-

ПОХОДЫ В СТЕПИ.

УПОТРЕБЛЕНИЕ ВЕРБЛЮДОВ ДЛЯ ВОЕННЫХ НАДОБНОСТЕЙ.

При степных отрядах или экспедициях, высылаемых с наших пограничных оренбургских и сибирских линий или из укреплений, с более или менее важною целью, пехота необходима для придания отрядам тех свойств, которых не могут иметь казаки, как бы они ни были хорошо обучены своему делу, как-то: стойкости, меткости ружейного огня и, наконец, в случае надобности, силы удара штыка при атаке.

При взятии нами укрепленных пунктов на Сыр-Дарье, в делах наших с Коканцами и Хивинцами в Зауральской степи и при других случаях, никогда дело не обходилось без пехоты, и она всегда, в самых важных случаях, играла главную роль; в настоящее же время, при усовершенствовании нарезного оружия, пехота приобретает в степи еще более значения и в некоторых случаях с выгодою заменит артиллерию, которую при степных отрядах, без дорог, по пескам, при бескормице, в особенности в быстрых движениях, возить весьма затруднительно.

Пехота употреблялась не раз и в легких отрядах, противодействовавших в степи партиям хищников, но никогда в этом случае не приносила существенной пользы, оставаясь позади, несмотря на подводы, которые брались для [358] попеременного отдыха людей, и дело решалось всегда без нее. Но, в этих неважных случаях, назначение в отряды пехоты было, может быть, ошибочно; за то при всех решительных действиях с азиятскими войсками в поле и при взятии укреплений очевидно, что без пехоты действия наши не могли быть успешны.

Между тем, походные движения нашей регулярной пехоты в степи, с боевою целью, в особенности при быстром следовании, крайне затруднительны и, можно даже сказать, совершенно несвойственны ни климату, ни пустынному и бесприютному характеру местностей этого края. Изобилие подножного корма в некоторых частях степи представляет все нужные удобства для движения кавалерии; в менее привольных местах запасы зернового фуража заменяют ей недостаток травы. Кавалерист, или, лучше сказать, казак, не утомляется и сорока-пяти-верстным переходом, и его лошадь, при трех гарнцах овса, может идти десять дней и более без дневок. Но следование пехотинца, обремененного ружьем и ранцем, по пескам и иногда при невыносимом зное, при невозможности отдохнуть в жилье, от времени до времени, при дурной воде, расслабляющей желудок, далеко не может быть так успешно, как движение кавалерии. Пехота в степи, дабы следовать без изнурения, должна делать не более 20 или 25 верст в день с положенными дневками; следовательно, этот способ может быть употреблен при простом и неспешном передвижении войск по степи, без особенного боевого назначения, да и то не всегда: ночлеги в степи определяются не соразмерностию пройденного пути и не по удобству, а по расстоянию от воды до воды.

Во всех же других случаях, в быстрых наступательных экспедициях или при продолжительном и скором отступлении, для передвижения пехоты по степям, без изнурения, необходимы вспомогательные средства.

Средства эти могут быть троякого рода: подводы, верховые лошади и верблюды.

Пехоту на подводах можно перевозить только в местах населенных и по дорогам; в степи, особенно по пескам, движение пехоты на подводах вместо ожидаемой пользы принесло бы вред. Поэтому местные обстоятельства заставляют избрать другой способ; сажать пехоту на коней. [359]

Первый опыт походных движений на верховых лошадях сделан был в 1858 году, в летнем степном походе наших войск Оренбургского корпуса. Опыт этот оказался вполне успешным. Пехота в этом случае приобретает на походе все качества и преимущества казаков: может идти быстро и, спешившись для действий, доставить отряду несомненные выгоды своего рода оружия. Но для того необходимо предварительно выбрать людёй, способных к верховой езде и обучению оной; необходимо приучить солдат к уходу за лошадью и обучить новому строю, по образцу драгунского. Пехотинец на походе делается и кавалеристом, стало быть несет непривычную для него лишнюю службу, может быть в ущерб своей специальности; следовательно, люди здесь нужны во всех отношениях отборные. Наконец, нужны запасы овса, а иногда и воды для лошадей при отряде. Поэтому подобное формирование пехоты возможно только в небольших частях, и, чтобы употреблять ее с успехом в этом виде в степи, необходимо постоянно иметь ее в готовности и обучать новому роду службы: иначе можно будет посылать верхом только на весьма небольшие расстояния. На этом основании, в степных укреплениях полезно употреблять такой способ при высылке пехоты в степь легкими отрядами, для преследования хищнических шаек, обучая постоянно известное число пехоты езде и употребляя для того особую часть казенных или казачьих лошадей.

Наконец, движение пехоты на верблюдах представляет несомненные выгоды пред двумя первыми способами.

Подробный разбор этого способа движения пехоты по степи и вообще употребление верблюдов с военною целью составляет предмет предлагаемой статьи.

(Вообще по предмету употребления верблюдов при войсках имеется очень мало сочинений и исследований. В нашей литературе нет ни одного источника; материалом, которым мы пользовались при составлении настоящей статьи, была оффицияльная переписка по этому предмету. Из иностранных сочинений особенно замечательны: а) американское, под заглавием: «Употребление верблюдов для военных потребностей» (Camels for military purposes) б) французское — «Зембурек» или полевая артиллерия на верблюдах в персидской армии», полковника Коломбари (les Zemboureks, Artillerie de campagne a dromadaire employee dans l’armee persane, par le colonel Colombari) (сочинение это помещено в «Spectateur militaire», а извлечение из оного в американском сочинении), и в) Du dromadaire, comme bete de somme et comme animal de guerre, par le general Carbuccio.) [360]

Из примеров употребления верблюдов для военных надобностей, как в иностранных армиях, так и у нас, мы выводим то общее заключение, что назначение и употребление этих животных заключалось главным образом в перевозке войсковых тяжестей, и только в немногих случаях мы видим употребление их собственно для перевозки войск и иногда даже для военных действий. Так у Англичан в Индии, во время похода их против Синдов, сформирован был особый отряд, силою в 1,000 человек, посаженных на верблюдов попарно; во Франции, император Наполеон I, во время египетской экспедиции, по возвращении из Суэца, в 1798 году, сформировал для быстрого преследования Арабов в степи особенный полк солдат, посаженных на дромадеров, сперва в количестве 100, а потом число это увеличено было до 700 штук дромадеров; в новейшие времена, нынешний вице-король египетский, Саид-Паша, имел в виду сформировать род драгун, посаженных на дромадеров, по два человека на каждого; впрочем, здесь дромадеры должны были исключительно служить только для перевозки людей, для действий же люди должны были слезать с них (Вопрос этот, в настоящее время, совершенно оставлен, единственно потому, что он перестал занимать вице-короля, весьма непостоянного во всех своих предположениях.). И, наконец, как исключительный и единственный в своем роде пример удачного употребления верблюдов собственно для военных действий мы видим в Персии. Там с давних времен существует особого рода легкая артиллерия на верблюдах, под названием «зембурек» (Зембурек или чимбурек — значит вообще орудие.), которая доставила Персиянам немало пользы в войнах их с кочевыми азиатскими народами. В начале нынешнего столетия, артиллерия эта была оставлена, но в настоящее время вводится вновь с некоторыми преобразованиями.

В артиллерии зембурек верблюды постоянно состоят при войсках; они неоднократно находились под выстрелами, и Персияне не раз даже действовали из орудий зембурек, оставляя их на спинах животных.

Примеры же употребления верблюдов, как средства, усиливающего, а в некоторых местных случаях и единственно возможного перевозочного способа армий, представляются чаще [361] и в гораздо больших размерах. Так, в том же походе Англичан в Индии против Синдов, они употребляли верблюдов в значительном количестве, до 25,000, исключительно для перевозки войсковых тяжестей. С тою же целью, в последнюю войну с нами, у них было заготовлено на случай продолжения военных действий до 3,000 верблюдов в Синопе.

