-

СЕРЕБРЕННИКОВ А. Г.

К ИСТОРИИ КОКАНСКОГО ПОХОДА

(Статья вторая).

(См. «Военный Сборник» 1901 г., № 4.)

После ухода генерала Скобелева из Намангана к Тюря-Кургану работы по устройству цитадели продолжались и никакого особенного движения среди жителей города в первое время не было заметно.

Но как только 24-го октября, после Тюря-Курганского дела, генерал Скобелев двинулся к Чусту и движение его в этом направлении совершенно обозначилось, кипчаки обступили Наманган, а вскоре к ним присоединилось поголовно все городское население.

В виду тревожного положения дел в Намангане и давно ходивших уже слухов о том, что жители города собираются напасть на цитадель в союзе с кипчаками с Батырь-Тюрей во главе, все работы по приспособлению к обороне медресе и бековского дома, входивших в оборонительную ограду цитадели, ведены были так, чтобы в каждую данную минуту гарнизон мог, в случае нападения неприятеля, защищаться за возводимыми оборонительными сооружениями, причем главное внимание было обращено на скорейшее окончание вновь возводимых фланкирующих построек, в особенности же госпитального капонира, с которого можно было обстреливать базар и на сломку сакель для образования эспланады, без которой затруднялась бы оборона цитадели. [43]

Оборонительные работы, веденные по непосредственным указаниям военного инженера штабс-капитана Воронца, в порядке, вытекающем из вышеуказанного начала, далеко еще не были доведены до конца и находились ко дню открытия военных действий, 24-го октября, в следующем положении:

Стенка госпитального капонира была поднята до проектной высоты 14 футов и в местах соединения его стены с горжевой стенкой было оставлено два прохода для удобства окончания работ; у правого прохода было приступлено к устройству расходного порохового погреба; капонир был полунасыпан до грудной высоты; в горжевой стенке пробито отверстие и сделана деревянная аппарель; у горжи поставлено два тура, заготовленные на случай закрытия проходов, о которых сказано выше; здесь же стояло два коканских орудия.

Вправо от госпитального капонира был сложен по туземному способу из комков на глине банкет, примыкавший к плацдарму, расположенному на крыше госпитальной кладовой.

Возле порохового погреба устраивался навес-банкет и к 24-му числу октября на нем были настланы балки и приступлено к устройству перекрытия.

Оборонительная стена капонира № 2 была окончена и лишь в местах, где она примыкала к горже, были оставлены проходы для подноски земли. У левого из этих проходов была насыпана площадка для постановки орудия.

Насыпка внутренности этого капонира только что начиналась, причем ближе к линии огня она была подведена до высоты внутренней стены, утолщавшей оборонительную стену и служившей этой последней банкетом. В горжевой стене был сделан проход, возле которого установлены два тура для закрытия его в случае надобности.

Вправо от капонира № 2 был вполне оконченный навес-банкет, а далее, в исходящем углу, неоконченный барбет, для орудий, с которого, однако, могли действовать стрелки. Между барбетом и капониром № 1 находился еще навес-банкет. Ко всем навесам-банкетам были поставлены лестницы с перилами.

Стена капонира № 1 была поднята только до 4-х футов от горизонта и благодаря этому неприятель имел возможность поражать не только стрелков и прислугу, стоявших на капонире, орудий, но и людей внутри цитадели. [44]

Выходные ворота в капонире были поставлены, полотна навешены и в них проделано 4 бойницы.

В оборонительной стене, где эта последняя примыкала к горже, был оставлен проход для постановки за ним орудия.

От госпитального капонира до № 1 впереди оборонительной ограды был вырыт ров глубиною 7 футов, шириною 14 футов. Фас медресе, примыкавший к воротам, к обороне приспособлен совсем не был, а приспособление других двух фасов — северного и восточного — было только начато, причем на северном фасе над воротами, по обеим сторонам фронтона, были сложены парапеты, из которых правый доходил с небольшим перерывом до исходящего угла и далее, не доходя, впрочем, до фронтона над калиткой.

На госпитальном фасе также был сложен парапет до исходящего угла и на самом углу. Все сложенные парапеты имели 2 фута высоты, которую предполагалось постепенно увеличить.

Со двора медресе мимо порохового погреба был пробит проход для сообщения с фурштадтским двором кроме выхода к капониру № 1. Рва перед фасами медресе и госпитальным не было.

Эспланда перед госпитальным капониром прямо по его капитали была расчищена сажен на 50, вправо от капитали сажен на 80, а влево от нее, где остались две сакли, к сломке которых приступили 24-го октября, эспланада была расчищена только на 30 сажен. Перед юговосточным углом эспланада была расчищена на 50 сажен, перед югозападным на 70, перед капониром № 1 по капитали на 70, а влево от нее на 80, и перед северным фасом медресе на 25 сажен.

На вооружении цитадели было 8 орудий: два четырехфунтовых нарезных, заряжающихся с дула, орудия подвижного взвода и шесть коканских орудий. Орудия эти были размещены следующим образом: оба нарезные орудия были поставлены во входящем углу, на площади, около провиантского магазина; два коканских орудия в горже госпитального капонира, одно орудие у левого прохода на капонире № 2 и три орудия на капонире № 1.

Гарнизон Наманганской цитадели состоял из второй и третьей рот 1-го Туркестанского стрелкового баталиона; рабочей команды (от Туркестанской саперной роты, 2-го Туркестанского [45] стрелкового баталиона, 2-го, 4-го и 7-го Туркестанских линейных баталионов), находившейся в распоряжении инженерного офицера, руководившего работами; служительской команды от Ташкентского губернского баталиона и артилерийского подвижного взвода. Всего в состав гарнизона входило 1 штаб-офицер, 12 обер-офицеров, 37 унтер-офицеров и фейерверкеров, 528 рядовых, 4 нестроевых, 2 врача и 3 чиновника военного ведомства..

Продовольственных запасов в провиантском магазине имелось следующее количество: сухарей и муки на месяц, а крупы на 8 дней на все войска Наманганского отдела; фуража же имелось весьма незначительное количество.

Водою цитадель снабжалась из Янги-арыка и запас ее имелся в четырех небольших басейнах.

По приказанию коменданта цитадели командира 1-го Туркестанского стрелкового баталиона, подполковника Гарновского, войска, составлявшие гарнизон, были еще 19-го октября распределены на случай тревоги следующим образом: третья рота 1-го Туркестанского стрелкового баталиона должна была по тревоге выстроиться в медресе; вторая рота этого же баталиона и рабочая и служительская команды должны были выстроиться на местах своего расположения; один взвод третьей роты должен был остаться в резерве; от другого взвода одно отделение должно было занять ворота медресе, другое — парапет над воротами, третье — парапет над калиткой и четвертое — самую калитку.

Ко второй роте должны были присоединиться от рабочей команды 56 человек и от служительской 18 человек. Эта рота должна была занять три капонира (госпитальный, №№ 1 и 2), выделив в каждый из них по 19 рядовых при одном унтер-офицере, а также площадку у расположения подвижного артилерийского взвода, где должно было быть 30 человек; остальные должны были составить резерв. От служительской команды 19 человек, обученных действию при орудиях, поступали в распоряжение командира подвижного артилерийского взвода, подпоручика Шоболова.

От рабочей команды — 24 сапера и 22 рядовых 2-го Туркестанского линейного баталиона поступали в распоряжение Туркестанской саперной роты поручика Борисова для устройства завалов против двух ворот (в медресе и в госпитальное [46] помещение, в бывшем бековском доме) и на площади для прикрытия орудий подвижного артилерийского взвода, а также для производства работ на капонирах № 1 и госпитальном.

