ЕВРЕИНОВ А.

ВНУТРЕННЯЯ ИЛИ БУКЕЕВСКАЯ КИРГИЗ-КАЗАЧЬЯ ОРДА

Я хочу сказать несколько слов о Внутренней или Букеевской киргиз-казачьей Орде.

Случай привлек меня на частную службу по управлению Внутреннею Ордою в то время, когда выполнялось некоторое преобразование этого управления по смерти хана Джангера.

Два года жизни там, до 1848 года, постоянные сношения в это время с киргизами, оффициальные и частные, поездки по степи во всех [339] направлениях и неоднократная жизнь в кочевьях киргизских познакомили меня достаточно с положением и образом жизни ордынцев.

Переезд мой в нее был из Астрахани, где прожив несколько лет, я ознакомился с образом жизни кочевых народов и частию с киргизами; но, не смотря на то, резкость и занимательность впечатлений не ослаблялись для меня с первого шага на степь до последнего дня жизни там. Заботы ли, падавшие на мою долю о благосостоянии ордынцев, и изучение их нравов и обычаев развили во мне любовь к Орде, или мне по душе сроднее патриархальная жизнь, или это чувство тожественно с привязанностью к ребенку, который лепечет еще детские, полусвязные, но уже умные речи, — не умею объяснить; только воспоминания об Орде и по ныне для меня приятны. Часто рисуются передо мной былые картины: беспредельная степь, на которую уперлось краями бирюзовое, безоблачное небо; группа кибиток; пасущиеся привольно табуны и стада; перекочевка, так неожиданно оживляющая степь, и превращающая ее в картину полную поэзии... все привлекательно оживает, даря отрадные часы.

В этой статье я намерен сделать исторический очерк происхождения, Внутренней Орды, представить по тем данным, какие имел в руках, географическое и статистическое обозрение ее, [340] объяснить ее администрацию и заключить очерком образа жизни киргизов, их нравов и обычаев.

Исторический взгляд.

Внутренняя или Букеевская Орда образовалась из Малой Зауральской; поэтому следует обратиться к истории последней, чтобы объяснить, отчего часть ее, отделившись, покинула родные степи и перешла в места новые, мало известные.

Из описаний видно, как Малая киргиз-казачья Орда в половине XVIII столетия, не смотря на все попечения правительства, жила раздорами, которые, при слабом управлении избранного народом и утвержденного в 1798 году хана Айчувака, дошли — до крайней степени. — Кончилось тем, что киргизы, изнуренные постоянными смутами и непрестанною борьбою партий, в числе которых партия Сарыма-Батыря, нередко действовавшая открыто против правительства, вынуждала справедливые преследования, — оставили Айчувака с небольшою частью приверженцев и, разделившись на части, разбрелись искать спокойствия и приволья: одни ушли внутрь степи, другие присоединились к Средней Орде, иные откочевали к устью Сыра, а некоторые заняли перешеек, отделяющий Каспийское море от Аральского. В это время, председательствовавший в ханском совете от Байулинского поколения, сын хана Нурали, внук Абул-Хаира, [341] а по нем потомок в прямой линии хана Усякэ, древнейшего родоначальника киргиз-казачьих ханов, — султан-Букей вернее других понял, что совершенное спокойствие можно снискать только под непосредственным покровом русского правительства, удалясь, если возможно, от мест, служивших театром бесконечных раздоров. Степь между Волгою и Уралом, приволья которой киргизам были частию знакомы по каждогодным зимовкам на ней, представляла наилучший приют, тем более, что она, с переходом в 1771 году калмыков, прежде занимавших ее, на правый берег Волги, оставалась никем постоянно не занятою; временно только переходили на нее некоторые калмыцкие улусы и кундровские татары Астраханской губернии, на летнее кочевье.

Султан Букей предпринял перекочевать сюда. Сношение его с бывшим тогда атаманом Астраханского казачьего войска Поповым, во время зимовок по Каспийскому прибрежью, подкрепили и развили эту мысль в нем. Убедив советами и доводами султана Шигая и Сарым-Батыря — лиц, сильных влиянием на киргизов — Букей, вместе с ними, стал склонять народ к согласию на перекочевку и в 1801 году, письмом бывшему главному начальнику Грузии и Астраханской губернии, генерал— лейтенанту Кноррингу 2-му, выразил свое намерение, прося исходатайствовать ему с киргизами, которых всего десять тысяч кибиток, Высочайшее [342] дозволение постоянно кочевать на степи между реками Волгою и Уралом, — завесть в лесных местах селения для зимнего проживания и назначить к нему сто человек казаков Астраханского войска, для приобучения киргизов к русским обычаям.

Кнорринг, от 13-го февраля 1801 года, входил со всеподданнейшим донесением к Императору Павлу I, представляя на Высочайшее Его благоусмотрение подлинное письмо султана Букея Нуралиханова. Указом 11-го марта того же года, Император Павел 1 повелел перепустить киргизов на просимые земли, изобразив так:

«Председательствующего в ханском совете Киргиз-Кайсакской Малой Орды Букея Султана, сына Нуралиханова, принимаю к себе охотно, дозволяя кочевать там, где пожелает и, в знак моего благоволения, назначаю ему медаль золотую, которую носить на шее, на черной ленте».

