Путевые замечания лекаря Омского гарнизонного полка Ф

ЗИББЕРШТЕЙН Ф. К.

Путевые замечания лекаря Омского гарнизонного полка Ф. К. Зибберштейна ¹⁰³

(17 июля — 12 октября 1825 г.)

Первый переход, июля 17-го, от лагеря до левого берега реки Коксы 45 верст

Дорога от лагеря идет вверх по реке Караталу и в 5-ти верстах от оного разделяется на две части; одна, пролегая чрез реку Каратал, ведет к реке Иле и есть главная, по которой ходят все караваны в города: Туртан, Аксу, Яркент и Кашкар, а другая, идущая налево, протягивается чрез хребет гор Алатавских прямо в китайский город Кульжу. Оставляя в сем месте дорогу Кульжинскую, я приступаю описывать ту, по которой мы следовали: она от самого лагеря до места нашего ночлега идет около гор Алатавских, на ней нет никаких препятствий для караванного ходу: поелику река Каратал, разделившись на многие рукава, хотя пересекает оную на пути, но протоки сии так, как и другие, выпадаемые из гор источники, быв мелководны и протекав с стремительностью по каменистому грунту, позволяют везде переходить их бродом. Напротив того, при сих маловажных затруднениях караваны находят здесь все нужное: река Каратал на дороге, а Кокса при ночлеге доставляют хорошую воду и рыбу, называемую марынкою, похожую видом на сома и вкусом приятную, которую ловят там в довольном количестве на удочки. Пролегаемые между сих гор луга, часто обтекаясь ключевыми источниками, с избытком довольствуют караванных лошадей и другого скота. Растущий на рукавах Каратала лес из мелких таловников, сколько ни беден, однако же, удовлетворить может нужды караванов.

На дороге сей, начиная от лагеря до ночлега нашего, кочует часть киргиз Джалаирской волости ведения султана Сюка Аблайханова. Киргизы сии ведут покойную жизнь и довольно смирны, и оттого не слышно, чтобы они когда-либо нанесли обиду торговцам. Вблизи того места, где отряд имел ночлег свой, вверх по реке Каксе кочуют киргизы Сыванской волости, они состоят в ведении султана Султангирея Джангырова. Хотя о сей волости также ничего худого не слышно, но судя по большой приверженности султана к китайскому правительству, от которого он имеет чин гуна 3-й степени и жалованный камень, нельзя тоже заключать и о хорошей от них пользе. Брат Султангирея султан Сарыбай Джангыров, вместе с [223] ним кочующий, имеет такую же привязанность к Китаю и имянуется гуном 2-й степени, который равен чину российского генерал- лейтенанта. Он прошедшаго лета был с китайцами на урочище Баянаулы для возведения на ханское достоинство султана Габибуллы Валиханова ¹⁰⁴.

Второй переход, 18 июля, от реки Коксы до ущелий хребта Лабассы 30 верст

Дорога идет в хребет гор Алатавских и пролегает чрез довольно высокие бугры и большие овраги до самой ущелины хребта гор, именуемых Лабассы, по каменистой почве. На ней в ущелинах гор протекают источники и напояя отлогие места, дают изобилие травам, на самых же буграх растет в большем количестве трава кипец, которую лошади едят лучше всякой другой травы. В весь переход сей до ущелин хребта Лабассы нет никаких кочевых мест, а в самых ущелинах кочует часть Чапратинской и часть Сыванской волости. Первой из них заведывает султан Сюк Аблайханов, а последней управляет султан Магомет-Алий Ибаков. Оба султана хорошо привязаны к нашему правительству, и подведомственные им народы, ведя спокойную жизнь, не делают караванам никаких обид и притеснений.

Третий переход, 13-го же июля от ущелины хребта Лабассы до правого берега речки Ихлас 25 верст

Дорога идет от ущелины хребта Лабассы вверх на оный чрез другие ущелины и спускается к правому берегу речки Ихлас, имея большую везде каменистую почву, без всяких важных затруднений. Она с правой стороны облегает долиною с травою кипцов, а с левой имеет высокие бугры с протекающими между ими ручьями, кои падают в реку Каратал, от чего на местах низких растут избыточные травы.

На сей дороге до самой равнины, лежащей около реки Ихлас, нет никаких кочевых мест, а на равнине кочует другая часть Чапрастинской волости. Султан Сюк Аблайханов почитает оную в своем ведении, но ею управляют теперь дети покойного султана Адиля Аблайханова, султаны: Мамырхан и Тюлек, которые состоят под властью старшего их брата Аблая, именуемого от киргиз Куланом. Обстоятельство переворота во владении, как полагать должно, [224] произошло от того, что султан Сюк Аблайханов, удаляясь от вражды, кротостью своею подал сам повод к насильственному отнятию у него сей части, а дети Адилевы, пользуясь сим ослаблением и имея дерзкую предприимчивость, набегами и другими алчными изворотами успели присвоить оную уже в свое владение. Виды и намерения их в захвате чужого, как по самому прямому умозрению заключить можно, состоят в том, что киргизы сей части, кочуя близь самой караванной дороги, при добром поведении султана Сюка Аблайханова могли бы мешать в насильственных от них притязаниях торговцам. Предыдущее доказательство может служить в том уверением. Султаны Мамырхан и Тюлек в нынешнее их управление сею частию в местах кочевья оной мало того, что взимают по своему произволу со всякого торговца ту чрезмерную пошлину, которая в своем месте подробно будет описана, но еще после сего тайно приказывают делать у них воровства, о которых уже ни один обиженный не смеет приносить своих жалоб, ибо султаны сии не токмо их не удовлетворяют, но причиняют им за то и самые телесные наказания; при нашей бытности в их аулах случилось мне видеть таковую наглость на самом деле; султан Тюлек Адилев, питая какое-то неудовольствие к находившемуся в волостях, заведываемых им по распоряжению брата султана Кулана, для торгового промысла прикащику семипалатинского 1-й гильдии купца Попова, татарину Фозикею, послал несколько человек из своих киргизов привести его к нему для наказания, как после о том достоверно было узнано, но посланные его, как и сам он, не успели исполнить сего наглого поступка. Просьбами и внушениями, как могли только действовать на сей необузданный народ, сотенный атаман Загровский остановил их на сем порыве, и они принуждены были удалиться без того татарина, который сею токмо нечаянностью избавился на тот раз предуготовленного ему наказания. От сих-то поступков самих султанов получили навык к баранте и грабежам и все киргизы, им подведомственные.

Четвертый переход, 19 июля, от правого берега реки Ихлас до урочища Курумбет 20 верст

Дорога идет от реки в правую сторону чрез хребет гор Ихлас, которые по киргизскому баснословию почитаются в виде чудесных, и потому они имеют к ним большое уважение, далее от гор, [225] переправясь чрез речку, имеющую от них свое название, поворачивается налево к урочищу Курумбет. Она на всем пространстве сего перехода имеет горы и ущелины, а от того караванный путь здесь не весьма удобен. Но как другого перехода на сию дорогу нигде нет, то караваны, идя тут, получают на всяком месте выгодные корма, ибо на горах растет кипец, а в ущелинах изобилуют пресные травы и хорошие воды; самое же урочище Курумбет почитается первым на пути местом, куда собираются иногда несколько караванов сколько для поправления своего скота, столько и для обмена товаров, поелику сюда во множестве приезжают киргизы из разных волостей выменивать для себя нужные изделия. Размен товаров на здешнем месте мог бы приносить и хорошую пользу торговцам нашим, но успех торговли сей нередко пресекается грабежами от киргиз, кочующих на сей дороге. Они, заключаясь е части Чапрастинской волости, в ведении известного уже султана Мамырхана Адилева, а потому о поведении их я здесь более не распространяюсь.

О разделении дороги на две части

На урочище Курумбет дорога разделяется паки на две части: одна идет вправо к нижним черным киргизам, называемым сарбагызами, которых кочевые места простираются к самой Кохании, а другая большая караванная, именуемая от торговцев Кошкарскою, пролегает влево к реке Иле.

О присовокуплении к отряду каравана

По приходе отряда на урочище Курумбет явился к нам прикащик купца Попова татарин Фозикей с просьбою принять его караван под свое покровительство. Наглый поступок султана Мамырхана справедливо позволял думать невыгодно и о прочих его братьях, а потому, уважая просьбу татарина Фозикея, для сождания каравана, отряд должен был простоять на сем месте: два дня, дав между тем отдых лошадям. [226]

Пятый переход, 22 июля, от урочища Курумбет до речки Баситамак 40 верст

Дорога от урочища Курумбет, принимая в левую сторону, доходит к речке Баситамак по ровному месту без всяких препятствий; на ней изобилуют травы и воды с таким избытком, что можно продовольствовать самое большое количество скота без всякой нужды. Киргизы около гор Ихлас и Алтынэмель имеют обильные хлебопашества. На пространстве сем в 15 верстах от урочища Курумбет оканчиваются аулы султанов Мамырхана и Тюлека Адилевых, а начинаются кочевья Джалаирской волости ведения султана Сюка Аблайханова, которые от самой дороги караванной продолжаются вниз по речке Баситамак к горам Яман-Алтынэмель.

