сказал, что вода есть, после чего полковник Куропаткин предложил спешиться одному из туркестанских офицеров и мне и промерять вместе с ним расстояние от Ольгинской калы до найденной казаком воды, которое оказалось около 250 сажен. Текинцы не мешали нашему измерению, и, дойдя до ручья, мы расположились несколько отдохнуть, когда к полковнику Куропаткину явился казак с запиской от генерала Скобелева, прочитав которую полковник Куропаткин уехал, сказав, чтоб подождали его возвращения. Несколько минут спустя казак привел от Ольгинской мою лошадь, которую послал кто то из бывших около калы офицеров. В время возвращения к Ольгинской текинцы вздумали немного поохотиться на нас с казаком, но все их пули, повизгивая, благополучно миновали нас.

Ждали полковника Куропаткина у Ольгинской довольно долго, но не дождались и вернулись обратно в лагерь. Ольгинская была занята казаками к вечеру того же дня. На 23-е полковнику Куропаткину назначено было занять осмотренную им накануне калу, получившую затем название Правофланговой, для чего назначался отряд из двух рот ширванцев, полуроты сапер, двух орудий, двух картечниц и сотни казаков.

Так как в русле, пролегавшем мимо Ольгинской к Правофланговой, воды не было, то утром того же дня мне приказано было обводнить его. С этою целью в восьмом часу утра, когда из лагеря выступали назначенные для занятия Правофланговой войска, я со взводом отправился за южную окраину Янги-Кала и, собрав там в одно русло по возможности большее количество отдельных протоков Секиз-яба, часам к одиннадцати довел [443] воду до Правофланговой, которая к этому времени была почти приведена уже в оборонительное положение.

По занятии Правофланговой полковник Куропаткин продвинулся с ротою и сотнею к предварительно обстрелянной, лежащей к северу от Правофланговой кале, которая на следующий день получила название Садов генерала Петрусевича и стоила нам жизни его. Кала эта была занята текинцами, которые были довольно скоро выбиты оттуда. Здесь были найдены значительные запасы фуража. Текинцы в продолжение всего дня поддерживали редкий огонь по Правофланговой кале. В Садах Петрусевича захвачен был в плен один из текинцев, который хотя и весьма неохотно, но давал все-таки кое-какие ответы относительно конструкции стен и гарнизона крепости. Указания его по первому вопросу оказались впоследствии довольно верными. В этом отношении мы имели впрочем довольно полные сведения от бывшего в плену у текинцев нашего артилериста Петина, о котором я раньше уже упоминал и который, не ограничиваясь рассказами, вылепил из глины модель крепости около квадратной сажены по площади, придав стенам их надлежащий характер и толщину. Не смотря на то, что сведения Петина о состоянии крепости были далеко не свежи, модель его была весьма близка к оригиналу. Модель эта была очень охотно рассматриваема солдатами, имевшими кстати перед глазами и самый оригинал. На 23-е назначено было открытие осадных работ.

Прежде чем перейти к описанию решительного периода действий войск, постараюсь очертить по возможности самую крепость Геок-Тепе и ее окрестности, пользуясь данными, добытыми уже после взятия ее.

К северу от Копет-Дага, между разветвлениями ручья Секиз-яб, выбрана была для постройки крепости совершенно ровная площадь, исключая одного возвышающегося на ней пригорка. Площадь эта по своей форме напоминает несколько сечение клина, узким, слегка вкось усеченным концом обращенного к Копет-Дагу, а широким — к пескам. Верстах в двух к югозападу от этого клина начинается северная опушка селения Янги-Кала, обводненного многочисленными рукавами Секиз-яба. Площадь, занимаемая крепостью, обнесена стенами, достигающими до 2 сажен высоты и от 20 до 30 фут толщины по верху, при 30-35 футах в основании. Для образования этой стены, по линиям полигона, возведены были две паралельные глинобитные стенки, [444] промежуток между которыми был забит плотно утрамбованной землей, куда, кроме земли, не стеснялись, впрочем, по-видимому совать вообще все, что попадется под руку, о чем можно заключить по трупу верблюда, на который нам пришлось натолкнуться впоследствии, когда нужно было заложить в ограде два горна, чтобы взрывом их отделить от прочих стен северо-восточный угол крепости, вошедший в состав возведенного около холма укрепления. Набивка земли в образованный внутренней и внешней стенами ящик произведена была не до самого верха стен, вследствие чего верхняя площадь стены явилась ограниченной внутренним и внешним парапетами фута в 3-4 высотою. От одного парапета до другого местами были выстроены делящие стену на части глинобитные траверсы, между которыми кое-где попадались вырытые на верхней поверхности стены углубления. Материалом для возведения стены служила глина, отрытая из наружного и внутреннего рвов, из которых наружный имел ширину в 12-16 фут при глубине от 7 до 9 фут; внутренняя же отрывка, строго говоря, рвом названа быть не может, так как являлась в виде изолированных ям разной глубины и размеров, единственное назначение которых было дать материал для постройки.

Общее протяжение стен достигало до четырех верст слишком, из которых на восточную и западную стены приходилось по 720 и 675 сажен, а на северную и южную — 420 и 240 сажен. Внутри крепости, недалеко от холма, находится небольшая кала обыкновенного типа. От южной стены крепости к холму тянется широкая полоса ничем не занятого пространства, вся же остальная площадь густо занята кибитками и землянками. Под стенами никаких закрытых помещений не было. Для добывания воды служили колодцы с хорошей пресной водой.