Исполнение возложено было на атамана Астраханского казачьего войска Попова, а от него командирован есаул Скворцов, который и перевел киргизов осенью того же года.

С Букей-султаном перешли содействовавшие ему лица: султан Шигай и Сарым-Батырь, а киргизов пять тысяч кибиток Байулинского, Алимулинского и Семиродского поколений. Вскоре после прибыло еще 1,265 кибиток.

Такое событие для человека, знающего родовую привязанность киргиза к раздолью и безграничной [343] степи, где он всегда имел возможность уйти за сотни верст от постылого места, кажется с первого взгляда странным. Как бы ни была смутна, тревожна жизнь киргизов за Уралом, но для них еще открывалось обширное пространство, на котором могли они беззаботно кочевать, что и сделали многие; тогда как здесь — ясно видели они — приходилось отказаться от дикой свободы. Понять истинную пользу дела ордынцы не могли, и между тем добровольно оставляли свои родные степи, а некоторые и родственников, которые не пожелали участвовать в переходе. Это объясняется только влиянием на народ немногих, чтимых им лиц.

Султан Букей понял, как должно возвыситься его значение, когда он успеет перевести на правый берег Урала более или менее киргизов, и, отделясь таким образом от Малой Орды, будет особо управляющим лицом, почти с ханскою властию, тогда как за Уралом он был только член ханского совета. Но одного влияния Букея оказывалось мало, хотя многие и уважали его ум и знаменитое для киргизов происхождение. Потребовались резкий пример, сильная воля. То и другое представлял в себе Сарым-Батырь — лицо замечательное в событиях Малой Орды во второй половине XVIII столетия. Одаренный от природы непомерными физическими силами, обширным умом, сильною волею, отважный, предприимчивый, хитрый и честолюбивый, он был, так сказать, народным [344] кумиром. Ордынцы видели в нем свою славу, потому что, по самому простому своему происхождению, Сарым принадлежал к ним.

Пользуясь таким сильным влиянием, Батырь увлекал покорную себе толпу в дерзкие и нередко противоречащие одно другому предприятия. Так, до прибытия для управления Оренбургским краем барона Игельстрома, он открыто действовал против правительства, и напал даже, вскоре после приезда барона, на Таналыкскую крепость вооруженною рукою; но когда Игельстром нашел нужным привлечь его к себе для нравственного влияния на киргизов, имея в виду привесть в исполнение мысль о прекращении в Малой Орде ханского достоинства, и успел в этом, лаская честолюбие Сарыма, — то он много содействовал преобразованиям, сделанным в той Орде в 1787 году, когда бывший там Нурали содержался в Уфе, а в Орде учреждались особые расправы. В одну из них Батырь был назначен второстепенным членом. Но как только, за смертию хана Нурали, правительство избрало и утвердило, в 1791 году, ханом султана Эрали, чем разрушились честолюбивые планы Сарыма, он начал вновь открыто злодействовать, успевая и тут увлекать своих приверженцев. Непрестанные грабежи и нападения его вынудили наконец послать в Орду сильный отряд уральских казаков, который, в зиму на 1789 год, нанес киргизам жестокий удар. С [345] этого времени Батырь утих и, одобряя мысль султана Букея, вероятно из честолюбивых же видов, стал содействовать ему в склонении киргизов к перекочевке. Его-то желание и речь имели сильнейший успех. Таким образом, две воли увлекли за собой до 30-ти тысяч народа, с их жильем, имуществом и скотоводством, в новую привольную сторону и доставили им, сами не понимая того, истинные средства к скорейшему развитию нравственного быта, и благосостояния.

После счастливого начала, переходы мало-по-малу продолжались и, в 1803 году, во Внутренней орде считалось уже до 7,500 кибиток; но в этом году 5,000 кибиток ушли обратно. Причиною было неосмотрительное распоряжение астраханского губернатора графа Завалишина, который послал к Букею роту солдат, вместо просимой сотни казаков, и требовал ведомостей о числе народа, чем, возбудив опасения в киргизах, вынудил их предпринять бегство. Ушедшие скоро возвратились, и с этого времени до 1828 года, киргизы, привлекаемые родственными связями и близкими отношениями к своим однородцам, перешедшим на внутреннюю сторону, и их покойным, привольным жильем, тогда как баранта (Баранта — обычный обоюдный грабеж у киргизок.) и драки терзали еще Малую, Орду, — постоянно перекочевывали с дозволения правительства на земли, дарованные султану Букею. [346]

Управление переходившими лежало на султане Букве, который в 1812 году утвержден в ханском достоинстве. В 1815 году он умер. После него, за малолетством детей, этою Ордою управлял султан Шигай, брат Букея, в виде опекуна над малолетными наследниками его. Это продолжалось до 1824 года, когда сын Букея — Джангер — возведен в ханское достоинство. При нем хотя были побеги киргизов за Урал в 1827 и 1828 годах, но, как видно из дел Оренбургского начальства, беглецы или добровольно, или волею правительства, были возвращены.

В 1828 году, по оказавшемуся недостатку удобных земель для перекочевывающих, Высочайше утвержденным 7-го апреля положением Азиатского комитета, дальнейший перепуск киргизов на внутреннюю сторону воспрещен.

