МАРКОЗОВ В. И.

КРАСНОВОДСКИЙ ОТРЯД,

его жизнь и служба со дня высадки на восточный берег Каспийского моря по 1873 г. включительно.

(Статья пятая).

(См. «Военный Сборник» 1889 г., № 10-й.)

13-го октября отряд пошел дальше и 16-го мы благополучно достигли Игды.

Дойдя до названных колодцев, рекогносцирующей колонне стало вполне очевидно, что пункт этот составляет предел для рекогносцировки в том направлении, по которому мы следовали, и что первый шаг за Игды вместе с тем должен был определить и образ наших дальнейших решительных действий в отношении Хивы. В Игды окончательно раздваивается дорога. Одна идет в пределы только что названного ханства, другая же — в земли текинские. Поэтому, избрав себе путь на Орта-Кую, мы тем самым показали бы ясно, что цель нашего движения — Хива. Пойти по направлению к Хиве и не покончить с нею — было равносильно ослаблению нашего значения в глазах всей степи, а что еще и того важнее, мы могли бы стать в совершенно безвыходное положение. Верблюды наши, в последнее время дошедшие до сильнейшего изнурения и десятками падавшие на каждом переходе, хотя конечно могли еще дотянуть нас до окрестностей вышеназванного города, но чрезвычайно затруднили бы наше обратное движение. А это было бы тем неприятнее, что одновременно с этим движением мы конечно [6] поставлены были бы в необходимость на каждом шагу отражать дерзкие попытки многочисленной хивинско-текинской кавалерии, которая, по свойственным ей качествам, теряясь при всяком наступательном против нее движении, разумеется выказала бы большое нахальство при нашем отступлении, толкуя последнее невозможностью с нашей стороны исполнить задуманное. Необходимо иметь в виду, что отряд наш, при движениях по сыпучим пескам, по форме своей мало походил тогда на боевую силу в том смысле, в каком обыкновенно принято понимать это определение. Он скорее уподоблялся каравану в 1,300-1,400 верблюдов, тянущихся цепью, под прикрытием такого же числа штыков, разбросанных на протяжении иногда 10-ти и более верст, притом цепью не непрерывною, но с большими промежутками, вследствие свойства путей и неизбежного, вечного падения вьюков. Конечно при таком положении дел нам оставалось одно — идти вперед и занять враждебное нам ханство, что тогда для красноводского отряда было легко и удобно; но положительное приказание, воспрещавшее такого рода предприятие, исключало последний исход рекогносцировки. Между тем в Игды прибыли к нам текинские посланцы, с просьбою возвратить им раненых и пленных, взятых нами в бою 8-го октября под Джамала, и с извинительными письмами текинских ханов, в которых они приводили разные обстоятельства, оправдывающие их поведение, и, между прочим, то, что они напали на нас, считая наши войска так же слабыми, как и персидские. Так как пленные текинцы все равно были нам в тягость, то начальник отряда приказал отпустить их. При этом текинским посланцам было объявлено, что мы уступаем их просьбам только в виду клятвенных обещаний доставить нам в Игды в течение трех следующих суток не менее 400 хороших верблюдов; если же клятва, данная ими, окажется не более, как средством выманить у нас пленных, то мы прямо из Игды пойдем в их земли и накаляем текинцев очень чувствительно. Такой оборот дела при тогдашнем нашем положении приходился как нельзя более кстати. Если бы верблюды действительно были нам доставлены, то отряд тем самым получил бы вернейший залог бездействия текинцев против нас, т. е. полнейшее обеспечение фланга, и вместе с тем приобрел бы способ довольно быстро двигаться вперед, для дальнейшего исследования пути на Хиву. В противном же случае поворот [7] наш в Теке не мог быть истолкован степняками в невыгодную для нас сторону.

Вечером 18-го октября окончился условленный трехсуточный срок, а 19-го на рассвете мы потянулись в Кизиль-Арват. Захватив на дороге несколько сот текинских баранов, равно как и два текинских наблюдательных пикета, мы благополучно прошли пески, отделяющие Игды от Ахал-текинского оазиса, и к полудню 25-го октября прибыли в вышеназванную текинскую крепость. Забудет ли кто из участников этого движения 94-х-верстный совершенно безводный путь между Игды и колодцами Динар, от которых до Кизиль-Арвата остается только около 37 верст? Не видав этого пути, нет средств представить себе чего-либо, похожего на те пески, которые сплошь заполняют собою это пространство. Ни прежде, ни после не доводилось отряду нашему видеть такое море сыпучих песков, к тому же еще чрезвычайно часто переплетенных такими же песчаными цепями довольно крупных возвышенностей. Как ни прекрасны были наши артилерийские упряжные лошади, как ни втянуты были они в дружную и трудную работу, но все же не в силах были провезти полевых пушек даже на самое ничтожное расстояние. Колеса буквально утопали в песке от одной лишь тяжести передка и лафета, и можно сказать без преувеличения, что во время почти всего пути люди несли орудия на руках. Не будет неправды и в том, что тот, кто не видал песков между Игды и Динаром, не видал их вовсе, и кто не был застигнут бурею среди такого песчаного моря, как это случилось с нами 22-го октября, тот не может составить себе даже и слабого представления о том ужасном явлении, которое туземцы зовут «теббедом». Этот средне-азиятский самум отнимает силу у всего живущего и мгновенно сушит все прозябающее, в мгновение ока насыпает горы песку и хоронит иногда под ними целые сотни человеческих жизней.

