ЛОБЫСЕВИЧ Ф.

ВЗЯТИЕ ХИВЫ

и

ХИВИНСКАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ 1873 ГОДА

МАТЕРИАЛЫ ДЛЯ ИСТОРИИ ПОХОДА.

СТАТЬЯ ВТОРАЯ.

(См. выше: авг. 583 стр.)

К 18 марта почти весь отряд Оренбургского округа собрался в Эмбенском посте, не прибыла только большая часть тяжестей, которые необходимость заставила разбросать почти по всей дороге по причине ужасного пути, глубокого снега и буранов. Иногда по нескольку часов не было возможности выбраться с повозкой из рытвин и ухабов, так что эшелоны останавливались и помогали вытаскивать повозки. Несмотря на крайне утомительный и тяжелый переход, все люди были веселы и здоровы; лишь несколько человек страдали болезнью глаз от яркого отражения солнечных лучей на снеговой степи и от дыма в кибитках. До 26 числа марта, подвозили отставшие тяжести, а люди упражнялись в стрельбе и приготавливались в предстоящему походу. 26 марта выступил авангард в составе 2-х казачьих сотен и 25 человек саперной команды от 1-го Оренбургского линейного баталиона, которому приказано, поднявшись на Усть-Урт, остановиться на уроч. Арыс-Бурте и в ожидании главных сил отряда выслать разъезды в уроч. [719] Джебыске и мысу Чаграй. На обязанность авангарда был возложен также предварительный осмотр и приведение по возможности в порядок путей.

Несколько солнечных дней в марте еще более испортили путь, так, что авангард испытывал неимоверные затруднения, переходя по оврагам, в которых было до 2 1/2 арш. снегу подтаявшего снизу и столь рыхлого, что люди и лошади буквально утопали в нем; к тому же совершенная бескормица и очень сильные морозы по ночам и утром до того изнуряли верблюдов, что животные едва волокли ноги и с трудом поднимали груз в 17 пудов. 30-го марта вышел из Эмбенского поста и весь отряд, а 31 транспорт с продовольствием и другими тяжестями отряда, под прикрытием одной роты и двух сотен. Весь запас продовольствия, вышедший с этим транспортом, состоял из провианта на 2 1/2 месяца, по 15 июня, и овса на 2 месяца по 5 июня, сверх того, запас его еще в 500 четвертей. Затем 1-й тыльный запас (провианта на месяц и овса на 1/2 месяца), а также часть тяжестей, не взятых за недостатком в Эмбенском посте нужного количества верблюдов, выступили в конце мая, а 2-й тыльный запас двух-месячной пропорции провианта и овса и сверх того 1000 четвертей на случай замены сеном, вышел из Эмбы 15 июня. С получения его весь отряд обеспечивался по 15 сентября. Оба эти транспорта конвоировались казачьими сотнями.

Вместе с выступлением нашего отряда, из Хивы получено было сведение, что по всему ханству собирают людей, снабжают каждого лошадью, саблей и ружьем; сборным пунктом их к стороне Оренбургской степи были назначены окрестности Кунграда, откуда их перевели в Джаны-Калы. Вместе с тем, хан отправил чрез Чамбай в Казалинск посланца и с ним 21 человека наших пленных. Вскоре стало известно и то, что Аральская флотилия, которая должна была подойти к юго-западному берегу моря для открытия сообщения с оренбургским отрядом, за неимением топлива не может направиться но этому пути, а потому отравлена прямо к устьям Аму-Дарьи.

4-го апреля, отряд наш после дневки на Аты-Джаксы, едва сделав 65 верст от Эмбенского поста, достиг горы Намаз-тау; сначала глубокий снег, потом сильная грязь изнуряли верблюдов, страдавших еще и от бескормицы; переходы чрез лощины, наполненные водой, возможны были только утром, когда вода несколько спадала. На каждом переходе по нескольку [720] десятков верблюдов, ложились, и приходилось бросать их, перевозя тяжести на запасных; сменить их свежими не было возможности, так как по всему пути следования и в окрестностях не было кочевок и жилья.

Как вообще в степи, зима быстро сменяется летом, здесь промежутка, называемого весной, совсем не бывает и от сильнейшего холода переход к такому же зною, явление обыкновенное: от 12% морозу в начале апреля, в 17 числу того же месяца жар доходил уже до 36° Реом. К 11 апреля дороги уже совершенно высохли и движения войск значительно облегчились, к тому же показавшийся корм много освежил вьючных животных. 11 апреля отряд достиг уроч. Арыс, на Усть-Урте, далее отряд двигался до уроч. Исен-Чагыл у южной оконечности песков «Большие Барсуки», не вдалеке от северо-западных берегов Аральского моря, и выждав здесь несколько дней отставший транспорт, следовал оттуда чрез Каратамак четырьмя эшелонами,— первый: из 2 сотен казаков, 3 рот пехоты и 4 конных орудий; второй: сотни казаков, 3 рот пехоты, 2 конных орудий и 2 мортир; третий: 2 сотен казаков, 2-х рот пехоты и ракетной батареи, и четвертый: 2 сотен казаков, роты пехоты, 2 орудий и 2700 верблюдов с запасным провиантом. Разделение отряда на эшелоны сделано было потому, что на пути от Арыса чрез Кос-булак на Касарму не было достаточного количества воды (по этому пути двигалась правая колонна отряда). Люди и лошади выносили поход превосходно, всех больных было 8 человек. Из Хивы доходили самые противоречивые известия: говорили, что несколько тысяч человек высланы на уроч. Дау-Кара и на Ургу, что на Касарме имеется небольшой наблюдательный пост, что в хивинских владениях делается наряд на службу по 1 человеку с 5 домов и что туркмены повидимому уклоняются от содействия хану, который притом не доверяет и нашим беглецам-киргизам, так как между ними заметно колебание и желание явиться с повинною.

С уроч. Исен-чагыл отряд двигался совершенно благополучно и 25 апреля достиг уроч. Касармы. В воде из вырываемых войсками колодцев недостатка не встречалось, а местами в ущельях Чинка был даже снег. Хотя со стороны хивинцев и не было заметно никаких оборонительных или охранительных мер, но до Исен-Чагыла отряд наш не встретить ни одиночных людей, ни караванов; было очевидно, что никого из ханства не пускали. Здесь же [721] генерал-лейтенант Веревкин получил первое известие от начальника мангишлакского отряда полковника Ломакина, из которого он узнал, что отряд этот должен по рассчету прибыть на Айбугир 4 или 9 мая, но генерал Веревкин послал приказание выдти кавказцам на соединение с ним на Ургу.

Так как кавказские войска полковника Ломакина за неимением верблюдов не в состоянии были взять с собою продовольствия более как на три месяца, то оренбургское окружное начальство распорядилось послать в Иргиз чиновника для найма перевозочных средств и отправки из тамошнего запасного магазина, по числу 2400 человек и 950 лошадей кавказского отряда, 659 четвертей сухарей, 114 четвертей круп и 1300 четвертей овса. Продовольствие это отправлялось в Каратамак с таким рассчетом, чтобы одновременно прибыть с тыльными запасными транспортами, отправляемыми в отряду, или в Ургу, из Эмбенского поста.

28-го апреля выступив из урочища Касармы, к 5-му мая весь отряд сосредоточился в укр. Джана-Кала на Урге, в 900-х верстах от Эмбенского поста. (Здесь генерал Веревкин отдал следующий приказ по войскам отряда:

”Вчерашнего числа, вверенный мне отряд, достигнув укрепления Урга, выполнил с точностью Высочайшую волю: чтобы, в начале мая, войска Оренбургского военного округа находились на границе хивинских владений. При этом войскам пришлось перенести не мало трудов и лишений: вслед за зимним походом от Оренбурга, Уральска и Орска к Эмбе они должны были сделать переход около 600 верст от Эмбенского поста, из которых половину по дорогам, испорченным весеннею распутицей, другую же — по безводным и бесплодным пустыням Уст-Урта, еще недавно считавшимися недоступными для русских отрядов.

