ЧЕРНЯК А.

ЭКСПЕДИЦИЯ В АХАЛ-ТЕКЕ 1879 ГОДА

(Из дневника саперного офицера).

(Статья третья).

(См. «Военный Сборник», 1887 г., № 7-й.)

II.

От вступления в оазис до штурма Геок-Тепе.

22-го августа выступил из Бендесена авангард, состоящий из стрелков, кабардинцев, куринцев, части кавалерии и горной артилерии, а в 6 часов утра 23-го выступили и остальные войска, оставив в Бендесене весь колесный обоз, исключая восьми одноколок Красного креста, в два места каждая. Для прикрытия обоза и окончательной разработки спуска, который был наскоро проведен с перевала в ущелье, прорезывающее Копет-Даг, в Бендесене оставлен был баталион пехоты и взвод сапер, так как сухари были отпущены только по 1-е сентября.

Накануне выступления отдан был приказ, чтобы в случае надобности начальники частей занимали продовольствие друг у друга, и кроме того этот же приказ предлагал озаботиться, чтоб провианта хватило по 20-е сентября.

Переправа отряда через перевал продолжалась до 3-х часов пополудни, т. е. ровно 9 часов, которые ушли главным образом на спуск с перевала артилерии.

Дальнейший путь пролегал по узкому ущелью среди высоких обрывистых гор, по местности изрытой промоинами, усеянной камнями и вообще крайне неудобной для движения, не говоря уже об артилерии, с которой было не мало хлопот.

Верстах в 3-х от своего конца главное ущелье, направленное [126] с севера на юг, соединяется с другим, направленным с северо-запада на юго-восток. Из последнего вытекает довольно значительная по здешним местам речка, которая и сопровождала нас до конца перехода. С появлением речки дело пошло значительно хуже, потому что, извиваясь по ущелью из стороны в сторону, она постоянно заставляла нас останавливаться и устраивать переходы через ее узкое, но глубокое русло, которые заняли столько времени, что до места ночлега мы добрались лишь к 11 часам ночи, т. е. были в движении 17 часов, пройдя за это время около 20-ти верст.

Недалеко от выхода из ущелья часть воды речки, текущей по довольно крутому склону, была отведена в вырытую на берегу менее покатую канаву. Вследствие этой меньшей покатости дно канавы, а вместе с тем и уровень воды мало по малу возвышались над уровнем воды в речке, а сама канава мало по малу всползала со дна ущелья на боковой скат его и к выходу из ущелья всползла настолько, что разность уровней воды в речке и канаве достигла 8-ми — 9-ти фут, т. е. получился значительный запас силы, что и дало возможность устроить около выхода из ущелья несложную водяную мельницу, рядом с которой была возведена высокая глинобитная башня. На колесо мельницы вода направлялась по прекрасной каменной трубе, сложенной из больших цилиндрических камней с цилиндрическим же каналом по оси.

Описанный способ подъема воды, практикуемый и на Кавказе, устраняя необходимость постройки сложных плотин, представляет прекрасное и дешевое средство для получения живой силы везде, где есть вода, движущаяся по сколько нибудь значительному наклону. При первом взгляде на движение воды по описанному искусственному руслу, лежащему рядом с природным руслом, приходится испытывать очень странное впечатление: кажется, что вопреки всякой возможности вода течет снизу вверх, а не наоборот.

По выходе из ущелья, мы выбрались наконец в оазис, закутанный на этот раз темною ночью. Дорога пошла по усеянному камнями наклону, на котором воду речки снова несколько раз заставляли подыматься по менее наклонным насыпным валам, на концах которых устроены были мельницы с неразлучной башней.

Верстах в полуторых от выхода из ущелья находилось место нашего ночлега - текинский аул Бами, оставленный жителями до нашего прихода. Они, повидимому, уходили, не торопясь, так как все, что можно увезти, было увезено, мельницы разрушены; вода, бежавшая раньше по канавам, пущена бежать куда ей самой хочется. Кроме [127] голых стен жилищ, в ауле осталось значительное количество саману (мелко истершаяся при обмолачивании пшеницы солома) и много соли.

