-

РОБЕРТ ША

ОЧЕРКИ ВЕРХНЕЙ ТАТАРИИ,

ЯРКАНДА И КАШГАРА

(ПРЕЖНЕЙ КИТАЙСКОЙ ТАТАРИИ)

СОЧИНЕНИЕ РОБЕРТА ША

Великобританского комисара в Ладаке

_______________________________________-

СОДЕРЖАНИЕ.

ГЛАВА I. В виде введения.

Поселение автора в Гималайских горах. — Любопытство притягивает его в страны, лежащие за гималайскими горами. — Общие физические отношения между Тибетом и Гималаями. — Страны за Тибетом, недоступные до тех пор. — Убиение А. Шлагинтвейта. — Посещение Хотена Джонсоном. — Предварительное посещение Ладака автором. — Тибетская плоская возвышенность; холодный ветер, дующий здесь; деревни тибетские и их жители. — Ламы. — Город Ле (Ладак). — Встреча с туркестанскими купцами. — Благодарность их за выгодные условия, достигнутые чрез посредство доктора Кэлэ. — Возвращения в Кангру из Ладака. — Лишения, вынесенные в проходе Бара-Лаха. — Приготовления к поездке в Восточный Туркестан. — Путешественники принимают на себя характер купцов. — Мунши Диван-Бахш избирается конфиденциальным агентом и вестовым путешественников 1

ГЛАВА II. Племена, населяющие Туркестан и Татарию.

Характеристика народа Восточного Туркестана. — «Татарские арийцы». — Вероятие арийского происхождения первоначальных жителей и страны. — Последние остатки их в Сариколе. — Тюрки и таджики; Киргизы и сарты. — Народ Бадахшана и Вахана. — Узбеки, Кипчаки, Туркменцы, Казаки, Кара-Калпаки, Киргизы. — Магометанское вероисповедание их. — Поселенцы в Восточном Туркестане; Кашмирцы; Балты; Бадахшане. — Тиан-Шан; Калмыки. — Великая пустыня; Дулани. — Зунгария. — Тунгане; предполагаемое словопроизведение этого названия и происхождение народа. — Таранчи; Канзу, Чарчанд. — Что говорит о нем Марко Поло. — Цильм — его положение. — Талки 22

ГЛАВА III. Позднейшая история Восточного Туркестана.

Дела в Коканском Ханстве; изгнание начальника Худа-Яр-Хана. — Ходжа-Вале-Хан; его нашествие на Восточный Туркестан. — Убиение им А. Шлагинтвейта. — Худа-Яр-Хан возвращается на коканский престол. — Беспорядки в Кашгаре и Ярканде. — Движение русских в Западном Туркестане. — Рассказ о возмущении тунганов против китайцев. — Набег киргизов на Кашгар. Жестокости, производимые ими. — Новое нашествие из Андиджана. Владычество тунганов в Ярканде. — Магомет-Якуб овладевает Кашгаром и Яркандом. — Он берет титул Аталыка-Хази; покоряет Хотен и убивает Хана-Хабибулла. — Он принимает русского посланника. — Завоевание и обесселение Сариколя. — Хронологическая таблица современной истории 40

ГЛАВА IV. Путешествие из Кангры в Ладак.

Долина Ку-лу. — Яркандский сирота. — Бара-Лахский проход. — Перемена физических свойств. — Характеристика сухой полосы. — Равнина Инда. — Обход, сделанный на Восток от Ладака в поисках нового пути. — Выписки из дневника. — Хаджи по возвращении в Центральную Азию. — Их взгляд на христиан. — Плоская возвышенность Рупшу. — Китайские черты народонаселении. — Озеро Пангонг. — Исследования доктора Кэлэ. — Автор присоединяется к нему и отправляется в Ле. — Свидание с яркандским послом. — Приготовления для отправки с послом мунши. — Господин Дуглас Форсит в Ле. — Заботы приготовлений. — Аргуны и их подлости. — Предложение г. Торпа присоединиться к автору. — Отъезд из Ладака 59

ГЛАВА V. Путешествие из Ладака к р. Каракаш.

Дургу. — Цена за шалевую шерсть. — Танксе. — Трудности, сопряженные с лошадьми (пони). — Наем яков. — Вход в равнины Чанг-Ченмо. — Охота на диких яков. Ovis Ammon. — Гейвард предполагает присоединиться к нам. — Известия о стране, лежащей на восток. — Встреча с Гейвардом; его планы. — Доводы против совместного путешествия. — Оба путешественника разъезжаются. — Странное положение, советуемое во время сна на холоде. — Равнина Лингзи-Танг. — Растение «Ловедула». — Прислуга гудди (из Кангры). — Антилопы с лирообразными рогами. — Лак-Цунг. — Дикие яки. — Тибетская диэта. — Леденое озеро. — Вид Куэн-Лун. — Река Каракаш. — Путешествие вдоль берегов ее. — Теплые источники. — Каменоломни нефти. — «Кианги» или дикие ослы 74

ГЛАВА VI. Задержка в Шахидудле.

Письмо из крепости Шахидуллы Ходжа. — Тюрки, их одежда и обычаи. — Употребление ими имени Тибета. — Еще о путешествии по берегам Каракаша. — Первое зрелище киргизской юрты. — Ее обитатели. — Прибытие тюркских солдат. — Путешественник посылает с ними письмо к царю (Аталыку-Хази). — Приезд в Шахидуллу и ожидание там приказаний. — Приезд михмандара от кашгарского правительства. — Затруднения вследствие приближения Гейварда. — Продолжение выжидания в Шахидулле. — Прибытие посланного от мунши. — Путешественник принимает тюркскую одежду. — Прибытие Гейварда в Шахидуллу. — Сообщения с ним. — Отъезд из Шахидуллы 96

ГЛАВА VII. От Шахидуллы до Ярканда.

Шествие вниз по реке Каракашу и поворот к проходу Санджу. — Удобства киргизской юрты. — Лошадиное мясо. — Вид издали туркестантских равнин. — Встреча с юзбаши. — Тюркский образ сидения. — Дастар-хан (скатерть или приношение пищи). — Посещение юзбаши. — Остатки скифской одежды. — Охота на куропаток и другие тюркские удовольствия. — Туркестантский дом. — Письменный этикет. — Санджуский бег. — Тюркские седла. — Гудские купцы 124

ГЛАВА VIII. Продолжение путешествия в Ярканд.

Пустыня. — Город Каргалык. — Характер обработанной страны. — Орошение и мельницы. — Благосостояние народа. — Виселицы. — Беркут или охотничий орел. — Бактрианский верблюд. — Араба или тюркская телега. — Починка дороги в честь путешественника. — Способ путешествия. — Юзбаши: его дружелюбие, живость и хорошие манеры. — Разговор о Кокане. — Игра, называемая Ухлак. — Бухарские хаджи. — Чайная торговля. — Деревня Бора. — Лиророгая антилопа. — Дикие верблюды. — Вечерние забавы. — Почести, оказанные путешественнику. — Заготовление припасов. — Переход через реку Ярканд. — Приближение к городу. — Эшафот. — Город Ярканд. — Янг-Шар (новый город) или Китайский квартал. — Отведение квартир и прием в Ярканде 148

ГЛАВА IX. Пребывание в Ярканде.

Шахавал дад-хва; его высокое общественное положение. — Посещение его и хороший прием, оказанный им. — Помещение путешественника. — Присланная мебель и другие подарки. — Другое свидание с шахавалом. — Убиение Шлагинтвейта. — Что сообщают слуги путешественника о городе. — Путешественник остается дома. — Рамазан. — Снова о шахавале. — Разговор о китайцах и пр. — Гейвард 169

ГЛАВА X. Продолжение пребывания в Ярканде.

Юзбаши. — Провинция Сариколь. — Разговор с мунши о детоубийстве в Индии. — Подарки шахавалу; разговор с ним. — Тюркский взгляд на этнологию. — Старые книги. — Распространенность забав. — Рождественские праздники и подарки. — Путешественник дает обед. — Магометанская прислуга. — Подарок шахавала. — Случай с пистолетом. — Газель-сайкик. — Музыканты. — Новый год. — Мороженый виноград. — Кашмирские злоумышленники. — Анекдот про Аталыка. — Снабжение путешественника деньгами. — Шахавал, его исторические познания. — Распоряжения по поводу продолжения путешествия к Кашгару 188

ГЛАВА XI. От Ярканда до Кашгара.

