ФРЕДЕРИК РОБЕРТС

СОРОК ОДИН ГОД В ИНДИИ

ОТ СУБАЛТЕРНА ДО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО

FORTY-ONE YEARS IN INDIA FROM SUBALTERN TO COMMANDER-IN-CHIEF

Россия и Англия в Афганистане.

(Из записок фельдмаршала лорда Робертса)

(Forty one years in India from Subaltern to commanderin chief, by Field-Marchal Lord Roberts of Kandahar. London 1898-1902. (Сорок один год в Индии от подпоручика до главнокомандующего)

Афганистану, в силу занимаемого им географического положения, суждено было приобрести совершенно исключительное значение в глазах двух великих держав, владения которых разделяются им в Азии. По мере того как Великобритания расширяла свои владения к северу от Индии, а Россия, в своем поступательном движении в Средней Азии, приобретала все большее и большее влияние на среднеазиатские государства, вопрос об их отношениях к Афганистану приобретал для обеих держав чрезвычайную важность, и ход событий побудил их одновременно добиваться дружбы афганского эмира.

Опасность столкновевия с Россией заставила англичан обратить самое настойчивое внимание на это азиатское государство, тем более, что, при дружеских отношениях к афганскому эмиру, иидийскому правительству было бы легче справиться с мелкими пограничными независимыми племенами, в роде афридиев и визирисов, которые то и дело причиняли ему ряде беспокойств.

Горячим и настойчипым сторонником идеи сближения с Афганистаном был отец известного фельдмаршала Робертса, который много лет служил в рядах индийской армии и командовал в первую Афганскую войну бригадой. Он находился в самых дружественных отношениях с афганским эмиром Дост-Магомедом и другими влиятельными сановниками Кабула, с которыми много лет спустя он поддерживал деятельную переписку. Имея самые точные сведения об этой своеобразной стране и об ее еще более своеобразных жителях, он представил в свое время вице-королям Индии ряд мемуаров, в которых доказывал необходимость сблизиться с эмиром, тогда как индийское правительство держалось совершенно противуположного взгляда, опасаясь, чтобы это сближение не обошлось Англии слишком дорого.

Различные перипетии отношений, возникших на этой почве между Афганистаном и индийским правительством, и попытки, которые делались со стороны России для сближения с афганскими эмирами, подробно описаны в записках фельдмаршала лорда Робертса, который, будучи выпущен в офицеры в 1852 г. подпоручиком в бенгальскую конную артиллерию, а ватем как выдающийся офицер переведен вскоре в генеральный штаб, прослужии в Индии 41 год и с первых же шагов своей служебной карьеры познакомился с северной границей Индии и с афганскими делами, коим он отводит видное место в своих обширных записках, имевших в Англии такой выдающийся успех, что, не смотря на специальный характер их содержания, они выдержали в первый же год своего появления 32 издания. Этот успех, помимо личности автора, объясняется живостью изложения и необыкновенной искренностью, которой проникнуты записки; они дают весьма живую картину современного состояния Британской Индии и ее армии и выясняют как задачи англичан в Афганистане, так и то громадное значение, которое придется на долю этого азиатского государства в случае столкновения Англии с Россией в Азии, где расстояние между ними сокращается весьма быстро).

Поступательное движение России и Англии в Азии. — Отношение Англии к Афганистану. — Сношение эмира с генералом Романовским. — Посольство генерала Столетова. — Беспокойство Англии по поводу движения России в глубь Азии. — Меры, против этого предпринятые. — Англо-афганская война 1878 г. — Гандамский мирный договор.

Менее чем 200 лет назад Россия была отделена в Азии от наших владений более чем на 4.000 английских миль. Самые передовые русские посты находились в Оренбурге и Петропавловск, между тем как Англия утвердилась, впрочем далеко непрочно, на южном берегу Индии. Из европейцев единственными нашими соперниками в Индии были французы; в то время [674] существовало также мало вероятия, что Россия двинется к Оксусу (Аму-Дарья), как и то, что Англия пойдет к Инду.

«Тридцать лет спустя Россия начала поглощать дикие орды, кочевавшие в Киргизских степях; это заняло ее целых сто лет, в течение которых Англия со своей стороны не оставалась праздною. Нами была завоевана, или, лучше сказать, нам была уступлена Бенгалия; Мадрас сделался индо-британским президентствон, Бомбей приобрел весьма важное значение как столица президентства, и в результате в начале XIX столетия расстояние между Россией и английскями владениями сократилось не менее как на 2.000 миль.

«Мы подвигались вперед быстрее. В то время как Россия должна [675] была пройти бесплодную степь. Под наше владычество подпали северо-западные провинции Индии, Карнатика, Пешавар, Синд и Пенджаб, и в 1850 г. наши владения простирались уже до подошвы гор по ту сторону Инда.