Раньше перехода за горы я, не смотря на все расспросы, имел очень смутное понятие о текинцах, представляя их себе народом по преимуществу кочевым, живущим изо дня в день, как Бог даст, народом, главное занятие которого составляют грабежи и разбои, так как обитаемая ими местность, по моим прежним понятиям, вряд ли могла дать многое для жизни своих обитателей. Набеги, давшие нам тысячи баранты, поколебали несколько это мнение, но я все таки был далек от того, что увидел собственными глазами, очутившись в ауле, только что оставленном жителями.

Аул состоял из крепости с глинобитными футов в восемнадцать высоты стенами, внутри которой было несколько глинобитных же по преимуществу зданий, хотя встречались постройки из сырца и обожженного кирпича. Крепостца была только опорным пунктом, самое же поселение было расположено вокруг нее и состояло частью из глинобитных зданий, частью же из кибиток, о существовании которых можно было заключить по значительному количеству оставшихся на поверхности земли правильных окружностей. Глинобитные здания имели частью форму кибиток, наверху хотя и куполообразных, но не сводчатых, а лишь немного суживающихся кверху и потом забранных потолком из накатника, на который и наложен сверху полушаровой слой глины с саманом. Кроме круглых, встречалось столько же, если не более, зданий и прямоугольных с плоскими крышами, с дверьми не более полутора аршина высоты и окнами в виде небольших щелей. Около зданий встречаются огороженные глиняными же стенками дворики и масса хорошо обмазанных внутри той же глиной глубоких цилиндрических ям, служащих местом склада зерна и самана. Ямы эти частью покрыты полушаровыми глинобитными постройками, частью же совершенно открыты. Около домов устроено много толстых глиняных столбов с углублением в верхней части, служащих, судя по остаткам в этих углублениях самана и зерна, яслями для лошадей. Никакой правильности в размещении строений не заметно; всякий строился повидимому там, где ему нравилось и как ему нравилось, что впрочем нисколько не повлияло на крайне оригинальный вид этого царства глины во всех видах и формах.

На полях близ аула выстроены в разных местах три небольшие зданьица, напоминающие часовенки наших кладбищ с стрельчатыми дверями и окнами, пирамидальной с четырьмя столбиками у основания крышей, переходящей к вершине в такой же [128] столбик. Часовенки эти сделаны очень тщательно, с намеками на архитектурные формы, и кажутся, вероятно вследствие какой-нибудь подмеси к глине, несколько светлее остальных построек. Внутри часовенек устроено нечто, напоминающее надгробные камни, что заставляет думать, что тут покоится прах каких-либо уважаемых, а может быть даже и почитаемых за святых людей.

Вокруг аула, насколько хватает глаз, тянутся обработанные поля, над которыми, вероятно, было пролито не мало пота, судя по тщательности устройства орошения этих полей, столь необходимого при здешних продолжительных засухах. Поля около аула разделены на прямоугольники различной величины, отделенные друг от друга невысокими глиняными стенками, и, сообразно общей покатости оазиса от гор к пустыне, лежат одно ниже другого. Между прямоугольниками вырыты канавы, в которые может быть пущена вода, служащая для орошения, а чтобы орошение это можно было производить не сразу по всему пространству, на что, конечно, не хватит воды, поле внутри прямоугольника разделяется на небольшие участки, отделенные друг от друга земляными валиками около шести дюймов высотой. Поля вдали от аула глиняных стенок не имеют, а просто разделены на части земляными валиками.

Орошение производят, запруживая в требуемом месте оросительную канаву и прорывая для воды проход в валике лежащего рядом с канавой участка поля, который по заполнении водой соединяют прорытием валика с соседним участком и т. д. Оросивши более или менее значительный участок, переносят запруду оросительной канавы на новое место и таким же образом орошают следующую часть поля, причем воды каждый раз напускается столько, что она стоит на орошаемом участке сплошной лужей дюйма в два-три глубиной.

Так как вода составляет здесь все, то нужно было ожидать, что она находится в общинном владении и общиной же распределяется по мере количества и надобности, но на самом деле вся вода принадлежит небольшому количеству семей, которые и продают ее остальному населению оазиса, получая таким образом значительные доходы и составляя в оазисе своего рода аристократию (С утверждением в оазисе русских, водяная монополия уничтожена.).

На полях засеваются пшеница, ячмень, джигура (растение выше конопли, дающее кистеобразный плод с зернами, величиной и наружностью также напоминающими конопляное семя), служащая для корма скота, несколько видов кормовых трав и громадное количество [129] превосходных арбузов и дынь, служащих летом вместе с хлебом главной пищей населения. Встречаются, кроме того, плантации хлопка и небольшое количество табаку.

