(по официальным донесениям).

(См. № 1-й «Военного Сборника».)

(С картою «Копайского ханства и сопредельных местностей Туркестанского края», составленной по сведениям азиятской части главного штаба, подполковником Люсилиным).

II.

В состав действующего отряда, собранного под Ходжентом, вошли: пехота — саперная рота, три роты 2-го Туркестанского линейного баталиона, две роты 4-го Туркестанского линейного баталиона, две роты 7-го баталиона, 1-й и 2-й Туркестанские стрелковые баталионы; артилерия — дивизион № 1-го батареи, 2-я батарея 1-й Туркестанской артилерийской бригады, № 3-го батарея Оренбургского казачьего войска; кавалерия — восемь казачьих сотен и ракетная батарея. Всего 16 рот пехоты, 20 орудий, 8 сотен кавалерии (9-я сборная сотня, составлявшая конвой главного начальника войск) и восемь ракетных станков.

Кавалерия отряда вверена начальствованию флигель-адъютанта полковника Скобелева, помощником к которому назначен адъютант командующего войсками Туркестанского округа, подполковник Адеркас. Кавалерия действующего отряда разделена на четыре дивизиона, по две сотни в каждом. Командирами дивизионов назначены:

1-го (№№ 2-го и 5-го Оренбургские казачьи сотни), командир. № 3-го полка Оренбургского казачьего войска, полковник Шубин. [180]

2-го (№ 1-го Оренбургская и 2-я Уральская казачьи сотни), подполковник Рогожников.

3-го (№№ 1-го и 2-го Сибирские казачьи сотни), подполковник фон-Бреверн.

4-го (№№ 4-го и 6-го Сибирские казачьи сотни), маиор Клименко.

Командиром ракетной батареи назначен артилерии капитан Абрамов.

По сведениям от жителей и от лазутчиков, главные неприятельские скопища собрались у кр. Махрама, и для встречи наших войск расположились там в укрепленной позиции, занимая, в то же время, войсками и артилериею крепость Махрам, лежащую от Ходжента в 44 1/2 верстах. Предполагая произвести движение к неприятельской позиции совершенно на легке и, по возможности, с ограниченным числом колесного обоза, который мог стеснить движение отряда, в виду огромных скопищ довольно дерзкой неприятельской кавалерии, генерал-адъютант фон-Кауфман приказал войскам взять с собою провианта на четыре дня и комплект патронов и зарядов; из колесного обоза взяты только повозки под войсковыми кухнями и арбы под патронами и зарядами; гг. офицерам приказано было иметь только часть своих вещей, и не иначе как на конских вьюках.

В вышепоказанном составе действующий отряд, на рассвете 20-го августа, выступил с бивака на Коканском поле у Ходжента, следовал на кышлак Исписар, отсюда чрез Костакоз и, пройдя за это селение версты четыре, остановился на ночлег у берега Сыр-дарьи, на нашем пограничном уроч. Обхуреке. Переход был сделан в 22 1/2 версты; неприятель нигде не показывался.

С рассветом 21-го числа, войска продолжали движение к сел. Карачкум. Порядок движения войск был следующий: пехота, с артилериею и обозом, следовала походною колонкою по дороге; кавалерия, с дивизионом конных орудий и ракетною батареею, составляла отдельную колонну, следуя без дороги, с правой стороны главной колонны.

В голове пехотной колонны шла рота саперов, за нею 1-й Туркестанский стрелковый баталион, имея между ротами 2-ю батарею 1-й Туркестанской артилерийской бригады; потом 2-й Туркестанский стрелковый баталион, за ним 8-я рота 2-го линейного баталиона, с дивизионом конной батареи; затем обоз лазарета и казачий, за ними две роты 4-го Туркестанского линейного баталиона, с дивизионом 1-й батареи, и в хвосте колонны две роты 7-го Туркестанского линейного [181] баталиона. Пехотные части шли во взводных колоннах справа, артилерия по-дивизионно; обозы при своих частях.

Кавалерия, как сказано выше, шла справа и на высоте головы пехотной колонны. Порядок ее движения был следующий: в 1-й линии — 2-й дивизион Оренбургской конной казачьей батареи; влево от него 1-й казачий дивизион (2-я и 5-я Оренбургские сотни); вправо 2-й дивизион (1-я Оренбургская и 2-я Уральская сотни); оба дивизиона в колоннах по-взводно. На крайнем правом фланге наступала ракетная батарея.

2-я линия отстояла от первой на 500 шагов. Сибирские дивизионы (3-й и 4-й) шли в общей полковой колонне справа. Заведывание второю линиею начальник кавалерии, флигель-адъютант полковник Скобелев, поручил помощнику своему, подполковнику Адеркасу.

Неприятельские пикеты начали показываться на нашем правом фланге, верстах в шести за Обхуреком.

Отряд тотчас же перестроился в боевой порядок: 2-я батарея, полковника Савримовича, развернулась, 1-й стрелковый баталион, подполковника Гарновского, по две роты во взводных колоннах, стал справа и Слева батареи; 2-й стрелковый баталион, подполковника Андросова, был выдвинут вправо и загнут под прямым углом к фронту; обоз от всех частей был сведен в одну колонну; перед обозом поставлена саперная рота и рота 2-го линейного баталиона, полковника барона Меллер — Закомельского, с дивизионом конных орудий, которые и составили прикрытие обоза; две роты 4-го линейного баталиона, полковника барона Аминова, и две роты 7-го, подполковника Ефремова, с дивизионом пешей батареи, капитана Щеголева, образовали ариергард, под начальством полковника барона Аминова. Кавалерия подвигалась вперед, держась с правой стороны пехотного боевого порядка.

Местность, по которой в таком порядке следовал отряд, представляет отлогий и волнистый скат от гор к Сыр-дарье; самый берег реки, от 1 1/2 до двух верст, представляется обработанною равниною, местами насажденною деревьями.

Для обеспечения отряда от нечаянного нападения неприятельской кавалерии, с самого начала движения войск в боевом порядке, была вызвана от кавалерии цепь наездников 2-й Уральской, а впоследствии и от всех сибирских сотен (по одному взводу), под начальством подполковника Хорошхина.

Около 8 часов утра завязалась живая перестрелка между неприятельскими передовыми всадниками и нашими наездниками. Вскоре [182] затем значительные конные толпы неприятеля, спустившись через ущелья с гор, начали наседать на правый фланг и тыл кавалерии, направляя преимущественно свой натиск на сибирские дивизионы, находившиеся во второй линии.

Для отражения неприятеля, начальник кавалерии, флигель-адъютант полковник Скобелев, сделал перемену фронта всей кавалерии, конной артилерии и ракетной батареи. 2-й конный артилерийский дивизион, под командою капитана Ермолова, и четыре ракетных станка, под командою поручика Михайлова, открыли весьма удачный огонь.

Неприятель не выдержал этого огня и с уроном отошел к горам. Тогда кавалерия снова переменила фронт и, согласно диспозиции, продолжала движение вперед, несколько усилив боковые цепи к стороне неприятеля, который потом еще раз попытался в значительных массах броситься на ее фланг и тыл. И на этот раз, атака была отбита гранатами и ракетами.

Толпы неприятельских всадников снова отхлынули назад и открыли по нашей кавалерии безвредный для нее ружейный и фальконетный огонь (Кавалерии дано было приказание не бросаться в шашки, для сбережения людей и лошадей, так как на другой же день предвиделось иметь решительный бой с более многочисленным неприятелем. ).

Между тем, пехотная колонна отряда без выстрела подошла к канаве перед кышлаком Карачкумом. Предполагалось остановить войска у этого кышлака, для ночлега; но воды ни в вышеупомянутой канаве, ни в прочих арыках кышлака Карачкума не оказалось. Неприятель отвел всю воду в Махрам. Пришлось перевести отряд к берегу реки, для чего нужно было пройти за кышлак Карачкум еще версты полторы. Приказав занять ротою 1-го стрелкового баталиона опушку садов Карачкума, ближайшую к месту действия нашей кавалерии, и отвести войска главной колонны на берег Сыр-дарьи, генерал-адъютант фон-Кауфман поручил начальнику отряда, генералу Головачеву, остановить ариергард пехотной колонны (две роты 4-го линейного баталиона, две роты 7-го линейного баталиона и четыре батарейные орудия), под начальством полковника барона Аминова, и занять позицию на канаве перед Карачкумом, чтобы прикрыть переход кавалерии через глубокую канаву.

Кавалерия, наступавшая с боем во все время движения, отклонилась несколько вправо от пехотной колонны, и в это время получено было ею приказание присоединиться к главным силам у Карачкума. Движение назад произведено было уступами и в замечательном [183] порядке, чему и следует приписать, что кавалерия в этот день не понесла никакой убыли, не смотря на то, что противник несколько раз весьма упорно наседал на цепи наездников, прикрывавших отступление. Под прикрытием выставленных пехотных частей и артилерии, кавалерия успела вполне благополучно и в порядке перейти канаву и отойти к заранее определенному ей лагерному расположению на берегу Сыр-дарьи.

Таким образом, первая встреча действующего отряда, 21-го августа, с неприятелем имела исключительно характер кавалерийского боя. Дело началось в 8 часов утра и окончилось около часу пополудни. Кавалерия, с ее артилериею, под начальством флигель-адъютанта полковника Скобелева, маневрировала превосходно. Попытки неприятеля опрокинуться всею массою на нашу кавалерию остались тщетными. С одной стороны, Огонь конного дивизиона и ракетной батареи, с другой, спокойное маневрирование линий кавалерийского порядка охлаждали. порывы коканских конных скопищ; они стремительно бросались вперед, но столь же стремительно удалялись назад к горам, и оттуда открывали безвредный для нашей кавалерии фальконетный и ружейный огонь.

Из пехотных частей отряда в отражении неприятеля, в деле 21-го августа, участвовали только рота 1-го стрелкового баталиона, расположенная по опушке садов кышлака Карачкума, и роты ариергарда полковника Аминова, Роте 1-го стрелкового баталиона пришлось сделать два весьма удачные залпа из берданок. Неприятельские конные толпы, наседая на цепь наездников, при отходе нашей кавалерии к канаве перед Карачкумом, не ожидая, что сады кышлака заняты стрелками, приблизились к опушке их шагов на 400. Встреченные здесь дружным замом, они, в панике, — бросились назад, оставив на месте до 20 трупов; таким же образом, несколько времени спустя, подвернулась под залп стрелков другая конная неприятельская партия. Из цепи ариергардных рот полковника барона Аминова огонь был открыт по неприятельским партиям, заскакавшим в тыл нашей кавалерии, при переходе ее через канаву перед Карачкумом.

