КУРОПАТКИН А. Н.

КАШГАРИЯ

ИСТОРИКО-ГЕОГРАФИЧЕСКИЙ ОЧЕРК СТРАНЫ, ЕЕ ВОЕННЫЕ СИЛЫ, ПРОМЫШЛЕННОСТЬ И ТОРГОВЛЯ.

КАШГАРСКИЕ ВОЙСКА.

Организация, комплектование, довольствие, вооружение, обучение и характер действий кашгарских войск. — Их численность и расположение к 1-му февраля 1877 года. — Заключение.

Первая попытка образовать в Кашгарии постоянные войска относится к шестидесятым годам настоящего столетия, когда страною завладел ходжа Валихан-тюря. С несколькими сотнями выходцев из Коканского ханства и кара-киргизов, Валихан-тюря занял в апреле 1857-го года город Кашгар, перерезал находившихся там китайцев, объявил себя ханом страны и был признан в этом звании как жителями города, так и всем окрестным населением. Быстрый успех Валихан-тюри привлек к нему толпы новых приверженцев, частию из Яркенда, Хотана и Аксу, частию кара-киргизов и коканцев. Китайцы, по обыкновению, заперлись в гульбахе и ждали подкреплений. Валихан-тюря энергично принялся за организацию своих сил. Всех, добровольно явившихся к нему и способных носить оружие он разбил на знамена, по 500 человек в каждом, под начальством пансата. Войска делились на пехоту — сарбазов, и кавалерию — джигитов. Они были довольно однообразно одеты, обучены движениям в некотором порядке и нескольким командам. Вооружение их было весьма разнообразное: наилучше вооруженные в пехоте и кавалерии имели фитильные ружья и в небольшом числе кремневые; большинство же было вооружено пиками, в пехоте — короткими дротиками, шашками (клычами) и батиками. [158]

Скоро поступление волонтеров в войска Валихан-тюри оказалось недостаточным и тогда население города Кашгара и окрестных кышлаков было обязано поставкою в рекруты всех молодых людей, годных к службе. Эта мера, увеличив в значительной степени численность войск, вызвала сильные неудовольствия в населении, и кроме того уменьшила и без того незначительную стойкость солдат Валихане. Кроме поставки рекрут, население было обременено бесплатною поставкою для войск лошадей, скота, провианта, фуража и топлива. Все годные мастеровые были заняты выделкою оружия, изготовлением одежды и снаряжения. В городе Кашгаре, под управлением какого-то авганца, был открыт литейный завод, на котором в короткое время отлили восемь орудий. Недостаток в меди заставил Валихан-тюрю насильственно отобрать для этого завода медную посуду, находившуюся в обращении не только у местных жителей, но и у иностранных купцов. Из отлитых орудий была сформирована батарея, которая, впрочем, весьма плохо действовала.

В четыре месяца непрерывных усилий Валихан-тюря образовал себе довольно многочисленное войско, с которым и намеревался вступить в борьбу с китайцами, уже двигавшимися из городов Аксу, Кучи и Кульджи к городу Кашгару. Первое столкновение показало всю негодность войск Валихана. Почти без сопротивления они дали тыл и большею частию разбежались. Валихан-тюря последовал за ними и с несколькими оставшимися при нем приверженцами достиг города Кокана. Жители города Кашгара отворили без сопротивления городские ворота китайским войскам.

В последующих затем, с начала семидесятых годов, волнениях в Кашгарии, известных под общим именем дунганского восстания, в борьбе против китайского владычества принимают участие как жители страны, так и дунганские войска, составлявшие значительную часть сил китайцев, с которыми они поддерживали свое владычество в Кашгарии.

При этом жители действовали, большею частию, без всякой организации и только в редких случаях, например при подании помощи одного города другому, составляли нестройные, дурно вооруженные, недисциплинированные и лишенные всякой стойкости ополчения.

В 1863-м году восстание против китайцев уже охватывает всю Кашгарию. Население, соединившись с дунганами, заставляет китайцев запереться в гульбахе. Садык-бек, родом кипчак, [159] захватывает власть в городе Кашгаре и, не считая себя в силах вести борьбу против китайцев, просит помощи у Алим-кула владевшего тогда как Ташкентом так и Коканом. Эта помощь была ему прислана в 1864-м году в лице Бузурука-ходжи. Вместе с ним прибыл и Якуб-бек, в звании лашкар-баши (главнокомандующего) с 50-60 джигитами и искателями счастия, сопровождавшими Бузурука. Якуб-бек, устранив мало по малу слабого и неспособного Бузурук-хана, забрал власть над городом Кашгаром в свои руки, а затем, мало по малу, в течение следующих 10-ти лет, подчинил своей власти всю Кашгарию от города Керии через Хотан, Яркенд, Кашгар, Аксу, Куча, Курля до Куня-турфана.

Первые военные действия, веденные Якуб-беком, состояли в осаде гульбаха в Кашгаре (Янги-шара), в двух походах против Яркенда и в походе против Хотана. В этих действиях войска Якуб-бека состояли из всякого сбора, кашгарцев, каракиргизов, коканцев и т. п., весьма дурно вооруженных и мало надежных. Насильственный захват власти Якуб-беком создал ему много противников не только в среде населения, но и в среде его войска.

Так, неудача первого похода против города Яркенда имела следствием бунт кипчаков, находившихся в войсках Якуб-бека

При этом наиболее непокорным и беспокойным элементом в войсках Якуб-бека оказались кара-киргизы, которые и были изгнаны.

Захватив власть над всеми городами Кашгарии, где насилием, где коварством, Якуб-бек не мог рассчитывать на симпатию населения и потому уже с первых годов своего правления решился опереться на войско, сделав его привилегированным и господствующим сословием в государстве.

Первоначальная организация, приданная Якуб-беком его войскам и сохранившаяся в главных чертах до настоящего времени, ничем не отличалась от организации, издавно практикуемой во всех независимых среднеазиятских владениях.

Войска разделялись: на сарбазов (пехоту), джигитов (кавалерию) и топчи (артиллерию); боевою и хозяйственною единицею считалась сотня, под командою юз-баши. Сотня, при числительности от 40 до 60 человек, делилась на полусотни под командою двух пяндж-башей. Полусотни разделялись на десятки, которыми командовали да-баши (десятники).

Средства страны доставляли Якуб-беку продовольствие, [160] материал для одежды, за исключением сукна, привозимого частию из России, частию из Индии, порох, свинец и холодное оружие. Якуб-бек наиболее нуждался в ручном огнестрельном оружии и в орудиях. Ручное оружие, преимущественно фитильное, доставлялось ему частию из независимых ханств, частию изготовлялось в местных мастерских. Кроме фитильных и кремневых ружей, Якуб-бек до 1868 года располагал лишь ничтожным числом охотничьих ударных одностволок и двухстволок. Еще в худшем положении состояла артиллерия Якуб-бека.

Только завязавши сношения с англичанами и турками, он отыскал источники для снабжения части своих войск хорошим нарезным оружием, не только ударным, но даже скорострельным. Миссия Шау и два посольства Форсайта познакомили Якуб-бека с усовершенствованным оружием; эти лица поднесли ему в подарок несколько сот заряжающихся с казны ружей системы Снайдера, энфильдских курковых нарезных ружей, револьверов и несколько экземпляров магазинных ружей. Г. Форсайт, пригласив Якуб-бека послать посольство в Индию к вице-королю ее, а также открыв дорогу через Индию для посольства бадаулета в Константинополь, вместе с тем открыл ему и путь, по которому и до настоящего времени происходит довольно деятельный подвоз оружия в Кашгарию.

Желание англичан включить Кашгарию в нейтральную полосу, которая отделяла бы английские владения в Индии от русских в Туркестане, заставляет их в Кашгарии прибегать к тем же мерам, которые англичане давно практикуют в других местностях. Меры эти имеют целью сделать нейтральную полосу возможно труднее проходимою для русских, если бы мы были вынуждены передвинуть свою границу в Азии еще более к югу. Они состоят в снабжении оружием и инструкторами независимых правителей Авганистана, теперь и Кашгарии и в заключении оборонительных союзов с этими правителями. Для достижения политического преобладания, Англия очень искусно добивается права держать при независимых дворах своих агентов под титулами резидентов, комисаров. Для достижения преобладания торгового она располагает могущественными средствами своих мануфактур.

Якуб-бек сумел воспользоваться участием англичан к своим делам и за последние годы много улучшил организацию своих войск, их вооружение и обучение.

В 1872 году наш первый посол в Кашгарию, полковник барон Каульбарс, присутствовал на ученьи войск Якуб-бека, [161] и в своих письмах к Туркестанскому генерал-губернатору пишет об этом ученьи следующее.

Сначала ему показали ученье китайской и дунганской пехоты, числом до 3.000 человек. Устав китайский имеет характер оборонительный. Главную силу этой пехоты составляет беспрерывный оглушительный огонь из тайфур.

Затем показывали сарбазов, которые весьма метко стреляли в цель; при них была медная пушка, сделавшая несколько удачных выстрелов на расстоянии не менее 1.000 шагов.

В заключение показывали 6-ти орудийную ездящую батарею, которая довольно искусно маневрировала по английским сигналам и командам. Между прочими построениями несколько раз проделывалось оригинальное отступление с пальбою без остановок для выстрела и без снятия с передка.

Постоянным прикрытием батареи служили 50-60 конных и столько же пеших людей. Последние были вооружены английскими винтовками со штыками. Начальник этой батареи был авганец; при нем состоял офицер из индусов, три трубача из авганцев и советник или инструктор-русский или беглый татарин.

После помянутого ученья барону Каульбарсу удалось видеть и казармы кашгарских войск. По мнению нашего посла, казармы артиллерии имели в себе что-то европейское; вдоль линии орудий ходил часовой с обнаженною саблею; подчиненные разговаривали со старшими стоя, а не сидя; собственное жилище начальника артилерии не похоже на саклю; словом, заканчивает барон Каульбарс, во всем виденном можно заметить влияние англичан.

В 1875-м году был послан к Якуб-беку для передачи царских подарков полковник Рейнталь. Пробыв в городе Кашгаре три дня, полковник Рейнталь успел видеть ученье кашгарских войск, собрал о силах Якуб-бека несколько сведений и вернувшись в город Ташкент, представил г. генерал-губернатору записку, сущность которой состоит в следующем:

1) Англичане подарили Якуб-беку большое число ударных ружей и Рейнталь видел эти ружья. Одно из них, бывшее у него в руках, так дурно было содержано, что нельзя было определить нарезное оно или гладкоствольное.

2) Якуб-бек устроил завод, на котором ударные ружья переделываются на скорострельные; завод был устроен без сомнения не иначе, как с помощью англичан. Всего переделанных ружей до 4.000. Г. Рейнталь полагает, что на виденном им 15-го мая 1875-го года ученьи, около 6.000 пехоты были вооружены [162] скорострельными ружьями. Он видел одно такое ружье: казенник его не выдвижной, а отворный слева на право; в отворной части находится игла, по которой при выстреле бьет курок.

Завод этот переделывал до 16-ти ружей в неделю.

3) В Кашгаре есть несколько пороховых заводов, изготовляющих весьма хороший полированный порох.

4) В Кашгаре есть пушечно-литейный завод. Рейнталь видел на ученьи четыре вновь отлитых нарезных орудия. В Кашгаре был особый завод, изготовлявший для этих орудий продолговатые снаряды.

Якуб-бек щедро наградил англичан за удачную пробу разрывных снарядов, особенно за разрывные гранатные трубки.

5) В Кашгаре Рейнталь видел только одну батарею. Она состояла из 6-ти орудий, в том числе четыре новых, горных, которые возились на трех лошадях. Кроме того, при пехоте было до 16-ти орудий. Остальные орудия и 18.000 войска, по сведениям Рейнталя, были посланы к городам Манасу и Урумчи.

6) Пехота марширует хорошо, главное построение ее есть карре. Рассыпной строй идет по уставу, составленному уже давно самим Якуб-беком. Это слабая сторона пехоты.

7) Кавалерия делает построения весьма согласно. Вооружение ее разнообразное. На ученьи было около 1.500 человек.

8) В Кашгаре много англичан мастеров.

9) Инструкторами в войске Якуб-бека служат турки. Рейнталь видел двух из них.

10) Вскоре будет принята новая форма для пехоты, схожая с русскою.

Сведения полковника Рейнталя оказались несколько преувеличенными, тем не менее значительные улучшения в вооружении войск Якуб-бека, достигнутые им к 1875-м году при помощи англичан, не подлежат сомнению.

Наше посольство 1876-1877-го годов, перед всеми предыдущими было поставлено в наиболее выгодные условия относительно сбора сведений о военных силах и средствах бадаулета. Выступив в октябре 1876-го года из города Оша, оно через города Кашгар, Аксу, Бай и Куча достигло города Курля и укрепления Карашар, сделав 1.250 верст по владениям Якуб-бека в один путь. В Кашгаре посольство видело несколько учений кашгарских войск, осматривало казармы, видело ученье в городах Бай, Куча, видело лагерь войск бадаулета в городе Курля. Наконец, прожив в пределах Кашгарии почти шесть месяцев, [163] посольство могло по несколько раз проверять различные расспросные сведения о войсках Якуб-бека. Тем не менее, сбор точных сведений в независимых азиатских владениях, вследствие крайней подозрительности местных властей и желания их скрывать истину, сопряжен с такими трудностями, что я не могу быть увереным в полной точности приводимых ниже сведений и вперед извиняюсь за те ошибки, надеюсь не важные, которые могут обнаружиться в последствии.

Собранные посольством сведения о войсках бадаулета представляют любопытные данные относительно организации войск по их комплектованию, обмундированию, вооружению, прохождению службы, получаемому довольствию и, наконец, по обучению и действию войск.

В заключение я постараюсь определить приблизительную числительность войск бадаулета, их дислокацию и сделать общую оценку их достоинства.

_____________________________

Все лица, принадлежавшие в Кашгарии к военному сословию, носили при Якуб-беке название сипаев разделялись по роду оружия на сарбазов (пехоту), джигитов (кавалерию) и топчи (артиллерию). Кроме сарбазов и джигитов, существовали еще тайфурчи, которые по своему вооружению, состоявшему из тяжелых и длинных фитильных ружей (напоминающих наши крепостные), по одному ружью на четырех, и по своему назначению представляли род войска, ближе подходящий к артиллерии, чем к пехоте.

Сарбазы, джигиты и тайфурчи составляли войска постоянные; кроме них в восточных городах ¹²⁴ Якуб-беком были сформированы для борьбы с китайцами еще временные ополчения из дунганского населения.

По роду службы кашгарские войска не могли быть подразделены на регулярные и иррегулярные, хотя по обучению, вооружению и обмундированию только сарбазы, часть джигитов и топчи могли считаться регулярными.

Затем, все войска Якуб-бека принадлежали к войскам действующим. [164]

а) Пехота (сарбазы). С прибытием к Якуб-беку, несколько лет тому назад, турецких инструкторов, кашгарская пехота вместо прежнего подразделения на сотни и знамена была разделена на таборы. Каждый табор делился на 8 булюков до 30-ти рядов в каждом. В действительности сила булюков, вследствие некомплекта, изменялась от 15-ти до 30-ти рядов.