Куда девали текинцы своих убитых — не знаю, потому что, хотя холм и был весьма густо усеян по склонам могилами, во поместиться их тут могло лишь очень и очень ограниченное количество. Вершина холма была обрыта траншеей, в которой помещалась пушка. Тут же устроены были два горна с двумя парами мехов при каждом и был по-видимому склад собираемых осколков наших снарядов, из которых очевидно тут же отливались текинцами как ядра для своей пушки, так впоследствии и ядра для унесенной от нас горной пушки. Ядра для последней по наружному виду представляли поразительно точную копию наших гранат, с той лишь разницею, что свинцом обливался не [445] весь снаряд, а лишь два пояска: один — у дна, другой — у головы, между тем как средняя часть оставалась не облитой.

Никаких помещений в толще стен устроено не было и все население жило исключительно на ограниченной стенами площади, где кибитки были расставлены таким образом, что от южной стены до бугра шла широкая улица. Сообщением крепости с полем служили оставленные незаделанными промежутки в ограде, которых было в восточном фронте восемь, в южном — один, в северном — три и в западном — девять. Некоторые из этих выходов были прикрыты постройками, возведенными у контр-эскарпа. В непосредственной близости к стенам крепости против южной части восточного фронта лежали три калы, известные впоследствии под названием Главной, Охотничьей и Туркестанской кал Великокняжеской позиции. На северо-восток лежали Сады Петрусевича, на восток — Правофланговая, на юго-восток — Ольгинская и Кавалерийская, на юго-запад — Опорное и на запад — Мельничная и Маячная калы. Ближайшая к крепости местность к северу, северо-западу и северо-востоку от нее слегка волниста, к востоку — ровна и к югу слегка повышается, так что с некоторой площади к северу от Янги-Кала можно было обнаруживать часть внутренней площади крепости.

Объектом атаки был избран юго-восточный угол. В день открытия работ и раньше начала их генерал Петрусевич должен был со всей кавалерией двинуться к северу от Правофланговой и занять там позицию на случай неожиданного оставления неприятелем крепости и бегства его в пески.

Поднятый ночью в крепости шум ускорил выступление генерала Петрусевича, назначенное предварительно в девять часов утра, и было еще темно, когда он, с тремя сотнями, двумя эскадронами и конно-горным взводом, двинулся к Правофланговой, а около семи часов утра двинулся от Правофланговой дальше на намеченные ему пункты.

Предстоящая к занятию позиция представляла местность весьма пересеченную и в общих чертах состояла из небольшой калы, стоящей среди двора, окруженного стенкой футов в 5 высоты и разгороженного вдоль и поперек небольшими стенками на отдельные участки. К южной стороне общего двора подходят пересеченные в разных направлениях глинобитными стенками сады.

Шагах в 150-ти от окружающего калу дворика кавалерия была встречена огнем текинцев и, спешившись, ворвалась на [446] дворик. Здесь на пересеченной глиняными стенками местности, завязался упорный рукопашный бой, в котором в числе первых пал сам генерал Петрусевич. Над телом его завязался бой еще более жестокий, так как текинцы видимо хотели отбить это тело и оно несколько раз было уже в их руках, но, благодаря новым усилиям, было опять отбиваемо.

Во время этой схватки текинцы мало по малу подавались назад и наконец очистили пространство перед калою, которая, равно как и местность сзади ее, находилась в руках неприятеля. Ворваться в самую калу, благодаря ее прочным воротам, было очень трудно.

В начале восьмого часа значительные массы пеших текинцев вышли из крепости и направились на помощь к своим дравшимся в Садах Петрусевича. Все, что с нашей стороны из бывших у генерала Петрусевича войск не было еще к этому времени введено в дело, заключалось в одной лишь полусотне и коноводах спешившихся частей. Спешившаяся полусотня открыла против вышедшего из крепости неприятеля огонь залпами и заставила его повернуть обратно в крепость. Хотя пешие текинцы вскоре снова появились оттуда, но рассчитывать на успех им было уже поздно, потому что извещенный о положении дел комендант Правофланговой калы майор Богаевский бегом вел к месту боя полторы роты пехоты, и скоро вся позиция, исключая самой калы, была очищена от неприятеля. Кавалерия в эта время начала отходить к Правофланговой, а за ней медленно начал отступать и майор Богаевский, к пехоте которого скоро присоединились приведенные на звуки боя полковником Куропаткиным рота и две сотни, а затем и еще две роты и полубатарея артилерии. Все эти войска отступили к Правофланговой кале, а оттуда — в лагерь.

Кроме генерала Петрусевича, мы потеряли в этом деле майора Булыгина и сотника Иванова. Ранен был сотник Алейников. Нижних чинов убито 12, ранено 37. Единственным благоприятным последствием этого во всех отношениях тяжелого для нас дела было то, что понесшие, в свою очередь, весьма серьезную потерю текинцы ни во время самого дела, ни по окончании его не мешали открывшимся в этот день осадным работам.

Вследствие невозможности, за недостатком рабочих, произвести отрывку первой паралели сразу по всей ее длине, приступлено было сначала к открытию левофланговой половины паралели против [447] восточного фронта крепости. Прикрывающая работы боевая линия из команды охотников заняла тянущуюся вдоль туркестанского ручья глинобитную стенку, рабочая же линия приступила к отрывке первой паралели в 600 саженях от крепости, к возведению батареи № 1-го (амфиладная) и редута № 1-го. Резерв (рота туркестанцев) расположился у Ольгинской калы.