Начальниками капониров назначены были: № 1 — подпоручик Попов, № 2 — прапорщик Калитин и госпитального-подпоручик Бекчурин.

Наблюдение за людьми, занимавшими парапеты, было возложено на подпоручика Янцына, а портупей-юнкеру Конопельскому поручено наблюдать за людьми у ворот.

Начальником одного участка укрепления от капонира № 1 до госпитального включительно был назначен капитан Аверьянов и другого, в состав которого вошли три фаса, медресе и площадка, занятая подвижным артилерийским взводом — штабс-капитан Попов; инженерная часть была всецело возложена на военного инженера штабс-капитана Воронца, а артилерийская — на подпоручика Шоболова.

Этот порядок распределения сил оставался без изменения во все время последовавшей осады цитадели, а усиление фасов обороны, занятием банкетов, производилось по мере действительной надобности.

Не смотря на всю тревожность слухов, усиливавшихся с каждым днем, как гарнизон, так и войска, стоявшие в лагере, ежедневно выходили на работы и занимались преимущественно сломкою сакель для расчистки и уширения эспланады.

Около 10 часов утра 24-го октября горнист, бывший в цепи у прикрытия рабочих на эспланаде, подал сигнал «тревога», который тотчас же был принят в цитадели, после чего рабочие, живо разобрав из козел ружья, отошли в цитадель.

Через несколько минут гарнизон в полной боевой готовности занял назначенные ему места, а артилерия, зарядив орудия картечью, ждала удобной минуты для открытия огня.

Расспросив офицеров, бывших при рабочих, о причине подания сигнала и узнав от них, что в городе показались массы вооруженного неприятеля, комендант цитадели подполковник Гарновский, для получения более точных сведений, направил полувзвод пехоты под командой подпоручика Янцына в город по дороге к базару.

Пройдя с полувзводом базарные ворота, подпоручик Янцын в самом незначительном от них расстоянии обнаружил массы конного и пешего неприятеля, направлявшегося с [47] трубными звуками к эспланаде; в то же время безоружные толпы городских жителей выдвигали в улицах по всем направлениям арбы для устройства завалов и пробивали бойницы в стенах.

Полувзвод вернулся в цитадель, а вслед за ним показался неприятель, окруживший вскоре цитадель густыми и все возроставшими массами с трех сторон, оставив свободным лишь сообщение с лагерем..

Заняв ближайшие к ограде цитадели сакли на не вполне расчищенной эспланаде, неприятельские стрелки, в числе не менее 5,000 человек, открыли по нашим капонирам и прочим веркам фальконетный и ружейный огонь.

Рабочая команда из сапер и чинов 2-го Туркестанского линейного баталиона под командой штабс-капитана Церпицкого быстро приступила, не смотря на сильный огонь неприятеля, к устройству прикрытия обоих ворот посредством завалов из мешков с мукою.

Затем штабс-капитан Церпицкий устроил такой же завал высотою четыре фута на площади для прикрытия орудий подвижного артилерийского взвода, закрытия для рассыпанных по сторонам этих орудий стрелков и для обеспечения сообщения между госпиталем и медресе.

В то время на капонире № 1 рабочей командой, к которой были присоединены сарты, индийцы и евреи, оставшиеся в цитадели, под руководством поручика Борисова, поднята мешками же с мукой оборонительная стена и насыпан на капитали барбет для орудия, которое тотчас же и было поставлено на нем для действия через отверстие, оставленное между мешками.

Во время исполнения этих работ поручик Борисов был ранен в щеку настолько тяжело, что принужден был выдти из строя.

На капонире № 2, в левом проходе был поставлен тур и образована амбразура для орудия, которое и было здесь немедленно установлено.

Для прикрытия стрелков были насыпаны землею 250 сапных мешков и распределены по оборонительной линии.

Так как пространство позади подвижного артилерийского взвода было сильно обстреливаемо неприятелем, причем в зарядные ящики попало до 10 фалысонетных пуль большого калибра, а стоявшие здесь палатки были во многих местах [48] пробиты пулями, то штабс-капитан Церпицкий, по приказанию и под непосредственным наблюдением военного инженера штабс-капитана Воронца, прикрыл ящики новым завалом высотою шесть футов.

До сумерок за вновь возведенный завал были отодвинуты орудия подвижного взвода, а прежний завал перенесен в медресе.

Левая оконечность завала против калитки была поднята до девяти футов высоты и в таком виде она совершенно закрывала выход на площадь со двора медресе. Кроме того, в видах усиления обороны медресе, на парапет были наложены мешки с землею и с помощью кошмы образованы тыльные и боковые закрытия.

Все перечисленные выше работы в значительной степени усилили положение обороняющихся и много способствовали уменьшению потерь от огня неприятеля, стрелявшего из-за закрытий и с незначительного расстояния весьма метко.

После двухчасового усиленного обстреливания, массы конного и пешего неприятеля с гиком и трубными звуками двинулись со стороны дровяного и большого базаров на штурм цитадели, но, встреченные картечным огнем и выстрелами стрелков с капониров № 1 и госпитального, бросились назад.

В это время наша оборонительная линия была усилена по распоряжению коменданта 50 стрелками, занявшими навес-банкет у капонира № 1, а также банкеты и плацдарм у госпитального капонира.

Во время штурма неприятелем капонира № 1 был тяжело ранен фальконетной пулей подпоручик 1-го Туркестанского стрелкового баталиона Попов.

Вслед за отбитием неприятельского нападения, по приказанию коменданта была направлена из госпитального капонира вылазка, с целью оттеснить неприятельских стрелков, засевших в ближайших к эспланаде саклях и сильно беспокоивших наших стрелков и артилерийскую прислугу.

Едва команда охотников, в количестве 40 человек, под начальством штабс-капитана Церпицкого, прошла первый бугор, находившийся перед госпитальным капониром, как была встречена неприятельской пехотой, которая в значительных силах с гиком начала наступать на эту команду.

Остановив свою команду, штабс-капитан Церпицкий дал два залпа по неприятелю с расстояния не более 100 шагов и [49] приказал броситься в штыки. Неприятельская толпа была мгновенно уничтожена и у нее отбиты два значка, четыре фальконета и одна труба.

Двинувшись далее и подойдя к базарной улице, вылазка была встречена выстрелами из-за барикады, составленной из арб и деревьев. После короткой перестрелки штабс-капитан Церпицкий с криком «ура» бросился на барикаду, взял ее, разобрал, переколол ее защитников и возвратился в цитадель, зажигая на пути сакли.

Вслед за этой вылазкой была произведена другая тоже под начальством штабс-капитана Церпицкого, но уже в составе 70 нижних чинов 1-го Туркестанского стрелкового баталиона, имевшая целью оттеснить неприятеля с базарной улицы, зажечь базар и тем лишить неприятеля сборного пункта.

Штабс-капитан Церпицкий двинулся по базарной улице, взял на пути следования с боя восемь завалов, зажег часть базара и сакель на базарной улице, после чего вернулся в цитадель.

Так как со стороны большого базара неприятель был уже до некоторой степени ослаблен теми потерями, которые он понес и от огня с оборонительной линии и от наших вылазок, то более энергичному обстреливанию подвергались уже другие части цитадели: капониры 1 и 2, со стороны дровяного базара.