Описание равнины Куранкай

От речки Баситамак по дороге, идущей в город Кульджу, до самого первого китайского караула, на оной стоящего, на 120 верст простирается равнина Куранкай, окружаемая с одной стороны хребтом гор Ихлас, а с другой горами Яман-Алтынэмель. Сюда собираются для поправления на хороших тут кормах скота киргизы ведения султана Аблая Адилева волостей Сыгыз-сары, Кызылбурын и Алтбузум, всегдашнюю же кочевку имеет здесь последняя из сих волостей. На сию-то равнину в августе месяце каждого года приходят китайские отряды из города Кульджи для собрания с киргизских волостей в подать лошадей, и в сие время киргизы и самые наши торговцы, если только они случатся, производят мену товаров с китайцами.

Шестой переход, 23 июля, от речки Баситамак до ключа Казанкушчоке 18 верст

От речки Баситамак дорога начально идет ровная и мягкая, но после, неприметно поднимаясь на возвышенность, ведет в гору так, что под конец к самому ключу Казанкушчоке должно перейти два довольно возвышенных хребта, нимало, однако же, не [227] затрудненного караванного ходу; впрочем, на всей дороге есть хорошие сады. На пространстве оной кочует большая часть волости Джалаирской, которую султан Сюк Аблайханов хотя называет подчиненною себе, но ею отдельно управляет бий Карым-бай, человек с довольно хорошими склонностями, имеет умное суждение в делах и от того у киргиз в лучшем уважении; подвластные ему живут спокойно и безобидно для наших караванов.

Седьмой переход, 23-го же июля, от Казанкушчоке до урочища Бешчатер 31 верст

Дорога от ключа Казанкушчоке идет влево вниз по течению того ключа, а потом пролегает чрез большой пояс гор Чалтыке и ущелину Тузасу к правому берегу реки Или до урочища Бешчатер. Путь на сем переходе для караванов по причине лежащих на оном больших каменистых гор есть труднейший, тем более что на нем нет ни трав, ни воды. Его можно бы было обходить другим проходом, который протягивается ниже чрез горы Якши-Алтынэмель и почитается гораздо способнее, но караваны там не имеют своего направления потому, что ручьи, во множестве выпадающие из гор, весьма часто и внезапно наводняют дорогу.

Описание переправы и последствий зла, на оной происходящего

Против самого урочища Бешчатер находится переправа чрез реку Илю. Чтобы дать ясное понятие о сей переправе, я почитаю нужным войти в подробное описание местного здесь положения: река Иля имеет с приходу отсюда, т. е. с правой руки по ее течению, крутые, а на противоположной стороне пещаные берега, заросшие джигдою и большим тальником так, что в одном только этом месте дают они свободную переправу, на которой находятся два дурные парома; водотечение в реке самое стремительное и глубина во всех местах довольно большая. С сего-то места все караваны начинают уже терпеть то бедствие, которое под конец лишает их иногда и всего приобретения. Быв очевидцем зла, там происходящего, и с чувствительностью принимая участие в раззорении здесь торговцев, я беспристрастно скажу, что Большой орды султан Аблай Адилев есть главнейший член в обществе киргизских грабителей, ему споспешествуют в грабеже наиболее прочих брат [228] его, третий сын покойного султана Адиля Аблайханова, султан Иргалы Адилев, бывший в С.-Петербурге и награжденный уже милостями нашего монарха. Свойства сих первостепенных угнетателей торговли я опишу в своем месте с другими их братьями, а здесь покажу только о той грабительской пошлине, которую взимают сии султаны с караванов, и выведу на глаза те постыдные обороты их, коими они нагло и непростительно, алкая корысти, на первом почти шагу от реки Каратал не только поедают отрасли, но истачивают и самый корень торговой промышленности. Все сие происходит следующим образом.

Каждый караван, дошед до аулов султанов Адилевых, лишается уже свободного ходу и торга, который он не прежде там начинает, как по заплате той пошлины, какую захотят наложить на него сами султаны. Сей сбор не избавляет, однако же, караванов от другого побора, чинимого при переправе чрез реку Илю: тут должно заплатить снова с каждых 50 переправленных баранов одного барана, с 50 лошадей одну лошадь, с каждого верблюда 10 руб. и со всякого человека по одной мерлушке. Обе сии пошлины установлены самим султаном Куланом, но они не всегда исполняются. Достойный сего сотрудник в грабежах султан Иргалы мало смотрит на тягостное сие уложение, он сам рассматривает все караванные товары и, назначая свою цену, налагает уже сообразно сей последней такую пошлину, что торговцы, нередко лишаясь принесенного от торговли прибытка, истощают уже и тот самый капитал, который при оборотах коммерции должен был остаться целым, если бы непомерный сей налог не отнимал его приобретений. Нарочно оставаясь от отряда с двумя казаками на переправе сей, я сам был свидетелем того алчного побора с торговых татар и ташкинцов, не подданных российскому скипетру, а потому говоря о них с откровенностью, не умолчу также и о том, что бывшие при отряде с караваном семиполатинскаго купца Попова прикащики, татарин Фозикий, Токжатулла и Насыр-мулла, избавились непомерной сей пошлины по одним только нашим внушениям и заплатили оную безобидно для себя и киргизских перевощиков.

После сего явного грабежа, прикрытого еще честным именем пошлинного сбора, следует другой, столько же наглый, сколько и злостный в своем роде, ибо происходит от тайных ухищрений и [229] потому у киргиз почитается маловажным, т. е. барантой или простым воровством; он состоит в том, что киргизы ведения султана Аблая Адилева, кочующие за рекою Илею, быв научаемы самими их родоначальниками, не опасаясь уже никакого наказания, крадут из караванов скот во время переправы и после оной. Отважной сей краже способствуют скрытные берега реки Или и самое малое число караванных служителей, ибо самый большой караван имеет их не более 15 человек. На сем самом недостатке людей султаны, основывая свое оправдание, укрывают воров и отказывают просителям. Здесь самовластие родоначальников киргизских, не быв никогда и никем преследуемо, до такой степени достигло, что они, не разбирая уже прав чужеземцев, по своему произволу наказывают их телесно.

Показав начало того преткновения, на коем должны торговцы терять всю свою охоту к распространению торговых связей, с Кошкаром, Каконом и прочими городами Азии, я в своем месте объясню и другие, столько же важные на пути сем препятствия, теперь же приступлю к качествам и поведению султанов Адилевых и их подчиненных киргиз.

Султаны: Аблай, или по киргизскому названию Кулан, во всех отношениях жизни может заменить простолюдимого, а не султана, одним словом, он так закостенел в невежестве, что ни в словах, ни в поступках, ни в самых чертах его лица не найдешь ни одного оттенка добрых качеств и важности султана. Его занятия в отношении дел собственных и частных происходят только в грабеже караванов и в барантах с своими соседями. Имея у себя более других отважных злодеев, он весьма гордо мечтает о своем владении и о самом себе, за что ненавидим уже и многими своими соотчичами, но уважается ими только из боязни, которая проистекает от того, что султан Кулан, жертвуя сам рабски китайскому правительству, почтен от бугдыхана за сию приверженность важным достоинством и поставлен, так сказать, главою над всеми прочими султанами, платящими ему обыкновенную подать лошадьми. Следуя сему достоинству, в собирании подати Кулан участвует, как старший в орде и как первостепенный член, поставленный от Китайского государства. В августе месяце каждого года из города Кульджи выходят во владения киргизские отряды китайцев, называемые алымча; они на первых караулах делятся на три части: одна идет к урочищу Семирек, другая - в волость Найманскую, а [230] третья, самая большая и вместе почетная, отправляется к Кулану, куда после собираются и две первые части. Вот все важное достоинство, коим султан Кулан берет преимущество над султанами юсунских волостей. А какую имеет власть над ними китайское правительство и что наиболее действует на умы сего народа, о том впоследствии я не оставлю без предварения.

Галлий, 2-й сын покойного Адиля Аблайханова, из всех братьев Кулана есть наилучший. Он имеет довольно хороший ум и одарен добрыми качествами души, его поведение выхваляется самими торговцами, которым он много помогает и защищает от обид и притеснений, которыми тяготятся они в общем их владении. Можно признательно сказать, что сей султан показал бы хорошие примеры усердия своего к державе Российской, но состоя во власти брата и следуя коренному обыкновению киргизскому, не смеет явно противиться намерениям и поступкам своих братьев.

После сих султанов берет верх над всеми другими братьями Адилевыми брат же султана султан Иргалы, его поведение уже описано, и здесь я дополню только то, что сей хитрый и пронырливый султан весьма много действует на ум безрассудного Кулана, он под предлогом его приказаний причиняет величайший вред караванам.