Укрепления яркандского Янг-Шара. — История Тимура. — Рукав реки Ярканд. — Песчаные холмы. — Памирские горы. — Кизиль Тах. — Царский загородный дворец. — Ученость шахавала. — Тюркские женщины. — Предание о Чингисе. — Разговор об Индии. — Деревня Кизиль. — Добывание железа. — Устройство деревенского дома. — Способ плавления железа. — Опять песчаные холмы. — Прекрасно обработанная местность. — Город Янг-Хиссар. — Убиение Шлагинтвейта. — Разговор об английских правителях Индии. — Переход проз реку Кузун. — Необыкновенная быстрота юзбаши. — Махрамбаши 215

ГЛАВА XII. Приезд в Кашгар.

Переход через четыре реки. — Янг-Шар или кашгарская крепость. — Подарки для Аталыка. — Процессия ко двору. — Калмыцкие, стрелки — Аталык. — Милостивый прием. — Разговор с ним. — Пренебрежение со стороны подчиненных; намек об этом и полученное удовлетворение. — Русское ружье. — Шпионы. — Заключение путешественника в доме, отведенном для него. — Ложные слухи. Сальные свечи. — Серные спички. — Приезд шахавала. — Гимнастика. — Предание об Александре Македонском. — Легенды из истории тюрков. — Сказание о русских и о китайцах. 233

ГЛАВА XIII. Задержка в Кашгаре.

Китайские женщины и их ноги. — Неведенье относительно английских владений в Индии. — Пленные из Сариколя. — Балтские песни. — Приготовление пороха. — Рассказы о прежних английских посетителях. — Сарикольский народ. — Чувства индийских туземцев относительно англичан из Индии. — Истребление чая. — Казни. — Мнение махрамбаши о грехах. — Мирза. — Индийское возмущение. — Церемония по поводу новолуния. — Признанная милость Аталыка к путешественнику. — Хотенский бег. — Ложь мунши. — Восточные сказки

ГЛАВА XIV. Пребывание в Кашгаре (продолжение).

Горы близ Кашгара. — Недавнее сооружение крепости для охранения проходов. — Русские. — Царская храбрость и отвращение махрамбаши к войне. — Китайские наказания. — Сирота Рози. — Пуританские ограничения прежних увеселений. — Прибытие Гейварда

ГЛАВА XV. Задержание в Кашгаре (продолжение).

Красота китайских женщин. — Праздник Курбан Ид. — Белые муравьи в Кашгаре. — Пляска дервишей. — Цены на чай. — Уничтожение торговли невольниками. — Калмыцкий лук и стрелы. — Книжные лавки в Кашгаре. — Англичане и французы. — Нетерпение путешественника подвергается осуждению. — Мумия. — Свидание с Аталыком. — Его сведения об Англии и королеве. — Прощальные подарки. — Третий визит Аталыку. — Его отъезд в Янг-Хиссар

ГЛАВА XVI. Из Кашгара обратно в Ярканд.

Вид гор. — Тюркская араба. — Прощальное свидание с Аталыком. — Подарки для королевы. — Народонаселение Ярканда. — Наказание за воровство. — Конина. — Золото Хотена. — Наказание за неверные весы. — Казнь. — Приготовление к отъезду. — Отъезд в Тибет вместе с Гейвардом

ГЛАВА XVII. Очерк характеристики Туркестана.

Мост святого в Кашгаре. — Реки и потоки. — Величина города Ярканда. — Обороны Ярканда и Кашгара. — Улицы и базары. — Дичь. — Поваренное искуство. — Покупка и продажа. — Монета. — Воспитание. — Судопроизводство. — Способы наказания. — Военнопленные. — Ремесленники и работники. — Армия. — Цена съестным припасам. — Цена земли. — Подати. — Климат. — Песчаные бури. — Землетрясение. — Минеральные продукты: нефрит, мель, свинец, железо и золото. — Меры расстояния

ГЛАВА XVIII. Женские наряды.

Головной убор. — Рог. — Тюника. — Капот. — Обувь. — Косы. — Украшения. — Краска для щек

ГЛАВА I.

В виде введения.

Поселение автора в Гималайских горах. — Любопытство притягивает его в страны, лежащие за гималайскими горами. — Общие физические отношения между Тибетом и Гималаями. — Страны за Тибетом, недоступные до тех пор. — Убиение А. Шлагинтвейта. — Посещение Хотена Джонсоном. — Предварительное посещение Ладака автором. — Тибетская плоская возвышенность; холодный ветер, дующий здесь; деревни тибетские и их жители. — Ламы. — Город Ле (Ладак). — Встреча с туркестанскими купцами. — Благодарность их за выгодные условия, достигнутые чрез посредство доктора Кэлей. — Возвращения в Кангру из Ладака. — Лишения, вынесенные в проходе Бара-Лаха. — Приготовления к поездке в восточный Туркестан. — Путешественники принимают на себя характер купцов. — Мунши-Диван-Бахш избирается конфиденциальным агентом и вестовым путешественников.

В продолжении нескольких лет я жил в долине Кангра, у подошвы снежных гор Гималая. Частые охотничьи экспедиции в горы, достигавшие Кашмира, посвятили меня в тайны азиатских путешествий. Здесь, на самом краю Индии, внимание естественно устремляется на таинственные страны, лежащие за горной стеной, окаймляющей всю [2] северную границу Индийской Империи. Согласно с показаниями исследователей, вся эта горная граница, с южной стороны ее, представляет сначала обширную гористую полосу, состоящую из паралельных горных цепей, которые разделяются большими реками (и цепи, и реки идут по тому же направлению, как и главная цепь); за этой гористой полосой расстилается высокая, совершенно обнаженная возвышенность, упирающаяся на внешние кряжи, как на стены. Эта высокая, плоская возвышенность и есть Тибет, распространяющийся на всем протяжении сзади Гималайских гор и подпираемый ими. Он, естественно, разделяется на восточный и западный Тибет, орошаемый реками Сампу (Под этим названием известна нам река восточного Тибета, но, собственно говоря, «Сампу» значит «река» на тибетском наречии, т. е. Инд можно было бы также называть Сампу.) и Индом. Эти реки текут сначала в близком расстоянии друг от друга, но потом расходятся в противоположные направления, и между тем как одна течет к востоку на протяжении сотни миль, другая направляется к западу. Пробившись на юг сквозь горную цепь, они стремятся в море, заключая между собою всю северную Индию. Это общее описание оправдывается тождественностию рек Сампу и Брамапутра, как кажется достаточно подтвержденной.

Представьте себе стену, на которую упирается сзади высокая, песчаная тераса; средина этой терасы покатая, вследствие чего реки, находящие здесь свои источники, разбегаются вправо и влево, пока не находят низкого места в стене, и отсюда прорываются далее. Вот в каком [3] отношении стоит Тибет со своими реками к Гималайской цепи. Но что находится дальше, на отдаленной стороне песчаной терасы? Подпирают ли ее и с той стороны горные кряжи, или она опускается до общего уровня, или же простирается еще на большем протяжении, сохраняя то же возвышение и ту же скудную обстановку?

Такие предположения становились удивительно заманчивы по мере того, как глаз останавливался на могучей стене, за которой скрывалась разгадка таинственности. Любопытство подстрекается еще появлением туземцев из Ладака, Занскара и проч., тех странствующих и бездомных людей, появляющихся ежегодно в долине Кангра из ближайших частей западного Тибета. Каждую зиму, в известное время, появляются на порожних местах, подле дороги, черные палатки особенного устройства, которые в продолжении нескольких дней укрывают неопрятные семейства узкоглазых тибетцев, мелких торговцев, прибывающих со своим товаром. Наружность их далеко не привлекательная; у них выдающиеся скулы; они очень грязны и носят косички. Но за то они добрейшие люди на свете, и всегда встречают вас с улыбкой.

Кроме того английские охотники, проникавшие в дикие местности Ладака, много рассказывали про удивительных зверей, находящихся там, и о любопытных обычаях будистских жителей.

Охотники, находят здесь, при больших стараниях, диких баранов, величиной с лошаков (пони); дикий рогатый скот с пушистыми хвостами, как у лошадей, и длинной шерстью на боках, висящей до земли, антилоп и газелей; для путешественников не охотников главный [4] интерес заключается в любопытных монастырях, выстроенных на высотах едва доступных скал, где исполинские образа и древние манускрипты составляют богатый интерес для исследований.