В деле 21-го августа у нас потери не было. Артилерия выпустила девять зарядов, казаки семь ракет и 1,860 патронов, а пехотные части 935 патронов.

Когда кавалерия вся переправилась через канаву и, затем, отошла к биваку на Сыр-дарью, ариергард полковника барона Аминова снялся с позиции, вместе с ротою 1-го стрелкового баталиона, занимавшею опушку садов, и перешел в место лагерного расположения отряда. [184] Неприятель, отошедший к горам, несколько времени оставался в виду отрядного лагеря, а затем скрылся и не беспокоил войск; но часу в пятом дня конные толпы его снова показались на отлогостях вблизи кышлака Карачкума. Чтобы прогнать эти толпы и дать отряду спокойную ночь для отдыха, направлены были из лагеря с двух сторон два отряда: один пехотный, из четырех рот со взводом артилерии, под начальством полковника барона Аминова, двинулся через селение Карачкум; другой, кавалерийский, из шести сотен и ракетной батареи, под командою флигель-адъютанта полковника Соболева, — в обход с правой стороны Карачкума. Едва наши отряды тронулись из лагеря, как неприятель, заметив это движение, вероятно, по пыли, тотчас же потянулся в горы.

Когда наши войска вышли за Карачкум, неприятельские толпы были уже далеко от селения, поспешно уходили и скрывались в горы. В виду наступления темноты и предстоявшего на другой день наступления марша к кр. Махраму и боя с неприятелем под этою крепостью, полковники барон Аминов и флигель-адъютант Скобелев были отозваны в лагерь. Ночью неприятель не беспокоил лагеря, и войска спокойно отдыхали на удобном ночлеге, на берегу Сыр-дарьи.

С ночлега у берега реки, близ кышлака Карачкума, отряд мог следовать далее к кр. Махраму по двум дорогам: одна вела чрез кышлак Карачкум прямо к крепости, другая обходила с южной стороны и вела к кышлаку Махрам, левее крепости того же названия. Эта последняя дорога подходила прямо к южному углу укрепленной позиции, занятой неприятелем, и затем шла вдоль левого фаса-этой позиции. Имея от лазутчиков и от жителей сведение, что неприятель, занимая крепость Махрам, главными своими массами готовится встретить наш отряд в устроенной им левее крепости укрепленной позиции, окопанной водяным рвом и вооруженной 24 орудиями, генерал-адъютант фон-Кауфман решил не вести отряд прямо на фронт позиции, а направить его от Карачкума вправо, с тем, чтобы обойти позицию с фланга и тыла. Для этого приказано было: не направлять движения войск, 22-го августа, по двум вышеупомянутым дорогам, а вывести их с бивака на юго-западную сторону кышлака Карачкума, перед позицию по канаве, занимавшуюся накануне ариергардом полковника барона Аминова, перестроить там войска в боевой порядок и следовать далее, постоянно держась вправо и ориентируясь на сопку впереди видневшегося хребта гор. Главный начальник действовавших войск, сам лично и через начальника штаба своего, свиты Его Величества генерал-маиора Троцкого, постоянно следил за [185] верностью направления движения отряда. Генерал-адъютант фон-Кауфман задался мыслью, отнюдь не подводить наши войска прямо к фронту неприятельской позиции, с одной стороны для того, чтобы избежать напрасных потерь от неприятельского артилерийского огня, с другой, дабы, в случае успеха атаки неприятельской позиции с фланга и тыла, неприятель мог быть припертым к реке, и тогда поражение его было бы полное. Маневр этот удался вполне.

Отряд снялся с бивака у Карачкума, 22-го августа, в 5 часов утра. Перейдя канаву, войска выстроились за кышлаком в боевой порядок. В первой линии: 2-я батарея развернутым фронтом, орудия на тесных интервалах; правее ее 1-й стрелковый, левее 2-й стрелковый баталионы. Саперы за батареей; за ними две роты 2-го линейного баталиона, с дивизионом 9-ти фунтовых орудий; потом обоз (по семи повозок по фронту, в 12 рядов, тут же шли и конские вьюки), за обозом рота 2-го линейного баталиона; затем две роты 4-го линейного баталиона со 2-м дивизионом конных орудий, и в хвосте колонны две роты 7-го баталиона.

Кавалерия выступила с бивака позже пехоты и, по диспозиции, шла правее, на высоте хвоста колонны или рот 7-го баталиона. Порядок построения кавалерии, для движения 22-го августа, был тот же, как и накануне.

Как только отряд двинулся с места перестроения его в боевой порядок, неприятель огромными толпами потянулся на встречу, вправо, к стороне гор. Впереди фронта движения наших войск, кроме одиночных всадников и небольших пикетов по гребням пологих скатов, неприятеля не было видно. По мере движения отряда вперед, массы конного неприятеля, частью в рассыпную, частью довольно густыми и значительными толпами начали выходить из-за гор и спускаться по пологостям, направляясь преимущественно на правый фланг движения войск. Отряд стройно подвигался вперед, не обращая внимания на эти конные толпы. Коканцы открыли фальконетный и ружейный огонь и с гиком и трубными звуками начали сближаться с отрядом, наседать на правый его фланг, а значительные толпы обскакали войска с тыла и обогнули их и с левой стороны. Только впереди фронта постепенно подвигавшегося вперед отряда не было видно неприятеля; с правой стороны, с тыла и с левого фланга, все пространство, которое только можно было окинуть глазом, было усыпано многочисленными конными всадниками. Наиболее густые и значительные толпы их виднелись у гор с правой стороны. Неприятель кружил, вертелся около отряда, гикал, затем опять рассыпался, скакал в [186] разные стороны. Против смельчаков, подскакивавших близко к отряду, высылались звенья стрелков, которые и открывали по ним огонь; в более скученные толпы, приближавшиеся к войскам на верный орудийный выстрел, стреляли шарохами и боевыми ракетами. Моментально толпы поворачивали назад и рассыпались.

Таким образом сдерживались все натиски и порывы конного неприятеля, толпы которого, по мере движения отряда вперед, все более увеличивались. Слишком 15,000 всадников окружали наш отряд справа, слева и сзади. Только один раз показалась значительная толпа конных перед фронтом нашего движения. 2-я батарея, полковника Савримовича, тотчас же снялась с передков и открыла огонь. Четырех выстрелов было достаточно, чтобы разогнать конные неприятельские скопища, которые стремительно бросились назад и отошли к горам, версты на три от отряда.

Таким порядком, по временам отстреливаясь во все четыре стороны, по временам останавливаясь, чтобы стянуть обоз, движение которого затруднялось при переходах логовищ с крутыми берегами, а главное, чтобы дать улечься пыли, густо закрывшей горизонт и мешавшей следить за верностью направления движения, от которого зависел больший или меньший успех дела, наши войска стройно и медленно двигались в данном направлении. Наконец, влево от этого направления, на берегу Сыр-дарьи, показались: крепость Махрам, правее ее неприятельская укрепленная позиция, простиравшаяся от крепости до садов кышлака Махрама, а вправо от этих садов, перед войсками расстилались открытые, пологие скаты от гор к равнине левого берега реки.

По мере того, как пространство от гор к речной равнине суживалось, толпы конного неприятеля все более и более скучивались на правом фланге отряда, и натиски их становились более настойчивыми и стремительными. Тогда начальник кавалерии, флигель-адъютант полковник Скобелев, выдвинулся вперед (как сказано выше, кавалерия шла справа пехотной колонны и на высоте ее ариергарда) с своим боевым кавалерийским порядком, и наша кавалерия приняла здесь на себя все атаки конных масс неприятеля. Ружейным огнем наездников из передней и боковых цепей, несколькими гранатами 1-го конного дивизиона и ракетами конные толпы кипчаков, кара-киргизов и так называемых турок (воинственные жители гор) сдерживались на значительном расстоянии от отряда. Против неприятеля, заскакивавшего с тыла, действовала стрелковая цепь, рассыпанная из ариергардных рот 7-го баталиона, а против партий, охвативших отряд [187] с левой стороны, ружейный огонь открывали из стрелковых звеньев от рот 4-го линейного и 2-го стрелкового баталионов.

Здесь надобно заметить, что когда генерал-адъютант фон-Кауфман увидел огромные конные толпы, спускавшиеся с гор и охватившие отряд с правого фланга, с тыла и с левой стороны, то, в виду большей безопасности обоза, он приказал изменить несколько первоначальный порядок расположения войск в пехотной колонне, и тогда две роты 2-го линейного баталиона выдвинуты были вправо и поставлены рота за ротою, с правой стороны обоза; две роты 4-го баталиона выдвинуты влево и шли с левой стороны обоза; две роты 7-го баталиона и между ними дивизион конных орудий следовали сзади обоза, составляя ариергард колонны.

Приближаясь к тому месту, с которого главный начальник действовавших войск предполагал круто повернуть отряд налево и двинуть передовые части пехоты во фланг неприятельской позиции, а кавалерию в тыл ее, он приказал войскам подать несколько правое плечо вперед, чтобы сблизить отряд с фронтом предстоявшей атаки. Едва войска прошли немного вперед в этом новом направлении, как неприятель открыл по ним канонаду из орудий, стоявших в амбразурах фланговой части окопа укрепленной его позиции у Махрама. Топографами было тотчас же определено расстояние до позиции; оно оказалось в 1,015 сажен. Неприятельские ядра имели направление верное, но вначале ложились пред отрядом, не долетая до него. По мере того, как отряд подвигался вперед, канонада с неприятельской позиции учащалась (неприятель успел выставить 10 орудий на свой фланг), но войска наши шли вперед, не отвечая на нее. Наконец, когда генерал-адъютант фон-Кауфман убедился, что отряд совершенно миновал фронт неприятельского расположения и что он находится против фланга его позиции, дано было. приказание переменить весь фронт на четверть круга налево и выдвинуть на линию 2-й батареи — дивизион 1-й батареи. По исполнении этого построения, 2-я батарея и дивизион 1-й батареи снялись с передков, и двенадцати-орудийная наша батарея открыла огонь по неприятельской позиции. После одной очереди выстрелов, генерал-лейтенанту. Головачеву поручено было приказать артилерии взять в передки и с 1-м и 2-м стрелковыми баталионами атаковать неприятельскую позицию.

