Ввиду большого объема комментариев их можно посмотреть здесь
(открываются в новом окне)

МИРЗА ШЕМС БУХАРИ

О НЕКОТОРЫХ СОБЫТИЯХ

В БУХАРЕ, ХОКАНДЕ И КАШГАРЕ.

ЗАПИСКИ МИРЗЫ-ШЕМСА БУХАРИ.

Около двадцати пяти лет уже торгует и проживает в Оренбурге, пользуясь доверием и уважением соотечественников, бухарец по имени Мирза-Шемс, по отцу Мирза-Юсуфов, по происхождению ходжа, из Хусейнова потомства. Предки его занимали при бухарских ханах должность муншиев (секретарей), дед, Мирза-Якуп, был дефтердаром во время Данияль-Аталыка, отец, Мирза-Юсуф, тоже служил по части письмоводства при Мир-Хайдере, а родная сестра Мирзы-Шемса была замужем за старшим сыном последнего, Мир-Хусейном. Родившись в 1804 году, Мирза-Шемс находился с детства при Дворе, знал лично дожившую до глубокой старости дочь Абуль-Фейз-Хана Елдуз-Бегюм (бывшую в замужестве за Рахим-Биком, а потом за Шах-Мурад-Биком, мать Мир-Хайдера и прабабку нынешнего эмира Мир-Музаффера), даже находился при ней на посылках когда был ребенком, а потом состоял при Мир-Хусейне, в роде пажа, и был в числе немногих сторонников преданности коих этот царевич обязано был возведением своим на престол. По кончине Мир-Хусейна, Мирза-Шемс поступил на службу к брату его Омару; оставил последнего, когда ему пришлось плохо, передался на сторону второго сына Мир-Хайдерова Насруллаха, и вместе с ним победоносно вступил в Бухару, но затем, опасаясь разделить участь других приверженцев Мир-Хусейна и Омара, головы которых десятками снимал ежедневно новый эмир, бежал из Бухары в Шегрисебз, а оттуда в Хоканд, где сверженный Омар [4] нашел приют у хана тамошнего Мухаммед-Али. По смерти Омара, принял он, от нечего делать, участие в походе на Китайский Туркестан, предпринятом потомком бывших владетелей этой страны, ходжою Мухаммед-Юсуфом; вместе с ним торжествовал там, и вместе с ним воротился в Хоканд, когда предприятие не удалось. Затем снова переселился в Бухару, лет пять-шесть ездил оттуда с караванами в Россию, наконец поселился окончательно в Оренбурге, завел здесь торговлю, женился, и живет безвыездно, за исключением 1845-1849 годов, когда отправлялся на поклонение в Мекку через Москву, Одессу, Константинополь и Иерусалим. В прошлом 1860 году он опять пустился в Мекку.

Этому Мирзе-Шемсу имел я случай, летом 1859 года, оказать ничего не стоившую мне, но важную для него услугу, по поводу которой познакомился с ним, а знакомство навело меня на мысль попросить его написать воспоминания свои о тех событиях в Бухарии и Кашгарии, которых в молодости своей был он свидетелем. Делая это предложение, я имел в виду, что записки Мирзы-Шемса хотя сколько-нибудь пополнят недостаток исторических сведений наших о Средней Азии даже за новейшее время; во всяком случае рассказы очевидца, не имеющего нужды скрывать истину, должны были иметь цену в том наборе известий из третьих, из пятых рук, который, в записках Мейндорфа, Борнса, Уотэна, составляет единственный источник наших познаний о делах и лицах в Бухарии и Китайском Туркестане. Мирза-Шемс охотно согласился удовлетворить моему желанию, и через несколько времени рукопись его была уже в моих руках.

При первом приступе к чтению, труд Мирзы-Шемса поразил меня самого приятною неожиданностию: воспоминания его оказались написанными не на том персидском языке, который бухарское правительство употребляет в дипломатических сношениях своих, и ученые бухарские в своих сочинениях, а на том простонародном наречии, которым действительно говорят между собою бухарские Таджики, и о котором до сих пор европейские [5] ориенталисты почти не имели понятия. Несколько десятков страниц текста на этом наречии были хорошею находкою для филолога. Зато, при дальнейшем чтении, Записки не вполне удовлетворили ожиданиям моим в историческом отношении. Автору их вздумалось, почему-то, начать изложение бухарских событий с похода Надир-Шахова на Мавераннагр, то есть с 1740-х годов, а это, как бы хорошо память его ни сохраняла рассказы отца и деда, естественно должно было вовлечь его в хронологические промахи. Потом, я не нашил в них такой обстоятельности в описании событий, какой желал. Тем не менее, в воспоминаниях Мирзы-Шемса оказалось много совершенно новых, любопытных и вполне достоверных подробностей. Таковы, например, сообщаемые им о воцарении по монгольским обычаям Мир-Хайдера, походах его на Мерв, и бунтах Кипчаков и Хатайцев, о странном вступлении Мир-Хусейна в бухарский кремль, об осаде Бухары эмиром Насруллахом, о житье-бытье Омар-Хана в Хоканде, наконец — об обстоятельствах вторжения в Китайский Туркестан и бегства оттуда Мухаммед-Юсуф-Ходжи. Сверх того, и в целом, записки Мирзы-Шемса давали, казалось мне, довольно хорошее понятие о жалком положении Средней Азии под управлением узбецких ее властителей. Я и решился перевести эти записки, пополняв их, в примечаниях, всем что известно доселе из других источников о бухарских и кашгарских событиях в период описываемом Мирзою-Шемсом, так чтобы его и мой труд представляли в совокупности возможно полный свод этих событий.

Зимою 1859-1860 года намерение это приведено было в исполнение, и я располагал уже приступить к печатанию изготовленной рукописи, как узнал, находясь в Петербурге весною прошлого года, что в числе рукописей, приобретенных г. Лерхом во время пребывания его в Бухаре в 1858 году, находятся подробные монографии правлений Рахим-Бика, Данияль-Бика и Шах-Мурад-Бика, и что переводом этих монографий и приготовлением их к изданию занимается В. В. Вельяминов-Зернов. Вследствие этого [6] обстоятельства, я решил что, имея в виду издание, в непродолжительном времени, превосходных материалов для истории правления Рахим-Бика, Данияль-Бика и Шах-Мурад-Бика, печатать текст и перевод той части записок Мирзы-Шемса, в которой рассказывает он об этих владетелях, впадая беспрестанно в исторические и хронологические ошибки, — было бы совершенно излишне; потому, ограничиваюсь изданием текста сих записок и перевода оных с примечаниями, лишь начиная с ханствования Мир-Хайдера. В заключение помещается обзор диалектических, в грамматическом и лексикографическом отношениях, отличий персидского языка, употребительного у бухарских Таджиков, составленный мною на основании всего текста записок Мирзы Шемса.