Во Франции, в 1843 году, маршал Бюжо возбудил вопрос об употреблении в Алжирии дромадеров для перевозки и действий Французской пехоты. Несмотря на многие и самые тщательные опыты, произведенные по сему предмету генералом Морей-Монжем, а впоследствии генералом Карбуччием, несмотря на всю убедительность последнего и логичность его доводов в пользу употребления этих животных, мысль эта встретила такое сопротивление во всех Французских войсках, находившихся тогда в Алжирии, что вопрос о перевозке и действиях войск на дромадерах остался поныне без всяких последствий, и, в настоящее время, ни верблюды, ни дромадеры в Алжирии не употребляются для перевозки пехоты и артиллерии, а только для перевозки тяжестей, провиянта, иногда патронов и снарядов, и для этой цели употребляются преимущественно верблюды, которые идут медленнее и несут груз несравненно больший, чем алжирские дромадеры.

Несмотря на дороговизну и редкость мулов сравнительно с дромадерами и верблюдами, алжирские войска исключительно употребляют этих животных как для перевозки больных и раненых (усталые еще иногда садятся на верблюдов и дромадеров), так и для перевозки артиллерии. Сравнение ценности содержания мула или дромадера составляет еще спорный пункт; но, по крайней мере, с мулами офицеры и солдаты считают себя более обеспеченными в экспедициях, несмотря на время года и на изменения местности; во вторых, с мулами они не опасаются за погонщиков, которые часто разбегаются и уводят верблюдов. Для перевозки же тяжестей, Французы в Алжирии при каждой экспедиции пользуются в значительной степени верблюдами, так что некоторые экспедиции сопровождаются этими животными в количестве от 500 до 1,500 штук, которые, при среднем грузе в 12 пудов на дромадера и до 20 пудов на верблюда, очевидно могут оказать войскам весьма большие услуги. [362]

В египетской армии, в настоящее время, верблюды употребляются также только для перевозки тяжестей. С этою целью правительство постоянно содержит несколько сот этих животных, которые, с приставленными к ним вожатыми из солдат, и составляют фурштат армии.

Правительство Северо-Американских Штатов также обратило в последние годы особенное внимание на пользу употребления верблюдов при войсках и для исследования этого вопроса командировало экспедицию в Европу, Азию и Африку.

Собранные экспедициею сведения подтвердили пользу употребления верблюдов для военных надобностей, а потому правительство распорядилось еще в 1857 году привозом этих животных в Америку для акклиматизации их.

По краткости времени, в Америке не произнесено еще окончательного приговора об употреблении верблюдов при войсках вообще; но что касается до годности их для перевозки тяжестей и вьюков, то это безусловно признано на опытах, произведенных в Кампо-Верде (в Техасе).

Наконец, у нас, в персидскую кампанию 1827 года, для усиления средств войск, действовавших против Персиян, и именно для отклонения недостатка в воинских потребностях там, где доставка их посредством лошадей и волов сопряжена с некоторыми затруднениями, сформированы были при войсках отдельного кавказского корпуса верблюжьи баталионы, наподобие Фурштатских. Операция заготовления нужного для этой цели количества верблюдов, именно 1,000 штук, была распределена таким образом, что 400 верблюдов искуплены были в Грузии, остальные же 600 заготовлены в киргизских степях оренбургского ведомства. Из числа сих последних 244 верблюда были пожертвованы безденежно калмыцкими владельцами-правителями некоторых улусов и частно несколькими лицами; 56 верблюдов приобретены покупкою, с платою за каждого от 75 до 80 руб. асс., остальные же 300 верблюдов собраны по калмыцким улусам, соответственно числу кибиток каждого из них, в замен личной службы, за каждых двух Калмыков по одному верблюду, с принадлежащим к ним путевым и вьючным прибором. Для присмотра за всеми 600 верблюдами командировано было из Калмыков же 300 человек вожатых, полагая на каждых двух вьючных верблюдов по одному вожатому. При отправлении [363] их со сборного пункта они разделены были на три партии, по 200 верблюдов в каждой. Сверх упомянутых вожатых, придано было к каждой партии еще по пяти человек Калмыков, на случай больных или у былых, а для соблюдения порядка командированы при каждой партии один надежный зайсанг с четырьмя урядниками и по одному толмачу. Для отвращения же побега Калмыков с дороги истребованы были от войскового атамана астраханского казачьего войска в каждую партию по одному обер-офицеру, одному уряднику и 10 конно-вооруженных казаков.

Отправление партий верблюдов назначено было сперва в Грузию чрез Екатериноград; потом они были отправлены чрез Кизляр и Дербент в крепость Ах-Углан. Вся операция закупки и препровождения партии обошлись правительству в 8,162 руб. ассигнациями.

Другой пример употребления у нас верблюдов при войсках, и в значительном количестве, был в 1839 году, в экспедицию Перовского в Хиву. В походе этом, все обозы заменены были верблюжьими караванами и для того требовалось этих животных, полагая на каждого ноши от 12 до 15 пудов, до 12,000 — количество, которое едва ли когда было в том крае в сборе. Сначала предполагалось все количество верблюдов приобресть покупкою; но огромные издержки, которые потребовались на этот предмет, заставили впоследствии прибегнуть к способу найма верблюдов. Султаны-правители, на которых правительство возложило эту операцию, с особенным усердием принялись за дело и собрали, с платою по 10 руб. сер. найма за верблюда, всего до 12,600 штук, в том числе 1,000 верблюдов были пожертвованы безденежно ордою хана Джангера; но из этого числа в поход выступило только 10,450 верблюдов, остальные же частию оказались негодными, частию не прибыли к сроку на сборные места. Погонщиков-Кайсаков нанято было до 2,000 человек. Так как верблюд везет впятеро более того, сколько он может унести на вьюке, то выписана была для образца крымская арба и по ней сделано в Оренбурге несколько других; впоследствии, однакожь, оказалось, что в песках, грязи и глубоком снегу, без дорог, верблюд в упряжь не годится. Затем распределены и заготовлены были вьюки: для этого надобно было рассчитать и разделить всю тяжесть однообразно, [364] укупорить ее, пригнать и устроить на вьюке по особому способу, на кляпах, потому что завязка и развязка мерзлых веревок медленна и весьма затруднительна. Для лазарета приготовлены были особенные длинные фуры; остальное же все, за исключением артиллерии, лодок и понтонов, поднято было на вьюках. 21 октября выступил из Оренбурга первый передовой транспорт на 1,128 верблюдах, под прикрытием 363 человек пехоты и казаков, при А орудиях. С 14 по 17 ноября выступили из Оренбурга и остальные войска экспедиции четырьмя отдельными колоннами. При выступлении отряда, погода стояла ясная, снегу не было, но с 19 числа пошел снег, а во время первой дневки в Илецке было уже до 29 1/2 градусов мороза. Затем с каждым днем рыхлый, глубокий снег, по которому прокладывался путь целиком, и жестокая стужа более и более затрудняли движение отряда; пехота очень уставала, несмотря на то, что третья часть ее сидела, постоянно сменяясь, на верблюдах; но и это имело большие неудобства: люди, непривычные к походам, садились после сильного движения, в испарине, на верблюдов, остывали и даже отмораживали себе члены.

К 19 декабря весь отряд соединился под укреплением на реке Эмбе, и здесь только, в продолжение новых приготовительных сборов на вторую половину пути, открылось сомнительное положение отряда. Степь до последней былинки была погребена в снегу; верблюды и лошади проваливались на каждом шагу по колени и по брюхо, сбивали себе щетки и копыта, вьюки падали, а корма, даже самого скудного, не было, так что, достигнув Ак-Булакского укрепления, в 180 верстах от Эмбы, верблюды так отощали, что их нужно было с чрезмерным трудом вьючить стоя: иначе они не могли уже подняться с вьюком; снег был еще гораздо глубже; стужа постоянно более 20 градусов; корма решительно никакого. Потеря верблюдов была огромная: из Оренбурга выступило в поход 10,450 верблюдов, с Эмбы отряд поднялся на 9,800; на Акбулаке их осталось 5,200 и ежедневно издыхало более ста. Во время обратного движения экспедиции к укреплению на Эмбе, в продолжение 12 дней, пало 1,780 верблюдов. По прибытии на Эмбу, г.-а. Перовский, в числе прочих распоряжений относительно обратного движения к Оренбургу, приказал оставшихся в живых [365] верблюдов отправить в камыши, чтобы сколь возможно их поправить; султанам-правителям приказано было доставить свежих верблюдов, так что всех их снова было собрано до 4,500 штук, и на них, с помощию высланных еще с линии казачьих подвод, отряд поднялся со всеми тяжестями с Эмбы 18 мая и в июне прибыл, неподалеку от Оренбурга, на линию.