С остальными войсками генерал-адъютант фон-Кауфман остался на месте, приказав полковнику барону Аминову построить обоз в вагенбург и обставить его со всех сторон ротами с артилериею. [188] Неприятель продолжал бросать ядра и гранаты в колонну барона Аминова.

Между тем, кавалерия наша, обогнув правый фланг пехотной колонны, заняла позицию правее пехотного боевого порядка, и в дальнейшем движении к неприятельской позиции наших атакующих пехотных частей и артилерии держалась на одной с ними линии.

Генерал-лейтенант Головачев два раза еще останавливал атакующие части, для обстреливания укрепления неприятеля артилерийским огнем, которым лично руководил начальник артилерии, генерал-маиор Жаринов. С последней позиции, находившейся, приблизительно, в 100 саженях от неприятельских окопов, генерал Головачев приказал стрелковым баталионам перестроиться в ротные колонны, в две линии, и направил их в атаку. 1-й Туркестанский стрелковый баталион, имея в голове 1-ю и 2-ю роты, а 3-ю и 4-ю сзади, живо и стройно бросился на штурм. Командир баталиона, подполковник Гарновский, направил 2-ю и 4-ю роты, под командою капитана Аверьянова, правее укрепления в сады, чтобы ударить оттуда во фланг и тыл неприятеля; роты же 1-я и 3-я, под начальством маиора Калитина, пошли на фронт батареи. Чтобы не стеснять своим движением огня наших орудий, командир 1-й роты, капитан Ионов, принял со своею ротою вправо, вошел в сады и соединился там со 2-ю и 4-ю ротами капитана Аверьянова. Три роты эти были встречены из-за стен и садов ружейным огнем, но выстрелами цепи головных полувзводов неприятель был отброшен. В это же время 3-я рота, штабс-капитана Федорова, бросилась на неприятельские окопы с фронта и, перебежав водяной ров, вскочила в укрепление, перебила прислугу при орудиях и взяла 13 орудий. Большая часть неприятеля, видя у своего левого фланга наших стрелков, атаковавших его с фронта и с фланга, оставила орудия правого фланга укрепления и бросилась на роты 1-го стрелкового баталиона; но тут же была перестрелена и переколота.

2-й Туркестанский стрелковый баталион, подполковника Андросова, левый фланг атакующих частей, также стройно и быстро двигался вперед, переходя, с артилерией, с позиции на позицию. 4-я рота этого баталиона, поручика Машлыгина, отражала выстрелами наседавшего с фланга и тыла неприятеля. Подойдя к укреплению, 2-й стрелковый баталион бросился в атаку. 3-я рота, руководимая маиором Ранау, взошла на укрепление с правого его фаса, а 1-я и 2-я роты с фронта. Неприятель, остававшийся при орудиях, был прогнан, перестрелен и переколот, и 8 орудий достались здесь в наши руки. [189]

Все описанные действия, собственно по занятию укрепления неприятельской позиции, совершились не более как в четверть часа времени, а артилерийская канонада продолжалась час с четвертью. Защитники укрепления, которых насчитывалось до 7-8 тысяч, были в большом переполохе. Прежде всего, они были озадачены обходом нашего отряда во фланг их позиции и в тыл. В окопах у них было 24 орудия и в крепости Махраме 16. Таким образом, если бы войска наши пошли прямо на фронт неприятельского расположения, то коканцы могли бы действовать против них из 40 орудий; в данном же случае им пришлось ограничиться действием только из 10 орудий. Кроме того, неприятель сильно рассчитывал озадачить наш отряд тем, что затопил всю местность перед крепостью Махрамом и перед фронтом укрепленной позиции. Если бы отряд направлен был по двум дорогам, пролегавшим по этой затопленной местности, то артилерия наша не прошла бы там, а пехоте с большими затруднениями и только в некоторых местах, оставшихся сухими, пришлось бы пробегать рядами, сажен 200, перед неприятельскою позициею, под сильным артилерийским и ружейным огнем из крепости и из-за окопов. Понятно, что потеря наша в данном случае была бы весьма значительна, хотя, не подлежит сомнению, что и при такой неблагоприятной обстановке неприятельская позиция была бы все-таки взята.

Как только замечено было, что неприятель прекратил канонаду из-за окопов, генерал-адъютант фон-Кауфман приказал и остальным войскам, с обозом, двигаться к неприятельской позиции.

Между тем генерал Головачев, тотчас же по занятии неприятельской позиции, послал 1-й Туркестанский стрелковый баталион занять крепость Махрам. Баталион направился к крепости общею колонною, прикрываясь густою цепью стрелков. Коканцы открыли по баталиону ружейный огонь из бойниц крепости. Пройдя фланговым движением, по направлению южного и восточного фасов крепости, стрелки бросились чрез мост к ее воротам. Не обращая внимания на ружейный огонь с крепостных стен, все офицеры баталиона находились впереди, увлекая своим примером нижних чинов, которые выломали наружные ворота, а затем и внутренние. Дружным натиском, как офицеров, так и стрелков, ворота, при крике «ура», были сорваны с петель, баталион ворвался в крепость и. встреченный частыми ружейными выстрелами из сакель, быстро прошел по главной улице к барбету, к которому бежал неприятель, и частью по фасам укрепления. Неприятель толпами бросился на берег, ища спасения в бегстве; но, поражаемый выстрелами из берданок, с [190] близкой дистанции, он понес здесь огромную потерю: весь берег завален был трупами, а те из коканцев, которые бросились вплавь чрез реку, потонули.

Чрез час после того, как стрелки 1-го баталиона бросились к воротам, на крепости развевались поднятые жалонерные значки баталиона, и огонь был прекращен.

Самый большой процент потери нашего отряда в деле 22-го августа приходится на 1-й стрелковый баталион, которую он понес во время движения к крепости Махраму, под фланговым огнем неприятеля с крепостных стен, и при выбитии его и занятии крепости. Стрелки потеряли при этом двух убитых и пять раненых. Собственно во время артилерийской канонады, в пехотной колонне убиты один рядовой 4-го линейного баталиона, и один джигит. В частях же, атаковавших под начальством генерал-лейтенанта Головачева укрепленную позицию, потери вовсе не было.

Переходим теперь к изложению действий нашей кавалерии в деле 22-го августа.

Как сказано выше, перед началом атаки неприятельской позиции, кавалерия наша стала на правом фланге пехотного боевого порядка, а конный дивизион, капитана Ермолова, и ракетная батарея, капитана Абрамова, переменяя позиции, вынеслись на ближайший выстрел. Первый из них действовал против неприятельской позиции, ракетная же батарея, отлично направленным огнем, без непосредственного прикрытия, отразила натиск неприятельской конницы, устремившейся на правый фланг кавалерии.

Полагая, затем, атаку достаточно подготовленною, флигель-адъютант полковник Скобелев послал приказание подполковнику Адеркасу оставаться во второй линии и прикрывать артилерию, а полковнику Шубину поручил, оставив полусотню, для усиления прикрытия артилерии, с прочими вверенными ему частями следовать за вторым дивизионом и присоединиться к нему, что и было исполнено. Тоже приказание передано было и командиру ракетной батареи, но несколько позже.

2-й казачий дивизион, под личным начальством полковника Скобелева, подскакал к махрамским садам, перешел, большею частью вплавь, чрез широкий и глубокий арык и, не смотря на весьма пересеченную местность в садах, быстро построил фронт. При этом замечено было впереди, по коканской дороге, что вдоль берега Сыр-дарьи, чрез поле джугары, шагах в 200 от реки, тянулись массы неприятельской пехоты и конницы, отступавшие с махрамской позиции; между ними мелькали в огромном количестве значки и бунчуки [191] неприятельской кавалерии, которой, по достоверным известиям, было не менее 6,000, с артилерией. Не смотря на такую несоразмерность сил, 1-я Оренбургская и 2-я Уральская сотни, имея во главе командиров своих: есаула Грекова и есаула Жигалина (войсковой старшина Рогожников командовал дивизионом), стремительно, без выстрела, атаковали во фланг и в шашки оторопевшего неприятеля.

Первыми врубились в массы: флигель-адъютант полковник Скобелев, с состоявшими при нем телохранителями, в том числе Евграф Греченко (Евграф Греченко, бывший солдат из драгунов, ушедший в Кокан в 1855 году, и остававшийся там до отступления оттуда нашего посольства с конвоем, прикрывавшего переезд Худояр-хана из Кокана до нашей границы. При этом случае, Греченко оказал важные услуги горсти своих соотечественников среди фанатически настроенного населения, вовремя предупредив о намерении части коканских войск напасть на наше посольство.), войсковой старшина Рогожников и старший вахмистр Крымов, который собственноручно вырвал у коканца бунчук. В это время успела присоединиться к дивизиону ракетная батарея, под начальством капитана Абрамова, которая также приняла участие в рукопашной схватке. Коканцы не ожидали столь быстрого появления на берегу реки русской кавалерии, которую они, за несколько минут перед тем, видели на горах, и сначала приняли казаков, благодаря пыли и пересеченной местности, за своих; только когда казаки дружно врубились в толпу, неприятель дрогнул и раздались со всех сторон крики «джау» (неприятель). Казаки не дали опомниться коканцам, бросились на два орудия, увезенные с позиции, и, взяв их с боя (Одно из орудий взято лично полковником Скобелевым с его телохранителями и несколькими передовыми казаками из сотен; другое, есаулом Жигалиным — с уральцами.), продолжали гнать неприятеля верст 10, по коканской дороге.

Заметив, что часть неприятельской пехоты, человек до 200, отошла к луговому берегу Сыр-дарьи и ищет спасения в переправе через реку, полковник Скобелев направил часть казаков против этой пехоты.