Но между тем как Ладак был несколько известен, не смотря на дальнее расстояние его (путешествие туда требует почти месячного перехода через горы), страна, лежавшая за ним, представляла всю заманчивость таинственности и отдаленности. Немногие местные купцы проникали до отдаленных мест Ярканда и даже Кашгара и приносили оттуда страшные воспоминания о вынесенных бедствиях и опасностях, которых им удалось избегнуть. Они рассказывали, что человеческая жизнь ценится в этих странах не выше жизни баранов; немногие купцы отваживались потом на подобные экспедиции. До Индии доходили также слухи о происходящих там возмущениях. Говорили, что подчиненное племя монголов, принадлежавших к мусульманской расе, восстало против господствующего племени китайцев, перерезало их и установило независимость так называемой «Страны шести городов», той самой страны, которая на карте изображена как Китайская Татария. Если мы обратимся к европейской литературе за сведениями об этой местности, то мы найдем в ней большую долю поэзии, нежели истории. Это страна, известная под именем Малой Бухарии; монарх ее приобрел себе вечную память в поэме Мура, воспевающей сватовство его на красавице Лала Рук. Братья Митчел, в своем сочинении: «Русские в центральной Азии», говорят о ней следующее:

«Нас часто упрекали за наше невежество в отношении [5] к вышеозначенной стране, и наши сведения, «преимущественно основанные на догадках», называли недостойными науки, «по причине их значительных недостатков». Люди, легко обвиняющие энергию, принесшую в жертву уже столько дорогих жизней в этой самой стране, призадумались бы, вероятно, если б мы просили их указать средства, которые открыли бы англо-саксонской предприимчивости страну, где каждый человек должен сам постоять за свою жизнь. Для того, чтобы доказать храбрость или выдержку, требуется что нибудь действительнее, нежели восклицания: «дурак!» «трус!», брошенные в лицо каждого путешественника, по мере того, как он обращается вспять, увидев пред собою все трудности и опасности, сопряженные с путешествием по Малой Бухаре».

Обитатели долины Кангра сделались свидетелями одного грустного примера такой беззащитности человеческой жизни. В 1857 г. великий германский путешественник, Адольф Шлагинтвейт, проходя по этому пути к Восточному Туркестану (как я буду теперь всегда называть упомянутую страну), был убит начальником Вали-Ханом, осаждавшим в то время китайскую крепость Кашгар. Шлагинтвейта сопровождали несколько человек, взятых им из долины Кангра, которые и вернулись домой с грустным известием о его смерти.

Все это увеличивало конечно любопытство, с которым все смотрели на громадную снежную стену, представляющую первую преграду между нами и той таинственной страной, которую посетил некогда Марко Поль, почти единственный в этом отношении между европейскими путешественниками. [6]

Чувствуя влечение к этой стране, я, в 1867 году, распространил свою обычно раннюю поездку до Ладака. Моему товарищу и мне очень хотелось встретить караваны из центральной Азии, ежегодно приходящие в западный Тибет, нам хотелось познакомиться с купцами и мы готовы были, если представится случай, продлить наше путешествие до Хотена, маленькой мусульманской области, служащей предместьем Туркестану, и расположенной у подошвы гор, окаймляющих Ладак с севера. Начальник Хотена очень гостеприимно принимал в 1865 году г-на Джонсона — английского чиновника, занимавшего в то время пост в соседних горах. Мы надеялись встретить такой же прием, если удастся заручиться рекомендаций какого нибудь значительного купца.

Но наши надежды рассеялись при полученном на дороге известии о завоевании маленькой области Хотена и убиении ее начальника Якубом Бегом, новым правителем Кашгара и Ярканда.

Это известие о происшествиях, случившихся в течение прошедшей зимы, было принесено из за гор первой партией, которой удалось перейти после того зимние снега и весенние потоки, освободившие горы от своих оков. Мы однако не изменили намерения посетить Ладак, и новизна зрелища вполне вознаградила нас. Оставив за собою узкие ущелья, увенчанные еловым лесом, крутые скалы и ледяные проходы настоящих Гималаи, мы достигли обширной Тибетской плоской возвышенности, в области известной под именем Рупшу.

Находясь на высоте, равной Мон-Блану, эта возвышенность представляет широкие безводные долины, которые, судя [7] глазомером, заключают в себе какие нибудь сотни сажен, а в сущности тянутся на многие мили. По обеим сторонам возвышаются горы всевозможных оттенков красного, желтого и черного цвета; местами на вершинах пробиваются скалы, нарушая однообразие длинных шероховатых покатостей. И горы, и долины состоят исключительно из песчанника. Нигде нет ни малейшего проблеска свежей зелени; только на далеком расстоянии глазу представляется слабый желтоватый отблеск на земле, который, при близком исследовании, оказывается, происходит от нескольких разбросанных кустиков крепкой, колючей травы, пробивающейся сквозь песчанник наподобие полинявших игл дикообраза. Когда вами начинает овладевать отчаяние найти необходимые для путешественника предметы — воду и лес, проводник указывает вам углубление в горах, где почву орошает небольшой ручей, стекающий с горных вершин, из под каких нибудь далеких снежных сугробов, и дальше снова теряющийся в песке; вследствие этой влажности здесь произрастает мелкий кустарник, фута в два-три вышиной; и группы неглубоких ям, окруженных неровно наваленным камнем с грубой печкой по средине каждой ямы, указывают путешественнику места, где на время разбивают свои палатки кочующие тибетские племена. Желающим себе добра, мы советуем воспользоваться убежищем, которое представляют эти каменные стены, как бы они ни были низки и пробиты, потому что после полудня внезапно поднимается такой вихрь холодного ветра, от которого, если он коснется человека, не смотря на дюжину одеял, все члены коченеют. Тибетцы не заботятся о крове в этом случае; они довольствуются, если [8] могут укрыться от ветра за трех футовой стеной. Вот отчего здесь так часто попадаются многочисленные каменные ограды, скученные наподобие улья, и всегда с одной стенкой выше других, обращенной к подветренной стороне. Путешественнику, укрывающемуся от холода после полудня, трудно верится, что он находится там же, где только утром он старался уберечь себя от солнечного удара и был ослеплен нестерпимо ярким светом (Этот факт подтверждает замечание, сделанное Раулинсовом в его «Геродоте», где приводятся разные доказательства в пользу идеи древнего историка, говорившего, что в восточных странах утра бывают жарче, нежели полуденные часы. Геродот полагал, что это происходит от того, что солнце когда встает, ближе к востоку и наоборот, вечером ближе к западным странам, но разумеется причины этого явления, в сущности, чисто местные.).

Вообще это крайне неудобная страна для путешествий. Среди бесконечных долин ее, кажется будто никогда никуда не дойдешь. Можно целые часы идти к одной точке, направляясь по компасу, и все также перед глазами будут одни и те же предметы. Если вы вдали откроете другую партию путешественников, идущую к вам на встречу, то вы можете пройти пол дня, прежде чем вам удастся с ними встретиться. Воздух до того чист, что перспективы нет никакой и все представляется глазу на одном плане, в самом близком расстоянии. Когда выходишь из этих нескончаемых равнин, и снова начнешь спускаться к заселенным местам Ладака, то первые признаки обработанной почвы, открывающиеся перед глазами на противоположном склоне, производят самое странное впечатление. Они бросаются в глаза. Вся сцена представляется резко выступающей на [9] фоне окружающей пустыни и выделяется с поразительною отчетливостью. Представьте себе, что среди спаленной гористой пустыни, как можно себе вообразить ее на Атласских горах или какую мы действительно видим в Адене, разбросаны поля в роде тех, которые встречаются в наилучших, возделанных частях Англии, и над этим пейзажем расстилается италиянское небо, а воздух действует как телескоп, приближая самые отдаленные и мелкие предметы. Разных тонов зелени здесь вовсе нет; каждое возделанное местечко отделяется от окружающей пустынной обстановки так отчетливо, как будто в самом деле его по мерке вырезали из какой нибудь другой страны и нечаянно бросили тут.

Приближаясь к деревне, приходится проходить мимо длинной, низкой, широкой стены, покрытой плоскими каменьями, на которых высечены священные цитаты двумя письменами тибетского наречия. Это так называемые «Мане» и их можно найти несколько в каждой деревни. В обоих концах «Мане» возвышается квадратной пьедестал, на котором стоит огромный, опрокинутый чайник (вероятно так называемый Хортен); все это выбелено, а здание увенчано маленьким деревянным глобусом или полу-лунием, лежащим на чем то в роде обелиска.