Далее за ними следуют султаны Мамырхан, Тюлек, Таук, Тынала и Сейльхан, о которых я не почитаю нужным распространяться, ибо первые два известны уже из вышеписанного, а последние все есть не что иное, как прямые сотрудники Кулана и верные бичи торговой промышленности. На сем самом поведении султанов основали свою жизнь и подвластные им киргизы. Считая известные их роды, в ведении султанов Адилевых найдется 15 волостей и именно: Чамыр, Джанис, Сынким, Ботпай, Кошкаран, Истекурек, Куралаш, которые все имянуются по роду дулотами. За ними следуют Атбаны, Сыгас-Сары, Атбучуны, Льджаны, Кунгыр, Бурыки, Кызыльбурыки, Акштыки и Коралкштыки, в коих почитается до 60 000 всадников, но все они одинаково пускаются на грабежи купцов и на разорение своих соседей. Говоря с откровенностью о Большой орде, я признательно скажу, что волости Суанкская, Чапрастинская и Джалаирская, кочующие на правой стороне реки Или и состоящие в ведении других султанов, живут мирно и спокойно, но волости султана Кулана, который есть главный над всеми братьями повелитель, имеющие кочевья за Илею, грубы, [231] наглы и неприязненны; коренная их привычка к грабежам делает их дикими, и сокровенное место реки образует из них самых жестоких разбойников. Привожу на таковое мое заключение доказательство, которого не могу скрыть из благодарности к осторожным козачьим воинам. Оно состоит в следующем.

Набег на отрядный табун киргизских барантовщиков

В ночь с 23 на 24-е число отряд, достигнувши до берегов реки Или, расположился на ночлег в урочище Бешчатер и отпустил лошадей для пастьбы на травы, у самого почти лагеря находящиеся. Строгий военной порядок, соблюдаемый начальником нашего отряда хорунжим Нюхаловым, на всяком шагу нашего движения, здесь в темное ночное время и в таком месте грабежей, о коем мы много уже имели понятия, был наиболее усугублен, и число караульных при табуне нарочито увеличено; но несмотря на сию осторожную стражу козаков, киргизы внезапным набегом на табун из закрытых берегов реки Или, успели бы угнать 4-х наших лошадей, если б хотя немного усыпилась бодрость караула. Но как бдительность сего последнего была ревностна, то наглецы сии при первом их порыве в табун были пойманы и на другой день по согласию киргиз, кочующих около Или, быв в виду их наказаны нагайками и отданы в аулы. После сего, кажется, могли бы люди сии несколько опасаться русского отряда, который еще был вместе с ними, но окоренелые сии грабители, в глазах наших, схватив трех лошадей у киргиз Джалаирской волости, бывших там у своих знакомых, бросились с ними в реку Илю и после скрылись в берегах оной от преследовавших за ними козаков.

24 и 25 июля между переправою был роздых, а 26-го числа следовал восьмой переход от урочища Бешчатер до речки Чалек 20 верст

Дорога от урочища Бешчатер, переправясь чрез реку Илю, идет вверх по течению оной до левого берега малой речки Чалек, которая падает в Илю. Места на оной избыточествуют хорошими травами и хлебопашеством, чему много способствует упомянутая речка Чалек; а потому не было бы никаких препятствий для караванов, если бы кочующие там киргизы из роду атбанов и альджанов ведения султана Кулана не наносили им своих оскорблений и воровства. [232]

Июля 27-го, девятый переход от речки Чалек до подошвы гор Сюгаты 45 верст

От речки Чалек дорога идет тоже вверх по течению реки Или до самой подошвы гор Сюгаты, на ней до половины караваны могут находить все нужное с избытком; ибо тут пролегает место ровное, с изобильными кормами, но далее, приближаясь к горам, дорога делается каменистою с большим булыжником, а травы и воды становятся гораздо беднее, отчего путь в здешнем месте имеет трудность для проходу; а к тому еще много беспокоят кочующие на нем киргизы кызылбурыки, и частию алджаны, которые считаясь во власти Кулана, управляются отдельно биями, столько же дерзкими в грабежах, сколько и самый главный их начальник, они для одного только раззорения караванов нарочито кочуют близ дороги.

Десятый переход, 27-го же июля, от подошвы гор Сюгаты до подошвы оных на другой стороне 15 верст

От места отрядного роздыха дорога поворачивается вправо и пролегает чрез весь хребет гор Сюгаты по каменистой почве, быв перерываема горами и ущелинами, отчего и при самом изобилии в травах и водах, на ней нет никаких кочевьев и караваны почитают переход сей труднейшим. Его можно бы было обходить способною дорогою, но путь сей находится во власти китайских калмыков, а потому караваны не имеют там своего направления.

Одиннадцатый переход, 28 июля, от подошвы гор Сюгаты до первой ущелины гор Тураагыр 30 верст

Дорога от гор Сюгаты идет в правую руку к горам Тураагыр по равнине, простирающейся между сих гор в обе стороны на самое большое пространство. На равнине сей в правой стороне кочуют киргизские волости: Акштыки, Альджаны и Кызылбуруки, ведения султана Кулана, народ известный уже из предыдущего моего описания; а влево находятся кочевья китайских калмыков. Здесь караваны могут довольствоваться всем нужным с наилучшим избытком, ибо равнина вмещает в себе богатые травы и воды и солонечные места. Сюда-то стекаются киргизы из самых отдаленных мест поправлять скота и особенно верблюдов. Кроме [233] сих богатств природы, здесь производится славное хлебопашество, принадлежащее по кочевым местам калмыкам и киргизам. На водах, чрез равнину текущих, находится много мельниц, я из любопытства нарочито проводил там около суток, дабы видеть действие оных и нашел, что они довольно хорошо устроены, одним словом, равнина сия есть богатейший источник для довольствия киргизского народа, там кочующего.

Двенадцатый переход, 28-го же июля, чрез щель, до окончания оной 15 верст

От роздыха нашего дорога идет в щель гор Тураагыр и после пролегает чрез большие каменистые увалы, не дающие из себя никакого произрастания и вод. Его можно бы обходить другим путем гораздо способнейшим, но он находится во власти китайских калмыков, а потому караваны избрали трудный путь по необходимости. Здесь, когда проходишь верхи гор, вдали видна прелестнейшая игра природы: с одной стороны блещет река Иля, протекающая по лугам изгибами; с другой видна большая гора Калкан, из которой киргизы достают нарочитое количество свинца, а с третьей показываются кочевья калмыков и виден китайский караул, именуемый Мерке.

Недалеко от того места, где отряд остановился, дорога, по которой мы имели направление, разделяется на две части, одна протягивается к горам Киргиз-Алатау, или к дикокаменным киргизам, а другая ведет в кочевья калмыков. Любопытствуя о образе жизни сего народа, я нарочито ездил в их аулы и нашел, что они от киргизского нимало не отличаются.

Тринадцатый переход от ущелины гор Тураагыр до ключа Карабулак 32 версты

От окончания первой ущелины гор Тураагыр дорога к подошве гор Кутай-Алатау до ключа Карабулак проходит чрез равнину, между сим пространством лежащую. Обильная сия равнина, простираясь в длину более нежели на 100 верст, имеет начало от реки Большого Чалека и оканчивается у реки Чарым, около того места, [234] где находятся четыре китаиских караула на дороге, ведущей ко всем пограничным городам, близь черных киргиз лежащим, и на котором кочуют калмыки; на ней производятся хорошие хлебопашества и есть много водяных и ветряных мельниц.

Нападение на отряд казылбурыков

Переход сей, сколько способный, столько и обильный кормами, много опасен для караванов. Кызылбурыки-киргизы ведения султана Кулана, кочуя у подошвы гор Кунгай-Алатау, не дают здесь свободного ходу, они причиняют всегда большие грабежи и столь к ним приобвыкли, что мечтали уже страшить и самый отряд наш своим набегом. Вот каким образом случилось мне видеть и узнать на опыте их отважность. Кызылбурыки, конечно, заметив нас еще накануне спускавшихся с гор Тураагыр, собрались в числе почти 400 человек, а на другой день, когда вышли мы на равнину, они стремительно пустились с гор к отряду. Здесь справедливость требует от меня объяснить, что хорунжий Нюхалов при нападении сем поступил весьма благоразумно: он завидел толпу сию и, приготовив отряд свой ко всякому случаю, сам со мною и двумя урядниками отправился к ним навстречу и, зная разговор киргизской, посредством оного успел их остановить; потом, дав чувствовать сим дикарям, что они весьма много потерпят от того, если отважатся вступить в Драку с отрядом или нарушат спокойствие своих соседей, он так хорошо обуздал их, что они, потеряв охоту и намерение отважиться на что-либо, воротились в аулы. Изведания о сем нападении, достоверно мною собранные, показывают, что киргизы сии были научены самим султаном Куланом напугать русский отряд, но испуг сей был бы пагубою многих из них, если бы при отряде был другой, не столько благомыслящий начальник.