В 1858 году, в войсках Оренбургского края, возбужден был вопрос собственно о перевозке пехоты по степям на верблюдах. Вопрос этот получил окончательное свое развитие и применение в пробном движении, произведенном в 1860 году отрядом в составе: 1 обер-офицера, 1 лекаря, 1 фельдшера на лошадях и 4 унтер-офицеров и 100 рядовых, посаженных попарно на верблюдов. Отряд этот, выступив из Оренбурга 11 мая, прибыл благополучно в форт Перовский 21 июня. Для перевозки людей, их провиянта, тяжестей и аптеки взято было 94 верблюда (На каждом верблюде помещалось по два солдата, в особого рода креслах; при них 10-дневный провиант, аммуниция, оружие, 60 боевых патронов и на каждое кресло две кошмы.). Результаты этого пробного движения оказались вполне удовлетворительны. Расстояние между Оренбургом и фортом Перовским в 1,330 верст сделано было в продолжение 12 дней. Скорость вполне достаточная и показывающая выгоду подобного движения пехоты, которая, идя обыкновенным маршем, употребила бы на этот путь никак не менее 65 дней, полагая дневки не чаще 5 дней; даже пехота, посаженная на лошадей, вряд ли бы могла придти на место назначения с подобною скоростию. Во все продолжение пути было сделано только 5 дневок и люди не были нисколько утомлены; сидя спокойно в креслах и не утомляясь переходами, почти не нуждались в дневках, и во время похода всегда могли вступить в действие с свежими силами.

Обстоятельство это еще более важно потому, что люди, составлявшие отряд, были большею частию молодые, почти рекруты, выступившие в степной поход в первый раз. Несмотря на неблагоприятную погоду, беспрестанные дожди в начале похода, и затем сильные жары, доходившие в песках Каракума до 29° по Реомюру, наконец, несмотря на дурное качество кошем, которые после первого же дождя пришли в [366] совершенную негодность и тем лишили солдат возможности укрываться от непогод, здоровье отряда было в самом удовлетворительном состоянии, и на всем пути больных оставлено только два человека. Платье нижних чинов, равно как оружие и аммуниция их сбережены весьма хорошо. Солдаты легко и скоро привыкли к верблюдам и, видя, в непривычном для них походе по песчаным пустыням, свое спасение, с особенною заботливостию смотрели за ними.

Словом сказать, опыт этот как нельзя более доказал все удобство подобного рода движения, по крайней мере в небольших размерах.

Приступая затем к изложению тех выводов и наблюдений, которые сделаны были у нас в вышеупомянутом пробном движении, мы не лишним считаем предпослать этому изложению еще несколько замечаний, относящихся собственно до верблюда, животного, приносящего так много пользы в степных походах и в известных случаях составляющего почти единственное средство к успешному их выполнению.

В нашей Киргизской степи существует два рода верблюдов: одногорбый дромадер (нар-тюя) и двугорбый (аир-тюя); этот последний имеет еще видоизменения — белый двугорбый верблюд, встречаемый, впрочем, довольно редко. Из дромадеров замечательна хивинская порода, называемая козил-нар, т. е. красный верблюд. Одногорбый верблюд считается вообще сильнее двугорбого; он обязан этим устройству своей спины в виде свода. Кроме того, он имеет драгоценное свойство легко переносить влияние вредного климата, что при походах в долине Сыр-Дарьи весьма важно; дромадер заслуживает еще большего преимущества перед двугорбым, кроме всего другого, по большей скорости хода.

Верблюды, находящиеся в Египте и в близь лежащих странах, принадлежат к породе одногорбых. Они разделяются на собственно верблюдов (по арабски джемень), служащих для возки тяжестей, и на дромадеров (по арабски — геджин, джемиц и мегерис), употребляемых исключительно для верховой езды. Между верблюдом и дромадером нет другой разницы, кроме существующей между возовою и верховою лошадьми. Верблюд, как справедливо замечает Карбуччио, одарен всеми необходимыми качествами, требующимися от животного, назначенного для военных действий в степи, и хотя [367] уступает лошади в некоторых случаях, как, например, в быстроте движения, за то имеет над ней неоспоримые преимущества, важные в особенности для тех мест, где он может быть употреблен в дело. Действительно, бедность растительного царства степей, недостаток корма и воды, неудобство путей сообщения, чрезмерный жар и холод, — все это действует вредно на лошадей и делает употребление их если не невозможным, то весьма затруднительным; верблюд же переносит все легко, может несколько дней обходиться без воды, не лишаясь способности к работе.

Генерал Карбуччио, в своем сочинении (Стр. 10 и 39.), говорит, будто бы верблюд, смотря по времени года, пьет только в известные сроки, довольно большие, например, по разу в несколько недель или даже месяцев; при производстве же опыта у нас замечено, что верблюды не пивши трое суток шли весьма бодро, и если их не поить один день, то на второй они идут быстрее, вероятно, потому, что торопятся скорее дойдти до воды. Когда же была возможность, то верблюды пили ежедневно, и в весьма значительном количестве зараз — до 7 и более ведер. Вообще же верблюды в путешествиях могут оставаться не более 7 суток без питья и до 3 суток без пищи (Из оффицияльного донесения военного агента нашего в Египте.); на месте же они еще более переносят эти лишения. Во всяком случае, недостаток корма им вреднее: на третьи сутки верблюд без корма совершенно ослабевает. Обстоятельство это не представляет, впрочем, особенной важности, потому что верблюд не требует какого либо особого корма: он питается всяким растением пустыни, начиная с колючки и камыша до ветвей гребенщика и саксаула. Словом сказать, ни одно животное не может сравниться с верблюдом в терпении и способности переносить труды и лишения.

Верблюд смирен как нельзя более, привыкает к людям скоро, и управление им, равно и уход за ним легки, так что не требует даже предварительного обучения. Верблюд весьма редко приходит в раздражение: он всегда покоен и послушен; если и кричит, то от страха или боли. Следовательно, уход за верблюдами может быть всегда предоставлен самим солдатам; при чем весьма достаточно иметь [368] на 15 и даже на 20 верблюдов одного вожатого, а главное — следует иметь хорошего караван-баша, советами которого должны руководствоваться солдаты, и в особенности при навьючке, которая, впрочем, при удобном устройстве кресел и небольшом багаже, вовсе незатруднительна. Во время хода, верблюд не требует ни понуждений, ни ударов, всегда идет своим ровным мерным шагом, увеличить быстроту которого, однако, нелегко, и идет до тех пор, пока хватает у него сил. Очень часто обремененный излишнею тяжестию, он терпеливо двигается до тех пор, пока от изнурения не падает и тут же издыхает. Были случаи, что излишняя тяжесть переламывала даже верблюду хребет, а все-таки при навьючке он дозволяет на него класть все что угодно (Из донесения военного инженера шт.-к. Старкова.). Потому необходимо главное смотреть за тем, чтобы на верблюдов не навьючивалась излишняя тяжесть: более 16 пудов ему вынести трудно, это даже много; 13 и пудов можно считать за норму. При этом тяжесть должна быть размещена сколь возможно равномернее по обе стороны и как можно плотнее прикреплена к седлу. Во всяком случае вьюк должен быть по возможности увеличиваем в высоту, нежели в длину, и чем он длиннее, тем верблюд скорее стирает себе бока, вследствие своего раскачивания при движении. Во время похода, на несколько верблюдов при отряде, именно на 10, полезно иметь одного запасного, с тем, чтобы если верблюд, во время пути, стер себе бока или заболел, можно было снять с него тяжесть на запасных, а его в продолжение нескольких дней вести порожним, для восстановления сил.