I. ХАНСТВОВАНИЕ ЭМИРА МИР-ХАЙДЕРА.

По кончине эмира Шах-Мурада 1, сановники государственные, собравшись, из числа сыновей покойного пожелали видеть на ханстве Мир-Хайдера 2, почему послан был гонец в Карши 3, чтобы привезти его оттуда в Бухару как можно поспешнее. Когда же прибыл он сюда, народ и служилые люди 4, поздравив его государем, изъявили желание чтобы торжество воцарения имело место по всем правилам и обрядам принятым со времен Чингис-Хана. Вследствие этого, везирь Хаким-Кушбиги получил приказание заготовить огромное число одежд 5 всякого сорта, а повара — пустить в дело котлы большого размера и наварить, напечь всякого рода кушаньев. Рассказывают, что для этого издержано было 150 меннов бухарских 6 одного риса. В кремле 7 города Бухары хранятся два трона: один известный под названием Абуль-Фейз-Ханова, другой — Рахим-Ханова 8; но для готовившегося [7] торжества устроили помост с наметом, лицевою стороною обращенный к Мекке, длиною 80 алчинов, глубиною алчинов 20 или менее, и под намет этот поставили на помост трон из мрамора в 5 алчинов длиною и шириною 9. По обеим же сторонам этого помоста, устроили два других, тоже лицом к Мекке, каждый в шестьдесят гёзов 10 длины и десять гёзов глубины. На помост по правую руку садятся сейиды и улемы 11: первым — Накиб, потом Фейзы, далее Ураки-Келан, Казыи-Келан, Шейх-уль-Ислам, Казыи-Аскер, Аълем, Ураки-Хурд, Муфтии-Аскер, Реис города Бухары, и прочие должностные ходжи и улемы 12. В намете по левую руку садятся: первым — Аталык, потом Диван-Биги, далее Перваначи, Дадхаг, Инак хранитель печати, Токсаба должностной, Ишек-ага-Баши и Мирахур 13; следующим за Мирахуром сидеть не дозволяется, они стоят. Таким образом, по каждую сторону трона садится человек 10-12 сановников. Которые из них старше по достоинству, те садятся выше. Накиб и Аталык считаются равными. Когда все было приготовлено, означенные чины собрались и заняли в порядке месте свои. Перед троном разостлали белую кошму. Мир-Хайдер возложил на голову себе венец украшенный драгоценными каменьями, и сел на кошму. Тогда за четыре утла кошмы ваялись Накиб, Аталык, Диван-Биги и Перваначи, подняли на ней Мир-Хайдера, и опустили на трон. При этом произведена была раздача значительного количества золотой и серебряной монеты. Затем принесли кушанья. По окончании угощения, присутствовавшие, [8] каждый смотря по достоинству, получили халат шалевый, парчовый, глазетовый 14 или бархатный: девять тысяч халатов пожаловано было в этот день. Слава о таком пышном воцарении Мир-Хайдера разнеслась повсюду. Со всех сторон, из Кабула Земан-Шах, из Ирана Фехт-Али-Шах, из Хоканда Алим-Хан, из Ургенча Ильтнезер-Хан 15, прислали послов для поздравления с благополучием. По прибытии в Бухару, послы эти были допущены к целованию руки эмирской, и, удостоенные царскою его ласкою, возвратились восвояси. Он же, на том основании, что мать его была дочерью Абуль-Фейз-Хана 15bis, и потому Чингисовой крови, повелел читать хутбэ и бить монету в свое имя 16. Когда, таким образом, уверился Мир-Хайдер в покорности подданных своих всех сословий, как горожан, так и кочевников, а дела правления пошли обычным порядком, призвал он Хакима-Кушбиги, и повел с ним такую беседу: «Что только было у меня на уме, и чего ни желал я, всего этого, по благости Господней, я достиг, всем этим владею; и, как сказано в двустишии:

Все, чего ни желаешь, все то получишь,
Вела только будешь стараться постоянно к достижению желаемого,

желания моя удовлетворены. Но, — остается еще нечто, а именно то, что братья мои Дин-Насир-Бик и Мир-Хусейн-Бик 17 сидят один в Мерве 18, другой в Самарканде 19. В настоящее время, конечно, кольцо покорности в ушах у них держится крепко, и ни тот, ни другой, из повиновения мне не выходят; да может притти пора, когда восстанут [9] они на меня. Не худо подумать об отвращении этого заранее. Известно, ведь, что

Воду ручья при истоке его можно горстью вычерпать,
В половодие же и на слоне через него не переедешь.

