-

ИЗ СРЕДНЕ-АЗИАТСКИХ ВЛАДЕНИЙ.

Проезд через Верный кашгарского посланца. — Возвращение из Кашгара, ходившего туда с караваном, русского купеческого прикащика. — Невыполнение Кашгаром условий заключенного с Россией трактата. — Реорганизация кашгарских войск при содействии англо-индейских инструкторов.

Нам пишут из г. Верного от 20 октября: Сюда прибыл, проездом из Петербурга в Ташкент, кашгарский посланец, осыпанный милостями и наделенный тысячными халатами и подарками, которыми нагружены до верху два его тарантаса. Мы читали в газетах, что на путешествие посланца употреблено уже до 30 т. руб. Но, кроме того, придется, по всем вероятиям, израсходовать еще тысяч десять, которые потребуются на поездку в Ташкент и затем на границу. Одновременно с посланцем прибыл также сюда из Кашгара управляющий караваном купцов Пупышевых, г. Сомов, отправившийся в Кашгар в то самое время, когда Мулла-Туран выезжал в Петербург. В газетах 1871 года было много печатано о печальной участи и убытках, которым подвергся в Кашгаре караван купца Немчинова; караван этот был задержан в Кашгаре 18 месяцев; состоявшие при нем люди содержались все это время под караулом, а товары были взяты в казну Якуб-бека по произвольной цене. В виду такого обращения с нашими торговцами никто из здешних купцов не решался, не смотря на заключенный в 1872 г. с Якуб-беком трактат, послать свои товары в Кашгарию, ибо произвол и дерзость правителя Кашгарии были здесь на столько известны, что все были убеждены, что бадаулет не выполнит трактата и не имеет даже намерения выполнять его. В самом деле, мы имели слухи, что тотчас по заключении трактата один из состоявших при посольстве купцов (кажется г. Колесников), выхлопотавший, благодаря настоятельному требованию посольства, позволение съездить в Яркенд, подвергался там строгому надзору, а по возвращении в [100] Кашгар не был здесь выпущен даже на базар купить сахару, так что лишен был возможности пить чай с сахаром до прибытия в Кокан. Наконец, в нынешнем году купцы Пупышевы, имеющие в Верном торговлю мануфактурными товарами, но небывавшие здесь сами, по приглашению начальства рискнули сделать первую попытку воспользоваться благодениями заключенного с Кашгариею трактата. Караван Пупышевых вверен был г. Сомову, весьма опытному в азиатской торговле человеку, бывавшему с караванами во всех соседних ханствах: в Кокане, Бухаре и даже в Манасе. Караван с товарами на 40 т. руб. вышел из Верного в конце мая, снабженный рекомендательным письмом от губернатора к Якуб-беку, и с тех пор до возвращения г. Сомова в половине октября не было о нем ни слуху, ни духу, кроме небольшого письмеца, в котором г. Симов сообщал, что дела его плохи и писать подробно о своих приключениях боятся. К несчастию, предчувствия здешнего купечества оправдались. По рассказам г. Сомова, хотя ему по прибытии в Кашгар и объявили, что он может торговать и жить свободно, но на деле его во все время пребывания в Кашгаре никуда из караван-сарая не пускали, за исключением маленького ближайшего базара, на котором кроме луку и ситцев ничего не продавалось. Торговлю объявили свободною, но под рукою, местным торговцам было строжайше запрещено покупать у русского купца. Просидев в тщетном ожидании покупателей два месяца, г. Сомов нашелся вынужденным согласиться на предложение сдать товары в казну с большим для себя убытком и получить за 40 тысячный товар около 29 тысяч руб. ямбами (серебро в слитках), причем ямбы эти зачли ему по 128 руб., тогда как крайняя им цена в Верном 115 руб. Когда весь товар забрали в казну, явились и вольные покупатели, которые однако же купили менее чем на 2 тысячи руб. Сдав товар в казну, г. Сомов спешил выбраться из Кашгара и в простоте душевной думал, что его [101] сейчас же отпустят. Не тут то было. Все его просьбы об отпуске из Кашгара и об уплате казною за товары оставлялись без всякого внимания в течении двух месяцев. Однажды, с позволения торговых чиновников, он пришел с просьбами об уплате денег и выпуске из Кашгара к Альдаш-беку, управляющему Кашгара. Хотя этот сановник был дома, но г. Сомова пред светлые очи градоначальника не пустили и стражи выгнали его со двора ударами ружейных прикладов по спине. После такой неприятности г. Сомов решился покориться судьбе и ожидать смиренно своей участи, попытавшись, впрочем, принести жалобу самому Якуб-беку. Для этого он успел скрыться из глаз караульных и пробраться и крепость, где живет властитель Кашгарии. Попытка кончилась неудачей, к Якуб-беку г. Сомова не пустили, а смотрителя караван-сарая за отлучку пленника отколотили палками. Словом, г. Сомов в течении четырехмесячного пребывания в Кашгаре успел вполне разделить то чувство, о котором пишет бывший в 1868 году в Кашгаре подполковник П. Я. Рейнталь, в одном месте своих путевых записок (Военный Сборник 1870 г.): «Тут впервые я почувствовал, что нахожусь в клетке зверя, и что кругом ее та же звериная порода». Будучи ограблен и лишен свободы, г. Сомов для размышлений об ожидавшей его далее участи имел обильный материал, пользуясь ежедневным зрелищем кровавых казней, совершавшихся, как будто нарочно, перед его караван-сараем: одним рубили головы, другим руки за воровство и другие преступления, строго караемые бадаулетом.