Текинцы открыли по рабочим стрельбу, но за дальностью расстояния огонь их был весьма недействителен и, подгоняя несколько рабочих, приносил нам скорее пользу, чем вред. Дело подходило уже к концу, когда посетивший работы генерал Скобелев приказал руководившему инженеру капитану Яблочкову бросить отрываемую траншею и продвинуться с работами вперед за Туркестанский ручей. Перейдя за него, рабочая линия расположилась в 230 шагах от него и приступила к отрывке новой траншеи, насыпке на левом фланге ее редута № 2-го и к устройству хода сообщения от редута № 1-го к редуту № 2-му. Последняя работа взяла впрочем весьма немного времени и сил, так как в требуемом почти направлении пролегала глубокая и достаточно широкая промоина, которая после небольшой работы и дала значительную часть требуемого хода сообщения. В 10 часов утра рабочая линия, за исключением незначительной части, распределенной по батарее № 1-го и редутам №№ 1-го и 2-го, была передвинута к правому флангу атаки, где и открыла первую паралель, примкнув левый фланг ее к ручью Опорному. По недостатку рабочих сомкнуть правую и левую половины паралели не удалось, а ночью на 24-е число часть работ на левом нашем фланге, по приказанию генерала Скобелева, была засыпана почти вплоть до Великокняжеского ручья, на левом берегу которого осталась лишь батарея № 2-го и редут № 3-го (впоследствии Ставропольский).

Работы по устройству и вооружению занятой позиции продолжались по 25-е и состояли в окончательной отделке первой паралели и редутов с батареями, в вооружении батареи № 1-го четырьмя дальнобойными пушками, редута № 1-го — двумя горными пушками и устройства на нем вышки для гелиографной станции; в вооружении редута № 2-го двумя ракетными станками, редута № 3-го — двумя горными орудиями и батареи № 2-го — четырьмя орудиями.

С вечера 25-го по вечер 27-го у батареи № 1-го была вырыта траншея для резерва и ход сообщения от лагеря к первой паралели. Ход этот получил название «Центрального». От [448] редута № 1-го по направлению к Ольгинской вырыт был ход сообщения около 30-ти сажен, так как открытое сообщение на этом пространстве было далеко не безопасно. В ночь же на 26-е выведены были подступы вперед ко второй паралели, отрывка которой была произведена ночью с 26-го на 27-е.

С 24-го каждый из флангов работ был подчинен на все время осады одному и тому же начальнику и войска разделены на три части.

В распоряжение полковника Куропаткина, командующего правым флангом осады, в район которого вошли калы Правофланговая и Ольгинская, для ведения работы и несения службы в траншеях назначены были два баталиона ширванцев, баталион апшеронцев, три роты туркестанцев и рота охотников; для занятия Правофланговой калы — рота самурцев.

На левый фланг к полковнику Козелкову назначались: баталион ставропольцев, баталион апшеронцев, закаспийский местный баталион, три роты дагестанцев и охотничья команда. Вошедшая в район этого фланга Опорная кала занималась ротой самурцев.

Пять рот самурцев и две роты дагестанцев, под общим начальством полковника Гайдарова, назначались для охранения лагеря, комендантом которого назначался полковник Гайдаров же.

На каждом фланге осады назначен был траншей-майор, на обязанности которого лежали: оборона и удержание при помощи войск за собою всех траншей в случае вылазки текинцев, организация дневной стрельбы одиночных лучших стрелков по указанной им цели, груп стрелков по групам неприятеля, залповой стрельбы по массам неприятеля, перекидной ружейной стрельбы, дневной и ночной, по внутренности крепости, распределение траншейного караула и рабочих, организация смены частей, наблюдение за обязательным ежедневным снабжением войск горячею пищею, наблюдение за чистотою в траншеях и запрещение двигаться в сфере огня вне ходов сообщения, организация помощи раненым на месте и доставки их на перевязочные пункты, наблюдение за усердным производством работ назначенными для того частями и знание состава и силы этих частей, для чего все младшие траншей-майора чином начальники приходящих на работу частей должны были делать траншей-майору соответствующие доклады; представление ежедневных отчетов о [449] бывших в траншеях на службе частях, их силе, убыли и израсходованных ими боевых материалах и т. п.

Первый день Рождества прошел в траншеях до такой степени похоже на все предыдущие, что лишь часов около десяти вечера, когда у кого-то из офицеров, перенесшегося, по-видимому, из вырытой в глубине Средней Азии траншеи куда-то в более родные места, с легким вздохом вырвались слова: «вот и первый день Рождества прошел», — я вспомнил, какой день кончался. Ночью мы разбили подступы ко второй паралели от редута № 2-го. Разработка этого хода прошла довольно покойно, так как текинцы не препятствовали нашим работам, но близость к неприятелю все-таки сильно сказывалась на успехе работ, так что потребовалось не более полутора часов, чтобы рабочим прикрыться достаточно. Покойно же и проворно был разработан в эту ночь и Центральный ход.

Вообще работы в первый день Рождества и в ночь на второй день были не велики, так что войска могли несколько отдохнуть после напряженной деятельности предыдущих дней и ночей.

Хотя войска и выходили на работы и для занятия траншей приблизительно в размере одной трети своего общего состава, — остальные две трети далеко не могли назваться отдыхающими, так как помимо некоторых работ в самом лагере и постоянной ночной готовности двинуться из лагеря на помощь войскам, занимающим траншеи, они предпринимали еще и фуражировки в окрестностях. Фуражировала главным образом кавалерия, пехота же являлась к ней на помощь обыкновенно лишь в трудные для кавалерии минуты.

Фуражировки производились по направлению к Асхабаду, в части оазиса нам ранее еще не знакомой, и увенчивались обыкновенно полным успехом как в смысле большого количества приобретаемого фуража, так и по отсутствию потерь при этом. Первая фуражировка была предпринята кавалерией 24-го и ограничилась районом ближайших к крепости селений на асхабадской дороге, где были найдены солидные запасы пшеницы, ячменя, клевер и самана.