Завидя наше приближение, текинцы бежали из Кизиль-Арвата. Оставив в крепости этой гарнизон, вечером того же числа мы налегке пошли вдоль текинского оазиса, нигде не встречая сопротивления. Текинцы решительно не верили в то, что русские могут пройти игды-кизиль-арватский путь, и притом пройти столь быстро, а потому, когда это совершилось, между ними распространился какой-то чисто панический страх. Они бросили лежащие на пути нашем крепости Кодш, Зау, Кизиль-Чешме и Джами, равно как и находившиеся несколько в стороне, влево от нашей дороги, [8] Кара-Сенгир и Ниаз, оставляя нас полнейшими хозяевами этого ряда своих твердынь, неоднократно прославившихся при оборонах текинских владений от нападений гоклан, иомудов и хивинцев. К вечеру 26-го октября отряд наш подступил к крепости Бами. В ней также мы не застали жителей, но последние бежали пред самым нашим приходом, и бегство их, как видно, было столь поспешно, что все их кибитки и вообще всякого рода пожитки, с дымящимися еще очагами, находились на местах как внутри крепостных стен, так и возле них. Так как от Кизиль-Арвата до Бами около 50-ти верст и пространство это мы прошли делая лишь самые кратковременные привалы, то тут пришлось нам остановиться, чтобы дать людям оправиться и сварить горячую пищу. Употребив на это несколько часов и оставив в Бами одну роту, отряд двинулся к следующей крепости, а именно к Беурма, находящейся в 12-ти верстах к западу от Бами. Беурма всегда пользовалась особенною известностью среди текинских крепостей. Вокруг нее обыкновенно групировалось несравненно большее число кибиток, чем вокруг крепостей, уже пройденных нами. Ко времени нашего прибытия в Беурму, там оставалась еще некоторая часть жителей, не успевшая покинуть своих жилищ, а потому мы были встречены ружейным огнем, на который отвечали огнем своей артилерии, стараясь в то же время охватить крепость войсками по мере того, как последние подтягивались к стенам, за которыми засел неприятель. Но все это делалось нами, так сказать, ощупью, потому что, прежде чем подошли мы к Беурме, наступила быстро, без сумерек, как и подобает тем широтам, совершенно темная осенняя ночь. Неприятель тревожил нас до самого рассвета, появляясь то на наших флангах, то в тылу, и мы впервые употребили здесь имевшиеся при нас светящиеся снаряды и ракеты. Эфект, производимый на текинцев этим светом, видимо был громаден и не было сомнения, что они принимали средство за самое орудие. Едва, бывало, поднимется ракета или засветится ядро, направленное нами в сторону выстрелов или шума галдеющей неприятельской толпы, последняя мгновенно рассыпалась в разные стороны и, думать должно, этому обстоятельству следует приписать то, что текинцы в продолжение ночи не предприняли ничего решительного против нас. С своей стороны, и мы, будучи лишены возможности ориентироваться, с нетерпением ждали появления дня и в течение ночи поддерживали лишь редкий огонь артилерии по стенам крепости, [9] конечно принимая при этом возможные меры предосторожности на случай ночной атаки текинцев. С рассветом текинцы отступили от Беурмы, из которой жители выбрались еще ночью, так как оказалось, что мы в потемках удачно загородили крепость со стороны песков, т. е. со стороны западной и северо-восточной, но оставили свободным выход из нее в горы, со стороны юго-востока. Потери у нас не было. Точно также трудно сказать, как велика была потеря, понесенная текинцами, так как, войдя в крепость, мы нашли в ней всего два трупа, должно быть неубранные и не увезенные по случаю темноты. Для преследования неприятеля. за совершенным почти неимением у нас кавалерии, посланы были две роты, которые, впрочем, скоро возвратились в Беурму. Между тем, рота, оставленная в Бами, согласно приказания, приготовила и подожгла костры из брошенных кибиток и всего текинского имущества, каковое было сожжено также и в Беурме. Всего предано огню 1.200 кибиток; захваченный же рогатый скот, в количестве 80-ти голов, был отдан войскам. Ограничившись такою местью за дерзкие нападения на Михайловский пост и в особенности в Джамала, отряд пошел обратно в Кизиль-Арват. Набег наш, по доходившим тогда до нас слухам, произвел ужас во всем Теке и, по всем вероятиям, не прошел бесследно и в Хиве. Что же касается иомудов, то они до невероятия были поражены описанным событием, так как это был первый в их памяти пример неудачи текинцев, которые, по существовавшему во всей степи убеждению, до такой степени сильны и воинственны, что туркмены наши всеми средствами старались предохранить нас от каких-либо враждебных предприятий против Теке.