Четырнадцатый переход, 30 июля, от Карабулака до речки Мерке 25 верст

Дорога от ключа поворачивается направо в первую щель гор Кунгай-Алатау и достигает до левого берега речки Мерке. Пространство на этом переходе никем необитаемо, высокие горы [235] покрываются вечным снегом, растущии лес из больших пихт и елей, годных даже на самое корабельное строение, беспрерывные водоскаты, упадающие с гор стремительно; словом, все виды натуры, охлаждаясь сами под влиянием атмосферы, ровно действуют и на проходящих. Трудный сей переход можно бы было обойти в другом месте, где ходят и самые караваны, но как путь тот лежит уже в ведении китайских караулов, около коих отряд, согласно данной хорунжему Нюхалову инструкции, не смея появляться, принужден был избрать сию многотрудную дорогу, ибо только одна она ведет прямо в землю дикокаменных киргиз, куда отряд был назначен.

Июля 31-го, пятнадцатый переход от речки Мерке до речки Талдасу 32 версты

Дорога от места ночлега нашего, поворачиваясь направо и пролегая чрез смежную цепь гор Кунгай-Алатау, спускается при выходе к речке Талдысу, она имеет не только хорошие травы и воды, но изобилует и самыми фруктовыми деревьями урюка и яблоков; смородина, малина и другие ягоды растут здесь с большим избытком. Но при столь щедрых дарах натурального плодородия дорога опасна от стремнин и оврагов; начиная от самого Каратала и до владения черных киргиз я не видал еще другого столь трудного и опаснейшего прохода, каков есть на этом месте; тут высота гор столь велика, что с верхов оных, горы, вчерашний день нами проходимые, казались уже самыми мелкими снежными буграми, и промежутки оных, имея большие каменистые овраги с снежною покатостью и заросший отовсюду лес, слишком много страшит проходящих. Сверх сего место сие может назваться и обиталищем больших животных, как-то: сохатых, маралов и медведей, которых мы там видели весьма часто. Проход сей также почитается и гнездом воров и скопищем грабителей, сюда стекаются для баранты и раззорения караванов юсунские и черные киргизы; оба сии неприязненные народы грабят в свою очередь друг друга и вместе разоряют торговцев. Успех всегда остается на той стороне, которая после нападения с отнятым скотом или вещами успеет захватить проход сей, ибо они, пользуясь сим местом, скрываются в горах безопасно. Народы сии так окоренели в набегах, что нередко тревожат и скрадывают китайские караулы, на дороге сей стоящие. [236]

Шестнадцатый переход, 31-го же июля, от речки Талдысу до речки Карасу 10 верст

Дорога от речки Талдысу поворачивается направо и идет равниною, принадлежащею черным киргизам. На ней находятся три переправы, по мелководью и отлогим берегам нимало не затруднительные: первая - чрез реку Талджу, вторая — чрез реку Тюп, впадающую в озеро Иссыкуль, и третья — чрез речку Карасу, стекаемую в Тюп. Равнина, простираясь в ширину на 90, а в длину на 20 верст, облегает с одной стороны горами Кунгай-Алатау, с другой — противоположной горами Теске-Алатау, при подошвах коих кочуют черные киргизы, с правой руки прикрыта она озером Иссыкулем, а в левую, между гор, проходит большая караванная дорога в города Кошкар, Яркент и Аксу, которая от торговцев называется там по местному положению Сентаж; у сего-то места находятся и те китайские четыре караула, о которых я говорил уже выше. Все караваны, имеющие свое направление в вышеозначенные города, никак не могут миновать сей равнины, она, доставляя им все необходимое, могла бы служить главнейшею подпорою в продовольствии скота после таких многотрудных переходов, но кочевой народ бугинских киргиз, питаясь одними грабежами и стекаясь весьма часто к самой дороге, наносит им тяжкие удары, он до такой крайности дерзок, что вредит даже и самим китайцам, выходящим из главного кульджинского управления для смены караулов в города Аксу, Яркент, Кошкар и Турпан.

Удачное отвращение набега сарбагызских киргиз

Здесь выведу я одно обстоятельство, которое имело бы гибельное последствие для тех киргиз, к коим отряд имел направление и которое благодаря вниманию 6-го козачьего полка сотенного атамана Пантелеева отвращено было весьма счастливо. Вот в чем состоит это происшествие: отрядный начальник хорунжий Нюхалов, сближась к кочевьям бывших в сопровождении его депутатов, отправил вперед с известием о нашем приближении одного бывшего у них в услужении черного киргиза с сотенными атаманами Волковым и Загравским, а отряд расположил лагерем на ночлег. Близь самого [237] лагерного места на хороших кормах паслись наши лошади, имея вокруг себя бдительную стражу козаков, в 11 часов ночи сотенный атаман Пантелеев при веянии ветра услыхал, что в стороне довольно далеко происходил некоторый невнятный шум; он дал знать о том хорунжему Нюхалову, а сей последний, его же с несколькими казаками послал проникнуть в то место, где оный был слышан. Пантелеев, подъезжая ближе, на слух заметил, что на равнине около реки Тюпа толпилось несколько сот киргиз, и разумея их барантовщиками, пистолетным залпом дал знать отряду, а сей, отвечая таким же образом, испугал уже и самую толпу, которая, пользуясь темнотою ночи, успела скрыться в горы. Нечаянный сей случай много действовал впоследствии на умы того народа, к которому мы везли депутатов, родоначальники онаго и другие почетные киргизы, с признательностью отдавая нам благодарность, чистосердечно признавались, что они в ту ночь, как мы прогнали показанную толпу киргиз, ждали оную в свои аулы и до самого рассвета стояли в готовности к отражению. Народ, которой имел намерение сделать то нападение, коего мы счастливо их избавили, называется сарбагызами, они в беспрерывной вражде с киргизами султана Кулана и мстят бугинцам за то, что оные предупредили султана Алия Адилева о их нападении. О чем в своем месте будет подробно описано.

Семнадцатый переход, августа 1-го, от речки Карасу до речки Джергалак 40 верст

Дорога, от речки Карасу пролегая по той же равнине, где отряд проходил вчерашний день, ведет к правому берегу 2-й реки, впадающей в озеро Иссыкуль, именуемой Джергалак. Пространство, лежащее на сем проходе, вмещает в себе хлебопахотные места, принадлежащие арыкам и билекам, из коих первыми управляет бий Алыжбай, а последними — дети умершего бия Ширалы. Во всю дорогу нашу я нигде не видывал такого изобилия в хлебе, как здесь: пшеница, ярица, овес, горох и другие произрастания имеют тут самое цветущее состояние.

Первое свидание депутатов с нарочно посланными для встречи

Оставляя на этом месте описание дороги, впереди лежащей, я сообщу здесь первое свидание наших депутатов с своими соотечественниками. Судя о той скорости, с какою появились последние [238] из них для встречи, и о том восторге, какой был при свидании, к чести сего народа должно сказать, что чувства их нимало не дики, добрых порывов приверженности к своим родовичам, тоже самое оказали наши депутаты, они, горя нетерпением увидать родителей и ближних своих родственников, перерывали друг друга в объяснениях, коими каждый из них хотел доказать близость своих аулов. Нетерпеливое их желание в свидании превзошло напоследок и самые границы благопристойности: сын Улыжбая и сын Ширалы, противясь один другому, так поссорились между собою, что дело уже шло до драки.

Разделение отряда на две части

Угождая нетерпеливости депутатов, кои, быв слишком еще молоды, натурально чувствовали детскую любовь к родителям, для успокоения их желания хорунжий Нюхалов разделил отряд на две части, с одною взял он направление в аулы бия Ширалы, а с другою отправился к бию Улыжбаю. Едва успели мы разделить отряд наш, как киргизы, приняв всякий свою сторону, окружили депутатов, музыка и народные песни, свойственные образу жизни, раздались в толпах их.

Второе свидание депутатов с бием Улжибаем

В сем простонародном, но радостном удовольствии я достиг до аулов бия Улжибая, у реки Джаргалан стоящих; здесь новая столько же приятная и вместе трогательная сцена представилась глазам нашим: бий Улжибай с подчиненными ему киргизами выехал к нам навстречу сам, сей почтенный и достойный всякого уважения родоначальник при первоначальном с нами свидании доказал, что он умеет понимать милостивое к нему внимание нашего правительства; доброе и вместе чувствительное его сердце, быв растрогано словами сына, с душевною простотою изъявившего пребывание его в России, запечатлело на глазах его благодарные слезы, и он несколько раз безмолвно обращался то к нам, то к своему народу, который имея к нему глубокую покорность, не из лести, но из чистосердечия и почитания разделял с ним свою радость. Когда таким образом кончился первый восторг свидания, бий Улжибай, отблагодарив нас за доставление сына, пригласил в [239] свои аулы, угостил весь отряд бараниною, кумысом и вином, из сего последнего выгоняемым; точно такое же свидание имел и хорунжий Нюхалов в аулах дяди нашего депутата бия Худайменды, который находился от меня в пяти верстах.