Пошлю-ка я к народу и служилым людям Мерва и Самарканда граматы такого содержания, чтобы они, схватив Дин-Насир-Бика и Хусейн-Бика, представили их ко мне, и что за это награжу я их царскою милостию моею так, что век свой будут дивиться и благодарить, а если не исполнять этой воли моей, так пойду на них со многим войском, города их поберу и с землею сравняю, имущества отдам на разграбление, жителей, мущин и женщин, перережу». — Хаким-Кушбиги наготовил граматы такого содержания, и отправил по назначению. Грамата, посланная в Самарканд, не успела еще прибыть туда, как Мир-Хусейн-Бик, с несколькими из доверенных 20 людей, бежал уже в Шегрисебз 21. Что касается до другого письма, отправленного к жителям Мерва, эти последние, по получении письма, сами принесли его к Дин-Насир-Бику, — ради того что заботлив он был о народе и добр до служилых людей, — говоря: «все мы жизнию и имуществом своим готовы жертвовать за нашего царевича; что ни прикажет он, все с радостию исполним». Обнадеженный выказанною жителями преданностию, Дин-Насир-Бик написал и послал к Мир-Хайдеру такое письмо: «По кончине родителя нашего, области ему принадлежавшие следовало бы, как общее наследие, разделить между братьями поровну; вместо того, вы всё захватили себе. Осталась в руках [10] моих землица: и ту хотите вы отнять; но люди сами своими же руками не отдают своего достояния, а отстаивают его не жалея головы». — Отдавая Мерв в управление Дин-Насир-Бику, эмир Шах-Мурад оставил ему до десяти тысяч человек доброго войска из беков и бекзадэ бухарских: последствием было то, что из одной семьи отец был в Бухаре, а сын в Мерве, из другой отец жил в Мерве, а сын в Бухаре. Прочитав письмо Дин-Насир-Бика, Мир-Хайдер распалился гневом, собрал многочисленное войско, и пошел на Мерв. С немалою силою тоже, вышел на встречу и Дин-Насир-Бик. Дней двадцать происходили между ними кровопролитные сшибки, много голов пало с обеих сторон, и Мир-Хайдер должен был возвратиться безуспешно в Бухару. С тех пор он ежегодно два-три раза ходил войною на Мерв, и, побившись с Дин-Насир-Биком, опять удалялся в Бухару. По истечении трех лет, предпринял новый поход, но после нескольких сшибок с мервским войском, прибегнул к хитрости: притворился разбитым и показал тыл неприятелю. Войско Дин-Насир-Бика пустилось преследовать бегущих; но на пути, между Мервом и Чегарджуем 22, Эмир остановился, окружил преследовавший его отряд в пять-шесть тысяч человек, истребил его, и, велев отрезать головы всем убитым, сложил из них пирамиду невдалеке от Чегарджуя: место это и теперь известно под именем Келлэ-Менарэ (пирамида из черепов). Когда весть об этом дошла в Мерв до Дин-Насир-Бика, он посадил на аргамаков двух жен своих, [11] двух-трех малолетных детей, и, взяв с собою человек пятьдесят самых близких и доверенных людей, поскакал во весь дух к Мешгеду, куда и добрался в шесть дней. Мир-Хайдер, получив в Чегарджуе известие о бегстве Дин-Насир-Бика, вернулся к Мерву, и вступил в оный беспрепятственно. Отдохнув здесь несколько дней, правителем города поставил военачальника Елкап-Бия, значительную часть жителей выселил 23, затем возвратился с торжеством победителя в Бухару. Несколько лет после сего прошло в тишине внутренней и внешней. Эмир предался в это время ученью и книгочетству, и когда в течении десяти лет окончил полный курс наук, избрал в ученики к себе от 400 до 500 мулл, и восемь-девять часов в день проводят в преподавании им 24. Вместе с тем принимал он ежедневно и просьбы от народа. Двести-триста человек учащихся постоянно в присутствии его твердили свои уроки, и отпускались не прежде как прочтя все положенные книги 25. Но коварная судьба не допускает чтобы человек долгое время наслаждался спокойствием в тишиною. Сталь враждовать Эмиру Ильтнезер, хан ургенчский, которому в это время повиновались многие туркменские поколения: в числе двух-трех тысяч человек стали они делать вторжения в бухарские пределы, разоряя страну, и уводя сельских жителей, с женами и детьми, в плен. В два-три года увлекли они таким образом в Ургенч 26 от 40 до 50 тысяч семейств сельских обывателей Бухарии. Между тем возникли беспокойства и с другой стороны. В Миянкале 27 есть две крепости: [12] Чалак-Курган и Янгы-Курган 28, между коими будет около 25 чакрымов 29 расстояния; окрестности их населяют два рода узбецкие: Хатайцы и Кипчаки, простирающиеся численностию до 120,000 семейств. Заключив союз между собою, оба рода эти взбунтовались против Эмира, захватили в руки свои обе помянутые крепости, и посадили в них правителями, в одной — хатайца Маъмура, в другой — кипчаковца Адына-Кула, а эти отправили письма в Хоканд, Шегрисебз, Ургенч, приглашая владетелей тамошних соединиться с ними, и разобрать области бухарские по рукам. Находя обстоятельства удобными, враги отовсюду подняли головы и нахлынули на Ханство. Тем же временем, по наущению Хатайцев и Кипчаков, восстав против Эмира, Каракалпаки 30 овладели крепостию Чапар, находящеюся в осьми Фарсахах 31 от Самарканда, а сами Хатайцы и Кипчаки, сделав нападение на Кеттэ-Курган 32, отняли эту крепость у начальствовавшего в ней Эйяз-Бия, и разграбив ее, обогатились добычею. Затем, Алим-Хан правитель хокандский, Данияль-Аталык правитель шегрисебзский, Каракалпаки, Хатайцы и Кипчаки, соединившись, обложили Самарканд, а Ильтнезер, хан ургенчский, прибыв с сильным войском, осадил Чегарджуй 33. В таких стесненных обстоятельствах, Мир-Хайдер разослал грамоты к Сейид-Вели-Ниему владельцу хисарскому 34, к правителям Балха, Андхоя, Мейменэ, Акчэ и Шубургана 35, чтобы они со всевозможною быстротою созвали войске свои, и шли к нему, а сам стал собирать войско в Бухаре и по ее окрестностям. Вследствие [13] этого, толпы ратников сьали подходить со всех сторон. Тогда около десяти тысяч бухарского войска, с десятью надежными военачальниками, отправил он под Чегарджуй, а сам с собравшеюся из областей ратью, двинулся к Самарканду. Алим-Хан хокандский, правитель Шегрисебза, Хатайцы, Кипчака, все это обратилось вспять из-под Самарканда, и разошлось по своим местам. Оставив правителем в Самарканде сына своего Мир-Хусейн-Тюрю, Мир-Хайдер с кошунами 36 Андхоя, Мейменэ и Самарканда, пошел на крепости Хатайцев и Кипчаков, бился с последними дней двадцать, держал крепости их в осаде, но видя что успеха нет, возвратился в Бухару. Что касается до Ильтнезер-Хана, он, прибыв под Чегарджуй, осадил этот город, а когда пришло на помощь бухарское войско, имел с ним многие ошибки, но также принужден был возвратиться в Ургенч без успеха. Мир-Хайдер, во возвращении в Бухару, правителей Андхоя, Мейменэ и Балха, щедро одарив, отпустил по домам. Мир-Хусейн-Тюря, в Самарканде, также старался привлечь к себе ласкою местное население, окончил постройкою укрепления города, и вообще держал себя настороже. Не даром: Хатайцы с Кипчаками, Алим-Хан из Хоканда, Данияль-Аталык из Шегрисебза, Каракалпаки, все это опять привалило под Самарканд. После трех месяцев осады, Самаркандцы завалили землею ворота города; днем и ночью жители всех состояний взбирались на стены, ожидая не увидят ли помощи со стороны Бухары. Вместо помощи прибыл оттуда, гонец с известием, что Ильтнезер-Хан [14] ургенчский со множеством Туркменов, переправившись через реку Аму 37, грабит и разоряет бухарские туманы 38. Мир-Хайдер, вследствие этого, приказал, чтобы жители Бухары, без различия состояний, вооружились и выступали в поход на конях или пешие. По встрече этого ополчения с ургенчским войском, дней десять происходили сшибки, и много людей пало с обеих сторон. Ургенчцам стало приходить плохо, и они вознамерились, убравшись на суда свои, переправиться на ту сторону Аму. Известившись об этом намерении, Мир-Хайдер ударил на неприятеля и притиснул его к реке. Ильтнезер-Хан бросился со страху в небольшую лодку, которая стояла у берегу сильно нагруженная, и, отчалив, поплыл было, но не доехал и до середины реки, как лодка, по воле Божией, потонула, а с нею и все на ней находившиеся. Ища спасения, Ургенчцы, конные и пешие, стали кидаться в реку, надеясь переплыть ее, но вместо того перетонули, те же, которые остались на берегу, были перебиты Бухарцами, так что лишь весьма немногим удалось избегнуть гибели. С богатою добычею возвратились Бухарцы восвояси, раздался радостный бой барабанов, во все окрестные городе посланы были письма извещавшие о гибели Ильтнезер-Хана и уничтожении его войска 39. Вслед затем Мир-Хайдер отправился, с бухарским же кошуном, на помощь к осажденному Самарканду. Узнав об этом, осаждавшие бросили осаду, и разошлись все по своим местам. Из Самарканда Эмир направился к крепости Чалак, и, окружив ее, сорок дней держал там в осаде Хатайцев и Кипчаков; в течение [15] этого времени они ежедневно делали вылазки в большом числе, и схватывались с эмировским войском. Видя, что креме гибели людей с обеих сторон, никакого толку от осады нет, Эмир велел бить отбой, возвратился в Бухару, и занялся удовлетворением просьб и нужд своих подданных. Сыновей своих, Мир-Насруллаха отправил правителем в Карши, а Омар-Хана — в Керминэ, с тою целию чтобы Узбеков этих областей удерживать впредь от восстания. Хатайцы же и Кипчаки послали в Самарканд к Мир-Хусейн-Тюре 40 письмо такого содержании: «Все мы — рабы и слуги ваши. Известно нам что родитель ваш Мир-Хайдер не очень вас жалует. Коли угодно вам принять наши услуги, мы обещаем и клянемся что возведем вас на престол в Самарканде, и не только в Самарканде, а постараемся, так и в Бухаре: отымем ее у Мир-Хайдера, и вам ею поклонимся». Мир-Хусейн был весьма знающ и сообразителен в государственных делах. «Область Самаркандская — рассудил он — вот уже семь-восемь лет разоряется постоянно; враги грабят и опустошают ее со всех сторон: соглашусь я на предложение Хатайцев и Кипчаков, возьму ее себе, чтобы избавить от дальнейшего разорения, а там через несколько времени опять подчинюсь отцу, область же успокоится между тем». Вследствие этого, послал он к Хатайцам и Кипчакам гонца с письмом такого содержания, чтобы Адына-Куль и Маъмур оба приехали в Самарканду, а он вышлет из города несколько военачальников; обе стороны дадут взаимно обет верности, а там, сообразно [16] обстоятельствам, преступлено будет к делу. На это письмо Адына-Кул-Би и Маъмур-Би отвечали сообща, что через 15 дней явятся к царевичу; затем, собрав каждый по сту, по двести почетных лиц, сказали им, чтобы отправлялись в Самарканд к Мир-Хусейн-Тюре, и присягнули ему на верность, так как отныне Хатайцы и Кипчаки будут с ним заодно. Прибыв в Самарканд, посланные присягнули там Мир-Хусейн-Тюре, а он, обласкав их и пожаловав халатами, стал собираться к отцу для объяснения ему дела, как молва о том, что Мир-Хусейн-Тюря, вступив в союз с Хатайцами и Кипчаками, двигается с самаркандскою ратью на Бухару, дошла до Мир-Хайдера. Собрав наскоро войско города Бухары и ее туманов, он поспешил в Самарканд, пробыл здесь дней десять, в правители города назначил Мухаммед-Сефер-Бия сына Девлет-Кушбигия 41, а Мир-Хусейн-Тюрю, взяв с собою, привез в Бухару. Хатайцы и Кипчаки бунтовали против Эмира целые семь лет, а он ежегодно, в пору посева, ходил травить их поля 42. Наконец, туго пришлось бунтовщикам, они прибегли к посредству правителей Хисара и Шегрисебза, а Эмир соблаговолил простить виновных. Адына-Куль-Би и Маъмур-Би явились с покорностию в Бухару, принесли повинную, и разошлись затем по своим местам. Случилось это в 1825 году.