Эти постройки, имеющие от 10 до 20 футов вышины, скрывают, как предполагают, священные останки лам, которых здесь хоронили стоя. В боковых гнездах накоплены многочисленные, маленькие медальоны, похожие с виду на украшения, делаемые из лавы. Медальоны эти изображают удивительные, сторукие божества, которых почитает здешняя секта буддистов. Они сделаны из глины, [10] смешанной с пеплом от трупов лам, которые вследствие этого материально принимают после смерти наружность своих божеств. Когда благочестивый тибетский житель доходит до подобной постройки, то он ее неизменно обходит с правой стороны, вследствие чего в таких местах дорога расходится, чтобы доставить одинаковое удобство для приходящих и уходящих. Разбросанные дома деревни имеют плоские крыши; они состоят из двух этажей и выстроены из огромных кирпичей, высушенных на болиде; стены этих домов значительно нагнуты внутрь, а двери и окна отделаны блестящей белой и красной штукатуркой. Крыши обыкновенно уставлены рядами рогов (от диких зверей или от домашних баранов и коз), в которые воткнуты маленькие флаги и тряпки из разноцветной бумажной материи. Свирепо глядящие черные «яки» (скот тибетцев) с мохнатыми хвостами и длинной шерстью, висящей ниже колен, вследствие которой они представляются точно в юбках, пасутся на полях или недовольно ворчат, когда их за нос ведут для переноски клади путешественников. Их обыкновенно ведут женщины, которые носят полосатые, красные с голубым юбки, суконные сапоги до колен и плотно охватывающие талью куртки с барашковым капюшоном (шерстью внутрь), иногда подбитым красным сукном; головы у них не покрыты и только уши защищены от резкого ветра странными суконными наушниками. Самое дорогое украшение их состоит из так называемого «перак», т. е. широкого куска кожи, висящего с головы вдоль по спине, и усеянного рядами крупной фальшивой бирюзы.

Мужчины все безбородые; они носят такие же сапоги, [11] толстые шерстяные кафтаны, перевязанные у пояса и спускающиеся у икр; прическа их состоит из одной косы, а шляпы их похожи на фригийские шапки, висячий конец которых служит для разных целей, в защиту глаз от солнечных лучей, или же ушей — против холодного полуденного ветра.

В толпе любопытных, окружающих путешественника, обыкновенно бывает лама, одетый в красный плащ, оставляющий одну руку и одно плечо голыми также как и голову. В руках он держит молитвенную рукопись, намотанную на цилиндрическую палку; он дает рукописи вращательное движение почти незаметным прикосновением руки к веревочке с небольшой тяжестью, привешанной к цилиндру. Монастырь Ламы обыкновенно возвышается на какой нибудь соседней вершине или лепится по вертикальному склону скалы. В тибетской деревне нет ни одного деревца кроме нескольких приземистых ракит, растущих подле живительных ручьев; а дальше, до самого горизонта тянется непрерывная песчаная пустыня, без малейшего следа человеческого пребывания.

В широкой долине верхнего Инда, занимаемой Ладаком, иные деревни тянутся на протяжении нескольких миль. Урожаи здесь бывают удивительные по своему богатству, а климат гораздо мягче, вследствие меньшей возвышенности почвы, доходящей только до 11,000 футов. Город Ле приютился у подошвы гор, на отлогом песчаном склоне, в расстоянии 4-х миль от реки.

Когда я приехал сюда, я приготовился несколько изучить тибетские нравы и обычаи: после первой моей прогулки по городу, отчасти презрительное внимание, которое во мне [12] сначала возбудили жители местности, заменилось более серьезным интересом. Между прохожими на улицах и в немых рядах, сидящих на базаре, попадались люди совершенно не похожие на окружающих. Их большие, белые турбаны, длинные бороды, широкие платья до земли, раскрытые спереди, где виднеется другое, короткое одеванье, подпоясанное кушаком, тяжелые сапоги из черной кожи, — все это придавало им особенно важный вид, между тем как их обращение, исполненное достоинства, — почтительное, по совершенно лишенное индийского заискивании или тибетского плутовства, придавало им вид людей среди толпы обезьян.

Интерес, возбуждаемый этими тюркскими купцами, вероятно проистекал отчасти из той таинственности, которая сопряжена с их родиной. Эти пришельцы из стран до толе недоступных для иноземцев, может быть, сами своими глазами видали страшную резню, подобную сицилиянскими вечерням, в которой погибло 50,000 завоевателей. Можете быть они сами принимали участие в избиении китайских идолопоклонников. Их глаза привыкли к казням гуртом, которые по рассказам случаются ежедневно в этой беспорядочной стране; их предки, до самого Тамерлана и Чингис Хана, участвовали в переворотах Средней Азии отзывавшихся даже на далеком западе.

Когда мы с ними познакомились, то не нашли в них признаков грозного характера, приписываемого их соотечественникам. Они посетили нас в наших палатках, вели с нами дружественную беседу через посредство переводчика, прихлебывая все время с удовольствием наш [13] чаи, не смотря на ужас наших индийских мусульман, считавших это нарушением кастовых правил.

Гости наши были, что называется, «хорошие малые», понимающие шутку и умеющие пошутить, говорящие непринужденно, но никогда не переступающие границ приличия. Из их обращения видно было, что они уважали самих себя и тех, с которыми говорили; прощаясь с нами они поклонились так, как любой придворный мог бы поклониться. Цвет кожи их только немного темнее европейской; губы у них алые и лица свежие. Тотчас по нашем прибытии ко мне подошел человек в войлочной шапке, в длинном, цветном халате и высоких сапогах. У него была светло-русая борода и усы, и совершенно белое лицо; он поглядел мне прямо в глаза, как сделал бы англичанин. Я только что хотел к нему обратиться как к таковому, но он отвернулся и сел подле моей мусульманской прислуги. Это оказалось был яркандский «хаджи» или пилигрим.

Тюркские купцы тотчас привязались к англичанам, но сердца их были окончательно побеждены, когда доктор Колей, новый британский консул в Ле, объявил им значительное понижение пошлин. Несколько лет перед тем, Махараджа Кашмира, в пределах которого находится Ладак, заключил с верховной властью, т. е. великобританским правительством, условие, по которому он должен был сбавить свои огромные пошлины до 5 процентов со стоимости товара, для купцов, ведущих торговлю между Индией и центральной Азией. Как обыкновенно случается, это условие нигде не было приведено в действие, и наконец, после многих замечаний со стороны нашего правительства, [14] оно должно было отправить в Ладак особого чиновника, для наблюдения за исполнением заключенного условия. Доктор Келей был первым из этих чиновников; он тотчас донес нашему правительству, что кашмирские чиновники нигде не признают сбавленной пошлины. Когда подробности дела были доведены до сведения Махараджи, в Ладак были посланы приказания о прекращении такого порядка вещей; на этот раз приказания были исполнены, благодаря присмотру английского чиновника. Мне случилось как раз в это время быть в городе Ле; и я первый испытал, в качестве англичанина, благодарность яркандских купцов. Они устроили мне настоящую овацию, но мне удалось собрать всех моих новых друзей и довести их процесию до дома английского консула, находившегося за городом, которому они действительно были обязаны благодарностью.

Мы провели здесь около месяца, изучая нравы тюрков, собирая всевозможные сведения о их стране и правителях, и подготовляя путь к экспедиции на будущий год. Наконец, в исходе октября, мы выехали из Ладака и только вследствие ускоренного путешествия поспели перебраться за Бара-Лахский проход прежде нежели снег запер его на весь зимний сезон. В этом месте мы имели несчастие потерять двух индийцев из своей прислуги; они остались назади и обессиленные холодом сели с свойственным им равнодушием, ожидая смерти. Наша партия рассыпалась и в разных местах расположилась бивуаками на них, вследствие чего мы не могли догадаться об исчезновении наших людей до тех пор, когда уже было поздно заботиться о их [15] спасении. Их тела были найдены вместе, простреленные пулями тибетских погонщиков скота.

Никогда я не забуду этой ночи, проведенной на снегу. Когда подъехала лошадь, на которой был навьючен валежник для топлива (уж было за полночь), мы, два англичанина, принялись разводить огонь под защитой скалы, расчистив предварительно снег. Привлеченный огнем сихский купец, попавший вместе с нами в проход, подошел к нам и сел с нами. На конце его длинной черной бороды и усах образовались тяжелые висячие льдинки; лицо его выражало совершенное утомление и единственная мысль его, казалось, была как бы погреться у огня. Я нашел в багаже бутылку рома и принялся ее откупоривать; в это время новый пришлец повернулся к нам, положил мне руку на плечо, и очень серьезно сказал: «Я в этом деле ваш товарищ».

Я засмеялся и тотчас же угостил его ромом, после которого он как будто стал оживать, потому что начал жаловаться на свою судьбу. Он рассказал нам, что скоро ехал, везя с собою все свое богатство в движимой форме, навьюченное на пяти лошадях. Одну из этих лошадей с главными драгоценностями он сам держал под уздцы. Но чувствуя, что рука его мерзнет, он опустил веревку и драгоценная его лошадь пропала неизвестно куда. На собственную лошадь он навьючил тюк хороших шелковых тканей, который упал недалеко отсюда: сойти же с лошади и поднять его, у него не хватило энергии. Люди, знакомые с характером индийского купца, поймут из этого факта крайность, до которой он был доведен. Я советовал ему на будущее время следовать нашей пешеходной системе [16] путешествия, благодаря которой мы все время сохраняли в себе приятную теплоту. Впрочем я должен прибавить, что в этом отношении не мало способствовал и образ одежды нашей. На дороге мы носили по четыре экземпляра каждого обыкновенного предмета одевания, и сверх всех этих платьев надевали еще большие шубы и бараньи шапки с наушниками.