Доставив таким образом депутата, мне должно было по сделанному условию соединиться с хорунжим Нюхаловым, почему, отдав благодарность мою за гостеприимство, я отправился в путь и, соединясь вместе, около 4-го часа пополудни отряд наш двинулся для доставления последнего депутата в его кочевья.

Восемнадцатый переход, 1-го же августа, от реки Джергалан до реки Карагол 40 верст

Дорога, поворачивая вправо к озеру Иссыкуль по месту ровному и обильному хлебопашеством и другими потребностями, достигает до реки Карагол, которая есть третия из рек, впадающих в упомянутое озеро. У сей реки имеют кочевья билеки, управляемые старшим братом бывшего у нас депутата бием Алгазою, народ прямо достойный своего родоначальника, закоснелого в самом грубом невежестве и грабеже; все его подчиненные так наглы и дерзки, что несмотря на сопровождаемого нами депутата, сына бия Епалака, осмелились не только нанести нам обиды глупыми своими выражениями, но даже вздумали было грозить явным нападением, но их замысел был отвращен добрыми внушениями хорунжего Нюхалова и особенно тем, что отряд, не вступая ни в какой с ними разговор, удалившись вверх по течению реки Карагол, остановился там лагерем.

На здешнем ночлеге хорунжий Нюхалов, усматривая вкруг реки Карагол прекрасные корма, решился остаться на местах сих для поправления отрядных лошадей, кои от многотрудных переходов пришли уже в довольное изнурение, а я с 20 казаками и сотенными атаманами Пантелеевым, Загравским и Волковым отправился в аулы бия Епалака для доставления к нему его сына.

Девятнадцатый переход, 2 августа, от реки Карагол до реки Джоуку 62 версты

Дорога от места нашего разделения, направляясь прямою линиею к озеру Иссыкуль, избыточествует хорошим хлебопашеством и травами; на пути оной находятся три переправы, которые есть [240] удобовозможные: первая — чрез Ирдык, вторая — Джетыгуз и третья — чрез Джоуку. Все сии реки, протекая по равнине, падают в озеро Иссыкуль. Места, нами проходимые, разделяются здесь на две части принадлежности, одною владеют дети бия Ширалы со своими подчиненными, а другая, начиная от реки Джатыгуса, находится во владении бия Епалака и подвластной ему волости Джеилденской.

Встреча, деланная депутату нашему от родного его брата

Доезжая к реке Джатыгусу, мы встречены были братом нашего депутата бием Нурузбаем со многими киргизами; он при свидании с нами оказал нам знаки хорошей дружбы, а для предупреждения отца своего о нашем следовании отправил вперед несколько человек своих киргизов. Между тем, как мы переправлялись чрез реку, оба брата в сопровождении своего народа, переехав прежде нас, спокойно продолжали путь свой к аулам; но едва успели они податься вперед на некоторое, и то самое малое расстояние, как билековские киргизы, бывшие в числе прочих, оказав неприязненность, отняли у бия Нурузбая лошадь. Наглый сей поступок получил, однако же, достойное возмездие: посланные мною сотенные атаманы Загравский и Волков успели нагнать означенных грабителей и привели их ко мне; отнятую лошадь я возвратил обиженному и виновных отправил по принадлежности к детям бия Ширалы, близь коих находился тогда хорунжий Нюхалов, где они и были наказаны.

Свидание депутата в аулах бия Епалака

После сей маловажной неприятности отряд, достигая аулов бия Епалака, был встречен им самим со множеством народа и был принят с хорошим уважением и дружбою. Истина требует от меня сказать, что сей достопочтенный начальник при справедливых правилах своих может быть тверд и непоколебим в верности; его кроткое обращение с природною важностью и строгие поступки в поведении собственном обуздали подвластных ему киргиз до такой степени, что отважный сей народ, славившийся многократными барантами и грабежами, ныне чуждается сих пороков; но я, оставляя до своего места описывать его поведение, скажу только то, что Епалак на первом шагу нашего свидания в его аулах показал много доброго и полезного: он с таким духом говорил [241] собравшемуся к нему народу, что бий и все почтенные киргизы из благодарности своей к России приняли нашу сторону.

Окончив здесь все, что от меня касалось до сего доброго родоначальника, любопытство влекло меня к обозрению озера Иссыкуль, я объявил о том бию Епалаку, и он, с радостью желая служить мне вожаками, дал еще для съезда 18 лошадей, которых я возвратил ему после с благодарностью.

3 и 4 августа продолжалось обозрение озера Иссыкуль, а 5-го обратно прибыл в аулы

Озеро Иссыкуль имеет название по своему значению; оно на русском языке означает теплое озеро, что и справедливо, ибо оно зимою не замерзает, в виде своем оно почти яйцеобразное, вода несколько сладковата, но в пищу годная, берега на местах низких отлогие и глубина небольшая, но около гор высокие с глубокими местами. В нем, как киргизы уверяют, водится множество разных родов рыбы, но при мне имеющимся там небольшим неводом доставали только щук и карасей. Озеро принимает в себя одиннадцать рек, кои суть: Тюп, Джергалан, Корогол, Ирдык, Джетыгус, Джауку, Чичкан, Ергачак, Алабаш, Конгролен и Корчарсу; последняя из них есть самая большая, она вытекает из гор Тескеамстау; кроме сего, в озеро втекают многие ключевые источники, выпадающие из гор Кунгай-Алатау. Напротив того оно изливается одним только каналом в реку Чую, которая шириною почти равна с рекою Иртышем, но быстротою далеко уже превосходит, река сия около Ташкинии падает в реку Дарью.

Озеро с одной стороны облегает горами Теке-Алатау, около коих берег имеет самое малейшее пространство, с другой, противоположной — чрез горы Кунгай-Алатау — проходит большая караванная дорога в Коханию и Ташкинию; с третьей протекает большая река Чуй, а на последней простирается равнина, где кочуют черные киргизы. Чтобы дать некоторое понятие о народе сем, я выведу все замечания мои, по сему случаю собранные. Черные киргизы делятся на многие роды, из коих каждый принимает свое название. Кочующие на равнине, начиная от перваго караванного прохода из Китая в землю черных киргиз, именуемого Сентаж до самого озера Иссыкуль, называется общим именем бугинцы, но, делясь уже на волости, принимают другие наименования, т. е. из [242] них первые называются билеки, 2-я — арыки, 3-я — джелидены и 4-я — кызыки. Сии четыре волости составляют главнейшую силу в роде бугинцев и управляются разными родоначальниками, как-то:

Описание нравов билековских киргиз

Волость Билек имеет у себя от 3000 до 4000 юрт, она состоит во власти детей умершего бия Ширалы, границы ее владения начинаются от самого Сентажа и продолжаются по большой караванной дороге до реки Джергалик. Наглый сей народ заставляет меня описать поведение достойных их наставников или выставить на вид имена отличных сих грабителей: первый, главнейший из них, есть старший брат бывшего у нас депутата бий Аджибай, за ним следуют другие первостепенные роззорители торговли нашей, их же братья: бий Нуса, Мусагожа, Джанус и Кайчибек, жалованный от российского правительства чином капитана, саблею и золотою медалью, а после всех них занимает место депутат наш бий Алгазы. Рассматривая черты лица сего последнего, поступки и обхождение, безошибочно угадать можно, что он будет добрый совместник своих братьев и на поприще грабежа успеет приобресть хорошую похвалу. В одинаком с ним соучастии я считаю и родных их дядей биев: Чийдера, Рысалу, Нуку, Худайменду и Яикамана, ибо они нимало не уступают им ни в грабеже, ни в барантах, особенно же последний есть наижесточайший разбойник. Он, как многие бии и почетные люди с клятвою уверяли, два раза убарантовывал лошадей из отряда бывшего там хорунжего Мокина и имел намерение украсть у нас, но услыхавши, что его ищут для некоторых спросов по делу того Мокина, он неизвестно куда из своей волости скрылся.

Описание поведения бия Ульжебая и его подданных

Волостью арыков, в которой почитается около 3000 юрт, управляет бий Ульжебай. Я не могу достойно выхвалить сего родоначальника, он в роде бугинцев есть наилучший как по поведению, так и по уму, который я понимаю в особенном только их народе. Добрыми качествами души и примерною строгостию в обращении с своими подчиненными он достиг такого от них уважения, что, проезжая от самого Иртыша до сего владения, я нигде не видал [243] столь глубокого почитания и к самым султанам главнейшим в орде и роде, какое оказывают они сему бию на всяком месте и во всяком деле. Из опыта узнал я хорошие и обстоятельные его суждения о делах и совершенно доброе понятие о России, о которой он говорил, как человек воспитанный под благотворным ее покровом и с клятвою утверждал приверженность свою к нам. Мой долг требует к чести сего родоначальника, сказать одно происшествие, в котором видно благоразумное обуздание людей, отважившихся на воровство. У семипалатинского мещанина Петра Пиленкова, ушедшего за четыре дни до нашего прихода в Турпан с караваном, сей волости киргизами покрадено было четыре лошади. Ульжебай, после ухода уже сего торговца, отыскал виновных и при бытности нашей, наказав их жестоко, отобрал украденных лошадей и оставил оных до прибытия Пиленкова.