После такого обращения с г. Сомовым наши купцы, какие бы ни заключались трактаты с Якуб-беком, пойдут в Кашгар разве только под охраною русских штыков, ибо еще раз доказано, какое значение дают азиатские властители заключаемым с ними договорам. Мы слышали, что кашгарский посланец, выслушав в Верном рассказ г. Сомова, почел долгом уверять, что [102] Якуб-бек не знал о стеснениях русского каравана со стороны низших чиновников и строго их накажет. Такие отголоски и даже казнь какого нибудь несчастного подставного сарта, вместо Алдаш-бека, могут показаться удовлетворительными разве уже слишком легковерным и неопытным людям. Знакомые же с Кашгаром и его повелителем никогда не поверят, чтобы малейшее действие последнего кашгарца в отношении к русским не сообразовалось с точными и положительными приказаниями Якуб-бека. Все знающие люди вдобавок убеждены, что пока Якуб-бек владеет Кашгарией, до тех пор невозможно русским ни торговать с этою страною, ни иметь с ней приязненные отношения, ибо характер этого азиатца, его политическое положение и обстановка сделали его непримиримыми нашим врагом, с которым, если не желаем быть тысячу раз обманутыми самыми немудрыми и дерзкими азиатскими уловками, не может иметь других отношений кроме враждебных. Последний трактат с Якуб-беком подписан им только потому, что он нашел несвоевременным снимать маску в виду грозного отряда, разработывавшего во время переговоров дорогу на Иртыш, и имея на руках неусмиренное восстание дунган, для подавления которого значительная часть кашгарских войск с Беккулы, старшим сыном Якуб-бека, действовала в Урумчи. Подписав лист бумаги, с намерением не исполнять вырванного насильно обязательства, Якуб-бек поступил по своему умно, выиграв время, успев раздавить дунган и отложив на год, на два, вооруженное столкновение с русскими. Война с нами, конечно, большой риск для Якуб-бека, хотя он успел в последние два года обучить значительную часть своего войска при помощи англо-индейских инструкторов и вооружить английскими ружьями, и потому, без сомнения, он еще не раз попробует обмануть сильного, но легковерного соседа. Выгодно ли только и удобно ли это для нас?

Текст воспроизведен по изданию: Туркестанский сборник, Т. 75. 1908 [Первоисточник: Биржевые ведомости. — 1873 г., № 318]