Верблюды, во время похода, несмотря на все предосторожности, все-таки сильно стирают себе бока и приходят в негодность. Сперва сходит кожа, потом образуются раны или делаются опухоли и нарывы, которые, прорываясь, образуют глубокие язвы, и в последних очень скоро заводятся черви. Хорошее устройство седел и вьюков много бы помогло этому, но совершенно отвратить подобные случаи невозможно; нужно, по крайней мере, следить за ходом болезни и помогать заживлению испытанными средствами. Поэтому необходимо было бы при всяком отряде иметь особенно выученного на этот предмет фельдшера; при больших же отрядах хороший ветеринар [369] был бы крайне полезен и, специальным знанием своего дела, много способствовал бы успеху похода. В бывшем у нас пробном движении верблюды лечились весьма успешно следующими средствами: опухоли примачивались спиртом; созревшие нарывы прорезывались и, по выходе материи, присыпались железным купоросом; раны с червями присыпались медным купоросом и табаком, а небольшие ссадины скоро проходили от деревянного масла. Вообще же промывание ран холодною водою доставляло большую пользу, хотя Киргизы почему-то совершенно противного об этом мнения. Вообще в уходе за этим полезным животным, беспечность Киргизов превосходит всякое вероятие: они тогда только приступают к лечению раны, когда она уже принимает большие размеры и, оставаясь долгое время без пособия, постепенно раздражается навьючкою. Самое лечение язв у Киргизов мало в обыкновении: время и отдых почти единственные средства; иногда разве прибегают к вырезыванию ножом частей, совершению разложившихся, еще реже смазывают раны веществом (смесь летучих масл в виде дегтя), получаемым при пережигании овечьего кала; промыть же рану водою им и в голову не приходит. Летом в ранах заводятся черви. Их обыкновенно лечат самым варварским образом, выбирая их из мяса деревянным ножом; в немногих случаях жертвуют горстью табаку для присыпки, или смазывают раны дегтем. Протертые подошвы, напротив того, Киргизы лечат очень искусно (Из донесения, № 6, Генерального Штаба шт.-к. Мейера.), пришивая к здоровым частям подошвы кусок толстой кожи, смазав рану предварительно салом. В этом случае поступают совершенно как с сапогом: нашивают заплатку, и животное продолжает путь без видимых признаков страдания.

Внутренних болезней верблюдов Киргизы не лечат, но убивают животное при первых сомнительных признаках, чтобы воспользоваться его мясом.

В известных же случаях Киргизы прибегают к весьма оригинальному средству лечения. Если верблюд без видимой причины скучен, лежит и не отрыгает жвачку, и если к тому же Киргизы сыты и не нуждаются в его мясе, то вот что они делают: кладут больного верблюда и сами садятся на [370] корточки вокруг его, и каждый говорит нараспев, что ему попадет на язык, исключительно, конечно, обращаясь к верблюду, обыкновенно про достоинство его, силу и быстроту. Киргизы уверяют, что это его веселит и дурные мысли и скука выходят из головы. Такое сверхъестественное излечение верблюда, порожденное диким суеверием Киргизов, относится во всяком случае к тому, что животное, в продолжение совершения над ним упомянутого процесса лечения, совершенно отдыхает и вследствие того делается бодрее. И действительно: очевидцы, участвовавшие в пробном движении у нас, заверяют, что они сами видели одного верблюда, который после часа такой беседы видимо повеселел, начал отрыгать жвачку и наконец выздоровел. Одна из главных причин болезней верблюдов, причиняющих даже смерть, происходит от еды этими животными какой-то травы, вредно действующей на их организм. Обилие этой травы на Сыр-Дарье составляет одну из причин, почему Киргизы уводят оттуда своих верблюдов на лето. Во время пробного движения, у нас было несколько случаев подобной скоротечной воспалительного характера болезни и смерти верблюдов. Причина смерти осталась все-таки загадкою; при вскрытии, тонкие кишки оказались воспаленными. Киргизы уверяли, что они съели какую-то ядовитую траву, ядовитое насекомое, но ни на то, ни на другое не могли указать. Генерал Карбуччио говорит, что нечто подобное замечено и в Африке: там смерть приписывают укушению ядовитого насекомого (Стр. 84.). Впрочем, надо полагать, что причина не отравление или укушение, а просто близость воды и ее испарения во время жаров делают верблюдов восприимчивыми к воспалительным болезням, которые иногда кончаются быстро, а иногда оставляют по себе зародыш медленной болезни.

Что касается образа жизни верблюдов у Киргизов, то, собственно говоря, у них за взрослым верблюдом нет никакого ухода; напротив того, в первый год его жизни верблюжонок составляет предмет самых нежных забот жен этого народа, почти наравне с детьми их. Его всячески предохраняют от простуды и влияния сырой погоды; нередко для этого вводят в кибитку. [371]

Во время похода, вьючного верблюда Киргизы никогда не поят при остановке, не дав ему отдохнуть, по меньшей мере, в холодную погоду один час, в жаркую гораздо больше. В холодную погоду поят и на ходу. Не только вода вредна верблюду, когда он согрет, но даже корм; поэтому его не гонят на пастбище, если только можно, не дав ему полежать часа два и отдохнуть совершенно. Верблюдов пасут только днем, отчасти потому, что они ночью мало едят, отчасти в избежание неминуемых потерь во время темных южных ночей. На ночь Киргизы верблюдов кладут, чокают, но почти никогда не путают. Зажиточные Киргизы держат верблюдов всегда под войлочными попонами, особенно зимою; попонами полезно было бы покрывать верблюдов во время походов от слепней, которые, искусывая и облепливая открытые части тела, страшно беспокоят верблюдов. По словам Киргизов, чем более верблюдов идет вместе, тем менее их кусают слепни, и наоборот. На стоянках полезно разводить от. слепней огни и дымом прогонять их по возможности.

Дрессура верблюжонка начинается с первого года его жизни. Первую заботу составляет его послушание: его приучают ложиться и вставать по приказанию, потом заставляют носить легкий вьюк, постепенно его увеличивая. На втором году прорезывают в хрящеватой части носа отверстие и продевают бурундук. От трех до четырех лет он уже работает, хотя еще не несет полного вьюка, в пять лет считается взрослым и в полной силе лет до девяти; затем он ослабевает и редкий еще годен в работе на своем 15 году.

По рассказу генерала Карбуччио, Арабы, в течение года, пять раз мажут верблюдов смолою и маслом. Подобного ничего у Киргизов нет; даже чистке они ни в каком случае не подвергаются: такой труд был бы не в духе апатичного и ленивого народа. Точно также Киргизы никогда не кормят их из рук и не заготовляют корма на зиму: круглый год у них верблюд пасется на степи; от этого к весне он приходит в такое жалкое состояние худобы, что едва может нести 8-пудовый вьюк. Чрез несколько недель, впрочем, он совершенно поправляется и особенно жирен осенью. Собственно у Киргизов верблюд в домашнем быту [372] употребляется только для перекочевок, — не потому, чтобы в летнее время его нельзя было употреблять, как это бывает в Африке (Карбуччио, стр. 76.), но по неимению работы. Караваны же из Бухары и Хивы идут во всякое время года, верблюд переносит жар очень легко, и на хорошем корму во время работы даже поправляется. В сильный жар, около полудня, караваны останавливаются и вообще избегают переходов более восьми часов без отдыха; средний переход каравана шесть часов, потом три часа отдыха и опять далее.

Во время военных действий или стычек, верблюд, не будучи особенно пуглив, не боится выстрелов: у нас были произведены опыты по этому предмету, и верблюды оставались совершенно спокойными. Цена верблюдов зависит от возраста, силы и породы животного; она изменяется даже по временам года. Лучший двугорбый верблюд стоит на Сыр-Дарье до 40 р., одногорбый от 50 до 60 р.; средняя же цена обыкновенных животных той и другой породы считается около 35 р.

В Египте обыкновенная цена хорошему верблюду считается от 40 до 100 р. Цена лучших дромадеров, маскатских (в Аравии) и суданских — от 100 до 300 р.; цена же дромадеров высших качеств доходит иногда до 1000 р. сер.