Чтобы оттеснить неприятельских стрелков от ближайших в этом направлении сакель и сжечь эти последние, около трех часов пополудни было произведено одновременно четыре вылазки, каждая в 40 человек охотников, под командою штабс-капитана Церпицкого, подпоручиков Янцына и Корытова и прапорщика Калитина.

Команды эти, выйдя из цитадели и быстро пробежав через эспланаду, выбили неприятеля из ближайших сакель, после чего, направившись в город по указанным им направлениям, взяли встреченные на пути завалы, оттеснили неприятеля выстрелами и штыками и вернулись в цитадель.

Неприятель, ошеломленный и обессиленный потерями этого дня, около трех часов пополудни прекратил стрельбу.

В это время в цитадель прибыл с первой ротой 1-го Туркестанского стрелкового баталиона и четвертой ротой 2-го Туркестанского линейного баталиона полковник барон Меллер-Закомельский, временно командовавший в отсутствие генерала [50] Скобелева отрядом, сосредоточенным близ Намангана в цитадели и в лагере.

Одновременно с нападением на цитадель, т. е. около 10 часов утра, на высотах к северу от лагеря появились большие толпы конных кипчаков, а в садах, прилегающих к лагерю, со стороны Аулиэ-Мазара пешие жители, которые и открыли по лагерю огонь из ружей и фальконетов.

Полковник барон Меллер-Закомельский приказал ударить тревогу и войска заняли заранее назначенные им места.

Несколько ружейных и два-три орудийных выстрела заставили неприятеля отхлынуть назад, после чего в продолжении целого дня он держался на высотах и в дальних садах, производя по лагерю безвредный огонь, на который войска почти совсем не отвечали.

Со стороны цитадели была слышна сильная перестрелка, но полковник барон Меллер-Закомельский, основываясь на данной ему генералом Скобелевым инструкции, не трогался с места.

В час пополудни в лагерь прискакали джигиты, посланные из цитадели начальником Наманганского участка капитаном Аверьяновым с уведомлением, что нападение на цитадель отбито и что произведенными вылазками неприятелю нанесен огромный урон.

Тогда полковник барон Меллер-Закомельский двинулся к цитадели с первой ротой 1-го Туркестанского стрелкового баталиона и четвертой ротой 2-го Туркестанского линейного баталиона и по прибытии туда обошел все верки и нашел оборону в совершенно удовлетворительном состоянии.

Так как по донесениям офицеров, ходивших на вылазки, местность вблизи цитадели была завалена неприятельскими трупами, то комендант, опасаясь заражения воздуха от разложения этих трупов, приказал штабс-капитану Церпицкому с рабочей командой подобрать лежавшие по близости тела, причем в прикрытие рабочей команды был назначен по распоряжению полковника барона Меллера-Закомельского один взвод 2-го Туркестанского линейного баталиона.

Направясь для исполнения этого поручения к базару, штабс-капитан Церпицкий был встречен выстрелами, но решительным наступлением он обратил неприятеля в бегство.

Очистив от неприятельских стрелков ближайшие сакли, [51] команда штабс-капитана Церпицкого начала нагружать имевшиеся при ней повозки неприятельскими трупами.

В это время явилась депутация от татарских и еврейских семейств с просьбою взять их в цитадель для защиты от неистовства кипчаков и возмутившихся наманганцев.

Так как квартал, в котором жили преданные русским татары и евреи, находился недалеко, то штабс-капитан Церпицкий двинулся с частью своей команды в татарский квартал, выгнал оттуда неприятеля и тем дал возможность бывшим там татарским и еврейским семействам, в числе до 800 человек, присоединиться к нему.

После этого команда вернулась в цитадель.

Одновременно с вылазкой штабс-капитана Церпицкого полковник барон Меллер-Закомельский командировал первую роту 1-го Туркестанского стрелкового баталиона и взвод четвертой роты 2-го туркестанского линейного баталиона под начальством майора Калитина уширить улицу, ведущую от цитадели к лагерю.

Выждав возвращения взвода 2-го Туркестанского линейного баталиона, ходившего с штабс-капитаном Церпицким на вылазку, полковник барон Меллер-Закомельский вернулся с этим взводом в лагерь, куда майор Калитин прибыл уже раньше, успев зажечь на дороге все сакли и проложив в стенах дворов и садов широкие проходы.

Ночь с 24-го на 25-е октября прошла почти совершенно спокойно.

Неприятель хотя и стрелял по лагерю и пытался подкрадываться, но был везде отбиваем выстрелами с передовых постов.

На освещенной пылавшими саклями эспланаде цитадели не было видно неприятеля, но шум и стук топоров указывали на то, что он деятельно готовится к делу и устраивает завалы.

На следующий день 25-го октября усиление оборонительной линии продолжалось. Завал, прикрывавший подвижной артилерийский взвод, был поднят до предполагавшейся высоты в шесть футов и на гребне его образованы из малых мешков бойницы для стрелков. Сделаны были траверзы: между орудиями на госпитальном капонире, поперечный на капонире № 2 и против госпитальных ворот, при выходе из них на площадь.

На госпитальном капонире был обшит досками и обсыпан [52] землею расходный пороховой погребок, причем работа эта была вызвана необходимостью уширить место позади правого орудия, поставленного на капонире.

Выходы из капониров госпитального и № 2 были завалены и отчасти произведено разравнивание бугра, образовавшегося из сломанных сакель перед подвижным артилерийским взводом и мешавшего хорошему обстрелу орудий, а также срублены деревья перед подвижным взводом и госпитальным капониром.

Часть приготовленных гарнизоном земляных мешков была распределена по оборонительной линии.

Навес-банкет возле порохового погреба был докончен рабочими из туземцев и продолжалось рытье колодцев, прерванное накануне.

Между тем еще с раннего утра звуки труб в городе призывали наманганцев к возобновлению нападения и хотя по цитадели был открыт фальконетный и ружейный огонь, гарнизон спокойно выжидал приближения неприятеля на близкую дистанцию и не отвечал на выстрелы.

В 8 часов утра комендант послал рабочую команду, под начальством штабс-капитана Церпицкого, чтобы продолжать расчистку эспланады под прикрытием полувзвода 1-го Туркестанского стрелкового баталиона под командой портупей-юнкера Конопельского.

Имея в виду произвести рубку деревьев и сжечь сакли наружного (дальнейшего) края эспланады, штабс-капитан Церпицкий двинулся с рабочей командой по большой базарной улице, но едва он прошел базарные ворота, как справа и слева на него посыпались выстрелы.

Путь впереди был прегражден завалом, занятым неприятелем и штабс-капитан Церпицкий принужден был повести свою команду штурмовать завал, которым и овладел. Преследуя неприятеля далее, команда овладела один за другим еще семью завалами и совершенно очистила базарную улицу от неприятеля.

Затем, соединившись с прибывшей на поддержку колонной полковника барона Меллера-Закомельского, команда штабс-капитана Церпицкого вернулась в цитадель.

Полковник барон Меллер-Закомельский выступил в этот день из лагеря с 4-й ротой 1-го и 4-й ротой 2-го Туркестанских стрелковых баталионов, с целью окончить начатое [53] накануне уширение улицы между цитаделью и лагерем, указанное в инструкции, данной ему генералом Скобелевым.

Успешно окончив эту работу, он собрал роты на эспланаде у цитадели, откуда, услышав перестрелку команды штабс-капитана Церпицкого, послал майора Калитина с 4-й ротой 1-го Туркестанского стрелкового баталиона для поддержки ее, а вслед за сим и сам двинулся туда же с 4-й ротой 2-го Туркестанского стрелкового баталиона и одним орудием подвижного артилерийского взвода, взятым из цитадели.