«Тем временем Россия, преодолев все трудности, какие представились ей в пустыне, утвердилась в Аральске, близ слияния Сыр-Дарьи с водами Аральского озера, так что в течение пятидесяти лет расстояние между передовыми постами обеих держав в их поступательном движении в Азии сократилось на 1.000 миль.

«Персия, после нескольких победоносных войн со стороиы Россин, была предоставлена вами на произвол судьбы, в убеждении, что мы не могли долее ограждать ее от русских; она находилась фактически в полной зависимости от России, которая убедила ее в 1837 г. в необходимости осадить Герат. В то же время русский посланник в Тегеране отправил в Кабул капитана Виткевича с письмами от него и от царя к эмиру, надеясь, что ему удастся склонить Дост-Магомед-хана присоединиться к союзу России и Персии против Англии.

«Но Виткевича, приехавшего в Кабул в исходе 1837 г., предупредил великобританский коммиссар, капитан Александр Бурнес, посланный три месяца перед тем к эмиру (генерал-губернатором Индии) лордом Ауклендом, яко бы с поручением улучшить торговые оношения Англии с афганцами, но в действительности с целью не допустить их присоединиться к союзу, заключенному Россией и Персией».

Бурнес был весьма радушно принят Дост-Магомедом, который надеялся вернуть с помощью индийского, правительства Пешаварский округ, отнятый у него сейхами. Соответотвенно этому, прием, оказанный Виткевичу, обещал весьма мало хорошего, и он не мог в течение несколькнх недель добиться свидания с эмиром.

Надежды Дост-Магомеда, однако, не оправдались. Мы отказали ему в своем содействии к возвращению Пешавара и не обещали поддерживать его в том случае, если бы отказ присоединиться к русско-персидскому соглашению навлек на него неприязнь этих держав.

Виткевич, долго и терпеливо выжидавший приема, сделался тогда предметом благосклонного вннмания со стороны эмира.

Бурнес оставался в Кабуле до весны 1838 г. и, возвратившись в Индию, донес, что Дост-Магомед душою и телом примкнул к русско-персидскому союзу.

Поступательное движение России в Средней Азии несколько приостановилось во время Крымской войны, которая, помешав планам России в Европе, заставила ее, по-видимому, обратить все свое внимание на восток. Пройдя огромную пустыню, Россия очутилась среди [676] плодоносной и заселенной страны, отдельные области которой подпали под ее владычество так же быстро, как государства Индии под нашу власть; в 1864 г., наконец, был взят Чимкент, далее которого, по уверению князя Горчакова, Россия не намерена была идти.

Однако, не смотря на это уверение, в июне следующего года был взят Ташкент. В 1866 г. русские взяли приступом Ходжент, в октябре того же года пал Джизак, а весною 1867 г. был захвачен и занят русскими войсками форт Яни-Курган.

Незавоеванною осталась только одна Бухара, когда же все попытки амира заручиться помощью Афганистана и снискать сочувствие индийского правительства оказались тщетны, то он был вынужден домогаться мира.

Как важны ни были все эти приобретения России, Англия обращала на них мало внимания, отчасти потому, что относительно Средней Азин она решила следовать политике невмешательства, отчасти потому, что в Англии все были поглощены деламя европейской политики. Так продолжалось до 1868 г., когда совершилось занятие Россией Самарканда, которое не только чрезвычайно взволновало, но прямо поразило правящие сферы Англии».

Хотя индийское правительство и поставило себе за правило следовать политике «невмешательства», но, в виду поразительно быстрых успехов русского оружия в Средней Азии, в Англии уже в пятидесятых годах заметно усилилось стремление к сближению с Афганистаном; но некоторое время никаких определенных шагов в этом направлении не было сделано, так как в Индии преобладало мнение, что сделать первый шаг было бы несовместно с достоинством Великобритании. Высказывалось опасение, что высокомерный повелитель магометан сочтет всякое предложение со стороны Англии за признак, что в нем нуждаются, и постарается воспользоваться этим в своих видах. Однако первое мнение в конце концов восторжествовало; и уже в марте 1855 г. индийское правительство заключило с афганским эмиром некоторого рода оборонительно-наступательный союз, который принес вскоре англичанам самые неожиданные и неисчислимые по своему значению плоды, когда несколько месяцев спустя вспыхнуло известное восстание сипаев, поставившее на карту вопрос о владычестве англичан в Индии.