По смерти Ильтнезер-Хана, погибшего в водах Аму, наследовал ему брат его Рахим-Хан. Он тоже враждовал с Бухарою. Ему наследовал сын его Алла-Кули-Хан. Этот заключил мир с Мир-Хайдером, и согласие восстановилось 43. [17]

В 1826 году у Мир-Насруллаха, правительствовавшего в Карши, родился сын — Мир-Музаффер-Тюря, доселе здравствующий 44. Насруллах прислал сказать отцу что рада этого обстоятельства дает он туй 45. Мир-Хайдер приехал к нему в гости с пятью тысячами человек, и пировал пятнадцать дней; все были угощены и одарены. На возвратном пути из Карши в Бухару, Эмир вдруг заболел, так что едва могли усадить его на лошадь, и привезти в Бухару. Здесь слег он в постель, и пролежал в тяжком недуге осьмнадцать дней. Во все это время, кроме Хаким-Кушбигия и Муким-Бия, никто из сановников не имел доступа к Эмиру, а эти оба были известные доброжелатели Насруллаха, и постоянно думали о том, как бы возвести его на престол. На осьмнацатый день, в осьмом часу, Эмир скончался. Не открывая этого никому, Хаким-Кушбиги повестил всех находившихся в Бухаре военачальников, а равно гражданские и духовные чины, чтобы живо собирались в кремль выслушать волю Эмира по одному делу. К десятому часу все позванные, в числе до 200 человек, собралась. Кушбеги обратился к ним с вопросом: «в случае если, по воле Божией, Эмир изволит скончаться, которого из сыновей его желаете вы иметь государем?» Все отвечали: «того, которого Вам будет угодно». Дело в том, что кушбиги есть полный хозяин в кремле, и выбор престолонаследника присутствовавшие предоставили ему потому, что боялись за свои головы: «Высочайшая воля — продолжал Кушбиги — заключается в том, чтобы все присутствовавшие выразили желание это на письме, [18] и письмо, скрепив печатями своими, отправили в Мир-Насруллаху, а сами, на случай могущих доследовать событий, оставались здесь в кремле». Видя что не повиноваться нет средств, все присутствовавшие власти изъявили согласие, и написали требовавшееся от них послание. В десять часов, врученное чиновникам по имени Алук-бику и Шерифу, оно было уже на дороге в Карши, а Кушбиги, приставив караул к воротам кремля, приказал чтобы до прибытия Насруллаха никого ни из кремля, ни в кремль не пускали.

II. ПРИКЛЮЧЕНИЯ МИР-ХУСЕЙН-ТЮРИ.

В то время, как Мир-Хайдер, сменив Мир-Хусейн-Тюрю с градоначальства в Самарканде, привез его в Бухару, взял он также с собою и всех состоявших при нем чиновников и служителей. Таким образом при особе Мир-Хусейна в Бухаре находилось всего от 20 до 30 гуламов и от 10 до 12 слуг 46, на которых мог он вполне положиться. В час, один из махремов Мир-Хайдера дал знать тайно в дом, где жил Мир-Хусейн, что нечего сидеть сложа руки: Мир-Хайдер умер, а Кушбиги и все сановники отправили к Насруллаху приглашение прибыть на Ханство; рано утром он приедет и лишит вас жизни». Получив это известие, Мир-Хусейн-Тюря не придумал второпях ничего лучше, как бежать из Бухары, и тотчас же велел оседлать 10-15 лошадей; но когда лошади были готовы, вышла из женской половины дома мать Мир-Хусейна, и с плачем стала уговаривать его [19] оставить это намерение: «с десятью, с пятнадцатью человеками ты никуда не можешь бежать безопасно: на дороге, или где бы ты ни остановился, тебя схватят и убьют. С надеждой на Бога, создателя 18,000 миров, отправляйся к воротам кремля: если так положить голову, так по крайней мере со славою, и память о себе оставишь». Совет матери показался Мир-Хусейну разумным; он простился с матерью и приказал гуламам чтобы они скакали во все стороны с криком: «эй, вы, правоверные, валите к Мир-Хусейн-Тюре, Мир-Хайдер помер, а Тюря идет в кремль». Мир-Хусейн знал что жители Бухары искренно ему преданы. И точно: в полчаса собралось около 20-30 тысяч народу. Мир-Хусейн с десятью конными прислужниками своими, а народ пешком, бросились мы 47 к кремлю. Увидя это, в кремле заперли ворота. Как замерли ворота, толпы народа, сопровождавшие Мир-Хусейна, отхлынули во все стороны: им показалось, что Кушбиги выслал из кремля людей, которые схватили и увлекли туда Мир-Хусейна. А как рассыпался народ, Мир-Хусейн остался у ворот кремля всего с десятком всадников. Пораженные изумлением, мы не знали что предпринять, как вдруг являются к нам два известных по всей Бухаре юродивых 48, и говорят Тюре: «слезайте все с коней, ступайте прямо в воротам, мы разобьем их топорами». Мир-Хусейн и все мы, спешившись, бросились к воротам, а люди Кушбиги стали кричать нам с ворот: «Мир-Хайдер Его Количество здравствует, слава Богу: зачем пришли? Убирайтесь назад, не то никого из вас в [20] живых не оставим». Но мы, не слушая этих речей, подошли под самые ворота. Тогда посыпались сверху камни: по четыре, по пяти штук попало в каждого, все были окровавлены. Был и из ружья сделан выстрел: одного из наших свалил на смерть. Юродивые, несмотря на то, бросились рубить ворота; с трех-четырех ударов, ворота, при всей толщине их, были разбиты. Мир-Хусейн между тем совершенно растерялся и обессилел; два гулама подняли его на плечи и внесли внутрь кремля. Здесь находилось две-три тысячи солдат и дворцовой челяди, двести-триста военачальников и гражданских чиновников: все это попряталось, рассуждая что если вытти в числе десяти-пятнадцати человек, то несдобровать им от Мир-Хусейна 48bis. На крышах домов и медресе стояло 40-50 тысяч народу, глазея на происходившее. Короче сказать Мир-Хусейн, вступя в кремль всего с десятью человеками, донесен был ими до мигман-ханэ 49, построенного Рахим-Ханом. Тут, с шумом и криком, ввалили в кремль толпы народа, и окружили Мир-Хусейна, а военачальники, высыпавшие со всех сторон, бросились ему в ноги, целуя их. «Приведите сюда дедушку 50 Хаким-Кушбигия», — сказал им Мир-Хусейн, — «я отпускаю ему вину его». Тотчас же привели Кушбиги, плачущего. Мир-Хусейн милостиво обошелся с ним, и, ободряя трепещущего, поклялся что голова его будет цела. Раздался возвещающий радость бой барабанов; с закатом жглось множество факелов и свечей. Призвали секретарей, писарей, во все города написали радостные о воцарении [21] граматы; написали также и к Мир-Насруллаху. К полуночи граматы были готовы; каждую вручили особому махрему, и разослали их куда следовало. С рассветом, над телом Мир-Хайдера прочитали молитву за упокой души, и предали его погребению.