”Редко случалось русским войскам делать походы при таких неблагоприятных условиях; но, несмотря на это, поход совершен вполне благополучно: люди сохранили бодрость и силу, больных и слабых между ними очень мало, лошади сбережены в удовлетворительном виде, и, сверх всего этого, в течение всего похода не было ни одного случая, который обнаружил бы упадок духа, нарушение дисциплины или нерадение в исполнении служебных обязанностей.

”Хотя подобные результаты были подготовлены заботливыми и предусмотрительными мерами со стороны главного начальства, тем не менее я не могу не признать, что легкость, с которою перенесен столь трудный доход, главнейшим образом, обусловлена молодецким духом нижних чинов и заботливостью со стороны ближайших начальников о сохранении порядка во вверенных им частях. В особенности, не могу не сознаться, что некоторые части отряда вполне поддержали, издавна признанную за русскою пехотою, славу лучших в мире ходаков.

”А потому, поздравляю вверенный мне отряд с окончанием самой трудной части похода, объявляю мою душевную благодарность всех начальствующим лицам за их труды и усердное содействие в моих заботах о наилучшем выполнения Высочайше указанной нам задачи; нижним же чинам отряда, за их безукоризненное поведение, молодецкое перенесение походных лишений и трудов, объявляю спасибо от всего сердца. Вполне уверен, что и дальнейший поход совершен будет с тем же успехом.

”Приказ этот прочесть людям во всех частях отряда»). [722]

Джана-Кала находится в 6-ти верстах от мыса Урга, на дне совершенно высохшего Аббугирского залива у канала ДжаваДжан, проведенного от Аму-Дарьи три года назад хивинцами, и возведено ими почти одновременно с другим укреплением, находящимся несколько выше, по этому же каналу. Укрепление Джана-Кала имеет вид квадратного редута с мелким и узким (вообще неправильным) рвом; длина фасов около 100 саж. Прикрытие состоит из стены вышиною в 2 1/2 саж. и толщиною в основании около 1 1/2 саж., и в верхней части имеющей форму стенки с зубцами и бойницами не более 1-го фута. Вся постройка сделана из глины. Оба эти укрепления найдены пустыми; первое из них, по показаниям, полученным впоследствии, занято было каракалпаками и сартами в числе от 500 до 800 человек, которые ушли из крепости дня за два до прибытия отряда. В этих укреплениях, кроме ста никуда негодных кибиток, никакого имущества и никаких запасов не найдено.

За несколько дней до прихода на Ургу, генерал Веревкин разослал чрез лазутчиков в каракалпакам и туркменам и находящимся в Хиве киргизам прокламацию, призывающую в покорности тех киргизов, которые откочевали из русских областей в хивинские владения. (Вот эта прокламация:

”Киргизы разных родов и отделений, живущие в хивинских пределах!

”По воле Его Императорского Величества Государя Всероссийского хивинское правительство и его подданные должны понести наказание, заслуженное ими разными враждебными действиями против могущественной России, как-то: вторжением вооруженных шаек в русские пределы, подстрекательством русских подданных киргизов к мятежу и неповиновению законной власти, грабежами, задержанием в плену русских подданных и многими другими подобными поступками.

”Наказание постигнет всех тех жителей хивинских владений, которые захотят встретить русские войска с оружием в руках или будут каким-либо другим образом противудействовать их успехам и не исполнять приказаний русских военачальников. Но гораздо суровее, чем для других, наказание это будет для тех киргизов, находящихся в хивинских пределах, которые, забыв Бога и данную ими или их предками присягу на верность Российскому Императору, не раскаются и на этот раз и будут действовать заодно с врагами Его Величества.

”Однако-ж Государь Всероссийский справедлив и многомилостив. Он желает, чтобы казнь соответствовала вине и чтобы невинные не пострадали. Его Величеству известно, что иные из киргизов, откочевавшие в Хиву по своим хозяйственным надобностям, задержаны там хивинскими властями, другие, переселясь туда в прежние времена, не могли возвратиться на свою родину или по бедности, или потому, что обзавелись там постоянным хозяйством, третьи, наконец, ушли или но наущению неблагонамеренных людей, или из страха наказания за какие-либо противу законные поступки, а потом уже возвратиться не смели.

”Поэтому объявляется ныне всем проживающим в хивинских пределах киргизам, чтобы они не уходили от русских отрядов, а сидели бы с аулами на своих местах и немедленно высылали ко мне своих старшин с изъявлением покорности. Те из них, которые изъявят покорность и ни в чем противузаконном ни прежде, ни теперь виновны не будут, не подвергнутся никакому наказанию или насилию, и за все, что они захотят продать русским войскам, получат наличные деньги; те же, которые имеют за собою какую-либо вину, могут рассчитывать на снисхождение, как добровольно явившиеся.

”Если же найдутся между ними такие, которые захотят сражаться с русскими войсками или каким-либо другим образом действовать заодно с врагами вашими, то с подобными людьми будет поступлено без всякой пощады и жалости, не только как с врагами, но как с изменниками своего законного Государя.

”Вникните, киргизы, хорошо в моя слова: они истекают из истинного желании вам добра") [723]

Быть может, что прокламация эта была одной из причин того, что еще до прихода нашего на Ургу явился к генералу Веревкину посол с изъявлением полной покорности со стороны важнейших наших изменников из киргизов, которые в 1869 и 1871 годах ушли в хивинские пределы, а вслед за приходом на Ургу явились в отряд: Азбергень Мунайтпасов, Хангадий Арасланов, Кутебар Айдекенев, Баратау Утербаев, Рыспай Асмантаев и др. менее важные. Все они были оставлены для службы при отряде, так как генерал Веревкин надеялся извлечь из них не мало пользы как при движении отряда, так и при заготовлении продовольствия; один только Арасланов, более других виновный в измене, как чиновник русской службы, был сдан на поруки помощнику иргизского уездного начальника Исету Бутебарову и Аликену Сазанову.

По заявлению Асбергеня и других, все кочующие в хивинских пределах киргизы ожидали прихода русских войск с полною покорностию. По их показаниям, все запасы продовольствия, на которые русские войска могли рассчитывать, сосредоточивались в городах Хиве и Кунграде; притом запасы эти состояли исключительно из ячменя, джугары и дженушки и, насколько можно было верить, не превышали 5-6 тысяч пудов зерна.

Все эти сведения, вместе с теми, какие были доставлены прежними рекогносцировками и расспросами, много способствовали определению плана дальнейших действий отряда нашего. [724] Известия об изменении очертания берегов Аральского моря совершенно подтвердились: Айбугир оказался совершенно сух; остров Токман-ата соединился с материком и от Аму-Дарьи к Урге проведен канал, по которому пролегает теперь путь в хивинские пределы не только кратчайший и удобнейший, но едва ли не единственный,— так как дорога вдоль западного берега Айбугира, и прежде отличавшаяся безводием и бесплодием, теперь совершенно оставлена. По каналу атому и его окрестностям сосредоточивается и большая часть населения северной части ханства, как оседлого так и кочевого: по этой же дороге хивинцы ожидали и вторжения войск Оренбургского округа, и по слухам, в Кунграде собирались несколько тысяч узбеков и туркмен с артиллерией. Что же касается затруднений, которые, по предположениям, должны были представить для движения войск болота и каналы левого берега Аму-Дарьи, то первые существуют, и то в незначительной степени, лишь при летних разливах реки, каналы же удобопроходимы при незначительных работах.