Из этих нескольких замечаний о верблюде мы выводим то окончательное заключение, что это сильное и сносливое животное, более других свойственное топографическому и климатическому характеру степи, доставляет возможность идти если не быстро (по числу верст в час), то весьма продолжительно и большими переходами, в особенности если вьюк не очень значителен. Ни фуража, ни запаса воды для верблюдов, если экспедиция производится летом, не нужно; уход за ними не труден и может исполняться небольшим числом вожаков; ехать на верблюде, при предлагаемом ниже способе, всякий пехотинец в состоянии; стало быть не нужно ни предварительного обучения, ни выбора людей; пехотная часть, рота или баталион могут во всякое время в полном составе двинуться в поход без больших заблаговременных приготовлений, устроив только помещение на верблюдах и приспособив к вьючке имущество командируемой части. [373]

На этих-то двух предметах, устройстве кресел и вьючке верблюдов, мы и остановим наше внимание. В производимом у нас пробном движении солдаты были посажены по два на каждого верблюда в особо устроенных деревянных креслах, сделанных по рисунку № I. Кресла эти имеют многие неоспоримые выгоды. Устройство их весьма прочно: во все время пути от Оренбурга до форта Перовский не было ни одно испорчено или сломано. Конструкция их проста и довольно удобна, тяжесть не велика, и при движении они не вредят верблюдам.

1.JPG (148979 Byte)

Но, при всех этих выгодах, они имеют некоторые недостатки, а именно: а) верхние части кресел, а также ручки их, представляя острые части, рвут и портят розданные солдатам для покрышки от дождя и солнца кошмы. Во время дождя, кошмы расползаются и делаются на них дырья; кроме того, устройство верхних рогулек, представляя, собственно говоря, лишь две точки опоры, не дозволяет солдату удобно прикрыться кошмою; б) верхние части, при навьючке кресел на верблюдов, должны быть каждый раз соединяемы в перехватах рогулек веревками, одно кресло с другим, чрез что, во первых, замедляется самая навьючка, а во вторых кресла не помещаются с обоих сторон одинаково и, кроме того, принимают слишком наклонное направление, в) Сиденье для солдат, по своей наклонности, мешает удобству помещения, а также не совсем удобно и то, что солдаты сидят к голове верблюда не лицом, а боком: чрез это, во первых, качка при движении производит некоторое утомление, а во вторых затрудняется управление верблюдом в том случае, когда верблюд должен был бы идти отдельно.

д) Помещение ружья на верхних рогульках неудобно, потому что, при движении верблюдов, ружья, оттуда скользя, выпадают; если же привязывать их, то очень замедлится доставание их в случае непредвиденной надобности.

е) Помещение для провиянта слишком велико. Хотя это не есть прямой недостаток, но так как тяжесть, поднимаемая верблюдом, определена с точностию и не должна превышать веса двух человек с аммунициею и 10 или 12-дневным провиантом, что составляет всего до 16 пудов, то всякий излишек будет вредить верблюду и утомлять его. Если же есть излишнее помещение, то трудно усмотреть, чтобы солдаты [374] не загрузили его своею собственною кладью, очень часто необходимою, а, между тем, грузною, и таким образом, чтобы она не повредила верблюдам. Во время непродолжительных походов, солдату нет надобности в своем имуществе; на время же продолжительных движений лучше нанимать несколько излишних верблюдов, собственно на этот предмет, и солдатскую собственность помещать в особо приспособленных на то вьюках.

ж) Веревка с петлей, привязанная к нижнему ребру кресел, для влезания на него солдата, во время движения верблюда, неудобна, и, наконец, трудно по ней взобраться на кресло.

Желание устранить в креслах все вышеизложенные недостатки подало мысль предложить кресла другого образца, устройство которых видно из чертежа № II. Кресла такого вида имеют следующие выгоды:

а) Солдаты во всякое время могут закрыться от солнца и дождя прибитою сверху кошмою, которая, в случае надобности, может и сниматься, а кошмы, розданные солдатам для подстилки на ночлегах, чрез это сберегаются.

б) Соединение верхних частей кресел проще и должно производиться скорее, имея лишь скрепление посредством веревки с петлею в одном месте, по средине верхнего ребра; за тем, при соединении кресел, они, имея несколько большую высоту и будучи выше скреплены, не принимают слишком наклонного положения, в) Сиденье для солдата устроено так, что при навьючке оно горизонтально, и сидящий обращен лицом к голове верблюда, г) Помещение для ружья удобнее, д) Сход с кресел, представляя твердую точку опоры, облегчает взлезание на кресло. Кроме того, при установке кресел подобного образца для обороны вокруг лагеря, они, имея правильную форму, способствуют приданию большей непрерывности наружной ограды. Что касается до перевозки на креслах больных и раненых, то надобно заметить, что вообще положение их очень неудовлетворительно. Сидячее положение и качка мучительны и сильно раздражают больной организм. Вследствие этого, полезно было бы иметь при отряде или повозку, приспособленную к запряжке в нее верблюдов (В пробном движении у нас верблюды постоянно возили телегу и ходили даже на уносе в орудии. Верблюды употребляются в упряжи и Киргизами, хотя, впрочем, с недавнего времени. Отправляясь в г. Троицк с товарами, Киргизы запрягают верблюдов в телеги и сани, навьючивая на них же иногда еще особую кладь, что, конечно, есть остаток их старых привычек.), [375] или же навьючить на верблюда особо устроенные носилки, так чтобы человек мог в них лежать. Носилки эти составляются из двух длинных шестов, соединенных поперечными палками, и раненый или больной помещается на двойной кошме, висящей в этой раме.

Навьючка кресел приспособлена довольно удачно, проста и производится очень скоро. Она устроена следующим образом: веревка, обхватывая с обоих боков кресла, снизу и посредине, образует петлю, а в соответствующем кресле вместо петли деревянный костылек: таким образом, соединенные кресла с вещами навьючиваются на лежащего верблюда четырьмя человеками; потом те же 4 человека навьючивают другого верблюда, после чего каждая пара перевязывает уже веревки, для прикрепления кресел к седлу, идущие от одного кресла к другому накрест, и соединяют верхние рогульки особыми веревками. Такая навьючка производится в течение 5-7 минут — скорость совершенно достаточная, и собственно за навьючкой кресел никогда не будет остановки, потому что навьючка багажа и вообще привод верблюдов из табуна на место занимает несравненно больше времени. Впрочем, отряд, подымаясь с ночлега, употреблял на сбор не более получаса времени. Развьючка верблюдов производится тем же порядком, в продолжение 3 минут.

Устройство верблюжьих седел в сущности удовлетворительно, но, по небрежности Киргизов, они сделаны всегда кое-как, из продранных кошем, набиты колючими и твердыми предметами и дурно пригнаны, чрез что многие верблюды, стирая себе спину и бока, скоро делаются негодными для переноски больших тяжестей.

Устройство седел — предмет весьма важный при движении на верблюдах, в особенности на продолжительное время; а так как трудно заставить Киргизов иметь хорошие седла, то правительству, вместе с запасом кресел, следовало бы иметь и запас хорошо устроенных седел, чем много обеспечится успех предпринимаемого похода.

Способы управления верблюдами во время движения бывают различны: или, по примеру передвижения всех караванов, [376] привязывая позади стоящего верблюда веревкою, продетою сквозь ноздри его, к стоящему впереди и образуя, таким образом, непрерывную цепь верблюдов, или, предоставив управление верблюдом сидящему на нем солдату, заставить верблюдов без привязи идти один за другим, или, наконец, как предлагает генерал Карбуччио, производить движение фронтом.

Нечего говорить, что последний способ может быть применен только после продолжительного обучения солдат, и в добавок на местности ровной; но так как для наших степных походов нет надобности в устройстве войска, собственно предназначенного для езды на верблюдах, да и местность не всегда удобна для подобного движения, то этот способ, не представляя никаких существенных выгод, почти невозможен в применении.