Алук-Бик и Шериф, которым вручена была соборная грамата государственных чинов к Мир-Насруллаху, поспешая по назначению, прибыли между тем в Карши в десятом часу ночи. Прочитав грамату. Мир-Насруллах приказал глашатаям своим чтобы объявили поход, и с двумя-тремя стами человек, которые наготовились, тотчас же пустился в дорогу. Торопясь, ни с кем слова не молвя, прибыл он к рассвету в Ходжа-Мубарек, урочище отстоящее на семь фарсахов от Карши 51. Здесь, приметив что его сопровождают весьма немногие, прочие же отстали на дороге, пробыл до восхода солнца. Как собралось около него человек с тысячу, опять пустился в путь. Утром еще 52, доехав до водоема Ашик, к пяти фарсахах от Бухары, остановился снова, в ожидании отставших спутников, чтобы всем вместе вступить в Бухару; но тут прибыл к нему махрем посланный с граматою Мир-Хусейна. Как раскрыл Насруллах письмо, да прочел, там и обомлел; но бывшие с ним санвники принялись ободрять его, посадили на коня, и вместе с ним вернулись в Карши. Тотчас, по прибытии туда, Насруллах стал готовиться к отъезду в Шегрисебз со всем багажом 53. Мир-Хусейн, услышав об этом, послал к нему письмо, уговаривая не бояться и не искать [22] безопасности в бегстве: «достанет-де на всех нас Бухарского Ханства». Успокоившись и обрадовавшись, Мир-Насруллах отправил из Карши богатые дары 54. Доставлены были также богатые дары из Керминэ от Омар-Хан-Тюри. Прочие же братья Мир-Хусейна: Зубейрэ-Хан, Гамзэ-Хан и Сефдер-Хан, оставшиеся в Бухаре, находились при нем неотлучно днем и ночью. Он ласкал их как нельзя более. Воссев на престол бухарский, Мир-Хусейн оказал бесчисленные милости, как народу, так и служилым людям, и около трех месяцев властвовал наслаждаясь совершенным здоровьем. Хаким-Кушбиги никак не мог избавиться от опасения что ранее или позже впадет в немилость царскую, и продолжал желать престола Насруллаху; а как у Муким-Бия был старший брать по имени Шериф-Бик, который всегда находился при особе Мир-Хусейна, приготовлял и подавал ему лекарства, то Хаким и воспользовался этим, подкупил Шериф-Бика, дав ему 2000 тилл 55, и наобещав, сверх того, всякой всячины, чтобы он отравил Мир-Хусейна. Для этого Кушбиги дал Шериф-Бику несколько золотников истолченного в порошок алмаза, с наставлением подсыпать его понемногу в подаваемые Эмиру лекарства. Через три месяца, алмаз стал обнаруживать свое действие, Мир-Хусейн захворал и слег в постель. Так как хворость усиливалась со дня на день, он приказал сановникам написать к Омар-Хану чтобы тот прибыл с своими Керминейцами и остановился вне стен Бухары. «От этой болезни — говорил — я не выздоровею: пусть, по смерти [23] моей, брат Омар вступит в город и царствует; потому что если престол достанется Насруллаху, он будет злодействовать против преданных мне». Согласно с приказанием Мир-Хусейна, письмо в Керминэ было послано. Омар-Хан явился, и с войском своим остановился за городом. Восемь дней простоял он так. Между тем Мир-Хусейну все становилось хуже; пролежав 18 дней тяжко больным, он скончался. Тот же час Омар-Хан с Керманейцами своими вступил в кремль, и принял присягу в верности от народа и служилых людей.

III. ПРИКЛЮЧЕНИЯ ОМАР-ХАНА.

Несколько дней по воцарении своем Омар-Хан оказывал народу и служилым людям разные милости; но между тем днем и ночью тянул вино и водку. Мало-помалу это стало известно в Бухаре, а там слухи о нетрезвом поведении Эмира разошлась во все стороны; он же из Бухары никуда не выезжал, и не изъявлял никакого желания знать о том, что делается за ее пределами. Сведав о беспечности Омар-Хана, Мир-Насруллах отправился с каршийским войском своим к Самарканду. Правитель тамошний Мухамед-Сефер-Бий вышел к нему навстречу, и сам ввел его в Самарканд. Весть об этом пришла в Бухару. Омар-Хан с кошуном бухарским и артиллериею, выступил из Бухары, прибыл в Керминэ. Тем временем Мир-Насруллах, пробыв в Самарканде четыре дня, двинулся к Кеттэ-Кургану. Правитель сего [24] последнего также вышел на встречу к нему, и предал крепость в его руки. Когда узнали об этом в Керминэ, — между Керминэ и Кеттэ-Курганом всего восемь-девять фарсахов расстояния, — Омар-Хан, имевший при себе до двадцати тысяч войска, выслал против Насруллаха тридцать военачальников, троих братьев своих (Зубейрэ-Хана, Гамзэ-Хана, Сефдер-Хана) и четырнадцать тысяч войска. На полдороге сошлись они с Насруллахом, выступившим из Кеттэ-Кургана, по пути к Керминэ. Вместо боя произошло то, что все военачальники Омар-Хама, а вместе с ними и три брата его, повесив себе на шею сабли свои, и сойдя с коней, отправились в таком виде к Мир-Насруллаху, и приложились устами к руке его. В полдень пришло известие в Керминэ что все войско высланное противу Насруллаха перешло на его сторону, и вместе с ним выступает на Омар-Хана. Суматоха сделалась страшная: котлы с готовившимся кушаньем пошли опрокидывать, шатры снимать как попало, и Омар-Хан, отправив артиллерию вперед, сам с четырьмя-пятью тысячами находившегося при нем войска (в том числе и раб ваш) направился с поспешностию к Бухаре; но, по причине медленного движения артиллерии, в десятом часу ночи едва добрались мы до древней крепости Ансачь, в трех фарсахах от Бухары. Здесь оказалось что из войска Омар-Ханова осталось пре нем не более шестисот человек: прочие обратилась вспять, чтобы присоединиться к Мир-Насруллаху. Гонимый опасениями, Омар-Хан, едва дав вздохнуть Артиллерийским лошадям, велел опять запрягать их [25] и погнал к Бухаре. Раб ваш быль неразлучен с десятью-двенадцатью человеками приятелей из знатной молодежи; коши наши ставились всегда рядом. В Аксаче, посоветовавшись, эта молодежь, по примеру других, тоже решила передаться Мир-Насруллаху. Я не хотел отстать от них, и вот, в полночь, направились, мы из Аксача обратно, в восходу солнца добрались до Хам-Робата 56, отдохнули там немного, и, поспешая далее, не успели утром приехать в урочище Малик 57, как уже показался и Мир-Насруллах с своим войском. Мы сошли с коней, приветствовали его, были допущены в руке. Проехавши с чакрым, он изволил обратиться с вопросом о здоровье Омар-Хана, и обошелся весьма ласкав Мы опять сели на коней. К послеполуденному намазу прибыв в Хам-Робат, изволили там остановиться и разбить палатки. С дороги в Бухару все продолжали являться кучки солдат по десяти, по двенадцати человек, приветствовали Эмира, и присоединялись к его рати. На заре выступили в дальнейший путь к Бухаре, и прибыв утром к урочищу Вагази 58, делали здесь привал, а при закате солнца остановились на урочище Гурбунь, в одном фарсахе от Бухары. На заре поднялись опять, и утром расположились в Базарча, в четырех чакрымах от Бухары 59, Омар-Хан велел завалить все городские ворота, кроме одних, обращенных в ту сторону, с которой стал лагерем Мир-Насруллах: из этих ворот выезжали ежедневно тысяч пять-шесть человек, и после нескольких легких сшибок с осаждающими, убирались опять в [26] город. Через десять дней завалили и эти ворота. Из города производили ежедневно по войску Мир-Насруллаха от двухсот до трехсот пушечных выстрелов. Войско начало терять дух; около 40 дней стояли обложив город и ничего не предпринимая, а там оказался недостаток в провианте, пошли дожди; стало приходить плохо, а тут еще и слухи что Самарканд, Кеттэ-Курган и весь Миянкаль опять перешли на сторону Омар-Хана; человек с тысячу Найманов из Кеттэ-Кургана, прибыв темною ночью с целью служить Омар-Хану, успели пробраться внутрь города. Стал беспокоиться Мир-Насруллах; лазутчик его однакож ежедневно проникал в город с записками к Хаким-Кушбигию, и возвращался с ответами от него. Один, без соучастников, Кушбиги не мог помочь ему взять город, потому что полное распоряжение обороною Омар-Хан предоставил дадхагам по имени Эяз-Бию и Реджеб-Бику. Наконец Кушбигию, разными кознями и хитростями, удалось склонить на свою сторону как того, так и другого, и Мир-Насруллах получил от него уведомление чтобы на третью ночь приходит к воротам: город будет сдан. В условленную ночь подошли к воротам со всем войском, оказалось однакоже что города по чему-то не могли сдать, и надо было опять убираться в лагерь. Войско наше готово было разбежаться, как Кушбиги опять дал знать, чтобы ночью следующего дня, во вторник, Эмир подошел к воротам: отопрем их. Ворота эти, с артиллериею при них, находились в заведывания Эяз-Бия. Кушбиги условился с ним чтобы в полночь дула орудий [27] обратить на город, а там откапывать завал у ворот. Так и сделали. Между тем войско Насруллаха подступило к воротам и на заре вошло через них в город; вслед тем и сам Эмир, вступив в город, поднялся на площадку над воротами, и, севши здесь, приказал солдатам чтобы они кого ни встретят из воинов Омар-Хана, убивали, а доме их грабили: «солдаты бухарские рассеялись теперь по всему городу, по одиночке, по двое: которые будут просить помилования, приводите тех сюда, и по данному знаку режьте их». Не более получаса просидел Мир-Насруллах над воротами, а между тем в это время перерезано было под его глазами четыре-пять тысяч человек. Затем началось убийство по улицам города: говорят что от семи до осьми тысяч жителей лишены были жизни в этот день. Хаким-Кушбиги и Эяз-Бий явились на поклон к Эмиру пока еще он над воротами сидел. Затем, подсадив Эмира на коня, вместе с ним отправились в кремль.