Казаки молодецки, с высокого крутого берега, бросились в шашки и вмиг изрубили и потопили большинство неприятельской пехоты. Между тем, преследование конницы продолжалось частью дивизиона и ракетной батареи. Утомление людей и лошадей становилось заметным; скакали в рассыпную и свои, и неприятельские всадники рядом, а между тем видно было, что неприятель, мало по малу, начинал приходить в себя, так как с гор быстро подскакивали к нему вооруженные толпы на свежих лошадях.

Здесь только полковник Скобелев увидел, что в деле [192] участвуют не пять наших сотен, как он предполагал, а только три: 1-й дивизион, полковника Шубина, отстал на арыке и не последовал за общим движением. Полковник Скобелев приказал трубить сбор и остановил преследование. Несколько времени спустя присоединились к нему, со стороны крепости Махрама, и сотни 1-го дивизиона.

Получив подкрепление, флигель-адъютант полковник Скобелев тотчас же решился продолжать преследование, по направлению к Канабадаму, с 1-ю и 2-ю Оренбургскими и 2-ю Уральскою сотнями и с ракетною батареею. 5-ю же Оренбургскую сотню он направил вдоль реки для окончательного истребления неприятельской пехоты, разбежавшейся по берегу. Казаки двинулись версты на три в этом направлении, частью по вязкому, солонцоватому грунту (местами по брюхо лошадям), как вдруг очутились саженях в 500 от весьма значительных масс (около 12,000) неприятельской кавалерии, которая, завидя приближение столь малочисленных и видимо измученных казаков, перешла в наступление, охватывая казаков с фронта и левого фланга, и, очевидно, намереваясь отбросить их от дороги к горам, где неприятель мог рассчитывать на еще большее подкрепление.

Минута была критическая, и полковник Скобелев остановил дивизион, недоумевая, на что решиться, так как лошади были слишком утомлены, чтобы он мог отважиться броситься еще в шашки. В это мгновение капитан Абрамов, по собственной инициативе, быстро вынесся со вверенной ему ракетной батареей вперед, отделившись от прикрывавших ее сотен, и, подскакав на ближний выстрел к неприятелю, 15-ю образцовыми ракетными выстрелами остановил наступление неприятельских масс и заставил их отходить к Караянтаку.

Было уже около трех часов пополудни, — а казаки дрались с семи часов утра. Полковник Скобелев остановил преследование и, под прикрытием цепи наездников, стал медленно отходить к расположению главных сил под кр. Махрам.

Подполковник Адеркас, остававшийся все время боя во второй линии, оставил 2-й конный дивизион при роте 2-го Туркестанского стрелкового баталиона и затем, по приказанию генерал-адъютанта фон-Кауфмана, двинулся, с 1-ю, 2-ю, 4-ю и 6-ю Сибирскими сотнями и двумя ракетными станками, для поддержки полковника Скобелева, направляясь паралельно горам, в сторону к Канабадаму. Во время этого движения подполковник Адеркас с успехом отражал все попытки многочисленного неприятеля действовать в тыл сотням, находившимся в первой линии, чем, без сомнения, дал возможность 1-й Оренбургской, есаула Грекова, и 2-й Уральской, есаула Жигалина, [193] сотням и ракетной батарее, капитана Абрамова, под личным начальством флигель-адъютанта полковника Скобелева, столь молодецки исполнить обязанность кавалерии в бою.

Подполковник Адеркас присоединился к кавалерии первой линии уже по окончании преследования. Казаки, возвратясь в лагерь, привезли к ставке главного начальника действовавших войск, у Махрама: два орудия, взятые с боя (сверх того одно орудие, оставленное без лошадей и прислуги, сброшено казаками в реку), много равного оружия, значков и бунчуков.

Казаки потеряли убитыми: Уральского войска подполковника Хорошхина и одного казака, и ранеными: трех казаков, из которых один тяжело. Начальник кавалерии, флигель-адъютант полковник Скобелев, ранен легко шашкою, выше колена. Лошадь его сильно ранена два раза сабельными ударами.

В молодецком деле казаков под Махрамом отличились также два бывшие шахрисябские бека: Джура-бек и Баба-бий (Оба эти бека, по овладении нами, в 1870 году, шахрисябскими городами Шааром и Китабом, бежали оттуда в коканские пределы, но, по требованию генерал-адъютанта Фон-Кауфмана 1-го, были выданы Худояр-ханом. С тех пор оба бека проживают в Ташкенте.) и бывший кштутский бек Сеид-бек, которые, испросив в Ташкенте у генерал-адъютанта фон-Кауфмана разрешение участвовать в настоящем походе, постоянно находились при начальнике кавалерии.

Нашими трофеями боя под Махрамом были: 39 орудий, кроме орудия, сброшенного казаками в реку; более 1,500 ружей; много фальконетов, сабель, батиков; более 50 бунчуков, знамен, значков. В крепости Махраме найдены большие склады пороху, снарядов (в числе их разрывные, которыми коканцы действовали отчасти и во время канонады 22-го августа), свинцу, а также провиантские запасы: 1,910 пудов муки, 837 пудов крупы и 320 пудов джугары, а также 224 лошади.

Дело под Махрамом, столь удачно соображенное и блистательно выполненное, произвело сильное впечатление на население Коканского ханства и имело прямым своим последствием успокоение и умиротворение умов, по крайней мере в пределах от Махрама до Кокана включительно. Победа эта имела значение еще и в том отношении, что там собраны были вождями движения все наличные силы и большие средства, которыми они располагали для борьбы с нами. Все собранное Абдурахманом-автобачи под Махрамом скопище считалось, по сведениям, имевшимся в нашем отряде, в 30,000 человек; по [194] показанию же самих кипчаков, в деле под Махрамом, одних только конных кипчаков и кара-киргизов было до 50,000 (Цифру эту подтвердил впоследствии и хан.). Сам автобачи присутствовал при бое, держась, однако, во все время дела с своею партиею вне досягаемости наших выстрелов; а когда позиция неприятельская была взята нашими войсками и когда все силы коканцев обратились в бегство, Абдурахман-автобачи бежал из первых. Из собранного и согнанного им под Махрамом полчища, больше всех пострадали жители городов и кышлаков ханства; — не многие из них вернулись домой. Собственно же из кипчакской и каракиргизской партии автобачи, которая вся была на конях, большинство спаслось от удара наших войск, исключительно только благодаря тактике держаться вне наших выстрелов, первыми бежать после неустойки с поля битвы, а также благодаря выносливости и быстроте их коней.

Весть о махрамском поражении разнеслась по всему ханству. На воззвание генерал-адъютанта фон-Кауфмана, разосланное к жителям кышлаков и окрестных к Махраму поселений, они на другой же день после дела 22-го августа начали высылать к главному начальнику наших войск со всех сторон, с левого и правого берегов Сыр-дарьи, депутации с достарханами (хлебом-солью) и с заявлениями покорности.

Разбитый Абдурахман-автобачи, увернувшийся, тем не менее, с своею партиею от непосредственного нашего удара, ушел к Кокану; но в город побоялся войти. Он прошел мимо Кокана и удалился к Маргелану. Ряды его сподвижников значительно поредели, и из десятков тысяч, насчитывавшихся до Махрамского боя, по слухам, у него осталось, после 22-го августа, до 3,000 всадников.

29-го августа в нашем отряде получено было сведение, что, стоя у Маргелана, автобачи удалось, будто бы, склонить на свою сторону султана Мурад-бека (родной брат бывшего хана Худояра) обещанием провозгласить его ханом, а также и жителей города Маргелана. Но на другой же день это сведение было опровергнуто полученным генерал-адъютантом фон-Кауфманом от султана Мурад-бека письмом, в котором он сознается в своих винах, просит восстановления прежней дружбы и хороших отношений и заявляет от себя и от жителей Маргелана о преданности и покорности.

Потерю неприятеля в деле под Махрамом трудно определить в точных цифрах. В укрепленной позиции и в крепости Махраме найдено и погребено слишком 100 трупов; на поле за Махрамом, где [195] неприятель попал под шашки казаков, погребено, под наблюдением, отрядных джигитов, до 1,000 тел; конвойною сотнею генерала фон-Кауфмана порублено до 100 человек, при преследовании вниз по реке. Сколько неприятель потерял всадников, действовавших против нашего отряда со стороны гор, равно как и число их раненых, неизвестно. Множество коканцев потоплено в Сыр-дарье. Словом, погром вышел жестокий в возмездие за дерзкое нарушение нашей границы, за вторжение в наши пределы и беспокойство наших подданных.

Общая потеря наша в деле 22-го августа простиралась: убитыми один штаб-офицер (упомянутый выше подполковник Хорошхин), четыре нижних чина и один джигит; ранеными: один штаб-офицер (флигель-адъютант Его Величества полковник Скобелев) и семь нижних чинов.

Действующий отряд оставался на биваке у Махрама три дня: 23-го, 24-го и 25-го августа. Нужно было выждать прибытия из Ходжента транспортов с провиантом и частью артилерийского парка, для пополнения до комплекта зарядов и патронов, которых в деле под Махрамом выпущено: артилерийских зарядов 149, боевых ракет 29 и патронов 9,387 (Из этого числа казаками выпущено 4,685 патронов; пехотою — 4,702. Из этой последней цифры: 4,040 металических патронов винтовок Бердана № 1-го и 662 шестилинейных патронов к игольчатым винтовкам.).

В крепости Махраме устроен был опорный и складочный пункт нашего отряда. Там оставлено в гарнизоне две роты 7-го линейного баталиона и 20 казаков. На вооружение крепости поставлены коканские орудия из числа 39, отбитых в деле 22-го августа. Комендантом крепости назначен капитан Радзиовский. В Махраме выделена часть военно-походного лазарета и в нем оставлено из отряда 11 человек больных, в том числе трое раненых.

26-го августа, действующий отряд, в прежнем же составе: 16 рот,. 20 орудий, 9 казачьих сотен и ракетная батарея, выступил далее из Махрама по дороге в Кокан. Отряд и теперь поднялся на легке: с четырехдневным запасом сухарей на людях и с комплектом зарядов и патронов; колесный обоз был увеличен лишь на 50 арб под двухдневным запасом сухарей и круп на весь отряд; офицерам разрешено было взять только конские вьюки.