Афганский эмир Дост-Магомед оказался надежным союзником: он честно выполнил принятые им на себя обязательства. Если бы он не был во время этого восстания за англичан, то, по словам Робертса, они наверно потеряли бы Пенджаб, никогда не могли бы взять обратно Дели и не могли бы удержать за собою ни пяди земли к северу от Бенгалии. [677]

Дост-Магомед скончался в 1863 г. Осенью того же года на северной границе Индии начались волнения; среди пограничных племен появились эмиссары из Кабула, которые волновали народ; индийское правительство опасалось, что оно будет вовлечено в войну, которая неизбежно повлекла бы за собою для англичан самые серьезные осложнения не только на границе, но и в Афганистане, где происходила в это время ожесточенная междоусобная война между Шир-Али — сыном Дост-Магомеда, которому он оставил престол, и его старшими братьями Афзалем и Азимом и их сыновьями.

В 1866 г. Шир-Али был разбит близ Газни своим племянником Абдуррахманом, который освободил своего отца Афзаля из тюрьмы, в которую тот был заключен, и провозгласил его властителем Афганистана.

Новый эмир тотчас стал искать оближения и покровительства индийского правительства, которое, признав его законным правителем Афганистана, тем не менее отвечало на все его заискивания, что «правительство намерено держаться строгого нейтралитета между враждующими сторонами и не будет вмешиваться во внутренние дела Афганистана».

Неудовлетворенные этим ответом, Афзаль и Азим послали копию с него ташкентскому губернатору Романовскому, которому новый эмир писал между прочим, что «он не доверяет дружбе англичан и чувствует отвращение к великобританскому правительству за его неблагодарность и за дурные поступки по отношению к его брату Азиму; русских же считает своими истинными и единственными друзьями, надеется в непродолжительном времени отправить своего посла в русский лагерь и готов сделать все возможное, чтобы оказать покровительство и поощрение русской торговле».

В октябре месяце 1867 г. Афзаль-хан скончался, и в Афганистане тотчас возгорелась снова междоусобная война, длившаяся более года; и только 8-го сентября 1868 г. Шир-Али вступил после 14-ти месячного отсутствия в Кабул — победителем.

Вице-король, поздравляя его с этим радостным для него событием, извещал, что Англия решила оставить политику невмешательства и что он со своей стороны готов не только поддержать узы дружбы, существовавшие между Дост-Магомедом и великобританским правительством, но и упрочить их по мере возможности; а как существенное доказательство своего доброжелательства он препроводил Шир-Али 60 тыс. ф. ст., которые дали ему возможность окончательно утвердиться на престоле.

Перемена в английской политике была вызвана запиской, поданной великобританскому правительству сэром Раулинсоном (Rawlinson) 29-го [678] июля 1868 г., в которой он указывал на то, что Россия, не смотря на все ее уверения, подвигалась быстрыми шагами к Афганистану, и что сношения между этими государствами значительно облегчатся с осуществлением возникшего в то время (в России) проекта связать Туркестан прямым путем с Кавказом и Петербургом через Каспийское море.

«С оккупацией Бухары Россия получит, говорить Раулинсон, предлог вмешиваться в политику Афганистана. И если она займет когда-нибудь такое положение, которое в силу значительных военных сил, сосредоточенных на Аму-Дарье, или в силу ее преобладающего политического влияния в Афганистане, даст ей в глазах туземцев право соперничать с нами и оспаривать наше первенствующее положение в Азии,— то это произведет на них ошеломляющее впечатление».

Таковы были опасения, вызванные в представителе английского правительства быстрыми успехами русского оружия в Средней Азии.

«Имея подобную перспективу в будущем, имеем ли мы право», спрашивал сэр Раулинсон, «держаться по-прежнему политики невмешательства? Имеем ли мы право допустить, чтобы Роосия беспрепятственно проложила себе путь в Кабул и утвердилась в нем в качестве дружественной державы, готовая поддержать афганцев против Англии?»

Из этих вопросов Раулинсон выводил заключение, что дозволить анархии царствовать в Афганистане было бы несогласно с интересами Англии, что индийскому правительству следовадо «позаботиться о том, чтобы иметь на северо-западной границе сильную и дружественную державу», и так как «удачное правление Дост-Магамеда было в значительной степени обязано поддержке, оказанной ему англичанами, то если бы они помогли сыну в такой же степени, как отцу, Шир-Али мог бы окончательно одержать победу над своими мятежными братьями и племянниками и упрочиться на престол!».

Хотя индийское правительство не вполне разделяло взгляды, высказанные в этой записке, тем не менее оно сочло долгом поддержать Шир-Али деньгами, и вице-король пригласил его на свидание на британской территории для решения вопроса, в каком виде ему могла быть оказана дальнейшая поддержка.