По этим соображениям, для дальнейшего движения вглубь хивинских владений генерал Веревкин решился избрать путь на Кунград и Куня-Ургенч, или на Ходжейли и Бенд. Путь этот, кроме того, что с первого же перехода приводил отряд в населенную страну, представляющую средства обеспечить войска порционным скотом и фуражем, в то же время сближать отряд и с аральской флотилией, которая стояла в это время в Аму-Дарье ниже Кунграда, и давал возможность оказать более деятельное содействие войскам Туркестанского округа при переправе чрез Аму-Дарью. Устроив складочный пункт на Урге, так как укрепление Джана-Кала по своей величине и конструкции не могло быть приспособлено в обороне для прикрытия оставляемых там войск, был возведен небольшой редут полевой профили, хивинское же сооружение разорено. Для охранения склада были оставлены одна рота и одна сотня с 2-мя ракетными станками; что же касается 2-х пеших орудий, которые предполагалось прежде здесь оставить, то они взяты с войсками для вооружения, в случае надобности, Кунграда, так как не было получено никаких дальнейших известий о движении мангишлакского отряда и нельзя было надеяться, что он окажет своевременное содействие. Здесь же оставлен чиновник для принятия и транспортирования в войскам запасов продовольствия, которые доставлялись в Урге, как выше сказано: для перевозки же их оставлено 1200 верблюдов, наиболее [725] слабых из числа состоящих при отряде, которые до прихода транспорта успевали поправиться.

С приходом отряда на Ургу, воля Государя Императора: чтобы оренбургские войска в началу мая достигли хивинских пределов, была выполнена вполне, несмотря на непредвиденные задержки в выступлении и на чрезвычайную трудность пути по маловодным и безводным пустыням Уст-Урта. Самая трудная часть возложенной на отряд задачи исполнена с полным успехом; здоровье и силы людей и лошадей были вполне сбережены, бодрость духа сохранена и войска ждали встречи с неприятелем с полной уверенностию в успехе. Результаты эти, без сомнения, в самой значительной степени обеспечены были предусмотрительностию и заботливостью предварительных распоряжений, но нельзя не отдать также справедливости как энергии войск, так и опытности начальника этого отряда генерала Веревкина.

Выступив 6-го мая из укр. Джана-Кала, 8-го числа отряд генерала Веревкина достиг города Кунграда. Местность по этой дороге, хотя изрытая множеством арыков, не представляла, однакож, слишком значительных затруднений: потребовалось только исправить несколько мостов и срыть несколько спусков, для удобнейшего следования обоза. Последний перед Кунградом ночлег отряд имел на уроч. Ас-берген-Бак, верстах в 13-ти от Кунграда, выслав авангард из 3-х казачьих сотен с ракетными станками верст за 5 вперед, для охранения имеющихся здесь мостов чрез арыки. Дня за четыре до прибытия отряда к Кунграду, город был занят передовым отрядом хивинских войск (по различным показаниям), от 500 до 1500 человек без артиллерии, под начальством Джасаула Мамыта, узбека, родом из Кунграда. Скопище это, не занимая города (жители которого, еще на Ургу выславшие в генералу Веревкину депутацию с изъявлением покорности, при приближении хивинцев разбежались), расположилось правым флангом к городу, несколько сзади, выслав передовых всадников к канавам и небольшим садам, верстах в 2-х впереди города. При приближении нескольких человек джигитов, высланных от нашего отряда к городу для разведок, эти передовые люди обратились в бегство.

Приостановив на несколько минут движение отряда, чтобы дать ему возможность выстроиться в порядке при выходе из дефиле, образуемого, верстах в трех от Кунграда, арыками с высокими насыпями и садами, высланы были вперед 3 казачьих сотни, чтобы открыть расположение неприятеля, а в [726] случае его бегства преследовать немедленно. Однако-ж оказалось, что скопище обратилось в поспешное бегство, не выждав даже появления сотен; захвачено было лишь два человека отсталых и выпущено в догонку около 50-ти ружейных выстрелов и 2 ракеты. Проследовав верст 8 далее Кунграда, по дороге на Ходжейли, отряд остановился, так как дальнейшее преследование по изрытой арыками местности найдено совершенно бесполезным. Разъезды, высланные вперед, не открыли неприятеля на расстоянии 15-ти верст: по сведениям, скопище, разбежавшееся от Кунграда, верстах в 30-ти от этого города встретило хивинский отряд тысячи в три человек, при двух орудиях, который под начальством мехтера (хивинского визиря) шел к ним на поддержку, но также обратился в бегство, собравшись затем на протоке Барабайди верстах в 50-ти от Кунграда, по дороге в Ходжейли.

Оставив авангард из 3-х сотен на месте, отряд отошел назад к Кунграду, около которого и расположился лагерем. Город, считающийся одним из лучших в ханстве, имеющий до 6000 жителей, найден почти совершенно пустым. Жители, как сказано выше, разбежались, имущество вывезено, самый город представляет почти развалины. Городская стена и часть жилищ, после разрушения их, произведенного лет за 15 перед сим во время междоусобной войны хивинцев с туркменами, не возобновлялись; ханский дворец, составляющий местопребывание кунградского бека, в совершенном упадке. Но местность здесь, прорезанная всюду каналами, с обилием воды в р. Аму-Дарье — весьма привлекательна; природные богатства поражают своим обилием, но мусульманский деспотизм убивает все, чем так щедро наделила природа страну древнего Ховарезма. Приказав разрушить ханский дворец и дом, принадлежащий начальствовавшему над хивинскими войсками в Кунграде Джасаулу Маныту, генерал Веревкин занял город караулом и нарядил коммиссию для исследования, какое имеется в Кунграде и его окрестностях имущество, принадлежащее ханской казне и ханским чиновникам, и какие могут быть сделаны заготовления для войск отряда. Жители города вскоре начали собираться в город и приводить для продажи быков и баранов. Здесь войска начали пользоваться пресною водою, что также много облегчило их положение; жар доходил уже до 40° по Реом.

По приходе в Кунград получено чрез киргизов известие, что с пароходов Аральской флотилии, которая зашла в один [727] из протоков Аму-Дарьи и стоит верстах в 25- ти от Кунграда, не имея возможности двигаться далее по мелководью, выслана была команда из 8 русских и 4 киргизов, для осмотра плотины, препятствующей движению пароходов. Плотину эту вызвался указать кочующий здесь сыр-дарьинский киргиз Чиклинского рода Утень. Пригласив команду к себе для угощения, Утень дал знать об этом хивинцам, занимавшим Кунград, которые явились сюда и, захватив людей, 10 человек зарезали, а двух увезли с собой. Немедленно по получении об этом известия генерал Веревкин послал команду для захвата аула означенного Утеня, который, послухам, сам ушел с хивинцами, и для того, чтобы открыть место где находилась флотилии. Указать этот аул вызвался Асбергень Мунайтпасов, который взялся также провести флотилию к Кунграду или, если это невозможно, указать плотины, запружающие русло реки. Вообще Асбергень, Хангалий, Кутебар и др. явившиеся с повинною, весьма усердно и с пользою служили при отряде.