б) Кавалерия (джигиты). Большая часть кавалерии Якуб-бека в последние годы его жизни тоже получила организацию, принятую от турецких инструкторов. Так же как и сарбазы, джигиты были подразделены на таборы. Каждый табор, соответствовавший по числу людей нашим двум эскадронам, делился на 8 такимов, по 15-16 рядов в каждом.

Кроме этого подразделения, для значительной части джигитов было сохранено старое деление на сотни и на знамена. Первыми командовали юз-баши а вторыми — пансаты. Сила сотни изменялась от 40 до 100 человек. Одно знамя состояло из 3-6 сотен.

В пехоте и кавалерии был принят двухшереножный строй.

в) Артиллерия. В кашгарских войсках имелось две батареи, каждая из 6-ти орудий, составлявшие отдельные боевые единицы. Первая из них, виденная полковником Каульбарсом, состояла из гладкостенных орудий местной отливки, приблизительно 12-ти фунтового калибра, вторая из орудий горных, 3-х-фунтовых, нарезных, заряжающихся с казенной части ¹²⁵.

Эти последние орудия были привезены из Индии несколько лет тому назад. Они находились на передовой линии, не смотря на то, что пять из них уже пришли в негодность от порчи механизмов. При этих батареях имелось в прикрытии около 50-ти конных и столько же пеших людей при каждой. Остальные орудия, тоже местной отливки, были приданы к пехоте: к двум таборам красных (гвардейских) сарбазов ¹²⁶ было придано по восьми орудий в каждому, в части остальных таборов по два орудия.

г) Тайфурчи. Этот род войска был набран исключительно из китайцев и дунган. Каждые четыре человека составляли прислугу и живой лафет для тайфуры, большого, около сажени, фитильного ружья, калибром около 8-ми линий. Пять таких тайфур [165] составляли отделение. Каждое отделение имело свое знамя и пять человек прикрытия с обыкновенными фитильными ружьями.

В пехоте, кавалерии и артиллерии принята была следующая служебная иерархия в чинах и званиях: нижние чины имелись трех степеней рядовые, да-баши (десятники) и пяндж-баши (пятидесятники) а офицерских чинов было только два — юз-баши (сотник) и пансат (пятисотник). Первый из них составлял степень обер-офицерского, второй — штаб-офицерского, чина. Наконец, высший военный чин был ляшкар-баши, который командовал 5-10 пансатами и соответствовал как бы начальнику дивизии.

_____________________________

Первоначально Якуб-бек, для комплектования своих войск довольствовался добровольно являвшимися к нему охотниками, как из среды населения, так и из иностранцев. Скоро, однако, наплыв охотников не стал удовлетворять потребности в рекрутах и Якуб-беку пришлось установить обязательную рекрутскую повинность, сохранив и вербовку добровольно поступающих на службу, как вспомогательное средство для комплектования своих сил.

Обязательная повинность падала на все мужское население, достигшее 15-ти-летнего возраста. Количество рекрут, поставляемых ежегодно населением, было произвольно изменяемо сообразно потребности. Определенное к призыву число рекрут распределялось по округам и в округах по городам и кышлакам. Тяжесть рекрутской повинности должна была преимущественно падать на семейства, имеющие двух и трех братьев, из которых брали одного. Вместо отца мог быть взят сын. Возраст определялся для рекрута от 15-ти до 30-ти и даже 35-ти лет.

Вследствие постоянных войн то с соседями, то для усмирения своих подданных, Якуб-беку приходилось держать войск более, чем наличные силы населения могли бы комплектовать их без отягощения. Кроме того, злоупотребления администрации делали эту тягость еще значительнее. В течение последних лет по городам и кышлакам шла насильственная вербовка. Хватали и отдавали в солдаты даже иностранцев, приезжавших с торговыми целями ¹²⁷ или вожатыми караванов. Насильственная вербовка [166] вела за собою дезертирство, и некомплект в рядах войск Якуб-бека никогда не оставался заполненным.

Из добровольно поступающих на службу иностранцев первые места принадлежали выходцам из бывшего Коканского ханства, известным в Кашгарии под общим именем андижанцев, выходцам из Бухары и выходцам из Русско-азиятских владений. Пристрастие Якуб-бека к выходцам из западного Туркестана было легко объяснимо. Андижанцы были первыми сподвижниками Якуб-бека, при его появлении в Кашгарии, затем Якуб-бек сам был родом из Пскента, селения близ Ташкента, кроме того, эти выходцы составляли, бесспорно, и самую интелигентную и самую храбрую часть его войск. Понятны отсюда те привилегии, которыми они пользовались в Кашгарии. Лучшие места по администрации и в войске были заняты ими и они составляли могущественную партию в Кашгарии, на которую Якуб-бек мог вполне рассчитывать. В действительности, пока счастие покровительствовало Якуб-беку, ряды этой партии постоянно увеличивались, но первых неудач, постигших его в 1876-м году, в борьбе с китайцами, было достаточно, чтобы выказать всю ненадежность этой опоры. Явившись в Кашгарию искать счастия и наживы, многие из этих выходцев после первых же неудач перестали верить в звезду Якуб-бека и только ждали удобного случая возвратиться во-время с нажитым добром на родину. Между лицами, покинувшими Якуб-бека в самом начале его неудач, насчитывали нескольких самых близких к нему людей.

Кроме выходцев из западного Туркестана, в войсках Якуб-бека служили авганцы, индийцы, несколько турок, китайцы, дунгане и киргизы. Якуб-бек весьма дорожил авганцами, как хорошими солдатами. Они служили по найму, преимущественно в артиллерии красных сарбазов, и, кроме того, составляли одну или две сотни кавалерии. Из них же набирались мастеровые на оружейные и пушечные заводы.

Число индийцев в войсках было весьма незначительно. Их предпочитали употреблять для службы в артиллерии.

Турок у Якуб-бека служило всего несколько человек, прибывших из Стамбула в качестве инструкторов. Они внесли с собою турецкий устав, но им не пришлось играть особой роли, и некоторые из них, разочаровавшись в своих надеждах, не прочь были вернуться на родину. Один из турок устроил в городе Кашгаре завод, изготовлявший весьма хорошие капсюли к курковым ружьям. [167]

Китайцы, служившие в войсках Якуб-бека, были остатками китайских войск, истребленных во время восстания в Кашгарии в 1863-1864-м годах. Приняв магометанство, они спасли себе жизнь, но сами и их дети с двенадцати лет были записаны поголовно в служилое сословие. Китайцы комплектовали особою тайфурные войска и составляли самую ненадежную часть вооруженных сил Якуб-бека. Кроме службы в тайфурчах, китайцы исполняли все черные хозяйственные работы при войсках.

Дунгане, в войсках Якуб-бека были остатками дунган, служивших при китайцах в гарнизонах городов Кашгарии; они комплектовали частью тайфурные войска, частью же поступали в джигиты. Их положение в войсках было несколько лучше, чем китайцев, хотя и к ним относились с большим недоверием. Китайцы и дунгане имели начальников, назначавшихся из их же среды. Киргизы и кара-киргизы являлись охотниками для комплектования кавалерии Якуб-бека. Их употребляли преимущественно для гарнизонов в отдельных постах и для почтовой гоньбы чабарами (курьерами).

Наконец, в войсках Якуб-бека было довольно значительное число бывших рабов, захваченных им в войнах с различными мелкими независимыми землями, окаймляющими западную и южную границы Кашгарии.

Служба в кашгарских войсках была пожизненная. Сделавшиеся неспособными для строевой службы назначались к обработке полей или пасли казенный скот.

Награды, по службе, состояли в деньгах, одежде, оружии, в производстве в чины и, наконец, в отпусках. Размер денежных наград был совершенно произволен и для солдат не превышал 50-ти тенег, т. е. 5-ти рублей.

Награждение одеждою или оружием обыкновенно практиковалось Якуб-беком, при личном представлении ему, после исполнения какого либо поручения. Одежда состояла из халатов различного достоинства в зависимости от звания награждаемого. Простым солдатам давались ситцевые или адрясовые халаты; юз башам — шелковые, редко суконные, пансатам — суконные высшего качества, парчевые и, в редких случаях, бархатные.

В числе наградного оружия главную роль играли двухствольные охотничьи ружья и редко револьверы. Последние составляли предмет общих желаний.

Награждение чинами зависело от произвола правителя и не стеснялось ни сроками службы ни старшинством. [168]

Производство в да-баши (десятники) и пяндж-баши (пятидесятники) зависело от пансатов; производить в юз-баши и пансаты зависело уже от воли Якуб-бека, который, по своему, усмотрению, мог из рядовых произвести прямо в пансаты и, наоборот, пансатов разжаловать в рядовые. Дальнейшие награды пансатов состояли в пожаловании им в арендное содержание, или даже в собственность, земельных участков, иногда целых кышлаков и, в назначении их как на придворные должности, так и на должности административные; к числу последних относились высшие звания, приобретавшиеся на службе по администрации: токсобы бек-токсобы и беки; управляя населением названные чины могли, в то же время, сохранить за собою командование войсками, расположенными в управляемых ими районах.

Наконец, высшее военное звание, которого можно было достигнуть в кашгарских войсках, было звание ляшкар-баши, соответствовавшее нашему начальнику дивизии. Под командою ляшкар-баши находилось от пяти до десяти пансатов. Вследствие политических соображений, Якуб-бек старался, по возможности, в гарнизоны, например, западных городов своего государства посылать части, набранные в восточных провинциях и наоборот. За хорошую службу каждый рядовой в мирное время имел право на отпуск сроком на один месяц и более.

Отпущенный в отпуск снабжался от своего начальства билетом и, по прибытии на место отпуска, обязан был явиться к местному аксакалу. Точно также считался наградою и перевод солдата на службу в его родной город.

Все служившие в кашгарских войсках получали казенное обмундирование, которое состояло:

У сарбазов из длинного двухбортного с металлическими пуговицами кафтана, из полутонкого красного цвета сукна, с вышитыми на плечах звездами разных цветов. У части виденных нами сарбазов были кафтаны разных цветов и, даже, обыкновенные халаты. Небольшая часть была одета по образцу турецких солдат в черные толстого сукна сюртуки, обшитые по швам красными кантами, и в широкие брюки такого же сукна, на выпуск с кантами. У остальных пехотинцев были кожаные чамбары желтого цвета на выпуск.

Головной убор состоял из высокой конусообразной шапки, из сукна разных цветов или плиса с меховым, русской выдры околышем. Кафтаны подпоясывались широкими ремнями из сыромятной кожи с серебряными бляхами. На поясе висело несколько [169] всегда одинаковой формы сумок: на правом боку небольшая сума для носки мелочи: ниток, иголок, шила, ножа и т. п.; на левом боку кожаная пороховница, сумка для пуль, сумка для капсюлей, три патронных сумки, каждая на пять патронов, и рог с бараньим салом для смазки оружия.

Головной убор и поясы были одинаковы для сарбазов, джигитов и артиллеристов.

Артиллеристы имели кафтаны из полутонкого черного сукна или плиса, с вышитыми на плечах красными звездами.

Джигиты носили халаты разных цветов: ситцевые, полушелковые, шелковые и из маты, запуская их в чамбары.

Тайфурчи, китайцы и дунгане были одеты в халаты из маты разных цветов, преимущественно серого.

Головным убором для большинства из них служило полотенце из маты. Один конец этого полотенца, при повязке, приходился спереди гребешком. Обувь тайфурчей составляли синие чулки и толстые башмаки. Обувь пехоты, кавалерии и артиллерии состояла из широких сапог мягкой кожи с толстыми подошвами.

Срок кафтанам полагался от одного до двух лет, чамбарам — полгода, сапогам — четыре месяца. На год полагалась одна смена белья и на два года один бараний тулуп. В кавалерии в год полагалось два халата. Лошадь и седло выдавались казенные и служили без срока. На практике все положенное выдавалось весьма неисправно и солдаты очень часто ходили оборванцами и в дырявых сапогах.

_____________________________

Войска Якуб-бека были вооружены: сарбазы — ружьями, джигиты — ружьями и шашками (клычами); часть их (дунгане) — пиками; артиллеристы, составлявшие прислугу, — шашками, а составлявшие прикрытие, — ружьями; тайфурные войска из китайцев и дунган — тайфурами, прикрытие к ним — ружьями. Все начальствующие лица, начиная с юз-башей, были вооружены ружьями, шашками, пистолетами и, частью, револьверами.

Большая половина ружей, имевшихся в войсках Якуб-бека, были фитильные, разных величин и калибров. Они, равно и незначительное число кремневых ружей, имевшихся в войсках, были вообще малокалиберны, тяжелы, с подстановкою, прикрепленною к ружью для прицеливания, и с железным шомполом. [170] Во многих из них сделано было по несколько прямых нарезов. При заряжании пулю приходилось загонять сильными ударами шомпола. Меткость этих ружей было весьма хороша до 200 шагов, а дальность иногда (в фальконетах) превосходила 1.000 шагов. Неудобства этого рода оружия всем известны. Они состоят в медленности заряжания, в необходимости слезать для выстрела с лошади, в недостаточной дальности и меткости.

После фитильных ружей, первое место по числу занимали курковые ружья, гладкоствольные и нарезные. В числе последних сколько нам удалось видеть и узнать, находилось около

8.000 энфильдских нарезных ружей со штыками, калибра 5,8 линий, с клеймом «Tover» 1864 или 1867 год. Этими ружьями была вооружена значительная часть кавалерии и несколько таборов пехоты. Ружья эти были доставлены Якуб-беку уже несколько лет тому назад из Индии.

Остальные курковые ружья относились к двум категориям: 1) охотничьи одностволки и двухстволки заграничного изделия (всего чаще попадались с клеймом «Joseph Bourn son London»), и русские, тульской фабрикации; 2) курковые ружья нарезные и гладкоствольные местного изделия.

И тех и других имелось незначительное количество, которое определить цифрою весьма трудно. К гладкоствольным двухстволкам в местных мастерских приделывались прицелы на 600 шагов (!!).

Курковые ружья, приготовлявшиеся на местных заводах, принадлежали к двум типам: ружья по образцу энфильдских но, гладкоствольные, или с несколькими прямыми нарезами и ружья укороченные, длиною соответствующие нашим кавалерийским берданкам. Те и другие весьма грубой работы но, по общему отзыву, очень прочны и на небольшие расстояния довольно метки. Калибр их около 6-ти линий, вес до 10-ти фунтов, а у укороченных до 6-ти-7-ми фунтов; они без штыков, с железными шомполами и прицелами для стрельбы до 600 шагов. Ложи этих ружей не крашены. На правой стороне приклада выдвижная дощечка, открывающая ящичек для помещения сала и тряпки для смазки оружия. На казенной части ствола вырезано на тюркском языке имя мастера.

Затем, по собранным много сведениям, Якуб-бек в январе 1877-го года располагал для вооружения своих войск 4.000 скорострельных ружей, частью уже выданных в войска, частью еще лежавших в складе, в Яркенде. [171]

Первая партия этих ружей, в числе 2,200, была привезена из Индии, уже за два года перед тем, вместе с 8-ю горными, нарезными орудиями 3-х-фунтового калибра, из которых четыре были заряжающиеся с казны и четыре с дула. Скорострельные ружья виденные нами в Кашгаре у солдат караула хакима кашгарского Датхи-Алдаша и в городе Курля были переделанные из энфильдских, на систему Снайдера: они с тремя нарезами, с трехгранными штыками, хотя у нескольких ружей, повидимому той же системы, мы заметили французские штыки — тесаки, принятые в системе Шаспо ¹²⁸.