Так образовалась Букеевская или Внутренняя Орда, приняв первое свое наименование от султана Букея, а второе — от положения своего внутри губерний Империи.

Замечательным лицом в управлении ею является хан Джангер. Не получив нигде особого воспитания, он собственными силами образовал себя и, став понятиями далеко выше своих соплеменников, умел привить к Орде многие учреждения образованных обществ.

Букеевцы обязаны Джангеру многим в управлении своем, в нравственном отношении и в [347] благосостоянии. Правительство вознаградило его заслуги (Хан Джангер был пожалован чином генерал-майора, имел две золотые медали с брильянтовыми украшениями и с портретом Государя Императора на Анненской и Андреевской лентах, — две звезды ордена св. Анны 1-й степени: одну с алмазными украшениями, а другую с Императорскою короною, — Высочайше дарованную соболью шубу и золотую с драгоценными каменьями саблю.), а народ и доселе чтит благоговейными воспоминаниями. Он умер 11-го августа 1845 года. После него остались шесть сыновей и две дочери; из них Сагиб-Гирей еще при жизни Джангера был назначен правительством преемником ханского достоинства; но и он, в 1849 году, находясь, после окончания воспитания в Пажеском Его Императорского Величества корпусе, на службе при г. Оренбургском военном губернаторе, умер.

После Джангера, для управления Внутренней Ордою, по Высочайше утвержденному докладу г. министра государственных имуществ, учрежден временный совет, под управлением которого она состоит в настоящее время.

Событий, имеющих историческое значение, во Внутренней Орде не было. Изредка только возникали беспорядки, бывшие неизбежным следствием старых привычек к беззаботной жизни, почти к безначалию и к тем самопроизвольным обогащениям, какими сопровождалась жизнь киргизов за Уралом. Преследование и наказание виновных с [348] одной стороны, выгоды и спокойное, постепенное, твердое обогащение благоразумных с другой — совершенно изгладили в народе порывы к подобным побуждениям, и прошлые происшествия живут в памяти ордынцев как доказательства вредных заблуждений и разорительных плодов их.

Географическое и статистическое обозрение.

Въезд мой во Внутреннюю Орду был со стороны Астраханской губернии, именно от земель кундровских татар. По обстоятельствам привелось мне проехать кочевья, расположенные на Каспийском прибрежье, потом обогнуть Орду с востока, по нижней и частью внутренней Уральским линиям, и перерезать степь поперек, от уральского форпоста Глинянского до образовавшегося среди Орды селения — Ставка хана. — Таким образом мне удалось на первый же раз ознакомиться с местностию большей половины степи.

По Каспийскому прибрежью кочевья или аулы очень отделены одни от других, собственно потому, что тут большею частию пролегает почти бесплодная, покрытая полынью, сухая, песчаная степь, на которой местами только есть едва заметные ложбины, покрытые; вероятно от близости к поверхности подземной воды, довольно изобильно травою. На этих-то базисах располагаются кочевки. — Приближаясь к Уральской линии, весьма [349] ощутительно замечаешь оживление природы, а подъезжая к Камыш-самарским озерам и к речкам Узеням, кругом видишь зеленеющие луга. Тут кочевки почти беспрестанны. Углубляясь отсюда внутрь степи, опять встречаешься с безжизненностию, и только по берегам небольших озер, образовывающихся стекшею от растаявших снегов водою, находишь полезные для паствы скота места. Далее начинаются песчаные холмы, между которыми отрадно мелькают полянки, покрытые густою, свежею, сочною зеленью, окаймленные мелким кустарником и юными лесками из осокори. Такой местностью доехал я до селения, встречая аулы один за другим и земляные дома, из которых многие опрятно выбелены.

После, в разное время, мне довелось изъездить эту степь, как говорится, вдоль и поперек.

Земли, отданные киргизам Букеевской Орды в пределах Самарской губернии, изобилуют растительностью; но северо-западная часть занимаемой ими степи не может похвалиться удобствами; на ней весьма часты соленые грязи и мелкие соленые озера, обросшие кругом бурьянником. Эти места, может быть, весьма полезны по минеральному своему значению, но для ордынцев не приносят еще ничего, кроме бурьянника на топливо и небольшого количества соли, которою они пользуются для собственного употребления, с разрешения правительства. [350]

По переходе сюда, киргизы держались первоначально приморских низменностей, берегов Камыш-самарских озер, речек Узеней и тех песчаных холмов, о которых я упомянул выше. Потом, при назначении в западной части этой степи мест для кочевья калмыков Астраханской губернии, Высочайше утвержденным 19-го мая 1806 года положением господ министров определено: «кочевать киргизам начиная от реки Узеня до горы Богдо, не касаясь тут мест вновь назначенных калмыкам, и от этой горы через гору Ченчачи до моря, а зимовать по черневым Камышевым низменностям, которые найдены будут свободными». Впоследствии, когда народонаселение и скотоводство умножились переходами киргизов из-за Урала и нарождением, ощутился недостаток в поземельных угодьях, по чему Высочайше утвержденным 7-го апреля 1828 года мнением Азиатского комитета предоставлена киргизам Букеевской орды, впредь до востребования, Уральская степь в Черноярском уезде Астраханской губернии; и, Высочайше утвержденным, в 1839 году, положением комитета господ министров, отдано им же, впредь до востребования, степное пространство в Царицынском и Новоузенском уездах Саратовской губернии, от границ астраханской речки Торгун, и отступя от Элтонского солевозного тракта на 19, а от озера на 15 верст, до реки Малого Узеня.