Наш друг Тара-Синг, сихский купец, получил однако обратно все свои утраченные драгоценности; один из моих слуг, горец, шедший позади нас, встретил в проходе блуждавшую лошадь и привел ее к нам.

После сильного, вышеописанного мороза и длинных пустынь без единого деревца, по которым мы так долго шли, можно себе представить с каким наслаждением мы спустились в последний горный проход Ротанг и увидели перед собою великолепные леса и зеленую долину Кулу, одну из горных участков, принадлежащих к области Кангра. Когда мы вошли в лес, в тенистой чаще которого живописно вьется хорошая, проезжая дорога, пересекающая прелестнейшие ручьи чистой воды, через которые переброшены грубые деревянные мостики, когда мы впервые вдохнули воздух, показавшийся нам весенним после испытанной нами стужи, мы расположились на опушке леса, чтобы лучше насладиться первыми впечатлениями всей этой прелести природы. В этом положении нас застал английский офицер, вышедший из долины Кангра на охотничью экспедицию. Он не хотел сперва признать нас за соотечественников, и только после нескольких фраз, сказанных нами по-английски, он убедился в том, что мы не яркандские купцы. Взглянув на себя после в зеркало мы не [17] удивились его недоверию; наши черные лица, длинные шубы и тибетские сапоги вполне могли оправдать его предположение.

Возвратившись в долину Кангра, я серьезно стал готовиться к экспедиции будущего года. По несчастно мои товарищ не мог на этот раз присоединиться ко мне, т. е. я один занимался своими приготовлениями. Судя по всем собранным сведениям, единственное средство проникнуть в желанную страну, казалось, заключалось в принятии на себя роли купца. Азиатцы, предпринимающие какие нибудь путешествия, всегда руководствуются одной из следующих трех причин: цель их путешествия бывает или религиозная, или торговая, или политическая. Чтобы поклониться святыне, они готовы пройти чрез весь континент: они рискуют жизнью на торговых предприятиях, а послы отправляются в самые отдаленные края от одного начальника к другому. Первая и вторая из этих целей были для меня недоступны. Я не хотел отказываться от своей национальности, следовательно, для меня не могло существовать религиозного интереса в Центральной Азии; точно также я не мог получить от нашего правительства официального поручения.

Но я был убежден, что теперь именно настала благоприятная минута для открытия сношений с восточным Туркестаном. Излишне будет излагать здесь причины, на которых я основывал свое убеждение; они выяснятся далее.

Итак, я решился принять на себя характер купца, тем более, что я таким образом мог отлично ознакомиться с положением торгового рынка Центральной Азии и с теми [18] выгодами, которые он представлял для английской торговли, в особенности относительно одной статьи — индийского чая, в которой я имел свой личный интерес. Если бы мне удалось достигнуть этих торговых сведений, результат моего путешествия был бы крайне успешен, потому что с полудикими народами торговля представляет единственные средства к союзу. Я мог таким образом надеяться основать постоянные сношения с Центральной Азией, которые не могли установиться только вследствие отдельных посещений английских путешественников.

Следующий затем вопрос заключался в том, внести ли мне в программу этих занятий и географическое обозрение страны. Восточный Туркестан, основательно говоря, представляет пробел на наших картах. Все подробности его чисто гадательного свойства (Исключая, конечно, труды майора Монтгомери, который со своими туземными сыщиками проникал до самого Ярканда.).

И так было бы очень важно составить порядочную карту этой страны. Но я сомневался в успехе стольких предприятий. По общим отзывами, против подобной экспедиции и успеха было гораздо более шансов, нежели за нее. Зачем же прибавлять ко всем трудностям еще и такую значительную? Географическое исследование страны особенно пугает варварский народ. Впрочем страх этот и недоверие не ограничиваются только варварскими народами. Самые образованные нации Европы отнеслись бы с неудовольствием к попытке тайного исследования их стран со стороны чужого правительства. [19]

Если мое предприятие не удастся вследствие такого обстоятельства, рассуждал я сам с собою, доступ к Центральной Азии останется еще на многие годы закрытым. Англичане навлекут на себя подозрение, не существовавшее до сих пор; таким образом пропадут планы исследовать страну в будущее время; другие же цели моего путешествия останутся также недостигнутыми.

С другой стороны, если эта первая трудная экспедиция удастся, если первый англичанин, который появится в новой стране, не выкажет никакого опасного любопытства, и его появление принесет так же мало вреда жителям этой страны, как появление какого нибудь азиатского купца, то можно надеяться, что подозрительность их уменьшится и что в будущее время доступ иностранцам в их землю не будет сопряжен с такими трудностями. Когда они узнают, что мы не имеем против них никаких враждебных намерений, тогда настанет время делать географические исследования и исправлять наши ошибочные карты.

В сущности не для того узнают страну, чтобы нанести ее на карту, а наносят ее на карту обыкновенно для того, чтобы ознакомиться с нею. Я бы пронес в жертву средствам самую цел, если б стал заботиться о точности наших географических карт в ущерб будущих сношений, или так бы повел свои исследования Восточного Туркестана, чтобы закрыть нам на будущее время доступ к нему. Вследствие этих соображений я решился ограничиться в своих наблюдениях одним призматическим компасом, употребление которого, даже в случае открытия его ту [20] земцами, не могло возбудить серьезных подозрений с их стороны.

Согласно с выбранною мною ролью купца, я вошел в соглашение с одной фирмой в Каликуте для пересылки таких товаров, которые казались наиболее пригодными для яркандского рынка.

Кроме того нужно было позаботиться о подарках, преимущественно в виде огнестрельного оружия, потому что в Азии ничего нельзя сделать без обмена приношений. Я именно на это и возлагал главные надежды успеха; мои план заключался в том, что я пошлю вперед поверенного, который поднесет от моего имени королю и главным сановникам мои подарки, извещая их в то же время о моем скором прибытии с более драгоценными дарами, которые я надеюсь лично представить им. Мне казалось, что можно достигнуть успеха, польстив их корыстолюбию и вместе с тем уничтожив их подозрение заблаговременным предупреждением о моем прибытии. Я выбрал себе в поверенные мусульманина, служившего мне прежде в качестве мунши, т. е. писца, и занимавшего в настоящее время какое-то мелкое правительственное место. Его звали Диван-Бахш. Семейство его всегда служило мусульманским Раджам в Раджари; но во время беспорядков, последовавших после наших сихских воин, кашмирский Махараджа присоединил к своим владениям Раджари, причем английское правительство дало пенсию свергнутому Радже. Он должен был постепенно отказаться от всего своего штата. В числе других и Диван-Вахш с своими братьями принуждены были искать себе средства к существованию. Вследствие своего происхождения, Диван-Бахш [21] получил лучшее воспитание, нежели большинство из его собратий муншев; он знал хорошо персидский язык и отчасти арабский. К тому же он был знаком с этикетами и обычаями восточной придворной жизни, вследствие чего он являлся особенно пригодным человеком для моего предприятия. Ручательством же в его верности, когда я буду в его власти среди его единоверцев, служило то обстоятельство, что он оставлял в долине Кангра свою жену и детей, существование которых зависело от его возвращения.

И так, после долгих сомнений с его стороны, я снарядил его для проложения мне дороги в Ярканд. Сначала, впрочем, Диван-Бахш должен был мне сопутствовать. [22]

ГЛАВА II.

Племена, населяющие Туркестан и Татарию.

Характеристика народа Восточного Туркестана. — «Татарские арийцы». — Вероятие арийского происхождения первоначальных жителей страны. — Последние остатки их в Сариколе. — Тюрки и таджики; Киргизы и сарты. — Народ Бадахшана и Вахана — Узбеки, Кипчаки, Туркменцы, Казаки, Кара-Калпаки, Киргизы. — Магометанское вероисповедание их. — Поселенцы в Бостонном Туркестане; Кашмирцы; Балты; Бадахшане. — Тиан-Шан; Калмыки. — Великая пустыня; Дуланы. — Зунгария. — Тунгане; предполагаемое словопроизведение этого названия, и происхождение народа. — Таранчи; Канзу, Чарчанд. — Что говорит о нем Марко Поло. — Цильм — его положение. — Талки.