Об отряде полковника Ломакина здесь получено было тоже от киргизов известие, что он разгромил один Адаевский аул где-то около Айбугира и двигается в Куня-Ургенчу. Еще прежде посланы были ему два предписания двигаться на Ургу, но так как было неизвестно, получены ли были они, и так как преследование адаевцев могло приблизить его в Куня-Ургенчу, то генерал Веревкин снова послал ему предложение от Куня-Ургенча идти на Ходжейли, куда решился двинуть и вверенный ему отряд. Это было нужно, во-первых, для преследования хивинцев, собирающихся под начальством Мехтера, около Ходжейли, во-вторых, для того, чтобы оказать наибольшее содействие аральской флотилии, при ее движении вверх по Аму и переправе войск туркестанских, о месте нахождения которых не получалось точных сведений, из чего можно было заключить, что они находятся за Аму-Дарьей (По киргизским слухам, войска Туркестанского округа имели за Аму-Дарьей дело с хивинским скопищем, под начальством Садика, которое и рассеяно. Сам Садик возвратился в свой аул около м. Ургенча). Ханское правительство, повидимому, не принимало почти никаких сколько-нибудь серьезных мер для защиты своей территории: войска хивинские бежали до встречи с отрядом, мосты по арыкам почти нигде не разрушались для наводнения местности, которое весьма легко было бы произвести и которое значительно затруднило бы [728] движение войск; наконец укрепления, которые, как, напр., Джана-Кала, могли бы защищаться хотя некоторое время, не приведены в. оборонительное состояние,— словом, видно было полное неустройство и отсутствие руководства. Нельзя было не отнести этого к тому, что киргизы, каракалпаки и туркмены, за немногими исключениями, отказали в своем содействии хану, быть может, убедившись из прокламаций генерала Веревкина в безопасности своей жизни и своего имущества со стороны русских отрядов.

Простояв в Кунграде три дня, 12 мая отряд выступил по дороге в Ходжейли. Накануне выступления отряда, выдвинуть был на один переход авангард из трех казачьих сотен с ракетной командой, который расположился на берегу р. Талдыва, при истоке высохшего канала Угуз, в 25 верстах за Кунградом. Здесь, в ночь на 12 мая, партия хивинцев, силою до 300 человек, воспользовавшись темнотою и крайне пересеченною местностью, произвела нападение на авангард, но, была отбита с полным успехом. Подробности этого дела заключались в следующем:

Лагерь авангарда, расположенного в виде каре, примыкал одним боковым фасом в р. Талдык; передний фас занимала 1-я уральская, боковой — 2-я уральская сотни, задний фас — 2-я оренбургская сотня; ракетный взвод был расположен в углу, между 1 и 2 уральскими сотнями. Верблюды и тяжести были расположены перед своими фасами. На аванпостах стояла часть 2-й оренбургской сотни. Около 3 часов ночи, 12 мая, дежурный по аванпостам донес начальнику авангарда, что к одному из наших пикетов подъезжало несколько человек, которые, после оклика, бросились назад, почему пикетный казак сделал по ним выстрел. Не успел полковник Леонтьев (начальник авангарда) отдать приказание собираться всем сотням и послать в стороне, откуда показался неприятель, усиленный разъезд, как хивинцы, с громким гиканьем, кинулись на 2-ю оренбургскую и 2-ю уральскую сотни; но, встреченные выстрелами уже собравшихся казаков, они быстро отступили. Чрез несколько времени неприятель снова кинулся на 1-ю уральскую сотню, но и здесь был отбит ружейными выстрелами, после чего он обратился в бегство. Полковник Леонтьев преследовал бегущего неприятеля 1-ю уральскою и. 2-ю оренбургскою сотнями, по ходжейлинской дороге, верст на десять, и убедившись, что хивинцы совершенно рассеялись, возвратился к своему лагерю. Потери в этом деле с нашей стороны не было, кроме одной лошади; неприятель же, пользуясь ночною [729] темнотой, успел увезти своих убитых и раненых. Шайка, произведшая нападение, была вся конная и состояла преимущественно из кольчужников.

Получив известие, что отряд полковника Ломакина (в составе 10 рот, четырех сотен, двух полевых и двух горных орудий) должен был прибыть 12-го мая к Кунграду, генерал Веревкин признал возможным оставить в Кунграде, для поддержания спокойствия и прикрытия наших сообщений, одну роту (3-го оренбургского линейного баталиона) и одну сотню (3-ю уральскую), которые он усилил одною сотнею и двумя горными орудиями из отряда полковника Ломакина. Начальствование над упомянутыми войсками, а также над всей занятой страной, поручено особому лицу, в помощь, которому, для управления местным населением, назначен Исет Кутебаров, с четырьмя помощниками из представителей различных народностей: киргизов, каракалпаков и узбеков.

Здесь же подтвердилось сведение о прискорбном случае в команде, высланной от аральской флотилии. Дело состояло в следующем: 7-го мая, с флотилии послана была команда из девяти рядовых, одного унтер-офицера и топографа, которой было поручено осмотреть плотины, построенные на Улькун-Дарье и войти в сношение с генералом Веревкиным. Провести упомянутую команду вызвался откочевавший из Сыр-Дарьинской области чиклинец Утень. Затем, команда эта в отряд не возвратилась, а по розыскам, верстах в 10-ти от Кунграда, были найдены 11-ть обнаженных и обезглавленных их трупов, в числе которых, по некоторым признакам, можно предполагать и труп офицера. Тела убитых были перевезены в лагерь и преданы христианскому погребению, для раскрытия же подробностей дела предписано произвести дознание. К сожалению, Утень, который, по уверению киргизов, изменнически выдал команду неприятелю, успел бежать ранее прибытия досланных для его арестования людей; захвачены только его семейство (жена и двое малолетних детей) и имущество, и задержаны также заложниками три киргиза из соседнего аула, в котором Утенем взяты были для команды лошади, и жителям которого приказано его представят под опасением истребления аула и расстреляния заложников. Из первого дознания по упомянутому убийству оказывалось, что нападение на команду сделано было, повидимому, врасплох, во время отдыха, так как тела убитых найдены лежащими в порядке, как бы во время сна, на берегу реки, вблизи развалин какого-то здания, [730] удобного для обороны, между тем, признаков борьбы около тел не видно; между тем, люди, по донесению начальника аральской флотилии, были вооружены ружьями и револьверами, и имели при себе достаточное число патронов.

Аральская флотилий остановилась вследствие мелководий в Улькун-Дарье, верстах в 25-ти не доходя Кунграда. Мелководие в реке происходить от запружения ее плотинами, выше места нахождения флотилии, почему лучшим средством было бы разрушение этих плотин; но так как разрушение их, по заявлению местных жителей, лишило бы воды значительную часть населения и в то же время, по их же словам, представлялась возможность провести пароходы вверх, но только не заходя в Кунград, а прямо на Ходжейли, то начальник экспедиционного отряда, прежде чем решиться на уничтожение плотин, поручил одному из каракалпакских старшин провести пароходы по указываемому им пути на Ходжейли.

12-го мая, прибыл в отряду генерала Веревкина полковник Ломакин, оставив свой отряд в Кунграде. При дальнейшем движении, мангышлакскому отряду, за исключением частей, оставленных в Кунграде (одной сотни и двух горных орудий), назначено было двигаться в одном переходе за войсками оренбургского отряда. Мангышлаксвий отряд, до соединения с оренбургским, потерял на пути, от изнурения, до 400 верблюдов.

