№  292

Докладная начальника Закаспийской области о положении в области и прилегающих к нему районах

21 июня прибыли ко мне из Мерва четыре аксакала рода векилов: Чупан Анна Нияз, Мухаммед Анна, Бабиш, Махтум Мурад и Анна Мухаммед Абдурахман. Из них первые двое, жившие около 30-ти лет тому назад в Ахал-Текинском оазисе, просили моего разрешения вновь поселиться в Ахале в числе 1 тысячи кибиток, а последние испрашивали разрешения, в [557] числе до 10 тысяч кибиток, переселиться из Мерва в Атек на свободные места с условием не платить подати персиянам. При этом аксакалы указывали на следующие места окрестности Артыка.

Приняв ласково мервских аксакалов, я обещал им полное содействие. Свое намерение выселяться в Атек, мервские аксакалы мотивировали желанием находиться под непосредственным нашим покровительством или, как они выразились, желанием быть русским подданным. Как я буду иметь честь далее изложить, туркмены решительно не могут понять значения нашей гяурской границы, ибо у них степное пространство от Иджери — недалеко от Казанджика — до Серахса считается одной землей, под названием Атек, т. е. подножья гор.

Дело в том, что племя векиль более других племен склонно к мирным занятиям и участвовало в защите Геок-Тепе лишь по принуждению. Считая нашу остановку в Асхабаде лишь временной, мервские жители рода векиль, дабы снова не подвергнуться бедствиям войны, пожелали принять наше подданство или по крайней мере находиться, по возможности, ближе к нам. Просьбу мервских аксакалов, о чем я тогда же телеграфировал начальнику штаба Кавказского военного округа, я сообщил и нашему посланнику в Тегеран. Ныне я получил от тайного советника Зиновьева ответ, в котором он просит указать, на каких именно местах не смеют поселиться мервцы племени векиль и в каком числе.

По словам векильских аксакалов, только их племя в числе 10 тысяч кибиток нам в Мерве предано, остальные же 30 тысяч относятся к нам враждебно. Поселение 10 тысяч кибиток миролюбивого племени непосредственно у нашей границы я считаю делом для нас в высшей степени выгодным, как потому, что таким образом значительная часть расположенных вне наших пределов туркмен будет находиться под непосредственным нашим влиянием, так и потому, что через векиль, которые войны не желают, мы всегда можем быть во время предупреждены на случай каких-нибудь попыток со стороны Мерва.

Следует ли смотреть на заявление, сделанное мне упомянутыми мервскими аксакалами, как на действительно серьезное намерение с их стороны переселиться в указанную ими местность, и можно ли верить искренности их заявления — покажет будущность.

Быть может, и мервские аксакалы прибыли в Асхабад лишь, с целью осмотреться, познакомиться с нашим положением в крае и с положением туземного населения под русским владычеством или просто с намерением заводить с нами разговоры и получать обычные подарки. В этом предложении я не [558] считаю вопрос о переселении векильцев в Атек делом решенным. Тыкма-сардар, который встретился с ними в дороге, пишет о них, «что у Вас на душе не высказывайте им», но, быть может, и эти слова были диктованы каким-нибудь личным интересом нашего нового майора. Между тем прошло уже более месяца, а о векильцах ничего покуда не слышно.

18 июля прибыли ко мне из Теджена три аксакала с письмом от своего хана Хаджакули-хана, а 2 августа явился сам Хаджакули-хан в сопровождении старшины Овеза-сардара и свиты из 26 человек. Сущность заявлений Хаджакули-хана заключалась в том, что тедженцы отныне считают себя подданными русского царя и что они готовы исполнять все мои приказания. Ввиду сего Хаджакули-хан просит моего заступничества против персидских властей, требующих, чтобы тедженцы им покорились и платили подати, а в случае непослушания угрожающих взыскать эти подати силой оружия. При этом Хаджакули-хан просил у меня денежные средства на вооружение фераджиев для защиты Теджена от персов и аксакалов других туркменских родов. Кроме того, Хаджакули- хан просил моего содействия к освобождению находящихся в Келяте у Бейбут-хана тедженских пленных.