Движение на непривязанных верблюдах, которому был произведен опыт в пробном движении, хотя и представляет некоторые выгоды: 1) уставший или развьючившийся случайно верблюд не останавливает всей линии, 2) удобнее выстраивать фронт и проч., но в то же время имеет такие важные неудобства, что должно отказаться от него, а именно: верблюды с начала перехода хотя и идут одной нитью, но затем постепенно растягиваются, отстают, иные ложатся; трудно сохранить порядок, в особенности, если солдаты задремлют, или заснут, так что, при неожиданном появлении неприятеля, невозможно будет скоро устроить каре, или вообще принять оборонительное положение; солдаты будут вытаскивать ружья, а верблюды, при малейшем недосмотре, в особенности при шуме, непременно должны будут смешаться. Итак, способ привязывания верблюдов один за другим самый удобный; хотя и он имеет некоторые недостатки, но их нетрудно устранить. Так, например, привязанные верблюды часто портят себе ноздри, вырывая их веревкою, при ускорении движения передового верблюда, или при других непредвиденных случаях. Этого нетрудно избежать, привязывая верблюдов не за веревку, продетую в ноздри, а за веревку, прикрепленную к нарочно устроенному недоуздку; веревка же первого верблюда должна оставаться свободною, собственно для управления им, и находиться постоянно в руках солдата. Для того, чтоб скорее при остановке отряда выстраивать фронт, что обыкновенно производилось по слезании солдат с кресел [377] и развязывании веревки, можно, к концу веревки, которою привязываются верблюды один к другому, приделать кольцо, которое задевалось бы за крюк, ввинченный в кресло предыдущего верблюда. Таким образом, при остановке отряда, по команде: строй фронт, всякий солдат, не слезая, мог бы отстегнуть веревку заднего верблюда и поворотить своего веревкою, находящеюся у него в руке. Веревки, соединяющие верблюдов, не должны быть ни слишком коротки, ни длинны; в первом случае, верблюду трудно на походе есть, а во втором он путается и отряд очень растягивается. Самая лучшая длина, выведенная из опыта, есть 3 аршина.

При движении таким образом, верблюды идут от 3 1/2 до 3 3/4 верст в час, в начале перехода скорее, под конец медленнее, но средним числом ход навьюченного верблюда можно считать 3 1/2 версты в час. Скорость движения можно несколько увеличить, спешивая людей на некоторое время; верблюды тогда идут скорее, но за то чрез это отстают верблюды, нагруженные багажом. Во всяком случае, эта мера весьма полезна, если не для увеличения скорости, так для отдыха животного. Кроме того, скорость изменяется еще, впрочем незначительно, от некоторых других обстоятельств, как-то: от более или менее жаркой погоды, от продолжительности сделанных переходов, от числа дневок и, наконец, от качества и количества корма на ночлегах. В описываемом пробном движении, верблюды шли от восьми до двенадцати часов в сутки, дневки делались дней чрез 10 или 11, и при этом ни один верблюд не казался особенно утомленным; если они и страдали, так только от ран, причиненных ношею.

Определение средней скорости движения верблюдов мы вывели на основании следующих данных: отряд наш, выступив 11 мая из Оренбурга, прибыл в форт № 1-й 10 июня. На пути было три дневки: две для приема провианта и одна по случаю непогодь».

Следовательно, отряд был в походе 31 день, переходов сделал 28. Пройденное число верст 939, средняя величина перехода 33 версты; если же считать только движение от Уральского укрепления, так как в Каракумах переходы обусловливаются присутствием воды, то выходит 596 верст в 17 переходов: средняя величина перехода слишком 35 верст. [378]

Сумма часов хода 256. Разделив ее на все расстояние 939 верст, получится средний ход по 3,66 верст в час-скорость, которая весьма близко подходит к выведенной генералом Карбуччио (*).

Впрочем, такая скорость может быть принята за нормальную только при двух условиях: 1) если верблюды реквизиционные, то есть плохие, и 2) если средний вес вьюка не менее 13 пудов. Сильные же и здоровые верблюды идут значительно скорее: так, например, в караванах под тяжелыми вьюками они идут версты в час; если же вьюк не более 10 пудов, то верблюд уходит и 5 верст в час, не изнуряясь. Таким образом, можно за достоверное сказать, что верблюды могут идти легко от 30 до 40 верст и более в сутки, при 13 пудах ноши, не нуждаясь в дневках ранее 12 или даже 15 переходов. Кроме многих других причин, вообще скорость хода верблюда в прямой зависимости от тяжести вьюка, так что верблюды под креслами опереживают верблюдов под багажом. Рысью верблюд не может идти долго, не приходя в совершенное изнурение; впрочем, хороший дромадер, ежели он не обременен тяжелою ношею, может пробежать до 200 верст в сутки; обыкновенная же езда на нем от 40 до 60 верст в сутки. В некоторых местах Аравии выездка дромадеров доведена до такого совершенства, что Арабы наездничают на них так же, как и на лошадях. Обстоятельство это заставляет некоторых думать, что возможно было бы образовать для действия в пустынях род кавалерии, посаженной на дромадеров. Военные в Египте утверждают, наоборот, что невозможно приучить дромадеров к стройным движениям массами. Но как обстоятельных опытов по этой части произведено не было, то и вопрос этот следует считать неразрешенным.

Во время бывшего у нас пробного движения, произведены были три переправы отряда через реки: две из них совершены на судах и одна в брод.

Первая переправа была у форта № 2, через реку Сыр-Дарью, имеющую в этом месте 160 сажен ширины, при глубине от 1 1/2 до 2 сажен и при течении около 4 верст [379] в час. В распоряжении отряда было два парома, из двух небольших лодок каждый, и один железный барказ.

Переправили сначала багаж отряда на паромах; кресла, попарно, с положенными на них вещами без ружей, были в четыре раза перевезены на барказе. В то же время переправлялись на паромах и верблюды, по 4 и по 5 штук на каждом, вместе с людьми, по одному при каждом верблюде. Затем остальная часть отряда была перевезена на барказе. Вся переправа заняла шесть часов времени. Верблюды входили на паромы без большого труда и укладывались плотно один к другому. Во время плавания они лежали смирно и выходили на берег без затруднения. Впрочем, следует заметить, что подмостки с берега к парому непременно должны быть в уровне с паромом и плотно примыкать к нему, потому что верблюду трудно поднимать ногу, и если он видит пустое пространство, хотя и незначительное, между подмостком и паромом, то всходит на него с большим затруднением. Во всю переправу, с парома оступился только один верблюд; но находившаяся тут для непредвиденных случаев лодка взяла его за повод и благополучно дотащила до берега.

Верблюды хотя нескоро и тяжело, но все-таки плавают. Во всяком же случае, пускать их вплавь навьюченными нельзя, потому что они плывут на боку и, притом же, весьма трудно справляются с течением.

Вторая переправа произведена в брод чрез реку Куван, имевшую у брода около 30 сажен ширины, при глубине, доходящей в одном месте, на пространстве двух или трех сажен, до пяти футов и при быстроте течения около двух верст в час.

На месте переправы находились две маленькие киргизские лодки, на которых были перевезены люди, не умеющие плавать, и солдатские ружья; все же остальное было переправлено на верблюдах в брод.

Для пробы был пущен сначала один развьюченный верблюд, потом вслед за ним верблюд с креслами. Оба они, ведомые людьми, умеющими плавать и направляемые несколько вкось против течения, прошли хорошо; вода у кресел, закрывая пиления части их, не доходила на один фут до сиденья, почему и все остальные верблюды были переправлены с креслами, в которых вещи солдатские были переложены из [380] нижнего отделения на сиденья, прикрыты кошмами и плотно увязаны.

Верблюды переправлялись по два и по три в раз, в небольшом расстоянии один за другим; их вели люди, умевшие плавать: один вел за веревку, другой поддерживал равновесие кресел. Кроме того, за переправою следили все остальные люди. Таким образом, все верблюды перешли хорошо: в воду входили без особого труда и на берег выходили скоро; из вещей не оказалось ничего подмоченного, и вся переправа заняла около трех часов времени.