Поведение бия Епалака и подчиненных его

Волость Джеильдень, где считается до 2000 юрт, состоит в ведении бия Епалака. Сей родоначальник, кроткий в характере, добрый в душе и ласковый в обществе, при 70-летней своей старости крепко еще держит своих подчиненных. Чуждаясь вредных своих соотечественников, он имеет дружбу с одним только бием Ульжебаем, и оттого они весьма много сходствуют в поступках и самом поведении. Подвластный им народ, быв строго преследуем за пороки и особенно за грабежи, давно оставил хищные свои набеги, одним словом, арыки и дженльдены при настоящем их правлении есть такой народ, который, согласно клятве их родоначальников, кажется, будет способствовать к расширению нашей торговли, если только правительство обратит на них внимание и найдет способ пресечь корень других хищных киргиз, о которых я в своем месте выведу свое заключение.

Поведение киргиз Кыдыковской волости

Волость кыдыков, имеющая 3000 юрт, управляется бием Яикеем, она кочует около реки Джауку близ самой караванной дорога, идущей в Кошкар, Яркент, Аксу и Турпан. Не входя ни в какие посторонние изведания о образе жизни кадыков, надобно только взглянуть на их правителя и в нем по одним чертам лица его [244] тотчас узнаем, что подчиненные его есть самые злейшие разбойники. На сем то самом месте караваны часто истребляются до основания, ибо киргизы Билековской волости, встретив их при выходе из Сентажа, провожают грабежами до кадыков, а кадыки, не выпуская уже за границы своего владения, доводят оные до последней крайности, одним словом, проход из Сентажа до реки Джауку есть нечто иное, как вертеп разбойников.

Собрание старейшин черных киргиз

Кончив обозрение озера Иссыкуль, я возвратился обратно в аулы бия Епалака, там, согласившись с ним, в сопровождении многих почетных биев и киргиз, мы отправились в аулы бия Ульжебая, где положено было сделать народное собрание для исполнения известного поручения, на каковой конец хорунжим Нюхаловым приглашены были все дети бия Ширалы с их дядьями и другие бии, кроме Яикамана.

В собрании том с достойною важностью отданы были письма и объявлены самые обстоятельства, для которых отряд был к ним послан. Все предложения наши были приняты обществом старейшин с знаками хорошего расположения в их пользу, почему и можно было ожидать тогда же согласия, но обстоятельство, которое ниже будет означено, останавливая их на пути желания, уклонило их на сей раз от решимости. Вот на чем несколько времени колебались их умы.

Посольство от коханского владетеля

Коханский владетель, изыскивая, как видно, случай расширить свои владения и дать некоторые способы в оборотах торговли своей, отправил от себя трех посланников: одного к нашему правительству, другого к султану Кулану, а третьего к правителям черных киргиз. Не говоря о первом из них, ибо правительство, конечно, имеет его ноту, но о двух последних, по изведываниям моим, узнал я, что они приезжали склонять означенных родоначальников войти в подданство Кохании, предполагая с тем вместе совокупными силами истребить саргазынских киргиз, кои слишком часто наносят опустошение своим соседям; но предложения сии остались без успеха по следующим причинам: Кулан, быв на тот раз [245] занят делом с китаискими калмыками, которые взыскивали с него покраденных лошадей, приглашался также и к нашему отряду для получения высочайших наград, а потому не имел времени или не смел сделать никаких заключений с посланниками, а бии черных киргиз, имея детей своих депутатами у нас и ожидая окончания баранты сарбагызов с юсунцами, решились до времени остаться непреклонными вступать в подданство Кохании.

Исполнение старейшинами черных киргиз наших предложений

Напоследок благоразумным внушением хорунжего Нюхалова о той сильной защите, какую приобретут, они от могущества российского покровительства, бии Ульжебай и Епалак первые отторгнули всякую мысль о Кохании и примером доброго своего соревнования к славе Российской державы, увлекли с собою и всех прочих родоначальников, которые в исполнении требований наших дали подписки и благодарные письма к г. генерал-губернатору Западной Сибири. Бумаги сии, как официальные, правительство, конечно, получит, но мой долг и справедливость требует одобрить усердие сотенных атаманов Пантелеева, Загровского и Волкова, которые, зная издавна обыкновения киргизские, много способствовали хорунжему Нюхалову в соглашении сего дикого народа. Та же справедливость понуждает меня объяснить и то, что семипалатинской мещанин Петр Пиленков, находясь по торговым делам в земле дикокаменных киргиз, соревнуя пользам государства, добрыми советами и кротким обхождением успел приобресть себе отличное уважение от тамошнего народа, по его только внушениям, как уверяют сами родоначальники, согласились они послать депутатами детей своих и вступить навсегда в подданство России. Они убедительно просили таковой поступок Пиленкова довесть до сведения правительства, отдавая такую же благодарность и тюменскому мещанину Назару Тупикову, которому поручали они детей своих для доставления в Омск и обратно в их кочевья, и который при неимущественном своем состоянии не щадил последней своей собственности к успокоению их во время переднего пути.

После того как поручение наше счастливо кончилось, я между любопытством узнал, что от озера Иссыкуль до города Турпана караваны ходят только семь дней, а потому, рассчитывая расстояние, я положил, что он отстоит менее 200 верст, промежуток времени, которой надобно было дать для отдыха лошадям [246] отряда, позволял мне удовлетворить желанию; а потому я с десятью козаками в сопровождении нескольких киргиз на лошадях биев Ульжебана, Епалака и других, кои с большою охотою оных мне дали, отправился по пути к Турпану.

Описание города Турпана

7-го числа вечером мы достигли китайского караула, именуемого Шате, и недалеко от оного в горах остановились, и на другой день поутру при хорошей погоде с небольшой высоты я смотрел и самый город Турпан, со мною хотя не было зрительной трубки, но недальнее расстояние оного от моего места позволяло мне хорошо различить видимое: город лежит на возвышенном месте, в нем не видно больших сданий, и самый вид его не показывает никакой правильной фигуры.

Удовлетворив сим любопытство мое, я того же дня обратился в близлежащие киргизские аулы, которые принадлежат волости, именуемой Тынымсанты, управляемой бием Шопаком. Народ сей происходит тоже из роду бугинцов, но он кочует отдельно. Киргизы сии, по уверению много бывших, имея кроткие нравы, ведут спокойную жизнь.

Продолжая обратный путь мой, я 10-го числа около половины дня прибыл к отряду, и вскоре после моего приезда мы приняли обратное направление к урочищу Каратал, быв провождаемы до реки Тюпа бием Ульжебаем и его подчиненными киргизами, из коих один по приказанию своего родоначальника вместо вожака довел нас до самой реки Или, где кочуют волости султана Кулана.

Переправившись чрез реку Тюп, хорунжий Нюхалов с отрядом принял направление влево чрез ущель гор Кунгай-Алатау, называемую Товолгаты, а я с 20-ю казаками взял марш вправо для узнания караванной дороги, следуя трактом караванов, я наипервее достиг гор Сентажа и остановился во оных для ночлега.

Описание гор Сентажа

Горы Сентажа, где находятся четыре китайских караула, имеют название свое от двух разнородных причин: торговцы именуют их Сынтажем, что на русском слоге означает прорыв чрез горы, [247] это название кажется справедливее другого, ибо тут действительно оканчивается последняя цепь гор Алатау, а далее простираются уже ровные места. Но следуя киргизскому баснословию, они в слове Сентаж принимают на себя событие. Сентаж в русском переводе есть миллион камней. Название сие, как уверяют киргизы, произошло от того, что бывший владетель Азии Чингис-хан, намереваясь завоевать нынешние пограничные города Китая, на этом месте захотел исчислить свое войско и, как закон магометанской считать оное воспрещает, то Чингис-хан приказал каждому всаднику, взявши камень, бросать в одну кучу, где и было насчитано целый миллион тех камней.

После ночлега нашего в горах Сентажа, мы около половины другого дня, появились у самых китайских караулов, именуемых Мерке, Чарын, Каркоры и Корджар, но не желая ими быть замечен, я старался сколь можно иметь от них скрытное направление, довольствуясь одним поверхностным взглядом разведанием, на коих и делаю мое о них заключение.

Китайские караулы

Китайские караулы расположены квадратно, у одних только чиновников видны палатки, а прочие все помещаются в землянках квадратной же фигуры, на первых трех караулах главными начальниками есть гол дан; но на последнем управляет анбан. Караул Мерке имеет от 50 до 80 человек простых китайцев, два других числом людей несколько его превышают, но при анбане находится около 400 человек; караулы имеют свое название по местному положению, ибо первые два стоят при реках Мерке и Чарын, а последние находятся около гор Коркары и Конджар.