Так как обработка земли вследствие отсутствия дождей летом возможна здесь только при наличности воды, то и обработана только полоса около гор, дающих начало ручейкам, да и эта полоса не сплошная, а с большими перерывами. Почва этой полосы состоит из высокого плодородия глины, не требующей удобрения. Ближе к горам на поверхности лежат массы валунов. Ширина полосы от восьми до 15-ти верст.

Ограниченный с юга Копет-Дагом, оазис с севера замыкается песчаными барханами пустыни Кара-кум, где можно встретить лишь тощий саксаул да пучки какой-то неприхотливой травы, еле цепляющейся своими корнями за песок. Ради этих пучочков травы в период дождей сгоняются сюда из оазиса стада баранты и верблюдов.

Сметая песок в барханы, ветер расчищает между ними глиняные площадки, на которых во время зимних дождей сбираются лужи мутной, но вкусной воды, которой и продовольствуются приходящие сюда стада. Через Кара-кум пролегают несколько дорог с находящимися на них колодцами, но пуститься по этим дорогам без хорошего проводника дело безумное, так как участки дорог между колодцами ничем не отличаются от остальной пустыни, рельеф которой меняется при каждом ветре.

Из оазиса и с Копет-Дага трудно проникнуть глазом в пустыню, закутанную в тихую погоду какой-то туманной дымкой, а в ветряную - тучами песку. Песок этот целыми тучами приносится в оазис при малейшем ветре из пустыни, которая будто спорит с человеком за нищенский завоеванный им клочок земли. Чем кончится эта борьба — сказать трудно, но нет ничего невероятного в предположении, что пустыня когда нибудь поглотит оазис, так как ветрам, дующим из пустыни, не препятствует ничто, ветры же, которые могли бы смести нанесенный в оазис песок обратно в пустыню, задерживаются Копет-Дагом.

От Бами дорога наша шла на восток, где сквозь ночную тьму виднелись огни нашего авангарда.

Текинцев в Бами не было ни одного, — все с семействами и имуществом ушли или в пески, или по направлению нашего наступления; оазис встретил нас страшным ветром, сорвавшим ночью [130] большинство палаток.. На постели утром оказался слой тонкого песку значительной толщины Этот ветер преследовал нас почти все время пребывания в оазисе, забивая глаза, нос и рот песком. Отдано было приказание об осторожном обращении с бахчами и аулом, а также приняты и были более серьезные меры ночного охранений.

Поутру я ходил посмотреть крепость, которая оказалась недурной защитой и против и войск, не имеющих артилерии. Внутри кругом стены было устроено; нечто вроде глинобитного валганга толщиною у подошвы около полуторы сажени, но так как стоя на этом валганге не только стрелять, но и взглянуть в поле, не сломав предварительно верхушки стены, было невозможно, то более вероятия предположить, что текинцы просто хотели усилить стены, доведя их до вышеуказанных размеров, но не успели, или намеренно прекратили работы, сознав невозможность удержаться против нас в этой крепости-ловушке, в которой ни один наш снаряд не пропал бы даром. Бойниц в стенах не было ни одной.

В 5 часов утра 24-го августа отряд выступил из Бами к аулу Беурма, находящемуся в 12-ти верстах от первого и занятому накануне нашим авангардом, огни которого мы отлично видели, подходя 23-го к Бами. Неприятеля не было вблизи, и потому вся боевая. готовность отряда выражалась тем, что надульники были сняты, охранение же состояло из нескольких кавалерийских разъездов, освещавших местность впереди и с флангов отряда.

Порядок следования сообразно с местностью был следующий: сотня казаков, потом баталион пехоты, верблюжий транспорт, артилерия между ротами снова баталион пехоты и сотня казаков. Местность около Бами была усеяна валунами различных размеров, что представляло некоторое препятствие быстроты движения. Версты через две камни кончились и дорога пошла по обработанным полям жатва с которых была уже собрана. Сеть оросительных канав и вспаханная поверхность мешали двигаться с большой быстротой, но скорость движения все таки значительно превосходила черепаший ход по ущельям.