Патроны к ружьям системы Снайдера, виденным нами в Кашгаре, были центрального боя, системы Боксера-Генри. Образцы этого патрона привезены в Ташкент.

Экстракция в системе не полная, кроме ружей Снайдера. Якуб-бек получил партию коробок этой системы с механизмами, Эти коробки пригонялись в мастерских к ружьям местной выделки. Я видел одно такое ружье: оно было гладкоствольное, грубой работы, но коробка к нему была приделана довольно хорошо. Опрошенные нами различные лица единогласно свидетельствовали, что скорострельные курковые, нарезные энфильдские ружья, и скорострельные орудия Якуб-бек получил из Стамбула и прибавляли, что это оружие было прислано султаном Абдул-Азисом в подарок Якуб-беку, за признание этим последним протектората Турции. Другое, более подробное и заслуживающее доверия показание заключается в том, что Якуб-бек поручил своему послу в Константинополе, Саид-Якуб-Ишан-ходже, купить и привезти к Кашгарию 12.000 ружей и несколько орудий. Затем, относительно того где именно должна была совершиться покупка, Ишану не было дано определенных приказаний, и он мог действовать вполне по своему усмотрению. Дальнейшие показания указывают, что Ишан-ходша принял в Константинополе (от кого неизвестно) 6.000 ружей и шесть орудий и повез их, через Индию, в Кашгарию; остальные 6.000 ружей не были ему выданы по неимению у ходжи достаточной суммы денег. Добравшись до Тибета в 1875-м году, Ишан-ходжа не был пропущен далее, за неуплатою следуемого с провозимого оружия зякета, в размере 30 ямб (несколько более 3.200 рублей). Послав за этими деньгами Измаила-ефенди, [172] Ишан-ходжа остался в Тибете. Якуб-бек, узнав о задержке Ишана с оружием, тотчас же послал требуемые 30 ямб, собрав их с купцов, а затем стал делать еще новый сбор денег, для отсылки их с Измаилом-эфенди к Ишану, для уплаты за оставшееся еще в Константинополе оружие. Оружие, купленное Ишан-ходжею, было на половину скорострельное, на половину курковое.

Выше мы исчисляли все количество скорострельных ружей, имевшихся у Якуб-бека, в 4.000. В это число, вероятно, вошли одна или несколько партий, присланных Ишан-ходжею. Не смотря на имеющиеся у меня сведения, я еще не берусь решить вопрос, на сколько в снабжении Якуб-бека усовершенствованным оружием принимали участие англичане.

Турки, принявшие в недавнее время для вооружения своих войск систему Генри-Мартини, предварительно обходились ружьями системы Снайдера, и поэтому могли продать часть этих ружей Якуб-беку. Точно также у англичан, в Индии, все войска сипаев вооружены еще до сих пор ружьями системы Снайдера, и изготовление этих ружей на английских заводах продолжается до настоящего времени. Трудно, однако, верится, чтобы турки, значительная часть сил которых вооружена курковыми и даже частью фитильными ружьями ¹²⁹, нашли бы для себя выгодным продажу скорострельных ружей Якуб-беку. Тем не менее, прямых указаний на участие англичан в снабжении Якуб-бека оружием мы до сих пор не имеем. Мы знаем только, что английские торговые агенты, как Шау, и английские послы, как Форсайт, привозили с собою в подарок Якуб-беку по несколько сот ружей, револьверов и по несколько экземпляров магазинного оружия; знаем, что кашгарский посол Ишан-ходжа проживал некоторое время, с неизвестными нам целями, в Лондоне, но для окончательного решения вопроса, кто снабжал Якуб-бека оружием: англичане, турки, или те и другие вместе, подождем более обстоятельных данных.

Ко всему изложенному добавлю несомненный факт, что подвоз оружия в Кашгарию продолжался до самого последнего времени. [173]

23-го декабря 1876 года, по дороге из города Куча в город Бай, в одном переходе от последнего, мы встретили пять арб, каждая в 4-5 лошадей, нагруженных ящиками с ружьями. Арбы эти проследовали в укрепление Тогсун, где оружие было выдано в войска.

7-го марта 1877 года, по пути из города Курля в город Карашар, в кышлаке Янгабат мы встретили караван из 20-ти верблюдов; из них половина была нагружена длинными деревянными ящиками, по два на каждого, с ружьями. На двух верблюдах везлись четыре орудия в чехлах, надо полагать 3-х фунтовые горные, заряжающиеся с казны; как мы упоминали выше, Якуб-бек уже располагал одной батареею из 6-ти подобных орудий; на двух верблюдах везлись колеса орудий, к которым было прибавлено по одному ящику со снарядами; еще на двух верблюдах везлись четыре лафета; на четырех остальных везлись 16 небольших, но хорошо укупоренных ящиков со снарядами. Вожаки каравана говорили, что позади двигается большой караван с оружием и снарядами. Эти караваны, равно и арбы, ранее нами встреченные, направлены были из Яркенда, где оружие и снаряды хранились в складе. По показанию хакима тогсунского, Ислам-бека, он в конце 1875-го года привез из Тибета и сдал в яркендский склад 780 ящиков со снарядами и патронами. С ним было послано 36 джигитов и 40 ишакчей, из жителей, по наряду. Два из них умерли от трудности пути; лошадей пало 76. По его словам, снаряды эти и патроны доставлены были из Константинополя турками в Индию, откуда англичане обязались передать их Якуб-беку.

В Тибете (не в городе ли Ладаке?) доверенный англичанин делал различные стеснения Ислам-беку, пока последний не дал ему взятку в три ямбы (325 рублей).

Путь от пункта, где были сложены патроны и снаряды, до города Яркенда сделан был в 36 дней.

Что касается холодного оружия, то виденные нами шашки (клычи) были весьма посредственного качества но хорошей формы. Большая часть клинков была местной работы. Нашлись в небольшом числе и привозные из Индии.

Выше было замечено, что офицерские чины в Кашгарии, кроме ружей и шашек, вооружены были еще пистолетами и даже револьверами. О пистолетах не стоит и упоминать, до того они плохи; что же касается револьверов, то число их в Кашгарии было довольно [174] ничтожно, но оно постоянно увеличивалось, благодаря заботливости Якуб-бека и особой жадности к приобретению этого рода оружия каждым юз-башою. Наиболее часто встречались системы Кольта и Лефоше. Виденные нами образцы последней системы быстро приходили в негодность или вследствие недостатка патронов или, еще чаще, вследствие порчи механизмов.

_____________________________

В Кашгарии довольствие войск денежное, провиантское, фуражное и вещевое, не имело правильной, раз навсегда и для всех установленной нормы Размер довольствия изменялся сообразно тому, находились ли войска в походе, стояли ли по казармам в городах, или по отдельным постам. Главным же образом этот размер изменялся сообразно состоянию денежной кассы Якуб-бека.

Размер довольствия еще более изменялся, сообразно тому, довольствовались ли войска от казны или оно было передано частным начальникам, как бы на коммерческом праве. В последнем случае размер довольствия доходил до своего минимума.

При благоприятных условиях кашгарский солдат получал: от 3-х до 15-ти тенег (от 30-ти коп. до 1 рубля 50 коп.) в месяц, да-баши (десятник)-до 20-ти тенег в месяц и пяндж-баши (пятидесятник) — до 25-ти тенег в месяц. Юз-баши и пансаты получали земельными участками, натурою и деньгами по усмотрению Якуб-бека. Содержание первых доходило до 30-ти рублей в месяц. Жалованье артиллерийских солдат было наибольшее. Жалованье многих джигитов, добровольно поступивших на службу, зависело от усмотрения Якуб-бека.

Для довольствия войск пищею, в Кашгарии практиковалось несколько способов, причем отпуск натурою бывал двух родов:

1) На каждого солдата отпускали в день две лепешки (около 1 1/2 фунта), и на несколько человек одно блюдо плову. Продовольствовались по командам. Кроме того, в месяц на каждого полагался 1 фунт чаю.

2) На каждого солдата отпускали в месяц 2 чарика муки, 1 чарик крупы и 1 или 2 чарика мяса.

Вместо отпуска натурою, солдатам, преимущественно [175] семейным, иногда выдавали земельные участки. Размер каждого из них позволял посеять до 15-ти чариков зерна. Хозяин такого участка, если не имел возможности обработать его лично, получал только около половины урожая, что составит около 80 чариков в год. Семейства нижних чинов получали довольствие от казны только в случае крайней бедности.

Размер этого довольствия доходил на одну семью до 100 чариков зерна в год, так что на каждого члена семьи выдавалось около двух чариков муки и одного чарика крупы в месяц. Кроме того, семейства и родители солдат при бедности освобождались от всех или некоторых налогов и податей.

Строевые лошади на месте получали в день по два снопа клевера, по капу соломы на трех и зерна по 50 чариков в год на каждую. В походе они получали от трех до четырех снопов клевера или сена если таковое имелось и четыре джина (10 фунтов) зерна. При передвижении значительных сил через пустынные места, довольствовались преимущественно одним зерном, уменьшая в нужде его дачу до трех джинов (до 7 1/2 фунтов). Вместо клевера выдавались иногда снопы молодого камыша, осоки, чия и соломы. Кукуруза составляли главное зерно для довольствия лошадей; затем следует джугара и, наконец, ячмень.

Вещевое довольствие кашгарского солдата, при благоприятных условиях, заключало в себе на год: 1 нижний ситцевый халат, 1 верхний крашеный халат, маты или суконный кафтан, 2 пары кожаных чамбар, одну, две или три пары сапогов, одна или две смены белья и на два года одну баранью шубу. К бессрочным вещам относились: оружие, пояс с принадлежностями и седло. Лошадь служила тоже без срока, пока не придет в негодность. Все довольствие получалось от пансатов, а при отдельном расположении по постам — от юз-башей.

Каждый из пансатов получал требуемое по числу лошадей количество зерна от серкеров (сборщиков), по особым свидетельствам (контрмаркам). Серкерам за полученное от них зерно выдавались квитанции, которые и представлялись к зачету. Оружие и годовые вещи получались ими из давлетхане, — складов, устроенных во всех значительных городах Кашгарии.

При расположении на постоянных квартирах, вместо довольствия зерном пансаты получали земельные участки из казенных земель, которые и обработывали частью солдатами, частью [176] вольнонаемным трудом. Обработка этих земель в особенности тяжко падала на китайских солдат, работавших бесплатно. Кроме земельных участков, пансаты имели казенные стада лошадей и скота, которые паслись в горах. Служившие при пансатах по найму для обработки полей или для пастьбы скота получали до трех рублей в месяц.

У пансатов находились в распоряжении перевозные средства, состоявшие приблизительно из нескольких верблюдов, десяти, пятнадцати лошадей и пяти арб.

Наконец, простейший способ довольствия войск, весьма часто практиковавшийся в Кашгарии, заключался в том, что пансату, тогсобе или беку отдавались на арендное содержание один или несколько кышлаков, доходами с которых эти лица обязывались содержать определенное число солдат. При этом только оружие и иногда одежда выдавались от казны, все же остальное довольствие как денежное, так и вещевое, лежало на получившем арендный участок.

Такое положение занимал, например, тогсоба укрепления Улугчат, управлявший горною полосою от нашей Ферганской границы до выхода из гор у Кашгара, и имевший под своим начальством более десяти небольших постов.

Для содержания 700-850 джигитов, составлявших гарнизоны этих постов, тогсоба собирал установленный зякет с малочисленного населения кара-киргизов, кочевавших в управлявшемся им районе. Точно также беки Кашгарский, Аксуйский, Хотанский, Яркендский и другие, управляя на арендном начале своими бекствами, обязывались содержать при себе определенное число сарбазов и джигитов.

Этот последний способ довольствия солдат был наиболее тяжел для них. При этом способе об определенном содержании не могло быть и речи: солдаты получали то, что заблагорассудится им выдать. Они весьма часто оставались впроголодь, не получали вовсе жалованья и были обременены полевыми и различными хозяйственными работами.

В городах и отдельных постах войска располагались казарменным порядком. При городах устраивались для этой цели отдельные на каждую часть курганчи. Каждая курганча состояла из нескольких дворов, окруженных общею стеною. Вокруг [177] дворов были устроены ряды небольших сакель, которые и служили для помещения. В каждой сакле жило до 10-ти человек.. В курганчах помещались и семейства нижних чинов, не имевшие родственников. Семейные помещались в отдельных миниатюрных саклях. Двор содержался чисто, но сакли, особенно семейных, были грязны, темны и слишком тесны для помещающегося в них числа людей. Жилища семейных уважались и в них никто не мог входить без приглашения хозяина. При расположении лагерным порядком, солдаты жили в небольших, весьма легких матовых палатках, по 10-ти человек в каждой. В городе Курля мы видели лагерь 2.500-3.000 отборных солдат Якуб-бека. В декабре, январе и феврале месяцах они стояли в палатках при 10-11° мороза, почти не имея топлива и терпели недостаток в теплой одежде. Постели их состояли из небольшого количества соломы, покрытой сверху кошмою. Другая кошма служила общим для всех покрывалом.

При расположении в казармах, солдатам производились ежедневные, за исключением пятницы, ученья; эти ученья занимали время от 5-ти до 11-ти часов дня. Затем, до окончании ученья солдат выдерживали под ружьем от 1 до 2-х часов в ожидании обеда. Иногда назначались и послеобеденные ученья; вообще же после обеда солдаты бывали заняты обработкою казенных полей и огородов, мастерствами или другими домашними работами. Свободного времени оставалось мало. Увольнение из казарм производилось с разрешения начальства. По пятницам все военнослужащие собирались в главную мечеть, для совершения джума-намаза (общей молитвы).

Дисциплинарные наказания, налагавшиеся на кашгарских солдат, состояли в аресте и в наказании розгами и плетьми.

Права различных начальствующих лиц по наложению наказаний не были точно определены. В этом отношении господствовал полный произвол. По проступкам уголовным военнослужащие подлежали общему суду по шариату, отправлявшемуся казиями. За первое, например, воровство сажали в тюрьму, за второе отрубали правую руку по кисть, за третье казнили смертью.

Смертная казнь вопреки общему мнению практиковалась в Кашгарии не особенно часто. Наиболее употребительным видом казни было повешение. Виселицы, на различное число лиц, сообразно обширности города или кышлака, устроены были всюду на самых видных местах и составляли обыкновенно первый предмет, попадавшийся на глаза при въезде в город или большой кышлак. [178]

Для заключения характеристики положения кашгарского солдата приведу на. выдержку несколько показаний различных лиц, записанных мною.