Жители Восточного Туркестана не принадлежат к чисто татарской расе. Если сравнить яркандцев с кочующими племенами киргизов и даже с более образованным и смешанным племенем узбеков, то мы найдем в первых решительные черты арийского типа (Этому факту не противоречат сведения, почерпнутые нами из древних авторов. По видимому эту страну обитали саки («Геродот» Раулинсона, см. приб. кн. VII. Essay I; параграф VIII) и Геродот всегда упоминает о них вместе с бактрами, арийским народом, а Страбон (кн. XI, гл. VI, пар. 2; гл. VIII, пар. 2 и 8) с масаджетами, другим арийским племенем.

Из того, что саки причисляются к скифским племенам, не следует, что они туранского происхождения; доказано, что другое скифское племя (обитатели нынешней южной России), по своему наречию, принадлежит к арийской расе (Раулинсон «Геродот»].). Они высоки ростом, [23] несколько худощавы и угловаты (похожи на американский тип, как его изображают на карикатурах, и даже на портрет покойного президента Линкольна). Лица у них продолговатые, носы правильные и все они носят большие бороды. Вот внешний вид обыкновенного деревенского жителя Ярканда.

Киргизы, напротив, приземисты, с узкими глазами, выдающимися скулами, сплюснутыми носами; с такими же безбородыми лицами как и китайцы. Между узбеками также редко встречаются люди с бородами; обыкновенно у них пробиваются редкие волосы около углов рта и на подбородке. Если у некоторых и растут усы и бороды, то они этим обязаны примеси таджикской крови, вследствие долгого пребывания в Бухаре и Кокане между людьми таджикского племени.

Эти факты доказывают, по моему, что современные яркандцы не принадлежат к чисто татарской расе как киргизы (Я полагаю, что киргизы татарского происхождения, но трудно определить к какой именно ветви этой расы они принадлежат.), или как некоторые узбеки к татарам, испытавшим арийское влияние, а скорее к «отатарившимся арийцам», если можно так выразиться. Это могло только произойти вследствие того, что первоначальное население было арийское, потому что нам известно, что переселенцев этой расы не было со времен татарского завоевания. В пользу такого предположения служит еще арийское происхождение имени Хотен (также как и многих других названий).

Из китайских летописей мы видим, что около половины второго столетия до Г. X., татарское племя ючи, [24] теснимое с с. запада другими татарскими племенами, двинулось в Ярканд и Кашгар, вытесняя оттуда в свою очередь туземных обитателей.

Что они не были окончательно вытеснены видно из сильной примеси арийской крови, видной еще до сих пор, как я говорил выше, в населении помянутых стран. Арийцы, которые выселились еще до нашествия татар, вероятно должны были сначала подвинуться к Памирским горам и степям, могущественной стене, идущей на север и на юг, и отделяющей эту местность от стран, лежащих к западу; потом они верно перешли эту границу и распространились по долинам Оксуса и Бухары, найдя там по всей вероятности родственное себе племя.

Но небольшая часть их не решилась перейти горы, осталась в долинах Сарикольской области к востоку от Памира и в местности, отделяющей Памир от Мустакской цепи они оставались здесь до настоящего времени. В течение последних двух лет однако, эти остатки транспамирских арийцев были выселены из своего убежища; Аталык-Хази, по примеру восточных победителей, переселил все племя (состоявшее не более как из 1000 или 1500 человек), на том основании, что оно причиняло ему беспрестанное беспокойство. Я видел в Кашгаре некоторых из этих пленных, и узнал с тех пор, что их больше не осталось ни одного человека в Сариколе, где киргизские эмигранты с севера заменили древнее арийское племя. Они говорят персидским наречием, с примесью тюркских слов.

За Сариколем и Памирской цепью, в высокой Ваханской долине, у истоков Оксуса, поселилась другая часть [25] теснимых арийцев. Остальные горные долины, которыми Памирское плато оканчивается на западе, заселены отчасти потомками этого народа и отчасти кочующими киргизами с их скотом.

Конечно, трудно с тем запасом сведений, которым мы владеем, определить, где исчезают среди этих долин следы восточной эмиграции; и где начинается другое население, пришедшее сюда еще задолго перед тем с запада, так как и те и другие народы принадлежат к одной и той же расе. Довольно с нас и того, что нам удались проследить за беглецами от Ярканда до Памира и за пределы его (Говорят, что наречие Вахана отличается от наречии Бадахшана и бухарских таджиков, которые подходят к чисто персидскому — присутствием многих слов, похожих на санскритские Если это правда, то ваханское наречие получило бы особый интерес, как последний остаток совершенно отдельной и очень древней ветви индо-германского наречия, которым говорило арийское племя, когда оно впервые вышло из Ария-Веджи, или даже до его распадения на две главные ветви ведов и зендов.).

Арийцы, оставшиеся на своей родине, должны были постепенно слиться со своими татарскими победителями, передавая им свои черты и перенимая у них язык. Этому не нужно удивляться. На востоке какой нибудь народ легко заменяет свое наречие — другим. В этом отношении замечательным доказательством могут служить хазары на севере от Афганистана. Их можно считать за типы татарской расы, судя по их наружности, и не смотря на то они в настоящее время говорят по персидски. Если чистые татары говорят на персидском наречии, мы можем без сомнения признать, что в Ярканде течет большая доля арийской крови, не смотря на их тюркское наречие. [26]

Завоеватели татары, победив арийцев на Востоке от Памира, заставили их слиться с собою, но на Западе им это не удалось. Между тем как народ Ярканда и Кашгара представляет по видимому совершенно туземное селение, бухарцы и коканцы разделяются на подвластных таджиков и господствующих тюрков. Конечно в большие комерческие города, и с той и с другой стороны, стекались люди всех племен, а многие поселились там со своими семействами. Но на Востоке масса народа не представляет различной характеристики. В ней нет разных племенных названий. Все называют себя просто яркандцами или кашгарцами. Восточный Туркестан похож на резервуар, в который стекались различные потоки татарских завоевателей. Когда он переполнялся, то вытесненные толпы наводняли западные долины. Но здесь они разделялись, и каждое племя сохраняло свою индивидуальность. В Западном Туркестане, каждый человек, кроме того, что об бухарец или коканец, непременно или таджик, или узбек, или туркестанец.

Все эти мелкие племенные отличия сливаются в двух перекрещивающихся подразделениях. В одном подразделении являются тюрки и таджики — люди татарского и арийского происхождения; в другом — киргизы и сарты (Русские ошибочно смешивают это подразделение с другим, вследствие которого сарты являются тождественными с таджиками (вероятно потому, что первые сарты, попавшиеся им, оказались случайно таджиками). Но они решительно ошибаются: все коканцы, которых им приходилось встречать в Восточном Туркестане, единодушно говорили, что Сарт есть только имя, под которым киргизы подразумевали всякого некочующего, — будь он таджик или узбек.) — [27] кочующее и оседлое племена. Первое подразделение (по моему, оно исключительно состоит из татар) заключает в себе много различных племен — казаков, кипчаков, каракалпаков и пр., кроме настоящих киргизов, которые в свою очередь подразделяются на разные орды. Сарты или оседлый народ включают арийских таджиков, татарских узбеков и др. На всем протяжении Бухары и, я думаю, до самой Сыр-Дарьи (Яксарт) таджики составляют массу населения. Они — земледельцы, лавочники, купцы, писцы, иногда даже солдаты и правители. За Сыр-Дарьей, в коканском Ханстве, они не могли устоять против татарского наплыва (здесь он был ясно сильнее); тут они встречаются реже между купцами, писцами и в высших должностях, но гораздо менее между хлебопашцами и деревенскими жителями.

Вот, по крайней мере, сведения, собранные мною у андиджанов и коканцев, находящихся в услужении у Аталык-Хази в Кашгаре и Ярканде.

Таджики очень красивое племя. У них высокие лбы, большие, выразительные глаза, осененные темными ресницами, тонкие правильные носы, короткая верхняя губа и свежий цвет лица. Бороды у лих, обыкновенно, очень большие и густые, русые, а иногда с рыжим оттенком; они отличаются от высших каст Северной Индии только тем, что шире и сильнее сложены и лица имеют более полные.

Родственное им племя, жители бадахшане, еще более похожи на северных индейцев. Один из них пришел навестить меня в Ярканд. Мои мунши и я приняли его за кашмирца по наружности, и, чтобы узнать его национальность, мы через одного из слуг, сделали ему несколько [28] вопросов на кашмирском наречии, но видно было, что он ничего не понимал. Он сказал нам по персидски, что он бадахшанин, в чем мы потом убедились; его наружность была очень занимательна, представляла сродность его нации с арийским типом. Тип кашмирцев также резко очерчен, как и еврейский. Кто раз видел их, под присягой признал бы на суде национальность кашмирца. Другие бадахшане. которых я видал, также представляли много сходства с ними, но ни один из них не обладал таким поразительным сходством как упомянутый мною бадахшанин; без малейшего с его стороны старания он обманул моего мунши, который сам родился и воспитывался между кашмирцами.