Киргизы, бродя с места на место, не зная [351] определительно границ данных им земель, захватывали время от времени чужие участки, и в ту же пору оставляли свои, Которыми воспользовались, как никем не занятыми, другие. Это возродило поземельные тяжбы киргизов с казаками Уральского войска, владельцами дач по Каспийскому прибрежью, с калмыками Астраханской губернии и с переселенцами луговой стороны реки Волги. В том состоит главное препятствие с точностию ограничить Внутреннюю Орду; но по изложенным постановлениям и Действительным владениям киргизов, границы Букеевской Орды составляют: Новоузенский уезд Самарской губернии и Царевский уезд Астраханской губернии, земли калмыков и кундровских татар Астраханской губерний, дачи графа Безбородко и князя Юсупова по Каспийскому прибрежью, часть самого прибрежья и земли казаков Уральского войска.

Количество земли в этих пределах приблизительно полагается более шести миллионов десятин (В этом числе полагается: лугов 100,000 десятин, камыша 12,000 д., степи удобной для пастбища 5,200,000 л., в числи которых весьма много соленых, мелких соленых озер и соляных грязей, степи бесплодной 192,000 д., и песку 420,000 десятин.). Из них почти третья часть не годна к употреблению, потому что состоит из бесплодных песчаных степей, камышей, солонцеватых [352] озер и соляных грязей. Такого пространства оказывается недостаточно для киргизов Внутренней Орды и их скотоводства, почему уже несколько лет постоянно берутся для них в оброчное содержание земли у владельцев дач Каспийского прибрежья, у калмыков Астраханской губернии, свободные в Саратовской губернии, и исходатайствовано дозволение перепускать конские табуны в зиму на уральские войсковые земли, с платою установленного акциза. Однакож, соображение дает такой вывод: сбросив с шести миллионов десятин третью часть неудобных, получается четыре миллиона десятин удобной земли, а скотоводство киргизов Букеевской Орды простирается до двух миллионов голов; следовательно, на каждую голову скота они имеют по две десятины своей удобной земли. Количество весьма удовлетворительное.

Кто поездил по святой Руси, тот видал, как в одном, краю ее нетерпеливо ждут лета с красным солнышком, а в другом и зиме рады, изнурясь долгим зноем и осеннею сыростью. К Орде нейдет ни то, ни другое. Здесь ждешь осени, которую мало где любят за суровый характер и неприветливый вид. Тут она суха, прохладна и составляет лучшее время года. Зима сменяет ее постепенно утренними легкими морозами и почти всегда без слякоти, прямо снегом, — зато вымещает за все нередко сама продолжительностью, [353] морозами, снежностью и сильными ветрами, которые, раздольно гуляя по обширному ровному пространству, поднимают снег, крутят его и производят ужасные мятели, называемые здесь «буранами». Такое время весьма гибельно для киргизского скота и самих киргизов. Обыкновенно буран продолжается от суток до двух и трех. Быть застигнутым бураном в степи — явная гибель, если случай не натолкнет на зимовку. Киргизы, при всем удивительном знании местности, замерзают, не добившись до приюта. Я помню, один из буранов в Ставке хана (Название селения в Орде.) заставил нас просидеть в домах двое суток, потому что не представлялось никакой возможности перейти улицу; днем, в пяти шагах нельзя было различать предметов; на третий день, когда кончился буран, мы едва могли добраться друг к другу, проходя со двора на улицу прямо через заборы, которые снегом занесло совершенно. Почти постоянно в марте начинают таять снега, и к половине апреля уже тепло; только ветры портят погоду, занося путника песком, или нагоняют частые дожди. Это совсем портит весьма короткую весну. В мае жары становятся ощутительны, а в июне, июле и августе — нестерпимы. Для европейца, особенно жителя умеренного климата, провести здесь лето изнурительно. С восходом солнца начинающийся жар и доходящий в полдень до 40° в тени [354] убивает всякую деятельность, совершенно расслабляя тело. Нет ни реки, ни дерева, во влаге или тени которых можно бы оживить себя. Наружу нельзя показаться: палит как огнем; а кошмы кибитки или стены дома нагреты так, что от них пышет какая-то особая духота.

Вообще земли, дарованные Букеевской Орде, представляют песчаную и песчано-глинистую низменность, на которой возвышения редки; главные из них называют горами, — таких всего шесть: 1) Малая Богдо, на западе, близь западных границ соленых грязей, называемых Хаки-Катмас; 2) Чапчачи, на границах калмыцких земель; на восток от нее 3) Яман-Биштау, 4) Якши-Биштау, от этих к югу 5) Бащеко, или Арзагал, и ниже к морю, почти на границах земель кундровских татар, б) Аяджинас. Наибольшая из них, Чапчачи, имеет в окружности шесть верст, а высоты до тридцати сажень. Она прорезана несколькими оврагами, в которых есть каменная соль.