Во время дневки в укреплении Улугчате один из приставленных к нам солдат рассказал, что он родом из города Хотана, семь лет тому назад взят силою в солдаты и все это время живет безвыездно в укреплении Улугчате. В Хотане у него осталась семья. За всю свою службу он еще ни разу не получал денежного содержания. По словам этого солдата, довольствие гарнизона Улугчата состояло из двух лепешек, из которых одна съедалась утром, а другая пряталась к обеду. К обеду убивали ежедневно двух баранов. Одного из них брал себе тогсоба с юз-башами, из другого варили жидкую кашицу с горохом на весь гарнизон, состоявший из 70-80-ти человек семейных и около 100 холостых. Семейные откладывали себе этой кашицы в отдельные чашки.

Одежда и оружие доставлялись из казенных мастерских и складов города Кашгара, но доходили неисправно.

Денежное содержание выдавалось только нескольким приближенным тогсобы.

В гарнизоне большинство были недовольны и считали, что даже при китайцах жилось вольнее: по крайней мере их не мучили солдатчиною. Хорошо живется, говорили они, только андижанцам и жителям Пскента (родина Якуб-бека).

В 1875-м году двое бежало на нашу границу; они были выданы Мусульман-бием, начальником подчиненного нам кара-киргизского рода Сартлар, кочующего по обе стороны Терек-даванского перевала. Виновные были казнены, а Мусульман-бий получил от кашгарских властей вознаграждение.

Несколько ранее двое были засечены по приказанию тогсобы за попытку бежать. Хотя тогсоба и не имел права смертной казни, но подобные деяния сходили ему с рук, благодаря личному расположению к нему Якуб-бека.

Некоторые из солдат, составлявших гарнизон города Кашгара, рассказывали, что хаким города Кашгара Алдаш-датха содержал своих солдат (800 человек) почти так же как и тогсоба Улугчатский и денежного содержания никому не выдавал.

По рассказам русского приказчика Шкокова, долго жившего в городе Кашгаре, не только солдаты, но и офицеры кашгарские никогда не являлись покупателями на базар. Напротив, после [179] раздачи одежды солдаты сбывали за бесценок полученные ими тулупы и сапоги, оставаясь в рваном старье.

На обратном пути из города Курля в город Куча мы сделали несколько переходов вместе с одним джигитом, родом из Яркенда. Джигит этот между многими интересными сведениями, касающимися последних столкновений кашгарцев с китайцами, сообщил нам, что он уже пять лет служит на передовой линии безвыездно. За это время он получил два суконных кафтана и ежегодно по 25 тенег (2 рубля 50 коп.). Провиант часто не отпускался и солдатам в Куня-турфане приходилось иногда собирать милостыню. За болезнию его уволили в город Яркенд, где он должен был служить в гарнизоне этого города. Вместо павшей лошади ему выдали деньги на покупку ишака, на котором он и ехал с нами; у него отобрали порох и пули к фитильному ружью, составлявшему его вооружение, оставив лишь два заряда на дорогу. Для беспрепятственного пропуска этого джигита в Яркенд ему был выдан билет и свидетельство на право получения по станциям корма для ишака.

За городом Куча мы встретили еще одного из отпускных, возвращавшегося тоже в Яркенд пешком, с фитильным ружьем за плечами; он подтвердил показание своего товарища.

При всех наших остановках в различных городах Кашгарии, приставленные к нам для прислуживания и для почетного караула кашгарские солдаты в первые дни хвалили свое положение, рассказывали про щедрость Якуб-бека, преувеличивали получаемое ими содержание и довольствие, но при более близком с нами знакомстве становились откровенными и обыкновенно горько жаловались на свою судьбу и на злоупотребления своих начальников.

_____________________________

Сделанные нами наблюдения по обучению войск относятся к городам: Кашгару, Аксу, Куче и Баю. В городе Курля, не смотря на значительные силы, которые в нем были расположены за время нашего пребывания в этом городе, при нас никаких учений не производилось.

В городе Кашгаре, где было собрано свыше 5.000 войск, ученья производились особенно систематично. Каждый день с пяти часов [180] утра уже все солдаты находились на ученьи по дворам своих курганчей или перед ними. Два раза в неделю войска сводились вместе на обширное поле перед городом Янги-шаром. Четыре раза в неделю производилась прицельная стрельба всех войск поочереди в особо устроенные мишени. Каждая часть должна была побывать на стрельбе один или два раза в неделю.

До последнего времени ученья производились по уставу, составляющему смесь уставов авганского, английского (занесенного индусами) и русского, с изменениями, введенными самим Якуб-беком. В последние годы явились турецкие инструкторы, которые и забрали обучение в свои руки, за исключением двух таборов красных сарбазов, которые обучались по старому уставу. Новые инструкторы принесли с собою только новые формы, в которых видели всю суть дела.

Сущность нового обучения составляли в пехоте ружейные приемы, возможно хитрая ломка фронта и маршировка, в кавалерии — построение фронта, заезды, движение шагом и рысью, колоннами по три, по шести и спешивание. Рассыпной строй в пехоте, атака и аванпостная служба в кавалерии не входили в курс обучения. Об ученьях с применением к местности или совокупных эволюциях нескольких родов оружия нечего и упоминать. Для них надо было бы ждать других инструкторов, более сведущих и развитых, чем присланные турками.

Для лучшего ознакомления как с характером обучения, так и с войсками, занятия которых мы наблюдали, привожу ниже описание некоторых из учений, виденных мною в городах: Кашгаре, Бае и Куче.

Между прочим мне привелось присутствовать на ученьи кашгарских войск близ крепости Янги-шара 6-го ноября 1876 года.

Ученье происходило на обширном плацу, две версты длиною и около версты шириною. Плац этот ограничивался с юга частью янги-шарской стены и с востока насыпным арыком Игиз.

Войска, около 3.000 человек, были выстроены обширным четыреугольником, северный фас которого занимала кавалерия (два табора, 16 такимов), западный и южный — пехота (три табора, 24 булюка с восемью орудиями). На восточном фасе были выстроены карре красных сарбазов с 8-ю орудиями и четыре такима, т. е. половина табора кавалерии. Около 400 китайцев стояли впереди кавалерии северного фаса и такое же число дунган — впереди пехоты западного фаса. Те и другие были вооружены [181] тайфурами. Все войска были обращены фронтом внутрь этого четыреугольника. Посредине его стоял сын Якуб-бека, Бик-кулы-бек, со своим штабом, состоявшим из одного инструктора-турка, нескольких юз-башей и махрамов. Последние, молодые мальчики 15-17-ти лет, отправляли обязанности адъютантов. На самом видном месте были построены красные сарбазы, составлявшие одну колонну из восьми булюков с 8-ю орудиями. Этою колонною командовал авганец Джамадар-парманачи.

Красные сарбазы были одеты в длинные, красного и зеленого сукна кафтаны, не доходившие на четверть с небольшим до земли»и сильно мешавшие им свободно двигаться. На широких ременных поясах висело несколько патронных сумок. Чамбары желтого цвета выходили на выпуск. На головах были надеты конические шапки с меховою опушкою из русской выдры. Ружья со штыками были большею частью энфильдские нарезные, курковые; к ним было примешано небольшое число курковых местного изделия..

Сарбазов этих было восемь булюков весьма слабой силы, именно по 15-ти рядов в каждом вместо 30-ти. Восемь орудий, приданных к сарбазам, калибром напоминали наши 1/2 пудовые единороги и частью 12-ти-фунтовые орудия. Лафеты и передки этих орудий на вид были довольно прочны, хотя и грубой работы. Часть их была окрашена в зеленый цвет. Орудие надевалось на передок при помощи крючка, соответственно английской системе и возилось двумя лошадьми. Прислугу каждого из них составляли пять пеших нумеров, ничем не вооруженных, и два ездовых.

Орудия были выстроены в интервалах между булюками, причем восьмое орудие стояло на левом фланге. По команде Джамадара-парманачи все эволюции этого табора исполнялись одновременно, как пехотою, так и орудиями.

Первое построение красных сарбазов, которое мы увидели, было карре. Передний фас карре составили 4 булюка и 5 орудий; задний фас — 2 булюка и 1 орудие; боковые фасы — по одному булюку и по одному орудию.

Боковые и задние фасы составлялись из булюков, развернутых в одну шеренгу с орудиями по средине. Эта основная форма карре, по различным командам Джамадара-парманачи, значительно разнообразилась: то передняя шеренга выбегала вправо и влево переднего фаса, образуя как бы крылья к нему; то карре, отделив задние шеренги переднего фаса на удлиннение фасов боковых, увеличивалось; то, наоборот, отделив два фланговых булюка [182] переднего, фаса в боковые и построив боковые и задние фасы в две шеренги, карре уменьшалось. При перестроениях орудия надвигались руками, оставляя передки внутри карре. При движениях карре вперед, назад и в стороны, орудия брались в передки, причем ими делались весьма крутые заезды.

Карре производило примерную стрельбу всеми своими фасами, причем люди довольно согласно прикладывались. После примерного выстрела, люди не проделывали примерного заряжания; они учились как бы имея скорострельные ружья, хотя таких у них еще не было. После пальбы из карре были рассыпаны небольшие кучки, которые, выйдя медленным шагом вперед, выстроились впереди линии переднего фаса, на интервалах одна от другой. Стрельба из этой цепи производилась по одновременной команде самого Джамадара.

Карре составляло главную форму строя у Джамадара, которому он обучал красных сарбазов, командуя на авганском языке; одни и те же построения различных видов карре повторялись несколько раз.

Кроме карре, сарбазы развертывали фронт, производили движение им вперед и назад и строили колонны. Наиболее употребительная из последних была колонна взводная или справа по булюкам, со взводными дистанциями. При движении орудия следовали на правых флангах булюков; шаг был чрезвычайно мал и люди на ходу отбивали такт левою ногою. Все движения производились медленно, но довольно стройно, в ногу и с соблюдением равнения по булюкам.

При Джамадаре-парманачи, обучавшем свой табор, находился пеший трубач, весьма искусно игравший различные сигналы, напоминавшие наши.

Ученье красных сарбазов не представляло никакой связи имеет с ученьем других частей войск, равно как и последних между собою.

Остальная пехота, в числе 24-х булюков, составлявших три табора, училась под руководством Бик-кулы-бека. Его приказания передавались в войска турецким инструктором, носившимся как угорелый на своей дрянной лошади с одного конца поля на другой.

Эти три табора, составленные из новобранцев, имели в каждом из булюков по 30-ти рядов, т. е. составляли силу, вдвое большую, чем табор красных сарбазов. Два из них учились вместе, а третий отдельно. [183]

Одежда солдат состояла из обыкновенных, крашеной маты халатов, запущенных в желтые чамбары на выпуск. Пояса с сумками были те же, что и у красных сарбазов. В оружии замечалось большое весьма разнообразие: повидимому фитильные ружья преобладали. Восемь орудий, приданные к таборам, были плоше по выделке и по снаряжению, чем находившиеся при таборе красных сарбазов.

Ученье состояло в построении колонн но булюкам, с дистанциями несколько большими, чем фронт булюка, в движении этими колоннами и в выстраивании фронта. Движения производились не в ногу, но весьма стройно. Булюки на ходу смыкались и размыкались, делали захождения, строили фронт довольно согласно и в большом порядке. Сарбазы держали ружья на правом плече, за затылок приклада, почти вытянув руку.

Для ученья новобранцев в нем было достаточно и сомкнутости и стройности: видно, что муштровки было не мало.

Команды пехоте, за исключением табора красных сарбазов отдавались на турецком языке, а красным сарбазам, как замечено выше, на авганском.

Виденная нами кавалерия состояла из десяти отдельных частей, соответствующих нашим эскадронам или сотням, из которых восемь учились вместе и две отдельно.

Каждая сотня делилась на два взвода, по 15-16-ти рядов в каждом. Взводы эти носили название такимов. Восемь такимов составляли табор. Всего училось два с половиною табора.

Кавалерия была одета в разнообразные цветные халаты, заложенные в чамбары. Оружие состояло из ружей, преимущественно курковых, частью с примкнутыми штыками, и из шашек (клычей). Между ружьями было несколько скорострельных. Кавалеристы держали ружья перед собою за шейку. У начальников такимов виденные нами обнаженные шашки были весьма хорошего качества.

Лошади кавалерии были хороши, в теле и прекрасно содержаны. Это большею частью карабаиры, приведенные из Кокана.

Производимые кавалериею эволюции состояли в построении колонн по три и по такимам и в движении этими колоннами шагом и рысью. Дистанции между частями были то полные, то уменьшенные. Заезды производились в достаточном порядке. Фланг, составлявший ось при заезде, топтался на месте, а заходящий шел усиленным аллюром. Люди сидели в седлах прочно, хотя во время построений несколько раз падало по два, по три всадника, которые, впрочем, оправившись, каждый раз догоняли [184] своих товарищей. Ни атаки, ни спешивания или рассыпания в цепь наездников производимо не было, хотя спешиванию люди были обучены. Под конец ученья кавалерия прошла мимо нас по такимам, причем командовавший ею есаул-юз-баши Мулла-кабул, родом из города Андижана, а за ним и некоторые начальники такимов салютовали своими шашками.

Кроме пехоты и кавалерии, на том же плацу учились и тайфурные войска китайцев и дунган. Об ученьи этих войск будет сказано ниже.

Ученье всех войск закончилось стрельбою холостыми патронами. Адъютанты бик-бачи ¹³⁰ поскакали во все стороны и скоро все войска были выстроены покоем, фронтом внутрь. Кавалерия стала в нескольких шагах за пехотою. Орудия стояли в линии пехоты, между булюками.

Затем, все войска, по сигналу бик-бачи, открыли пальбу. При этом, первая шеренга красных сарбазов стала на колени, а кавалерия стреляла поверх голов пехоты, целясь вверх.

Орудия стреляли возможно часто, без прицеливания перед выстрелом.

Пехота, кроме красных сарбазов, стреляла довольно медленно. Ружья опускали на землю, заряд досылали шомполом, а у фитильных ружей присыпали еще порох на полку.

Оглушительная беспорядочная стрельба продолжалась около десяти минут; она прекратилась довольно дружно по сигналу отбой, поданному бик-бачею.

Во время ученья соблюдалась тишина, прерываемая одними неистовыми криками начальствующих. Только после стрельбы послышались разговоры.

Число войск, находившихся на ученьи, было приблизительно следующее:

В общем, ученье представляло весьма красивую, живописную, но вполне бестолковую, в военном отношении, картину.

Закончу замечанием, характеризующим кашгарские нравы: на ученье собралось смотреть довольно много жителей, которых долгое время оставляли в покое. Но вдруг, по чьему-то приказанию, на них набросилось несколько всадников-мальчишек (махрамов), 15-ти-17-ти лет, и начали гнать нагайками, а один даже прикладом. Двое, трое были смяты лошадьми и упали.

_____________________________

11-го ноября 1876-го года, мы ездили осматривать казармы и одиночное ученье красных сарбазов. Эти казармы помещались недалеко от крепости Янги-шара, в версте с небольшим от занимаемого нами посольского дома. Начальник красных сарбазов, Джамадар-парманачи, встретил нас у ворот и, после обычных приветствий, повел к себе в парадные покои. Казармы, в которых помещался табор красных сарбазов и 8 орудий виденные нами на предыдущем ученьи, состояли из 4-х отделений или дворов, расположенных в линию, один за другим. На первом, по одному из фасов стояли под навесом орудия с прислугою, выстроенною перед ними. Под навесом же лежали три мортиры местной отделки одна около 2-х пудового, а остальные несколько менее полупудового калибра. Остальные три фаса, как на, этом дворе, так и на двух следующих, заняты были небольшими саклями, в которых помещались солдаты и их семейства. Дворы со держаны были очень чисто. На всех четырех двориках сидели шеренгами солдаты, с ружьями на [186] плечах и с глазами, опущенными в землю. Ружья в большинстве были курковые, нарезные (Tover).