Колонна полковника барона Меллера-Закомельского дошла до начала базара и отсюда, как уже было упомянуто выше, присоединив к себе команду штабс-капитана Церпицкого, вернулась в цитадель, причем на обратном пути были разрушены и подожжены все сакли. Неприятель понес большие потери и масса трупов осталась на месте действия нашей вылазки.

Еще утром 25-го октября неприятель отвел арыки, снабжавшие водою цитадель и лагерь, вследствие чего немедленно были приняты меры к бережному расходованию запаса воды, имевшегося в цитадели в прудах, вырытых ранее но приказанию генерала Скобелева, а в лагере в плесах арыков и в близ лежащих прудах. Запаса воды могло хватить на несколько дней.

Можно было ожидать, что наступающая ночь пройдет спокойно; город во многих местах горел, а шум в неприятельском стане и стук были слышны на далеком расстоянии от цитадели.

Но около 2-х часов ночи у ворот со стороны лагеря послышался сдержанный говор людей и храп лошадей.

Все встрепенулось; прикрытие, стоявшее у ворот, заняло завал и вскоре заметило кучки людей, подползавших к воротам из-за кустов и деревьев. Три дружных залпа, данные по неприятелю, очистили впередилежащую местность, после чего в остальную часть ночи спокойствие более не нарушалось.

26-го октября неприятельские трубы с 7-ми часов утра начали сзывать наманганцев к нападению, но до 9-ти часов все было спокойно.

Оборонительные работы в этот день продолжались, причем из сартов и евреев, находившихся в цитадели, была сформирована рабочая команда, начавшая с раннего утра кладку оборонительной стены на капонире № 1. Работа по устройству порохового погреба также была возобновлена. [54]

В 8 часов утра прибыл из лагеря полковник барон Меллер-Закомельский с 3-й ротой 2-го Туркестанского стрелкового баталиона, 2-й ротой 2-го Туркестанского линейного баталиона и одним конным орудием и двинулся к дровяному базару, оттеснил неприятеля на значительное расстояние и тем дал возможность гарнизону цитадели произвести фуражировку для пополнения запаса клевера и ячменя.

В это время неприятель начал обстреливать цитадель со стороны большого базара. Чтобы оттеснить его и сжечь окончательно как улицу, так и базар, подполковник Гарновский послал 3-ю роту 1-го Туркестанского стрелкового баталиона под командой штабс-капитана Попова, который, овладев на пути двумя завалами и свернув переулками, вышел к большому базару, зажег его и направился обратно по базарной улице.

Зайдя таким образом в тыл неприятелю, занимавшему баррикады и прогоняя защитников их выстрелами, штабс-капитан Попов разбирал все баррикады и зажег их и сакли.

Рота вернулась в цитадель через два часа по выступлении, потеряв одного раненого.

В это же самое время и колонна полковника барона Меллера-Закомельского прошла весь дровяной базар и значительную часть большого базара, причем овладела двумя завалами, зажгла на своем пути все то, что еще уцелело, после чего вернулась в цитадель, а оттуда в лагерь.

Вся потеря наша за три дня 24-го, 25-го и 26-го октября состояла из трех раненых обер-офицеров (Туркестанской саперной роты поручик Борисов и 1-го Туркестанского стрелкового баталиона подпоручик Попов и прапорщик Федоров), шести убитых, 31 раненых и 14-ти контуженных нижних чинов.

О всех вышеописанных событиях генерал Скобелев получил сведение на биваке у Чуста и в 12 часов ночи на 26-го октября поднял отряд.

В час ночи авангард был уже в полном движении по Наманганской дороге, а в 11 1/2 часов утра 26-го октября голова колонны, наступая от окрестностей Тюря-Кургана с боем, была уже в лагере, где и соединилась с отрядом, оставшимся под начальством полковника барона Меллера-Закомельского.

В час пополудни генерал Скобелев прибыл в цитадель, [55] где нашел как оборонительные работы, так и вообще нравственное настроение гарнизона в превосходном состоянии.

В своем донесении командующему войсками округа о событиях 24-го, 25-го и 26-го октября в Намангане (Рапорт от 7-го ноября за № 52.) генерал Скобелев в весьма горячих выражениях свидетельствовал о доблестном поведении вообще всех войск, оставленных в Намангане, в особенности же о примерном во всех отношениях поведении при этих трудных обстоятельствах коменданта цитадели подполковника Гарновского, полковника барона Меллера-Закомельского, военного инженера штабс-капитана Воронца и капитана Аверьянова, который, как наиболее знакомый с городом и жителями, принес большую пользу делу обороны и молодецки исполнил свой долг, командуя фасом, на который главным образом был направлен натиск неприятеля.

В 3 часа пополудни 26-го октября генералом Скобелевым была произведена рекогносцировка с отрядом в составе 4-й роты 2-го Туркестанского стрелкового баталиона, 1-й Семиреченской казачьей сотни, двух конных орудий и ракетного дивизиона по направлению оврага Сай-буи с целью окончательного определения пунктов для расположения батареи, так как генерал Скобелев решил на другой день бомбардировать и штурмовать город, преимущественно направляя удар на укрепленную и сильно занятую часть города у разделения арыков.

Отряд, назначенный для производства рекогносцировки, следуя в означенном направлении, отогнал значительные массы неприятельской кавалерии, занимавшей высоты по северной окраине города, а несколько удачных артилерийских выстрелов заставили неприятеля уйти на далекое расстояние.

Рекогносцировка эта, произведенная под огнем неприятеля, показала следующее:

1) Что артилерийская позиция, выбранная нами еще ранее, вполне отвечает цели — безусловного командования над городом.

2) Что наступление штурмовых колонн с этой позиции к центру сопротивления было кратчайшее.

3) Что при охватывающем движении части отряда по высотам вдоль Чартакской дороги, неприятель, выбитый наступлением штурмовых колонн с правого берега Сай-буи, будет [56] поставлен перекрестным огнем наших войск в невозможность упорно держаться за завалами, сооруженными на левом берегу этого арыка.

Большая пыль по направлению к мечети Байны-Кадре, где расположились вожди газата Батырь-Тюря, Маулеви-Ишан и другие, в связи с полученными от лазутчиков сведениями, убедили генерала Скобелева, что хотя неприятель и занимает весьма сильную позицию (одних вооруженных ружьями было до 9,000 человек), но расположен скученно и не может выдержать усиленного обстреливания артилерийским огнем.

Этой же рекогносцировкой определилось, что для действия артилерии на пункт соединения арыков, близ которого неприятель сосредоточил свои силы, представляла весьма большие выгоды позиция на правом берегу Сай-буи № 2, как более близкая к цели.

При обратном движении рекогносцировочного отряда неприятель пытался перейти в наступление, но несколько удачных выстрелов из цепи заставили его отойти.

Около 5-ти часов пополудни неприятельские стрелки, заняв сады у Аулиэ-Мазара, против правого фаса лагеря, открыли по нему довольно сильный огонь.

Чтобы отогнать неприятеля был послан полувзвод 3-й роты 2-го Туркестанского стрелкового баталиона под командой штабс-капитана Киркина, который, после непродолжительной перестрелки, с криком «ура», штыками выбил неприятеля из занятой им позиции, после чего вернулся в лагерь.