13-го мая, оренбургский отряд, продолжая движение на Ходжейли, имел ночлег на канале Киат-джариане, в 45 верстах за Кунградом, в густом лесу, который тянется, с небольшими перерывами, в некотором расстоянии от берега, почти от Кунграда до Ходжейли. Затруднений для движения войск лес не представлял, так как по нем проходила хорошая широкая дорога. 14-го мая, отряду предстояло сделать большой переход верст в 30, до протока Карабайли, где, по сведениям, находился лагерь хивинских войск. На середине перехода отряду сделан был привал, но едва войска успели остановиться, как из арриергарда прислано было известие, что на прапорщика корпуса топографов Лойко, производившего, под прикрытием 15 казаков No 3-й оренбургской сотни, в тылу отряда маршрутную съёмку, сделано нападение. Немедленно были посланы к месту нападения 1 1/2 сотни казаков, под начальством полковника Леонтьева, который, прибыв к месту нападения шайки, когда неприятель уже обратился в бегство, нашел невозможным преследовать бегущих по болотистым лесным [731] зарослям. По разъяснении дела оказалось, что съёмочная партия, верстах в двух от арриергарда, была внезапно окружена шайкою до 100 чел., появившеюся из леса. Казаки успели собраться в две кучки и, открыв огонь по неприятелю, выдержали несколько его натисков; между тем, есаул Толстов, с полусотней No 2-го сотни уральского войска, находившейся в боковом разъезде, услышав в тылу выстрелы, поскакал на них. Но неприятель, не выждав этого нападения, бросился в лес, захватив до 10 человек своих раненых и оставив на месте свалки три убитых лошади. С нашей стороны изрублен был казак, занесенный лошадью в ряды неприятеля; кроме того, ранены тяжело два казака, и ранены легко: 1 офицер и два казака, и потеряно семь лошадей.

Часа через три после этой стычки, отряд выступил далее; но не успела голова колонны пройти версту, арриергард же только тронуться с места, как в тылу снова раздались выстрелы. Немедленно дано было войскам колонны такое направление, чтобы нападение могло быть отражено одновременно со всех сторон, в тыл же был направлен взвод No 2-го конно-артиллерийской бригады и две сотни.

Нападение на арриергард происходило следующим образом. Едва No 3-го оренбургская сотня, находившаяся в арриергарде, села на коней, как из соседних кустов и камышей послышалось гиканье и на сотню, с тыла и с флангов, понеслась густая цепь всадников, силою в 500 человек. Начальник сотни на рысях приблизился к хвосту обоза, предупредив казаков, что сотня будет спешена. Выехав на удобную позицию, сотня быстро спешилась и, сбатовав лошадей, встретила залпом наскакивающего на нее неприятеля, который вследствие этого приостановил свой натиск. В это время подоспел в арриергарду полувзвод 4-й роты 2-го оренбургского линейного баталиона. Неприятельская цепь, усилясь новыми толпами, бросилась снова в атаку, но была отражена огнем 3-й сотни и вышеупомянутого взвода. Между тем, к арриергарду прибыли подкрепления: сначала полувзвод уральской No 3-го сотни, бывшей в боковом патруле, а затем, 1-я уральская и 6-я оренбургские сотни, которые и бросились преследовать отступившего во все стороны неприятеля. Преследование по местности, покрытой кустами и густым камышом и изрезанной канавами, продолжалось верст на 9, и превратилось только тогда, когда сотни загнали неприятеля в болотистые камыши, следование по которым было почти невозможно. Число убитых и раненых у [732] неприятеля было значительно. С нашей стороны, при отражении нападения, потери в людях не было; убито только в арриергарде два верблюда.

Затем отряд продолжал безостановочно дальнейшее движение, и прибыл на ночлег к предположенному месту, у истока Карабайди из Аму-Дарьи. Здесь был найден обширный укрепленный лагерь хивинских войск, обнесенный земляною насыпью со рвом, глубиною и шириною около сажени. Лагерь этот, по своему протяжению и по числу шалашей, мог вмещать не менее трех тысяч войск, построен был, как видно, недавно, а судя по остаткам свежего камыша, брошен хивинцами только за несколько дней. Здесь находились, но показаниям окрестных жителей, главные силы хивинских войск, числом от трех до пяти тысяч при трех-пяти орудиях, под начальством узбека Якуб-Бая; при упомянутых войсках находились и важнейшие сановники ханства: мехтер и инак. Очистив лагерь, хивинцы направились в Ходжейли, выслав для нападения за тыл отряды охотников, большею частию из туркмен-иомудов и адаевцев; в числе последних в нападении на отряд принимали участие Гафур-Калбан, Иса и Дусан.

К ночи 14-го мая, в оренбургскому экспедиционному отряду присоединились войска мангишлакского отряда, выступившие из Кунграда 13-го мая. Хотя полковнику Ломакину, как упомянуто выше, предложено было от Кунграда двигаться вслед за войсками оренбургскими, сообразуя марш с состоянием войск и дав им, если он признает нужным, в Кунираде отдых, но, уступая желанию войск вверенного ему отряда, принять скорейшее участие в столкновении с неприятелем, полковник Ломакин продолжал движение безостановочно, и сделал в последний переход около 50 верст. Несмотря на такие чрезвычайные усилия, войска кавказские найдены генералом Веревкиным вполне бодрыми и горящими желанием вступить в бой с неприятелем.

15-го мая, соединенным отрядам предстоял переход около 30 верст к городу Ходжейли, занятому хивинскими войсками. Оба отряда выступили с места ночлега одновременно и были направлены двумя колоннами (правая из войск кавказских), имея впереди кавалерию. Обоз был соединен в одну общую колонну под прикрытием: трех рот 1-го оренбургского линейного баталиона, двух сотен казаков и одной роты с двумя пешими орудиями от мангишлакского отряда.

До половины перехода, войска не встречали признаков [733] неприятеля. Но при выходе на опушку кустарников, на обширном болотистом и заросшем густым камышом лугу, тянущемся к городу, показалось несколько сот неприятельских всадников, против которых была немедленно выдвинута вдоль берега реки сотня дагестанского конно-иррегулярного полка и две сотни кубанского казачьего войска, с ракетными станками и с цепью наездников впереди; для поддержания же их была выдвинута вправо 2-я уральская и 2 и 3-я оренбургские сотни с ракетной командой, с приказанием, развернувшись, охватить левый фланг неприятельских наездников; в то же время было послано приказание конной артиллерии, задержанной на переправе через арык, ускорить движение.

Заметив наступление наших войск, неприятельские наездники начали подаваться назад. Сотни же, посланные в обход левого фланга хивинцев, были задержаны болотистою местностью, также как и сотни, направленные для атаки неприятеля с фронта. А потому приказано было, до прибытия артиллерии, преследовать отступающего неприятеля ракетами. Когда же конная артиллерия догнала голову отряда, то она была поставлена на позицию, на берегу р. Аму-Дарьи, в таком месте, где река делала изгиб и давала возможность поражать отступающего неприятеля во фланг и в тыл. Открыв огонь с 1200 саж., артиллерия принудила неприятеля к быстрому отступлению. Достигнув более удобной для кавалерийских действий местности, генерал Веревкин пустил сотни в атаку. Несколько верст казаки и дагестанцы гнались за неприятелем, но густые камыши снова вынудили остановить быстрое преследование. Между тем открылись городские сады, до которых оставалось около пяти верст. Так как войска сделали без привала 25 верст, то был дан полутора-часовой отдых, во время которого неприятельские всадники продолжали гарцовать впереди отряда, а из города было пущено несколько выстрелов из орудий.

Около трех часов пополудни, снова начато было наступление. Местность впереди Ходжейли представляла низменную равнину, покрытую камышом и заливными полями и изрезанную канавами; дорога отделялась от р. Аму-Дарьи вправо; между дорогой и рекой, по полученным сведениям, находилось болотистое озеро, правее дороги тянулся широкий арык, впадающий в другой, на котором был расположен город и через который в городе имелся мост, составляющий единственную переправу для отступавшего неприятеля. За городским арыком вправо тянулись сады и отдельные строения. [734]

Для атаки города войскам было дано следующее направление: мангишлакский отряд, составляя правое крыло, двинут был небольшим обходом вправо, с тем, чтобы, двигаясь садами вдоль городского арыка, подойти к городу с западной стороны, одновременно с тем, как оренбургские войска займут северную часть города, если бы город не защищался; мангишлакский отряд должен был занять в городе мост, с тем, чтобы пересечь путь отступления неприятелю, лагерь которого находился левее города, между р. Аму-Дарьей и болотистым озером. Войска оренбургские двигались по дороге, имея на правом фланге 2-й оренбургский линейный баталион, в ротных колоннах в две линии, в центре шесть конных орудий, а на левом фланге две казачьи сотни в развернутом фронте; оренбургская же No 2-го сотня направлена была еще левее, в промежуток между рекой и озером, по направлению на неприятельский лагерь. В общем резерве оставлен был один из баталионов кавказских войск.