Вахане (маленькое племя, поселившееся в Килиянской Долине, подле Санджу) представляют те же характеристические черты; у них тоже светло-карие глаза, также, как и у сарикольцев, которых я видал в Кашгаре. Но грубая жизнь, среди гордых долин, оставила на лицах их известный отпечаток суровости и придала характерам резкость. составляющую ровную противоположность с добродушием их соседей киргизов.

Все эти племена говорят различными персидскими наречиями, начиная от бухарского таджика, хвастающегося живостию и чистотою своего персидского наречия и кончая сарикольцами и ваханами, усвоившими себе непонятный образ выражений; в состав этого наречия входят слова, похожие на санскритские и персидские, почему можно заключить, что оно происходит от древнего, коренного наречия. Вот что мне удалось узнать насчет чистой арийской расы в Центральной Азии. [29]

Между татарскими или тюркскими (Я употребляю попеременно эти два названия по примеру центральных азиятцев. Их слово «тюрк» соответствует нашему «татарин» или «монголец», в смысле общего генетического названия.) племенами узбеки самый образованный народ. Они теперь составляют господствующую или военную касту в трех ханствах — хивинском, бухарском и коканском. Узбеки, вероятно, пришли с Востока в позднейшую эпоху вторжений. Мы имеем о них известие к концу четырнадцатого столетия. Тимур-Ланг говорит о них, в начале своей автобиографии, как о языческом (не мусульманском) племени, обитавшем вместе с другим племенем — Джата (Вероятно родственны с массагетами, упоминаемыми в этой местности другими писателями.), к северу от Яксарта (т. е. при самом выходе из Восточного Туркестана) и делавшем частые вторжения в инородную провинцию Мавар-Унь-Нахр (королевство Бухарское), которой они владеют в настоящее время (с позволения русских) и где они сделались фанатическими поклонниками Ислама.

Наружность их представляет (по крайней мере они таковы в Кокане, где они верно сохранили более чистый тип, нежели их братья, живущие между бухарскими таджиками) киргизский тип в измененной форме, а именно рост выше киргизского, борода и усы несколько лучше, чем у первых, более длинные лица, и вообще не столь некрасивый оклад лица. Происходит ли это оттого, что татары, будучи настоящим кочующим народом, утрачивают с оседлостью свои типические черты, или же вследствие известной примеси таджикской крови; но узбеки, без [30] сомнения, менее похожи на татар, нежели киргизы. Что первая причина имеет некоторое значение — видно из того различия, которое заметно между кочующими тибетцами провинции Рупшу и их оседлыми братьями в Ладаке, не смотря на то, что обе ветви принадлежат несомненно к одной отрасли. Первые, без исключения, безобразны, между тем, как тибетцы-земледельцы отличаются более правильными чертами, хотя они также очень некрасивы. Что касается второй причины изменения первоначального типа, т. е. примеси таджикской крови, она тоже возможна, в виду того, что многие, называющие себя таджиками, носят в себе несомненные черты узбекского типа. Примером в этом отношении может служить Аталык-Хази Махомет-Якуб-Бег. У него скулы выдаются более, нежели у настоящего таджика, и черты лица грубее, а борода слишком густа для истого тюрка.

Есть еще один тип узбеков. Он отличается мясистым лицом, длинными глазами, серым цветом кожи, составляющим резкую противоположность с обычным здоровым, кирпичным цветом лица узбеков. Этот тип произошел, как полагают, от примеси китайской крови. Вообще, в Центральной Азии трудно проследить различные тины, известные под одним именем их первоначального происхождения. Когда какое нибудь племя, как и узбеки, достигло известной степени преобладания над другими, то совершенно различные с ним племена добиваются чести принадлежать к нему, тем более, что здесь слиянию не мешают, как в Индии, различия каст и религии. В начале еще заметно племенное отличие каст двух-трех поколений; это первоначальное отличие сглаживается, забывается и со [31] временем выработывается для будущего этнолога живая загадка, которую также трудно разгадать, как геологу трудно определить, как попала окаменелая кость позднейшего периода в известную формацию.

Таким образом, некоторые из лучших семейств в Кашгаре начинают называть себя узбеками, выражая притязания на родственные связи, которых не признают узбеки.

Есть еще несколько второстепенных племен оседлых тюрков.

Кипчаки составляют соединительное звено между кочующими и оседлыми тюрками. У них есть обработанные поля в Кокане, но они также кочуют со своими стадами верблюдов и баранов, начиная с весны и до времени уборки жатвы. Они пользуются большим почетом, нежели настоящие киргизы; имея большой запас храбрости, они годятся в хорошие солдаты. Несколько тысяч их находятся на службе у Аталыка-Хази в Кашгаре; наружностью они не походят на киргизов, но они говорят тюркским наречием, которое отличается от киргизского, а также и от наречия оседлых тюрков.

Туркменцы Урганджа (Хивы) составляют также кочующее племя, живущее в войлоковых палатках, называемых «кара-уи» (черный дом), между тем как палатки киргизов называются «ак-уп» (белый дом). Они говорят между собою наречием в роде персидского, но понимают и по тюркски. Коканец, живший долго между ними, много мне рассказывал про удивительную сносливость туркменских лошадей, про их уменье прыгать через всякие препятствия, воду и пр. Этих лошадей так высоко ценят, что часто покупают жеребенка еще до его рождения, если [32] порода известная. Но ограничусь простым названием туркменцев в исчислении всех племен Туркестана, так как мне ни разу не пришлось их встретить, да к тому они подробно описаны в сочинении господина Вамбери.

Казаки принадлежат к другому племени, кочующему на западе и севере от Ташкента. Они известны, хотя и неправильно, под общим названием киргизов.

Относительно еще одного племени, кара-калпаков, я не мог узнать ничего определительного, кроме того, что они изобрели известного рода войлоковую шапку против солнца, получившую них названия и часто употребляемую в Восточном Туркестане под именем колпака. Но, может быть, племя заимствовало свое имя от шапки, а не шапка от племени. «Кара-калпак» значит черная шапка.

Но главную массу кочующего населения составляют киргизские орды. Киргизы, живущие к северу от Кашгара отличаются от коканских киргизов, известных под именем алаи-киргизов, от имени той равнины, где пасутся их стада. К этой большой орде принадлежат и киргизы, кочующие в долинах по обе стороны Памира и в степях памирских. Вся наружность была уже описана. Кажущаяся косвенность их глаз происходит от того, что они морщат лицо в защиту зрения от блеска, отражаемого голой почвой; подле наружного угла их глаз собирается складка, вследствие чего нижняя сторона глаза образует косвенную линию. Но линия верхних веков горизонтальна, и на обоих глазах составляет прямую линию. Я это особенно заметил на стариках, у которых глаза едва заметны днем и кажутся приподнятыми у наружных углов; но когда стемнеет или когда они сидят у костров в [33] своих палатках, нижние веки опускаются в свое естественное положение, и глаза принимают обычный горизонтальный вид.

Все описанные мною племена, как таджики, так и тюрки-мусульмане, сунитского исповедания. Они все, более или менее, смотрят на бухарский двор с религиозным почтением, считая его (после великого Султана-Рума, или турецкого султана, главы ислама) «великим вместилищем веры». Меры, употребляемые в Бухаре к усилению религиозных обрядов и преследованию индийцев и жидов, повторяются почти во всех других государствах Центральной Азии. Аталык-Хази, владетель Ярканда и Кашгара, получил свой титул (означающий «покровитель защитников веры») от бухарского эмира, в качестве духовного главы своего народа.

Узбеки забыли почти все свои традиции, приняв ислам; они обыкновенно берут магометанские имена, происшедшие от аравийских корней. Но между киргизами уже не встречаются старые татарские имена, как н. п. Токтамышь, и пр.

Туземцев Восточного Туркестана нельзя распределять по племенам, как я уже говорил прежде. Не смотря на то, все вышеисчисленные племена Западного Туркестана имеют своих представителей в Кашгаре и Ярканде, которые отправляются туда с целию постоянного или только временного жительства (особенно после изгнания китайцев), для комерческих целей или на службу к Аталыку-Хази. В войске Аталыка-Хази можно также найти многих афганцев, которые считаются хорошими солдатами; кашмирцы, между тем, имеют свой особенный квартал в Ярканде, представляющий настоящее гнездо преступлений, обмана и разврата. [34] Тюрки и, в особенности, воинственные узбеки, ныне господствующее племя в стране, относятся с крайним презрением к кашмирцам.

Кругом Ярканда поселилось племя балтов (мусульманских тибетцев), возделывающее клочок земли, на котором преимущественно произрастают табак и дыни. Среди садовников, занимающихся разведением цветов и овощей, а также в рядах войска, встречается много обращенных китайцев. В числе жителей этой страны не следует также забывать бадахшанских поселенцев.