В течение всей ночи с 26-го на 27-е октября неприятель никаких попыток к нападению не обнаружил.

Предположив 27-го октября занять западную часть Намангана по правому берегу Сай-буи и по выбитии оттуда неприятеля расположиться на позиции и укрепить ее, генерал Скобелев сделал следующее распоряжение:

Три штурмовые команды должны были, наступая концентрически, сойтись у соединения Янги-арыка с арыком Сай-буи.

Первая колонна, в составе 100 человек охотников, под начальством штабс-капитана Церпицкого, выйдя из цитадели, должна была прибыть к назначенному пункту, следуя по улице мимо бань Дарбаз-Ишан.

Вторая колонна, в составе двух рот 1-го Туркестанского стрелкового баталиона и одного спешенного ракетного станка, [57] под начальством майора Калитина, выйдя с места лагерного расположения, должна была следовать по левому берегу Янги-арыка.

Третья колонна, в составе 1-й, 2-й и 4-й рот 2-го Туркестанского стрелкового баталиона, одного орудия конно-артилерийской батареи со спешенною прислугою и одного спешенного ракетного станка, под начальством подполковника Андросова, должна была следовать к назначенному пункту от артилерийской позиции № 1.

Четвертая колонна (резервная), в составе 2-й, 4-й и стрелковой рот 2-го Туркестанского линейного баталиона, 3-й роты 2-го Туркестанского стрелкового баталиона, 2-й и 5-й Оренбургской сотен, 1-й и полусотни 2-й Семиреченских сотен, семи орудий конно-артилерийской батареи Оренбургского казачьего войска и ракетного взвода, под начальством полковника барона Меллера-Закомельского, должна была, по окончании обстреливания города с позиции № 1, следуя через арык Сай-буи, перейти на артилерийскую позицию № 2.

Назначение четвертой, резервной, колонны состояло в том, чтобы: 1) продолжать обстреливать главную неприятельскую позицию, т. е. пункт соединения арыков, а также пути следования второй и третьей штурмовых колонн; 2) затем направить огонь левее по тем подкреплениям, которые мог получить противник, или же по его отступающим в этом направлении толпам, и 3) действовать по кипчакской коннице, державшейся вне города в степи и обеспечивать тыл штурмующих колонн.

Убежденный, что штурм столь многолюдного города, как Наманган, сильно укрепившегося и готового, как показали предшествовавшие дни, к отчаянному сопротивлению, мог бы, не будучи достаточно подготовлен, вовлечь в большие потери, генерал Скобелев решился предварительно усиленно обстрелять артилерией город и тем нанести урон его защитникам и поколебать их решимость к борьбе.

План этот увенчался полным успехом.

В 8 часов утра 27-го октября генерал Скобелев выступил из лагеря с третьей и четвертой (резервной) колоннами на артилерийскую позицию № 1, а в 9 часов раздался с нее первый артилерийский выстрел, послуживший сигналом к открытию огня и из цитадели. [58]

Канонада продолжалась безостановочно до 10 1/2 часов утра как с позиции, так и из цитадели.

Благодаря тому, что дистанции до базара и до наиболее важных пунктов неприятельской позиции были измерены цепью подпоручиком корпуса военных топографов Жилиным еще во время рекогносцировок 19-го и 20-го октября, а направления на главные мечети и вообще видные строения в этом районе города им же были провешены инструментально на позиции, артилерия имела возможность обойтись без пристрелки и начать сразу поражать намеченные цели.

По этому с первых же выстрелов нашей артилерии стало заметно, что ошеломленный неприятель дрогнул и даже толпы его тысяч в пять человек, обскакавшие отряд с тыла, остановились и перестали гикать, как будто пораженные ужасным зрелищем.

Массы конного и пешего неприятеля с страшным глухим шумом бросились бежать с занимаемой ими укрепленной позиции, всюду поражаемые усиленным артилерийским огнем наших батарей, стрелявших с расстояния от 300 до 800 сажен.

С цитадели в обстреливании города участвовали пять орудий, поставленных на площади у провиантского магазина.

Орудия были установлены по компасу на северо-восток, т. е. на пункт неприятельского расположения, расстояние до которого было определено по плану.

В 10 1/2 часов утра генерал Скобелев с третьей штурмовой колонной двинулся, встречая на пути лишь самое слабое сопротивление, к назначенному пункту, куда прибыли, согласно диспозиции, и первая и вторая штурмовые колонны, тоже почти без боя.

Затем части, собравшиеся у соединения арыков, за исключением 1-й роты 1-го Туркестанского стрелкового баталиона, двинулись, зажигая все на своем пути, на эспланаду цитадели, где и расположились на ночлег, а генерал Скобелев с 1-й ротой 1-го Туркестанского стрелкового баталиона вернулся к резервной колонне.

Начальник резервной колонны, полковник барон Меллер-Закомельский, перешел в 10 1/2 часов утра на позицию № 2, откуда и обстреливал город, а затем направил стрелковую роту 2-го Туркестанского линейного баталиона по большой Чартакской улице в город. [59]

Рота эта, путь которой показывал корпуса военных топографов подпоручик Жилин, дошла до мучного базара, зажигая все на своем пути и вернулась другой дорогой к своей колонне, которая вслед за сим перешла на бивак на место старого лагеря.

Неприятельская позиция, которую без преувеличения можно было назвать неприступной, была покинута им без сопротивления и благодаря этому город был взят нами без всякой с нашей стороны потери.

Убыль неприятеля не представлялось возможным точно определить и можно было лишь с уверенностью сказать, что она была громадная.

Наша артилерия, бывшая на позициях № 1 и 2 под начальством гвардии капитана Ермолова, а в цитадели-подпоручика Шоболова, действовала выше всякой похвалы и вся честь дела принадлежала ей.

Город запылал по всем направлениям.

Еще 27-го октября вечером, а также и на следующий день, 28-го числа утром, явились к генералу Скобелеву с изъявлением покорности жители Намангана и окрестных кишлаков в числе до 2,000 человек с аминами и аксакалами во главе.

Они принесли безусловную повинную и раскаяние и на предложенные им тяжелые условия покорно выразили полнейшее согласие.

Чтобы возможно чувствительнее наказать жителей Намангана за их вероломство и вместе с тем обеспечить наш отряд на зиму более или менее удовлетворительными помещениями, генерал Скобелев объявил жителям, что все пространство, ограниченное степью, направлением от лагеря к цитадели, эспланадой до ворот, ведущих на базар и направлением от этих ворот до ущелья Сая отходит со всеми строениями в распоряжение русской казны.

Мечети, каравансараи и вообще лучшие здания, находившиеся в этом районе, были предназначены для занятия их войсками и были приведены впоследствии в оборонительное положение, а участки, занимаемые частями войск, были соединены широкими улицами, причем было обращено внимание на то, чтобы участки эти взаимно фланкировались.

Благодаря такому решению, вопрос об обеспечении отряда помещениями на зиму разрешался как нельзя более легко и [60] хорошо, так как приспособление сакель не представляло особых затруднений и было исполнено весьма быстро, причем пришлось построить временные бараки только для кавалерии.

28-го октября, в видах удобнейшего снабжения фуражом, генерал Скобелев, с пятью ротами пехоты, всей кавалерией и артилерией двинулся по Чартакской дороге и расположился в пяти верстах от старого лагеря.

29-го октября, до рассвета, он командировал полковника барона Меллера-Закомельского с отрядом из одной роты пехоты, посаженной на арбы, всей кавалерии, двух конных орудий и ракетного дивизиона для наказания жителей кишлака Шайтан, расположенного в двух верстах от Тюря-Кургана, по дороге в Чуст.