Омар-Хан, узнав о вступлении Мир-Насруллаха в город, скрылся из дворца в дом матери младшего брата своего по имени Хан-Падшах. — Лет двадцать тому приезжал в Оренбург, и, пробыв здесь год, отправился в Ургенч некто Ишан-Накиб, родственник 60 Мир-Насруллаха. При Мир-Хайдере этот Ишан-Накиб лет 15-20 занимал в Миянкале должность правителя Пенджшембэ 61. Народ и служилые люди все его любили, но Омар-Хан почему-то не благоволил к нему: Ишан-Накиб и отъехал в Карши к Насруллаху; по его указанию [28] Насруллах и на Самарканд пошел, его советам обязан был и дальнейшими своими успехами, наконец и при осаде Бухары (осада продолжалась всего 54 дня 62) распорядительность его не оставалась без дела. Когда, на заре войска Эмира ворвались в город, Накиб со своими людьми кинулся прямо в кремль. Здесь Хан-Падшах стала умолять его чтоб он избавил Омар-Хана от смерти, выпросив жизнь его у Эмира в подарок себе. С этою просьбою и обратился Накиб к Эмиру, когда тот въезжал в кремль: «подарите мне — говорит — Омар-Хама». — «Дарю вам» — отвечал Эмир, и отправился во дворец. Выведя Омар-Хана из кремля, Накиб поместил его в собственном доме, и через два дня приговорил двух-трех Туркменов чтобы отвезли его в Мерв, а отсюда бы другие Туркмены доставили его в Герат 63.

Воцарившись, Мир-Насруллах ежедневно; в течение целого месяца, предавал смерти от 66 до 100 человек. Вследствие этого многие бежали в Шегрисебз и Ургенч. Раб ваш, несмотря на то, что вместе с Эмиром вступил в Бухару, тоже счел за лучшее искать безопаснейшего убежища, и уехал в Шегрисебз. Много беглецов собралось сюда, и пробыли мы здесь около одиннадцати месяцев. Во все это время правитель Шегрисебза Данияль-Аталык оказывал нам большое расположение. Омар-Хан, между тем, пробыв в Герате один месяц, и, соединившись с 15-ю человеками приверженцев, которые последовали туда за ним, распрощался с правителем Герата, Камран-Шахом, и через Андхой, Мейменэ, Балх, [29] прибыл в Кундуз 64, из Кундуза в Каратегин 65, а отсюда пробрался через горы в Хоканд, откуда написал в Шегрисебз чтобы все находившиеся там беглецы прибыли в Хоканд: «пусть все вместе будем горе мыкать». По получении этого письма, сбежавшиеся в Шегрисебз стали пробираться в Хоканд по пяти, по десяти человек. Раб ваш также отправился туда через Хисар и Каратегин. Правитель хокандский Мухаммед-Али-Хан 66 принял весьма ласково, и Омар-Хана, и сошедшихся к нему людей. Все мы, человек сто или больше, жили вместе при Омар-Хане. По приказанию Мухаммед-Али, все военачальники хокандские раз в неделю приходили к нему на поклон. Расходы по содержанию окружавших Омар-Хана Мухаммед-Али также принял на свой счет, и еженедельно присылал им халаты. Осенью, когда Мухаммед-Али-Хан отправлялся по обыкновению на птичью охоту в крепость Ярмазар 67, приглашал он туда и Омар-Хана с его людьми, которых тот и брал с собою человек пятьдесят. Обычай Мухаммед-Али-Хана относительно этой ежегодной охоты был таков. Брал он с собою, по списку, тысяч шесть военачальников, махремов и шагирд-пишей 68. Ежедневно, на каждой станции, где останавливались, служители разносили по каждому кошу 69, сообразно с числом людей в нем, чай, сахар и все потребное. По прибытии в Ярмазар, — лежит он в 17 фарсахах от Хоканда, — сам Хан останавливается внутри крепости, а Омар-Хан и прочие располагались в окрестности. Птиц ловчих было у Хана более тысячи. С сотнею из [30] них охотился он сам, остальных раздавал сопутникам. Всех этих птиц вывозили ежедневно на озеро, и пускали на ловлю. Каждая ловчая птица била десять-пятнадцать штук дичи. После полудня, сам Хан с своею добычею удалялся с места охоты; прочие с набитою ими птицею располагались по берегу озера. Хан объезжал и осматривал. Затем всю добычу дня свозили и нему на двор, и он рассылал в каждый кош, смотря по числу людей в нем, от 5 до 10 штук убитой птицы. В особенном обилии попадались здесь фазаны. Проохотившись 16 дней, возвращались в Хоканд, привозя с собою телег двадцать соленой дичи. Эту дичь Хан рассылал в подарок всем участвовавшим и неучаствовавшим в охоте, штук по 50, по 100. — Пятнадцать месяцев провел Омар-Хан в Хоканде совершенно благополучно. После того, обнаружилась там сильная язва 70. Заразившись, он слег. Это служилось в пятницу. Мухаммед-Али-Хан послал к нему всех врачей своих. Разные лекарства пробовали, пользы однакоже не было, и в субботу около полудня он скончался, завещав тело свое отправить для погребения в Бухару. Исполняя желание покойного, Мухаммед-Али-Хан оправил в Бухару посла, и, вместе с ним, тело Омар-Хана в закупоренном ящике. Из находившихся при Омар-Хане, одиннадцать человек изъявили желание сопутствовать покойному в Бухару; прочих Мухаммед-Али-Хан принял на службу к себе. Из означенных одиннадцати человек, Его Величество Эмир четырех умертвил, остальные бежали и разбрелись по разным сторонам. Тело [31] Омар-Хана похоронили на Мезари-Шериф 71, около могилы прадеда его Данияль-Аталыка 72. У Омар-Хана родился в Хоканде сынок, который тоже умер в двухлетнем возрасте.