Дорога следовала берегом Сыр-дарьи, и войска, сделав переход в 20 верст, остановились на ночлег у кышлака Шайдан-мазар. В нескольких верстах от Махрама, генерал-адъютант [196] фон-Кауфман был встречен посольством из Кокана от нового хана Наср-Эддина. Посланцем с подарками и письмом от него был прислан ишан Фазиль-Ахмет-Магзум. С ним приехал также и представился главному начальнику наших войск мулла Исса-аулие, один из главных коноводов переворота в ханстве, последствием которого было бегство Худояр-хана, объявление хазавата и вторжение в наши пределы. В письме Наср-Эддин-хана об Исса-аулиэ ничего не упоминалось; как оказалось, он сам пристроился к посольству, прибывшему в отряд, где ему пришлось выслушать от главного начальника русских войск резкие порицания за его двусмысленное, дурное поведение против нас. Подарки хана не были приняты, а взято только письмо его, представленное ишаном Фазиль-Ахметом и составленное в высшей степени наивно. Видимо его писал человек совершенно растерявшийся и не придумавший: каким способом вывернуться из тяжелого, неловкого положения, в которое он стал к нам, помимо его воли и желаний.

Генерал-адъютант фон-Кауфман объявил ишану Фазиль-Ахмету, что он не может отвечать хану на подобное письмо и переговорит с ним лично, но не иначе как под Коканом. Вместе с тем, ишану Фазиль-Ахмету поручено было передать на словах хану и жителям Кокана, что если они встретят наши войска С хлебом-солью, изъявят покорность и предадут себя на милосердие Государя Императора, то войска Его Императорского Величества не сделают никому зла и никого не обидят. Если же Кокан встретят отряд вооруженною рукою, то пощады городу не будет: он будет занят с боя, разгромлен, и тогда кровь несчастных жертв падет на головы виновных в непокорности и несправедливой борьбе против Великого Белого Царя.

Ишан отправился в Кокан рано утром 27-го августа, а мулла Исса-аулиэ был задержан при отряде, впредь до выяснения его роли и поведения в возбужденном против нас мусульманском движении из Кокана.

27-го августа отряд сделал переход в 25 верст и, расположился на ночлег, пройдя версты две за кышлак Биш-арык. Отсюда до Кокана оставалось 35 верст. На всем этом протяжении дорога идет по обильно орошенной и хорошо обработанной местности.. По самой дороге и в ближайших к ней окрестностях расположено много кышлаков; вся эта полоса густо заселена и покрыта растительностью и садами.

С 23-го по 27-е августа, на стоянке под Махрамом, на [197] переходах от него к Биш-арыку и на ночлегах, в отряд постоянно прибывали жители окрестных кышлаков и, представляя главному начальнику войск хлеб-соль, заявляли о покорности. Тут же им раздавались прокламации генерал-адъютанта фон-Кауфмана, которыми население приглашалось обратиться к мирным занятиям.

28-го августа, на переходе от Биш-арыка до Хош-купыра, следование отряда приняло характер торжественного шествия. Везде по пути жители выходили на встречу войскам и подносили главному их начальнику хлеб-соль. В четырех верстах за Биш-арыком отряд встречен был посольством из Кокана от торгового сословия столицы ханства. Вместе с этим посольством, хан выслал обильный достархан, но самое главное, возвратил всех наших пленных, захваченных на дорогах и со станций.

Из показаний пленных выяснилась участь доктора Петрова (Г. Петров (врач 2-го Туркестанского линейного баталиона) должен был ехать в С.-Петербург защищать свою докторскую дисертацию и был задержан только в виду возникших событий и назначения его врачом в действующий отряд.) и прапорщика 2-го линейного баталиона Васильева. Они были окружены шайкою коканцев в Нау, на почтовой станции, долго отстреливались, наконец схвачены разбойниками и зарезаны. Малолетняя, шести лет, дочь доктора Петрова, ехавшая вместе с отцом, была свидетельницею, как отрезали ему голову; несчастную девочку вытащили из тарантаса и верхом на лошади перевезли в Кокан. Она была также представлена в отряд, и невозможно было смотреть без содрогания на несчастную малютку, которая еще долго не могла опомниться от страшного впечатления виденной ею гибели отца: она все еще находилась в страхе, что и ее зарежут (Означенную девочку и двух других, еще младших, детей убитого доктора Петрова Всемилостивейше повелело определить на казенный счет в один из столичных сиротских институтов.).

По единогласному заявлению всех наших пленных, в Кокане их содержали хорошо. Обязаны они этим хану и одному старику, инаку Турсун-Мухамеду, у которого большая часть их и жила в Кокане; женщины же и дети помещались в гареме у Наср-Эддин-хана.

28-го августа войска прошли 18 1/2 верст и расположились на ночлег у Хош-купыра.

Флигель-адъютант полковник Скобелев, в бытность его в Кокане, в прошлом июле месяце, в составе нашего посольства, воспользовался пребыванием своим в столице ханства и произвел превосходную рекогносцировку городской стены, барбетов, всех ворот [198] коканских, путей, ведущих к городу, и окрестностей его, в окружности верст от 5 до 10. Он представил отлично исполненный состоявшим при нем и в составе посольства прапорщиком 2-го линейного баталиона Рудневым план этой рекогносцировки и весьма точное и полное военное описание к нему. Благодаря этому замечательному труду флигель-адъютанта полковника Скобелева, исполненному им с большим риском (Во время производства полковником Скобелевым его рекогносцировки, в Кокане было уже сильное возбуждение умов и волнение в населении, немедленно вслед затем разразившееся известною катастрофою с Худояр-ханом и вызвавшее отступление нашего посольства.), главному начальнику наших войск заранее были известны, до мельчайших подробностей, все условия, при которых должна была быть ведена, в случае надобности, атака на Кокан. На основании этих данных, генерал-адъютант фон-Кауфман. не направил отряд от Хош-купыра (От Хош-купыра до Кокана по биш-арыкской дороге 10 верст.) к Кокану по биш-арыкской дороге, а так как, по рекогносцировке полковника Скобелева, наивыгоднейший фронт для атаки Кокана была часть городской стены у сары-мазарских ворот, то, за неуверенностью в совершенно спокойном и миролюбивом настроении 40,000 населения Кокана, войска переведены были, 29-го августа, от Хош-купыра к Джир-мечети, отстоящей от городской стены в трех верстах, и прямо против фронта атаки на сары-мазарские барбет и ворота. Чтобы перевести отряд с обозом с бивака у Хош-купыра на позицию к Джир-мечети по такой дороге, которая не проходила бы вблизи городской стены и под ее выстрелами, генерал-адъютант фон-Кауфман, для наилучшего удостоверения в существовании такого пути, хотя он и был обозначен на рекогносцировочном плане полковника Скобелева, поручил этому штаб-офицеру, с двумя сотнями и ракетным дивизионом, перед вечером 28-го августа, обрекогносцировать как указанную им на плане дорогу, так и ту, о которой говорили туземцы.. Полковник Скобелев молодецки исполнил и это поручение. С дивизионом казаков и ракетами он быстро проскакал от Хош-купыра в передний путь до Джир-мечети 16 верст, по дороге, указываемой жителями, и в обратный, 12 верст, по обозначенному на его плане пути. Этот последний оказался и короче, и удобнее. По нем 29-го августа войска перешли к биваку у Джир-мечети. Переход был всего в 12 верст, удобный и легкий, так как путь все время шел хорошею, густо обсаженною деревьями и сопровождаемою арыками с водою, дорогою.

По приходе войск к Джир-мечети, главный начальник [199] действовавших войск командировал генерал-лейтенанта Головачева, с шестью ротами при дивизионе девятифунтовых орудий, вперед, для занятия сары-мазарских ворот города и части прилегающей крепостной стены. Тотчас же за выходом из лагеря этой колонны направился к городу и генерал-адъютант фон-Кауфман с казачьим дивизионом и четырьмя конными орудиями; прочие войска оставлены были на биваке у Джир-мечети. В полдень 29-го августа ворота и часть стены города Кокана были заняты нашими войсками без выстрела; население города оставалось совершенно спокойным.

В минуту приближения к Кокану, генерал-адъютант фон-Кауфман имел счастие получить Всемилостивейшую Государя Императора телеграму, с выражением, как ему лично, так и войскам действующего отряда, благодарности Его Величества за победу под Махрамом. Главный начальник тут же прочитал войскам телеграму Государя Императора, передал им Царское спасибо и поздравил с занятием ворот и части стены Кокана. Восторженным русским «ура» у стен Кокана и в воротах его молодецкие войска приветствовали милостивые слова Высочайшей телеграмы и переданное им Царское спасибо. Очевидцем этого торжества был Наср-Эддин-хан, который в это же самое время только что выехал, с многочисленною свитою, на встречу генерал-адъютанту фон-Кауфману.

В сопровождении хана и своего штаба, генерал-адъютант фон-Кауфман въехал в ворота Кокана и, проследовав немного по улице города, направился, затем, обратно в лагерь войск у Джир-мечети, пригласив туда с собою и хана.

У сары-мазарских ворот города оставлены были четыре роты и взвод орудий, под начальством полковника барона Аминова. 1-я рота 1-го стрелкового баталиона заняла караулом городские ворота, выставив посты по городской стене, вправо и влево от ворот, шагов на 700. Три остальные роты (2-я рота 1-го стрелкового и две роты 4-го линейного баталиона), со взводом орудий, расположились на позиции непосредственно перед воротами, вне города.

Таким образом, без боя совершилось подчинение воле Государя Императора населения столицы Коканского ханства.

III.

С 29-го августа по 1-е сентября действующий отряд оставался на биваке у Джир-мечети, в трех верстах от Кокана, занимая караулом сары-мазарские ворота города. Население города и ближайших его окрестностей оставалось совершенно спокойным; в лагере войск, [200] с 30-го же августа, образовался базар, на который жители города и окрестных кышлаков свозили на продажу войскам скот, муку, лепешки, ячмень, клевер и проч. В раионе позади бивачного расположения отряда, равно как и на всем пройденном от Махрама пространстве, до 3-го сентября, везде было спокойно и никаких тревожных сведений ни откуда не получалось. Наши топографы обошли и сняли всю коканскую городскую стену и произвели съемку окрестностей Кокана с северной и восточной сторон, на пространстве около 65 квадратных верст.