Заметив решительное наступление наших войск, неприятель быстро обратился в бегство; только кавказские войска, подойдя к городским садам, встречены были из них выстрелами, но ружейный и артиллерийский огонь заставил неприятеля очистить опушку садов, оставив на месте одного убитого и одного раненого. К сожалению, войска мангишлакского отряда, встретив при наступлении чрезвычайные затруднения от глубоких и широких арыков, достигли города в то время, когда он занят был без выстрела оренбургскими войсками, и потому кавказские войска своевременным занятием городского моста не могли отрезать неприятелю путь отступления.

У городских ворог генерал Веревкин был встречен депутацией от городских жителей, заявивших совершенную покорность. Местное население, состоящее почти исключительно из ходжей (Узбеков, считающих себя потомками Магомета), отличается совершенно мирным характером и в военных действиях не принимало никакого участия, напротив, и само терпело притеснения от стоявшей здесь хивинской армии. На этом основании, генерал Веревкин оставил город в целости; войска же, пройдя город, были остановлены на ночлег в городских садах. Вскоре к отряду присоединилась сотня, направленная в неприятельскому лагерю. Лагерь этот, обнесенный земляною насыпью со рвом, был брошен неприятелем; на реке же видны были лодки, на которых переправлялись [735] поcледние хивинцы; пальбой, открытой по лодкам, убито было несколько человек. В лагере было найдено около 1000 пудов муки и джунгары (отданных кавказским войскам), несколько палаток, ядер и небольшое количество пороха.

Город Ходжейли — торговый пункт, куда приезжают из окружных ханств купцы и кочевники; город обнесен земляным валом и имеет трое ворот; чрез город течет Арык-канава и есть ханский дом.

Через несколько часов после занятия города, к войскам подошел и обоз, по которому, когда он приближался к городу, открыта была стрельба с правого берега Аму-Дарьи, имеющей в этом месте ширины около 100 сажен. Выстрелами шайки, успевшей переправиться чрез реку, ранены два рядовых при обозе, причем один из них упал в реку и утонул. Несколькими выстрелами из орудий шайка была рассеяна.

Хивинские войска, в числе до 6,000 челов., с несколькими орудиями, после отступления из лагеря на Карабайли, рассчитывали удержаться в лагере при Ходжейли и в самом городе, но решительное наступление наших войск заставило их обратиться в бегство. Большая часть хивинских войск ушла по направлению в Хиве; часть же, преимущественно каракалпаки, бросилась в лодки и вплавь на правый берег Аму-Дарьи, причем многие из них потонули. При поспешном отступлении хивинскими войсками было оставлено одно полевое орудие (медное, подходящее, по размерам, в 12-фунтовой облегченной пушке), которое и взято нашими войсками.

Потери в наших войсках, 15 мая, кроме двух упомянутых рядовых, не было; потеря неприятеля не могла быть в точности определена.

Дав в Ходжейли двухдневный отдых войскам, генерал Веревкин предполагал 18 мая двинуться далее вдоль Аму-Дарьи, на Мангыт, откуда, если не получится точных известий о положении туркестанских войск, намерен был продолжать движение на Новый Ургенч, чтобы скорее войти в связь с войсками генерала фон-Кауфмана.

В Ходжейли не предполагалось оставлять никакого гарнизона; для обеспечения же сообщений генералом Веревкиным объявлено жителям и лицу, назначенному из них же начальником города, что, в случае появления в окрестностях неприятельских шаек и нападения на наших чабаров и транспорты, город будет предан разграблению.

По занятии Ходжейли 15 мая и двухдневном отдыхе, [736] войска оренбургского и мангишлакского отрядов выступили далее вверх по левому берегу Аму, по дороге на Мангыт.

Почти, во все время движения, войска соединенного отряда были неоднократно атакованы хивинскими скопищами, но все эти нападения были отбиты, и город Мангыт, жители которого (узбеки) принимали участие в военных действиях против отряда, был взят с боя нашими войсками.

При дальнейшем движении от Мангыта к гор. Китаю, была сделана хивинцами попытка ворваться в обоз отряда, но прикрытие его успешно отразило смелое нападение неприятеля.

22 мая, на переходе по крайне стесненному каналами, садами и зданиями дефиле к гор. Гурлену, отряд был снова встречен значительным скопищем хивинцев и иомудов, которое, после энергического сопротивления, было разбито и рассеяно с большим уроном.

От Гурлена генерал Веревкин двинулся с вверенным ему отрядом прямой дорогой на Хиву чрез Кят и Кош-Купыр (лежащий в одном переходе от Хивы), к которому и прибыл 25 мая.

Выступив 18 мая из Ходжейли, где отряд, как сказано выше, имел двухдневный отдых, войска наши имели ночлег на канале Суюнды, верстах в 15 от Ходжейли, в густом кустарнике, который, начинаясь в нескольких верстах от этого города, тянется вверх по Аму, верст на 30. На рассвете, 19 мая, хивинская шайка наткнулась на один из наших передовых постов и, встреченная выстрелами, рассеялась; но когда вслед затем выслан был авангард из 2 сотен (2-й оренбургской и дагестанской конно-иррегулярной) и саперной команды, для устройства моста на пересекавшем дорогу арыке, то шайка эта, засев к кустах, встретила сотню выстрелами. Сотни, однакож, продолжали безостановочно движение, перестреливаясь с отступавшим неприятелем, который, достигнув более открытого места, обратился в бегство (При этой перестрелке легко ранен один рядовой).

В этот день войска остановились на ночлег на берегу Аму, на уроч. Джелангач-чеганак, верстах в восьми выше истока Лаудана и того нута, где на картах показана крепость Бенд (На рукаве Лаудане построена была в этом месте плотина, в настоящее время полуразрушенная; выше и ниже плотины, русло рукава почти совершенно сухо. Около самой плотины, на берегу сухого русла, находятся развалины небольшого укрепления или, лучше сказать, башни, длина фасов которой не превышает 10 саж. Это укрепление, вероятно, и нанесено на на наши карты под названием крепости Бенда. Другого Бенда жители не знают). Вечером, чрез лазутчиков получено было [737] известие о том, что туркмены намерены произвести ночное нападение на лагерь, почему приняты были меры в его отражению. Ночь прошла, однакож, спокойно, и на другой день (20 мая), войска выступили далее по дороге на Мангыт.