Кавалерия захватила, сколько могла, из найденного и вернулась в лагерь, не видав ни одного текинца.

На следующий день за найденными продуктами отправились еще три сотни, но текинцы, видя наше движение 24-го, по-видимому, наблюдали теперь за асхабадской дорогой, потому что послали по [450] пескам в обход нашей кавалерии свою. Гораздо раньше однако, чем текинцы вышли из крепости, полковник Куропаткин, ожидавший, по-видимому, этого от неприятеля, послал вслед за кавалерией роту пехоты, которая и заняла опушку селения, где фуражировали кавалеристы. Текинцы совершенно неожиданно появились из-за песчаных барханов с северной стороны селения, что не помешало, однако, им сразу же отведать огня занимавшей эту окраину селения пехоты.

Неприятно пораженные текинцы отпрянули, и фуражиры совершенно свободно выбрались из селения и тронулись в обратный путь. Текинцы стали было наседать на отступающую колонну, но отстали, когда на помощь к ней подошла еще рота пехоты с эскадроном драгун и с двумя орудиями.

Фуражировка повторилась и на следующий день 26-го, но на этот раз сформирован был отрядив уже из всех трех родов оружия, в состав которого вошли две роты пехоты, шесть сотен кавалерии и два орудия. Текинцы препятствовать фуражирам на этот раз не пытались.

В ночь на 27-е осадные работы заключались в отрывке второй паралели. Левый фланг ее опирался на Великокняжеский ручей, а правый — приходился на высоте кал, получивших впоследствии название Великокняжеской позиции. Таким образом три калы, составляющие эту позицию, наметились как ближайший объект атаки, и главное — тяготение всей атаки направилось преимущественно против южного конца восточного фронта крепости.

В линии паралели были возведены батареи: № 3-го — для действия по Великокняжеской позиции и сообщениям ее с крепостью; № 5-го мортирная — для навесного огня по той же позиции. В эту же ночь были, кроме того, возведены две новых батареи, № 4-го и № 6-го, расположенные в первой паралели и назначенные для поддержки траншейного караула.

Боевую линию левого фланга составляли расположенные саженях в 20-ти впереди места работ две роты закаспийцев; рабочая линия состояла из баталиона Апшеронского полка; на правок фланге был разработан ход сообщения из редута № 2-го к батарее № 3-го второй паралели, куда также вел и разработанный на левом фланге ход.

День 27-го и ночь на 28-е прошли за улучшением ранее произведенных работ и за приспособлением к обороне калы [451] Ольгинской и Кавалерийской и насыпана полу паралель, в которой возведена была батарея на четыре мортиры.

На 29-е приказано было на правом и левом фланге разработать подступы к третьей паралели, начиная от батарей № 5-го и № 3-го.

Когда достаточно стемнело, инженер-капитан Яблочков со мною и четырьмя саперами вышли на впередилежащую местность, где предварительно расположился секрет из четырех охотников. Ночь была довольно темна, и стены крепости рисовались весьма неясно. Прежде всего капитан Яблочков решил разбить подступы из батареи № 5-го, а так как для этого прежде всего требовалось, чтобы продолжение первого зигзага подступа не попало в крепость, то мы и остановились на минутку, чтобы выбрать средство сделать видимою батарею № 5-го и потом уже относительно этой батареи определить другой конец первого зигзага. В кармане у меня была коробка спичек, и я предложил капитану Яблочкову воспользоваться ими. Изо рва крепости блеснул в это время огонек и раздался сухой звук выстрела. Мы приостановили на некоторое время ваши разговоры, но все было тихо, и я отправился к батарее № 5-го. Сжегши там пару спичек, вернулся снова назад, причем не без труда отыскал в темноте капитана Яблочкова. Он сказал, что можно продвинуться еще несколько вперед, а когда это было сделано, то послал меня промерять расстояние до сзади лежащих траншей. Считая шаги, я заметил какую-то двигающуюся от траншей тень, которая, проходя от меня шагах в 10-ти-15-ти, окликнула меня шепотом и скользнула дальше вперед. Это был поручик нашей же роты Сандецкий, с которым мы посуточно менялись на работах правого фланга. Описываемая ночь приходилась на мою долю, но так как работы были довольно интересные, то мой сотоварищ и решил уделить часть своего отдыха на присутствие при разбивке подступов. Дойдя до траншей, от которых встреча эта произошла в небольшом расстоянии, я повернул обратно, начав снова считать шаги, чтобы потом взять среднее из двух отчетов. Не успел я просчитать и 15-ти пар, как раздавшиеся впереди выстрелы заставили меня остановиться, а затем гул от множества бегущих ног подсказал, что это двигается большая вылазка из крепости. Я повернул назад к траншее, но оттуда загремела довольно разрозненная стрельба и под этим огнем мне пришлось добежать до паралели, которая оказалась пуста. [452]

Огонь велся с площадки сзади паралели, на которую только что вышел по-видимому траншейный караул, чтоб выстроиться тут в ожидании смены. Укрывшись на некоторое время в траншее, я видел однако, что сидеть тут не приходится и что нужно выбрать что-нибудь другое. Выбор, правду сказать, был очень не разнообразен: я мог или, укрываясь от собственного огня, дожидаться, пока текинцы нахлынут в траншею, причем, выйдя на работы по обыкновению не только без шашки, но и без револьвера, я очевидно не имел ни малейшей надежды даже на минутную оборону; или же, бросив траншею, должен был двинуться на встречу нашему же огню. Последнее было все-таки лучше, и потому я снова выбрался из траншеи, да и пора было сделать это, так как силуэты наиболее быстроногих текинцев ясно уже вырисовывались во мраке. Через несколько секунд я был среди не успевших еще устроиться солдат, а еще через несколько секунд на нас навалилась густая толпа неприятеля и отбросила нас далеко от траншеи.