Однообразие остальной степи превращается в безжизненность тем особенно, что во всей Орде встречается только одна крошечная речонка, и в той вода солено-горькая, не годная к употреблению; от этого, вероятно, ее называют горькой. Киргизы умеют заменять этот недостаток, доставая для себя и для скота своего колодезную воду, отрываемую всюду по степи весьма неглубоко. Копи [355] эти называются Кудук. Вода в них свежа и вкусна. На границах же Орды протекают небольшие реки: Таргун и Паника в пределах Самарской губернии; Большой и Малой Узени со стороны Уральского войска. Последние две устьями образуют Камыш-самарские озера.

На северо-западе этой степи — уже сказал я — в изобилии находятся солонцы (У киргизов — Сур.), соленые грязи (У киргизов — хак. Они не мерзнут зимой, и загоняемый буранами сюда скот неизбежно гибнет, утопая в грязи.) и мелкие соленые озера.

Нельзя не сказать о лесе в степи. По словам старожилов, при полосе, называемой Нарын-пески, был довольно значительный лес. Это подтверждал мне лично, в 1847 году, полковник Скворцов, переводивший сюда киргизов и пролагавший потом внутреннюю кордонную линию Астраханского казачьего войска; но теперь остались от него только пни, кой-где между песчаными холмами деревья и небольшая осокоревая роща на урочище Мечеть-Кум. Причины истребления неизвестны.

Общий взгляд на здешний климат, почву и растительность указывает прямое назначение занимаемой Букеевскою Ордою степи для кочевого народа и скотоводства. Безводье, безлесье, летние засухи и зимние морозы с частыми [356] мятелями кладут преграды попыткам развить тут иные отрасли промышленности.

А между тем, Орда скотом своим, сырыми произведениями, салом и шерстью снабжает не только прилегающие к ней губернии, но привлекает к себе потребителей изнутри Империи, скупая от них предметы своих нужд, и таким образом является замечательным торговым движителем.

Рассматривая земли Внутренней Орды с этой точки, я нахожу наилучшими местами пространство между Узеней и по Камыш-самарским озерам. Разлитие рек способствует изобильной растительности трав, а камыши по берегам озер представляют удобные убежища на зиму. Здесь кочует и зимует не менее трети всей Орды. После этой части можно поставить полосу Нарын-пески, лежащую среди степи по направлению от Камыш— самарских озер к соленым грязям, в длину на 150, а в ширину на 40 верст. Она вся покрыта песчаными холмами (Эти холмы местно называются барханы.), между которыми долины травнисты; но постоянные сорокалетние кочевки значительно выбили их. Однако, удобства, представляемые для зимовок волнообразною местностью, привлекают сюда еще и ныне третью часть Орды.

Остальные ордынцы кочуют между Нарын-песками и Каспийским прибрежьем, а зимуют в Камышевых приморских низменностях. Места [357] своих кочевок они отличают урочищами, названия которым даны, еще до перехода их сюда, кундровскими татарами. Ими испещрена вся степь.

Почти среди Орды, у северо-восточной оконечности Нарын-песков, на урочище Джускус, находится небольшое красивое село, называемое Ставка хана, или просто Ставка. Оно образовалось менее чем в двадцать лет. Началом ему послужил выстроенный правительством хану Джейгеру весьма хороший и поместительный дом, к которому впоследствии он сам сделал пристройки. Я приехал в Ставку в 1846 году, более полугола после смерти Джангера; — но застал здесь детей его. При первом посещении их, меня поразили изящество и драгоценность уборки комнат дома ханского, оставшиеся памятником уменья покойного слить оригинально азиатский и европейский вкусы. В большой зале, где он принимал обыкновенно посетителей, весь пол нашел я усланным наилучшими персидскими коврами; на них, возле одной стены, разбросаны были одеяла атласные, из канфы и хивинской материи суса, и несколько бархатных подушек. Тут садились, по своему обыкновению, почетные гости хана из азиятцев. Около других стен стояли красного дерева стулья. Окна украшались драпировкой из малиновой канфы и зеленого атласа с бахрамой, кистями и золотыми принадлежностями. Направо следовала гостиная; в ней мебель черного дерева современной [358] моды, и особенно интересны: газовая столовая лампа, и пьедесталы двух столовых часов: один малахитный, другой мозаик. За гостиной располагались домашние комнаты хана, ханши и детей, где бархат, парча, золото встречались на каждом шагу. Полное же внимание мое остановила на себе оружейная. В этой комнате небыло ничего, кроме развешанных по всем стенам плотно, от потолка до полу, оружии разных народов и времен, конских сбруй и других воинских доспехов. Многие из них были драгоценны по древности, добротности и украшающим их самоцветным камням. Джангер был любитель и знаток редкостей в этом роде и доставал их, не щадя денег. Джангер первый перешел в построенный для него дом и убедил своих братьев построить возле него дома; а чтобы привлечь посторонних лиц сюда, он дозволил желающим брать безвозмездно землю и строиться. Этим воспользовались некоторые торгующие с ордою купцы, а после и киргизы. В настоящее время в Ставке, кроме ханского дома и служб его, находятся:; мечеть прекрасной архитектуры, 59 деревянных домов (Из них 5 принадлежат киргизским султанам, 3 покойному хану, 14 простым киргизам, а остальные проживающим здесь русским, татарам и армянам.), 32 мазанки (Из них 23 киргизских.), 50 деревянных лавок (Из них 10 киргизских, которые отдаются в наем.), [359] 10 лавок мазаных и 15 деревянных кладовых, деревянный кордон Астраханского казачьего войска и такой же Уральского войска. А в трех верстах от селения — деревянный ярмарочный двор, имеющий 360 лавок. Есть предположение построить православную церковь, больницу для киргизов и каземат. Жителей в этом селе, обоего пола, не считая сотни казаков Астраханского войска и 24-х человек Уральского, до 400 душ. Они почти все занимаются торговлею, имея для продажи хлеб, лес, дрова, оконные рамы, разные шелковые и бумажные произведения, сукна, сахар, чай, железные изделия, потребные для киргизов, и некоторые горянские товары. Продавая свое, скупают здесь скот, сало, шерсть, сырые произведения и малую часть невыделанных звериных шкур. В Ставке предположена постоянная ярмарка; поэтому торговля ведется на общих ярмарочных правах. Годовой оборот ее не превышает 60,000 рублей серебром. По словам давних здешних торговцев, в начале лучше и больше всего сбывался в Ставке хлеб, потому что весьма немногие из киргизов ездили еще в смежные с Ордою селения закупать его, как делают это ныне; но теперь первое место занимает лес, которого ордынцы берут много на постройку зимовок; а за тем следует чай, сахар и разные бумажные и шелковые произведения. Относительно приобретения от киргизов их произведений существует [360] учрежденное еще покойным ханом Джангером постановление, по которому преимущественно предоставлено это оседлым жителям Ставки, а все другие, именно временно приезжающие сюда лица, могут покупать предметы своих потребностей только от них. Такое ограничение служило Джангеру немаловажным средством привлекать на жительство в Орду промышленников, — но теперь оно лишает ордынцев тех барышей, которые получают на их произведения жители Ставки. Кроме торговцев здесь живут несколько ремесленников и служащих при совете лиц.