Наср-Эддин-хан очень часто, почти ежедневно, приезжал в лагерь из Кокана и сообщал генерал-адъютанту фон Кауфману о спокойствии в городе. Однако, с противоположной стороны, из-за Кокана, от городов Маргелана, Шарихана, Асаке, Андиджана, Уша и проч., а также от поселений восточной части ханства не было заявлений о покорности; мирная депутация не являлась также и из Намангана, с правого берега р. Сыра. А между тем, 28-го августа, тотчас же по расположении отряда под стенами Кокана, главный начальник войск послал в Маргелан и прочие поименованные города прокламации, заканчивавшиеся предложением выслать в Кокан старших и почетных людей, которым генерал-адъютант фон-Кауфман мог бы передать волю Государя Императора. Но, как сказано выше, никто из-за Кокана не являлся.

30-го августа получено было письмо от Султан-Мурад-бека, дяди Наср-Эддина-хана, бека маргеланского. Заявляя в письме свою преданность, он просил установления прежде существовавшей к нему дружбы и добрых отношений. Но при каких условиях возможно установление этих отношений, равно как и о том: приняты ли им меры к поимке и представлению в отряд главного виновника войны нашей с Коканов и всех бедствий, испытываемых народом, Абдурахмана-автобачи, и его сообщников, об этом в письме вовсе не упоминалось. Словом, письмо было уклончивое, ничего не выяснявшее. В таком же роде получено было, 31-го августа, письмо, на котором было приложено 70 печатей представителей кипчаков, киргизов и прочих разных родов населения ханства; между печатями была и печать Абдурахмана-автобачи. В письме выражалась мысль, что так как жребий войны решил победу русских над мусульманами, то представители родов, приложившие печать, просить о даровании им и их народу того же спокойствия, каким пользуется город Кокан. Генерал-адъютант фон-Кауфман 1-й ответил на это послание, что он согласится на просьбу, но предварительно желал бы переговорить [201] с старшими людьми, а потому и приглашает их прибыть в наш лагерь под Коканом. Ответа, конечно, не последовало, а между тем, начали получаться сведения, что автобачи, силою привлекший к себе маргеланского бека, Султан-Мурада, снова собирает свои полчища около Маргелана и готовится еще раз сразиться с нами; что он держит в страхе жителей Маргелана и всех кышлаков в раионе между Коканом и Маргеланом; что по дорогам между этими двумя городами, в разных пунктах, выставлены им караулы, которые ни кого не пропускают.

Такое положение дел отражалось на настроении населения Кокана, которое хотя и было совершенно нам покорно, но, видимо, было в страхе: лавки не все открывались; базары были почти пусты; товаров, торговли на них не было видно, и имущество, спрятанное и зарытое еще при начале смут, не отрывалось и не ввозилось в дома.

Молодой хан был слишком слаб, и нравственно, и материально, чтобы взять в свои руки дело усмирения ханства, а до окончания его нельзя было и приступать к каким либо серьезным переговорам с ханом.

Необходимо было, следовательно, продолжать наступление отряда вглубь страны и направить его против главных виновников, поддерживавших смуты и неспокойное состояние в ханстве. Выше было сказано, что из Махрама к Кокану отряд выступил на легке, т. е. с самым ограниченным числом колесного обоза. Чтобы пополнить запасы провианта, израсходованного войсками на переходах до Кокана (По затруднительности устройства печей, для печения хлеба, и в виду того, чтобы имевшиеся запасы сухарей, по возможности, были сберегаемы для могущих представиться движений в ханстве, сделано было распоряжение о поставке войскам из Кокана, ежедневно, свежих туземных лепешек. Их выдавали каждому солдату по шести в день, и дача эта оказалась соответствующею; войска охотно употребляли сартовские лепешки. Тот же род довольствия производился и на стоянке у Маргелана. Лепешки доставлялись поставщиком из этого города.), необходимо было вытребовать в лагерь, под Кокан, часть интендантского транспорта, оставленного в Махраме. 1-го сентября транспорт этот прибыл в лагерь на Джир-мечети. Транспорт следовал от Махрама под прикрытием полусотни № 5-го Сибирской сотни (из состава летучего отряда полковника Гуюса, оставленного в Кураминском уезде) и подвижного взвода артилерии (сформированного в Ташкенте). Обе части эти, сделав значительный переход, в короткий срок, без дневок, прибыли к Кокану в отличном порядке: люди были все здоровые, бодрые; лошади сбережены были в отличных телах. Вместе [202] с интендантскими запасами вытребованы были из Махрама арбы с солдатскими палатками, кошмами, а также и офицерский обоз. По осеннему времени года, ночи были очень прохладные, и необходимость в кошмах и палатках для войск была ощутительна. Хотя арбы с этими предметами увеличивали обоз отряда, столь затруднявший его движения и действия, но, в виду возрастания числа больных в частях войск, во время стоянки у Джир-мечети, под Коканом, пришлось войска отряда немедленно снабдить палатками и подстилочными кошмами. На увеличение числа больных, во время стоянки под Коканом, имели отчасти влияние невыгодные условия лагерного расположения у Джир-мечети: низкая, сырая местность и множество джугарных полей, как в самом лагере, так и в ближайших его окрестностях. Впрочем, начальство озабочивалось не столько увеличением цыфры больных в походном лазарете и слабых при частях войск, которое, по общему числу людей в отряде, было все таки не велико (При расположении под Коканом — у Джир-мечети, больных в отрядном лазарете было 12 человек; слабых в частях войск 46 человек. К 4-му сентября, в лазарете было 21 больной и околоточных при войсках 61 человек.), сколько проявлением в болезнях серьезных форм: в походном лазарете было уже двое больных тифом. Между тем, отряд стоял под Коканом, у Джир-мечети, уже пять дней. Понятно, что при скоплении значительной массы людей и лошадей и при вышеупомянутых местных условиях, воздух в лагере портился, заражался миазмами и развивал болезненность. 17 человек больных отправлены были из-под Кокана в часть походного лазарета, оставленного в Махраме. С переменою места лагеря, а затем с движением отряда от Кокана к Маргелану, санитарное состояние в отряде тотчас же улучшилось и заболеваемость в войсках уменьшилась; больных тифом более не являлось. Отряд пришел к Маргелану с 7-ю больными, и к 13-му сентября, в походном лазарете было 8 больных, а при частях войск 32 человека.

В виду вышеприведенных гигиенических условий, а вместе с тем, озабочиваясь положением дел на востоке, за Коканом, генерал фон-Кауфман переменил место лагеря отряда и перевел его, 3-го сентября, за катаганские ворота, в юго-восточной части города. Лагерь был избран на урочище Сары-тале, в трех верстах от городской стены. Катаганские ворота, как прежде сары-мазарские, были заняты нашим караулом из трех рот пехоты, при двух орудиях. Выбор места под лагерь на Сары-тале произведен был, 2-го [203] сентября, флигель-адъютантом полковником Скобелевым, который с этою целью прошел, с двумя дивизионами казаков, при четырех конных орудиях и ракетной батарее, чрез Кокан. Это были первые русские войска, прошедшие в таком составе чрез столицу Коканского ханства. Перед движением полковника Скобелева сделано было распоряжение о предупреждении хана и жителей города о цели движения чрез Кокан казаков. Отряд полковника Скобелева вступил в город чрез сары-мазарские ворота; на дворцовой площади сделан был получасовой привал, и, затем, отряд вышел из города чрез ворота Катаган. Население оставалось совершенно спокойным. Выбрав позицию на Сары-тале и сняв кроки ее, полковник Скобелев возвратился с казаками благополучно в лагерь у Джир-мечети, обрекогносцирован на обратном пути дорогу вне города, проходящую возле крепостной стены, по которой, на следующий день, был направлен весь обоз, как колесный, так и вьючный.

3-го сентября назначено было войскам проследование чрез столицу ханства. Население города и хан были предупреждены об этом движении. Главная масса войск, в походной колонне, следовала чрез город; обоз, под прикрытием трех рот пехоты и подвижного взвода нарезных орудий, направлен был по дороге около городской стены, к воротам Муймебарак. Когда обоз вытянулся, выступил и отряд, в следующем порядке: в авангарде кавалерия с 1-м конным дивизионом; за нею пехота с артилерию, в походной колонне; роты справа по отделениям, артилерия в одно орудие. Войска вступили в город чрез сары-мазарские ворота; на площади, перед дворцом хана, они были остановлены для привала, а генерал-адъютант фон-Кауфман в это время, со штабом и главною квартирою, отправился в ханский дворец, у входа в который его встретил хан, окруженный многочисленною свитою его служивых, старших и почетных людей. Приняв во дворце достархан (угощение) и осмотрев ханское помещение и дворцовый сад, генерал-адъютант фон-Кауфман 1-й возвратился на площадь к войскам, которым приказано было продолжать движение чрез город к катаганским воротам. Проезжая мимо дома Мирзы-хакима-перваначи, коканского поверенного в делах в Ташкенте, генерал-адъютант фон-Кауфман 1-й сделал ему визит, и затем направился из города к месту, назначенному для лагеря войск. Туда же прошел отряд и войсковой обоз; последний от муймебаракских ворот был проведен на ур. Сары-тал, по дороге возле городской стены и мимо катаганских ворот. По проследовании всего отряда чрез город, в воротах Катаган оставлен был караул из двух [204] рот 7-го линейного, роты 2-го стрелкового баталионов и взвода 2-й батареи, под начальством подполковника Ефремова.