В Беурму пришли довольно рано и расположились лагерем в ауле около крепости. Судьбе угодно было на этот раз несколько побаловать нас, поместив в районе расположения роты превосходную по здешним местам только что отстроенную и повидимому необитаемую еще саклю, защитившую нас на ночь от ветра, что было истинным благодеянием. Беурма, подобно остальным виденным потом аулам, состоит из крепостцы с незначительным [131] количеством построек, внутри стен и с главной массой жилищ, разбросанных около этого ядра.

Крепость расположена на полушаровом довольно обширном, холме и состоит из главной ограды со стенами до 2 1/2 сажен высоты и воротами, устроенными между двумя круглыми башнями с наклонными бойницами в углах между башнями и перемычкой ворот. Ворота около двух аршин ширины и запираются дверью, сбитою из накатника деревянными нагелями без единого железного гвоздя. Дверь вращается на пяте, что принято и во всех прочих достройках, имеющих двери, по большей части не превосходящие в высоту одного аршина. Ни валганга, позволяющего стрелять через стены, ни бойниц в самых стенах нет, так что ограда имеет чисто охранительный характер.

Внутри главной ограды устроен редюит со стенами, равными по высоте стенам главной ограды, и также неприспособленными, к обороне. В редюите ведут ворота, совершенно похожие на ворота главной ограды. Кроме ворот как в главной и ограде, так и в ограде редюита, есть еще два-три отверстия неправильной формы. Перед главной оградой с северной и западной сторон есть ров глубиною около полутора сажен, явившийся повидимому не как препятствие, а лишь как источник для получения материала, служившего для возведения стен. В плане крепость и ее редюит имеют форму окружности; соответственно очертаниям холма, на котором выстроены. На склонах холма между оградами, и на вершине его в редюите вырыто множество глубоких подвалов, в которые сложено большое количество самана. Много его найдено было еще и вне крепости в ауле в глубоких цилиндрических ямах и на ближайших полях, сложенного в кучи, слегка прикрытые землей.

Вокруг аула бахчи дынь и арбузов и поля, с которых повидимому недавно еще снята жатва пшеницы; посевов джугары нет.

Жители оставили Беурму повидимому с большею поспешностью, чем Бами, о чем, можно заключить по брошенным. кибиткам, посуде и тому подобным вещам, хотя и не имеющим ценности, но необходимым в хозяйстве и которых в Бами встречать не приходилось. В числе брошенных вещей удалось видеть некоторые принадлежности ткацкого станка и станка для сматывания ниток, совершенно похожего на своих собратий, употребляемых в русских деревнях.

Там и сям валялось много войлоков от кибиток, [132] камышовых циновок, употребляемых для одежды кибитки поверх войлока, а также и самых кибиток. Некоторые из этих предметов, были тщательно свернуты и приготовлены к вьючке, но потом брошены как попало, некоторые же были в порядке сложены в саклях. В крепости был между прочим устроен небольшой заводик для добывания растительного масла с деревянной ступкой для раздробления семян, которая по своим размерам могла бы обратить на себя внимание и не в такой безлесной стране, как Ахал-теке.

Беурма была последним пунктом, до которого когда-либо доходили русские; все же сведения о дальнейшем пути были собраны из различных источников, проверить которые еще не удавалось. Впрочем, сведения эти, как оказалось потом, были довольно верные, хотя и далеко не полные. О неприятеле не было ни слуху, ни духу, хотя факт оставления аулов ясно говорил, что отношения наши с текинцами далеко не мирные, а воинственный характер обитателей оазиса заставлял предполагать, что столкновение неизбежно и составляет только вопрос времени. Никто не хотел допустить однако, чтобы столкновение это представило для нас что нибудь серьезное, хотя между нами и были люди, успевшие на своем веку переведаться с текинцами.

25-го августа отряд в прежнем порядке выступил дальше по направлению к аулу Арчман, до которого, по имеющимся сведениям, было около 24-х верст. Те же бахчи и поля джигуры по дороге и, кроме того, на полях большое количество отдельных башен, служащих убежищем для рабочих, неожиданно застигнутых на полях налетом какой нибудь шайки барантачей. Кроме того, от места до места встречаются отдельные хутора, представляющие миниатюрные крепости.

По постройкам и расположению их Арчман нимало не отличается от Бами и Беурмы, но значительно обширнее последних и обладает несколькими групами деревьев, между которыми резко выделяются видные еще издали стройные стволы пирамидальных тополей.