Суконные длинные кафтаны, у многих сильно подержанные, оставляли шею и часть груди открытою, а у некоторых голою.

Обувь — сапоги из козловой кожи, у многих сильно стоптанные.

Наружность солдат, мимо которых мы медленно проходили, не была привлекательна. Это были люди уже не первой молодости, с истомленным и скорее болезненным, чем здоровым видом. Не ошибаясь, можно было положить для большинства возраст от 30-ти до 35-ти лет; было несколько человек моложе, но за то были и старики 50-ти лет. Между солдатами можно было различить около ста авганцев и индусов и несколько десятков дунган; остальные были местные жители. Самому начальнику сарбазов, Джамадару, по его словам, 73 года. Это был еще бодрый старик, вершков 15-ти ростом, худой, слегка сгорбленный, с энергичным, весьма приятным лицом. За время своей военной карьеры он в 50-х годах служил в армии сейков и сражался с ними против англичан, затем отправился искать счастия в Средней Азии, поступил в, коканские войска, сражался с нами под Чемкентом и, наконец, по занятии русскими Ташкента, перешел в Кашгарию, где своими военными способностями заслужил расположение Якуб-бека. Он считался начальником артиллерии, хотя у него под командой было всего 8 орудий.

В предыдущих делах ему, в звании ляшкара-баши, приходилось командовать 8-10-ью знаменами (до 4.000 человек) пехоты и кавалерии.

Джамадар, по его словам, имел 11 ран, но все еще пользовался хорошим здоровьем.

Одежда его состояла из кафтана, тонкого английского красного сукна, с серебряными застежками на груди; на широком поясе, украшенном круглыми серебряными бляхами, висела шашка (клыч) высокого качества. Сзади за пояс был заткнут револьвер, пистонной Системы, по всему вероятию Кольта. На голове была надета конусообразная шапка фиолетового бархата, с куньею опушкою.

Парадные покои Джамадара находились на четвертом дворике; на этом же дворике помещался и его штат. По стенам было [187] развешено оружие прислуги: несколько двухстволок, фитильных ружей и одно скорострельное.

После обычного дастархана, поднесенного нам Джамадаром в его покоях, мы просили показать нам одиночное ученье его солдат. Скоро на первом дворике было выстроено до 70-ти человек сарбазов с ружьями у ноги. По команде «смирно» все вытянулись, задрали несколько назад головы, выпятили вперед груди и слегка растопырили ноги. По команде «ружье вольно» все взбросили довольно согласно ружья на левые плечи, взяв за приклады вытянутою рукою, затем делались приемы на караул и на перевес, совершенно напоминавшие наши ¹³¹. После ружейных приемов, нам показали повороты и маршировку. Поворачиваясь на одной ноге, сарбазы приподнимали другую довольно высоко и в такт ударяли ею о землю. По команде «шагом марш», первые шаги топтались на месте, отбивая такт. Начинали движение с левой ноги. При отбивании такта, ноги поднимались сильно к верху, со сгибом колен почти под прямым углом. Шаг был очень мал. Корпус держался натянутым, с головою, задранною несколько к верху. Движения производились, за несколькими исключениями, в ногу и в затылок. Шеренга была разделена на отделения по 5-10-ти человек в каждом. Право-фланговые в отделениях считались в тоже время и старшими в них. При ломке фронта по отделениям заботились, повидимому, о наибольшей запутанности каждого построения. Желая похвастать парманачи быстро менял построения, причем его солдаты кружились, делали различные вольты, все это с прихлопыванием ног, подсчитыванием в полголоса такта и со сгибанием ног в коленях. Эта часть ученья напоминала какой-то танец. Было довольно и путаницы, при чем сарбазы, не стесняясь, били друг друга в шею, с бранью. Особенно усердствовал какой-то юз-баши, который раз весьма сильно ударил прикладом потерявшего свое отделение сарбаза. Состоявший при парманачи горнист, авганец, в изодранном халате, тоже считал себя властью, обязанною контролировать порядок, и, заметив путаницу в построении, он бежал туда и щедро раздавал тумаки.

Осмотрев пехотное ученье, мы просили показать нам [188] артиллерийское. После долгих отнекиваний, парманачи, наконец, согласился, приказал выдвинуть из-под навеса два крайних орудия и встать по местам прислуге к ним. Орудия были местной отливки, медные, гладкостенные, первое — около полупудового калибра, второе — 12-ти фунтовое, оба сильно укороченные противу наших. Лафеты были двухстанинные; один из них выкрашен в зеленую краску. Подъемный механизм заключался в матке, укрепленной между станинами, в которую проходил подъемный винт с головкою, охватывавшею тарельную часть орудия. Колеса грубой, но прочной работы, с толстыми шинами ¹³².

Прислуга при орудиях была разнообразно одета, частью в черные плисовые, частью в красные сарбазские кафтаны, сильно поношенные.

При каждом орудии стояло по семи человек прислуги, из которых у двух, трех имелись безобразные палаши в железных ножнах, и по 5-6 человек прикрытия, вооруженных курковыми ружьями.

Из семи человек собственно прислуги, один был с банником, один с пальником, один подносил снаряды, один их вкладывал в орудие и один стоял с иглою при завтраке; он же присыпал мякоть, или вкладывал скорострельную трубку; наконец, двое, вероятно ездовые, ни какой роли не играли.

Ученье состояло в примерных заряжании и пальбе. Все нумера по командам довольно согласно делали свое дело. Заряжание производилось по темпам, с выкрикиванием; нумера выбегали и убегали прыжками, сильно при этом жестикулируя. В особенности отличался один из нумеров с банником. Вообще, заряжание составляло каррикатуру с бывшим у нас в недавнее время при гладкостенных орудиях. Трудно было удержаться от улыбки при виде комичного усердия, с которым проделывался каждый прием.

Через десять примерных заряжаний прислуга казалась сильно запыхавшеюся.

По команде парманачи, нумера сменялись и продолжали заряжание, хотя с меньшим искусством и несколько путаясь. Смена была произведена пять раз, т. е., обошла все нумера. [189]

Случайно один старый артиллерист, которому достался банник, спутал всех остальных. Эта безделица совершенно неожиданно вывела из себя парманачи. Выхватив шашку, он бросился на виновного с проклятиями. Бедняга, бледный от страха, ждал удара. К счастию, дело кончилось только угрозами.

Другой раз, один из нумеров ударил в шею своего несколько зазевавшегося товарища с пальником. Последний, приложив во время пальник, отскочил, по правилам, с задранною к верху головою и, считая, затем, на время заряжания свое дело оконченным, обернулся к своему обидчику, подносившему заряды, и наградил его полновесным ударом по лицу.

Проделав бесконечное число раз одно заряжание, парманачи объявил, наконец, что ученье окончено.

_____________________________

Несколько дней позже, именно 14-го ноября, мне случилось увидеть, в Кашгаре же, ученье китайских войск. Мимо крепостных ворот Янги-шара нас провели к помещениям, занятым войсками китайцев. Уже издали масса значков обозначила нам место, где были выстроены тайфурчи. Мы въехали на обширную, хорошо расчищенную площадь, задний фас которой был занят линиею войск, на переднем же, под навесом, нас ждал начальник китайских войск, Далай. По средине плаца стояли музыканты. При нашем приближении, Далай вышел к нам на встречу и пригласил занять место на разостланных под навесом коврах. Далай был дряхлый старик 66-ти лет, безусый, с редкою седою бородкою и с характерным морщинистым китайским лицом. На нем был одет богатый зеленого шелка меховой халат, теплые желтые штаны с меховою опушкою и теплая коническая шапка.. В коленях у него лежала двустволка невысокого качества. Молодой парень, кашгарец, служил переводчиком; двое или трое китайцев, лет 16-18-ти, с небольшими разноцветными флагами в руках, служили адъютантами, для передачи приказаний войску.

Около 13-ти лет тому назад, Далай командовал китайским гарнизоном в городе Кашгаре, и с началом восстания заперся в гульбахе (Янги-шаре). Якуб-бек, осадив гульбах и, видя безуспешность своих усилий, вступил в переговоры с Далаем, [190] который, ценою измены и перемены религии, купил себе жизнь. Во время последнего штурма, он, с своими соумышленниками, перешел на сторону Якуб-бека; губернатор же Кашгара (амбань), с оставшимися ему верными китайцами, геройски взорвал себя на воздух.

Первоначальное положение Далая было не особенно хорошо, но, сделавшись в недавнее время зятем Якуб-бека, он стал пользоваться почетом, хотя только наружным.

Приняв, по обычаю, неизбежный дастархан, состоявший на этот раз из многочисленных китайских блюд, мы отправились к правому флангу выстроенных войск и пошли по фронту их. Фронт состоял из линии тайфур, числом до двухсот, положенных на сошки и выровненных. Прислуга находилась близ своих тайфур, сидя по два человека с каждой стороны их. Тут же, считая на каждые пять тайфур по одному, сидели знаменщики, с большими, треугольными, из цветных материй, знаменами, тоже выровненными. Ни прислуга у тайфур, ни знаменщики никакого другого оружия не имели. Сзади сидела линия стрелков, по одному на каждую тайфуру, с обыкновенными фитильными ружьями. При них было до 20-ти значков четыре угольной формы. Эти значки предназначались для пугания неприятельских лошадей.

Каждые пять тайфур составляли отделение, на правом фланге которого сидел отделенный начальник с фитильным ружьем; наконец, по несколько отделений вместе имели на своих правых флангах юз-башей, вооруженных двустволками и шашками.

Проходя по фронту мы были поражены некрасивыми, часто безобразными лицами сидевшего перед нами воинства.

Чистые китайцы преобладали, но к ним примешивались в значительной степени качиры ¹³³, как называют в насмешку родившихся от брака кашгарца с китаянкою. Из них были, преимущественно, набраны десяточные и юз-баши. Между солдатами были очень молодые, почти мальчики, но были и старики. В общем, большинство было моложе, чем в пехоте, например в красных сарбазах.

Одежда китайских солдат производила не менее грустное впечатление, чем их лица; только незначительная часть была [191] одета в новые ватные халаты, покрытые крашеным чекменем ¹³⁴, большинство же имело старые, затасканные и рваные халаты из маты. Обувь, — китайские башмаки (суконные, с кожанными подошвами), — были сильно стоптанные. Головные уборы поражали своим разнообразием. У имевших чекменные халаты головной убор состоял из конического колпака, с меховою опушкою. Затем, большинство имело только по куску маты, которая повязывалась на голове, оставляя торчать близ ушей узелки. Наконец, у некоторых головной убор состоял из ваточного колпака, покрытого полосатою материею и напоминавшего древние шлемы.

Из четырех нумеров, составлявших прислугу каждой тайфуры, у одного был пояс с деревянными патронами, числом около десяти; второй нумер имел банник или шомпол — железный прут с пучком волос на конце, втыкавшийся в землю, рядом с тайфурою; нумер третий и четвертый имели назначением носить тайфуру и составлять лафет для нее при выстреле. Еще недавно китайские войска представляли внешность гораздо более оригинальную. Они были одеты в китайские плащи, с широкими рукавами, в латы и тигровые шкуры чтобы пугать лошадей.

Прикрытие для тайфур состояло из лучников и копейщиков. При войске имелось множество различной величины и формы флагов; музыка состояла из большого числа разнообразных инструментов.

Якуб-бек обратил всех китайских солдат (военнопленных) в магометанство, дал им туземную одежду, и вместо лучников и копейщиков придал к тайфурам стрелков с фитильными ружьями. Из музыкальных инструментов он сохранил им только большой барабан и бубен.

Ученье началось сигналом «встать». По знаку Далая барабанщик ударил раз по барабану; все поднялись, положили тайфуры на плечи и приготовились к движению.

Затем Далай взял у одного из своих адъютантов два небольших флага, которых, кажется, шесть образцов; одну руку с флагом поднял к верху, другую отвел назад. По этому сигналу половина тайфур повернула направо, половина налево, и правым и левым плечами вперед начали вытягиваться с [192] обоих флангов двумя линиями. В голове каждой линии неслось по знамени, затем следовали пять тайфур, одна в затылок. другой; затем новое знамя, второе отделение и т. д. Десяточные и сотенные командиры шли на флангах своих отделений и сотень. Стрелки с их флагами остались на месте. При движении, каждая тайфура лежала на плечах у двух человек, причем передний держал ее полотенцем, привязанным у дула. Это полотенце не отвязывалось при выстреле и мешало целить. Во время движения барабан редко и глухо выбивал такт. Дойдя до высоты музыкантов, линии тайфур повернули правыми и левыми плечами вперед, сошлись на средине и продолжали движение, пока каждый не возвратился на прежнее место. Это движение, по его медленности и по глухим звукам барабана, скорее напоминало похоронную процессию чем боевое построение. Пока построение не кончилось, Далай держал руку с флагом поднятою.

Когда хвост одной линии несколько замешкался, барабанщик, по приказанию Далая, начал ускорять такт, при чем ускоряли шаг и китайцы. Постепенно учащая удары, барабан начал выбивать дробь, а некончившие еще построение китайцы побежали бегом.

Наконец все пришли на свои места; Далай опустил руку и построение окончилось.

Второе построение состояло в движении вперед, назад и в вызове стрелков. Наступление производилось с пальбою и без пальбы. В обоих случаях, каждые пять тайфур шли в затылок одна другой, равняясь головами отделений. Стрелки, следовавшие сзади, при остановке тайфур выбегали вперед и прикрывали их. Еще далее, вперед стрелков, выбегало несколько китайцев с флагами, которыми они усиленно махали. По команде «стрелять» (поданной флагом и относящейся только до стрелков) стрелки делали выстрел и затем до команды «отбой» кричали и махали ружьями. Китайцы, находившиеся впереди линии стрелков, садились на землю и махали своими флагами еще усиленнее. Предполагалось, что стрелки отбивают аттаку кавалерии.

При наступлении тайфур с пальбою, головные тайфуры, останавливаясь на несколько секунд, производили выстрел, затем стреляли остальные тайфуры, становясь для этого, по очереди, в голову отделения. Двое носящих тайфуру приостанавливались для выстрела, несколько согнув спину и выдвинув одну ногу вперед; первый прижимал тайфуру к своему плечу при помощи полотенца, второй придерживал ее руками за шейку. Не смотря [193] на значительный вес тайфуры, отдача при выстреле все еще весьма чувствительна. Бывали случаи, что выстрел боевым патроном валил с ног живой лафет. Для уменьшения отдачи, уменьшали заряд, при чем конечно уменьшались дальность и меткость. Впрочем, о последней мало заботились, ибо стреляли почти без прицеливания. После нескольких выстрелов нумера менялись.

При отступлении с пальбою по отделениям, одна тайфура отступала за другою; каждая тайфура после выстрела бегом уносилась в голову своего отступавшего отделения; стреляла следующая, которая тоже уносилась бегом, и так далее. Некоторые из отделенных, для ускорения стрельбы, били палкою все попадавшиеся под руку нумера ближе к ним находившихся тайфур. Удары попадали в спину, по плечам; попадали и по голове.