Наконец третья переправа была произведена чрез реку Сыр-Дарью, у поста Кубасского, имеющую здесь ширины до 150 сажен, при быстроте течения около 2 1/2 верст в час. Как люди с вещами и багажом, так верблюды и лошади были переправлены здесь на большом железном барказе, подходившем вплоть к обоим берегам. В оба конца барказ пользовался попутным ветром, дувшим против течения, чрез что переправа заняла не более четырех часов времени. Верблюдов укладывалось на барказе по 13 и 14 зараз, плотно один к другому, на наваленный на дно барказа почти вплоть с бортом сухой камыш, чрез что облегчался ввод верблюдов на судно. При каждых 3 или 4 верблюдах находился человек, удерживавший их в повиновении посредством веревки.

Из описания произведенных переправ видно, что отряд, посаженный на верблюдов, не может встретить больших затруднений при переходе чрез реки, в особенности степные, которые вообще, при незначительной глубине, имеют малое течение. Самые небольшие средства могут сделать почти всякую переправу возможною. А как цель подобных отрядов есть быстрое передвижение пехоты, вследствие чего они, по возможности, не должны быть обременены большим багажом, тем более, что десятидневный провиант находится при людях, то и переправа этого багажа не может представить большого затруднения, кроме разве артиллерийских орудий, которые, впрочем, удобно могут быть перетаскиваемы по дну реки на веревках.

При реках, в которых есть брод, доходящий даже от 5 до 6 футов, достаточно для отряда в 100 или 150 человек одной или двух небольших лодок для перевозки [381] людей, ружей, патронов и прочих вещей, требующих особенно тщательного сбережения; остальное же все может быть переправлено в брод на верблюдах. Вследствие сего было бы весьма полезно иметь при этих отрядах по две легкие кожаные лодки, которые могут быть удобно навьючены на верблюдов. Если же река не имеет брода, то для переправы тоже не требуется значительных средств, и, в случае крайности, можно обойдтись этими же двумя лодками, перевезя на них людей и багаж, что, конечно, займет несколько больше времени; верблюдов же можно переправить вплавь без большого затруднения, а кресла очень удобно могут быть связаны в виде плота и перетянуты веревкою; на этот плот можно поместить и верблюжье седло, а также и все предметы, не боящиеся подмочки.

Вообще при переправах нужно наблюдать следующее: производить их в тихую погоду, устроить хороший спуск для верблюдов к реке и выход из нее на другой берег; тщательно освидетельствовать дно брода и выбрать место более твердое; если же верблюды пускаются вплавь, то пускать их в воду по течению наискось и отнюдь не против, потому что верблюды захлебываются, а так как течение их быстро сносит вниз, то место спуска в реку должно быть выбрано значительно выше места выхода. Пускать верблюдов в воду должно не более, как по два или по три сразу, и передний должен быть управляем впереди идущею лодкою.

Порядок движения отряда.

Необходимые условия движения всякого отряда, а именно: соблюдение правильности строя, его сомкнутости и наконец возможность быстрого перехода, в случае надобности, из походного строя в боевой, как в пехоте, так в кавалерии и артиллерии, выполняются удобнее, чем в отрядах, посаженных на верблюдов. Сравнительно большее протяжение, занимаемое этими отрядами при движении, медленность хода верблюдов и вследствие того затруднительность перестроения, в особенности при нечаянных нападениях, из походного в боевой строй, составляют главные и существенные недостатки этих отрядов.

Самый простой и более других применимый для таких отрядов порядок движения есть движение колоннами. Отряд [382] разделяется на несколько отдельных частей, от 30 до 40 верблюдов в каждой. При движении наблюдается, чтобы между частями или колоннами не было больших интервалов, и в случае, если местность позволит, чтобы отряд двигался имея головы колонны на одной линии. При нечаянном нападении, каждая часть составляет особое каре или круг, захождением головы и хвоста колонны на том месте, где застанет его атака. Багаж отряда, разделяясь на столько же отделений, как и отряд, должен быть распределен по частям и держаться, по возможности, вблизи соответствующей части отряда. При построении каре он входит во внутрь его. Если есть при отряде артиллерия, то она двигается отдельно в интервалах между колоннами.

Таким образом, если отряд состоит из роты, каждое отделение будет заключать полувзвод, и отряд разделится на четыре части, или полроты на две части. Если двигается баталион, то он должен быть разделен на эшелоны поротно и двигаться в расстоянии не ближе от 100 до 150 сажен рота от роты, чтобы не мешать общему движению.

Во всяком случае, при подобных движениях высылаются авангард, арриергард и боковые цепи из казаков.

В случае нападения, боковая цепь убирается внутрь ближайших каре, а артиллерия, если она есть при отряде, занимает наиболее выгодное место в позиции, по усмотрению начальника.

Расположение отряда на ночлеге.

При расположении отряда на ночлеге, возможность заранее избрать удобное место, соответствующее как величине отряда, так и наивыгоднейшей обороне его, позволяет располагать отряд правильно, без всякой поспешности, с наилучшим приспособлением к обороне и к обеспечению безопасности табуна, отгон которого и составляет почти всегда одну из главных целей нападения хищнических шаек.

В этом случае, кресла много способствуют удобному расположению лагеря, как для придания ему правильной формы, так и для составления наружной ограды, внутри которой может безопасно поместиться как багаж отряда, так и табун. Для этого кресла должны быть составлены попарно и образовать собою правильные каре, величина и число которых [383] будут зависеть от величины отряда. При построении фронта, кресла, снятые с верблюдов, сдвигаются плотно одно к другому, с промежутками не более 1/2 аршина, так что пара кресел займет около 3 аршин по линии фронта. Фасы каре из взвода или 120 чел. и 60 верблюдов выйдут каждый длиною в 4-5 арш. или 15 саж., а внутреннее пространство до 225 кв. саж., совершенно достаточное для помещения багажа. Табун, в этом случае, загнан в средину каре быть не может, а должен, по необходимости, быть помещаем на ночь поблизости, за достаточным караулом и непременно стреноженным. Каре меньше чем взводное составлять неудобно, по малому внутреннему пространству и по недостаточности самостоятельной обороны. Фасы его, имея около 7 саж. длины, заключают внутри около 50 квадр. саж. — пространство слишком малое по числу людей и величине багажа. Если отряд состоит больше чем из взвода, например из роты, то можно выстраивать два каре, или, еще лучше, строить одно ротное каре, для того, чтоб иметь больше внутреннее, закрытое со всех сторон пространство, и тем предоставить безопасное убежище табуну. Действительно, такое каре, имея фасы около 30 саж., заключает в себе до 900 квадр. сажен — место, совершенно достаточное для загона табуна на ночь, тем более, что верблюды лежат совершенно спокойно и могут быть укладываемы один возле другого. При расположении рот отдельными каре, табун можно помещать на ночь между ними; но это-то и составляет недостаток отдельных каре, потому что, кроме того, что это потребует увеличения числа постов, во время нападения, табун все-таки может легче быть угнан и вообще вредить обороне, потому что разбредшиеся животные будут мешать выстрелам фасов, закрывая линию огня, а люди, приставленные к ним, находясь вне защиты каре, не могут хладнокровно исполнять свое дело и удерживать табун в спокойствии.

Если отряд состоит из нескольких рот или баталиона, то, состава из каждой роты отдельное каре, можно придать им такое общее расположение, чтобы роты перекрестным огнем, усиливая оборону занимаемой местности, поддерживали одна другую. Но вообще нужно заметить, что при расположении отряда нет особенной надобности придерживаться строго устройства каре; местность покажет, какое дать лучшее направление [384] наружной ограде, составляющей как бы бруствер, и поэтому подчиняющейся более правилам фортификации, чем тактики; местность же покажет, выгоднее ли раздробить отряд на несколько отдельных частей или соединить его в одно целое; где усилить оборону, а где, пользуясь местными преградами, ослабить ее и т. д. В случае продолжительного расположения лагерем на одном месте, что, по различным обстоятельствам, отряду очень часто может встретиться, лагерь может принять вид временного укрепления: впереди можно вырыть неглубокий ров, присыпать к креслам землю, устроить барбет для орудий и проч.; словом, кресла могут считаться как бы подвижным укреплением, совершенно достаточным для самостоятельной обороны против азиатских народов.

Общее заключение.

Вполне удовлетворительный результат произведенного у нас опыта перевозки пехоты по степи на верблюдах, изложенные нами исследования и выводы, сделанные из этого пробного движения, приводят к заключению, что у нас все степные походы пехоты, где потребуется скорое передвижение ее, выгодно было бы производить, по возможности, на верблюдах.