Отряд расположился на ночлег вне аула, потому что в крепости последнего расположились несколько семейств, пришедших из гор нухурцев.

Нухур-аул находится недалеко от Арчмана в горах Копет-Дага. Жители этого аула резко отличаются от остальных туркмен своим чисто еврейским таном, да и по характеру, кажется, сильно напоминают евреев, отличаясь от последних значительной дозой [133] храбрости, без чего конечно и самое существование Нухура было бы немыслимо. Как то уживаясь вообще бок о бок с текинцами в частности, нухурцы очень часто враждуют с своими соседями и никогда не прочь пристать к их врагам или по крайней мере войти с ними в сношение, если из этого можно извлечь какую нибудь пользу, хотя бы за это потом и пришлось рассчитываться с текинцами своими собственными силами.

Нухурцы завязали сношения с отрядом еще во время пребывания последнего в Бендесене и доставили туда несколько сот верблюжьих седел. Теперь они снова вышли к нам из гор, отчасти вероятно с целью попользоваться оставленным в Арчмане текинцами имуществом, отчасти же руководимые надеждой попользоваться чем нибудь и от проходящих войск. Ради последнего они захватили с собой кое-что из аула и открыли в Арчмане деятельную торговлю.

Предметами торга служили сыр, чуреки (пшеничные лепешки) и превосходный крупный виноград. Меновой монетой служило наше разменное серебро, которое нухурцы брали с большим удовольствием, на отрез отказываясь от бумажных денег. Так как дальше Беурмы, как я сказал раньше, русские еще не заходили, то от Беурмы начали составлять подробную маршрутную карту, употребляя для измерения длины проходимых расстояний очень простой способ. К седлу казака привязана вымеренная веревка, у обоих концов которой идет по солдату, вооруженному колом. Передний делает на земле черту, а задний, как скоро с этой чертой поравняется его конец веревки, кричит «кол», в ответ на что передний делает новую черту. Едущий рядом съемщик при каждом коле захватывает в горсть одну из болтающихся на общем кольце десяти проволок, и когда все проволоки окажутся собранными в горсть, делает в книжке черточку, отвечающую ста саженям. Помимо этого измерения, производилось еще измерение прикрепленным к колесу одного из орудий адометром. Карта относительно расстояний оказывалась довольно точной, но на ней не было назначено очень многих довольно значительных аулов.

Утром 26-го отряд выступил в Дурун, отстоящий в 25-ти верстах от Арчмана.

Раньше было предположено, что главные силы соединятся с авангардом 28-го, но во время перехода мы узнали, что авангард ждет нас в Дуруне, имел там перестрелку, и что текинцы в [134] значительных массах собрались в двух переходах от Дуруна в Геок-Тепе, где укрепляются и намереваются серьезно встретиться с нами. По слухам, в Геок-Тепе собралось все население из аулов от Кизил-Арвата до Геок-Тепе и дальнейших, не исключая стариков и женщин с детьми, небольшая часть которых была впрочем по слухам отправлена в пески. В Геок-Тёпе же ожидалась еще и помощь из Мерва.

Авангард действительно ожидал нас в Дуруне, а дело, которое он имел, заключалось в ночной перестрелке, причем у нас ранен один драгун и несколько лошадей.

Дурун, подобно прочим аулам, состоит из крепости и построек вокруг нее, которые и заняла пехота, между тем как всю кавалерию поставили в крепость, откуда ей можно было выбраться лишь выводя в ворота по одной лошади.

В ауле много садов с фруктовыми деревьями (род не крупных слив), есть и виноградники. Ручеек, протекающий около аула, течет повидимому из серного источника и притом горячего, вследствие чего вода для питья здесь не особенно приятна. Под вечер узнали откуда то, что на хуторе, верстах в трех от Дуруна, собрались текинцы и послали туда стрелков и кабардинцев с дагестанскими всадниками. Кабардинцы отправились несколько раньше, так что к приходу стрелков хуторочек был уже занят. По словам кабардинцев, текинцев была порядочная толпа, но драться они не стали и проворно очистили крепостцу. Один текинец был убит; из оружия найдено было в крепости три фальконета. По размерам и весу они походили на наше крепостное ружье, но калибром были значительно более. Замок у одного из фальконетов был, к моему изумлению, от нашей старой ударной винтовки.