Влияние китайского правительства над киргизами

Вблизи 2 -го из сих караулов на противоположной стороне реки Чарын кочуют китайские калмыки. Сей народ, как уверяют соседственные киргизы, ведут спокойную жизнь, причины такового поведения калмыков, я полагаю те, что китайское правительство, строго обуздывая собственные их страсти, жестоко карает и нарушителей их спокойствия. Следующий случай докажет сию истину. Кызылбурыки, киргизы ведения султана Кулана, [248] кочующие почти смежно с калмыками, украли у них 80 лошадей; анбан Конджарский послал к Кулану своего галдая и 20 китайцев за возвращением убарантованных лошадей. Люди сии около 20 суток жили в аулах на собственном от султана продовольствии, они сполна получили лошадей, но востребовали в добавок оного и самих виновных в баранте для предания их в руки правосудия, поелику народные сии грабители всегда предаются там смертной казни. Вот весь довод о важности китайского правительства в земле киргизской.

Обозревши местное положение караулов и узнавши все нужное для моих замечаний, я, следуя за отрядом, 13-го числа августа, соединился с ним при 3-й реке Мерке, ибо под названием сим их протекает там три, откуда идя тою же дорогою, которая вела нас в путь передней, я ничего более достойного замечания не видал, а потому обратный наш марш заключу тем, что в 25-е число того месяца мы благополучно возвратились на Каратал и успели принять участие в том отличном празднике, который дан был в честь народа киргизского.

Окончив замечания мои во время отсутствия от главного отряда, я приступаю теперь к исполнению данной мне инструкции, то есть изложу изведания мои о путях караванных, которые состоят в том.

Все караваны, идущие из-за границы нашей в города Азии, по краю Сибири обитаемые и во владении китайском находящиеся, исключая город Чугучак, куда лежит особый тракт от Семиполатинска, должны непременно приходить на урочище Каратал, ибо место сие есть такой пункт, коего они никак миновать не могут, отсюда караваны следуют только до левого берега реки Коксы, а там дорога, разделяясь на две части, разделяет и их в направлении по торговому промыслу, одна идет чрез горы Якши-Алтынемель к реке Иле, а другая, пролегая к первому китайскому караулу, ведет в город Кульджу; я начну описание сего последнего прохода, ибо он первый стоит пред глазами, а, в свою очередь, скажу уже и о прочих путях.

Караванный ход баранами в Кульджу от первого китайского караула, полагая в сутки 25 верст, считается 8 дней, но торговцы все вообще достигают туда не ранее 12 суток. Истинную причину таковой медленности полагать должно ту, что караваны, получая на каждом из китайских караулов новых провожатых, бывают затем несколько часов задерживаемы на караулах. [249]

Торговые сношения с городом Кульджою

Кроме сей остановки караванов, которая, впрочем, не составляла бы никакой помехи, если бы торговый оборот в Кульдже имел цветущую отрасль, находятся другие такие препятствия, кои, нагло отторгая у торговцев часть их приобретения, отнимают последнее соревнование, производят здесь и без того уже неприбыточную торговлю. Сей пункт ослабления происходит от киргизских султанов, которые, имея глубокое почитание к китайцам, основали на торговых сношениях виды своего корыстолюбия и обман для китайского правительства. Достоверное изведание покажет, как значителен торг кульджинский и какое зло истребляет там прибытки торговых капиталов. Торг кульджинский, имея в обороте только мену баранов на дабы и не составляя никакой многосложной и завидной торговли, вмещает в себе следующие раззорительные неудобства: торговцы наши, не смея являться в Кульджу под собственными своими названиями, принимают на себя подложное имя анджанов, т. е. подданных Ташкинии, сему подлогу способствуют киргизские султаны; они, удостоверяя своими письмами принадлежность караванов означенному владению, с тем вместе из рабской покорности к китайскому правительству и для собственной своей корысти объявляют в письмах сих, что с караваном послан от них подарок, называемый покиргизски тарту, за который обыкновенно кульджинской джанжун дает в вознаграждение посылавшему подарок канфу. Торговый народ, принимая письма от султанов, платит им за оные согласно их требованию подать и принимает на себя отдать джанжуну тарту.

Остановивши таким образом некоторую часть прибыли в руках султанов, торговцы вступают в Кульджу и на первом шаге отдают письма и платят дарчу, после сего им позволяется сдать баранов в казну, ибо никто из китайцев под опасением тяжкого наказания не смеет у них покупать сего скота. Когда приставленные к приему чиновники сочтут баранов, тогда торговец получает по числу оных из казны дабы, но он никак не смеет сортировать доброты сих последних потому, что и его скот принят был без разбору, сим оканчивается всякое торговое сношение в Кульдже. Впрочем, на сей дороге нет никаких трудных проходов, и не было [250] бы опасности, если бы часть Чапрастинской волости с кочующими в ней султанами Мамырханом и Тюлеком не делали иногда грабежей и насилия, чрез какие же именно места проходит дорога, о том прилагаю описание под литерой А. (Мы опускаем все описания дорог, данные автором рукописи под литерами А, В, С, О, Е. (Прим. М. П. Вяткина))

Теперь обращаюсь к дороге, идущей на реку Илю, она, пролегая чрез горы Якши-Алтынемель, доводит только до означенной реки, а там после переправы тот же раз разделяется на две части: одна поворачивается вправо вниз по течению реки, ведет в Коханию, а другая, пролегая вверх, имеет направление к тем черным киргизам, у коих мы находились с депутатами. Поелику последняя из них уже известна из предыдущего описания, то я приложу только о ней маршрут под литерою В; а о дороге в Коханию излагаю следующее мое замечание.

Путь сей, пролегая по левому берегу реки Или, достигает черных нижних киргиз, именуемых сарбагызами, он есть самый кратчайший из всех известных доныне проходов в Коханию и лежит гораздо ближе прямой дороги, ведущей туда из Семиполатинска. На сей то путь торговцы наши давно устремляют свои взоры, потому что торг в Коханию, быв важнее кульджинского, познакомил бы их с прямою азиатскою в здешнем краю торговлею, но они не пускаются тут по причине грабежей, причиняемых им сарбагызами. Жестокий сей народ, беспрестанно барантуя со своими соседями, наносит самые тяжкие удары караванам. На сей конец прилагая здесь описание дороги под литерою С, я выставлю отличные в грабеже волости, как-то: Салтинскую, Кущинскую, Сару и Саяковскую, которые управляются все бием Сарыбаем, одним из самых отважных барантовщиков киргизских. Хотя не знаю я народного счисления в сих волостях, но полагаю, что они довольно сильны.

Нападение сарбагызов на дулатов

Сарбагызы в непримиримой вражде с юсунцами, которая имеет своим началом то, что покойный султан Адиль Аблайханов при жизни своей частыми набегами завладел землею, лежащею близ самой Кохании, где с того времени некоторая часть дулатов, состоявших в ведении Адиля, оставшись там кочевать, производят [251] баранты у сарбагызов, которые в отмщение уже дулатам решились нанести им совершенное истребление; в сем замысле они собрались около 5000 человек, предводительствуемые бием Сарыбаем, вошли уже в волости дулатов и, наверное, успели бы совершить свое намерение, если бы два непредвиденных ими случая не испортили обдуманный план разорения и не подвергли их самих пагубной неудаче. Бугинские черные киргизы, в которых сарбагызы были уверены, что они примут их сторону, против надежды их дали знать о предстоящей опасности дулатам. Султан Алий Адилев был самый ближайший к месту нападения, и он первый получил сие несчастное известие. Он успел еще собрать для встречи около 2000 человек киргиз своего ведения, но люди сии при начальном вторжении сарбагызов оставались без действия.

15 июня сего года сарбагызы, появившись близ аулов султана Алия, согласились, как после на опыте было узнано, сделать нападение вдруг на семи пунктах, т. е. на все семь волостей дулатов, что они на другой день весьма удачно исполнили. Жестокое, или, лучше сказать, варварское, их бичевание не разбирало ни пола, ни возраста; они, грабя аулы, безжалостно терзали своих соседей и, окончив уже позорное сие побоище, под вечер, упоенные кровью ближних, случайно сошлись две партии вместе и, почитая друг друга за неприязненную сторону, в ожесточенном исступлении начали междоусобную драку, а дулаты, пользуясь сим случаем, с мщением напали уже на обе сии толпы и, разбив их, истребили после и другие отделения сарбагызских киргиз. Убитыми на месте почитается до 300 и в плен взято 1000 человек, сверх того досталось в руки дулатов 5000 лошадей и множество одежды. Пленный народ объявлен слугами султанов, а все прочее они при нас еще делили по своему обыкновению.

После дороги в Коханию следуют пути в города Аксу, Турпан, Яркент и Кошкар; они проходят до самого Сентажа всеми теми урочищами, где проходил отряд наш к черным киргизам. На пространстве оных кочуют подведомственные султану Кулану волости — Сыгыссары, Алтбучуны, Алджаны, Кумгыр и Кызылбурыки, но из всех сих волостей Алджаны и Кызылбурыки в грабежах берут важное преимущество.