Я объявил Хаджакули-хану, что тедженцы не должны признавать над собою власти персов и платить им подати и, объяснив им их настоящее положение как относительно нас, в сравнении с живущими в наших пределах туркменами, так и в отношении Персии, обещал им свое покровительство. В найме фераджиев я им, конечно, отказал, видя в этом лишь вымогательство денег. О возвращении пленных обещал ходатайствовать.

На сделанные мною по этим вопросам сношения с нашим посланником в Тегеран тайный советник Зиновьев ответил, что он потребовал от персидского правительства, чтобы оно ни под каким видом не тревожило туркмен, поселившихся на Теджене, и не взыскивало с них податей. Что же касается до вопроса о возвращении пленных, то посланник находит такое требование преждевременно. С своей стороны я нахожу, что освобождение находящихся у Бейбут-хана тедженских пленных в значительной степени способствовало бы к укреплению нашего обаяния между туркменами.

Пользуясь возвращением Хаджакули-хана, я разрешил геодезисту капитану Гладышеву под его прикрытием, в чем указал, поехать на Теджен для хронометрических наблюдений. Вместе с ним я командировал одного офицера 74 пехотного Ставропольского полка для производства маршрут-глазомерной съемки пути. Решено было, что офицеры эти поедут сначала на Теджен, а оттуда, если возможно, в Серахс, — хотя от них самих еще не имеется донесений, но по слухам, я [559] узнал, что доехали до Каахка Хаджакули-хан с посредничеством Саид Назара-юзбаши, стал под разными предлогами уговаривать Гладышева отказаться от поездки на Теджен, — вследствие чего наши офицеры под конвоем Хаджакули-хана поехали прямо вдоль Атека к Серахсу, откуда с персидским конвоем отправились в Мешхед.

15 августа прибыл ко мне с письмом, посланным от Аджан-сардара, старшина небольшого числа теке-туркмен, живущих в Атеке в селениях Душак, Мехне и Чаача. В этом письме Аджан-сардар сообщает, что он и его туркмены прежде были свободны, а теперь «по безвыходности своего положения» обязаны подчиниться Бейбут-хану, который берет с них десятую часть урожая. При этом Аджан-сардар просил моего заступничества и обещался слушаться всем моим приказаниям. Я ему ответил тем, что податей персиянам он платить не обязан.

Выше я имею честь упомянуть о старшине туркмен али-элинского рода Сеид Назар-юзбаши.

Алиэлинцы прежде жили в пределах Хивинского ханства, но из-за притеснения иомудов (байрамшалинского племени) переселились в Атек, где расположились в окрестностях Каахка. Алиэлинцы эти также по необходимости платят в настоящее время подати Бейбут-хану. Сеид Назар-юзбаши два раза посылал ко мне своих сыновей с просьбой избавить их от обязательства платить персиянам подати. Но почти одновременно с посылкой ко мне своих сыновей он сам отправился в Серахс с поклоном к персидским властям, в чем чистосердечно признается в своем письме.

Обвинять его в этом не считаю себя вправе, так как, кроме словесной помощи, я ему другой оказать не могу, между тем как персидские власти во всякое время свободно разъезжают по Атреку и берут с жителей подати.

Сеид Назар в своем последнем письме сообщает также, что из числа 20 или 30 человек мервцев, сопровождавших О’Донавана в Серахс, персидский начальник оставил у себя 12 человек, а 8 послал в Мерв для убеждения мервцев принять подданство Персии. Обстоятельству этому Сеид Назар не придает значения, так как, по его словам, все люди, сопровождающие О’Донавана, были люди мелкие без влияния. Далее Сеид Назар сообщает, что сепахсалар обещает послать в Атек к алиэлинцам особого начальника.