Вылазка охватила весь правый фланг нашего расположения и даже обошла этот фланг. Вся вторая паралель вместе с редутом № 2-го была в руках неприятеля, и лишь на бруствере редута № 1-го и ближайших к нему траншей рота туркестанцев, встретив надвигающиеся массы отчетливыми залпами, а затем и штыками, положила предел распространению неприятеля, который иначе мог бы прорваться до самого лагеря.

Эта остановка наступательного движения неприятеля была вместе с тем и началом нашего нового движения вперед, так как от Ольгинской калы в траншеи двигались уже шесть рот ширванцев, рота туркестанцев и спешенная сотня, к которым затем присоединилась уже и рота закаспийцев. Текинцы были сбиты обратно так же быстро, как и овладели было траншеями, но вылазка эта все-таки тяжело отозвалась на нас, так как, кроме потери в людях, простиравшейся до шести офицеров, одного врача и 90 нижних чинов убитыми и одного офицера и 30-ти нижних чинов ранеными, мы потеряли знамя 4-го баталиона Апшеронского полка, которое было взято на редуте № 2-го, и одно горное орудие. В числе убитых оказался и мой сотоварищ Сандецкий, который сам почти влез в толпу текинцев.

Яблочков с некоторыми из бывших с ним сапер успели уйти с пути вылазки на наш левый фланг, на который действия неприятеля не распространились, и таким образом уцелели. Эта [453] первая вылазка текинцев как по количеству сил, так и по захваченному району была самой большой и наиболее энергичной, так как в сферу ее действия, кроме непосредственного района наших осадных работ, вошли еще и попытки овладеть Правофланговой и Ольгинской калами, и намерение конных текинцев атаковать наш лагерь. Все эти второстепенные действия неприятеля были парализованы с значительно большей легкостью сравнительно с той борьбою, которую пришлось вести за обладание траншеями.

Как только восстановился общий порядок, нарушенный вылазкой неприятеля, по приказанию генерала Скобелева тотчас же приступили к выполнению предполагавшихся работ, причем на этот раз образованная из второй шеренги рабочая линия охранялась выдвинутою вперед в боевую линию первою шеренгой, которая, в свою очередь, выслала от себя несколько секретов.

К утру было разработано два зигзага хода к Великокняжеской позиции на правом фланге и. полупаралель левого фланга от батареи № 3-го по направлению, приблизительно паралельному южному фронту крепости. Полупаралель эта была доведена до Великокняжеского ручья. Не смотря на все старание вести работы возможно тихо, скрыть их от неприятеля было невозможно, и он все время поддерживал довольно частый огонь по рабочим, причинявший впрочем нам совершенно ничтожные потери. Утром 29-го сменить меня с работ было некому, и я оставался в траншеях, где после полудня началось какое то усиленное передвижение войск.

Осведомившись в чем дело, я узнал, что в два часа пополудни приказано взять штурмом Великокняжескую позицию, к чему и готовятся. Около часа пополудни открытые ночью подступы к Великокняжеской позиции и ближайшие к ним части траншеи мало-помалу наполнились назначенными для штурма войсками, а за Ольгинским ручьем севернее Ольгинской калы выстроился фронт батареи в 20 орудий, и около часа пополудни открылся артилерийский огонь, какого текинцам испытывать еще не приходилось.

Двадцатиорудийная батарея у Ольгинской калы занялась прежде всего Великокняжеской позицией, во время штурма которой ей предстояло перенести огонь на самую крепость, но и во время обстрела Великокняжеской позиции эта батарея не должна была упускать из вида выходов из крепости и живых целей, если они появятся перед крепостью. По тем же целям били и остальные орудия правого фланга. [454]

С левого фланга анфилировала восточную стену крепости поставленная открыто у Ставропольского редута батарея дальнобойных орудий. Часам к трем в стенах кал Великокняжеской позиции были пробиты достаточной величины бреши, что и послужило сигналом к началу штурма.

Назначенные для этого войска были разделены на две колонны и две линии резервов. В первую колонну вошли: рота охотников, две роты пехоты и полурота сапер; во вторую: две роты пехоты и две картечницы; первая линия резервов состояла из двух рот, вторая, которая должна была поддержать штурмующие части своим огнем, состояла из двух рот и спешенной сотни и занимала передовые траншеи правого фланга. Около трех часов назначенные к штурму войска первой колонны, выйдя из траншей, выстроились перед ним и, поддерживаемые огнем назначенных для этого частей, бегом двинулись к Великокняжеской позиции, направляясь к главной кале ее. Вслед за первой с музыкою двинулась и вторая колонна.

Текинцы не особенно отстаивали калы, но подступы к ним обстреливались сильным огнем, да и по занятии Великокняжеской позиции войска не могли тотчас же воспользоваться калами, как прикрытием, по отсутствию в стенах Этих построек бойниц, а должны были довольствоваться небольшими находящимися на позиции заборчиками, из-за которых и велся огневой бой, довольно ожесточенный, с обеих сторон. В виду затруднительности положения войск была подтянута и третья колонна (первая линия резервов). К вечеру позиция, приведенная в достаточное оборонительное положение, могла уже считаться крепко занятой нами, не смотря на свое изолированное положение. В течение ночи все три калы были связаны между собою ходами сообщения, а с тылом — доведенной за ночь до достаточной глубины третьей паралелью. Ночь прошла на вновь занятой позиции довольно покойно.