Ночью ждали тревоги, но ее не было, если не считать двух или трех выстрелов, которыми был убит пробиравшийся зачем-то к нашим постам текинец.

27-го отряд в полном составе выступил к аулу Яронжа, куда и прибыл без всяких приключений. До Геок-Тепе остался один переход и сделалось положительно известным, что нас ждут тем текинцы.

Принимая во внимание разницу в вооружении и то, что мы будем иметь дело с неорганизованной толпой, мало кто думал видеть предстоящей встрече то, чем она впоследствии оказалась. Да и на самом деле трудно было допустить возможность разбить себе лоб о [135] глиняные стены, за которыми стояли люди, до сего времени тщательно увертывавшиеся от всякой встречи с нами. Судьба решила иначе.

27-го вечером был отдан следующий приказ по отряду.

«Командующий войсками приказал завтра 28-го августа выступить из крепости Яронжа в следующем и порядке:

«Из войск авангарда выслать два баталиона, два горных орудия и две сотни дагестанцев в 2 часа пополуночи по пути наступления к Геок-Тепе и в четырех верстах от лагеря остановиться, выслав вправо и влево разъезды. Цель высылки этого отряда — прикрытие бивака во время вьючки верблюдов, следовательно разъезды должны бдительно наблюдать местность и, из случае появления неприятеля, немедленно давать знать авангардным войскам и на бивак главных сил. Остальные войска авангарда выступают из лагеря в 3 часа пополуночи и, по присоединении к своим передовым пастям, следуют дальше со всеми военными предосторожностями. Выступать до особому приказанию. Остальным войскам выступит в 4 часа пополуночи. При войсках следовать верблюдам, навьюченным водой и патронами; сухарей выдать на руки на два дня; в кавалерии и артилерии ячменю взять на один день.

«Весь обоз следует в общем вагенбурге позади второй колонны и выступить в 5 часов. Здесь же следуют больные и ненужные лошади.

«В прикрытие ж вагенбургу накачается по одной сводной роте от каждого баталиона, два горных орудия и сотня таманцев».

Приказом по авангардной колонне для прикрытия на время вьючки назначались стрелковый и кабардинский баталионы с сотней дагестанцев. Прикрытию назначено выступить в 2 ч. В 3 часа было назначено выступление, находящегося в авангарде же, куринского баталиона с двумя взводами сапер, третий взвод которых шел с главными силами. Каждому баталиону приказано было на 25-ти верблюдах поднять патроны, санитарные принадлежности, шинели и сухари. Вагенбург, с прикрывающими его войсками, было предположено оставить в некотором расстоянии (восемь — десять верст) от Геок-Тепе в селении Янчи-кала.

Была темная, безлунная ночь.

Стрелки и кабардинцы начали вьючить с 12-ти час. и в час, вместо назначенных двух, выступили из лагеря. Их сигналы и суматоха при вьючке подняли остальных, так что войска почти что не спали в эту ночь, что, конечно, не могло не отразиться на [136] них. Куринцы, с полуротой сапер, выступили около 1/2 час. утра и пошли, было, не по той дороге, по которой нужно, но вскоре были направлены на настоящий путь.

В 4 ч. утра поднялись главные силы, но, выйдя с бивака, не знали куда двигаться и начали бродить наудачу, отыскивая, следы раньше отправившихся частей. Оказалось, что стрелки ушли по одному направлению, а куринцы совершенно по другому, и не знаю, долго ли продолжалось бы колебание между этими направлениями, если бы явившийся проводник-туркмен не вывел нас на настоящую дорогу.

Времени в этих шатаниях прошло не мало, — было уже совершенно светло, когда мы выбрались на истинный путь, верстах в двух от места ночлега, и вагенбург, тронувшийся после нас, но сразу пошедший по настоящей дороге, тут же нагнал нас и шел дальше все время с нами. Особенно жалеть о таком невольном изменении порядка движения, мне кажется, было нечего, потому что предоставленный защите сводных рот вагенбург мог бы потом, пожалуй, очутиться в незавидном положении, а между тем у нас там было все, кроме части патронов и санитарных принадлежностей. Первые шесть-семь верст прошли без всяких приключений по песчаным сыпучим барханам. Пустыня сдавливала в этом месте оазис и пески эти продолжались до самого Геок-Тепе, что делало переход утомительным на столько, что некоторые люди валились. Нечего и говорить, как некстати мы наткнулись на подобную дорогу как раз в тот момент, когда впереди от войск требовалось как можно более свежести. Подайся мы на пол или, самое большее, на три четверти версты к Копет-Дагу, — дорога пошла бы по твердой глине и в результате мы были бы вдвое, если не более, сильнее.