30-го октября, командир баталиона 84-го пехотного Ширванского полка, полковник Клуген, получил приказание выступить с вверенною ему частью, с 35-ю казаками и одним орудием, из Кизиль-Арвата в Джамала. При этом ему предложено было, забрав тяжести, оставшиеся в названном укреплении, отойти со всем его гарнизоном к роднику Казанджик, что у западной оконечности Кюрендагских гор. Ширванцы должны были пройти в Джамала прямым путем, чрез колодцы Гяур и Эмерали-Аджи, оттуда же проследовать чрез Топьетан и Эмерло-Кодж, по пути несравненно более легкому, так как им приходилось везти с собою из Джамала одно полевое орудие, а опыт научил нас тому, с какими неимоверными затруднениями сопряжено было дело это в песках, на пространстве между Узбоем и текинскою [10] линиею. Отправление с таким поручением относительно крупной части, как целый баталион, вызывалось многими обстоятельствами и, прежде всего, разумеется тем, что колонна эта вела с собою почти всех наших вьючных животных, охрана которых требовала пропорциональной силы. Между тем, было очень вероятно предполагать, что полковник Клуген по пути будет атакован текинцами. При возвращении нашем из Беурмы в Кизиль-Арват, массы текинской кавалерии, можно сказать, почти не сходили с нашего горизонта. Ничего решительного против нас не предпринимая, текинцы нередко приближались к нашей колонне и на ружейный выстрел даже иногда открывали безвредный нам огонь, на который мы изредка отвечали одною, двумя гранатами, совершенно их унимавшими. Но было видно однакоже, что страсти их не улегались, но смирялись лишь уверенностью в невозможности справиться с тем числом и составом, в котором мы находились. Следовательно, по всем вероятиям они не упустили бы случая напасть на высланную из Кизиль-Арвата часть, если бы заметили, что сила не велика и колонна очень обременена верблюдами. Не видеть же выступления колонны полковника Клугена очевидно текинцы не могли, так как все время бродили вокруг Кизиль-Арвата. Ко всему этому начальник отряда получил донесение из Джамала, что какая-то неприятельская партия, приблизительно около 500 человек, 26-го октября пыталась разведать о силах гарнизона названного укрепления. Попытка эта, по словам доносившего офицера, кончилась лишь тем, что стороны обменялись несколькими десятками ружейных выстрелов и атаковавшие отошли после того, как в них было пущено пять, шесть гранат. Начальник джамалинского гарнизона в донесении своем, между прочим, высказывал мнение, что посягавшие на безопасность укрепления были те же самые хивинцы, которые 2-го октября угнали 150 верблюдов с бивака кабардинцев в Топьетане. Мнение это сперва казалось несколько неправдоподобным, так как боевые набеги туземцев в пустыне обыкновенно имеют характер какого-то вихря. Нападающая кавалерия, по самому свойству страны, ничего не производящей ни для человека, ни для лошади, должна сразу решаться на свое дело и, в случае неуспеха, уходить немедленно. Она не может проводить целые месяцы в пустыне, а потому хивинцы, угнавшие часть наших верблюдов 2-го октября, по-видимому не могли оставаться в тех местах по 26-е октября. С другой стороны, промежуток времени между названными [11] числами был столь продолжителен, что хивинцы, если это были они, действительно имели возможность дать отдохнуть своим коням и вообще, оправившись, возобновить враждебные нам попытки. В этом последнем случае джамалинский гарнизон мог составить предмет и дальнейших действий неприятеля, чего нельзя было бы ожидать, если бы нападавшие на Джамала были текинцы, так как последние были тогда очень озабочены нахождением русского отряда в пределах собственного их оазиса. Впоследствии оказалось, что предположение начальника джамалинского гарнизона действительно было основательно. Нападавшие 26-го октября были хивинские туркмены, как известно, кочующие, а частью и оседло живущие в северной части ханства, по левому берегу Аму-Дарьи. Конницу эту хан выслал было для того, чтобы затруднить наше движение в пределы ханства, и мы, если бы продолжали туда свое движение, должны были встретить ее, пройдя колодцы Игды. С поворотом же нашим в Теке, воинство это устроило свою базу у названных колодцев и стало бродить вдоль Узбоя. Те же, которые угнали часть наших верблюдов из Топьетана, вероятно принадлежали к этому самому отряду и составляли часть его, высланную вперед много раньше главных сил.