30-го декабря целый день прошел по усовершенствованию оборонительных качеств Великокняжеской позиции и в устройстве наблюдательного пункта на вершине угловой башни Охотничьей калы, для чего поверх стен башни уложено было несколько рядов земляных мешков. С этого наблюдательного пункта обнаруживалась большая часть внутренней площади крепости, вследствие чего произведенные с этого пункта наблюдения вместе с наблюдениями, произведенными с пункта, устроенного в Правофланговой кале, давали возможность во все время ясно видеть [455] характер внутреннее жизни крепости и заблаговременно обнаруживать намерения ее защитников.

Наблюдательный пункт Охотничьей башни тотчас же по своем устройстве успел оказать существенную услугу, так как позволил заметить, что к вечеру значительные силы неприятеля вышли из крепости в ров. Это известие было сообщено войскам, но не успели сделать еще и соответствующих положению дел распоряжений, как массы неприятеля устремились из рва крепости преимущественно на наш левый фланг, овладели частью траншей этого фланга и левофланговым Ставропольским редутом и вероятно прорвались бы дальше, если бы генерал Скобелев с горстью ставропольцев не встал на их пути.

Вылазка была отбита с потерею для нас около 100 человек и второго горного орудия. На правый наш фланг вообще и на Великокняжескую позицию в частности направились лишь небольшие силы неприятеля, о чем очень сожалел полковник Куропаткин, говоря, что в противном случае на этот раз он наверное надолго, если не навсегда, отбил бы у неприятеля охоту выходить из крепости. Впрочем и без того эта вылазка не обошлась текинцам так дешево, как первая. В эту же ночь Великокняжеская позиция была соединена ходом сообщения с правым флангом имеющихся сзади осадных работ. В виду значительного продвижения вперед осадных работ 31-го было приказано продвинуть лагерь к первой паралели, т. е. в сферу действительного ружейного огня крепости. В виду последнего обстоятельства приказано было углубить кибитки и обсыпать их землей со стороны крепости, но у усталых войск ни достаточного времени, ни пожалуй и достаточных сил не набралось. Неудивительно поэтому, что с этого дня мы начинаем нести потери в самом лагере, что раненые раз в траншеях получают вторичные раны лежа в наметах Красного Креста, как это и случилось с заведывавшим осадными работами правого фланга капитаном Яблочковым, который был смертельно ранен в грудь в день перенесения лагеря и затем вторично ранен в руку уже лежа в намете.

По 3-е число января все действия войск заключались главным образом в усилении занятых позиций правого и левого флангов и хода сообщений. Исключение представляет лишь попытка, произведенная 2-го января, с целью повести минную галерею из Охотничьей калы. [456]

Колодезь был отрыт в 2 1/2 сажени и на дне его показалась вода. Частью поэтому, а частью и вследствие относительной дальности Охотничьей калы от стен крепости, работы были на этом приостановлены. В ночь с 3-го на 4-е впереди Охотничьей калы был занят квадратный почти загон с глинобитными стенами и под сильным огнем приведен в оборонительное положение, для чего вдоль стенок загона вырыты были траншеи. Загон этот получил название Ширванского редута и для большого обеспечения от огня был снабжен сплошным, паралельным стене траверсом. В эту же ночь была приспособлена к обороне и лежащая южнее Охотничьей калы плотина.

С занятием Ширванского редута мы утвердились в 30 саженях от неприятельской ограды. Для сообщения с плотиною и Ширванским редутом в стенах Охотничьей калы были пробиты две двери, основания которых были значительно ниже горизонта. В эту же ночь на левом фланге была возведена брешь-батарея № 1-го на 16 орудий, несколько восточней Ставропольского редута.

День 4-го января прошел за улучшением произведенных ночью работ и за сосредоточением в главную калу Великокняжеской позиции заготовленных в лагере в небольшом количестве туров, фашин, земляных мешков и вообще материалов, которые хоть сколько нибудь могли быть приложимы к ведению сапных работ и вообще к одежде крутостей. Если не первое, то во всяком случае далеко и не последнее место в этом ряду материалов заняли пустые патронные ящики, ящики из под ракет, из под инструмента и вообще предметы, не фигурирующие в списке одежд ни в одном курсе фортификации, хотя и обладающие превосходными в данном отношении качествами. Одно разве лишь неудобство можно было признать за этими одеждами, — слишком соблазнительно действовали они на солдат, поддававшихся иногда искушению оторвать от ящика щепочку другую, что бы было на чем сварить чайку, пользовавшегося большим почетом в траншеях.

Сапные работы тихой туровой или же перекидной сапой решено было открыть в ночь с 4-го на 5-е, так как вести работы летучей сапой в таком близком от неприятеля расстоянии, как наше, было уже очень и очень затруднительно. Одна голова сапы должна была прорезать плотину, а другая — двинуться на перерез ей, выйдя из южного фаса Ширванского редута.

Вечером, незадолго до наступления полной темноты, с [457] наблюдательных пунктов сообщили, что неприятель значительными массами групируется во рву, и сведения эти заставляли предполагать, что готовится новая вылазка.

Говоря до сих пор о траншеях, паралелях и ходах сообщения, я более придерживался употребляемых в фортификации вообще и в частности для обозначения осадных работ терминов, приложить которые к нашим работам нельзя было даже и с самоб большой натяжкой. Работы наши были очень далеки от тех грандиозных построек, по внутреннему рву которых свободно провозится осадное орудие и бруствер которых прикрывает собой кавалериста. В наших паралелях и ходах сообщения два человека могли пройти один мимо другого лишь значительно потеснившись, а генерал Скобелев при его высоком росте нередко находил в паралелях такие места, где он свободно мог смотреть через бруствер, что он всегда и делывал. Проходя назад, он конечно не мог бы уж удовлетворить подобным образом своего любопытства, так как подобные наблюдательные пункты сейчас же уничтожались возвышением бруствера, но уже и самое существование их доказывало недостатки наших работ. Сделать что нибудь большее войска не могли. Вырытые в течение 22-х-дневной осады семь верст траншей, насыпанные шесть редутов и 15 батарей и 32 сажени минных галерей при их вполне соответствующем потребностям выполнении требовали сил по крайней мере в пять раз больших, чем те, которыми мы обладали. Не удивительно поэтому, что, стоя в узких, плохо приспособленных к обороне траншеях, войска не могли считать себя в хорошем для обороны положении. Это повело к отданному 3-го января приказанию с наступлением темноты войскам выходить из траншей на площадь позади их и располагаться здесь для отдыха, выставив в траншеях часовых.