На позиции на Сары-тале отряд оставался до 4-го сентября. В этот день получено было сведение, чрез аксакала Биш-арыка, что в тылу войск, в горах около Испары, в окрестностях Канабадама и Махрама, появилась неприятельская шайка, до 1,000 человек, которая, выходя с гор на плоскость, беспокоит жителей и грабит их. Шайка эта могла прервать наше сообщение с Махрамом, Ходжентом и беспокоить тыл отряда. Чтобы прогнать ее и обезопасить сообщения в тылу отряда, командирован был, с бивака на Сары-тале, в вышеупомянутые местности, особый летучий отряд из роты стрелков, подвижного взвода и двух сибирских сотен, под начальством 1-го Туркестанского стрелкового баталиона маиора Калитина. Отряд этот направлен был от Кокана чрез Нурсук, Рапкан к Канабадаму, откуда ему предписано было двигаться, смотря по обстоятельствам и по сведениям о месте нахождения неприятельской партии. Движением в вышеприведенном направлении отряд маиора Калитина должен был прикрыть следование с Сары-тала, от Кокана в Махрам, чрез Биш-арык, части отрядного обоза и при нем семнадцати человек больных. Предполагая двинуться от Кокана к Маргелану, генерал-адъютант фон-Кауфман 1-й, для облегчения движения отряда, решил оставить при нем лишь необходимое число арб и колесных повозок; остальные, вместе с больными из походного лазарета, под прикрытием полусотни № 5-й Сибирской сотни, направлены были в Махрам, по дороге чрез Биш-арык. Эти обоз и больные, 6-го сентября, благополучно прибыли в Махрам. Летучий отряд маиора Калитина дошел до Канаба дама 6-го сентября, и 7-го числа предполагал двинутьея к Испаре, где действительно находилась неприятельская шайка, прогнанная оттуда, в ночь с 5-го на 6-е сентября, летучим отрядом маиора Абграля.

Начальник Ходжентского уезда, подполковник барон Нольде, получив те же сведения, какие имелись в отряде о появлении неприятельской шайки в горах около Испары, командировал в эту местность своего помощника, маиора Абграля, с летучим отрядом: из 106 стрелков 2-го линейного баталиона, посаженных на коней, 12 сибирских казаков и нескольких десятков джигитов. Маиор Абграль выступил из Ходжента 4-го сентября; 5-го числа прибыл в Канабадам и оттуда направился далее к Испаре. В ночь с 5-го на 6-е сентября, в одном из горных ущелий около Испары, летучий отряд маиора Абграля настиг шайку в 300 человек вооруженных [205] киргизов, которые встретили наш отряд ружейным огнем. Шайка немедленно была опрокинута и обращена в бегство. Преследование продолжалось несколько верст, и только благодаря ночи и закрытой местности в горах, куда многие из шайки успели укрыться, неприятельская партия не была уничтожена вся; затем, шайка эта рассеялась и разошлась по своим кочевьям. Маиор Калитин соединился с маиором Абгралем в Испаре, и установил свой опорный пункт в этом горном кышлаке. Центральное положение Испары, относительно всего пути от Ходжента до Кокана и далее к Маргелану, дало возможность соединенным летучим отрядам вполне обеспечить наш тыл и сообщения действующего отряда с Махрамом и Ходжентом.

9-го сентября, маиор Абграль направлен был с его летучим отрядом из Испары чрез Раикан, Нурсук, мимо Кокана, к кышлаку Багдад, на коканско-маргеланскую дорогу.

Со стороны Маргелана получались хотя и весьма глухие, тем не менее настойчивые сведения, что автобачи, с своими сподвижниками, делает большие сборы вооруженных людей и сгоняет народ на позицию под Маргеланом. По одним сведениям утверждалось, что у автобачи много артилерии, по другим, что у него не более шести орудий.

Чтобы разъяснить положение дел в окрестностях Маргелана и восстановить порядок в восточной части ханства, наконец, для того, чтобы сбить и уничтожить скопище автобачи, если бы он принял новый бой на позиции у Маргелана, войска действующего отряда направились, 5-го сентября, от Кокана к Маргелану. Расстояние между этими городами, по прямой дороге, в 76 верст, отряд прошел в 4 дня; 8-го сентября он подступил к Маргелану и расположился биваком, на весьма удобной позиции, в 250 саженях от городской стены, с юго-восточной стороны города. Неприятельские караулы, в 100-200 человек, выставленные в разных пунктах по всем трем дорогам, идущим от Кокана на Маргелан, по мере наступления отряда, отходили назад, и только в Алты-арыке передовой разъезд нашей кавалерии застал небольшой неприятельский пикет, человек в 30, которые, завидев казаков, немедленно ускакали в направлении к Маргелану. Затем, на всем пути от Кокана до Маргелана, отряд следовал спокойно, и неприятель нигде не показывался. До 7-го сентября, т. е. до прибытия войск на ночлег к Алты-арыку, автобачи, с его скопищем, в котором, по разным показаниям, насчитывалось от 5,000 до 10,000 человек, с 4-мя орудиями, держался на позиции у Гиргиля, в 25 верстах от Алты-арыка. Но надо [206] полагать, что у зачинщиков хазавата против русских был еще очень памятен и свеж урок под Жахрамом, и потому в одно и то же время, именно 7-го сентября, около часа дня, когда отряд спокойно располагался на биваке, пройдя версты четыре за Алты-арык, в лагере неприятеля, по рассказам очевидцев, была страшная суета, и автобачи, с его сподвижниками, бросив часть лагеря и палатки, впопыхах снялся с своего стойбища и ушел в направлении на Асаке. Скопище, его окружавшее, с этой минуты начало заметно уменьшаться в численности, и все, кто были согнаны им, в качестве воинов, из Маргелана и из окрестных к городу кышлаков, тотчас же разошлись по своим домам; затем, постепенно начали оставлять его и прочие народности: киргизы, тюрки, шахрисябцы (их было до 100 человек у автобачи). Он уходил от Маргелана, как рассказывают, только с одними кипчаками, которых все-таки насчитывалось от 3,000 до 5,000 всадников; как говорили жители, он увез с собою и бывшие у него орудия.

Таким образом, после полудня, 7-го сентября, жители Маргелана и окрестных к городу кышлаков освободились от тяжелого и неприятного соседства скопища автобачи. Гиргиль, у которого был расположен лагерь автобачи, отстоит от города всего в четырех верстах.

Не успел отряд еще расположиться на биваке, как жители города вытащили на себе девять орудий и поставили их пред ставкою главного начальника наших войск, в знак смирения и покорности.

К ночи, на 8-е сентября, из Маргелана прибыла в отрядный лагерь у Алты-арыка депутация от городских жителей, состоявшая из казиев, аминя, аксакалов и торговых людей города, с заявлением покорности и просьбы о пощаде городу.

8-го сентября, наш отряд перешел, к 12-ти часам дня, на позицию под Маргеланом. В тот же день, в 9 часов вечера, главный начальник действовавших войск командировал из лагеря особый летучий отряд, под начальством флигель-адъютанта полковника Скобелева, для преследования автобачи и его шайки. В состав летучего отряда назначены были: шесть казачьих сотен, ракетная батарея, две роты (Стрелковые роты 2-го и 4-го линейных баталионов, под командою прапорщиков Хомичевского и Синельникова.) пехоты (люди посажены на арбы, по шести человек на каждую) и дивизион конных орудий.

Пехотными частями, при которых находились и четыре конные орудия, командовал 8-го Туркестанского линейного баталиона маиор [207] Родзянко. Кавалерийские и пехотные части летучего отряда выступили с бивака у Маргелана одновременно: кавалерия впереди, пехота на арбах, с конными орудиями сзади. Направление движения летучего отряда взято было по дороге на Асаке, чрез кышлаки: Кокан-кышлак и Нияз-батыр. Крупным шагом кавалерия наша дошла до Нияз-батыра в 8 часов времени (48 верст), и далеко опередила пехоту на арбах.

Все сведения, которые получал флигель-адъютант полковник Скобелев по пути движения, сводились к тому, что автобачи направился на ночлег, с 8-го на 9-е сентября, на урочище Мин-тюбе, т. е. вправо от взятого кавалериею направления, к горам. Поэтому, в пять часов утра, 9-го сентября, полковник Скобелев свернул с большой дороги на Асаке и направился, чрез ущелье, на Мин-тюбе; он сообщил об этом изменении направления движения маиору Родзянке, предложив ему следовать также на Мин-тюбе.

До Мин-тюбе, по расспросам, считалось около 12 верст (В действительности оказалось 20 верст.). При входе в ущелье, вправо и влево от дороги, замечены были значительные конные неприятельские пикеты, которые то показывались на высотах, то снова исчезали. Удалось захватить несколько человек из них, которые все согласно показали, что автобачи находится на Мин-тюбе, что при нем осталось 5,000 человек, прочие же разошлись в разные стороны, и что в лагере его полный разлад.

В семь часов утра, 9-го числа, полковник Скобелев приказал помощнику своему, подполковнику Адеркасу, с 3-м дивизионом, подполковника фон-Бреверна (№№ 1-го и 2-го Сибирские сотни), двинуться на рысях к Мин-тюбе. С остальными двумя дивизионами и ракетною батареею полковник Скобелев, для сбережения сильно утомленных лошадей (С 9-ти часов вечера, 8-го сентября, до 7-ми часов утра, 9-го числа, т. е. в продолжение девяти часов, большею частью ночного времени, по весьма пыльной дороге, наша кавалерия сделала 68 верст, с двумя остановками по 10-ти минут.), продолжал движение шагом.

Подполковник Адеркас, при подъеме на перевал, впереди Мин-тюбе, наткнулся на пикеты вдоль по дороге; на самом же перевале он был встречен значительными массами, которые, при движении 3-го дивизиона вперед, рысью, быстро стали отходить по направлению к Мин-тюбе. Проехав оставленные аулы и рисовые поля, подполковник Адеркас бросился в кышлак, где, на главной улице, наткнулся на неприятельский ариергард, вероятно, задержанный своими отсталыми арбами. В дефиле, между стенками кышлака, поднялась [208] страшная пыль; стреляли, не видя друг друга, так сказать, по пыли. Впереди дивизиона замелькали неприятельские значки, которые тут же были отбиты казаками.

3-й дивизион вел упомянутый уже выше Мин Евграфов Греченко, который и на этот раз показал себя молодцом. Дивизион подполковника Бреверна лихо исполнил свой долг и, не смотря на утомление людей и лошадей, преследовал неприятеля по пятам в улицах кышлака Кашгар, на протяжении до пяти верст. При произведенной казаками атаке (до входа в селение казачий дивизион шел развернутым фронтом, а по кышлакам — справа по шести) захвачено: 4 значка, 25 ружей (одно скорострельное), много сабель и пик, несколько лошадей и до десяти арб с имуществом. Неприятель оставил на месте, большею частью порубленными, до 40 тел. У нас потери не было.