От гор Сентажа караваны, идущие в означенные города, проходят чрез землю дикокаменных киргиз, имянуемых бугинцами, которых поведение выше описано, у самого же почти Сентажа [252] дорога в Турпан могла бы поворачивать налево, следуя около гор Теске-Алатау, вела бы прямо в город самым ближайшим и удобным местом, но как она идет там чрез пустую степь, куда часто черные киргизы стекаются для грабежей, то из опасения к сему караваны в Турпан идут по дороге в Аксу, Кошкар и Яркент.

От владения черных киргиз, или, лучше сказать, от озера Иссыкуль, дорога Кошкарская и вместе Турпанская, пролегая левым берегом вверх по течению реки Джоуку, доходит только до гор Заукедуа, а у подошвы оных разделяется опять на две части, вправо идет в Кошкарию, а влево, в город Турпан; о первой из них я прилагаю описание под литерою D и объясняю, что на пространстве оной около долины Акссай кочуют бугинские киргизы, именуемые по волостям колмаки, шопаки, абдаши и череки, народ жестокий для грабежей, а около горы Терекдуан — имеют кочевья чембогызские киргизы, менее опасные для караванов.

Дорога Кошкарская от первого китайского караула, называемого Сасык, кроме одного тяжкого по расстоянию для караванов перехода, есть вообще удобная, от озера Иссыкуль ход караванов баранами до Кашкара полагается не более 12 дней, но верховой ездой достигают туда на 4-й день, следовательно, он отстоит не далее 300 верст.

Выше сего я оставил дорогу Турпанскую у гор Заукедуа, а потому оканчиваю оную здесь тем, что все проходы от гор Заукедуа до самой горы Бедальдуан идут чрез горы Теске-Алатау мимо кочевьев кадыков, киргиз ведения биев Гадаимета Исенева и Сарчора, которые в роде бугинцев есть отважнейшие разбойники, далее же от гор Бедальдуана они проходят только чрез два китайские караула Джийде и Шате, около которых до самого Турпана кочует волость Тысым-Салты, управляемая бием Бодпаем и Шопаком, народ сей волости весьма смирной. Ход караванов с баранами продолжается 7 дней, а верховой ездою приезжают туда в два или много три дни; следовательно, расстояние оного не составляет и 200 верст, маршрут же о сей дороге прилагается под литерою Е.

О дороге в город Аксу я не могу ничего более сказать, как только то, что она идет чрез город Турпан, а других проходов нигде не имеет. Караваны из Турпана выходят туда в 2 дни, а верхом доезжают в одни сутки, а. потому полагать должно, что расстояние между тех гор менее ста верст.

Последняя дорога караванов есть в Аркент; она на дороге в Турпан у 2-го китайского караула Шате поворачивается вправо и, [253] пролегая мимо Турпана, чрез 8 дней караваны приходят в Аркент, а потому, наверное, полагать можно, что город сей от караула отстоит не далее 400 верст. На пространстве том хотя кочуют киргизы, но они, считаясь уже кошкарцами, управляются китайским галдаем, а потому поведение их для торговцев должно быть безопасно.

Заключая сим изведания мои о путях караванных и изложив уже все неудобства, встречаемые на оном нашими торговцами, я согласно желанию правительства объяснил некоторую мысль о пресечении коренных врагов торговой нашей промышленности, которая, быв основана на верных доводах, о очевидной опасности караванов, кажется, будет сходствовать с тою целью, на коей принята система упрочить в сем крае торговый промысел.

Благотворное правительство наше, сколько мне известно из наставления, усугубляясь на сем пункте расширения торговых связей, имеет в виду устроить в здешнем краю округ, и предположение сие, конечно, приведено будет в исполнение. Но оно, как важнейший план в перевороте народа дикого и нимало не понимающего о благоустроенном правлении, не может еще принять вскоре своего начала, а между тем караваны наши, стесняясь от корыстолюбивых султанов налогами и имея опасность от насилия и грабежей народа киргизского, должны по необходимости отложить до времени свою торговлю и производить оную без всякого поощрения. Но до времени совершенного учреждения округа я полагаю иметь в Большой орде безвыходно три наши отряда: один на урочище Каратале, другой у переправы на реке Иле, а третий — в земле дикокаменных киргиз на средине между гор Сентажа и реки Джоуку.

Отряды сии, способствуя торговым расширениям и защищая караваны от грабежей, могли бы весьма много действовать на умы киргизского народа и, искореняя постепенно дикие его склонности, споспешествовали бы цели будущего учреждения.

Подписал: Омского гарнизонного полка

лекарь Зибберштейн.

Верно: управляющий отделением Пчельников.

С подлинным читал: начальник стола Василий Рескин.

Пометы: к № 220. 1826 г.

Опубл.: Исторический архив. Т. 1. 1936. С. 226-258.

Комментарии

103. Зибберштейн Фаддей Карлович (род. 1797) — военный врач Омского гарнизонного полка. Родился в Польше. В 1821 г. по окончании курса «врачебных наук» в Виленском университете поступил на военную службу. Весной 1825 г. присутствовал при открытии Каркаралинского внешнего округа и составил записку, о казахах Среднего жуза на польском языке. Владел свободно, кроме родного польского, русским, немецким и латинскими языками,; Генерал-губернатор Западной Сибири П. М. Капцевич в своем рапорте в Министерство иностранных дел так характеризовал Ф. К. Зибберштейна: «Очень полезен в здешнем недостаточно, обеспеченном образованными чиновниками крае своими учеными наблюдениями нравов азиатцев и описаниями всех предметов, необходимых для положительных понятий о пространной степи ц образе действия на ее разнородных обитателей».

Обстоятельства написания «Путевых замечаний» следующие. Султан Старшего жуза Суюк Аблайханов, находившийся в номинальном подданстве России, в 1824 г. приехал в Омск и обратился к исправляющему должность омского областного начальника полковнику С. Б. Броневскому за помощью против соседей, отнявших у него скот. Сибирская администрация в соответствии с указанием Азиатского комитета в 1825 г. организовала отправку военного отряда в Старший жуз. В том же году в Омск явились трое кыргызских биев, кочующих при озере Иссык-Куль, прося у русского правительства защиты «от междуусобных раздоров и грабительств, возникших у них с некоторого времени в сильной степени». Усиление русского влияния в кыргызских родах, кочевавших на караванном пути к Кашгару, представлялось весьма желательным. Бии и сопровождавшие их старшины были обласканы, награждены подарками, а бии и медалями. Было решено отправить их обратно вместе с военным отрядом.

Отряд в 120 казаков, при двух орудиях, был сформирован под командой коменданта Ямышевской крепости полковника Ф. К. Шубина. Инструкцией начальнику отряда, между прочим, предлагалось по прибытии в Юсунскую волость снарядить отряд в 50 человек к кочевьям кыргызов, отправить с ним их депутатов и тут же разведать торговые пути. Генерал-губернатор П. М. Капцевич предложил полковнику Ф. К. Шубину отправить вместе с отрядом, который будет отряжен в кочевья кыргызов, лекаря Зибберштейна. «На его попечение, — писал Капцевич, — узнать самое главное и сколь можно достовернее путь удобный к торговле с Кашкарией, китайским городом Аксу и Тибетом».

Отряд полковника Ф. К. Шубина выступил из Семипалатинска 5 июля, 9 июля отряд достиг урочища Каратал. Здесь полковник Шубин дал отдохнуть лошадям и людям и отсюда 17 июля выделил отряд для следования в кочевья кыргызов под командой хорунжего Т. В. Нюхалова. С этим отрядом отправился и лекарь Зибберштейн (Вяткин М. П. Путевые записки лекаря Зибберштейна // Исторический архив. Т. 1. М.-Л., 1936. 223-225; Плоских В. М. Первые киргизские посольства в Россию (конец XVIII — середина XIX вв.) // Известия АН Киргизской ССР. Обществ, науки. 1988. № 4. С. 16; Кыргызстан-Россия. История взаимоотношений (XVIII-XIX вв. Сборник документов и материалов. Бишкек, 1998. С. 446).

104. Губайдулла (Габибулла) (1778-1860/1861) — султан Среднего жуза, старший сын хана Вали, внук хана Аблая. Был избран в ханы казахами после смерти хана Вали. В декабре 1823 г. был утвержден китайским императором в звании казахского хана. В июле 1824 г. при попытке встретиться с китайскими посланниками для совершения обряда конфирмации в ханы был арестован царскими властями. В 1839 г. был арестован за связь с мятежным султаном Кенесары Касымовым и сослан в г. Березов. Возвратился из ссылки в 1847 г. и все последующие годы находился под особым надзором царских властей (Ерофеева И. В. Казахские ханы и ханские династии в XVIII — середине XIX вв. С. 92-93, 135-136).

Текст воспроизведен по изданию: Путевые дневники и служебные записки о поездках по южным степям. XVIII-XIX века // История Казахстана в русских источниках XVI-XX веков. Том VI. Алматы. Дайк-пресс. 2007