Свидание состоялось в Умбалле и было обставлено весьма торжественно. Шир-Али был принят вице-королем, не как вассал, а как вполне независимый монарх, получил от него еще 60.000 ф. ст., много оружия и боевых снарядов. Саид Нур-Магомед, министр, сопровождавший эмира, вообще довольно враждебный европейцам, допускал, что «может настать день, когда в Афганистане [679] появятся русские, и тогда эмир будет рад, если в Кабуле будут не только великобританские агенты, но если у него будут оружие и войско для того, чтобы заставить русских удалиться».

Шир-Али был доволен оказанным ему приемом, хотя ему не удалось добиться от индийского правительства всего, что он желал. Впрочем, Англия приняла по его просьбе участие в улажении пограничного спора, возникшего в это время между Персией и Афганистаном, для решения которого была послана в Сеистан коммиссия; но ее решение не удовлетворило ни персидского шаха, ни эмира (хотя впоследствии оно было принято обоими), и последний послал своего доверенного министра Сеид-Нур-Магомеда в Бомбей с приказанием протестовать против этого решения. Тогда вице-король обещал дать эмиру пять лак (Ост-индское обозначение числа 100.000 (500 т. рупий)) рупий в вознаграждение за уступку территории, принадлежавшей некогда Афганистану.

Другой вопрос, о котором Сеиду было приказано объясниться с индийским правительством, касался неудовольствия эмира против Англии, вызванного только что состоявшимся между Россией и Англией соглашением относительно северной границы Афганистана.

«Еще весною 1870 г. (вскоре после взятия русскими Самарканда) между лордом Кларендоном, статс-секретарем по иностранным делам, и русским посланником бароном Брунновым происходили совещания с целью определить нейтральную зону, которая должна была составлять границу между английскими и русскими владениями в Средней Азии. Россия в течение трех лет настойчиво старалась поставить Афганистан вне сферы британского влияния; а индийское правительство не менее настойчиво указывало на то, как опасно было бы заключить соглашение, придерживаясь этого принципа; лишь 31-го января 1873 г. была, наконец, определена граница, которую ни Англия, ни Россия не должны были переступать».

Шесть месяцев спустя была предпринята русскими экспедиция в Хиву под предлогом наказания хивинцев за производимые ими разбои и освобождения 50 человек русских пленных. При этом русское правительство заявило, что экспедиция не будет иметь последствием продолжительную оккупацию ханства. Граф Шувалов, посланный в Англию с целью объяснить великобританскому правительству цель экспедиции, заявил, что он может дать по этому поводу великобританскому народу самые положительные обещания, как доказательство дружественных и миролюбивых намерений его монарха, но, не смотря на эти уверения, русские не оставили Хивы, и она стала с тех пор русским владением. [680]

«Таким образом, Россия, в двадцать с небольшим лет, приблизилась к Индии на 600 миль, и между передовыми постами этой державы и Великобритании осталось не более 400 миль.

«Южная граница России фактически сделалась почти сопредельна с северной границей Афганистана. Это легко могло возбудить опасения афганского эмира и дать ему почувствовать, что Россия сделалась опасным соседом и что неприкосновенность его владений могла быть поддержана только при помощи одной из великих держав, под выстрелами которых он очутился».

Поэтому Шир-Али, не смотря на отказ, который он получал со стороны Англии, всякий раз когда он искал у нее помощи и поддержки, был еще в 1873 г. готов вступить в дружеские отношения с этой державою, под условием, чтобы Англия признала наследником престола его любимого сына, и обещала бы ему свою помощь в случае нападения со стороны России. Но «наш отказ,— говорит сэр Робертс,— согласиться на эти условия, неприятное для него решение вопроса о Сеистанской границе» и неудовольствие, вызванное в нем вышеупомянутыми переговорами с Россией относительно северной границы Афганистана, сделали Шира-Али из нашего друга врагом, и он решил, подобно тому, как его отец 40 лет перед тем, предоставить свою судьбу в руки России».

Год или два спустя после этих событий Робертс составил по поручению главнокомандующего великобританскими войсками в Индии, лорда Непира, записку о военном положении англичан в Индии и о мерах, которые необходимо было бы принять в случае, если бы Россия выказала намерение продолжать свое поступательное движение к югу от Аму-Дарьи.

Летом 1876 г. обсуждался вопрос о политике, которой Англии надлежало держаться на границе, о том, как опасно было продолжать политику невмешателъства, и указывалось на необходимость войти в более тесные сношения с афганистанским эмиром или с хелатским ханом.

Был также возбужден вопрос о необходимости иметь в Афганистане великобританских агентов и склонить эмира допустить в Кабул английское посольство. Новый вице-король, прибывший в Индию в 1876 году, лорд Литтон получил особые инструкции относительно того образа действий, какого великобританское правительство считало нужным держаться впредь в виду действий России в Средней Азии и полной невозможности знать, что происходило в Афганистане.