В Ставке хана есть школа, основанная с разрешения правительства Джангером в 1840 году, для обучения киргизского юношества. В ней преподают: татарский, арабский и русский языки, начальные правила арифметики и граматики, в кратком виде географию и историю, и правила оспопрививания. Учащихся в ней девятнадцать, учащих трое. Лучшие из воспитанников поступают отсюда в Оренбургский Неплюевский кадетский корпус, для дальнейшего образования.

Как главный административный торговый пункт Орды, село Ставка сообщено тремя путями с Астраханскою и Самарскою губерниями и с Уральскою линиею.

Первый проложен на уездный город Черный яр и устроен по примеру почтовых дорог. В трех местах он имеет станции, на которых постоянно [361] содержатся: тройка упряжных лошадей, одна верховая, почтовая тележка и сани с упряжью. Этим путем следует вся корреспонденция Орды. Проезжающих возят за указанные прогоны. Второй идет на уездный, город Камышин. Третий направлен на уральский форпост Глиняный. Тут учреждены четыре пункта для перемены лошадей. Лошадей здесь найти всегда можно; но ни упряжи, ни экипажей нет.

Кроме этих, в Орде пролегают еще две дороги: одна близ Каспийского прибрежья, по кордонам Астраханского казачьего войска, до Нижней уральской линии, на 280 верст, — другая (Бывшие караванный путь из Уральска в Астрахань.), ныне оставленная, прямо через степь, от Глиняного до форпоста Астраханского войска Селитренного, лежащего при реке Ахтубе, на 250 верст.

Поездки постели в других направлениях удобно совершаются только верхом. При распоряжении начальства, с хорошим проводником, покойно можно объездить всю Орду. Кочевки довольно часты; верховые лошади доброезжи, выносливы, а киргизы гостеприимны.

По неопытности, первый путь я сделал в тарантасе. Лошадей езжалых нигде не было; запрягали, или, вернее, привязывали неуков за хвосты веревками, прицепленными где нибудь к экипажу. На каждых семи или осьми верстах перепряжки, [362] потому что лошади прямо с места понесут, бывало, во весь карьер по сыпучему песку и скоро выбьются из сил. А это составляет особую церемонию: проводники с гиком бросятся в разные стороны наловить в первых попавшихся табунах лошадей и оставят путника несколько часов ждать их, пока приведут новых.

Последний двадцативерстный переезд мой на Уральскую линию был оригинален. Кочевок впереди не предстояло более, а одни и теже лошади вынести такой дальней поездки не могли. Киргизы решились довезти меня на верблюдах. Впрягли одного в оглобли, вздернув их к нему на холмы, а двух по бокам. Проводник забрал продетые в носы их веревки, и я отправился в путь. Этой попытки достаточно было для уничтожения во мне всякого желания ездить по степи в экипаже.