Теперь остается решить вопрос: что выгоднее — иметь ли постоянно назначенное и правильно организованное для этого войско и собственных верблюдов, как предполагает генерал Карбуччио (Стр. 25, § 36, стр. 107, 108, 409, 410, §§ 208-214, стр. 143 §§ 270-873.), или нанимать их, по мере надобности, у местных жителей и сажать на них пехоту без предварительного обучения ее. Мысль генерала Карбуччио совершенно справедлива, но только для Французов в Алжирии: там часто предпринимаемые походы во внутрь степей, затруднительность при этом в найме верблюдов, дороговизна его сравнительно с стоимостию верблюдов (За наем дромадеров в Алжире платится в день от 3 до 5 франков, а стоимость его не превосходит 110 франков; у нас же месячная плата не превосходит 6 руб., а стоимость верблюда доходит от 35-50 рублей.) действительно требуют постоянного отряда, посаженного на дромадеров, чрез что значительно бы сберегался, как говорит Карбуччио, расход государства и встречалось бы менее препятствий и затруднений при высылке отрядов в степь. Мысль эта не имеет в настоящее время применения во Французских войсках в Алжирии. Как уже [385] сказано выше, ни верблюды, ни дромадеры не употребляются в Алжирии для перевозки войска: исключительное их назначение там — перевозка войсковых тяжестей, провиянта и иногда патронов и снарядов. И верблюды, и дромадеры, служащие для этой цели, не содержатся в Алжирии администрациею, а входят в число повинностей местных жителей. В мирное время, покорные племена обязаны содержать во всех трех провинциях Алжирии тяжелую почту из верблюдов или дромадеров, и станции этой почты, устроенной по всем главным путям, отстоят одна от другой на 20 или 25 Французских лье.

В случае экспедиции, начальник ее посылает заблаговременно военных коммиссаров к ближайшим мирным племенам с требованием выставить известное число верблюдов или дромадеров, в назначенные места и сроки, с погонщиками. При следовании экспедиции, верблюды, расположенные по этапам, сменяются одни другими и перегружаются. Одним словом, операция эта весьма сходна с выставкою наших обывательских подвод. Наемные цены за верблюдов заранее условливаются с старшинами племен военными интендантами. Цены эти различны по годам и провинциям и простираются от 3 до 6 франков за каждого верблюда в сутки. Так в Оранской провинции, где верблюдов имеется много и где их продажная цена доходит до 100 франков, наемная цена за верблюда с погонщиком в сутки бывает до 3 франков, а в Алжирской, где верблюдов менее и где продажная цена их доходит до 250 или 300 франков, наемная цена возвышается до 6 франков. Наконец, время года и состояние подножных кормов также имеют влияние на изменение наемной цены. Расчет с погонщиками делается чрезвычайно аккуратно и совестливо. Кроме поденной платы, военное начальство и администрация не имеют никакой заботы о верблюдах: погонщики должны иметь с собою как фураж для верблюдов, так и пищу для себя.

Когда экспедиция вступает в землю враждебных племен, где можно ожидать нападений, то движение делается в известном порядке: впереди следует авангард, за ним пехота, за пехотой артиллерия (на мулах), за артиллериею верблюды. Для прикрытия их обыкновенно отделяется часть пехоты или кавалерии; но эта часть всегда весьма незначительна, потому что непосредственная защита верблюдов возлагается в этих [386] случаях на погонщиков, от которых требуется, чтобы они непременно были вооружены на свой счет, и только в экстренных случаях военное начальство снабжает их оружием от себя.

В египетской армии, как сказано было выше, правительство постоянно содержит несколько сот верблюдов, которые с приставленными к ним вожатыми из солдат и составляют фурштат армии. Когда же казенных верблюдов бывает недостаточно, то они взимаются с жителей, при чем правительство платит за каждого верблюда по 12 египетских пиастров (Наш рубль серебром несколько более 19 пиастров.) (63 к.) в сутки и, сверх того, отпускает ежедневно меру кукурузы или бобов, для продовольствия животного и его вожатого.

Означенная денежная плата производится контрмарками, которые принимаются потом в уплату податей.

У нас, где степные походы предпринимаются не часто, почти всегда в незначительном объеме, и где наем верблюдов, не представляя затруднений, обходится недорого, нет, кажется, надобности в постоянно сформированных отрядах на верблюдах, тем более, что навык ухода за животным и управление им приобретаются солдатами весьма скоро, и нет особой надобности заранее приучать их к этому, равно и к различным построениям и маневрам, в сущности не приносящим никакой пользы.

Очевидно, что подобный отряд, занятый лишь постоянным уходом за верблюдами, большую часть времени будет бесполезен для службы на линии, где число войск у нас и без того уже весьма ограничено. Достаточно иметь только запас кресел и хороших седел, и отряд может сформироваться живо, тем более, что всякая почти экспедиция определяется заранее и имеет время на приготовление к походу.

Но все-таки нельзя не заметить, что в фортах Сыр-Дарьинской линии, где приходится часто посылать отряды в экспедицию, сбор верблюдов для этой цели бывает весьма затруднителен, в особенности же в летнее время, потому что тогда Киргизы, по причине дурного корма, почти все откочевывают от линии за несколько сот верст, так что, в случае надобности, приходится или за долгое время вперед [387] рассылать за верблюдами по аулам и сбирать их, или же отказаться вовсе от них, и употребить для перевозки пехоты другие имеющиеся под рукою средства, которые, как уже подробно было высказано в начале статьи, очень часто неудобны, вовсе не соответствуя условиям местности. В таких случаях, для отряда обыкновенно покупаются лошади, а провиянт возится на волах, запряженных в телеги. Чрез это отряд стесняется в своих движениях, требует удобных дорог, обилия воды и проч., чего обыкновенно недостает в степи и без чего верблюд легко обходится.

Вследствие чего и так как степные походы и экспедиции совершаются у нас вообще в небольшом объеме, признано полезным при фортах Сыр-Дарьинской линии иметь хотя по небольшому числу верблюдов, искупленных правительством, примерно на каждый форт по 150 верблюдов.

Нельзя пройдти также молчанием еще одну мысль насчет употребления в наших степях верблюдов, — мысль, которая еще не осуществлена, но применение которой могло бы принести несомненную пользу.

Основание ее заключается в том, что легчайшее и скорейшее средство прекратить постоянные беспорядки и нескончаемые безнаказанные грабежи в наших степях есть необходимость прибегнуть, в этом случае, к помощи самих Киргизов. Для этого надо иметь в постоянной готовности особо организованные отряды вооруженных Киргизов на верблюдах. Дав им хорошее вооружение и некоторую дисциплину, под начальством русского офицера и своих офицеров, воспитанных в России, можно надеяться приобрести легкое и подвижное войско. Такой отряд, не затрудняясь, пройдет в четыре дня 300 верст, по пескам и безводице, о чем с русским солдатом на креслах и помышлять нечего; надо только знать терпение, умеренность и способность Киргизов к перенесению всяких трудов и лишений. За самую умеренную плату, да изредка поощряемые какими нибудь подарками или знаками отличия, до которых так падки Киргизы, они прекратили бы возможность грабежей на большей части песков Козиль-кум, чего достигнуть с нашими солдатами и дорого, да и почти невозможно.

В свободное время отряды эти могли бы быть заняты перевозкою в хозяйстве фортов. [388]

Такое учреждение имело бы еще и ту выгоду, что дало бы службу и возможность отличиться выпускаемым из учебных заведений молодым Киргизам, которые, в настоящее время, к чужим не пристали, от своих отстали и составляют бесполезную и небезопасную касту в тамошнем крае. Получая же содержание и другие служебные поощрения, Киргизы увидели бы в сохранении настоящего порядка вещей свою выгоду, а потому на них вполне можно было бы надеяться, особенно употребляя их в малом числе, только как составные, незначительные части русских гарнизонов.

Текст воспроизведен по изданию: Походы в степи. Употребление верблюдов для военных надобностей // Военный сборник, № 4. 1862