Лорд Литтон решил немедленно выяснить вопрос о посольстве и известил эмира собственноручным письмом, что в Афганистан [681] будет отправлен посол для совместного обсуждения с эмиром некоторых важных вопросов.

Ответ эмира был самый неблагоприятный; тогда ему было послано вторичное письмо, в коем вице-король уведомлял его, что если, взвесив все представленные ему соображения, он все-таки откажется принять посланного, то ответственность за могущие из этого произойти последствия надеть всецело на афганистанские правительство, которое встанет этим в неприязненные отношения к державе, которая была как нельзя более расположена относиться к нему дружественно.

«Это письмо вызвало в Кабуле серьезное волнение, которое дошло до того, что был поднят вопрос о необходимости объявить религиозную войну; дело осложнилось тем, что эмиру были сделаны в это время некоторые предложения со стороны туркестанского генерал-губернатора, генерала Кауфмана».

Ответ Шир-Али был получен только по прошествии шести недель. Обходя молчанием предложение вице-короля относительно посольства, эмир предлагал со своей стороны послать для переговоров с британским правительством доверенное лицо, или же просил вызвать находившаяся в Кабуле великобританского агента, для обсуждения необходимых вопросов с вице-королем.

Последнее предложение было принято; вице-король поручил прибывшему к нему из Кабула агенту сообщить эмиру условия, на которых могло бы состояться заключение союза между ним и великобританским правительством.

Одним из главных условий этого соглашения было, чтобы эмир обязался уклоняться от всяких сношений с Россией и, в случае каких-либо недоразумений, предоставлял ее агентам сноситься непосредственно с англичанами, и, кроме того, чтобы великобританским агентам было разрешено жить в Герате и в других пограничных пунктах.

Для обсуждения предложений, сделанных вице-королем, в январе месяце 1877 г., съехались в Пешаваре Саид-Нур-Магомед и сэр Левис Пелли. Но переговоры не только не повели к сближению, а напротив окончились разрывом между Афганистаном и Великобританией вследствие решительного отказа со стороны эмира разрешить английским офицерам жить в какой бы то ни было части Афганистана При этом дело весьма осложнилось внезапной смертью Саида-Нур-Магомеда.

«Шир-Али, узнав о смерти своего сановника, пользовавшегося его величайшим доверием, и о неудаче переговоров, пришел в бешенство и выразил свой гнев угрозами и поношением великобританского [682] правительства, и заявил, что с ним нет никакой возможности придти к соглашению, и что ему ничего не остается, как объявить войну».

«В это самое время, в 1877 г., Россия объявила войну Турции, которая продолжалась более года. Так как можно было предположить, что великобританское правительство будет принуждено в конце концов принять в ней участие, то оно сочло нужным получить подкрепление из Индии, и из Бомбея был отправлен в Мальту отряд из 51.000 туземных создать.

Россия ответила на этот шаг с нашей стороны усилением своей деятельности в Средней Азии, и в июне месяце 1878 г. майор Каваньяри, английский уполномоченный в Пешаваре, донес, что в Кабул ожидается русский посланный в таком же звании, как ташкентский генерал-губернатор, и что генерал Кауфман писал эмиру, что посланный должен быть принять как посланник самого царя. Несколько дней спустя было получено известие о мобилизации русских войск и о намерении расставить посты России на переправах через Аму-Дарью.

«Эмир, созвал, как говорили, на совет своих главных вождей для того, чтобы обсудить вопрос, что было выгоднее для Афганистана при данных обстоятельствах: держать ли сторону России или Англии; очевидно, вопрос был решен в пользу первой державы, ибо посланному в Афганистан генералу Столетову и его опутникам по вступлении их на афганскую территорию был оказан самый восторженный прием.

«За пять миль от столицы Столетова и его спутников приветствовал афганский министр иностранных дел. Они были посажены на слонов, покрытых богатейшими чепраками, и отправились далее, конвоируемые значительным отрядом войск в Бала-Гиссар, где торжественно были приняты на следующее утро Шир-Али и важнейшими сановниками государства.