Стрельба тайфур прекращалась по сигналу, подаваемому на бубне. Китайцы полагают, что пронзительный звук этого бубна с бубенчиками может заглушить стрельбу.

Поблагодарив Далая за доставленное нам удовольствие, похвалив, по обычаю, его солдат и выразив радость, что имели случай познакомиться с таким известным полководцем, мы начали прощаться. Далай принял наши любезности близко к сердцу, его мертвенное лицо выражало самодовольную улыбку и он объявил нам, что в только что осмотренном нами войске есть воины, уже двадцать дет не выходящие из огня и что в каждом серьезном сражении Якуб-бек может смело положиться на силу и храбрость своего тайфурного войска.

Выслушав эти похвалы, мы распрощались с Далаем, унося твердое убеждение что сотни добрых казаков будет достаточно, чтобы обратить в открытом поле в бегство и уничтожить всех осмотренных нами китайцев. Даже потеря у казаков не должна быть особенно сильна, так как, за неимением холодного оружия, китайцам нечем будет обороняться.

Численность осмотренных нами тайфурных войск может быть определена так:

При передвижениях на незначительные расстояния, например до 50-100 верст, пехота кашгарских войск двигалась пешком. При более значительных передвижениях ее садили на лошадей, а за недостатком их — на арбы. Каждая арба, запряженная тремя лошадьми, поднимала до десяти человек. Лошади и арбы частью поставлялись жителями, иногда бесплатно, частью покупались. При походе, например, войск из Кашгара к Карашару (1.000 верст) только незначительная часть пехоты ехала на арбах, все же остальные были временно обращены в драгун, в смысле пехоты, посаженной на лошадей.

Скорость движения войск изменялась сообразно с надобностью. За среднюю можно принять 25 верст в день. Так, расстояние от города Кашгара до города Аксу в 436 верст, при обыкновенном походном движении, проходили в 18 дней, а при форсированном — в 12 дней.

При походных движениях войска шли эшелонами и останавливались по устроенным Якуб-беком станциям. В местностях населенных жители поставляли для войск фураж, топливо и скот, часто бесплатно. При передвижениях по пустынным участкам дороги за войсками следовали один или несколько торговцев со всеми запасами, необходимыми для довольствия войск.

Торговцы эти брали как бы подряд на поставку в части хлеба, фуража, а иногда и скота. Кроме того, часть пшеницы, кукурузы и ячменя везлась на казенных арбах. С подрядчиками имели дело большею частью только пансаты, которые, получив провиант и фураж, раздавали их юз-башам, а последние своим людям, на один или несколько дней.

По приходе на ночлег, торговцы открывали базар, на котором солдаты могли купить себе лепешки, пельмени, плов и чай. Вообще, устройство продовольственной части войск Якуб-бека было весьма плохо и войскам на походе приходилось часто голодать. Не малую заботу для Якуб-бека доставляло также обеспечение их водою при передвижениях по безводным пространствам Кашгарии. По пути из города Кашгара через Аксу до укрепления Карашара, Якуб-бек, устройством станций с [195] колодцами или резервуарами, на которых держится весенняя вода, сумел обеспечить войска водою. На этом пути безводные пространства не превосходили в то время 45-ти верст. По пути же из укрепления Карашара в Куня-турфан, где есть два больших перехода по безводной местности, с несколькими весьма глубокими и маловодными колодцами, Якуб-бек при походе войск делал запас воды в турсуках (мешках) из бараньей кожи, которые перевозились на верблюдах, по два на каждом.

При движении летом, войска днем, вследствие сильных жаров, часто оставалась на месте и двигались по ночам.

_____________________________

Считаю не безынтересным сообщить некоторые подробности о действиях кашгарских войск в бою.

При сближении с неприятелем, прежде всего высылались вперед кавалерийские части для разведывания. Пехота оставляла своих лошадей и арбы в обозе, которому придавалось сильное прикрытие. При дальнейшем соединении с противником, кавалерия следовала по флангам колонны, составленной из пехоты и артиллерии. Обоз оставался на месте. Затем строился боевой порядок. Пехота и артиллерия выстраивались в одну или несколько линий. В интервалах между каждыми двумя орудиями стояло 40-60 пехотинцев. Кавалерия отходила большею частию в резерв. По мере надобности, длина боевой линии увеличивалась с обоих флангов. Пока бой не разгорелся, войска вводились вперед постепенно. Затем, большею частью войска обеих сторон смешивались в одну общую беспорядочную толпу, которая, подобно рою пчел, подавалась то в одну, то в другую сторону. Важность иметь в эту минуту резерв вполне была сознана Якуб-беком и этим он часто брал верх над своими более многочисленными, но менее опытными противниками. В резерве Якуб-бек держал отборные части, преимущественно из кавалерии.

Роль кавалерии при наступлении и на месте состояла, по словам кашгарских военных людей, в охранении орудий от кавалерии противника. Для этого ее выдвигали небольшими частями на 200-600 шагов перед флангами и фронтом.

Кавалерия действовала во время боя преимущественно огнестрельным оружием. Выдвинутые вперед части, рассыпаясь иногда в виде цепи наездников, открывали перестрелку с противником. [196]

Стрельба с лошади практиковалась не только в одиночку, но и целыми шеренгами. Виденные нами лошади были хорошо приучены к выстрелам. Тем не менее, выстрел с коня признавался мало метким и, где только возможно, люди для выстрела слезали с лошадей.

При оборонительных действиях, кавалерия спешивалась целыми частями, причем в коноводы уходила только четвертая часть людей.

Настоящее поле для кавалерии открывалось с той минуты, когда противник дрогнул. Тогда, заложив ружья за плечи (обыкновенно их держали в руках), и выхватив клычи (шашки), кавалерия бросалась вперед, и не только довершала поражение, но иногда производила поголовное уничтожение разбитого противника.

При атаке противника в превосходных силах, боевая линия пехоты, кавалерии и артиллерии смыкалась в карре, с орудиями, расставленными по всем углам.

К тайфурным войскам кашгарцы относились с презрением и говорили, что в хорошем деле они только мешают, потому что не знаешь куда их поставить, и вредят, потому что первыми дают тыл. Якуб-бек давно сознал их полную негодность и потому постепенно уничтожал их. Из нескольких тысяч доставшихся ему тайфур, (нам говорили, очевидно преувеличивая, до 10.000) он сохранил в войсках китайцев и дунган только несколько сот. Мы видели, что к китайским тайфурчам уже приданы были фитильные ружья. У большей части дунганских солдат тайфуры были отобраны, и им были даны в замен фитильные ружья (оставшиеся свободными после вооружения части кавалерии и сарбазов курковыми и скорострельными ружьями). Эти дунгане были поставлены на передовой линии, составляя гарнизон Куня-турфана.

_____________________________

Якуб-бек располагал, в различных городах своего государства, мастерскими для приготовления одежды и снаряжения, оружейными и пороховыми заводами и складами для хранения одежды и оружия. В мастерских приготовлялись только кафтаны для сарбазов, шапки и часть халатов; большая же часть халатов и белье были местного изделия и доставлялись Якуб-беку различными беками большею частью бесплатно. Из материала, употреблявшегося на одежду, следует упомянуть сукно, частью русское, частью английское и русскую выдру для опушки меховых халатов и шапок. [197]

Оружейных заводов было три: в Кашгаре, в городе Аксу ¹³⁵ и в городе Курля (кажется еще был и в городе Яркенде); заводы эти приготовляли ружья по образцу энфильдских, курковых, имевшихся в войсках Якуб-бека.

Ружья приготовлялись двух образцов: длинные и укороченные; о них уже было говорено в отделе о вооружении. В некоторых из них сделаны были прямые нарезы, числом три и четыре, с полями, равными ширине нарезов.

В Кашгаре работало 30 мастеровых, которые изготовляли в неделю до пяти пистонных ружей.

На оружейном заводе в Аксу между рабочими было семь индусов; этот завод изготовлял в неделю всего одно ружье.

Заводом в городе Курля управлял калмык, один из выходцев из города Кульджи; завод этот приготовлял весьма хорошие ружья.

Пистонные ружья, по приготовлении их в городе Аксу и Кашгаре, отправлялись в город Курля, где хранились в складе. Во время нашего пребывания в этом городе, из склада было выдано в войска до 200-300 курковых ружей местного изделия.

Постоянного пушечного завода в Кашгарии не было. Отливкою орудий, по мере надобности, заведывал в Янги-шаре коканский мастер Абдрашит, который собирал для этого мастеров, занимавшихся отливкою чугуна в городе Кашгаре. Медь доставлялась преимущественно из Аксуйского округа. Одному из турецких инструкторов, Мамаду-эфенди, одно время была поручена отливка нарезных пушек, но опыт этот оказался неудачным, так как по первому же выстрелу одно из приготовленных орудий разорвало, а у другого отпало дно.

Порох приготовляли во всех больших городах Кашгарии. В городе Кашгаре его доставлялось в казну еженедельно пять чариков; кроме того, многие пансаты имели свои небольшие заводы, с двумя, тремя толчеями, для изготовления пороха на свои части. Порох приготовлялся на некоторых заводах весьма удовлетворительного качества. Свинец и сера доставлялись в достаточном количестве из различных пунктов горной полосы, окаймляющей Кашгарию. Наиболее богатые свинцовые рудники [198] лежат в Кашгарском округе; наиболее богатые месторождения серы — в Кучайском округе. В селитре чувствовался весьма часто недостаток. Селитряные заводы, весьма, впрочем, незначительные, находились близ города Бай, в кышлаке Куштам и по дороге из города Бурля в укрепление Карашар, в урочище Дан-лан-за.

В городе Кашгаре был устроен под руководством одного из турецких мастеров завод, изготовлявший весьмаго хорошего качества капсюли.

Приготовление фитильных ружей и шашек (клычи) производилось местными мастерами.

О существовании английских мастеров нигде, не было слышно.

Патроны к нарезным курковым ружьям приготовлялись при частях. Они были очень чисто сделаны и совершенно напоминали наши к 6-ти и 7-ми линейным нарезным ружьям ¹³⁶.

Патроны для фитильных ружей содержали в себе большею, частию только заряд, обернутый грубою сартовскою бумагою; пули же носились в кожанном мешечке, подвешенном к поясу.

Патроны к скорострельным ружьям были привозные. В них терпелся большой недостаток. Нам говорили, что в городе Кашгаре была устроена для этих патронов переснаряжательная мастерская.

Где отливались снаряды гладкоствольных орудий, — мне неизвестно. Для восьми орудий нарезных, привезенных чрез Индию, Якуб-беку было доставлено вместе с ними до 2.000 снарядов.

_____________________________

Остановимся теперь несколько на обозрении тех укрепленных пунктов, которые были осмотрены мною во время моего пребывания во владениях Якуб-бека. Это были пункты: Янги-шар, Кашгар, Марал-баши, Аксу, Куча и Курля.

Крепость Янги-шар в семи верстах от города Кашгара, составляет сильнейший укрепленный пункт всей Кашгарии, и одна заслуживает название крепости. Янги-шар был построен китайцами и составлял прежде цитадель их (гульбах). По форме, крепость представляет неправильный многоугольник, [199] приближающийся к квадрату, около 300 сажен в стороне. Оборона заключается в крепостном вале, оборонительной стенке и рве с вододействием.

Вал землебитный, толщиною до пяти сажень. Он состоит из валганга, — по которому может проехать арба, и зубчатой стенки с бойницами. Высота валганга до 4 1/2 сажен; глинобитной стенки-до 2-х сажень над валгангом; толщина ее до одной сажени. Заложение наружной и внутренней отлогостей вала равно половине высоты.

Ров устроен с вододействием, шириною и глубиною до 4-х сажень. На дне рва вырыт кювет, около 5-ти футов глубины. Натуральное заложение отлогостей рва допускает свободный спуск в него и эскаладу оборонительной стенки. Вододействие устроено из арыка Игиз, проведенного в крепость с западной стороны. Этот арык дает также проточную воду в крепость, и наполняет вырытый внутри ее большой пруд. Кроме пруда, в крепости кажется есть колодцы. Арык Игиз проходит по насыпной плотине, которая может быть легко разрушена. Оборона рва доставляется фланкирующими выступивши башнями. В углах она очень слаба.

За рвом по вершине эскарпа устроена оборонительная стенка, высотою более сажени, при толщине, недостаточной для сопротивления даже пулям из нарезного оружия. В стене, на грудную высоту, пробиты бойницы. Не сделав обвала в этой стенке, трудно штурмовать главный вал.

За оборонительною стенкою лежит дозорный путь, шириною до 10-ти сажен.

В крепость ведут одни ворота, устроенные с северной стороны.

В 1872-м году, вовремя пребывания нашего посольства в Кашгаре, полковником Каульбарсом и штабс-капитаном Старцевым были составлены план и очень хорошие профили крепости Янги-шара. Судя по этому плану, Янги-шар в 1872-м году имел лучшую эспланаду, чем в 1876-м году.

Мы нашли вновь устроенную значительную постройку на арыке Игиз, в 50-ти шагах от крепости; затем, с северной стороны крепости, казарменные постройки, подходившие и прежде ко рву до 200 шагов, теперь придвинулись против крепостных ворот до, 100, а местами до 60-ти шагов. Постройки эти многочисленны, не могут быть легко разрушены с крепости и представляют [200] несколько удобных пунктов для заложения батарей без больших потерь.

Собственно гарнизон крепости доходил до 1.000 солдат; кроме того, в окружающих ее казармах, курганчах, расположено было до 3.000 человек. Орудий но стенам не было расставлено. Мы видели внутри крепости только восемь разнообразных орудий и одну мортиру более пятипудового калибра.

_____________________________

Другое укрепленное место, город Кашгар, лежит в 7 1/2 верстах к северо-западу от крепости Янги-гиссара. Город окружен стеною китайской постройки, длиною около трех верст. По форме стена образует неправильный многоугольник. Многочисленные башни доставляют фланговую оборону рву. Стена во время нашего пребывания в Кашгаре была содержана в хорошем порядке, но она почти на всем своем протяжении была лишена банкетов, и защита ее возможна только из башен. Укрепления города Кашгара не имеют эспланады и допускают приближение к стене вне выстрелов до 50-ти шагов.

Вооружение укреплений Кашгара состояло только из тайфур.

Взяв крепость Янги-шар, можно рассчитывать на сдачу города Кашгара без боя.

_____________________________

Третье из важных укреплений Кашгарии, Марал-баши составляет весьма важный стратегический пункт, в котором сходятся дороги из Хотана, Яркенда и Кашгара в город Аксу. Оно лежит на реке Кашгар-дарье, в верховьях, носящей название Кызыл-су, на половине пути между городами Кашгаром и Аксу.

Марал-баши было построено еще китайцами и состоит из пятиугольника, около 120-ти сажень в стороне. Толщина землебитного вала укрепления доходит до трех сажень, при такой же высоте.

По углам устроены выступные закругления, с высокими башнями. Кроме того, по средине каждого фаса, имеются небольшие глинобитные капониры.