В строгом смысле, Ставка, действительно, единственное правильно-заселенное место в Орде; однако, по степи разбросаны в разных местах двадцать-шесть деревянных домов. Из них, на берегу реки Тургун, летний деревянный дом покойного Джангера, при нем недостроенная деревянная мечеть и заведен фруктовый сад; остальные принадлежат султанам, биям, старшинам и простым киргизам и находятся: на Чулаккупе два, в Нарын-песках семнадцать, на Камыш-Самаре четыре и на Каспийском прибрежье два. Кроме этого, землянок и мазанок более тысячи. Половина [363] их при Узенях, до трехсот в Нарын-песках, до ста семидесяти при Камыш-самарских озерах, а остальные в других местах степи, кроме прибрежья, где владельцы дач строить киргизам зимовки запрещают. Число их, с каждым годом, увеличивается. Должно сказать, однакоже, что киргизы занимают свои дома и землянки только зимою; с весны же до глубокой осени все они в обычных своих жилищах — кибитках. Для кочевого быта ордынцев это необходимо, потому что кибитка в полчаса может быть разобрана, сложена, увязана на верблюда для перевозки и в такое же время вновь разбита.

По последним сведениям, данным ханом Джангером правительству в 1845 году, которые, объяснил он, вытребованы от старшин, — кибиток в Букеевской орде считается до двадцати тысяч. Каждая составляет семейство, а в семействе полагается средним числом от четырех до пяти душ. По этим данным, число жителей здесь обоего пола — от восьмидесяти до ста тысяч душ. Частно собранные мною сведения, в конце 1847 года, от старшин и родоправителей, дают ту же цыфру.

Все это народонаселение делится на четыре сословия:

а) Султанов, считающих себя происходящими по прямой линии от Чингис-хана. Это почетнейшие лица у киргизов. Они занимают главные [364] места по управлению народом, освобождены от податей, избавлены от телесного наказания и некоторые произведены в штаб и обер-офицерские чины.

б) Ходжей, ведущих род свой от мухамеданского законоучителя Ходжи. Они ниже султанов, по, как и те, почтены у киргизов почетным приветственным выражением «Аллылр» (В переводе значит — Бог на помощь.), что говорят только ханам, султанам и им. От податей свободны.

в) Духовенство, т. е. ахуна и мулл, которых в Букеевской орде до 126-ти, следовательно почти по одному на 170 кибиток. Они, кроме исполнения религиозных своих обязанностей, занимаются обучением киргизских детей грамоте и законоучению, — и

г) Простых киргизов, занимающихся скотоводством. Из них свободны от податей только те, которые не имеют скота на сто рублей серебром, снабженные тарханскими грамотами (Это учреждено ханом Джангером. Грамоты, освобождающие киргизов от платежа податей, давались ханом в уважение каких либо заслуг.), выбранные в старшины и пастухи, т. е. киргизы, незанимающиеся скотоводством, а нанимающиеся постоянно к казакам Уральского войска и крестьянам [365] смежных с Ордою селений, для присмотра и ухода за скотом.

Хотя киргизы Букеевской орды занимаются в последние десять лет перевозкою товаров на верблюдах из Орды в смежные губернии и частию нанимаются в Астрахани и Гурьеве-городке работниками на мореходные рыболовные суда, однако главнейшую промышленность их составляет скотоводство. Несмотря на это, оно предано здесь совершенно случаю и только зимой вызывает кой-какие заботы о себе. Количество его никогда, даже после сильных падежей в суровые зимы, не составляло менее 1,600,000 голов. Средним пропорциональным числом, хан Джангер, в статистических сведениях правительству от 1830 до 1845 года, полагал 2,500,000 голов. В эти пятнадцать лет были, однако, гибельные зимы, истребившие значительное количество киргизского скота.

На 1849 год, говорят, был тоже большой падеж; но сведений о нем еще нет.

В четыре года, 1839, 1840, 1841 и 1845, убыль скота превышает 500,000 голов, или, полагая самые умеренные цены: на лошадь 12 руб. сер., верблюда 10 руб. сер., барана 1 руб. 70 коп. сер. и рогатую скотину 9 руб. сер., киргизы претерпели убытка на 3,670,000 руб. сер.

Это не считая обыкновенных каждогодных падежей, от постоянных на скот болезней. [366]

Несколько лет назад, Джангер усвоил ордынцам сенокошение, и это, распространившись в настоящее время, весьма предохраняет их скот от истребления. Нужно желать еще укоренить какую-либо правильность в уходе за скотом, отделение зараженного скота от здорового и вообще убедить народ в пользе ветеринарных средств: тогда ордынцам останется благословлять судьбу свою.

Если сбросить количество павшего скота с общего итога, указываемого Джангером, как среднее круглое пропорциональное число, т. е. с 2,500,000, получается 2,000,000 голов. Эта цифра достоверно определяет состояние нынешнего скотоводства киргизов Букеевской Орды, если приплоды каждогодно оставить на пополнение продаваемого и употребляемого ордынцами в пищу количества.

Согласуясь с промышленностию, торговля киргизов сосредоточена главнейше на продаже скота и получаемых от него предметов, т. е. сырых кож, овчин, шерсти верблюжьей, козьего пуху, ергаков (Ергаком называется шкура с выкинутого жеребенка.), а также, в небольшом количестве, звериных шкур.

Наибольший сбыт всего этого ордынцы имеют на существующих при ханской Ставке ярмарках, весною от 15-го апреля до 15-го мая и осенью от 15-го сентября до 15-го октября.