«Накануне того дня, когда посольство вступило в Кабул, Столетов получил от генерала Кауфмана депешу, в которой генерал-губернатор сообщал ему главные статьи Берлинского договора, сделав на депеше следующую собственноручную приписку: «Если это известие справедливо, то конечно это очень грустно»; впрочем, он прибавлял, что так как «конгресс кончился, то посланнику, в переговорах с эмиром, следовало уклоняться от каких-либо мер, не соответствующих решениям конгресса, и от каких-либо решительных обещаний и вообще не заходить так далеко, как следовало бы в том случае, если бы мы шли на разрыв с Англией». Очевидно, эти инструкции существенно изменили характер переговоров, которые Столетов [683] должен был вести с Шир-Али; ибо хотя русские и отрицают, что с их стороны существовало намерение заключить с афганским эмиром наступательный и оборонительный союз, но по тону депеши Кауфмана можно заключить, что инструкции, данные посланнику, были настолько растяжимы, что он мог бы заключить подобный союз, если бы обстоятельства сделали его желательным, т. е. если бы Берлинский конгресс не привел к заключению мира».

Уведомляя статс-секретаря о происходившем в Кабуле, вице-король просил подробных инструкций относительно того, следовало ли индийскому правительству смотреть на эти действия со стороны России и Афганистана как на частное дело между нею и эмиром, или же, принимая во внимание решительные обещания России, к ним следовало отнестись как государственному вопросу. «В первом случае, писал вице-король, я предлагаю, с вашего согласия, настаивать на том, чтобы был оказан подобающий прием великобританскому посольству, которое должно быть послано в Афганистан немедленно».

Предложение лорда Литтона было одобрено, и он немедленно сообщил эмиру собственноручным письмом, что «вследствие полученных им известий о событиях в Кабуле и странах соседних с Афганистаном» в самом непродолжительном времени в Кабул будет послано посольство для обсуждения важных вопросов, затрогивающих интересы Индии и Афганистана.

Вместе с тем майору Каваньяри было поручено сообшить кабульским властям, что посольство имеет самые миролюбивые цели и что отказ обеспечит ему свободный и безопасный проезд, как это было сделано по отношению к русскому посланнику, будет признан действием враждебным.

Письмо вице-короля было получено в Кабуле 17-го августа нов. ст., в день кончины любимого сына эмира, Абдулла Джана. «Этим прискорбным событием воспользовались для того, чтобы замедлить ответом, но переговоры с Россией от этого нимало не замедлились. Когда они были окончены, Столетов спрооил Шир-Али, намерен ли он принять английское посольство; эмир просил генерала посоветовать ему, как поступить в этом случае. Столетов отвечал несколько уклончиво, но тем не менее дал понять Шир-Али, что одновременное присутствие посольств двух отран, находящихся между собою чуть не во враждебных отношениях, было бы не совсем уместно. Тогда его степенство положил не разрешать британскому посольству въезд в Афганистан. Решение это, однако, не было сообщено вице-королю, и посольство выехало 21-го сентября из Пешавара и стало лагерем в Джамруде, в трех милях от Хайбергского прохода.

Вследствие крайне враждебного отношения эмира и весьма [684] неудовлетворительного ответа, полученного от Магомед-хана, командовавшего афганскими войсками в Хайберском проходе, на письмо, посланное ему несколько дней перед тем, сэр Невилль Чемберлэн, ехавший во главе посольства, предполагал, что дальнейшее движение его встретит препятствие и для того чтобы «умалить насколько возможно оокорбление, которое могло быть нанесено правительству», он послал майора Каваньяри вперед с несколькими солдатами в Али-Масджид, форт, лежащий в десяти милях по ту сторону прохода, чтобы просить о разрешении посольству ехать далее.

В расстоянии одной мили от форта, Каваньяри встретил отряд афридиев, которые предостерегали его, что по ту сторону прохода дорога была занята афганцами, и что если он поедет далее, то в него будут стрелять. Каваньяри остановился и стал было писать письмо Магомеду, в котором уведомлял его, что он и его товарищи намерены ехать далее до тех пор, пока в них не станут стрелять, и что ответственность за это падет на представителей эмира, но в это время ему подали письмо от Магомеда, в коем он сообщал, что едет к нему на встречу и готов выслушать все, что он имеет сообщить ему.

Свидание произошло близ водяной мельницы на правом берегу реки, протекающей ниже Али-Масджида. «Мне случалось впоследствии не раз проезжать в этом месте, пишет Робертс, и я представлял себе мысленно встречу великобританского дипломата и афганского генерала. Эта встреча имела чрезвычайно важное значение, ибо от нее зависела война или мир».

Магомед держал себя в высшей степени вежливо, но дал ясно понять, что он не позволит посольству ехать далее, объясняя, что он только караульный и действует согласно с инструкциями, полученными из Кабула, и что он должен препятствовать вступлению посольства на афганскую территорию, опираясь на имеющиеся в его распоряжении войска. Он говорил довольно горячо и сказал между прочим, что он до сих пор не стрелял по нем и его свите согласно приказанию эмира, только в виду существовавших между ним и Каваньяри личных дружественных отношений.