Заметив малочисленность гарнизона, хиво-туркменская кавалерия, как видно, задалась мыслью действовать против него решительно. С этою целью 5-го ноября неприятель подступил к Джамала, примерно в количестве около 2,000 с небольшим всадников, и стал издали скрытно обходить укрепление со стороны севера и запада. Он желал загородить нам отступление по Узбою на Топьетан и вероятно рассчитывал, что мы, увидав столь многочисленную вражью силу, бросим укрепление и станем скорее уходить в пески, по направлению на Кизиль-Арват. Между тем, поздно вечером накануне в Джамала прибыл полковник Клуген, о чем видимо неприятель ничего не знал. Назначив на 5-е ноября дневку, названный штаб-офицер приказал своим туркменам и состоявшим при нем для посылок казакам как можно раньше объехать ближайшие окрестности укрепления и отыскать лучшие места для пастбища верблюдов. Разъезд выехал до света и при этом случайно открыл неприятеля. Тогда полковник Клуген приказал не поднимать верблюдов и немедленно выслал две роты, приказав им. пользуясь песчаными буграми и всякого рода складками местности, незаметно для туркмен отойти несколько по направлению на Кизиль-Арват, а затем, когда послышатся [12] выстрелы, зайти правым плечом к колодцам Арват, у которых и перегородить Узбой. Вместе с тем наши залегли за бруствером укрепления. Рано утром неприятель стал выставлять себя и открыл рекогносцировочный огонь по Джамала. Не получая ответа, туркмены подошли ближе к укреплению и заметили, что мы из него уходим. Действительно, в это время из горжи выходила рота, но это была уже третья рота, высланная полковником Клугеном после первых же выстрелов. Ей, напротив, приказано было показывать себя неприятелю сколь возможно больше и идти мелкими частями, заслоняясь лишь цепью стрелков со стороны Топьетана. Рота эта двигалась по направлению в Кизиль-Арват. Увидев это, туркмены пошли в промежуток между укреплением, которое они считали нами брошенным, и отступающею ротою. Последняя отходила отстреливаясь, и неприятель не очень на нее наседал, вероятно желая, чтобы она углубилась подальше в пески. В ожидании этого, туркмены захотели заглянуть в укрепление, в расчете найти какую-либо поживу, так как они могли думать, что мы не в состоянии были забрать с собою всего нашего имущества. К большому сожалению, несколько преждевременно открытый против них из-за бруствера огонь дал им понять, что для них приготовлена ловушка. Вместе с тем они не могли конечно не заметить тут же, близ укрепления, лежащую массу верблюдов, а это еще более должно было удостоверить их в том, что в Джамала пришло сильное подкрепление гарнизона. Поэтому хиво-туркмены быстро прошли под перекрестным огнем укрепления и последне-вышедшей из него роты, повернувшейся при этом кругом, и направились к востоку, к колодцам Арват. Возможно предполагать, что они намеревались спуститься в сухое русло Оксуса, по которому пролегал настоящий их путь отступления в Игды, но из нашего пикета, выставленного для наблюдений на возвышенности левого берега Узбоя, был сделан выстрел, и неприятель предпочел уходить горою, хотя и по глубоким пескам. У нас потеря этого дня состояла из одного раненого нижнего чина. Что потерял неприятель, осталось нам неизвестным. Нашли всего 14 человеческих трупов и несколько убитых лошадей.