Я не исчислил всех племен, составляющих разнообразную массу народонаселения центрально-азиатского города. Восточные племена присылают сюда также многих представителей.

Но здесь следует упомянуть о положении страны. Две большие полосы обитаемой земли тянутся, включая между собою пустынно Гоби (Такла-Макая по тюркски), вдоль подошв северной и южной цепей Тиань-Шана и Куэнь-Луна.

Через северную цепь пролегала большая дорога в Китай, но так как ее мало употребляли подвластные тюрки, то весьма трудно иметь о ней какие бы то ни было сведения. Я начну с северной полосы, лежащей у подошвы гор Тиань-Шана или Мустага; полоса эта обнимает провинции Ак-Су, Куче, Карашар и пр. На некотором протяжении горы заселены киргизами, а далее на восток племенами, несколько схожими с киргизами, по исповедующими будистскую веру; их соседи, мусульмане, называют их калмыками. На сколько я собрал сведений, калмыцкие селения начинаются в окрестностях Карашара. В горах они ведут такую же кочующую жизнь, как и киргизы, но они [35] отчасти составляют и городское оседлое население. Многие калмыки служат в войске Аталыка-Хази; они еще до сих пор употребляют, в виде оружия, лук и стрелы, и выезжают на поле битвы преимущественно верхом.

Окраины пустынь заселены дуланами, мусульманским полукочующим племенем, ведущим разбойничью жизнь. Говорят, что они живут в ямах или в мазанках, сделанных из грязи. Посреди пустыни, подле так называемой области Курдам-Как, соединенные воды восточного Туркестана, исчезая в песке, образуют систему лагун и маленьких озер, из которых главное называется Лоп-Нор. Носятся слухи, что в этой местности живет дикое племя, которое, питается рыбой и одевается древесной корой; но я не встречал ни одного человека, видевшего это племя.

За Тиань-Шаном или Небесными Горами тянется обширная страна, называвшаяся прежде Дзюнгарией. Масса народонаселения, полагают, калмыцкого происхождения. Кроме того, здесь находятся два племени: тунгане и таранчи.

Предание говорит, что тунгане — племя смешанное, происшедшее от скрещивания татарских завоевателей с китаянками. Эти татары, согласно преданию, поселились в западной части Китая с своими женами. Имя их обыкновенно производится от тюркского корня «трунг» («оставаться»), вследствие чего их часто называют трунганами. Они строгие мусульмане, но говорят китайским наречием. Те из них, которых мне удалось видеть, были большие, крепко сложенные люди с чисто монгольскими чертами лица и редкими волосами. От одного из лучших авторитетов по этому делу, живущему по эту сторону Китая, я узнал, что [36] имя тунгане происходит от китайских слов «тэнь-джень», что означает «военные поселенцы».

Оба толкования до того согласуются с сведениями об этом племени, что трудно решить, — которое из них вернее. За китайским именем, однако, остается более вероятия, так как наречие этого племени — китайское. Но на дальнем востоке редко случается, чтобы народы были известны иностранцам под их настоящим именем (Этот факт замечателен в том отношении, что происхождение имени, под которым известен какой нибудь народ своим соседям, не имеет этнологического значения. Так, кара-катаи не тюркское племя, не смотря на то, что слово «кара» (черный) — слово тюркское; точно также кизиль-баши не тюрки, хотя название их тюркское (кизиль-баш: красные головы).). Западные тибетцы называют себя «бот»; племя, называемое мусульманами, калмыками, известно у тибетцев под именем сакпо, а китайцев не иначе называют в Центральной Азии, как «катаи». Поэтому, очень возможно, что тунгане (Профессор Вамбери говорит, что слово «тунгане» происходит от тюркского слова, означающего «обращенный». См. Yule’s «Marco Polo», i. 255.), говорящие по китайски, получили тюркское название.

Таранчи тоже колонисты, только позднейшего времени. Историки согласны в том, что это племя было переселено сюда с запада Туркестана, вследствие восстания его против китайских завоевателей; так асирийские цари переселили сынов Израиля.

Население Дзюнгарии не чуждо китайской примеси, потому что туда ссылались политические и простые преступники. Далее, к востоку от Дзюнгарии, лежит провинция Канзу, заселенная большею частью мусульманами. На север [37] тянутся монгольские степи. Проследив длинную полосу обитаемой земли вдоль северной окраины Гоби, обратимся теперь к южной границе этой обширной пустыни.

Если наши сведения, относительно первой из этих стран, были смутны, то про вторую мы знаем еще менее достоверное; только два пункта в этой местности нам более известны.

Чарчанд отстоит от Хотена на месяц езды; к нему идет дорога вдоль подошвы горной цепи (известной у китайцев и европейских географов под именем Куэнь-Лунь) и между этой цепью и великой пустыней Гоби или Такла-Макан. Через эту цепь нет дороги восточнее Полу; по ней путешественник достигает озера Пангонга в западном Тибете; но есть еще путь, ведущий в Китай, который, однако, не был в употреблении у китайцев, во время их владычества в этой стране. Чарчанд независим от китайцев, а также от Аталыка; хотя Марко Поло утверждает противное, но весьма вероятно, что эта страна заселена не мусульманским племенем. В настоящее время туда не ходят караваны из Хотена. Другая вышеупомянутая мною местность была, я думаю, до сих пор мало известна западным географам.

Я узнал следующим образом о ее существовании: в Ярканде я встретил двух калмыков, принадлежавших к свите китайского амбана (губернатора); он занимал прежде высокую должность в Льяссе, откуда был переведен губернатором в Восточный Туркестан. Калмыки поступили к нему на службу в Льяссе и последовали за ним в Ярканд. Когда вспыхнуло возмущение, и всех китайцев вырезали, этих калмыков пощадили ради их [38] преклонных лет, с условием, чтобы они приняли ислам. Они говорили, что они родом из Цильма, страны, в расстоянии 1 1/2 месяца езды от Ак-су и Хотена и в таком же расстоянии от Льяссы, от которой ее отделяет горная страна.

К северу тянется великая пустыня.

Калмыки говорили, что тюрки называют их калмыками, а тибетцы — сокпо. В Цильме занимаются производством ковров, конской сбруи и пр. Он ведет караванную торговлю с Льяссой, также как Ладак с Яркандом. Сведения эти подтверждаются тем, что в Ладаке вышеупомянутые предметы известны под именем «цильмских» или «цирмских» (Кажется не может быть сомнения, что Цильм (Цилин?) или Цилинг соответствует городу Синингфу, на тибетской границе Шензи. См. Yule’s «Marco Polo», i. 243.).

Предположив, что Цильм отстоит от Льяссы или от Ак-су на шесть недель езды, можно приблизительно определить его положение. От Цильма в Льяссу дорога идет через горы и высокие плато, а от Цильма в Ак-су — почти исключительно по ровной местности. Итак, расстояние между Цильмом и Льяссой можно сравнить с расстоянием от Кашмира до Ярканда; между тем, как от Цильма до Ак-су можно предположить 600 миль. Таким образом можно приблизительно определить географическое положение Цильма: 38° с. ш. и 90° в. д. Другими словами, Цильм находится на юг от Лоп-Нора и на восток от Чарчанда.

Я также узнал от калмыков, что западные сокпо (калмыки), включая и цильмских жителей, исповедуют чистую [39] будистскую веру; жители Льяссы называют их «нанг-па», что значит: «нашей веры», между тем, как восточных сокпо называют «чи-па», или «другой веры» и относятся к ним с презрением. Даже в пустынях татарских существует своя правая вера и свои раскол! Между восточными и западными сокпо существует различие наречий, кроме различия веры, но письмена у них одинаковые, похожие на китайские; они изображают вертикальные ряды, читаемые сверху вниз.

За этими племенами живут еще калка сокпо (может быть, это племя тождественно с восточною ветвью предыдущих двух). Они поклоняются великому Ламе, под именем «Езун-Дампа», который, подобно льясскому Далай-Ламе, считается бессмертным, по переходящим в различные тела.

Эти калки, должно быть, то самое монгольское племя, которое известно под этим именем русским и китайцам; а «Езун-Дампа», очевидно, то же самое, что «гвизон-тамба» (Huc’s «Travels».), т. е. лама, владетель Курены или Урги, подле границ Сибири. Говорят, что послы этого Ламы являются в Льяссу для поклонения Далай-Ламе. Представив неполное обозрение племен, живущих вокруг пустыни Гоби, мы приближаемся к странам, о которых мы имеем более подробные сведения.

Текст воспроизведен по изданию: Очерки верхней Татарии, Ярканда и Кашгара (Прежней китайской Татарии). СПб. 1872