IV. НЕЧТО О ТИРАНСТВЕ МИР-НАСРУЛЛАХА.

После смерти Омар-Хана пришло известие в Хоканд, что Его Величество Эмир трем братьям своим: Зобейрэ-Хану, Гамзэ-Хану и Сефдер-Хану, дал в управление крепостцу Нерэ-Зум 73, на берегу реки Аму, и, вместе с ними отправил их жен, детей и матерей, а чрез месяц послал туда некоего Гази-Бика и мир-шеба 74 бухарского, которые всех трех царевичей с женами их, к матерями, отправили на тот свет, и похоронили в той же крепости 75. В течение шести-семи лет, все военные и гражданские чиновники остававшиеся еще на службе со времени Мир-Хайдера, были отставлены и умерщвлены, а имущество их взято на Эмира. Предки этих людей, более двухсот, трехсот лет, были, из рода род, постоянными слугами бухарских государей. Теперь жены и дети их проводят жизнь в нищете. Нынешние военные и гражданские чиновники бухарские все люди безродные, низкого происхождения 76.

V. СКАЗАНИЕ О КАШГАРСКИХ ПРАВИТЕЛЯХ.

Когда Омар-Хана не было уже в живых, бежал из Бухары и прибыл в Хоканд Юсуф-Ходжа, потомок Его Святейшества Махдум-Аъзема 77, гробница [32] которого находится в одном фарсахе от Самарканда. Скончался Его Святейшество около четырех сот лет тему. При жизни своей, он посетил большую часть страны Кашгарской, Яркендской, Хотанской и Аксуской 78, и жители этой страны сделались его последователями. Через несколько лет они явились просить Его Святейшество чтобы он отпустил к ним сына своего, и привезли его в Кашгар 79. Там у этого сына Его Святейшества родилось двое детей; Хасан-Ходжа и Хусейн-Ходжа. Населяют же тот край тоже два колена: Ак-Таклынцы и Кара-Таклынцы. Ак-Таклынцы сделались духовными последователями 80 Хасан-Ходжи, а Кара-Таклынцы — Хусейн-Ходжи; потом этих учителей своих они избрали себе в правители: Хасан-Ходжа стал правительствовать в Кашгаре, Яркенде и Хотане, а Хусейн-Ходжа — в Аксу и Или 81. Властвовали они лет пятнадцать-двадцать, и у каждого родилось по нескольку сыновей. Спустя некоторое время, Хусейн-Ходжа, для свидания с Хасан-Ходжею, приехал в Кашгар. Случалось, по воле Божией, так, что когда братья свиделись и передали друг другу о радостях своих и печалях, Хусейн-Ходжа в ту же ночь помер. Когда стало это известно и простым и знатным, Кара-Таклынцы вступили в распрю с Ак-Таклынцами, и много народу погибло с обеих сторон: Кара-Таклынцы думали что Хасан-Ходжа убил брата с целию властвовать одному. Кончилось тем, что управление всеми семью городами действительно утвердилось за Хасан-Ходжею, и потомки его властвовали над ними лет двести. Все места и должности раздавали [33] они исключительно Ак-Таклынцам, Кара-Таклынцы же находились в презрении и уничижении, промышляя лишь земледелием и торговлею. Из зависти и ненависти, написали они тайно к владетелю Китая чтобы тот прислал войско, которому и помогут они овладеть всеми семью городами 82. В то время, — будет этому около ста двадцати лет, — властвовали над семью сказанными городами 83 братья по имени Ай-Ходжа и Гун-Ходжа. Китайцы вторглись в страну с сильным войском, и воевали около семи лет; наконец, доведенные до крайности, оба брата ходжи осаждены были в Кашгаре. Видя что и этого города не в силах отстоять, братья ходжи призвали старшего из сыновей своих, и сказали ему: «нам не миновать здесь гибели; тебя же с женою, детьми, и со всею казною, которую мы столько лет собирали, выпроводим тайно из города. Отправляйтесь на Бедахшан 84 и Бухару. Может быть достигнете благополучно, и племя наше со смертию нашею не пресечется». Коротко сказать, дали им в прикрытие пятьсот храбрецов, выпустили из города, и отправили. Через несколько дней Китайцы взяли Кашгар, и всех ходжей умертвили. Что же касается до путников наших, они благополучно прибыли в Бедахшан, и правитель оного, по имени Султан-Шах, оказывал им гостеприимство в продолжение некоторого времени; но сановники Султан-Шаха доложили ему что Ходжа везет с собою большую казну: «зачем допускать, чтобы казна эта даром ушла из ваших рук?» Соблазняемый внушениями лукавого, Султан-Шах спросил: «при Ходже пятьсот храбрецов; как [34] же достигнуть нам цели?» На это старейшие из сановников отвечали: «по дороге в Бухару есть теснина с узким отверстием; пошлем туда военачальников; пусть они обе стороны ее займут стрелками, которые перебьют проезжающих из ружей». Через несколько дней, Ходжа распрощался с Султан-Шахом, и попросил вожака. Вожак, приведя их в указанное место, бежал обратно. Из бегства вожака стало ясно что устроены козни, да нельзя уже было избежать засады. Ходжа имел сына двух лет. Этого ребенка, чтобы он мог сохраниться в безопасности, и не погибло племя ходжей, с одним только человеком, но обильно снабдив пищею, скрыли в боковом ущелье теснины. Затем вступили в бой с Бедахшанцами, и были все, мужщины и женщины, перебиты. Много казны досталось во власть Султан-Шаху; но он, не довольствуясь этим, отправил к Китайцам посла с граматою: «мы-де неприятелей ваших переловили, перебили». За это китайский государь наслал ему множество даров, и приказ отдал чтобы впредь по всему Семиградью Бедахшанцам почет оказывали, не брали пошлин с их торговцев, с жен и детей не взимали никаких поборов и податей. Еще и доныне Бедахшанцы пользуются в том Семиградье почетом м уважением. Мальчик же двухлетний, с человеком к нему приставленным, через несколько времени после того как все успокоилось, пробираясь горами, прибыли в Уратюпэ 85. Правитель Уратюпэ, узнав о происхождении ребенка, воспитал его, выростил и отправил в Бухару. Бухарский владетель тоже поил его, кормил и держал в [35] почете 86. Вышепомянутый Мухаммед-Юсуф-Ходжа приходился внуком этому ходже. Юсуф-Ходжа с детства своего находился при Мир-Хусейне, и Мир-Хусейн постоянно жаловал его и одарял. По прибытия в Хоканд, Юсуф-ходжа принят был Мухаммед-Али-Ханом с великою почестью, и когда объявил что намерен требовать у Китайцев возвращения страны принадлежавшей его предкам, Мухаммед-Али-Хан дал ему двадцать тысяч войска. В Хоканде проживало тогда от десяти до двенадцати тысяч Кашгарцев. Все они, приди к Ходже, присоединились к нему. Раб ваш тоже отправился с ними в Кашгар, как потому что был в дружественных отношениях с Юсуф-Ходжею, так и из любопытства. Чрез 15 дней пути прибыли к первой китайской караульне. Китайцев было тут до 200 человек. После трех-четырех часового боя, они были взяты и преданы смерти. Тут мы ночевали. Впереди, в двух фарсахах