В случае вылазки войска должны были противодействовать ей огнем и штыком с этой же площади, не входя в траншеи, которые с этой минуты являются лишь местами дневного расположения войск и путями дневных сообщений, приобретая ночью исключительно характер обстреливаемого препятствия движению неприятеля.

В ночь с 4-го на 5-е все эти меры горько-горько отозвались на текинцах. Часов в семь вечера, под прикрытием темноты, они произвели стремительную вылазку против левого фланга осадных работ и Великокняжеской позиции, но всюду были отбиты, [458] причем потеряли за один этот раз более чем половину общего числа своей убыли за всю осаду.

Приостановленные было вылазкой работы успешно продолжались, причем нанесенный текинцам удар дал даже возможность выполнить часть работ летучей сапой. Отрытая траншея получила название Овальной.

В ночь на 6-е из Овальной траншеи вышли двумя головами перекидных сап в расстоянии 10 сажен одна от другой и, продвинувшись вперед на 10 же сажен, к утру 6-го января сапы, после поворота вправо и влево, пошли на встречу одна другой. Около восьми часов утра сапы соединились, дав новую, паралельную стене крепости траншею в 10 сажен длиною и в 25-ти приблизительно саженях от стены. По приведении этой траншеи в надлежащий вид, около восьми же часов утра 6-го января, из нее положено было начало минным работам выводом минной галереи в 4 фута высотою при 3-х-футовой ширине. Галерея пошла со дна отрытого в траншее колодца, в 7 фут общей глубины

Колодезь был окончен около двух часов пополудни, а в полночь на 7-е, т. е. через 11 часов, голова галереи была уже на 40 фут впереди. По мере приближения к этому расстоянию работа становилась все труднее и труднее вследствие отсутствия хорошего воздуха.

Минеры уставали весьма скоро, свечи горели тусклым, мигающим пламенем. Около двух часов ночи люди могли бы еще работать при условии частых смен, но свечи уже не горели и потому был поставлен вентилятор. В то время, как налаживалось подземное сближение с крепостью по поверхности земли, медленно, но настойчиво ползли к крепостному рву головы двух сап, вышедших с флангов той же траншеи, где был и минный колодезь. Продвинувшись от этой траншеи на 7 сажен вперед, сапы вновь соединились поворотом вправо и влево, и перед текинцами явилась новая траншея, которая к ночи была уже занята стрелками. От траншеи до стены было около 18 сажен. В ночь на 7-е января сапы продвинулись еще на 10 сажен вперед и, сделав поворот друг к другу, соединились.

Таким образом ведением сап вырезался на местности четыреугольник, по бокам которого были возведены закрытия из патронных ящиков, вследствие чего образовался крошечный редут, получивший название Саперного. Редут этот был занят туркестанскими стрелками. [459]

В ту же ночь широкий ложемент впереди Охотничьей калы был приспособлен для постановки 10-ти мортир. Около полудня 7-го с тыла послышался сигнал о прекращении огня, который на этот раз однако не сразу произвел свое действие, вызвав всеобщее недоумение. Подхваченные несколькими сигналистами звуки становились однако все более и более настойчивыми и наконец произвели свое действие, — огонь прекратился..

Какою то странною показалась эта тишина уху, в течение полумесяца привыкшему к непрестанному грохоту выстрелов.

В передовые траншей пришел полковник Куропаткин в сопровождении полковника Иомудского, и последний под диктовку полковника Куропаткина прокричал текинцам, чтобы и они, в свою очередь, перестали стрелять. Текинцы исполнили это. Вслед затем им предложили выслать кого-либо для переговоров к траверсу, и когда было получено на это согласие, то к вышедшему Тыкма-сардарю с двумя другими текинцами с нашей стороны отправился полковник Иомудский с сотником Кунаковским.

Цель переговоров, как выяснилось из данной полковником Куропаткиным нашим парламентерам инструкции было желание предложить текинцам убрать трупы их сотоварищей, павших во время вылазки 4-го числа, которые, разлагаясь в траншеях и около них, делали пребывание в траншеях весьма неудобным. Кроме того полковник Куропаткин поручил передать неприятелю, что мы воюем с храбрыми текинцами, а не с семьями их, которые однако, волей-неволей, должны терпеть от нашего огня, почему мы не стали бы препятствовать, если бы текинцы вздумали отправить свои семейства в пески.

Подобные же переговоры велись и на левом фланге, где к генералу Скобелеву вышел один из защитников крепости. Сверх того поставлен был и вопрос о сдаче крепости. На все это были получены отрицательные ответы.

Хотя позволением убрать трупы некоторые и воспользовались, но в весьма ограниченном количестве.

Дело в том, что на вылазке потерпели главным образом мервцы, ушедшие после этой неудачи из Геок-Тепе почти поголовно. Неудивительно поэтому, что рассерженные на них ахальцы на предложение убрать трупы отвечали, что подобных собак по степи много валяется и никто их не убирает.