Из вышеизложенного Ваше сиятельство изволите усмотреть, что, несмотря на явное тяготение к нам атекских туркмен, власть персиян в этой степной стране благодаря успехам нашего оружия все более и более упрочивается, несмотря на то, что по установившемуся взгляду о наших пограничных делах, власть Персии не должна распространиться на [560] Атеке. А между тем распространение персидского влияния в Атеке для нас крайне невыгодно. Туркмены, из которых часто некоторые члены одной и той же семьи живут в нашем оазисе, а другие — в Атеке, на Теджене и Мерве, как я уже выше имел честь доложить, не понимают нашу гяурсскую границу и не могут себе объяснить нашу остановку в Асхабаде. Раз, как мы заняли Асхабад, то и все туркмены, случайно живущие в продолжении оазиса по ту сторону Асхабада, считали себя нами покоренными, хотя те из туркмен,, которые были у меня в настоящее время, вследствие моих объяснений, и начинают несколько понимать разницу в степени подданства туркмен, кочующих в наших пределах, и их родственников, живущих за Гяурсом, но все же понятие, т. е. искусственное разделение их племени на два, независимые от родового начала, части, туго ими усваивается — это тесное родство между жителями оазиса и населением Атека и Теджена есть главная причина того, что каждый шаг персиян в Атеке должен безусловно вредно влиять на наше обаяние во всей туркменской степи и даже во вновь покоренной нами части оазиса.

Вообще положение Атека самое неопределенное, что часто ставит меня в затруднительное положение относительно удовлетворения просьб, заявляемых мне оттуда, и весьма тяжело для самого населения, которое видит над собой двойную власть. Желательно поэтому, чтобы вопрос об Атеке был положительным образом по возможности скорее решен между нашим и персидским правительством.

Вообще в моих ответах атекским и тедженским жителям я объявлял, что они никому не обязаны платить подати, а что пока русские от них другой службы не требуют, как обязательство жить мирно с соседями вместо прежнего разбоя, заниматься мирным делом 41 охранять дороги от грабежа и нападения дурных людей, что как они, так и мервцы, если только сами хотят жить мирно под покровительством нашей дружбы, будут считаться народами свободными, и их никто обижать не будет. При этом я обыкновенно напоминаю им об ужасах Геок-Тепинского побоища, вызванного непослушанием текинцев и разбоями их на нашей границе.

Селение вверенной мне области Анау пользуется водой из речки, берущей свое начало на южном склоне хребта А — Сельма, отделяющего наш оазис от верхней части персидской долины. У верховьев этой речки расположено несколько селений, носящих общее название Кельте-Чинар, название, присвоенное и самой речке. В. начале этого года небольшое количество персидских персов спустилось ниже по реке, где на местности Маныш самовольно стало обрабатывать поля и выстроило небольшую крепосцу, отводя для первой цели [561] кельтечинарскую воду. В конце июня жители селения Анау заявили мне, что население Маныша у них отняло всю воду, так что на долю анауцев осталась одна жидкая грязь. Вследствие сего, я немедленно отправил в Кельте-Чинар исполняющего должность начальника Ахал-Текинского округа и с ним 15 человек казаков, который, проверив справедливость заявления анауцев, распорядился пустить воду снова в Анау. Тогда манышские жители явились ко мне с жалобой, уверяя, что генерал Скобелев разрешил нам на этом месте построить крепость. Одновременно с этим я получил письмо от персидского ильхани с просьбой не отнимать воду у манышцев. Так как по разбору дела оказалось, что манышские жители совершенно самовольно поселились на новом месте, а между тем через это анауцам угрожало явное действие, то я отказал Алла Яр-хану в его просьбе, но дабы уже засеянные поля окончательно не погибли, разрешил жителям Маныша на этот год пользоваться 1/3 частью кельтечинарской воды на одни сутки, раз в две недели. Казаки же были мною оставлены в Кельтечинаре, чтобы стеречь анауцкую воду; и из вышеизложенного случая усматривается несколько важно, чтобы при определении нашей будущей границы с Персией начало всех речек, вытекающих из северных склонов гор, были в наших руках.

3 августа 17 человек гёкленцев перешли ночью Атрек в окрестностях Яглы-Олума, ограбили наш аул и угнали у наших кочевников 9 верблюдов. Жители обратились с просьбой о помощи к воинскому начальнику, но последний, имея инструкцию не переходить границу, не мог оказать нашему населению просимою содействия. Таким образом, ввиду бессилия и отдаленности персидских властей от этой малочисленной окраины заатрекские гёклены, зная, что им стоит только перейти обратно Атрек, чтобы быть в безопасности, могут безнаказанно грабить наши аулы, так как предупредить переход мелких шаек на всем протяжении Атрекской степи невозможно. Не разрешая официально нашим разъездам переходить границу, я тем не менее нахожу такой переход на близкое расстояние вполне позволительным, ибо кочевники, которые наших пограничных отношений не понимают, видят только наше бессилие выручить своих.