Хотя с уходом полковника Клугена со своим баталионом в Кизиль-Арвате все еще оставались шесть рот, снабженных месяца на полтора всякого рода продовольствием и вообще всем необходимым, но это самое снабжение делало нас тогда [13] малоподвижными. Для увода джамалинского гарнизона и вывоза оттуда всего, что там находилось, потребовалось послать всех лучших верблюдов, и при главной части рекогносцировочного отряда оставалось не более 150 голов этих животных, к тому же очень изнуренных и слабых. Тем не менее, пользуясь невольною нашею задержкою в Кизиль-Арвате, начальник отряда предполагал исподволь переходить чрез Кюрендагские горы, направляясь чрез перевал, ближайший к месту тогдашнего нашего нахождения, а именно чрез тот, который ведет к крепости Ходжам-кала, а затем и далее, к крепости Кара-кала, что в верховьях Сумбара, правого притока реки Атрек. Имелось в виду, если окажется возможным, туда же направить колонну полковника Клугена, предписав последнему, достигнув Казанджика, обогнуть Кюрендаг со стороны западной его оконечности и идти на присоединение в Кара-кала, вдоль южной подошвы названных гор. Но от всего этого пришлось отказаться, ибо таким образом наш путь удлинялся несоразмерно с наличными перевозочными средствами. Кроме того, судя по донесениям полковника Клугена, колонна его оказывалась очень тяжелою и настоятельно требовалось оказать ей помощь скорейшим отделением от нее части транспорта. В виду такой необходимости ширванцам послано было приказание, дойдя до Казанджика, повернуть вдоль северной подошвы Кюрендага на Узун-су и Ушак, к колодцам Ходженем-куюсы. Следуя согласно данному ему маршруту, полковник Клуген прибыл по назначению только 2-го декабря. Находясь на ночлеге у колодцев Ушак, 29-го ноября, ширванцы были встречены двумя нашими ротами. Их выслал начальник отряда из Кизиль-Арвата для того, чтобы облегчить трудную службу людей колонны полковника Клугена при транспорте и помочь последнему при следовании в гористой местности. Почти одновременно с этим, а именно 1-го декабря, мы совершенно очистили Кизиль-Арват и перешли к колодцам Ходженем-куюсы, куда понемногу стали перебираться еще с 22-го ноября. Таким образом, к вечеру 2-го декабря вся рекогносцирующая часть красноводского отряда была сосредоточена у вышеназванных колодцев.

20-го ноября, находясь еще в Кизиль-Арвате, начальник нашего отряда получил предписание начальника штаба Кавказского округа, помеченное 5-м числом того же месяца, № 14. В нем сообщалось, что, по соображении положения дел в красноводском отряде, Его Императорское Высочество Главнокомандующий [14] Кавказскою армиею изволил допустить возможность следующих предположений:

«1) Что, не смотря на очевидную необходимость в строжайшем наказании хивинцев, начальник отряда, из опасения превысить полномочия, ему предоставленные, может счесть себя обязанным воздержаться от таких действий против Хивинского ханства, которые, при имеющихся в отряде средствах и всей вообще обстановке, будучи в данную минуту весьма доступны и исполнимы, могут и поддержать вообще в Средней Азии обаяние нашей силы, и отвратить необходимость дальнейших экспедиций против Хивы, или по крайней мере значительно облегчить и удешевить подготовление таковых в будущем.

«2) Что решение начать отступление, или хотя временно приостановить враждебные действия против неприятеля в то время, когда по здравой логике военных операций нужно, напротив, энергическое ведение оных, может даже затруднить положение самого отряда при расположении его в неприязненной стране или при отступлении.

«3) Что если бы, по обстоятельствам, начальник отряда дошел до самого города Хивы или только вошел бы в пределы ханства, то тогда уже не будет времени испросить приказание относительно дальнейшего образа действий, и что всякая попытка к этому может создать отряду только новые затруднения».

В виду всех этих соображений, Великий Князь Главнокомандующий нашел нужным совершенно устранить те ограничения в отношении действий против Хивы, которые были поставлены данными до той поры предписаниями и всякого рода приказаниями, и, предоставив начальнику отряда полную свободу действовать сообразно обстоятельствам, так сказать, вполне развязать ему руки. Таким образом, согласно дальнейшему изложению этого последнего предписания, если бы хивинский хан продолжал упорствовать в своем ослеплении и враждебные против отряда действия самих ли хивинцев, или, по их подстрекательству, других кочевых племен продолжались, то начальник отряда уполномачивался наказать неприятеля в той мере, в какой, сообразно имеющимся в его распоряжении средствам, это оказалось бы возможным, не останавливаясь и пред взятием города Хивы, если бы по обстоятельствам начальник отряда признал это безусловно необходимым и исполнимым. С другой стороны, Его Императорское Высочество изволил предложить — отнюдь не упускать из [15] вида, что, по соображениям высшего начальства, вовсе не было особенного неудобства и в том, если бы красноводскому отряду пришлось возвратиться, не нанеся хивинцам серьезного удара. Из разъяснившихся тогда обстоятельств, говорилось в том предписании, «вполне становится очевидным, что заслуженное хивинским ханом наказание от него не уйдет, что оно во всяком случае последует не позже 1873 года и, как для всех вообще непокорных племен, будет тем строже, чем долее продлится их враждебность к России». Поэтому начальнику красноводского отряда прежде всего вменялось в обязанность особенное попечение о здоровье вверенных его командованию войск и возможно большее обеспечение благополучного возвращения отряда. Далее в предписании было сказано, «что если бы, вследствие ли позднего доставления последней бумаги, или вследствие получения в отряде каких-либо сведений о появлении в Хиве повальных болезней, или даже по другим обстоятельствам, красноводский отряд был вынужден вернуться к берегу Каспийского моря, не достигнув никаких особенно полезных результатов, то и такое возвращение отнюдь не предполагалось ставить в вину начальнику отряда, так как Его Императорским Высочеством слишком хорошо были оценены исключительно неблагоприятные условия, в которые была поставлена рекогносцировка 1872 года, в особенности по первоначальной неопределенности и растяжимости задачи, и так как Главнокомандующий изволил быть в полнейшей уверенности в совершенной готовности всех без исключения чинов отряда приложить все способности их и силы к исполнению служебного долга». Вместе с тем, передавая милостивую благодарность Августейшего Главнокомандующего за все сделанное отрядом, а равно и пересылая 15 знаков Военного Ордена и пять медалей «за храбрость», для возложения на нижних чинов и туземцев, по усмотрению начальника отряда, начальник штаба округа заканчивал свое предписание приказанием, по которому, если бы бумага № 14-й была получена нами на пути обратного следования отряда, то начальнику последнего строго возбранялось возвращаться в пределы Хивинского ханства, так как, сказано было в бумаге, «взятие ныне красноводским отрядом Хивы отнюдь не составляет желания правительства».