По подошве контр-эскарпа построена оборонительная стенка. Ров, глубиною до двух сажень, устроен с вододействием. На [201] дне его набиты колья. Орудий не было видно, хотя каждая из угловых башен имела амбразуры.

На восточном фасе устроены ворота. Против них, вне укреплений, лежит караван-сарай, назначавшийся для приема Якуб-бека во время его проездов. Этот караван-сарай и лежащая против него мечеть сильно стесняют эспланаду укрепления и составляют удобные пункты для устройства батарей.

Укрепление, достаточно обширное для помещения 1.000 человек гарнизона, оборонялось, во время нашего пребывания там, всего сотнею сарбазов, преимущественно с фитильными ружьями. Несколько тайфур, расставляемых по стенкам, должны были заменять артиллерию.

_____________________________

Четвертый из укрепленных пунктов Кашгарии, город Аксу окружен небольшою, около двух сажень высоты, стеною, с банкетом, хорошо содержанною. Вдоль западной части стены устроен мелкий ров, на дне которого пущен незначительный арык. Эспланады вокруг стены вовсе нет. В город ведут четверо ворот. Вне городской стены лежат две цитадели: старая, построенная еще китайцами, и новая, построенная Якуб-беком.

Старая цитадель лежит к северу от города, над яром, под которым расположен город Аксу, и сильно командует как городом, так и новою цитаделью. Старая цитадель теперь заброшена по невозможности провести в нее воду и овладение ею в настоящее время не составило бы большого труда. С овладением этим командующим пунктом, можно было бы овладеть городом Аксу и новою цитаделью одним бомбардированием.

Новая цитадель, лежащая к западу от города, построена недавно; часть стены ее сложена из сженого кирпича. Для пробития стены достаточны даже трехфунтовые горные орудия. Со стороны города в цитадель ведут массивные ворота. Эспланады кругом стены нет; внутри помещаются: хаким города Аксу, склады, оружейный завод. и часть аксуйского гарнизона. Вне города, близ цитадели, выстроены две казармы и несколько далее лежит обширный расчищенный плац для производства учений.

Аксу защищалось при Якуб-беке 200-400 сарбазами, двумя орудиями и 1.000 рекрутами, недавно набранными. [202]

_____________________________

Пятое из главнейших укреплений Кашгарии, город Куча окружен был в недавнее время новою глинобитною стеною с бойницами и фланкирующими башнями. Стены не толсты, ров глубиною до четырех сажень, при ширине до трех. По вершине эскарпа идет оборонительная стенка, а за нею не широкий дозорный путь. В город ведут двое ворот: с западной стороны и с восточной. Вторые из них плохо защищены и могли бы быть взяты открытою силою. С западного фаса ров несколько осыпался, что дает возможность перейти его без лестницы. По дну рва с этого фаса устроен небольшой кювет, в который пущена вода ¹³⁷.

Северный, восточный и южный фасы лишены эспланады. Перед северным фасом лежит кладбище, сильно командующее над частью стены. Перед западным фасом лежит обширная площадь, составляющая прекрасную эспланаду с этой стороны.

Внутри города в 150-120-ти шагах от новой стены лежит старая, местами почти совершенно разрушившаяся.

Гарнизон города во время нашего посещения составляли до 1.500 человек солдат с двумя орудиями. Из них 1.000 человек, однообразно одетых и хорошо вооруженных, хотя у них много кремневых ружей, пришли из города Хотана и должны были направиться наступавшею весною ¹³⁸ на передовую линию; остальные 500 человек были большею частью новобранцы.

_____________________________

Наконец, шестой из кашгарских укрепленных пунктов город Курля, несколько лет тому назад был обнесен стеною, весьма чисто выстроенною, но тонкою и без фланговой обороны. Диаметр города Курля составляет около половины версты. Река Хойдын-куа омывает городскую стену с западной и частью с южной стороны. В 1 1/2 версте от города, к востоку от него, лежит урда (цитадель), имеющая вид четыреугольника, до 70-ти сажень в стороне. Она обнесена стеною с выступными закруглениями по углам и оборонительною стенкою. Высота стены доходит до двух сажень, а оборонительной стенки-до одной сажени. Стена очень тонка. В урду ведут одни ворота, расположенные со стороны города. [203]

Гарнизон урды состоял в 1877-м году из 600 солдат, при трех орудиях ¹³⁹.

Кроме поименованных укреплений, нами осмотрена была еще линия постов от реки Кок-су, границы Ферганской области с Кашгариею, до города Кашгара. Сюда относятся: Иркештам, Егин, Награ-Чалды, Машруп, Уксалыр, Кан-джуган и Мин-юл, Все они одного общего типа и состоят из четыреугольника, в стороне от 15-30-ти сажень, с выступными закруглениями по углам, с оборонительною стенкою в грудную высоту и некоторые со рвом. Стены глинобитные, очень тонкие. Вооружение их состояло из нескольких тайфур, гарнизоны были силою от 20-ти до 80-ти человек.

Для овладения каждым из этих постов открытою силою достаточно было бы взвода пехоты и бревна для разбития ворот или стены. Несколько сильнее других пост Улугчат, который можно отнести к укреплениям. В нем соблюден тот же тип, но длина фаса доходит до 40-50-ти сажень, а гарнизона было до 150-ти человек.

Затем, из пройденных нами городов, город Бай вовсе не укреплен.

Обратимся теперь к обзору численности и расположения кашгарских войск во время нашего там пребывания в 1877-м году.

Ниже приводимые данные о численности войск по своей достоверности относятся к двум категориям: к данным о численности войск в пунктах, в которых мы сами были и видели эти войска, и к расспросным сведениям об остальных пунктах, нами непосещенных. К первым относятся сведения о численности войск в городе Кашгаре, укреплении Марал-баши, городах Аксу, Бай, Куча, Курля и укреплении Карашаре и по постам между укреплением Гульчею и Кашгаром. Сведения расспросные собраны относительно численности войск на бывшей передовой линии у Якуб-бека, в укреплениях Тогсуне, Диванче, городе Куня-турфане и в округах Яркендском и Хотанском. [204]

Эти цифры составляют maximum сил, которыми мог располагать Якуб-бек для поддержания внутреннего спокойствия в своем обширном государстве, для охранения границ со стороны русских владений и для борьбы против китайцев. Против последних силы, которые им были выставлены в городе Куня-турфане и укреплениях Тогсуне и Диванчи, составляли:

Сарбазов до 7.000, джигитов до 7.500, с 27-ю орудиями, дунганского ополчения 10.000 человек.

Силы эти к 1-му марта или апреля должны были увеличиться 1.500 джигитов из города Курля и 1.000 джигитов из Куча (хотанских).

В ноябре 1876-го года в Куня-турфанском округе обнаружился голод, вынудивший Якуб-бска оттянуть значительную часть [207] сил с передовой линии назад к городу Курля и даже к городу Куча.

К 1-му января 1877-го года войска на передовой линии были расположены, в видах продовольственных, в следующих пунктах: к Диванчи, в Куня-турфане, в Тогсуне, в укреплении Шаг-тале, в уртанче-Таулга (последние два по дороге из Тогсуна в Карашар), в укреплении Карашаре и в городе Курля.

В город Курля с бадаулетом пришло до 3.000 джигитов. Из них 600 человек были отправлены для продовольствия в город Куча, а после подвоза на передовую линию запасов 1.000 человек к 1-му февраля уже возвратились в Тогсун.

Положение прошлою зимою войск на передовой линии было бедственное; большая часть стояла в палатках из маты, при морозах до 20°, не имела достаточно теплой одежды и почти не имела топлива.

Передовой пункт китайцев к 1-му февраля настоящего года составлял город Урумчи, в котором стоял до 1-го февраля авангардный отряд их, силою до 6.000 человек.

_____________________________

Бросая в заключение беглый взгляд на все, сказанное выше нельзя не прийдти к убеждению, что войска, имевшиеся у Якуб-бека ни в каком случае не выдерживали сравнения с войсками европейскими, и заключение о них возможно сделать лишь по сравнению их с войсками независимых азиатских владений, с которыми нам уже приходилось иметь столкновения.

По составу своему, войска Якуб-бека были более, разнородны, чем, например, войска бухарские. По вооружению же и обучению они стояли положительно выше войск среднеазиатских ханств. В особенности хороша была кашгарская кавалерия, сравнительно с теми беспорядочными, дурно вооруженными толпами конницы, с которыми нам приходилось сталкиваться в Средней Азии.

Дух войск Якуб-бека не мог считаться благоприятным для ведения упорной борьбы. Злоупотребления при наборах (насильственная вербовка), невыдача положенного содержания, [208] лишения, которые приходилось переносить войскам на передовой линии, присутствие массы андижанцев, готовых после первых неудач Якуб-бека покинуть его и вернуться на родину с нажитым в Кашгарии добром, наконец борьба с китайцами, исход которой почти для всех казался сомнительным, все эти причины вызвали в рядах войск Якуб-бека сильное дезертирство, усиливавшееся с каждым днем.

Мы не видели войск китайских, выставленных против Якуб-бека и потому не могли судить об их достоинствах, а тем более предрешать вопрос о том, кто останется победителем в начавшейся борьбе. Нам было ясно только одно, что Якуб-бек довел свои усилия для этой борьбы до крайнего напряжения, силы же китайцев могли рости с каждым месяцем. Точно так же мы могли догадываться, что первое серьезное поражение войск бадаулета китайцами должно было вызвать против Якуб-бека восстание местного населения, обремененного непосильными налогами и тяготившегося существовавшими в Кашгарии порядками.

Что касается до сопротивления, которое в описываемую эпоху могли бы встретить русские войска при движении в Кашгарию, то сопротивление это могло бы задержать нас только при движении через горную полосу и отчасти при взятии крепости Янги-шар и некоторых других укрепленных пунктов. В открытом же поле войска Якуб-бека также легко могли бы быть разбиты и рассеяны, как и войска коканские, бухарские и хивинские, в сражениях с нашими туркестанскими войсками под Ирджаром, Чапанатами, Зерабулаком, Чандыром и Махрамом.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ.

Взгляд на события в Кашгарии с февраля 1877-го года по настоящее время. — Смерть Якуб-бека. — Внутренние смуты. — Борьба сыновей Якуб-бека между собою. — Бик-кулы-бек. — Наступление китайцев, — Занятие ими городов Курля, Куна, Аксу, Марал-баши и Кашгара. — Неудачный поход на Хотан. — Политика китайских вождей по отношению к кашгарскому населению.

Во время пребывания нашего в Кашгарии, с октября 1876-го по март 1877-го года, передовыми пунктами Якуб-бека считались:

Куня-турфан, защищаемый Хаким-ханом-тюрей, с силою в несколько тысяч сарбазов и ополчения.

Тогсун, защищаемый младшим сыном Якуб-бека, Хак-кулы-беком с 6.000 человек джигитов и сарбазов.

Укрепление Диванчи, самый передовой пункт, защищаемый 900 джигитами, вооруженными скорострельными ружьями.

Небольшой хребет Диванчи разделял воюющие стороны. Передовым пунктом китайцев был город Урумчи, в котором стояло до 6.000 человек. Зима 1876-1877 г. ухудшила состояние войск Якуб-бека, в особенности в отношении их нравственного духа. Дезертирство стало быстро развиваться даже между лицами, на преданность которых Якуб-бек всего более рассчитывал.

Китайцы принимали беглецов весьма ласково и назначали их на различные места в городах Джитышара.

Нам не пришлось быть свидетелями событий, приведших к неожиданно быстрому падению кашгарского государства. Наше посольство 24-го марта 1877 года перешло обратно кашгарскую границу, за неделю до перехода китайцев в наступление. [210]

Приводимые ниже интересные сведения обязательно доставлены мне ошским уездным начальником, маиором Ионовым и г. Заман-ханом эфенди ¹⁴¹.

По свидетельству этих двух лиц, ход событий в Джитышаре с апреля 1877-го года представлял следующую последовательность.

3-го апреля 1877-го года, китайцы из Урумчи, в числе 4.000 человек, двинулись к укреплению Диванчи и обложили его. Гарнизон Диванчи, в числе 1.300 человек, после трехдневной слабой защиты сдался китайцам.

Одновременно с наступлением из Урумчи к Диванчи, китайцы произвели наступление из города Хами (Комула) к Куня-турфану. 2.000 вооруженных жителей, составлявших гарнизон города, передались китайцам без выстрела. Хаким-хан-тюря успел только с горстью солдат отступить к Тогсуну, где и соединился с Хак-кулы-беком. Отряд этого последнего к тому времени состоял из 4.000 джигитов и сарбазов и из 6.000 вооруженных жителей.

Узнав о наступлении китайцев, Хак-кулы-бек послал к своему отцу в город Курля за разрешением отправить подкрепление к Диванчи и Куня-турфану, но ранее получения ответа эти укрепления уже были взяты и Хак-кулы-бек, на этот раз уже без разрешения, отступил со всем своим отрядом к городу Карашару, опасаясь быть отрезанным со стороны ущелья Су-баши.

Лу-ча-дарин, начальник китайских войск, поступил с пленными, взятыми им в Диванчи, чрезвычайно дипломатично и выгодно для китайского влияния.

Из числа пленных солдат, жители Джитышара, — а таковых набралось до 1.000 человек, — были обласканы, снабжены деньгами на путевые издержки, пропускными бумагами и отпущены на свободу.

При этом Лу-ча-дарин внушал им, что он воюет только против андижанцев, т. е. пришельцев из Ферганы и [211] Ташкента, что в преданности китайскому правительству жителей Джитышара он не сомневается и что в скором времени постарается освободить их от притеснений Якуб-бека.

Остальные пленные, родом из других частей Туркестана, были отправлены в Урумчи.

Освобожденные пленные прибыли в Карашар и слух о подробностях, сопровождавших их освобождение, дошел до бадаулета. Считая весьма опасным принятый китайцами образ действий, Якуб-бек, чтобы парализировать влияние их обращения с пленными, принял меру, которая еще более повредила ему и создала симпатию к китайцам. Он предписал сыну своему Хак-кулы-беку лишить пленных возможности распространять слух о своем освобождении далее. Хак-кулы-бек выполнил волю своего отца, умертвив значительную часть этих несчастных. Остальные успели бежать обратно к китайцам.

Эта мера, как и следовало ожидать, произвела результат обратный тому, которого ожидал Якуб-бек. Слух об этом зверстве быстро прошел по всей Кашгарии, выказал слабость андижанцев и сделал их еще более ненавистными. Обращение же китайцев с пленными, преувеличенное в рассказах, послужило к усилению партии, противной Якуб-беку, расположило ее к китайцам, и положило начало энергичным действиям к свержению власти Якуб-бека.

Деятельностью этой партии, в связи с общим недовольством населения против Якуб-бека, только и можно объяснить последующие необычайно быстрые успехи китайцев, о которых будет сказано ниже.

16-го мая 1877-го года, в 5 часов пополудни, бадаулет был сильно раздражен своим мирзою (секретарем) Хамалом, которого за неточное исполнение каких-то поручений он бил прикладом до смерти.