Относительно семейств текинцы отвечали, что, пока живы [460] отцы, до семейств нам не добраться, а если нам удастся перебить отцов и мужей, — тогда и с семьями будь, что будет.

Не смотря на подобный ответ, как оказалось впоследствии, менее энергичные вывезли свои семейства из крепости.

Трупы были возможно дальше вынесены из траншей занимавшими их частями. Некоторые из текинцев, пользуясь перемирием, собирали впившиеся в стены пули, другие — закладывали набитыми землей переметными сумами кой какие повреждения в стенах, но главная масса густою толпой сплошь покрыла стены с видимым любопытством рассматривая нас, на что мы конечно отвечали тем же.

Спустя около часа после начала переговоров со стен начали кричать, чтобы мы прятались в траншеи, потому что разговаривать больше не о чем. Не успели все хорошенько последовать этому благому совету, как текинцы открыли огонь и все пошло по старому. Сапы двумя головами продвигались все далее и далее, а возведенная в ночь на 8-е брешь-батарея с утра начала пробивать брешь близ восточного угла южного фронта. В два часа стрельбы стена была несколько обвалена, но в ответ на каждый упавший снаряд со стороны неприятеля мелькали выбрасывающие на поврежденное место землю лопатки.

Текинцы геройски оберегали свою твердыню от разрушения.

К полудню 7-го января, когда минная галерея успела уже продвинуться на 70 фут, давший трещину еще во время доставки из склада к крепости чугунный подшипник вентилятора сломался окончательно. Хотя к этому времени из галереи и была уже выведена труба на дно одной из траншей, но при остановке действия вентилятора воздух портился в мине на столько быстро, что до починки вентилятора нечего было и думать продолжать работу. Это приостановило работу на шесть почти часов. Кое-как починенный вентилятор снова погнал в мину струю свежего воздуха, но струя эта была уже значительно слабее, потому что слишком налегать на вентилятор было нельзя. Сапы несколько приостановились, поджидая мину.

В ночь на 9-е, когда я собирался было вздремнуть между производившимися через два часа сменами минеров, меня растолкал капитан Гетшель. «Я сейчас только был во рву», сказал он: там нет ни души: возьми шнур, я с концом снова отправлюсь в ров и, когда дерну, ты завяжешь узел.

Это предприятие капитана Гетшеля обошлось благополучно, и [461] мы знали теперь совершенно точно необходимое для хорошего заложения горнов расстояние. К полдню 9-го мина продвинулась на 17 1/2 сажен, а поворот сап дал к вечеру траншею в 10 саженях от стены.

Стрелять по нашим надземным работам текинцы уже не могли и ограничивались бросанием в сапы камней.

Ушибленные саперы приходили с жалобами на такой нелегальный, по их мнению, способ ведения обороны неприятелем, и для успокоения обиженных на стену летели динамитные патроны, взрыв которых на время сдерживал текинцев.

К полдню 10-го мина продвинулась на 23 сажени и была снабжена новой вентиляционной трубой, — сапы остановились в полусажени от рва. В этот же день на плотине была устроена батарея для обстрела будущей минной бреши..

11-го в полдень голова мины была на 1 1/2 сажени за наружной поверхностью стены, и к 6-ти часам утра была окончена выделка выходящих из галереи двух рукавов, по 1 1/2 сажени каждый. К 10-ти часам 12-го января мина была заряжена и совершенно готова к взрыву. В каждый горн положено по 26 пудов пороха в мешках.

Согласно диспозиции, назначенные к штурму войска были организованы в три колонны, из которых колонна полковника Куропаткина в 12 1/2 рот, одну спешенную сотню, четыре орудия, две картечницы и два ракетных станка назначалась для штурма минного обвала; колонна полковника Козелкова, в восемь рот при трех орудиях и двух ракетных станках, — для штурма артилерийской бреши, и колонна полковника Гайдарова, из четырех рот, полторы сотни, пяти орудий и стольких же ракетных станков, для отвлечения внимания обороны к юго-западному углу крепости и для эскалады стен ее помощью штурмовых лестниц, если успех первых двух колонн позволит это сделать; 21 рота, при 24-х орудиях, составляли общий резерв под личным начальством генерала Скобелева.

В семь часов утра артилерия колонны полковника Гайдарова открыла огонь по Мельничной кале, овладеть которою прежде всего предстояло колонне, а в половине девятого Мельничная кала была уже в наших руках и приведена в оборонительное положение. С семи часов на артилерийскую брешь был сосредоточен огонь 30-ти орудий левого фланга, которым брешь, [462] не смотря на все усилия неприятеля исправлять ее, скоро была сделана достаточно удобной.

Около 11-ти часов, траншеи перед Великокняжеской позицией были очищены войсками, а в 11 часов 12 минут, по знаку, данному наклонением головы заведывающим инженерной частью отряда полковником Рутковским, по земле прошла чувствительная волна, в воздухе грузно поднялась масса обломков стены и пули и минная брешь открыла войскам 15-ти-саженной ширины вход в крепость. К часу дня крепость была в наших руках.

Упорная, двадцатидневная борьба кончилась. Войска наши еще раз доказали, что в умелых руках они не остановятся перед решением поставленной им задачи. Текинцы же, в свою очередь, своей геройской обороной ясно показали всем, что не в магазинном ружье, а в человеке сосредоточено главное боевое могущество.

А. Черняк.

Текст воспроизведен по изданию: Заметки об экспедиции генерала Скобелева в Ахал-Теке. (Из записок саперного офицера) // Военный сборник, № 12. 1889

© текст - Черняк А. 1889
© сетевая версия - Тhietmar. 2021
© OCR - Иванов А. 2021
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Военный сборник. 1889