Вышеприведенное предписание, как уже об этом было упомянуто, получено было 20-го ноября 1872 года. В этот день [16] войска красноводского отряда, принимавшие участие в рекогносцировке, находились в следующих пунктах:

а) Отрядный штаб с четырьмя ротами, пятью орудиями, 15-ю казаками и 10-ю конными туркменами в Кизиль-Арвате.

б) Две роты, пять орудий, 15 казаков и 15 туркмен — в северном устье ущелья, в Кюрендагских горах, по пути к верховью Сумбара.

в) Шесть рот, три орудия, 35 казаков и несколько туркменских всадников — в следовании из Эмерло-Кодш в Ходженем-куюсы.

Таким образом, как видно из приведенного расположения войск отряда по местам их нахождения в момент получения предписания № 14-го, мы уже не имели никакого права воспользоваться позволением предпринять решительные действия против враждебного нам ханства. Наконец, со дня поворота отряда из Игды в Кизиль-Арват, т. е. с 19-го октября, мы уже не имели к тому и возможности. У нас не доставало для этого перевозочных средств. Еще 30-го октября начальник отряда подробно донес начальнику штаба Кавказского округа из Кизиль-Арвата о том, что он предпринял, дойдя до Игды, с объяснением причин своих действий, но, само собою разумеется, это донесение не могло быть получено в Тифлисе к 5-му ноября, т. е. к числу, которым было помечено предписание № 14-й. Донесение то, между прочим, заключало соображения и предположения начальника красноводского отряда по поводу полученного им пред тем предписания, к которому приложена была копия письма военного министра к Его Императорскому Высочеству Главнокомандующему Кавказскою армиею от 17-го августа, № 279-й. Из письма этого усматривалось, что нанесение Хиве решительного удара сделалось, наконец, делом почти предрешенным и откладывалось лишь до весны следующего 1873 года, дабы в предстоящую зиму подготовиться к экспедиции по общему плану, согласованному между начальниками трех военных округов, а именно: Кавказского, Оренбургского и Туркестанского (Эти отряды, составляя в сложности свыше 12,000 челов., должны были быть настолько сильны в отдельности, чтобы, в случае прибытия к Хиве хотя бы одного из них, он был в состоянии положить предел самобытного существования ханства. Все три отряда должны были двигаться самостоятельно и, подойдя к оазису, поступить под командование начальника Туркестанского округа генерал-адъютанта Кауфмана, следовавшего со своим отрядом.). [17]