Больше всего продается скота, главные [367] закупатели которого: гуртовщики Московской, Тамбовской, Саратовской, частию Симбирской, Пензенской и Казанской губерний, казаки Уральского войска и немцы-колонисты Саратовской губернии.

Приобретая на этих ярмарках значительную выручку, киргизы здесь же закупают потребное для них, именно: хлеб, выделанные кожи, сафьяны, толковые и бумажные произведения, бархаты, позументы, парчи, бухарские и хивинские халаты, меха, сукна, холст, бязь, выбойку, крашенину, сахар, чай, железные изделия, унины или палки для кибиток, и некоторые горянские товары. Эти предметы привозят сюда астраханские армяне, казанские татары, русские фабриканты и купцы разных губерний, в год на сумму от 400 до 450,000 рублей серебром, а продают на 260,000 и более.

Ярмарки, особенно весенняя, чрезвычайно изменяют постоянную тишину и безлюдность места. Все лавки ярмарочного двора наполняются товарами и сверх того ставятся для торговцев кибитки внутри двора и вне, на полверсты в степь, двумя правильными улицами. За ними версты на две тянутся палатки и повозки закупщиков скота, а поле на необозримое пространство устилается табунами и стадами, пригнанными на продажу. Шум и толкотня от зари до зари. Киргизы, калмыки, цыганы, армяне, татары, немцы, русские конные и пешие, смешавшись, снуют без устали. Сотни [368] разнообразных живописных групп; сотни сцен, достойных наблюдения или вызывающих невольный смех. Здесь казанский татарин захваливает киргиза, стараясь расшевелить его самолюбие и ввернуть ему какую-нибудь дрянь за деньги; тут армянин забрасывает покупателя десятками халатов, выхваляя неимоверную доброту их, и на худой конец берет вдвое; там цыган, только что обманувший киргиза, проводит немца, сбывая ему лошадь втрое дороже того, что сейчас за нее сам дал; уральский ' казак-бородач, сам опытный барышник, смотрит и посмеивается, глядя на плутни других... А киргизы? да это находка наблюдателю. Вот, например, идет покачиваясь и переваливаясь, руки назад, малахай (Малахай — треух.) на сторону — это бай (Бай — богач.); он продал несколько десятков лошадей и хочет купить шелковый халат, кусок бархату, или что-нибудь в этом роде; нужно же ему и поважничать! для этого он обойдет все лавки, спросит и посмотрит, торгуясь, везде что ему нужно, а купит наверное там, где возьмут дороже. Вот другой перед вами, верхом, преважно торгуется с немцем чрез толмача-татарина, всегда плута; дело у них расходится в 10 руб., а продажа на 500; плут-толмач давно бы помирил их, да немец мало дает ему, и киргиз, по его [369] милости, непременно спустит своих лошадей гораздо дешевле другому. Какой язык, какие манеры, что за уловки! у всякого свое, только цель общая: продать подороже, купить подешевле. Целые дни проводил я на ярмарках и нередко удавалося помешать самой наглой плутне, поймать самый низкий обман. Смешно и досадно видеть иной раз, как мелочные торговщики поступают с киргизами. Киргиз, например, купил 30 аршин ситцу и пристально смотрел, усердно считал когда меряли, а получил только 25 аршин, И то на милость, на которую, говорят, образца нет. Дело в том, что аршин у купца как-то изогнулся и давно уже смотрит спиралью.

Говоря по справедливости, так поступают больше мелочные барышники и особенно бедные казанские татары. Приедет иной на ярмарку с сотнею рублей и перебивается кредитом, который здесь одинаков для всех, да своим плутовством.

Главные доверители — фабриканты. Они не ведут разбивной торговли, а передают или продают гуртом. Довольно иметь 300 рублей серебром, чтобы получить от них товару на 1,500 рублей. Нужно сказать, однако, что к концу ярмарки все рассчитываются совершенно, и нет примера долгам, отложенным на дальнейшее время.

После ханских ярмарок при Ставке, по количеству сбыта занимает место торг ордынцев на Уральской линии, где казаки и гуртовщики [370] в изобилии покупают баранов; потом ярмарки в Новоузенском уезде Самарской губернии, далее ярмарки в селении Болхуны, Черноярского уезда Астраханской губернии, в Гурьеве-городке и в Уральске; также частию сбыт в Астрахани и в самой Орде, в Ставке хана.

Верно определить сумму, на которую киргизы Внутренней Орды продают скот и свои произведения, нельзя: на это нет данных; но хан Джангер, но самому умеренному расчету, полагал годовой оборот торговли ордынцев свыше миллиона рублей серебром. Эта цыфра (как оказалось по собранным мною частно сведениям) довольно приблизительно показывает размер торговли Букеевской орды.

(Окончание в следующей книжке.)

Текст воспроизведен по изданию: Внутренняя или Букеевская киргиз-казачья орда // Журнал для чтения воспитанникам военно-учебных заведений, Том 95. № 379. 1852

© текст - Евреинов А. 1852
© сетевая версия - Тhietmar. 2017
©
OCR - Иванов А. 2017
© дизайн - Войтехович А. 2001
© ЖЧВВУЗ. 1852