Спутники Магомеда держали себя менее почтительно, нежели их начальнику и их поведение показало Каваньяри, что продолжать разговор было бы неблагоразумно; поэтому он простился с афганским генералом и возвратился в Джамруд.

«Донося статс-секретарю о происшедшем, индийское правительство выражало сожаление по поводу того, что сделанная им последняя попытка приити к какому-либо соглашению с кабульским эмиром была отвержена столь оскорбительным образом; вице-король заключил свою [685] депешу следующими словами: «Отказ со стороны Шир-Али пропустить сэра Невилля Чемберлэна через свою границу в то время, когда уполномоченный России еще находится в его столице, доказал бесполезность действовать дипломатическим путем и лишил эмира всякого права на нашу дальнейшую снисходительность».

«Так долго ожидаемый ответ эмира на письмо вице-короля от 14-го августа нов. ст. (в котором он потребовал объяснений по поводу оскорбления, нанесенного посольству) был получен в Симле 19-го октября нов. ст. Он был написан в крайне невежливом тоне; эмир не извинялся в нем за оскорбление, нанесенное публично великобританскому правительству, и не высказывал желания установить более дружественные отношения».

Ответ этот был немедленно сообщен статс-секретарю; вместе с тем правительством Индии было предложено принять следующие меры:

Немедленно обнародовать манифест, в котором было бы изложено нанесенное ему оскорбление, были бы высказаны дружеские чувства к афганскому народу, нежелание вмешиваться в его внутренния дела, и вся ответственность за дальнейшие события была бы возложена на эмира и вместе с тем двинуть войска к Афганистану.

Статс-секретарь отвечал 25-го октября нов. ст., что он не считал обстоятельства достаточно серьезными, чтобы принять крайние меры, предложенные индийским правительством, и что прежде, чем переступить границу Афганистана, надлежало послать эмиру письмо, потребовать, чтобы он извинился и допустил посольство в пределы Афганистана, назначив довольно продолжительный срок для получения ответа, а между тем сосредоточивать войска и двинуть их к тем пунктам, где они должны бы были, в случае объявления войны, перейти границу.

«Все это было выполнено в точности; 30-го октября нов. ст. Ширу-Али был послан ультиматуму коим он уведомлялся, что если от него не будет получено в требуемом смысле ответа не позже 30-го ноября, то великобританское правительство отнесется к нему, как врагу».

20-го ноября ответа еще не было получено; на следующий день войскам было приказано выступить.

Началась вторая афганская война, во время которой Робертс командовал одной из трех колонн, вторгнувшихся в Афганистану и нанес афганцам чувствительное поражение при Пейвер-Котале. Война эта окончилась, как известно, полным поражением афганской армии. Когда это известие было получено в Кабуле, то «Шир-Али с членами русского посольства, находившимися в то время в Кабуле, [686] уехали в Туркестан, а его сын, Якуб-хан, был освобожден из тюрьмы и принял в руки бразды правления».

«В это время сэр Самуель Броун, находившийся тогда в Джалалабаде, получил от эмира письмо, коим он извещал его о своем намерении отправиться в Петербург с целью изложить дело царю и просить помощи России.

«Исчезновение Шир-Али и переход власти в руки Якуб-хана побудили вице-короля войти чрез майора Каваньяри в сношения о Якуб-ханом и разъяснить ему, что индийское правительство находилось во вражде только с Шир-Али и что он мог рассчитывать на дружеское расположение великобританского правительства к нему лично и что неприятельские действия прекратятся, если он сам не возобновит их».

Между тем, соседние племена, оказавшие во время войны помощь английским войскам, были приглашены Робертсом на дурбар и им было объявлено, что они будут отныне под покровительством Великобритании, что ни одному из афганских эмиров не будет позволено впредь тиранить их, что до тех пор пока они будут жить мирно, их религия и обычаи останутся неприкосновенны.

21-го февраля нов. ст. 1879 г. скончался Шир-Али в афганском Туркестане, и Якуб-хан, сообщая это известие вице-королю, писал, что он желал бы, чтобы дела приняли такой оборот, чтобы «дружба между данным ему Богом государством и великобританским правительством упрочилась и была непоколебима».

Лорд Литтон отвечал полною готовностью начать переговоры для заключения мира и восстановления дружественных отношений между обоими государствами под условием, что эмиром будут выполнены требования английского правительства; что он откажется между прочим от своих верховных прав над независимыми племенами, населяющими территорию, смежную с главною дорогою, ведущею в Индию, сделает некоторые территориальные уступки, будет сообразоваться с советом и желаниями великобританского правительства при сношениях с иноземными державами, и что великобританским офицерам будет дозволено жить в известных пунктах Афганистана».