По поводу содержания этого письма, начальник красноводского отряда счел своим долгом объяснить, что хотя весна, быть может, и действительно наилучшая пора для покорения ханства, но поход туда для войск Кавказского округа будет еще возможен, по его мнению, в таком случае, если начальники отрядов, направляющихся с восточного берега Каспия, получат окончательные приказания не позже конца декабря, или, по крайней мере, первых чисел января, так как необходимо принять во внимание, что весна в районе красноводского отряда обыкновенно далеко не совпадает с тем же временем года в округах Туркестанском и Оренбургском, а тем более с весною Петербурга. Выразив эту мысль, начальник отряда продолжал свое донесение так: «Красноводский отряд, на который, как мне кажется, ближе всего, дешевле и удобнее возложить самую серьезную роль в предстоящем походе, решительно не может выступить позже самых первых дней марта, так как, в противном случае, жары помешают ему исполнить его дело. Январь и февраль месяцы необходимы будут отряду для изготовки материальной части, а главное для добычи верблюдов, что составляет единственно трудную и серьезную статью, не исключая взятия Хивы и окончательного покорения ханства. Вследствие вышеизложенного, имею честь покорнейше просить ваше превосходительство, ко времени возвращения вверенного мне отряда, т. е. приблизительно к половине декабря, приказать меня уведомить, действительно ли можно ожидать, что наконец будут предприняты окончательные действия против Хивы, а также — когда и какая именно обязанность падет по общему плану, предварительно согласованному между тремя округами, на красноводский отряд». Дабы не было неясностей и недоразумений в будущем, говорилось далее в донесении, «мне остается присовокупить, что если последует окончательное приказание вверенному мне отряду готовиться к решительному походу даже и к определенному мною времени, то и в этом случае придется для приобретения верблюдов прибегнуть к одному из двух средств, а именно: или пригнать их из Мангишлака, который, говорят, обилует названными животными, или расположить теперь же весь отряд кордоном в маленьких укреплениях по Атреку, с целью не пропускать на правый берег этой реки ни одной кочевки. Последний способ, за неимением с нашей стороны права переходить Атрек, может нам доставить верблюдов потому, что степняки к зиме частью откочевывают к Хиве, частью же втискиваются [18] в полосу между Атреком и Гюргеном, кормовые средства которой едва способны поддерживать существование животных до ранней весны, а потому с наступлением первых теплых дней за-атрекские иомуды спешат переходить на нашу територию. Следовательно, если мы не позволим им исполнить их желания, то они волею-неволею должны будут отдать нам часть своих верблюдов, чтобы спасти от голодной смерти остальных. Само собою разумеется, что животные, которых можно получить этим последним способом, не особенно будут хороши. Притом же в этом случае необходимо будет не возвращать хозяевам тех верблюдов, которые работают отряду и еще к чему нибудь годны, так как на них придется снабжать всем необходимым гарнизоны укреплений на переправах чрез Атрек. Сравнивая два предлагаемых мною способа приобретения перевозочных средств, доносил далее начальник отряда, невольно приходится отдать преимущество первому, так как Мангишлакский полуостров, сколько известно, находится в полной зависимости от свободно действующей там нашей администрации. Чтобы покончить с верблюжьим вопросом, нужно еще доложить вашему превосходительству, что, по указанию опыта, каждая рота, считая ее в 120 штыков, для поднятия с места двухмесячного довольствия, со своим лагерем, запасными патронами, аптекою и 4-5 дневных запасом воды, потребует по меньшей мере от 100-105 верблюдов. Каждое орудие, круглым счетом, — 10 верблюдов, а каждый всадник едва-едва может обойтись четырьмя верблюдами, не считая воды, необходимой лошадям, так как для проведения кавалерии в хивинские владения ее придется направить туда по особому маршруту, отдельно от пехоты, чтобы скорее пройти безводные промежутки. Запас на третий месяц увеличит потребное число верблюдов всего на одну треть и такая же еще надбавка потребуется, если приказано будет везти запасы продовольствия на четыре месяца».

«Затем, продолжал свое донесение начальник красноводского отряда, если мне позволено будет высказать свои мысли относительно будущего Хивы, то я полагал бы, что так как несомненное значение, которым пользуется это ханство в Туркменской пустыне, направлено прямо во вред нашему там значению, так как стратегическое положение его несомненно велико в отношении остальных наших среднеазиатских владений, так как каждый лишний день, независимого существования ханства, все более и более протаптывает путь и устанавливает внутреннюю [19] связь между Калькутой и Хивою (См. телеграму из Калькуты от 6-18 сентября, помещенную в 196 нумере «Русского Инвалида» за 1872 год, в которой сказано следующее: хивинский посланец вручил вице-королю письмо для передачи королеве Виктории, в котором хивинский хан выражает королеве чувства своего уважения. В частной беседе с вице-королем, хивинский посланец просил, чтобы Англия заступилась пред Россиею за Хиву. Вице-король, отказав в этой просьбе, подал посланцу совет выдать русских пленных и вступить в дружественную переписку с ташкентским генерал-губернатором.), что, конечно, не ведет к нашей пользе, и так как наконец, вследствие подобных условий, сколько бы мы ни старались иначе решить этот вопрос, Хиве все равно суждено испытать участь ближайших к ней среднеазиатских ханств, то, чем скорее будет выработан общий план действий против Хивы, предварительно согласованный между тремя военными округами, тем будет лучше. Однако же можно с основанием опасаться, что выработка этого плана последует не так еще скоро и, вероятно, именно благодаря тому, что он, будучи сам по себе весьма несложен, должен выработаться, или по крайней мере начинать вырабатываться, в трех округах, между которыми одно сношение требует всего времени, остающегося до наступления весны в Чекишляре и Красноводске. Это тем более жалко, что, значит, нельзя будет воспользоваться опытом, который достаточно указал, что действия против Хивы вполне возможно возложить на кавказские войска, если только для сего будет выбрано вполне соответствующее время года, как, например, осень. Я не хочу этим сказать, говорилось в донесении, чтобы и дальнейшее ведение ханством, и охранение его должно было быть тоже делом Кавказа. Напротив того, по покорении страны, войска кавказского отряда должны быть немедленно оттуда уведены, так как, не говоря уже о других неудобствах, одно инспектирование их или осмотр края каким либо начальником каждый раз потребует формирования целого отряда для конвоирования по пустыне, между тем как хивинский оазис сопределен с Оренбургским военным округом и лежит на лучшем пути в Туркестан».