Убив Хамала, Якуб-бек набросился и начал бить своего казначея Сабир-ахуна. В это время с ним сделался удар, лишивший его памяти и языка. Оставаясь в этом положении бадаулет 17-го мая в 2 часа утра скончался. Слухи об отравлении Якуб-бека сыном его Хак-кулы-беком и о том, что он сам, в виду неудач против китайцев принял яд, не имеют основания.

Приведем здесь дословно характеристику Якуб-бека, сделанную Заман-ханом в письме ко мне.

«Покойный Якуб-бек был человеку умный, деятельный, с [212] удивительною памятью, но вместе с тем хитрый и лукавый; правды почти не говорил; в полном смысле был эгоистом и ни для кого не был другом. Полководцем же в последнее время он выказал себя весьма плохим, а в отношении многоженства перещеголял персидского Фатали-шаха. В частной жизни жил он очень просто, без всяких претензий, довольствовался очень малым, — по временам бывал добр и приветлив со всеми. Обряды религии своей исполнял усердно. В сутки отдыхал только около 4-х часов ¹⁴² а остальное время был занят. Никому не доверял: во все дела, начиная от конюшни и кухни, до самых важных государственных дел, вникал сам.

«Всю его канцелярию составляли три мирзы (секретари). Сам Якуб-бек был не грамотен, но в разговоре все, его незвавшие, приняли бы его за ученого человека, ибо часто, для красноречия или для внушения, он произносил подходящие к разговору тексты из алкорана, или же куплеты из стихов, известных персидских поэтов; на персидском языке объяснялся свободно. Приказы его посылаемые всем властям, составлялись на бело без черновых, а получаемые донесения хранились только впредь до отписки. Получаемые же из России или других государств письма, вместе с снятыми с них копиями, хранились у него.

С правителей городов Якуб-бека кроме ежегодного тартука (подарка), ничего не получал, впрочем каждый из них обязан был содержать известное число войска; что же касается до податей, взыскиваемых правителями с управляемых ими жителей, то на это не имелось никакого контроля. Только иногда впрочем в неопределенные сроки он требовал с правителей значительные суммы денег, которые взносились беспрекословно. Хотанский же хаким Нияз-бек, кроме ежегодного тартука, вносил еженедельно 11 ямб серебром, что составляет более 1.200 рублей и 44 сэра золотом, что составляет около 1.800 рублей, т. е. всего до 3.000 рублей серебром в неделю»

В день смерти Якуб-бека, т. е. 17-го мая, прибыл в Курля из Карашара Хак-кулы-бек. Трое суток Хак-кулы не объявлял никому о смерти отца. В это время все находившиеся в Карашаре войска были вызваны в Курля.

По сборе войск в Курля, 20-го мая, Хак-кулы объявил им о смерти правителя страны и заявил свою волю следовать с [213] телом покойного в Кашгар, к старшему брату своему Бик-кулы-беку, который теперь заменит ему отца и без воли которого он ничего не предпримет. Затем, удовлетворив войска двухмесячным содержанием и назначив Хаким-хан-тюрю своим временным наместником, Хак-кулы-бек, 25-го мая, выехал из Курля.

По другим сведениям желание Якуб-бека было оставить своим преемником не старшего сына, а младшего Хак-кулы-бека, как более воинственного и любимого войсками. Хак-кулы-бека поддерживали и все начальники войск. Что же касается симпатий населения, например Кашгарского округа и в особенности купцов, то они были на стороне Бик-кулы-бека.

По этим сведениям Хак-кулы-бек отправился в Кашгар с целью провозгласить себя правителем, а отвоз тела отца был только предлогом.

Фактически верно только то, что Бик-кулы-бек видел в брате своем опасного соперника, от которого и решился избавиться при помощи убийства.

26-го мая, т. е. на другой день после выезда Хак-кулы-бека из Курля, все войска, собранные в этом городе, провозгласили своим ханом Хаким-хан-тюрю, который тотчас же послал некоего Даш-бека (из кипчаков) с 500 всадников для преследования Хак-кулы-бека и воспрепятствования ему захватить аксуйскую казну.

11-го июня Хак-кулы-бек, с своею прислугою из 30-ти человек, оставил Аксу и направился к городу Кашгару. В 80-ти верстах от этого города, близь станции Купрюк, у моста через Кызыл-су, Хак-кулы-бек был изменнически убит Махмед-зиа-пансатом, посланным Бик-кулы-беком под видом встречи.

По другим сведениям, менее заслуживающим вероятия, Бик-кулы встретил лично Хак-кулы-бека и в минуту приветствия убил его выстрелом из револьвера, одновременно с чем была изрублена и свита Хак-кулы.

Вслед за этими событиями кашгарское царство распалось на три части, из которых каждая имела в голове отдельного правителя: в Кашгаре — Бик-кулы-бека, в Аксу — Хаким-хан-тюрю, а в Хотане — Ниаз-бека. Эти три правителя начали борьбу между собою. Сильнейшим и энергичнейшим оказался Бик-кулы-бек. Собрав до 5.000 войска, он двинулся на Аксу. Хаким-хан-тюря, в свою очередь, собрав свыше 4.000, двинулся ему на встречу. Близ урочища Яйды, (Джайды) между Марал-баши и Аксу, передовые отряды имели стычку, в которой кашгарцы были разбиты и [214] преследованы до урочища Чуль-кудука (Шур-кудук). Три дня спустя все войска Бек-кулы-бека собрались в Чуль-кудуке, а войска Хаким-хан-тюри в Яйдах. Между этими пунктами произошло решительное сражение, продолжавшееся пять часов. Хаким-хан был разбит; он спасся в русских владениях, а войска его сдались Бик-кулы-беку.

1-го августа Бик-кулы-бек вступил торжественно в Аксу. Прожив там около 2-х недель, он, 24-го августа, вернулся обратно в город Кашгар, где дал войскам месячный отдых, а 22-го сентября с 5.000 выступил на Хотан.

8-го октября на урочище Зава он был встречен Хотанскими войсками под начальством Эмин-бека, брата Ниаз-бека. хотанцы при первом натиске кашгарской кавалерии разбежались. Нияз-бек, находившийся в то время в городе Хотане (Ильчи) в 30-ти верстах от Завы, услыхав о поражении брата, не думал продолжать оборону и, захватив свое семейство и имущество, направился на Чар-чак, откуда, вероятно, вверх по реке Хотан-дарье через Лоб-нор, намеревался пробраться к китайцам.

На другой день Бик-кулы-бек вступил в город Хотан и послал преследовать и поймать Нияз-бека. Посланные вернулись без успеха.

18-го октября Бик-кулы-бек получил известие о взятии китайцами городов Курля, Куча, Аксу и об отступлении находившихся там войск в Кашгар. Под влиянием этого известия он отправил гонца в город Кашгар за своим семейством, которое приказал перевезти в Яркенд. К 25-му октября он и сам прибыл в город Яркенд, где уже нашел семью. В это же время в Яркенд пришло известие еще более печальное: часть китайских солдат, обращенных Якуб-беком в мусульманство, ворвалась в крепость Янгишар (цитадель города Кашгара) и заперлась в ней. Известие это произвело весьма тягостное впечатление на всех приближенных Бик-кулы-бека, ибо семейства очень многих из них жили в Янгишаре и были захвачены китайцами. Бик-кулы-бека стали публично обвинять, говоря, что если бы он не выписал своего семейства из Янгишара, то китайцы никогда не осмелились бы на подобный отчаянный поступок.

Немного ранее Бик-кулы-бек всю пехоту свою направил из Яркенда прямым путем на Марал-баши, но дорогою все войско разбежалось. Тогда, считая свое дело проигранным, он вместе с хакимом (губернатором) Яркенда и с своим семейством направился ночью 4-го ноября в город Каргалык, по дороге [215] в город Хотан. Но несколько лиц, у которых были захвачены в Янгишаре семейства, остановили Бик-кулы-бекаи требовали чтобы он вместе с ними шел на выручку этой крепости.

Бик-кулы-бек должен был повиноваться и двинулся к Кашгару. В городе Янги-гиссар на половине пути между Яркендом и Кашгаром, в бессильной злобе на китайцев, он отдал приказ перебить всех китайских мальчиков, находившихся в услужении у разных лиц.

По этому приказу было избито до 200 человек. В это же время губернатором Кашгара Алдаш-датхою было избито до 400 китайцев разного возраста и пола, не попавших в цитадель Янгишар.

24-го ноября Бик-кулы-бек прибыл в Кашгар и остановился в саду своем, отстоящем в трех верстах от Янгишара. Войска прибывшие с ним, отступившие из Аксу и дунгане, в числе более 10-ти тысяч человек, обложили крепость и начали делать приступы против нее. Все их попытки были тщетны. Гарнизон из 500 человек китайцев вел себя геройски. Не только все штурмы были отбиты, но редкую ночь китайцы не делали вылазки и не наносили чувствительного урона осаждающим.

4-го декабря в лагере Бик-кулы-бека распространился слух о приближении китайцев к Файзабаду, в 60-ти верстах от Кашгара. Высланный против них с отрядом Алдаш-датха после ничтожной перестрелки отступил и положил начало общему отступлению.

Паника овладела войском и оно бежало в русские пределы, частью на Терек-даван в Фергану и частью на Чакмак и Артуш к Нарыну. Бик-кулы-бек первый подал пример бегства.

К 7-ми часам вечера того же числа ничтожный китайский рекогносцировочный отряд, посланный из Марал-баши, без боя вступил в город Кашгар.

Вслед за войском бежали тысячи жителей с семействами, опасаясь повторения ужасов, каждый раз сопровождавших появление китайцев, как это было при изгнании ходжей Дженгира, Валихана, Катта-тюри.

Несчастные жители, направившиеся на Терек-даван, переходили этот хребет при 30° мороза.

Началось повторение ужасов бегства кашгарцев после изгнания Катта-тюри, когда от мороза и голода погибли десятки тысяч народа.

К счастию для беглецов, начальник Ошского уезда в который входит и Терек-даванский перевал, энергичный и опытный туркестанец, маиор Ионов, принял меры к спасению беглецов. Отправившись лично вместе с своим помощником капитаном Роселейном на перевал, он организовал скорую помощь [216] кашгарцам, достигавшим нашей границы почти замерзшими и умиравшими с голода.

Беглецов оттирали, кормили, садили на лошадей и отправляли в город Ош. Все перешедшие нашу границу были спасены. Уездным начальником Семиреченской области также, насколько возможно, облегчена была участь спасшихся бегством в наши пределы.

Население Яркенда бросилось бежать к Сарыколю и далее к Шугнану, но сарыкольские киргизы возвратили беглецов и отдали их в руки китайцев.

На этот раз китайцы, наученные горьким опытом, держали себя первое время относительно весьма сдержанно. Население было успокоено, начальниками городов были назначены мусульмане, оставлено старое судопроизводство по шариату; религия осталась неприкосновенною ¹⁴³. Казнено в первые дни всего 10 человек. Но китайцы привезли с собою и новинку. Они, оставив в покое людей, обратили свое преследование, между прочим, на лошадей. Кашгарцам, по слухам, было запрещено иметь лошадей, а находившихся на лицо отбирали в казну, а по другим слухам, мало вероятным, морили голодом и даже расстреливали.

В лошадях, дававших кашгарцам возможность быстро передвигаться на огромные пространства, китайцы видели одну из главных причин своих прежних поражений.

Дальнейшие события, имевшие место в нынешнем году нам мало известны. Мы знаем только, что с овладением китайцами Кашгаром, борьба еще не была кончена. Некоторые города не признали власти китайцев и борятся с ними до сих пор. Между ними главное место занимает Хотан и затем Учь-турфан. Китайцы взялись занять страну с слишком слабыми силами, должны разбрасываться и если в Кашгарии явится энергичный противник китайцев, он наделает им много хлопот и затянет замирение страны еще на годы, пока из Небесной империи не подойдут подкрепления достаточные, чтобы задавить всякое сопротивление и быть в силах поддерживать раз установленный порядок.

По последним известиям ласковое обращение китайцев с туземцами прекратилось. Жители, по старому, обложены непосильными поборами деньгами, запасами и работами. Начались казни. Недовольство ростет. Многим приходится с сожалением вспоминать Якуб-бека.

А. Куропаткин.

Комментарии

124. Урумчи, Манас, Куня-турфан. Два первые были заняты китайцами уже в 1876-м году.

125. По другим сведениям, в этой батарее было восемь орудий, из которых, четыре орудия заряжались с казны и четыре с дула.

126. Один из них находился во время нашего пребывания в Кашгарии на передовой линии, другой в городе Кашгаре.

127. За время пребывания моего в Кашгарии мне было подано несколько жалоб наших ташкентских подданных, отданных насильно в солдаты. См. напр. выше, стр. 51 прим.

128. Французы, как и англичане, приняли первоначально (в 1867 году) систему Снайдера, как переделочную, с небольшими изменениями, а именно: у их ружей головка курка не плоская, а с высверленным гнездом.

129. В марте 1875-го года при посещении мною приморских турецких городов Воло и Салоники, я в первом из них видел до 1.000 солдат с курковыми семи-линейными ружьями, а в Салониках у часовых были кремневые, дурно содержанные ружья.

130. Так называют Бик-кулы-бека.

131. В приеме на перевес, штыки у ружей были более отделены от плеча, чем у нас.

132. Шины набиты по китайскому способу с гвоздями, крупные граненые шляпки которых сильно выдаются наружу и замедляют ход; эти шины приняты и для оковки арбяных колес.

133. Собственно качир есть мул, или лошак.

134. Хлопчато-бумажная ткань местной выделки, очень прочная.

135. Сведения об оружейных заводах Кашгара и Аксу частью взяты мною из показаний Калиль-хан-ходжи (бывшего начальником Кашгарского завода) помещенных в «Туркестанских ведомостях за 1877 год в № 10.

136. В городе Курля, по просьбе сопровождавших нас в пути кашгарских джигитов, я выдал им 36 патронов от 7-ми линейных нарезных ружей (бывших у сибирских казаков). Патроны эти джигиты предъявили на смотру, сделанном им Якуб-беком вместо выпущенных ими по дороге.

137. Во время нашего посещения замерзшая.

138. 1877-го года.

139. При посещении нами города Курля в нем кроме того было расположено лагерем до 2,500 человек джигитов, приведенных Якуб-беком из укрепления Тогсуна в видах продовольственных.

140. По другим сведениям, два из них была заряжающиеся с дула. Все орудия были нарезные.

141. Заман-хан-эфенди, выходец с Кавказа, образованный человек, попал из Константинополя в Кашгарию, где он и сумел занять выдающееся положение при Якуб-беке. За время нашего пребывания в Курля, Заман-хан выказал много расположения к русским. Равным образом он во многом облегчил положение нашего путешественника Пржевальского и сопровождал его к озеру Лоб-нору. Заман-хан находился при Якуб-беке до его смерти, присутствовал при распадении кашгарского царства и затем, вместе с другими сановниками, бежал в русские пределы, где нашел радушный прием.

142. Вероятно не считая времени сна.

143. Неприкосновенность религии всегда строго соблюдалась китайцами.

Текст воспроизведен по изданию: Кашгария. Историко-географический очерк страны, ее военные силы, промышленность и торговля. СПб. 1879

© текст - Куропаткин А. Н. 1879
© сетевая версия - Тhietmar. 2016
© OCR - Иванов А. 2016
© дизайн - Войтехович А. 2001