Жители этого кишлака ограбили индийцев, ехавших из Намангана в Ходжент, перехватывали наших джигитов и стреляли по отряду генерала Скобелева, когда он, 24-го октября, следовал из Тюря-Кургана в Чуст.

Полковник барон Меллер-Закомельский, исполнив возложенное на него поручение, вернулся в тот же день поздно вечером на бивак у кишлака Чартак, куда перешел в этот день генерал Скобелев.

31-го октября в отряде были получены первые сведения о сборе неприятеля за Нарыном, у кишлака Балыкчи, а 1-го ноября генералу Скобелеву было уже известно, что неприятель занял передовыми партиями кишлаки Кепе и Яр-Курган, расположенные на нашем (правом) берегу реки Нарына, в 12-ти верстах от Намангана.

Решившись атаковать его, генерал Скобелев, чтобы ввести в заблуждение неприятеля, зорко следившего за нашим выдающимся положением у Чартака, перешел со всем отрядом на старое лагерное место, откуда в ночь на 2-е число двинулся на кишлак Кепе.

Генерал Скобелев признал необходимым тотчас же нанести удар неприятелю по следующим соображениям:

1) По свойству и способу продовольствования своих шаек неприятель не мог бы долго оставаться в бездействии и через два-три дня шайки его наводнили бы Наманган и его ближайшие окрестности, прервали бы наши сообщения с Ходжентом, а вместе с тем и подвоз к Наманганскому отряду продовольственных припасов и фуража. [61]

2) По времени года и в виду перенесенных трудов, войска нуждались в зимних помещениях, к устройству которых и было уже приступлено и оставление неприятеля в столь близком соседстве лишило бы отряд содействия рабочих, доставляемых Наманганом, отрывало бы войска от работ для фуражировок и, наконец, вынудило бы отказаться от правильного хода постройки бараков, подвергая таким образом вообще ход наших работ случайностям.

3) Весьма важным обстоятельством являлось то, что люди, осмелившиеся тревожить нас столь скоро после Наманганского погрома, очевидно, принадлежали к лучшим силам неприятеля, представлявшим ядро сопротивления. Поэтому, разбить их имело большее значение в смысле успокоения края, чем рассеять несколькими днями позже, хотя и гораздо более многочисленное, но уже худшего состава скопище.

4) Утверждение населения в покорности нам требовало с одной стороны ограждения его от подстрекателей с левого берега Сыр-Дарьи, а с другой всего лучше поддерживалось нашей способностью к быстрому наступлению против неприятеля, когда и откуда бы он ни появился.

В состав отряда, с которым генерал Скобелев выступил из лагеря под Наманганом, входили следующие части: вторая рота 1-го Туркестанского стрелкового баталиона, третья рота 2-го Туркестанского стрелкового баталиона, четвертая рота 2-го Туркестанского линейного баталиона, вся кавалерия, конно-артилерийский дивизион и ракетный дивизион, а всего три роты, четыре с половиною сотни, 4 орудия и 4 ракетных станка.

При отряде имелись арбы в количестве, достаточном для того, чтобы поместить на них половинное число людей пехоты, благодаря чему движение облегчалось и могло быть произведено с гораздо большей быстротой.

Подходя в 3 часа ночи к кишлаку Кепе, бывший в передовом разъезде с 14-ю казаками пятой Оренбургской сотни хорунжий Рогожников наткнулся на значительный неприятельский пикет и начал его рубить.

Вслед затем из кишлака выскочила конная шайка до 200 кипчаков, но разъезд хорунжего Рогожникова, поддержанный первой Семиреченской сотней есаула барона Штакельберга, после непродолжительной, но отчаянной лихой кавалерийской [62] схватки, во время которой у неприятеля был отбит значок, опрокинул неприятеля, погнал его и изрубил многих.

Генерал Скобелев, следуя с остальной кавалерией и ракетным дивизионом непосредственно сзади, остановил преследование рассеянной шайки в трех верстах за кишлаком и двинулся к броду через р. Нарын.

Перейдя через Нарын и все его рукава и значительно опередив при этом пехоту с артилерией, генерал Скобелев, убедившись в близости значительных сил неприятеля, построил кавалерию в боевой порядок (в первой линии первая Семиреченская и пятая Оренбургская казачьи сотни, а во второй линии остальные сотни с ракетным дивизионом) и быстро двинулся по направлению к урочищу Таш-Бала.

Верстах в пяти за р. Нарыном, у Курганчи Таш-Бала, наша кавалерия захватила только что брошенный неприятелем лагерь, с многочисленными разведенными кострами, нагруженными запасами продовольствия и фуража арбами и несколькими палатками, но самого неприятеля, благодаря темноте ночи и густому туману, не было видно и близкое присутствие его обнаруживалось лишь громкими криками и звуками призывных к бою труб.

Только с восходом солнца наша кавалерия увидела перед собой, саженях в 200, массы конного неприятеля с 40 значками.

Несмотря на крайне неблагоприятную для действий кавалерии местность, топкие рисовые поля и глубокие арыки, несмотря на чрезмерное превосходство в силах неприятельской кавалерии и крайнее утомление наших казаков, уже имевших схватку с неприятелем, генерал Скобелев, желая во что бы-то ни стало захватить неприятельское орудие, решил атаковать неприятеля одной лишь первой линией.

Чтобы подготовить атаку, он вызвал на позицию ракетный дивизион, но, к сожалению, действие ракет было крайне неудачно и из 12-ти пущенных ракет десять разорвались на месте, оглушая прислугу, и даже ранив одного урядника.

Хотя, несмотря на это, молодецкая прислуга с изумительной стойкостью и хладнокровием продолжала свое дело, неприятель видимо был ободрен неудачным действием наших ракет и открыл по казакам сильную пальбу из орудия, фальконетов и ружей.

Стойко выдерживая огонь и наступление неприятеля, [63] охватывавшего густыми массами наши фланги, казаки держались на позиции до прибытия головной части пехотной колонны.

Предполагая, что пехота, оставленная в Кепе, откуда кавалерия шла нарысях, не может, вследствие перехода через множество рукавов, прибыть ранее, как через 3-4 часа, генерал Скобелев приказал ввести лошадей во двор Курганчи, сбатовать их и, усилив таким образом спешенных казаков, приготовился к отчаянной схватке.

Чтобы по возможности выиграть время и отдалить момент решительного наступления неприятеля, генерал Скобелев приказал не отвечать на усиленный неприятельский огонь, вовсе не рассыпал цепи, держал сотни в сомкнутом строю и позволил только Семиреченской сотне дать два залпа по слишком близко наседавшему неприятелю.

Уже полтора часа продолжалась перестрелка и если огонь неприятельского орудия и ружейный был недействителен, то это можно объяснить лишь полной неожиданностью появления нашей кавалерии, благодаря чему неприятельские стрелки и прислуга орудия засуетились и совершенно потеряли спокойствие.

Продолжая обстреливать наш отряд, неприятель подходил к нему все ближе и ближе, и занял Курганчу Тахта-Булак против нашего левого фланга.

Положение нашей кавалерии становилось критическим и несмотря на то, что казаки вели себя молодцами, генерал Скобелев, по его собственному выражению, в письме (От 6-го ноября 1875 года.) к генералу Троцкому «почувствовал себя слабее противника».