Вместе с тем, начальник отряда донес, что он, дабы не терять времени, тогда же обратился к начальнику мангишлакского отряда, полковнику Ломакину, с просьбою донести прямо от себя начальнику штаба Кавказского округа, а также уведомить красноводский отряд о том, возможно ли будет, если обстоятельства того потребуют, добыть в пределах Мангишлакского полуострова, не позже февраля месяца предстоявшего 1873 года, до [20] 4,000 верблюдов для экспедиции из Красноводска, и если это можно, то не отказать сообщить также, каким способом, по мнению его, полковника Ломакина, было бы удобнее всего препроводить этих животных в Красноводск.

Между тем, следуя обратно, красноводский отряд сосредоточился у колодцев Ходженем-куюсы и 3-го декабря пошел чрез Кюреядагский хребет. На следующий день, перевалив по Уила-Кошлюкскому проходу, верхняя точка которого оказалась на высоте 2,177 футов над морским уровнем, отряд переночевал на южном склоне названных гор и, продолжая путь, к ночи 5-го декабря пришел в Баир, что на Сумбаре. С этого места и до самого Каспийского моря дорога нашего отряда все время шла, можно сказать, в виду берегов проточных вод: сперва по берегу Сумбара, а от местечка Чат, у которого названная речка изливается в Атрек-берегом сего последнего. Еще находясь в Казиль-Арвате, мы осмотрели путь, ведущий в Ходжам-Кала, верст на 20: следуя же в Чекшиляр и пользуясь всякою свободною минутою, часть отряда обрекогносцировала течение речки Чандыр, а другая колонна нанесла на карту путь к ущелью Диван-дере. Затем, от Малага-Джан-Мамет, что на Сумбаре, казаки наши с одним из топографов ходили к Ялын-якской переправе чрез Атрек и, в заключение, отправив часть пехоты и все наши тяжести от переправы Баят-Хаджи прямым путем в Гасан-Кули, начальник отряда продолжал рекогносцировочное движение вниз по Атреку, причем осмотрены были переправы Чельте, Аг-Яйла, Кара-Иш и Беюн-Баши.

Благодаря крайней недостаточности числа верблюдов и вследствие постоянной необходимости возвращать их за нашими тяжестями, мы едва только успели возвратиться в Чекишляр 18-го декабря, и этим днем окончилась рекогносцировка, произведенная красноводским отрядом в 1872 году. В это время все единогласно признавали труды отряда, как в названном году, так и в предшествующем, вполне удовлетворительными во всех отношениях. Все соглашались с тем, что красноводцы сделали все, что только возможно было сделать. И действительно, благодаря походу 1872 года, на карте Закаспийского края явилось 1,600 верст, не виданных до той поры еще никем из европейцев. Вместе с тем, тогда же было определено с большой точностью географическое положение многих пунктов, а для некоторых из них вычислены также и абсолютные высоты. Чтобы все это осмотреть [21] и сделать, отряду пришлось исходить по пустыне свыше 3,000 верст, конечно считая в этом числе не только то, что он прошел в полном своем составе, но и то, что пройдено дробными его частями. Мы уже не говорим о целом ряде боевых успехов красноводского отряда, взятии нескольких текинских крепостей и проч., так как на этот счет все мы находились тогда в полнейшем заблуждении. В то время никто бы из нас не поверил, что победы над народом, хотя и довольно храбрым, но вовсе не имеющим артилерии, понятия об инженерном искусстве и представления о дисциплине, а также вооруженным большею частью таким оружием, образцы которого в Европе можно видеть лишь в музеях, в числе редких древностей, могли бы тоже во что-нибудь цениться.

Старый красноводец.

(Продолжение будет).

Текст воспроизведен по изданию: Красноводский отряд, его жизнь и служба со дня высадки на восточный берег Каспийского моря по 1873 г. включительно // Военный сборник, № 11. 1889

© текст - Маркозов В. И. 1889
© сетевая версия - Thietmar. 2020
© OCR - Иванов А. 2020
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Военный сборник. 1889