О выручке отбитых верблюдов и возвращении их жителям я телеграфировал нашему посланнику в Тегеране, который обещал мне в Атеке свое содействие. Переход же наших разъездов на тот берег Атрека тайный советник Зиновьев признает неудобным.

Еще в начале моего здесь прибывания многие из жителей вверенной мне области обратились ко мне с просьбой об [562] освобождении их родственников, находящихся в плену у ильханиев, преимущественно у кучанского.

На сделанное мною по этому поводу сношение с кубанским ильханием Шуджа уд-Довле ответил мне, что все находящиеся у него пленные туркмены были взяты как до занятия нами Геок-Тепе, составляют поэтому приобретение положенное и не должны быть возвращены.

Принимая во внимание, что находившиеся в плену у текинцев персияне были взяты туркменами также до покорения нами Ахала и ныне все без исключения освобождены, что силою русского оружия в 1873 г. до 40 тысяч пленных персиян были освобождены из Хивинского ханства и возвращены на родину и что вообще во всей Средней Азии рабство нами уничтожено, я полагал бы вполне справедливым возвращение находящихся в настоящее время в плену у персиян текинцев, сделавшихся ныне русскими подданными и имеющих право на наше покровительство.

Собрав точные сведения о всех ахалтекинцах, находящихся в плену у хорасанских ильханиев, с обозначением их имен и у кого находятся, я препроводил этот список тайному советнику Зиновьеву, прося его содействия к их освобождению. Число всех этих пленных, по собранным мною сведениям ¹.

Кроме вышеизложенного, не было в продолжении минувших двух месяцев особо выдающихся случаев сношения с пограничными ильханиями.

Еще в конце прошлого месяца разнесся слух, будто новый хорасанский наместник сепахсалар едет в Серахе, где имеет собираться многочисленный персидский отряд и что поэтому вывоз хлеба из Хорасана запрещен персидским правительством.

Некоторые говорили, будто в Серахсе собирается войско для движения в Атек, другие слышали, будто сепахсалар собирает военную силу, дабы положить конец самостоятельности ильханиям, третьи уверяли, будто со стороны Персии предполагается движение на Герат, ввиду настоящего беззащитного положения этого пункта, вследствие выступления Эюб-хана против афганского эмира.

Конечно, я полагаю, что все это не более как простые слухи, весьма обычные в Азии и ежедневно меняющиеся.

Что же касается до запрещения вывоза хлеба из Хорасана, то слух этот опровергается недавно полученным письмом от бурджнурдского ильхания, в котором Яр Мухаммед-хан обещает всякое содействие нашему подданству господину Таирову, которому поручено заготовление в Персии провианта для асхабадского отряда. [563]

В письме этом Яр Магомет-хан, напротив, выражает свою благодарность за доставление случая сбыта хлеба его подданным. В настоящее время все ильхани вызваны в Мешхед к сепахсалару, который, по полученным сведениям, вскоре собирается объехать границу. О том, что делается в Северном Хорасане со времени прибытия туда нового наместника, я ожидаю ежедневно подробных и точных сведений, о которых не замедлю донести Вашему сиятельству.

На днях я получил телеграмму от тайного советника Зиновьева с известием, что тайные агенты астрабадского губернатора приглашают живущих на правом берегу Атрека иомудов объявить себя подданными Персии и послать представителей в Астрабад. С моей стороны по этому поводу принимаются следующие меры.

29 июля красноводский пристав донес мне, что некто Мулла Хаджи Нияз распространяет между жителями гасан-гулийского общества вредные для наших интересов указы персидского правительства, имеющие целью внушить, что их земля- принадлежит Персии, и уговаривает этих жителей не принимать нашего подданства.

О принятии мер к прекращению пропаганды и аресту самого агитатора мною уже сделано распоряжение.

Начальник области генерал-лейтенант Рерберг

ЦГА ТССР, ф. 97, оп. 1, д. 66, лл. 20-30.

Комментарии

1. Даных в документе нет.