Как вдруг в рядах неприятеля стало заметно какое-то смятение, а вслед за этим неприятель стал увозить свое орудие и густые толпы его отхлынули от правого фланга нашего расположения. Недолго пришлось ждать разгадки этого явления: со стороны Кепе на рысях приближался, под начальством полковника барона Меллера-Закомельского, конно-артилерийский дивизион капитана Ермолова под прикрытием 30-ти стрелков второй роты 1-го Туркестанского стрелкового баталиона, посаженных на орудия и зарядные ящики.

Перейдя брод у Кепе, полковник барон Меллер-Закомельский увидел разрыв наших ракет и услыхал вслед за сим артилерийскую и ружейную пальбу. [64]

Сообразив, что нечаянное нападение не удалось и опасаясь за исход неравного боя, он двинулся вперед на рысях с конно-артилерийским дивизионом, не обращая внимания на то, что со стороны города Балыкчи раздавались трубные звуки и на нравом фланге показался уже неприятель.

Соединившись с артилерией, генерал Скобелев тотчас же перешел в наступление и двинул первую Семиреченскую сотню в атаку на место, с которого последний раз стреляло неприятельское орудие и на котором виднелись еще неприятельские всадники.

Но, не выждав этой атаки, неприятель стремительно бросился за Дарью.

Наша артилерия все время поражала отступавшего неприятеля гранатами и картечными гранатами и нанесли ему значительный урон.

Скоро прибыла и остальная часть пехотной колонны и генерал Скобелев, дав войскам трехчасовой отдых у Курганчи Тахта-Булак, вернулся в Наманган.

Впечатление нанесенного кипчакам поражения было настолько сильно, что, против своего обыкновения, они не провожали отряда, за исключением нескольких десятков человек, которые тоже быстро ушли за Дарью после двух-трех произведенных по ним выстрелов.

В этом деле у Таш-Бала 2-го ноября было ранено три казака и один контужен.

Нравственные последствия одержанной победы были громадны и сказались тотчас же.

На обратном пути через Яр-Курган жители этого огромного кишлака толпами выходили навстречу и выражали готовность ловить кипчаков, в случае их появления, а также со всех сторон приходили самые утешительные вести о том, что жители твердо решились не поддаваться обольщениям кипчаков и принялись за свои мирные занятия.

Донося об этом командующему войсками округа (Рапорт от 7-го ноября 1875 г. № 52.), генерал Скобелев выражал уверенность, что полное подчинение последует лишь тогда, когда кипчакам будет нанесен существенный удар в их собственной стране, на левом берегу Дарьи, так как только этим можно отбить у них охоту [65] нарушать спокойствие нашего Наманганского отряда и жителей вновь присоединенного Наманганского отдела.

Критическое положение, в котором наш отряд оказался в деле на урочище Таш-Бала, благодаря тому, что в составе его не было пехоты, а местность, покрытая рисовыми полями, была крайне неблагоприятна для действия казаков в конном строю, особенно благодаря тому, что совершенно неожиданные разрывы ракет на станках не дали возможности подготовить кавалерийскую атаку, привело генерала Скобелева к убеждению, что, во избежание возможности повторения подобных опасных случаев, всегда необходимо иметь в составе летучих и рекогносцировочных отрядов хотя бы небольшое количество пехоты и навело на мысль сформировать конно-стрелковый эскадрон из пехотинцев, посаженных на коней.

Польза такого эскадрона, который мог сопровождать казачьи отряды всюду и придавать этим отрядам должную устойчивость и способность вести бой с успехом при всевозможных условиях и не опасаться положений, подобных тому, как при Таш-Бала, была настолько очевидна, что генерал Скобелев на следующий же день, 3-го ноября, приступил уже к формированию конно-стрелкового эскадрона в составе 15 рядов во взводе, причем лошади с седлами были доставлены по его приказанию жителями гор. Намангана и окрестных кишлаков, изъявившими при этом полную готовность всеми силами помогать нам против кипчаков, не жалея для этого даже своего имущества.

Удачная мысль о сформировании конно-стрелкового эскадрона была вполне одобрена генерал-адъютантом фон-Кауфманом, разрешившим отпуск денег на содержание этого эскадрона из экспедиционных сумм. Эскадрон был быстро сформирован, насколько возможно подучен, а через 10 дней, 12-го ноября, он уже принял участие в штурме кишлака Балыкчи.

Как видно из последующего описания этого штурма, только что сформированный конно-стрелковый дивизион принял в нем деятельное участие, чем доказал свое право на существование и основательность возлагаемых на него надежд.

Зорко следя через надежных лазутчиков за движением неприятеля, генерал Скобелев получил в 12 часов дня 11-го ноября следующие достоверные сведения:

1) Шайка кипчаков более 3,000 человек, с двумя орудиями, подошла к Минь-Булаку 10-го ноября вечером. [66]

2) Главные силы неприятеля, в количестве до 20,000 челов., под начальством Вали-Хана-Тюри Маргеланского, занимали кишлак Балыкчи, имея здесь огромные запасы всего необходимого для шаек; для обеспечения всех этих запасов кишлак был забарикадирован, занят одним пансатом сарбазов (Сарбаз — регулярный пеший воин; пансат — войсковая часть в 500 человек, т. е. около баталиона.), а Вали-Хан-Тюря с остальной конницей и пехотой расположился возле моста.

3) Шайка в 4,000 челов., при двух орудиях, стоит лагерем в 100 саженях от кишлака Шода, за кишлаком, вправо от большой дороги из Намангана.

4) Батырь-Тюря с 3,500 конницы и пехоты того же числа, т. е. 10-го ноября, вечером стоял на местности Кизил-Курган, за Нарыном, против Уйчи.

Все эти шайки представляли как бы кадр вооружённых людей, к которым присоединилась масса аламанов.

О намерениях неприятеля известия расходились: одни лазутчики сообщали, что неприятель предполагает ударить на Чуст; другие же утверждали, что сборным пунктом назначен Наманган.

Во всяком случае было очевидно, что переход неприятельских скопищ на наш берег был неминуем, что подтверждалось отчасти тем обстоятельством, что спокойствие, водворившееся в Намангане и его окрестностях, в последние дни видимо нарушалось и волнения, хотя пока и очень слабые, опять начинались.

В два часа пополудни, 11-го ноября, было получено известие, что Батырь-Тюря с своей шайкой, на рассвете этого дня, перешел Нарын у кишлака Кайка и остановился за Чартаком между Кизыл-Рабатом и Кискен-Джаром.

Посланные генералом Скобелевым для подтверждения этого известия лазутчики вернулись в гор. Наманган в 8 часов вечера, 11-го ноября, и донесли, что Батырь-Тюря действительно перешел р. Нарын.

Необходимость действовать решительно была очевидна.

Кишлак Балыкчи с самого начала военных действий в Наманганском отделе, после ухода генерал-адъютанта фон-Кауфмана, был для неприятеля центром, как стратегическим, так и продовольственным. [67]

Защищенный тремя трудными бродами, пункт этот мог казаться неприятелю неприступным.