Верстах в семи от Яранжи получили известие, что впереди, ближе к горам, т. е. справа от нас, показался неприятель. Это заставило перестроить войска в одно общее каре, в средине которого поместился вагенбург, и затем уже продолжать путь, имея возможность встретить текинцев с любой стороны. Перестроившись, прошли в таком порядке две-три версты совершенно покойно. Наконец конные текинцы показались в значительных массах справа, впереди нас, около аула Янги-кала, на местности, покрытой небольшими кустиками. Оказалось, что наши разъезды наткнулись на них весьма близко и начали отступать. Текинцы назойливо наседали, так что произошло несколько небольших рукопашных столкновений. [137]

Артилерия выехала перед правый фас остановившегося каре, пехота этого фаса продвинулась несколько вперед и приготовилась встретить текинцев, если б они вздумали зарваться до каре. Казаки тем временем успели немного отойти и очистить место для действия артилерии, а текинцы лентой охватили наше каре справа. Артилерия открыла огонь. Первые же гранаты легли отлично, и текинцы, как брызги воды, разлетелись от них в стороны, после чего вся масса их начала отступать к горам.

Пехота тоже сделала несколько выстрелов, хоть и не думаю, чтоб огонь ее был действителен вследствие очень большого расстояния (600-650 сажен по пристрелке артилерии).

Первое время по отступлении текинцы думали, повидимому, зайти нам в тыл, но несколько гранат, пущенных им на перерез, заставили их оставить это намерение и повернуть к Геок-Тепе. Часть текинцев заехала нам с фронта, но все время держалась довольно далеко.

Не успело каре двинуться с места, как гул выстрелов дал нам знать, что в авангарде завязалось дело. Он был в это время уже около Геок-Тепе.

Часть текинцев заехала, как уже сказано, нам с фронта, отделив таким образом нас от авангарда, и скоро перед нами разыгралась одна из мелких, но гадких трагедий войны.

Показался какой-то всадник, к которому поспешно стали приближаться текинцы. Всадник сначала не обращал на них внимания, но скоро заметался из стороны в сторону, и мы поняли, что этот всадник один из наших, посланный, вероятно, с каким-нибудь известием из авангарда и что всадник этот отживает свои последние минуты. Все это было достаточно близко, чтобы хорошо видеть, но далеко для того, чтобы помочь.

Началась травля. Всадник кидался туда и сюда, но смерть была со всех сторон и спасенья не было. Преследуемый и преследователи скрылись за буграми, а через минуту из-за этих бугров выехали текинцы, но нашего всадника уже не было. Дойдя до этого места, мы нашли там голый труп.

Текинцы исчезли, наконец, совсем; дело в авангарде, судя по звукам, принимало все более и более острый характер, но бугры скрывали от нас все, исключая белых облачков, происходивших от разрыва наших шрапнелей.

Исчезновение текинцев дало возможность проехать к нам [138] другому посланному из авангарда. «У нас началась небольшая перестрелка», сказано было в записке, которую привез он.

Отдаленные звуки боя заставили нас на время забыть усталость. Шаг сделался короче, всякий спешил, как будто боялся опознать да и на самом деле мы думали, что придем к концу, полагая, что текинцы не могут держаться упорно. Мнение это, вселенное в нас рассказами о набегах и подтвержденное только что неудавшейся текинцам попыткой подойти к нам, не покидало нас до тех пор, пока мы воочию не убедились, как дерутся люди, если за ними стоят их жены и дети.

Звуки боя становились все ближе и ближе. Последний бугор отделял нас от сцены действия; вот, наконец, перейден и он и перед нами открылась вся картина.

 

Штабс-капитан Черняк.

(Продолжение будет).

Текст воспроизведен по изданию: Экспедиция в Ахал-Теке 1879 года (Из дневника саперного офицера) // Военный сборник, № 9. 1887

© текст - Черняк А. 1887
© сетевая версия - Тhietmar. 2019
©
OCR - Иванов А. 2019
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Военный сборник. 1887