«Ответ Якуб-хана был не вполне удовлетворительный, но для окончательного решения спорных вопросов, он разрешил Каваньяри прибыть в Кабул и, прося не требовать от него никаких территориальных уступок, обещал строго согласовать свой дальнейший образ действий с теми дружескими чувствами, который он питал к Англии».

Но едва было получено от него 29-го марта нов. ст. письмо с этими уверениями, «как была перехвачена прокламация, в коей эмир [687] советовал одному из соседних племен не бояться неверных, против которых он намерен двинуть несметные силы» и коих он «советовал убивать по мере возможности. Это был чисто азиатской комментарий к его дружественным уверениям».

Не смотря на это явное доказательство измены, было решено не прекращать переговоров с Якуб-ханом, и лорд Литтон собственноручно известил его, что в Кабул будет послан Каваньяри для личного с ним совещания по поводу разных вопросов, возникших между обоими государствами.

«Я лично был убежден,— пишет Робертс,— что время переговоров еще не настало, что афганцы еще не достаточно прониклись мыслию о том, что они потерпели поражение и поэтому не могли быть уверены в том, что мы будем в состоянии наказать их за измену и вероломство, и что мир, заключенный в то время, когда они не понесли еще решительного поражения, будет непрочен и создаст много хлопот в будущем».

Хотя эти соображения были им высказаны и найдены лордом Литтоном справедливыми, но он не мог руководствоваться ими, так как «общественное мнение Англии было против продолжения войны; и если бы только эмир не предпринял никаких явно враждебных действий, то мир должен был быть заключен».

Полковник Коллэ (Colley), личный секретарь лорда Литтона, с которым говорил по этому поводу Робертс, высказал между прочим, что договор, который Каваньяри надеялся заключить о Якуб-ханом, имел целью расширить границу Индии и обеспечить Англии преобладающее влияние в Кабуле,— два пункта, коими, по его словам, вице-король особенно дорожил и которые играли главную роль в его политической программе. Лорд Литтон предвидел, что какова бы ни была в будущем политика двух заинтересованных в этом деле европейских держав, соприкосновение в Азии границ Великобритании и России составляло только вопрос времени, и он стремился к тому, чтобы пограничная линия была намечена англичанами, а не находилась в зависимости от требований минуты или от требований России.

«Бухтиар-хан, посланный к эмиру с письмами вице-короля и Каваньяри, прибыл в Кабул в тот момент, когда афганские власти, сопровождавшие Шир-Али в его бегстве, возвратились в этот города из Туркестана. Эмир совещался с ними о том, какой прием оказать великобританскому посланнику; но в Кабуле была влиятельная военная партия, которая была против войны, и эмиру сильно советовали оставить союз с Англией и довериться России».

Услыхав это, Бухтиар-хан, опасаясь, что положение посольства [688] в Кабуле будет не безопасно и что Якуб-хан даже при желанин не будет в состоянии защищать его от оскорблений, предложил, чтобы сам эмир отправился для переговоров в английский лагерь.

8-го мая нов. ст. эмир прибыл в Гандамак в лагерь сэра Самуэля Броуна, а 26-го числа, благодаря такту и дипломатической ловкости Каваньяри, был заключен гандамакский договор, коим окончился первый фазис второй афганской войны.

В силу этого договора, Якуб-хан уступил англичанам земли, которые они требовали, обязался руководствоваться во внешней политике советами Великобритании, которая со своей стороны обещала оказать ему помощь, в случае нападения извне; в Кабуле должен был находиться впредь английский представитель, с подобающей свитою, а эмир со своей стороны мог при желании иметь представителя при дворе индийского вице-короля; англичанам предоставлялось право свободной торговли во владениях эмира и право провести на свой счет телеграф из Индии в Кабул; кроме того, Англия обязывалась выдавать эмиру и его преемникам ежегодно субсидию в 6 лак рупий».

Мрачное предчувствие Робертса, основанное на его знакомстве с характером афганцев, и его убеждение в преждевременности каких бы то ни было переговоров с афганцами, которые еще не позабыли уничтожения ими английской армии в Ягдалакском проходе в 1842 г. и считали себя в состоянии препятствовать их движению в Кабул, и о необходимости внушить им предварительно уважение вооруженной силой,— оправдались самым трагическим образом шесть месяцев спустя после того, как он расставался с грустным чувством с Каваньяри, когда тот отправился в свою миссию в Кабул.

В первых числах сентября нов. ст. 1879 г. цивилизованный мир был потрясен известием об убийстве в Кабуле Каваньяри и его спутников.

В. В. Тимощук.

(Продолжение следует).

Текст воспроизведен по изданию: Россия и Англия в Афганистане. (Из записок фельдмаршала лорда Робертса) // Русская старина, № 3. 1902