Крайнее утомление лошадей не позволило подполковнику Адеркасу развить столь удачно начатое дело. Прибыв на место стычки, полковник Скобелев узнал, что обоз и артилерия автобачи отправлены им вперед, по дороге к Ушу, еще до его выступления, и что перед тем кипчаки успели отлично выкормить своих лошадей. Поэтому, полковник Скобелев полагал, что дальнейшее в тот же день преследование с казачьими лошадьми, прошедшими, без отдыха, до 80 верст, по пыльной и изрытой дороге, а затем без дороги, по каменистым оврагам, не обещает успеха; нагнать же обоз и артилерию автобачи было, во всяком случае, невозможно. На основании этих соображений, он решился довольствоваться пока приобретенным успехом и нравственным влиянием, произведенным на весь край бегством самого автобачи, с значительной шайкой, перед горстью русских людей, а потому и остановил кавалерию.

В полночь, с 9-го на 10-е сентября, флигель-адъютант полковник Скобелев снова продолжал преследование автобачи, и направился за ним на Булак-баши. Туда же последовал за кавалериею и маиор Родзянко, с пехотою и конными орудиями. В Неймане-кышлаке, не доходя семи верст до Булак-баши, на рассвете, 10-го сентября, казаки наткнулись на неприятельский пикет и успели захватить из него одного всадника, который объявил, что автобачи остановился ночевать в Курпе-кышлаке, и что при нем осталось всего 400 джигитов и 4 орудия.

Во главе 2-го дивизиона, войскового старшины Рошкникова (1-я Оренбургская и 2-й Уральская сотни, те самые, которые так отличились в лихом кавалерийском деле под Махрамом, 22-го августа), [209] флигель-адъютант полковник Скобелев пошел на рысях к Курпе-кышлаку, приказав, для сбережения лошадей, остальной кавалерии, с ракетною батареею, следовать шагом по тому же направлению. Пройдя до 12 верст на рысях, казаки 2-го дивизиона наткнулись сначала на следы бегущей шайки, а вскоре затем увидели первое из брошенных автобачи орудий; продолжая движение, казаки подобрали еще два орудия. В кышлаке Курпе было найдено много лошадей, измученных и брошенных шайкою автобачи.

Имея по пути сведения, что автобачи направляется на Уш, где находилось его семейство, полковник Скобелев решился предупредить его в этом пункте. В девять часов утра, 10-го сентября, город Уш сдался казакам без боя; аксакалы и жители встретили отряд с хлебом-солью. В десять часов утра полковник Скобелев с казаками прошел чрез базар ко дворцу, где и принял от имени генерал-адъютанта фон-Кауфмана почетных граждан, кази, аминя и аксакалов. Наша кавалерия оставалась в Уше два часа времени и, затем, пройдя чрез весь город, расположилась на позиции по карасуйской дороге.

Автобачи находился в крайнем положении. С Курпе-кышлака он миновал Уш и бросился, 10-го сентября, к Кара-су только с 100 джигитами, а не далее как 8-го числа у него их было до 5,000 с артилерией.

Движение наших войск из Кокана к Маргелану, расположение главного отряда под стенами этого города и быстрое движение кавалерии полковника Скобелева по большей части юго-восточной територии ханства произвели, совокупно с махрамским поражением, сильное впечатление. С 9-го сентября, в лагерь у Маргелана начали являться к главному начальнику войск депутации со всех мест восточной половины ханства: из городов: Андиджана, Балыкчи, Шарихана, Асаке; из кышлаков на равнине и с гор, из аулов, от киргизов, кара-киргизов, кипчаков, тюрков и от прочих родов. 10-го числа явились и сдались с покорностью два главных деятеля восстания и сподвижники автобачи: Атакул-батыр-баши и Хаалык-Назар. Заметную роль в коканском движении играл в особенности Хаалык-Назар, который, вместе с автобачи и с муллою Исса-аулие, составляли триумвират и были во главе джехада (священной войны) против нас.

На ближайшее туземное население произвела особенное впечатление стычка с нашими казаками, 9-го сентября, на Мин-тюбе. До этой встречи население, видимо, было еще под гнетом страха перед [210] автобачи. Сведения в летучий отряд полковника Скобелева доставлялись шепотом и непременно, как бы в назидание, несколько раз повторялось, что у автобачи вооруженных людей «коп» (много), до 5,000, и много «топ» (пушек). Кипчакские и тюркские аулы, кочевавшие в окрестностях Мин-тюбе, при проходе казаков, даже взялись за оружие и присоединились к джигитам автобачи.

Совершенно иная картина представилась летучему отряду тотчас после стычки под Мин-тюбе. Последним из кышлаков, выславших депутацию с достарханом (хлебом-солью) на встречу автобачи, был Мин-тюбе. С этого же пункта отступление разбитого вождя мусульманского движения принимает характер поспешного бегства. Из Равана, чрез два часа после мин-тюбинской стычки, Абдулла-бек, самый влиятельный из кипчакских вождей, оставляет автобачи и распускает своих джигитов по домам; только с 400 джигитами и 4 орудиями направляется, и физически, и нравственно разбитый, автобачи по направлению на Булак-баши. Уже в Раване жители отказывают, ему в клевере и баранах, которых он берет насильно. До наступления вечера, 9-го сентября, раванские аксакалы уже были с достарханом в лагере казаков полковника Скобелева.

Еще печальнее для автобачи был день 10-го сентября: преследуемый по пятам 2-м дивизионом нашей конницы, он бросает все орудия (три из них достаются в руки казаков), множество лошадей и оружия, которое подбирали наши джигиты, и только менее чем со ста джигитами, измученный, достигает Кара-су, где боится остановиться. Аксакалы из Кара-су, 10-го сентября прибывшие к полковнику Скобелеву с приветствием, следующим образом описывали бегство автобачи через их кышлак: «на рассвете послышался топот, мы увидели автобачи, который скакал вправо от дороги, посреди толпы; и люди, и лошади были измучены; почти половина людей сидела по двое на одной лошади. Автобачи бросил даже свой известный «мекский» значок (Будучи в 1874 году в Мекке, автобачи, за свои богатые приношения на гроб Магомета, получил кусок шелковой материи, который он обещал употребить на знамя войны против неверных, о чем и объявлял всенародно там же, в Мекке.) и уже скакал без него». От Мин-тюбе, через Кара-су, слишком 80 верст, и автобачи проскакал их в 18 часов. Так как, почти до кышлака Курпе (т. е. около 45-50 верст), он тащил с собою артилерию, то движение его от Мин-тюбе можно назвать безостановочным.

Занятие Уша, который можно считать центром [211] киргизско-кипчакского населения в ханстве, произвело сильное впечатление на кочевников. Уш они называют своим собственным городом, и в нем никогда не стояли сарбазы коканского хана. Прибывший в тот же день в наш летучий отряд, с изъявлением покорности, киргизский бий, Суран, подтвердил, что кочевники донельзя удивлены занятием их столицы. Полковник Скобелев, именем главного начальника войск, потребовал от города клеверу 6,600 снопов, лепешек 4,700 штук, ячменя 60 батманов, быков 3, лошадей 114 и все находившееся в городе оружие, как знак безусловной покорности. Поставленный в необходимость несколько освежить кавалерию лошадьми, а также везти с собою взятые у автобачи орудия, но не желая также обижать народ, полковник Скобелев предложил городским властям отдать войскам лошадей тех из жителей, которые участвовали против нашего отряда в деле под Махрамом и вообще последовали за автобачи. Так преимущественно и было исполнено.

Чтобы воспользоваться совершенным расстройством автобачи и его партии и, под впечатлением занятия Уша и полученных сведений о настроении кочевого населения вообще, попытаться понудить его к добровольной выдаче нам автобачи, полковник Скобелев объявил в Уше народу и всем представителям его, что мир и спокойствие только тогда будут обеспечены, когда будет выдан Абдурахман-автобачи; что этим они могут заслужить милость и пощаду русских, что город, с 10-го сентября, безусловно зависит от воли главного начальника войск и обязан, и после ухода кавалерии, исполнять все приказания русского начальства. Вместе с тем, полковник Скобелев послал муллу Таш-токсабу (Один из влиятельных кипчакских биев, явившийся с покорностью в отряд.) с подобным же объявлением к киргизским старшинам в Узгент, у которых находился Абдурахман-автобачи, предупреждая жителей Узгента, что если Абдурахман не будет доставлен в лагерь «ярым-иадишаха» (туркестанский генерал-губернатор), то город может навлечь на себя великие бедствия.

Утвердив вышеприведенное объявление полковника Скобелева, генерал-адъютант фон-Кауфмаи, и с своей стороны, отправил в Кара-су и Узгент посланных с извещением, что за исполнение его требования о выдаче Абдурахмана-автобачи жителям объявлен будет полный аман (пощада).

Пехота летучего отряда оставлена была полковником Скобелевым на позиции у кышлака Неймане. 10-го сентября, подходя к этой позиции, маиор Родзянко заметил с правой стороны неприятельскую [212] партию, которую и рассеял; при этом войсками взято несколько шашек, батиков, лошадей и четыре пленных. Вероятно, то была партия Султана-Мурад-бека, который, с своими людьми, отделился от автобачи после стычки, 9-го сентября, на Мин-тюбе, и отошел вправо к горам, в окрестности кышлака Неймане (14-го сентября, к генерал-адъютанту фон-Кауфману явился с изъявлением покорности и Султан-Мурад-бек.).

Дальнейшая погоня за автобачи была уже излишня, а потому, имея от главного начальника войск приказание не увлекаться в преследовании слишком далеко, флигель-адъютант полковник Скобелев, 11-го сентября, снялся с позиции у г. Уша и направился обратно, чрез Асаке, к Маргелану. На пути обратного следования летучего отряда весь край был в полном спокойствии. Войска наши встречаемы были по кышлакам с радостью, как избавители от автобачи и его сподвижников. 13-го сентября, летучий отряд подошел к Маргелану и расположился, согласно приказания генерал-адъютанта фон-Кауфмана, на позиции между дорогами из Маргелана в Шарихан и Асаке.

(Окончание будет).

Текст воспроизведен по изданию: Военные действия против коканцев в 1875 году. (по официальным донесениям) // Военный сборник, № 2. 1876