Местность на этом переходе представляет почти открытую равнину, лишь в немногих местах слегка холмистую и заросшую невысокими камышами. Арыки и сады имеются лишь в соседстве города; последние тянутся полукругом по каналу, пересекающему город; дорога, вскоре по выступлении с места ночлега, удаляется от реки на несколько верст. По имевшимся сведениям, города Мангыт и Кинчак заняты были несколькими тысячами отступивших из-под Ходжейли хивинских войск, главным образом состоявших из туркмен-иомудов. Но, имея в виду, прежде всего возможно скорое сближение с войсками генерала Кауфмана, ген. Веревкин решился оставить Кинчак в стороне, предполагая, что с занятием Мангыта Кинчак будет очищен хивинцами. Так как упомянутые топографический условия допускали возможность кавалерийских атак и быстрых охватов со стороны неприятеля, то войскам дано было следующее направление: вся кавалерия обоих отрядов (сотни: 2-я уральская, 2 и 6-я оренбургские, две терско-кубанские и дагестанская конно-иррегулярная) уступами, сотня за сотней, с обоих флангов, двинута была в первой линии, имея конную артиллерию в средине расположения; два баталиона (2-й оренбургский линейный и апшеронский) во второй линии, и в общем резерве третий баталион (соединенный из рот самурского и ширванского полков), с двумя пешими орудиями. Войска оренбургские составляли левое, кавказские — правое крыло общего расположения; ближайшее начальство над последним поручено было полковнику Ломакину. Обоз отделен был в особую колонну, которой, дабы не связывать движения войск, дано было вполне самостоятельное прикрытие из четырех рог и двух сотен, при двух пеших орудиях.

Когда голова отряда отошла на пол-перехода от места ночлега, впереди и влево, на возвышениях, замечены были густые толпы неприятельских всадников. Прежде чем войска приблизились к ним на дальность орудийного выстрела, толпы раздались в обе стороны и длинною цепью старались охватить оба фланга общего расположения и зайти в тыл. Дабы сблизить линии боевого порядка и подпустить неприятеля на [738] расстояние хорошего ружейного выстрела, ген. Веревкин замедлил движение головных частей, выслав вперед охотников, в виде фланкеров, которым приказал, между прочим, захватят живым, если удастся, кого-нибудь из наиболее смелых одиночных батырей; а между тем, заметив, что неприятель наседает на левый фланг, приказал кавказским сотням выехать вперед по дороге, чтобы ударить ему в тыл в то время, как оренбургские сотни атакуют его с фронта. Но прежде чем сотни эти успели выехать на надлежащую дистанцию, неприятельские наездники, встреченные огнем 6-й оренбургской и атакой 2-й уральской сотен, бросились в рассыпную влево, так что дальнейшее преследование их признано было бесполезным.

Между тем в фланкерской цепи произошло несколько одиночных схваток. При этом подпоручик 3-го резервного саперного баталиона Саранчов, выехавший в цепь охотников, увлеченный преследованием нескольких туркмен, с четырьмя казаками был окружен значительною неприятельскою толпою. В это время под ним убита была лошадь, и он едва спасся от плена.

В это же время неприятельские толпы показались на флангах второй (пехотной) боевой линии и резерва. Видя это, полк. Ломакин направил ширванские роты вправо, апшеронский же баталион с двумя орудиями из резерва развернулся влево и, совместно с ротами 2-го оренбургского линейного баталиона, метким огнем заставил рассеяться скопище, несколько раз бросавшееся с гиком в атаку. Часть его собралась снова впереди отряда, другая же бросилась на обоз, стараясь ворваться, пользуясь неизбежной растянутостью его, при движении по местности, пересеченной каналами. Несмотря, однакож, на то, что попытки атаковать обоз продолжались весьма упорно, они остались совершенно безуспешными.

Между тем, голова отряда достигла высот, господствовавших над всею местностью до Мангыта. Немедленно выдвинуты были на позицию четыре орудия и несколькими, весьма удачными, выстрелами заставили рассеяться густые толпы неприятеля, снова собравшегося впереди города; часть его бросилась в город, другая напала туркменские зимовки, расположенные от него вправо.

Поручив полковнику Ломакину с левым крылом двигаться прямо к городу, ген. Веревкин с правым крылом принял вправо, чтобы очистить зимовки. Но неприятель не выждал нашего приближения и бросился к городу. Тогда, послав [739] часть войск для его преследования и для сожжения зимовок (принадлежащих иомудам, которые действовали против нас), ген. Веревкин направил весь отряд к городу, который и был занят по следам неприятеля. Войска встречены были здесь выстрелами из домов, во дворах найдено много раненых и убитых, а также всюду видны были оседланные и взмыленные лошади: все это показывало, что жители (узбеки) принимали участие в действиях против отряда; при занятии города некоторые из них поплатились за это жизнию, а дома их были разорены.

В деле при Мангыте неприятель выказал чрезвычайную энергию, упорство и неустрашимость: толпы неоднократно возобновляли натиск и хотя, благодаря своим лошадям, могли быстро разбегаться, но столь же быстро вновь собирались для новых стремительных нападений; одиночные храбрецы подскакивали к войскам на самое близкое расстояние, и, вообще, только недостаток сомкнутости, стойкости и единства мешал ему быть весьма опасным соперником. В деле этом у нас убит на месте 1 офицер, неосторожно выехавший вперед.

Потери наши в этот день составляли: убитыми один обер-офицер и два казака, и четверо раненых. Потери неприятеля были весьма значительны, хотя с точностию определены быть не могут.

На другой день (21 мая), отряд выступил по дороге на город Китай. Неприятеля впереди не было заметно; но во время привала, на переправе через широкий канал Аталык, из лесу справа появились неприятельские всадники в значительном числе; вслед затем получено было известие, что на обоз (следовавший сзади под прикрытием четырех рот и двух сотен) сделано сильное нападение. Некоторые части отряда вследствие этого были направлены вправо и в тыл, а полковнику Саранчову поручено пройти с полусотней к обозу, чтобы дать соответствующее направление частям для отогнания шаек. Встреченный огнем рот ширванского и самурского полков и оренбургской ракетной команды, неприятель, делавший попытку против головы отряда, быстро скрылся в лесу, но тем с большим упорством стал наседать на обоз, растянувшийся на несколько верст по причине множества дефиле, образуемых арыками. Но попытка ворваться в обоз и произвести в нем беспорядок не повела ни к чему. Чтобы облегчить движение обоза, полк. Саранчов с ближайшими частями прикрытия произвел наступление вправо, чем заставил неприятеля удалиться и он более не беспокоил войска в этот день. [740]

При выступлении из Мангыта, получив известие, что часть туркмен, нападавших на отряд 20 мая, отступила по дороге на Клыч-ниаз-бай, ген. Веревкин, одновременно с движением главных сил на Китай, выслал летучий отряд из двух сотен, при ракетных станках, по дороге на Клыч, для рассеяния находившихся здесь шаек и для уничтожения туркменских зимовок, что и исполнено вполне успешно и без потерь с нашей стороны.

На ночлег войска остановились на канале Каракуз, верстах в 2-х от Китая, жители которого, как и других лежащих на пути городов: Яши-яба, Гурлена и Кята, выслали депутатов с изъявлением полной покорности.

На другой день (22-го мая) войскам предстояло сделать переход мимо Яши-яба и Гурлена по местности, представляющей сплошное дефиле из мостов, каналов, садов и отдельных зданий, из которых каждое, будучи обнесено высокой и толстой зубчатой стеной, могло быть превращено в самостоятельное укрепление. В руках сколько-нибудь опытного противника, подобного рода местность могла представить непреодолимые затруднения для атаки. Имея это в виду и получив известие, что неприятель, в числе не менее 10,000 челов., собирается возобновить нападение, ген. Веревкин двинул войска с места в боевом порядке, имея шесть конных и два пеших орудия и баталионы 2-й оренбургский, соединенный ширванско-самурский, в ротных колоннах в первой боевой линии, четыре казачьих сотни, уступами за обоими флангами пехоты, во второй, и в общем резерве три роты апшеронского полка и две сотни, при 2-х пеших орудиях. На резерв возложена была обязанность оказывать, в случае надобности, содействие как главным силам, так и обозу, который следовал сзади особой колонной, с сильным прикрытием. Такое, весьма широкое по фронту и в то же время представляющее связь между всеми частями отряда, расположение принаровлено было в тактике противника, действующего преимущественно на фланги и тыл, но не выдерживающего натиска с фронта: поэтому центр расположения мог быть ослаблен без всякого опасения прорыва.