пути, есть другая караульня, сказали нам. Тотчас отправлено было туда несколько лазутчиков за вестями. В полночь они возвратились, и рассказали что анбал 87 выслал из Кашгара 13,000 китайского войска, чтобы оно, заняв караульню, преградило Хокандцам путь к Кашгару. Караульня эта была расположена на самой дороге, между двух гор, и гарнизон ее состоял из 500 Китайцев. Тою же полночью, как получено было означенное известие, Юсуф-Ходжа, сообщив его своему войску, приказал садиться на коней; пользуясь темнотою ночи, караульню обошли с одной стороны, и заняли дорогу выше ее. Когда занялась заря, мы увидели что 13,000 [36] Китайцев стоят перед нами. Они тоже, увидав что дорога к караульне уже занята, и пройти в нее они не могут, разделились и стали подыматься двумя отрядами на две высокие горы, с обеих сторон окаймлявшие дорогу; занявши скаты этих гор, открыли они по нас ружейный огонь. Это продолжалось до полудня; убитых было довольно с обеих сторон. Над горами, которые заняли Китайцы, подымались другие, еще выше. Юсуф-Ходжа распорядился чтобы на горы эти взобралась сотня его стрелков 88. Хотя и с большим трудом, это было исполнено. Китайцы очутились таким образом между двух огней; стрелки стали бить их из ружей сверху, остальное хокандское войско — снизу. Когда три-четыре тысячи пало под нашими выстрелами, и увидели они что избегнуть смерти нет им никакого средства, стали они сами убивать друг друга. По закону этих безверных так и следует поступать 89. К закату солнца, некоторые из Китайцев, сами себе распоров брюхо ножом, стали кидаться с горы вниз головою; другие клали себе в пазуху мешочек с порохом, и, зажигая его, тоже летели с горы вверх ногами. Увидев такую странность, все войско хокандское придвинулось к подошве гор: смотрели мы и дивились. Из бросавшихся таким образом, одни скатывались к подошве горы полуживые, другие совсем мертвые, иные в дребезги разбитые. Все Китайцы погибли окончательно, за исключением сорока-пятидесяти Калмыков, которые, болтая что-то, побросали свое оружие, и сами пришли к Ходже. Эти оставлены были в живых. За пазухой у каждого [37] мертвого китайца солдаты наши находили и брали себе по ямбе ил полуямбе 90; ружья же, луки, копья, сабля сносили к Ходже. Много добычи приобрело хокандское войско. Эту ночь мы провели тут же, на месте сражения. Тех Китайцев, что в караульне сидели, оставили мы на произвол судьбы, рассуждая что когда Кашгар будет взят, они сами должны будут бросить оружие, и сдаться. На следующий день, сев на коней, направились к Кашгару. До Кашгара от помянутой караульни девятнадцать фарсахов пути. На третий день ночью, Ходжа с войском своим остановился в одном фарсахе от Кашгара. Не успели расположиться здесь, как жители Кашгара, мужчины и женщины, стали прибегать, крича: «Ходжа наш, учитель наш!» К полуночи собралось около Ходжи до сорока, до пятидесяти тысяч Кашгарцев. Все что было в Кашгаре чиновного и должностная люду из Кара-Таклинцев, всё это бежало и скрылось в китайском кульбаге 91, который находился в расстоянии одного Фарсаха от Кашгара. Ранним утром, Кашгарцы окружив Ходжу, ввели его, вместе с хокандским войском, в город Кашгар. Военачальники из Кара-Таклинцев, не надеясь ничего хорошего от Ходжи, ушли, как сказано, в кульбаг к Китайцам. За это, хокандские военачальники, захватив жен их и малолетних детей, подвергали их истязаниям, и, отыскав много спрятанного имущества, забрали его и отослали к Мухаммед-Али-Хану в Хоканд. У жен и детей некоторых к бежавшею чиновников имелись золотые украшения с драгоценными камнями, стоившие по 500 и по 1000 ямбы: [38] эти украшения Хокандцы побрали себе. Из уважения к Мухаммед-Али-Хану, Юсуф-Ходжа ни слова не сказал хокандским военачальникам. Вслед за вступлением в Кашгар, войско хокандское отправилось осаждать китайский кульбаг, но, вместо того чтобы действовать, лежало на боку. Сам Мухаммед-Юсуф-Ходжа, с кашгарским войском, состоявшим из Ак-Таклынцев, двинулся между тем на Яркенд, взял этот город, и основал в нем свое местопребывание. Шесть с половиною месяцев продолжалось его управление, как приходит в Кашгар весть что Китайцы, в больших силах, прибыли в Фейз-Абад, и что значительное же китайское войско пошло на Яркенд. От Фейз-Абада 92 до Кашгара всего 12 фарсахов пути. При первом слухе об этом, хокандское войско, осаждавшее кульбаг, снялось и пришло в Кашгар, а в Кашгаре стало собираться к возвращению в Хоканд, и вьючить свой скарб. Видя это, Ак-Таклынцы и свои пожитки стали тоже вьючить, а те, у которых не было лошадей, присоединились к хокандскому войску, с детьми и женами своими, пешком. Полагали что из Кашгара вышло с Хокандцами 50-60 тысяч народу, мужчин и женщин. Опасаясь что Китайцы, пришедши, станут убивать Ак-Таклынцев, эти несчастные бежали большею частью нагие, голодные; а как во время дороги наступила еще стужа, то их померло на пути тысяч до десяти. Через три дня по выступлении из Кашгара, как пришли мы на место называемое Кяни-Кургашин 93, присоединился к нам и Мухаммед-Юсуф-Ходжа, тоже с двумя-тремя тысячами [39] Ак-Таклынцев, бежавшие из Яркенда. Подвигаясь от станции да станции, добрались мы наконец и до Хоканда; а вслед за нами пришла весть, что Китайцы, вступив в Яркенд и Кашгар, предали смерти 80,000 Ак-Таклынцев 94. Через несколько времени Мухаммед-Юсуф-Ходжа умер в Хоканде. Сыновья его, со ста, двумя стами человек и теперь бегают иногда из Хоканда, и вторгаются ж Кашгар; но Китайцы, явясь в большом числе, опять принуждают их спасаться в Хоканд 95. Поколение Ак-Таклынцев питает искреннюю и сильную преданность к этим ходжам; четыре-пять раз подвергшись из-за них гибели и разорению, превосходящим всякую меру, оно, если сыновья Мухаммед-Юсуф-Ходжи подымутся снова, опять готово будет жертвовать за них головою 96.

Писал я о том, что своими глазами видел. За описки, за ошибки соблаговолите простить: не довольно спокоен духом, чтобы писать красивым почерком. Окончено в месяц ребиу-ссани 1276 года гиджры, 1859 по христианскому летосчислению 97.

Текст воспроизведен по изданию: О некоторых событиях в Бухаре, Хоканде и Кашгаре. Записки Мирзы-Шемса Бухари // Ученые записки, издаваемые императорским Казанским университетом, Кн. I-II. Казань. 1861

© текст - Григорьев В. В. 1861
© сетевая версия - Тhietmar. 2019
© OCR - Иванов А. 2019
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Казанский университет. 1861