Полагая, что погром кишлака Балыкчи, средоточия организационной силы неприятеля, неминуемо произведет впечатление не только на шайки, перешедшие Нарын, но также на все население Коканского ханства, генерал Скобелев решился немедленно действовать. В 8 часов вечера отдано было приказание к выступлению, а в 9 часов вечера генерал Скобелев выступил уже во главе отряда, в состав которого вошли: четвертые роты 1-го и 2-го Туркестанских стрелковых баталионов, вторая и четвертая роты 2-го Туркестанского линейного баталиона, конно-стрелковый эскадрон, развернутый уже в дивизион, первая сотня и полусотня второй сотни Семиреченского полка, первая. вторая и пятая Оренбургские сотни, ракетный дивизион, дивизион первой конной батареи Оренбургского казачьего войска, второй подвижной артилерийский взвод и команда саперов Туркестанской саперной роты; всего 4 роты пехоты, 2 эскадрона конных стрелков, 4 1/2 сотни казаков, 4 ракетных станка и 6 орудий.

Отряд этот выступил с двухдневным запасом сухарей, но без обоза и кухон.

Скоро отряд подошел к броду через р. Нарын, около кишлака Кепе, откуда было видно зарево от костров за Нарыном и Кара-Дарьей, свидетельствовавших о присутствии там значительных сил неприятеля.

Донельзя трудная в осеннюю темную ночь переправа отряда была произведена в замечательном порядке и тишине, причем пехота была перевезена при помощи кавалерии и артилерии.

Неприятель не заметил приближения нашего отряда и в кишлаке Балакчи было совершенно тихо.

В 6 часов утра, 12-го ноября, авангард, под начальством полковника барона Меллера-Закомельского, в составе второй и четвертой рот 2-го Туркестанского линейного баталиона, второй Оренбургской сотни, двух конных орудий и двух орудий подвижного взвода был двинут вперед.

Местность впереди кишлака Балыкчи оказалась затопленной неприятелем; орудия вязли и их приходилось тащить на людях, но это не останавливало движения нашего авангарда.

В начале седьмого часа, только тогда, когда авангард стал подходить к Балыкчинскому мосту, в неприятельском лагере [68] поднялась тревога и вслед за тем со стороны кишлака был открыт сильный ружейный и фальконетный огонь.

Чтобы не обнаружить нашего расположения и вполне воспользоваться темнотою, полковник барон Меллер-Закомельский приблизился к мосту, не отвечая на выстрелы, и приказал четвертой роте 2-го Туркестанского линейного баталиона, под начальством поручика Белова, переправиться на ту сторону реки.

Так как часть настилки моста была разобрана, пришлось переправляться под сильным огнем по одним только переводинам, ползком, но несмотря на это, рота поручика Белова скоро была уже на противоположном берегу и выбила неприятеля из занимаемых им садов и стенок.

В это время с нашей стороны раздались первые орудийные выстрелы.

Прибыв на место начинавшегося боя, генерал Скобелев остановил дальнейшее наступление 4-й роты, уже овладевшей лагерем впереди кишлака и завалом у входа в главную улицу и приказал отвести эту роту несколько ближе к мосту, как во избежание потерь от огня неприятеля, так и для прикрытия моста и брода во время переправы остального отряда, которому было отдано приказание занять позицию на площадке вправо от моста.

Мост был исправлен по указаниям военного инженера, штабс-капитана Воронца, и как только весь отряд переправился на левый берег реки, артилерии было приказано усиленно обстрелять кишлак по направлению к Урде и базару.

Уже совершенно рассветало и генерал Скобелев имел возможность во время артилерийского обстреливания изучить впередилежащую местность и определить пункт и способ атаки неприятельской позиции.

Не желая вводить в кишлак сразу много войск и рисковать получить значительные потери в бою в узких улицах, генерал Скобелев решил сначала определить степень сопротивления неприятеля и лично повел на штурм сперва только 2-ю роту 2-го Туркестанского линейного баталиона и 2-й полуэскадрон спешенных конных стрелков, направив их на Урду и базар. Кавалерия, под начальством войскового старшины Смирнова, была направлена вправо от кишлака на Шариханскую дорогу, чтобы рубить неприятеля, когда он будет выбит из кишлака. [69]

В резерве, под начальством полковника барона Меллера-Закомельского, были оставлены три роты пехоты и шесть орудий.

Несмотря на действие нашей артилерии, неприятель усиливал стрельбу.

Ерики, бой барабанов и трубные звуки свидетельствовали, что он решил отстаивать кишлак и за завалами.

Штурмовая колонна двинулась вперед около 8-ми часов утра и, овладев снова заваленным арбами входом в главную улицу и базаром, выбила неприятеля из Урды и направилась влево по улице, загороженной арбами и буквально битком набитой неприятелем.

В ответ на неприятельский залп наши бросились к арбам, раздвинули их и обрушились на живую стену, преграждавшую им путь.

Около двух минут солдаты работали штыками и по трупам людей проложили себе дорогу для дальнейшего движения по улице, куда стал отступать неприятель, отстреливаясь из-за брошенных арб и из сакель.

Отправив полковнику барону Меллеру-Закомельскому приказание двинуть в город еще одну роту, генерал Скобелев собрал людей и, приведя их на сколько возможно в порядок, снова двинулся вперед, свернул влево с улицы и направился на сакли, где еще держался неприятель.

Не вдаваясь в перестрелку, колонна бегом направилась по указанному ей направлению, штыками очистила проходы и занятые неприятелем сакли, после чего, выйдя в сады, где прекращались постройки, открыла огонь по бежавшему уже неприятелю.

Между тем, казаки, обскакав кишлак, успели порубить часть бегущих по Шариханской дороге, отбив у них несколько значков и труб.

Скоро кишлак Балыкчи был совершенно очищен от неприятеля и молодецкий штурм его закончился полным разгромом значительных сил неприятеля.

По сведениям, собранным от туземцев тотчас же после этого дела, в кишлаке Балыкчи находилось до 20,000 пехоты и конницы, под начальством Вали-хана-Тюри и, кроме того, в ближайших кишлаках Минь-Булаке было 3,000 человек, под начальством Гаиб-Ишик-Агасы и в кишлаке Тады до 4,000 человек под начальством Хашим-хана-Тюри.

Несмотря на такое численное превосходство неприятеля, наши [70] потери ограничились лишь одним убитым, восемью ранеными и двумя контуженными нижними чинами, что объясняется, главным образом, неожиданностью нашего нападения и решительностью действий штурмовой колонны под личным начальством генерала Скобелева.

Что же касается потери неприятеля, то в точности определить ее не было никакой возможности, но во всяком случае она была громадна, так как на одном лишь месте, где произошла штыковая свалка у базара, было насчитано до 200 трупов, между которыми оказался и труп Вали-хана-Тюри Маргеланского.

По сведениям, собранным от туземцев вскоре после Балыкчинского дела, убитых со стороны коканцев было до 2,000 человек и около 500 убитых и подстреленных лошадей.

Трофеями этого дела были пять бунчуков, в том числе и белый бунчук Вали-хана-Тюри, 25 значков, масса холодного и огнестрельного оружия, несколько труб, барабанов, 150 арб с имуществом, преимущественно новыми одеялами и халатами, большие запасы продовольствия (лепешек, ячменя, муки, клеверу) и громадное количество разного скота, достигавшее до 10,000 голов, в том числе много лошадей.

По приказанию генерала Скобелева часть этой добычи, сколько было возможно, была взята отрядом с собою, а остальное сожжено, причем много холодного и огнестрельного оружия было переломано и тоже брошено в огонь.

Часть кишлака Балыкчи, прилегавшая к реке, была стерта с лица земли.

В 9 часов вечера 12-го ноября отряд вернулся благополучно в Наманган.

А. Серебренников.

(Продолжение следует).

Текст воспроизведен по изданию: К истории кокандского похода // Военный сборник, № 7. 1901