Едва головные части отряда углубились в сады, начавшиеся с первой же версты от места ночлега, как впереди, за арыками и кишлаками, стали показываться толпы неприятеля. к счастью, он не сумел воспользоваться вполне выгодами своей позиции; хотя во многих зданиях пробиты были бойницы, но только некоторые из них заняты были спешившимся [741] неприятелем, который, при приближении наших войск, по большей части спешил сесть на коней и ускакать.

Таким образом, преодолевая на каждом шагу препятствия, войска медленно, но в порядке, на расстоянии 10-ти верст, подвигались вперед, тесня неприятеля и поддерживая редкую перестрелку, пока не достигли выхода на открытое место. Здесь, на обширной поляне неприятель собрал все свои силы, в числе не менее 10,000 всадников, имея в виду обрушиться на нас при выходе из леса.

Опушка в этом месте имела косвенное направление в пути движения отряда, так что правое врыло боевого порядка (войска кавказские, под начальством полк. Ломакина) флангом своим должно было достигнуть ее раньше левого. Кргда кавказская цепь вышла таким образом на опушку, резервы ее находились еще далеко сзади, будучи задержаны на переправе, по мосту, через глубокий и широкий арык, отделенный от цепи болотистым и топким полем. Видя, что цепь очутилась лицом к лицу с несколькими тысячами всадников, продолжавших наступление, несмотря на частую пальбу, полк. Ломакин потребовал резерв и тотчас подошедшие две роты, самурская и ширванская, огнем удержали натиск неприятеля.

Находясь вместе с штабом в центре цепи, ген. Веревкин подъехал в это время в опушке и увидел все поле впереди и вправо усеянным гарцующими всадниками. В это время из кишлака, расположенного на самой опушке, открыта была неприятелем стрельба по свите генерала, почему приказано было полувзводу цепи выбить неприятеля из кишлака, а взвод конной батареи направлен к правому крылу, где слышна была сильная пальба, в то время, как два орудия поставлены были на позицию в центре расположения. Вместе с тем и левое крыло цепи с своими резервами, которым при движении в лесу приказано было держаться как можно ближе, подошло по опушке. Меткая стрельба пехоты и перекрестный огонь артиллерии на обоих флангах и в центре заставили неприятеля обратиться в самое поспешное бегство, оставив на равнине более 100 человек убитыми.

Одновременно с нападением на голову отряда, неприятель произвел нападение на правый фланг резерва и на обоз. Огонь артиллерийского взвода и стрелковой роты апшеронского полка отразили, это нападение. Получив между тем известие, что колесный обоз; двигавшийся сзади, подвергся нападению в узком дефиле, две полусотни, Сунженская и No 3-го оренбургская, по [742] скакали на выручку и принудили неприятеля отступить от головы обоза, в то время, как хвост его был защищаем саперной и обозной командой 1-го баталиона.

Неоднократные и стремительные нападения на верблюжий обоз отражены были также с полным успехом.

Когда голова отряда вышла на опушку, неприятеля уже не было видно. Преследование его ген. Веревкин признал бесполезным, так как в версте расстояния снова начинались сады и арыки. Поэтому, прошедши еще несколько верст, начальник отряда остановил войска на ночлег.

Потери наши в этот день состояли из одного убитого унтер-офицера и двух раненых (в обозе) казаков; кроме того, выбыло из строя шесть казачьих лошадей и два отбитых верблюда с вьюками.

Потери неприятеля были сравнительно огромны: в лесу и на равнине насчитано было не менее 200 трупов, брошенных им, вопреки коренного обычая азиатцев увозить своих убитых и раненых.

Дело это должно было произвести сильное впечатление на неприятеля: здесь собраны были им все наличные силы, он употребил в дело всю свою энергию и, по показаниям лазутчиков, рассчитывал на победу, так как иомуды обещали хану не возвращаться без полного успеха. Дальнейшие факты подтверждают это заключение: после дела 22-го мая, расстроенные иомуды разошлись по своим домам и окрестным кишлакам для грабежей.

Вслед за этим делом последовали также и заявления со стороны хана: в этот же день явился в ген. Веревкину посланец с письмом хана, в котором последний, ссылаясь на условия, будто бы заключенные им с ген. фон-Кауфманом, просил приостановить движение войск, но начальник отряда отвечал на это письмо отказом.

Выступив утром 23-го мая, в том же порядке, как и накануне, отряд встречал впереди лишь одиночных людей, которые быстро удалялись при приближении войск.

Но, достигнув канала Клыч-ниаз-бай, войска встретили неожиданное препятствие: неприятель догадался при отступлении сломать мост на этом широком и глубоком арыке. Пустив в догонку быстро уходившей от моста толпе два удачных артиллерийских выстрела, отряд был остановлен на ночлеге, так как имеющихся при отряде понтонных принадлежностей оказалось недостаточно для быстрой наводки моста, устройство же моста из сырых материалов должно было занять не менее [743] полу-суток времени. Люди, немедленно приступив в работе, продолжали ее в течение целой ночи и в утру мост, длиною в 27 сажен, был готов.

В то время, как войска расположились уже лагерем, с другого берега арыка послышались фальконетные выстрелы, направленные, повидимому, из небольшого леса, лежавшего в полу-версте расстояния. Чтобы очистить этот лес от неприятеля и занять мост на речке, верстах в 6-ти впереди лагеря, начальник отряда послал три сотни с.саперной командой в брод и вплавь чрез арык. Неприятель ушел, не выждав удара и не успев испортить мост.

24-го мая, совершив весьма затруднительную переправу чрез Клыч-ниаз, ген. Веревкин двинулся далее, выслав вперед авангард из двух сотен для занятия моста на канале Ярмыш в Кят-Кунграде. Авангард успел захватить мост в то время, как небольшая неприятельская шайка готовилась его уничтожить. Отряд двигался совершенно спокойно в походном порядке; все промежуточные мостики и канавы исправлены были местными жителями, по приказанию начальника отряда. У гор. Кят, после переправы через Ярмыш, отряд, сделав переход не более 12-ти верст, остановлен был на ночлег, что было совершенно необходимо, так как обоз, задержанный переправой, сильно отстал от отряда; авангард же, усиленный еще одною сотнею, выдвинут был в следующей переправе через канал Шах-абат, где и расположился на ночлег, отогнав мелкие неприятельские партии, собиравшиеся зажечь мост.

25-го мая, переход до Кош-Купыра совершен был также спокойно; авангард едва успел захватить мост на канале Казават: наездники из линейных казаков, не доходя до города, наткнулись на неприятельский пикет и, ворвавшись на его плечах в брошенный жителями город, подоспели в мосту в то время, когда часть его уже была разобрана, а другая подожжена. Неприятель, засевший в садах на противуположном берегу, был выбит оттуда спешенными взводами No 9-го оренбургской сотни. Как только подошла голова отряда, повреждения моста были быстро исправлены, так что отряд, несмотря на значительный переход, успел с обозом переправиться в тот же день через канал. Город Кош-Купыр найден совершенно пустым: жители вместе с семействами перебрались в Хиву, по приказанию хана, для ее защиты.

Ф. Лобысевич.

Оренбург.

Текст воспроизведен по изданию: Взятие Хивы и хивинская экспедиция 1873 года. Материалы для истории похода // Вестник Европы, № 10. 1873

© текст - Лобысевич Ф. 1873
© сетевая версия - Thietmar. 2016
© OCR - Бычков М. Н. 2016
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Вестник Европы. 1873

Мы приносим свою благодарность
М. Н. Бычкову за предоставление текста.